Когда художник умирает...

После ссоры с Лилей прошло уже как 5 дней. Володя полностью остыл и к этой ситуации, и к самой девушке, что умудрилась её создать. (если честно, Володе все таки немного обидно за порванный в клочья блокнот) Сейчас же он всеми силами старался разгрести многочисленные долги, дела и прочее-прочее, чтобы с чистой совестью можно было устроить себе законный "отпуск", улетев в Италию вместе со своим другом. Как раз о нем - Маяковский искренне порадовался за Есенина, которого ссора не коснулась, а обошла стороной, тем самым сохранив его и без того расшатанные нервы. Ещё, конечно, это отгородило художника от новых извинений, да попыток объяснения столь странного поведения Брик, ну и самое главное, как вишенка на торте, ему самому не пришлось "выгонять" Лиличку из квартиры на время его отъезда. Проще говоря, все раз решилось как нельзя лучше. Проблемы испарились сами по себе. Последнее время Владимир дома бывает не часто, в основном только из-за Щена которого нужно выгуливать, но по возможности он берет его с собой, дабы тот совсем не заскучал в одиночестве. Сейчас же брюнет занимается написанием картины, которая должна быть готова ко дню перед отъездом самого художника на лекторий в Москву. Сложновато сконцентрироваться на мелких деталях замысловатых сиренево-голубых цветов и прочей россыпи трав на горных массивах под чистейшим небосводом, после целого дня беготни по городу. Маяковский даже толком поесть не успел - отвлек Боря с просьбой нарисовать обложку для его новехонькой книги про жизнеописание врача и поэта. Вове когда-то выпал шанс прочитать отрывок этого произведения, которое Пастернак наконец-то довёл до ума и закончил, отправив недавно тексты в типографию. Отказать другу он конечно не смог, более того, Борька сразу сунул ему в руки деньги, обозначив что именно хочет видеть на обложке, и сказав, мол, в художественных навыках его не сомневается, поэтому сразу даёт на расходы и потраченные силы и время. В общем, этим делом можно будет заняться во время перелета, набросать что-нибудь, а потом как-то за недельку, во время свободных вечеров после лекций доделать и отдать новоиспеченному писателю, созерцая его крайне довольную мордаху. Брюнет поднимается с табурета, что стоял перед мольбертом с холостом, на полотне которого пока что чётко вырисовывалась основная часть пейзажа - луг, а остальное, ели и горные хребеты обозначенные мазками, понятными только одному живописцу - оставались какими-то размытыми ляпами. Он открывает окно, сунув лежащую на подоконнике полупустую пачку сигарет в карман штанов, пока взгляд непроизвольно затягивает темно-синяя, загадочная даль, с поблескивающими звездами, разбросанными непостижном разуму порядке. Думает, что надо бы бросить курить, ибо после хоть одной сигаретой перед сном, на утро у него голос как у курильщика с огромным стажем, такой же хриплый, скрипучий, к тому ещё и переодический кашель. С минуты на минуту должен прийти Серёжа, чтобы вместе купить билеты и подать заявку на перевоз животного. Хотя, правильнее сказать, что все делать будет сам Есенин, уточняя некоторые детали у Володи, который просто поприсутсвует рядом. Вскоре раздался дверной звонок, прожурчав мелодией на всю квартиру и, Щен синхронно с самим хозяином оказался у двери, радостно виляя хвостом, да так активно, что его пятую точку заносило из стороны в сторону, вслед за оконечностью. Когда дверь открывается, Серёжа радостно улыбается, переступая порог дома. - привет! Он распахивает руки для объятий, и Володя сразу же "падает" в них, втягивая носом вечернюю свежесть, которой веяло от эстета с примесью тонкого, еле уловимого аромата ванили - тёплого, обволакивающего, с крайне приятным сладковато-горьким послевкусием. Объятия такие, кажется, уже стали традицией, без которой не обходится ни одна столь долгожданная встреча. Щен тут же громко гавкнул, заставив обратить внимание и на себя. - и тебе привет, дружок. Блондин отпускает Маяковского, и присаживается на колени, принимаясь тискать радостного, довольного как слона Щена. - прости, что тебе пришлось ехать ко мне. Да ещё так поздно. Глянув на наручные часы, что показывали 8.40 вечера, говорит хозяин квартиры, поворачивая ключ в замке. - Дел выше