Когда художник умирает...

Конец марта выдался в целом относительно тёплым, поэтому Серёжа смело выходил в последние недели на улицу без шарфа, за что потом собственно и получал выговор от Маяковского, который утверждал, что Серёжа если и не сейчас, то потом непременно заболеет и сляжет с температурой! А это было бы очень плохо, ведь их встречи стали бы более редкими, ведь Володя не любил контактировать с больными- мало ли сам ещё заразится? Да и Серёжу без важного повода не хотелось бы беспокоить и напрягать. Ну и конечно, в последней очереди идёт то, что без присутствия Есенина, Владимиру становилось бы бесконечно скучно, серо и однообразно. Приходилось брать с собой запасной шарф. Хоть с уговорами и лекциями, но все же надевать его на у прямого критика. Сейчас ранее утро. Володя уже давно на ногах - ранняя птаха, ничего с этим не поделаешь. Организм уже сам привык просыпаться ровно в шесть тридцать. Да и тем более ранний подъем вообще был необходим, поскольку сегодня масштабная аукционная выставка, из-за которой Маяковский сильно стрессует, а это для него плохо. На здоровье потом обязательно скажется. Художник ошивается на кухне, готовя на скорую руку омлет и кофе для обоих. Серёжа вчера все таки остался на ночь, оказав милость помочь Володе спокойно, без тревожных мыслей заснуть, и в благодарность хозяин квартиры решил хотя бы накормить его вкусным завтраком. Это пока что меньшее, что он может на данный момент сделать. На сковороде тихо зашкворчали взбитые желтки с молоком, а запах кофе наполнил собой уже наверное всю квартиру. Щен давно слопал корм, и отправился будить ещё спящего в шмотках брюнета Есенина на диване в зале. Слышится вошканье - походу пёс умудрился примоститься рядом в блондином на спальном месте и полежать с ним ещё минут так пять. Володя переворачивает омлет, прислушиваясь снова к звукам из соседней комнаты, что постепенно приближаются. Только что поднявшийся с постели гость шлепает босыми ногами по холодному полу. -доброе утро. Слышится сонным голосом у Володи за спиной. - доброе. Выспался? Серёжа потягивается, хрустнув позвоночником. - относительно. Хоть мы вчера и одинаково поздно уснули, только я почему-то чувствую себя не на все сто. - возможно, это из-за того, что ты спал в неудобной позе. Между делом отвечает Володя, выключая плиту и оставляя омлет ещё немного потомиться на сковородке. - садись. Я уже практически приготовил завтрак. - зря ты это.. Мне как-то неудобно. - от чего ж? Опешил тот, поворачиваясь всем телом к Есенину, оперевшись на столешницу. - ну я как нахлебник какой-то. - ой, не выдумывай! Ничего не нахлебник. Я тебя бы в любом случае не отпустил просто так. - да ты сама доброта! Голубоглазый опускается на стул, подпирая щеку ладонью: - если не ошибаюсь, у тебя же открытие на четыре вечера запланировано, так? - ага, все правильно. Володя разрезает омлет на четыре кусочка, раскладывая его на белоснежные тарелки. - хотел предупредить - я возможно опоздаю минут на двадцать. Может, на десять.. Не знаю как быстро смогу освободиться от дел, но я постараюсь побыстрее. - ничего страшного. Я все равно с нетерпением буду ждать тебя. - даже если я пропущу раздачу автографов, ты все равно для меня персонально распишешься? - ты ещё спрашиваешь.. Конечно. - а на лбу у меня свою роспись сможешь оставить? Серёжа хохочет, прикрывая рот рукой, пока Володя ставит перед ним тарелку и чашку. - да запросто. Он легко треплет его по макушке, усаживаясь потом на свое место. - ешь давай. А-то остынет. Серёжка вилкой отламывает себе кусочек горячего омлета, отправив его затем в рот и прожевав спрашивает: - ты хоть себе костюм солидный приготовил на выставку? Володя сначала утвердительно кивает, но потом вспомнив что в последние дни он совсем забегался и забыл вообще что либо постирать или хотя бы погладить - поджимает губы. - черт.. Забыл. С такой беготней даже свое имя забудешь, что уж там до костюма! Пиджаки в стирке с парой рубашек. Одна так же испачкана чернилами и красками после неудачной работы над картиной. Стоило бы её вообще выбросить, но руки никак не доходят. Брюки мятые. Володя совсем себя распустил! Надо бы на следующей неделе обязательно выделить день для уборки. Художник всей пятерней поправляет свои волосы, убирая их назад. - мысли совсем о другом. Вообще не понимаю, как я до такого докатился. Забыть, что нет ничего подходящего для такого мероприятия - это просто... Серёжа его перебивает: - ну с кем не бывает. Я могу тебя подкинуть до какого нибудь магазинчика.. Заправляя за ухо прядь светлых волос продолжает он, поднимая глаза на собеседника: - или, куда ты там вообще хочешь? - блять, Серёж, я сам не знаю. - ну ничего, по дороге решим. Маяковский нервно хмыкает: как вообще Есенин так спокойно себя ведёт? Разве, он не чувствует того же волнения что и он? Хотя, наверное - нет. Не ему же перед толпой отдуваться! Да и Серёжа же не впервые на выставке такого масштаба. - спасибо, что помогаешь мне. - да не за что. Немного удивлённо отвечает эстет, доедая свой завтрак. Благодарить на самом деле его пока что и в правду не за что. Да и все, с чем он ему "помогает" - это для Серёжи мелочи. Чего стоит только сделать маленькое доброе дело и уделить внимание близкому человеку, зная что ему обязательно будет приятно и лестно, а потом видеть его счастливую улыбку на лице? Да собственно ничего. Закончив трапезу Володя убирает уже давно пустые тарелки и чашки, складывая их в раковину. Щен пришёл на кухню, усаживаясь на пол рядом со стулом Есенина, и тот, поглаживая животное уже с довольной мордашкой спрашивает: - ты подумал над моим предложением? - ты про то, чтобы вместе провести лето? Оборачиваясь назад спрашивает художник, включая воду и сминая в руках губку для мытья посуды. - ага. Утвердительно кивает блондин, улыбаясь. - если откажешься, то я не буду обижаться. Честно. - почему ты думаешь, что я откажусь? - ну как же.. Грубо говоря мы знакомы относительно недавно. Зачем тебе лететь со мной за тридевять земель, непонятно куда и непонятно зачем? Может, я маньяк на самом деле, убью тебя по дороге и сброшу тело в реку какую-нибудь. Мужчина выслушав это, усмехается: - был бы маньяком - давно б убил. - может, я момент самый подходящий выжидаю, тебе то откуда знать? - из тебя бы маньяк не получился. Твоими маленькими ручками максимум что можно сделать - так это подзатыльника влепить. - ну знаешь, разные люди бывают. Кто-то кажется безобидным совсем, а потом что? - ну тогда, я был бы не прочь, чтобы меня придушили такими красивыми руками. Серёжа хлопает глазами: - это комплимент что-ли? - можешь считать, что да. Довольно и в какой-то степени даже хищно улыбнувшись критик поднимается со стула, поправляя домашние штаны, что немного спадают с талии. - так что? Все равно согласен? - согласен. - чудно. Он хлопает в ладоши, разворачиваясь и направляясь уже к выходу. - когда закончишь и переоденешься, меня позовешь. Вместе поедем тебе шмотки выбирать. Маяковский отвечает, всполаскивая кружку под струёй воды от пены: - так точно, начальник. *** Лучи отражались от многочисленных стеклянных окон и весело прыгали по улице, иногда исчезая, если какая нибудь серая тучка закрывала яркое светило над головой. Ещё еле зелёных почек на деревьях становилось больше. Если такая же солнечная, хорошая погода будет ещё долго держаться, то возможно скоро они раскроются и полностью покроют пушистой зеленью кустарники и деревья. Глаз радует ровная, спокойная, но иногда покрывающаяся мелкой рябью от свежего ветра водная гладь, переливающаяся на свету. Володя вздохнув, и отвернувшись к окну машины спрашивает: - почему ты решил идти за покупками со мной? - а тебе мнение со стороны не нужно? Да и вдвоём веселее. Хоть не будешь сутра таким хмурым ходить. - для "мнения со стороны" есть