крыши, приходится совмещать всё. - ничего страшного. Я сам недавно освободился. - чего так? Интересуется Володя, пока друг, уделив достаточно внимания псу поднимается, снимая с плеча сумку, оставляя её на комоде, а затем и стаскивая с плеч светлое пальто, которое художник лично вешает на крючок вешалки. - сначала новую статью пытался дописать, затем новости важные получил, а потом маме помощь понадобилась... - сильно устал? - нет. Мотает светлой, кудрявой макушкой Есенин, вытаскивая из сумки ноутбук и довольно большую упаковку лакомства для собак, протягивая её кареглазому. - я ещё полон энергии. Маяковский усмехается, с прищуром глянув на Есенина. - это замечательно. А вот Щена ты балуешь! - всего-то второй раз! Оправдывается Серёжа, разводя руками. - ничего страшного не случится, если сегодня он съест пару мясных деликатесов. В подтверждение этому слышится лай. - ну вот, видишь? Он тоже с этим согласен. - ладно-ладно. Так уж и быть, пойду вам на уступки. Щен, получив свое лакомство, блаженный унесся в зал, пока Вова, направляясь в сторону кухни предварительно пригласил гостя в маленькую "мастерскую" на дому. - проходи в кабинет, можешь стол занять, я сейчас тоже приду. - ага. Кивает голубоглазый, заходя в довольно светлую комнату. По коже рук прошлись мурашки - в помещении было довольно холодно. И как только Володя здесь сидит? Серёжа ставит макбук на чистый стол (художник наконец-то разобрал завал на нем), не собираясь сразу же плюхаться в кресло. Есенин замечает картину, подходя к ней поближе, дабы хорошенько рассмотреть. Чертовски приятное сочетание цветов радует глаз, все так аккуратно, красиво и реалистично, что кажется, вот-вот и провалишься прямиком в полотно, вдыхая крепкий альпийский воздух. Сразу ощущается, что в эту работу вложена частичка души. Вова вообще в каждую свою работу вкладывает себя полностью и без остатка, ибо для описания его дьявольски прекрасных работ попросту иногда не бывает слов. Критик в который раз признает, Маяковский - профессионал своего дела. - нравится? Отвлекает залюбовавшегося эстета Владимир, поровнявшись с ним. - очень. Это для выставки? - нет, на заказ. Серёжа смешно таращится на брюнета. - ты и на заказ пишешь? Я думал, у тебя только на какие-то коллекции для галерей времени хватает. - жить же за что-то надо. Хохотнув отвечает тот. - у меня свой бизнес. - ого! И как, доходов много? - достаточно. Подмигивает ему Маяковский, пока Серёжа, заулыбавшись садится за стол. - в общем, на счёт авиакомпании, я предпочитаю немецкую Lufthansa. Слышал о такой? - да, но ни разу не летал. - ну, значит в этот раз попробуешь что-то новое. У тебя же шенгенская виза есть? - имеется. - замечательно. А Щена ты с собой в какие-нибудь страны брал? У него должен быть паспорт... - конечно, у него все есть. Серёжа угукает, вбивая в поисковике название авиакомпании, заходя после на официальный сайт. - на какие числа билеты берём? - давай на первое мая. Говорит художник, опираясь рукой о стол. - бизнес или эконом? - бизнес конечно. Блондин вводит данные, пролистывая строку рейсов со временем. - есть на восемь утра, и на семь вечера. Думаю, лучше взять утренний, ибо перелет и так три часа, плюс дорога до Мальчезине ещё минут сорок, если не больше. Короче говоря, поздно мы приедем. - тогда бери на восемь. - 560 евро на двоих. С тебя 280. И, ещё за Щена нужно будет заплатить примерно пол стоимости от билета... Серёжа на мгновение смолкает, подсчитывая в голове во сколько это обойдётся. - То есть 140. - я тебе сейчас скину на карту. Володя спешно достаёт телефон, что до этого лежал в кармане вместе с сигаретами, отправляя нужную сумму Есенину, который через пару секунд получил уведомление о переводе, и расплачивался за билеты. - в каких странах ты уже успел побывать? - Германия, США, Франция.. Говорит Вова, возвращаясь к написанию картины. Он берет в руки кисть, что до этого отмокала в банке с цветной водой, набирая ею немного светло-зеленой краски с такой же цветастой палитры, принимаясь вырисовывать аккуратными, изящными движениями стволы и ветви пушистых елей. - ещё я летал в Мексику и, конечно, несколько раз в год бываю в Грузии. - Грузия... Заинтересованно хмыкает Серёжа, отклоняясь от ноутбука. - в Тбилиси