консультанты. - да им лишь бы что втюхать. Пожимает плечами Есенин, не отвлекаясь от дороги. - но, если тебе конечно удобнее, можешь и сам. Не буду напрашиваться. - нет, что ты. Я всегда рад компании. - тогда хорошо.. Серёжа смолкает, пока Маяковский снова поворачивается к нему, когда прекрасный весенний пейзаж сменился такими же как и всегда серыми, длинными и кажется нескончаемыми уже домами. Володе обязательно надо смотреть на что-то привлекательное и интересное. Серёжа как раз подходит. Удивительно - у него необычная, своя красота. Нежная, утонченная, светлая. Ему безумно идут эти чуть отросшие кудряшки, вздернутый маленький нос, заостреные скулы которые всегда смягчает улыбка. Серёжа приятный во всех смыслах: от общения до повадок и привычек, хоть и вредных. Серёжа к себе влечёт. И противиться такому влечению, наверное, безмерно глупо. Есенин напоминает самую красивую статую юноши, самую прекрасную картину, в общем все самое хорошее. "не на ангела ли похож?" - спросил бы кто-то другой, и Володя задал бы тот же вопрос. Не на ангела ли похож? Возможно, похож. Но, говорить этого вслух точно не стоит. Может, Серёжа сочтёт Володю душевно больным. - чего ты так на меня смотришь? Весело спрашивает блондин, заметив на себе долгий и пристальный взгляд художника гуляющий абсолютно по всему его лицу. - да так, задумался... Тут же опомнившись Маяковский отворачивается, сочтя что уже довольно откровенно пялиться без серьёзной причины. - и о чем, интересно, ты задумался? Подначивает его критик, подмигивая. - о том, какой бы все таки прекрасный из тебя получился натурщик. Ну или какая бы из тебя вышла модель. - я пока буду позировать - усну. Не моё это. Скукота несусветная. - критиком тебе больше нравится работать? - можно сказать, что да. Писать про творчество очень даже интересно. Я подхожу к своим статьям с особой серьёзностью.. - это видно. Я бы даже ставил тебе на равне с опытными особами из этой же сферы. - ты мне льстишь.. Скромно улыбаясь эстет только лишь добавляет румянца своим розовым щекам. - Серёж, это чиста правда. Поверь мне. - верю, верю. Выкрутив руль в право Серёжа припарковывает машину рядом с каким-то пышным и сияющим бутиком, название которого Володя даже не успел прочитать, потому что его тут же начали подгонять, дабы он побыстрее выходил и не терял времени. Маяковский заходит первым, а за ним потом юркает и Серёжа, оглядывая множество костюмов разных цветов из разных тканей и моделей. Консультант уже тут как тут, приветливо и слишком сладко улыбаясь обоим, предлагает и в правду черти-что. Володя вертит носом. - тебе серьёзно ничего не нравится? Пихает его в бок Серёжа, спрашивая шёпотом. - нет. Выдавливает из себя Маяковский, складывая руки на груди. - куда ты меня вообще привёз? Серёжа закатывает глаза: - не начинай. Ты ещё не все посмотрел. Парень обходит его со спины, указывая на светло-коричневый строгий пиджак на манекене. - глянь.. Володя оглядывается, кивая: - неплохо. Это пожалуй самым лучший вариант. Серёжа подзывает к себе девушку, указывая на костюм и тихо о чем-то переговариваясь с ней, затем, подхватив Володю за руку, блондин ведёт его в сторону примерочной. - сейчас принесут твой размер. Будешь у нас красавчиком. Все поклонницы в слюнях сегодня захлебнутся. Даю слово. - главное, чтобы ты ими в первую очередь не истек. - постараюсь. Хихикает он, и заприметив глазами на против примерочной диванчик Серёжа усаживается на него, деловито закидывая ногу на ногу. Вскоре помощница принесла костюм, и вручив его Володе, закрыла за ним длинную, вельветовую шторку кабинки. Долго ждать не пришлось. Буквально минуты через четыре художник вышел. Серёжа же, услышав шаги отрывается от экрана телефона: - ого! Володя выглядит статно. Выглаженный, без единой замятины пиджак сел точно по фигуре, как и штаны с рубашкой. - ну ты прям нарцисс. Без стеснения говорит тот, проходясь взглядом по Володе с головы до ног. Снова Серёжа для себя отмечает то, что Маяковский очень высокий. Если даже Есенин на табуретку встанет, то точно не факт, что будет до головы брюнета дотягивать. - мне нравится. Мужчина же, вздохнув оглядывает себя в зеркале: - неужели бы ты меня и в кровать затащил в таком костюме? - а почему бы и нет? Серёжа, цыкнув, опускает глаза на ниже, на талию. - ну красавец.. Цвет вообще к твоим глазам подходит, поэтому, точно твоё. Володя ещё крутится перед зеркалом: - у тебя все же неплохой вкус. - а ты сомневался? - нет, ни в коем случае! Парень хмыкает, убирая телефон в карман серого пальто. Володя лишь ухмыляется в ответ, поправляя воротник рубашки: - быстро мы с тобой справились. - ты ничего больше не хочешь померить? Точно этот нравится? - да, точно этот. Серёжа поднимается с мягкого дивана, почесывая затылок: - Хорошо. Тогда я пойду, буду ждать тебя в машине. Мужчина кивает, и Серёжа подмигнув ему выходит на улицу. Кажется, Есенину повезло найти такого друга. Да и человека в принципе. Голубоглазый вынимает из кармана пачку дешёвых сигарет с зажигалкой, и выудив одну папиросу, закуривает. Володя надёжный: это уже ему точно ясно. И пусть они дружат не пять лет, пусть, мало ещё друг друга знают, но ведь все в переди, так? Серёжа чувствует - Маяковский ему ближе чем Толя. По интересам, по вкусам, по всему. Да и Мариенгоф, точно убедившись в своих догадках о "неправильной" ориентации критика, которая спустя столько лет никуда не делась, тут же смылся, дабы его потом не приплели к этой истории, а чего ещё хуже - не назвали бы таким же "любовником" как и Володю. У него в конце концов есть девушка, и он точно не хочет скандала с ней и с прессой, которой глубоко все равно на то, кого и в чем обвинять. Серёже неприятно. Толе он доверял все свои секреты, даже самые сокровенные, о которых очень мало кто знал - и где теперь гарантия того, что он будет молчать, и никому ничего не скажет? Да нигде. Серёжу трогают за плечо. Он тут же оборачивается, совсем забывшись в мыслях, удивлённо приподняв брови и тихонько ойкнув. - сможешь подкинуть меня до галереи? - конечно. Садись давай. Вечереет. Солнце медленно плывёт к горизонту, окрашивая небосвод жёлтыми, оранжевыми и красными цветами. Окна домов догорают на закате. Розовые от того же солнца облака сгущаются - такое ощущение что теперь над головой висит ком сладкой сахарной ваты. Владимир уже давно занимается последними приготовлениями. Интересно, какие же именно картины он выставит на аукцион? Какие ждут в самой галерее? А ещё интересней увидеть и самого серьёзного художника в новом, совместно выбранном костюме, с приглаженными волосами, с практически каменным лицом. Возможно, удастся познакомиться и с его друзьями, которые наверняка будут присутствовать на самой выставке. Новые знакомства - это всегда полезно. В конце концов, сколько можно сидеть одному? Серёжа переделал кучу дел. Купил лекарства маме, свозил её кошку к ветерану, что кстати заняло дохрена времени, ведь это животное даже попросту не хотело залазить в переноску и постоянно то жалобно мяукало, то начинало орать и царапаться. Серёжа огреб лапой по щеке - мелкая царапина все же останется. И ещё в целом он сделал много- много чего другого, ведь под конец недели нужно было "сдавать" долги. Как он и предупреждал - опоздал. Но не на двадцать, а всего-то лишь на одиннадцать минут. Сергей приоткрывает стеклянную дверцу одной рукой, пока пальцы другой торопливо застёгивают пуговицу светло-серого пиджака. Топот, шум и гам доносятся из зала, от которого Серёжу отделяет лишь огромная деревянная уже старая, ветхая и скрипучая дверь. Есенин незаметно шмыгает в зал, и засмотревшись на людей, тут же налетает на чью-то широкую спину. - простите.. К нему оборачивается мужчина, с недовольным лицом. - осторожней можно? Кисло прозвучало сначала из его уст, а затем, когда эстет поднял на него глаза- тихо слетело: - так это ты... Блондин широко распахивает глаза: перед ним Коля..