ездил? - да, туда тоже. В основном бываю в Багдади. Это город, в котором я родился, а ещё в Кутаиси. - у тебя родители в Багдаде живут? - жили. Отец умер ещё давно, от заражения крови, когда мне было тринадцать. Тяжко вздохнув рассказывает брюнет, отрывая дрогнувшую руку от полотна. - мать ушла через семь лет после него. Мы остались втроём с сестрами. - прости... Выпаливает Есенин, неловко прикрывая рот рукой, дабы не ляпнуть ещё чего-нибудь. - почему ты извиняешься? - ну, тебе наверное больно вспоминать об этом... - я смирился. От смерти все равно не убежишь. Ты не стесняйся, спрашивай, если интересно. Немного подумав, стоит ли все же донимать распросами художника, который сам был не против такого расклада, блондин продолжил, стараясь окончательно подавить в себе бремя смущения. - как сестёр зовут? - Люда и Оля. Я, кстати, самый младший из них. А у тебя сестры или братья есть? - тоже две сестры, Катя и Шура. Только у нас наоборот, я первый ребёнок в семье. - забавно. Когда на электронную почту пришли билеты, в комнате воцарилась ватная тишина, постепенно давящая на уши обоим. Серёжа начал постукивать пальцем по столу, отбивая неспешный, незнакомый (для Володи) ритм с задумчивым лицом. Видимо, вновь перебирает в голове варианты того, как же можно продолжить диалог. (и как задержаться у друга подольше, чтобы не только понаблюдать за работой художника, но ещё сполна насладиться непосредственно его присутствием) - Вов, а скажи что нибудь на грузинском? - ме шен миквархаре . Это первое что пришло кареглазому в голову. Он поворачивается к Есенину, который подперев щеки руками, запылавшими интересом глазами смотрел на него. - а как это переводится? - я тебя люблю. Лицо эстета трогает мягкая улыбка. Он и сам не понял, почему так отреагировал. Наверное, Серёжа сейчас выглядит несказанно глупо. (но для Володи мило) - Ты на грузинском свободно говорить можешь? - да. - а сколько ещё языков знаешь? - английский, немного знаю немецкий. Что на счёт тебя? - так же, только ещё итальянский. Сделав паузу, он добавляет. - слушай, может тебе помочь с чем надо? Маяковский кивает, отложив кисть в сторону, разминая уставшие руки. - есть одна работенка. Нужно посчитать доходы. Справишься с этим? - естественно! Живописец подходит к столу за которым до сих пор сидел критик, открывая ящик, вынимая оттуда толстенную книжку. Володя раскрывает её, пролистывая практически в самый конец, указывая на записи необычайно аккуратным почерком. - начинаешь отсюда. Он тыкает пальцем в первую строчку с цифрами, проводя дальше, вниз, указывая затем и на несколько следующих страниц. - ну и до конца. Посчитаешь все, напишешь где-нибудь на листке... Кареглазый достаёт из папки лежащей неподалёку небольшой лист с шариковой ручкой, оставляя их перед товарищем. - вот. А дальше я сам. - хорошо. Есенин переворачивает страницу, разглядывая заметки Вовы, пока тот заново приступает к выполнению заказа. Из приоткрытого окна струилась лёгкая музыка, подкрепляемая отдалённым шумом города. Это то-ли уличный музыкант, то-ли обычный человек решил побрынчать на ночь глядя незамысловатую мелодию, которая кажется, была из какого-то советского мультфильма. Блондин расслабленно опустил плечи, иногда поглядывая на работающего и максимально сосредоточенного Маяковского, что нисколечки не отвлекался от своего занятия. Володя, наверное, всегда такой, когда дело касается искусства. Настоящая глыба, по другому не скажешь. Под рукой у Серёжи был калькулятор, на который он то и дело набирал цифры, складывая их воедино. Уставшая, забитая информацией голова плохо считала такие большие числа. Если б эстет продолжил - то наверное его мозг бы поплыл через считанные минуты. В мыслях до сих пор клубилась новость о том, кто таки слил фотографию с их совместной прогулки. Только вот Есенин не представляет, как сказать об этом художнику. Да и стоит ли? ( у него своих забот много, а тут ещё Серёжа со своими рассказами на голову сваливается) Стрелка настенных часов двигалась быстро, отсчитывая секунду за секундой, приближаясь к 9. Блондин уже практически закончил, черкая на листке итоговые суммы, останавливаясь на довольно большом числе прибыли - 240 тысячах. - Вов, у меня все готово. Только есть один вопрос. - какой? Откликается живописец, вытирая кончик мокрой кисти о салфетку. - у тебя такое количество денег, и до сих пор нет машины. Почему? - я не сдал на права. - ты сейчас серьёзно? Прыскает критик, откидываясь на спинку кресла. - ну, да. Сколько раз пытался, но все равно экзамен заваливал, а потом просто забил на это. Немного стыдливо признаётся тот, поправляя чёрные волосы. Он и в правду пытался целых 5 раз, но все никак не выходило. - а жены почему до сих пор нету? Или хотя бы девушки? У тебя вроде все прекрасно, сам красавец ещё какой, квартира вон какая большая. Он обводит пространство рукой. - да и лет тебе много. Должен же быть хоть кто-то! Вова растерянно улыбается, не зная как выпутываться из этой ситуации. - не встретил ту самую. - а Лиля? Я не в курсе, какие у вас с ней отношения на самом деле. - никаких. Вроде, решили быть друзьями, но она меня никак отпускать не хочет. Ревнует к тебе и вообще к каждому столбу. Мне такое не нравится, тем более у неё есть муж. Поэтому, можно сказать что она уже в прошлом. - ну, если у тебя нет никого из противоположного пола, то может дружок какой-то имеется? - нет-нет, таких у меня тоже нету! Кареглазый смотрит на ехидно хихикающего Серёжу. - грустно дрочишь в одиночестве? - типа того. - ну, если что, то можешь смело обращаться ко мне за помощью! Комната вдруг наполняется звонким смехом обоих, заполняя приятной, дружеской атмосферой все вокруг. Вова прячет покрасневшие ланиты в ладонях, стушевавшись. Серёжин смех ему давно полюбился - этакий безудержный и задорный, что от улыбки начинает сводить скулы. С момента самой первой встречи глубоко в душе Володя знал, что Есенин очень добрый. Что строгая и тихая обертка прячет за собой удивительную мягкость и нежность, которая с каждой минутой открывается ему все больше и больше, - лишь дай этому малюсенький повод. Маяковский точно уверен, что Серёжа самый душевный и отзывчивый человек в его жизни. Но, к сожалению, другие часто делают таким людям что-либо плохое в жизни, например, как и слив неоднозначных фотографий. Художник вдруг вспоминает, что в начале их встречи Серёжа с погрустневшим на долю секунды лицом говорил про какие-то очень и очень важные новости. Шестое чувство ревело, взывая, подталкивая Володю к тому, чтобы спросить товарища об этом. Противиться такому порыву он никак не мог. - Серёж, а про какие важные новости ты говорил? Маяковский всецело доверяет своей интуиции, которая на удивление, ни разу его не подводила. В момент с лица эстета пропали ноты весёлых эмоций, обрамляя его настороженностью и крайней серьёзностью. - да так, очередные "проблемы". Не зацикливайся на этом. Не хочу тебя нагружать своими переживаниями. Отчеканивает блондин, скованно вжимаясь в кресло. - рассказывай. - нет. Сам с этим справлюсь. - Серёжа... Особым тоном, как заботливая мамочка произносит кареглазый. - я твой друг, и мне ты можешь доверить любые вещи, которые тебя волнуют. Ты же знаешь, я всегда тебя выслушаю, помогу, если это потребуется. Есенин вымученно смотрит на Володю, беспокойно крутя у себя в руках телефон. - мне мой знакомый, создатель местного новостного паблика, рассказал, кто снял нас на прогулке в парке. Это сделал Клюев. Я догадывался, но сам понимаешь, весомых доказательств и аргументов не было, а теперь вот... - что думаешь с этим делать? - честно, не знаю. Говорить с ним бесполезно, снова будет давить на мои слабости. Скорее всего, оставлю это как есть. Моя карьера и так практически загублена, много всякой херни абсурдной пишут. Я не хочу ни перед кем оправдываться. - ну, в этой ситуации моя вина тоже есть, по скольку я потащил тебя гулять, и сам потянулся завязывать шнурки, поэтому, можешь оставить этого Клюева мне. Я что нибудь придумаю. - что именно? Серёжа хмурится, недоверчиво бросает взор на брюнета, который в это время иронически ухмылялся. - а это уже секрет. - Вов, я не уверен, что это хорошая идея... - цыц. Кареглазый поднимается с табурета, массируя рукой затекшую шею. - все будет хорошо! Пойдём лучше чаю попьём? Есенин глянул на экранное время, закрывая ноутбук. Они засиделись до 10 часов, и критику пора было бы ехать домой, пока он снова не уснул у Маяковского дома. - прости, но уже очень поздно. Давай как нибудь