Коля задира, Коля двоечник, Коленька из соседнего дома - и в целом неприятный мальчишка, как считали многие. Клюев хватает его за локоть: - какая неожиданная встреча. Что, пришёл поглазеть на картины своего хахаля? Серёжа напрягается. - повтори. - Володька твой хахаль, все уже это знают, Серёженька. - и с чего ты это только взял? Коля ухмыляется: - фотография уже по всему интернету разлетелась. Да и помнишь, по молодости ты тоже ко мне... Есенин его тут же прерывает. - умолкни. Это в прошлом. Советую тебе вообще об этом забыть. Голубоглазый вырывает свою руку из цепкой хватки, пока люди начинают шушукаться и как-то странно оборачиваться смотря на них. - я не намерен снова слушать твои бредни. Уже в который раз говорю - оставь меня в покое. Клюев на это только ядно усмехается, от чего становится не по себе. - оставлю, но как нибудь потом. Настроение упало на ноль. Критик идёт дальше, ведь смысла задерживаться рядом со "старым другом" нету - ближе к столам и стендам возле которых находится и сам художник, что наверняка уже отсчитывает минуты до появления своего товарища. Володя стоит, оперевшись рукой о стол, то и дело поглядывая на наручные часы: - "ну где же он?" Проносится в который раз у него в голове, от чего нервничать брюнет начинает только больше. Неужели, Серёжа все же забыл? А может, не захотел идти? Если, ему стало плохо? Возможно, он ещё просто задерживается? Но тут же боковым зрением он замечает светлую макушку среди прочих голов. Карие глаза метаются из стороны в сторону, пока не находят нужное - невысокого Есенина, который протискивается через плечи и бока присутствующих. - "пришёл..." С облегчением уже выдыхает Маяковский, кивая Серёже, который безусловно заметив это тут же одаривает знакомого яркой, весёлой улыбкой. Терпеть то можно и начинать. Володин голос раздается эхом в большом зале, улетая к самому расписному потолку, который можно рассматривать часами. Толпа ревет, начинается толкотня, ибо все спешат взять автограф кумира. Мероприятие в самом разгаре. Из-за чего образуется несусветная духота, а ещё фотографы и журналисты облипившие художника со всех сторон заставляют насторожиться. Серёжа до конца надеется, что как и в прошлый раз ему удастся тихо уйти, чтобы к нему не полезли с распросами и мольбой о том, что б он дал интервью для прессы. Серёжа - человек не публичный. Когда к нему нагло и без спроса лезут в душу попросту не переносит. Но, теперь уже точно ясно - если здесь Коля, то и без скандала или ссоры уйти он не сможет. Весело получается. Аукцион уже давно прошёл. Сумма в триста пятьдесят тысяч для помощи детям больным онкологией собрана, и Володя, пригласив публику в саму картинную галерею решает хотя бы несколько минут перевести дух в своей мастерской, пока Серёжа уходит со всеми в главный, пестрый и красочный зал глянуть на новую коллекцию, которую готовил Маяковский. Володя обещал что-то грандиозное, интересное и вот оно перед критиком... Перед парнем огромное полотно на котором бушует море, накрывая корабль большой, бурлящей волной. Небо затянуто тучами, и его пронзает яркая, белая молния. Есенин по сравнению с этой картиной вообще букашка. Чувствуется на своей шкуре эта буря, настигнувшая неприметрый кораблик. Наслаждению суждено было прерваться ровно в тот момент, когда к нему подошёл паренёк с маленьким диктофоном, блокнотом и ручкой. - Здравствуйте, Сергей Александрович. Голубоглазый оборачивается, складывая руки за спиной. - вы что-то хотели? - да. Можно задать вам пару вопросов? - нет. Рушит все мосты тот, снова отворачиваясь. - я все же задам. Почему вы сегодня пришли сюда? - причин очень много, да? Язвит Серёжа, начиная супиться. Что этому корреспонденту вообще нужно? Чего конкретно он хочет? - возможно. Пожимает плечами ещё юный журналист, продолжая: - что