в другой раз? Блондин выходит из-за стола, забирая компьютер, проходя вместе с хозяином квартиры в просторный коридор. - без проблем. - когда ты ко мне Щена привезёшь? Задаёт вопрос тот, обуваясь. - примерно через два-три дня. Все инструкции попозже тебе скину. - буду ждать. Живописец подает товарищу пальто, в мыслях прикинув план, как же можно публично поддеть Клюева, опустив его омерзительную рожу прямиком в грязь. Насколько он знал, этот неудавшийся критик, язык не поворачивается сравнить его с Серёжей, сейчас активно сотрудничает с жёлтой прессой, рассказывая всякие нелепые глупости, за что потом получает деньги. Скоро и про него самого напишут такую же эксклюзивную статью. Володя об этом позаботится. Серёжа застегивает последнюю пуговицу, вешая сумку себе на плечо. - ну, пока? Маяковский приобнимает друга, шёпотом говоря ему на ухо: - пока. Ты главное не переживай. Все будет нормально, я обещаю. И, будь аккуратней на дороге. Эстет прижимается лбом к его сильному плечу, выдавливая из себя тихое, но такое трогательное "спасибо", что в груди сердце ёкает, заставляя содрогнуться глыбу всем телом. Когда друг уходит, Володя быстрее шагает на кухонный балкон, выходящий окнами прямо на парковку, в то время как оживившийся Щен весело скачет за ним, свесив язык набок. Он видит, как Есенин собирается открыть дверцу своей красной машины, интуитивно оглядываясь на окна квартиры Маяковского. Художник с мягкой улыбкой, которую точно не увидит Серёжа, машет ему на прощанье, получая тот же жест в ответ. Слышится громкий гул мотора, а через пару минут иномарка исчезает. Дело остаётся за малым - вылить свои мысли в текст, опубликовав его на своей странице. Внешне Володя может быть и был спокоен, но внутри бушевала огромная, грозная буря, будоража все уголки сознания. Раньше с Николаем они пересекались от силы раз в год, а то и реже, в общем художник ничего не мог про него сказать, ибо общались реально мало, но теперь же Маяковский потерял к нему всякое уважение, после такого гадкого поступка. С простой, человеческой точки зрения, "собирать компроматы" исподтишка ради хоть какой-то славы, или из-за обычного желания нагадить человеку - очень низко. Кареглазый опускается на стул, принимаясь набирать строки нового поста. « Здравствуйте мои уважаемые поклонники и те, кто просто хочет позабавиться. Я знаю, что этот пост будет ходить из рук в руки, и прочитают его сотни тысяч. Но, приписка, мне все равно, можете делать с этим все, что захотите и даже больше, чем позволит ваше воображение. Я пишу это сообщение для определенного человека, я думаю, что он уже это понял. Дорогой Клюев, привет. Твои дела меня не интересуют, поэтому спрашивать не буду, такой чести ты не удостоен и не будешь.» Можно было буквально почувствовать в этих словах всю натуру Володи, он был достаточно холоден и, тянуть за язык его не приходилось. Его желчь пропитывала каждую строку этого письма, а оскал его улыбки читался в каждом слове. « Почему на "ты"? Есть люди, которые могут хоть сдохнуть ради славы, ради того, чтобы быть хоть чуточку известнее, любимее публикой, пробыть в медиа точкой сенсации хоть самую малость. Стать шлюхой жёлтой прессы для них - не проблема. Я перестал тебя уважать с той самой минуты, когда узнал, что ты - именно такой человек. Знаю, тебе сложно признать, что такой ненужный одинокий мужчина, сложно тебя, конечно, так называть, но допустим, потешим твоё эго, не может найти себе такого друга, которому захочется завязывать шнурки. Единственное, что ты можешь в этом положении - выкладывать фотографии других, счастливых людей. Если считаешь меня любовником мужчин, поспешу тебя обрадовать, дело не во внешности, ты даже ничего такой, симпатичный, но вот характер у тебя совершенно дрянной. Может ты мне тоже продашься за сумму, которую тебе заплатили издательства? Я бы с удовольствием отымел тебя прямо там же, где завязывал шнурки Сергею. Номер ты мой знаешь, до скорых встреч. P.S. Не забудь такого же профессионального фотографа, как и ты, хочу, чтобы нас видели и писали о нас все жёлтые прессы Санкт-Петербурга.» Испытывая максимальную степень удовлетворения он нажимает кнопку "опубликовать", любуясь своим новым, не менее прекрасным чем картины, творением.