вас связывает с Маяковским? - решили сразу пойти ва-банк? Зачем вы вообще этим интересуетесь? Мальчишка морщит нос, и устало вздыхает: - нам нужны сенсации. Ответьте на вопрос, пожалуйста. - нет. Ещё раз, только уже строже повторяет блондин. - Хорошо, значит переходим к следующему: скажите, Владимир вам нравится? Как человек, друг или все же как мужчина? Критику становится чудовищно стыдно и не комфортно. Неужели все думают, что между ними есть химия? Это же абсурд! В конце концов это их никаким боком не касается! Единственный выход из такого положения сейчас - это молчание. Серёжа отводит взгляд в сторону. Ему тягостно, досадно и до жути противно. Не хочется сейчас вспоминать эпизоды прошлого, но они сами намерно лезут в голову, вспыхивая бурным пламенем. От тревоги растущей внутри начинает тошнить. Сейчас бы на свежий воздух.. Журналист все не отстаёт: - как давно вы с Маяковским встречаетесь? Слышится Есенину как из под толщи воды, и он, обомлев рявкает: - чего?! Его это удивлённое "чего?!" разносится эхом. Скопище людишек начало оборачиваться, гудеть и подтягиваться поближе к источнику шума. Лицо у эстета побледнело: что этот юноша вообще себе позволяет? - ну так, сколько? - да ни сколько, господи, мы обычные знакомые! Всплескивает руками он, оглядываясь вокруг. - нам говорили, что вы уже месяц вместе. - кто вам это сказал? - много кто уже говорил. А вы живёте вместе? С другой стороны слышится: - когда был первый поцелуй? И ещё... - а вы делите заработок? - когда вы начали встречаться? Расскажите, кто первый предложил! На него посыпалась уйма вопросов, которая заставляла дрожать коленки. - нет! Серёжа мечется из стороны в сторону, пытаясь найти лазейку, чтобы выбраться из этого замкнутого круга незнакомых и не дружелюбных лиц. Последний вопрос от темноволосой девушки добивает: - а кто сверху? Есенин расталкивает без устали голдящих людей, и кинувшись в сторону неприметной железной двери с табличкой "выход" удаляется из душного помещения на открытый воздух. Глубокий вдох - он озирается по сторонам, спускаясь по двум ступеням вниз. Выдох - голубоглазый прижимается спиной к холодной стене здания. - "если б только знал, что так будет - отказался бы приходить." Серёжа устало трёт виски в которых с огромной скоростью пульсирует кровь. Тем временем, Владимир, только вышедший из своей мастерской идёт прямо к главному залу, где проводился аукцион - в надежде увидеть там Серёжу, который наверняка хотел бы перекинуться с ним парой слов и похвалить его усердную работу. Но, никого там не оказалось кроме Марины, снова уткнувшейся в экран своего телефона. Она поднимает на художника глаза, которые напоминают морские волны: - ты куда пропал? Володя устало вздыхает. - отошёл дух перевести. Ты, кстати, Серёжу не видела? Девушка отвечает, поправив свои уложенные золотисто-русые волосы: - кого? - ну, блондина голубоглазого. Низкого такого... Помнишь, я тебе о нем рассказывал? - а-а-а... Протягивает Марина, активно кивая. - видела. Вокруг него толпа какая-то большая собралась, орали что-то. А потом он ушёл куда-то. - в смысле ушёл? Ты видела куда именно? Маяковский начинает беспокоиться. Сильно. - не знаю. Говорю же, людей много было, вообще ничего не разглядеть! Живописец сразу же кидается в коридор, что ведёт к другим помещениям, в которых возможно и прячется от лишних глаз Есенин. Где Серёжа может быть? Может, ему и в правду стало плохо? Первая идёт уборная - но, там никого. Дальше подсобка - ни души. Залы - все тоже самое. Володя обойдя все и запыхавшись выглядывает в окно: машина критика на месте. Остаётся один вариант - улица. А именно узкий и тёмный переулок по правую сторону галереи. Мужчина идёт к запасному выходу, рассчитывая на то, что Серёжа выходил через него. Он осторожно приоткрывает дверь и выглядывая наружу. Перед его взором предстаёт картина: весь бледный и всполошенный Серёжа стоит, оперевшись на стену, видимо еле держась на ногах. - Серёжа! Маяковский идёт к нему, сразу же приподнимая его лицо за подбородок дабы чётче разглядеть его физиономию. - что случилось? Почему ты ушёл? - мне стало дурно. Обессиленно выпаливает шёпотом из себя Серёжа, намеренно отворачиваясь. - может, тебе лучше пойти в мастерскую? Там есть диван, присядешь, отдохнёшь. - Володь, прости, но мне наверное лучше отсюда вообще убраться. - почему? Тебя кто-то обидел? Что случилось? Серёжа поджимает губы, тяжело сглатывая ком в горле: - нет, но... - что "но"? Серёж, ты можешь мне довериться. Я никому ничего не скажу. А Серёжа стыдливо глаза отводит и молчит. - Серёженька, ну не молчи.. - там пресса. Сергей окончательно сдаётся, рассказывая о недавних событиях. - пока ты отходил, они начали расспрашивать меня о наших с тобой якобы "любовных" отношениях, о той фотографии которую сделал какой-то прохожий. Всё зашло так далеко, я не выдержал.. Прости. Прости что втягиваю тебя в это! Я виноват. - ну-ну, успокойся. Дыши. Блондин не унимается, продолжая говорить. - мне правда жаль, что из-за моей глупости распустили слухи. Я этого не хотел, понимаешь! Володя кивает и внимательно слушает, приобнимая друга за плечи. - твоей вины тут нет. Тот снимок - случайность! Серёжа, тебе не за что передо мной извиняться! Эстет закрывает лицо руками, игнорируя слова Владимира о том, что не виноват: - "не за что".. Не ври. На выдохе он выдаёт: - боже, какой же я мерзкий. - ну что ты такое говоришь? Не мерзкий. Ни капельки! Наоборот, хороший, отзывчивый, добрый.. Брюнет сгребает его в объятия, пока Серёжа сам прижимается головой к груди знакомого. - все хорошо. Постарайся успокоиться. Парень старается ровно дышать, но выходит не очень. Слова сами срываются с губ испуганным шёпотом. - прости что заставляю тебя нервничать. У тебя выставка ещё, а тут я со своими проблемами.. - не заставляешь. Всё. Цыц. Кареглазый гладит его по макушке, заботливо убирая кудрявые пряди спавшие на лицо. - ещё раз тебе говорю: ты не виноват. Слышишь? Извиняться тоже передо мной не нужно. Наоборот, я должен это сделать, потому что потащил тебя сюда и позволил довести до такого состояния. В следующий раз постараюсь сделать так, чтобы журналистов на моих мероприятиях не было. Все же мне твоё здоровье и самочувствие важнее каких-то статей о славе. И на выставку ему уже глубоко становится плевать, ведь есть дела поважнее - Серёжа. - у тебя голова кружится? - немного. - давай ты лучше все таки пойдёшь в мастерскую? - конечно. Мужчина быстрее уводит друга в отдельное, тихое помещение и усаживает на диван, при том строго настрого запрещая нервничать по мелочам. Володя отдаёт ему стакан прохладной воды, и приоткрыв окно, говорит. - я отойду минут на пятнадцать. Жди меня здесь и отдыхай. Как прийду - обязательно поговорим с тобой. - угу. Серёжа слабо улыбается, махнув художнику в след рукой, чтобы не слишком торопился. Критик откидывается на спинку мягкого дивана, опрокидывая голову назад. Плохие мысли унять не получается, поэтому, блондин снова закрывает глаза, выдыхая. Стыдно до сих пор. Серёжа конечно не хотел, чтобы все эти проблемы с прессой скапливались и придавливали его как огромный снежный ком. Но, от реалий уже никуда не деться. Хотя, возможно, если залечь на время на дно и не показываться никому - то все поутихнет. В конце концов, его личная жизнь не единственная тема для всеобщего обсуждения. Золотые нити ползут по стенам, но постепенно меркнут, а потом и вовсе исчезают. Это стая тучных, некрасивых и тяжёлых облаков прогнала те, розовые, которые позволяли светилу мягко освещать землю, и затянули собой город. По стеклам застучали капельки дождя, уныло стекая вниз. Серёжу теперь ждёт серьёзный разговор, в котором наверняка не удастся оставить свои тайны не нераскрытыми. Но, узнав о его прошлом, Володя не станет осуждать Есенина - он это знает точно.