Когда художник умирает...

Утро у Серёжки началось с оглушительного звона будильника. Хотя, сначала его пьяного сквозь туманный сон начал будить отвратительный клацающий и не останавливающийся звук настенных часов, которые он уже думал давно выбросить к чертям. Слишком уж сильно они на уши давят. Это тиканье раздражает! Вчера со своим дружком Мариенгофом напились до белого каления. Брели по улице в обнимку, обсуждая всякую всячину. Это было в честь покупки у Мариенгофа его картины за 80 тысяч, каким-то бизнесменом. А вот про то, что сегодня Есенин должен быть в галерее на выставке совсем забыл. Сознание долго просыпалось. Память вернулась только после второй громкой мелодии телефона. Серёжа подорвался с кровати, уже убегая в ванную. Пробуждение у него вообще было сложным, а тут после пьянки тем более не хотелось вставать. Холодный душ моментально привёл его в чувства. Быстро вынув из шкафа брюки, рубашку и ярко голубой шарф. Надев..нет, скорее натянув на себя еле как все это, он накинул пальто, выбегая из квартиры, хватая с полки очки и вызывая по телефону такси. Серёжа все же не осмелился сесть за руль своей машины в состоянии похмелья. Ещё штрафов ему не хватало.. Чёрный форд уже через пять минут стоял у подъезда не особо приветливой панельки. Хотя убранство внутренней парадной было очень даже не плохим. Каркаса со стен даже не сыпется. Серёжа нацепил солнечные очки на лицо, вдыхая полной грудью ещё холодный мартовский утренний воздух. Усевшись в мягкое кресло автомобиля, парень открывает браузер, наконец читая про художника, картины которого он будет сегодня рассматривать. "Владимир Владимирович Маяковский...известный творец.. У него прекрасные картины с глубоким смыслом...." - читает он про себя, уже начиная ухмыляться. Конечно же в браузере сразу же засветилась фотография Маяковского. Какое ж выражение лица серьёзное! Но, без лёгкой усмешки Есенин попросту не может на него смотреть. Большое здание галереи, выкрашенное в бледно- жёлтый цвет. На нижних частях фасада конечно же красуются граффити, как попало закрашенные краской, которая как правило всегда не подходит тоном под изначальный цвет. Молодёжь нынче наглая вовсе. Здания культуры даже не боятся портить. Внутри толпа людей. Особенно много у Маяковского было поклонниц. Конечно, каждая хотела поглазеть на этого серьёзного мужика ростом под два метра и заполучить хоть каплю его внимания. Есенин пробирается дальше, морща нос от смешанного аромата всех духов, которым разило как и от девушек, так и от мужчин. Послышался голос, похожий на раскат грома. Кто-то очень громко читает стих: - Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош. Толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь. А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется — и вот я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам я — бесценных слов транжир и мот. Сергей вытягивает шею, проглядывая сквозь головы людей. Очки на голову поднимает, пряча телефон в карман. - да чтоб вас..не видно ничего! Шипит Серёжа, недовольно насупляя брови и оглядываясь по сторонам, на глупо улыбающихся людей. На известного критика походу и в правду всем наплевать. Люди как зачарованные смотрят на говорящего мужчину. Мгновение - по залу идут аплодисменты. Есенин же уходит в глубь галереи, дабы не слышать этот громогласный голос и рокот от аплодирующих олухов. В конце концов он пришёл сюда по делу, а не просто так. На картины глянуть надо бы все таки. Стены глубокого синего цвета, который как раз не отвлекает внимание от картин. Первое что видно - это от части унылый пейзаж, большую часть которого занимает тёмное небо, которое так и заставляет сжаться все внутри. Дальше ещё пару похожих картин, и Сергей сам для себя отмечает, что ему становится скучно глядеть на это “однотонное убожество“. Вот ещё какой-то маленький лесок с речкой, а в далеке стог с сном на поляне. И снова ичего удивительного! Зимний пейзаж, и наконец разнообразие: натюрморт. Самый обыкновенный! Стеклянный кувшин, и ещё какой-то голубенький сосуд с пионами, ромашками, колокольчиками и васильками. - м-да, не густо для великого художника. Шепчет критик, складывая руки за спиной. Но Серёжа глубоко ошибается. В дальнем зале он натыкается на картину с животными. Кошка вылизывает одного своего котенка, пока остальные играются вокруг Все настолько реалистично, будто ты и в правду сейчас стоишь посреди гостинной, и наблюдаешь за тем, как резвятся малыши. Серёжа невольно улыбается, останавливаясь перед холостом. В то же время Маяковский устав читать свои стихи, сочинение которых скорее являлось его хобби, перевалил ответственность развлекать толпу на своего знакомого - Бориса Пастернака, со словами: - Боря, ну давай, прочитай свои творения толпе. Ты давно хотел. Ну же, не стесняйся. Им точно понравится! И снова под бурю аплодирующих и выкрики по типу "просим, просим!" Пастернак начинает читать. Владимир же юркает в картинную залу под шумок, дабы перевести дух в дальнем зале, чтобы его уж точно никто не смог найти. Володя помнил же, что там специально поставили маленькие диванчики, по просьбе самого же художника. Как говорится - все для удобства. Тут в глаза бросается фигура, стоящая в одиночестве. Серёжа слышит шаги, оборачиваясь. К нему подходит высокий мужчина в костюме-тройке, с уложенными волосами. Эстет без стеснения оглядывает его с ног до головы. Художник хмыкает, повторяя позу светловолосого, что любуется его творчеством. Есенин немного хмурится: - вы автор? Маяковский кивает: - да. Сергей меняет кислое выражение лица на ухмылку, в какой-то степени даже слишком ядовитую. - а я думал охранник. Владимир качает головой, смиряя его на минуту своим колючим взглядом. - а вы критик? - вы правы. - а я думал гном садовый. Чуть склонив голову на бок отвечает такой же колкостью Володя. Есенин смеётся, поворачиваясь к Маяковскому. - а вы мне нравитесь! Обычно, на такие шутки могли бы обидеться, но тут ответили тем же самым. Это его даже немного удивило. Владимир не отводя взгляда от картины спрашивает: - дать номер? Улыбка у голубоглазого становится шире. Неужели он флиртует? - а почему бы и нет? Владимир отходит, присаживаясь на банкетку, и вынимая из внутреннего кармана пиджака маленький блокнот с ручкой говорит: - я так понимаю, вы тот самый Есенин? Несчастный критик-алкоголик? Сергей мотает головой, присаживаясь рядом. - никакой я не алкоголик. С чего вы вообще это взяли? Владимир пожимает плечами, быстро записывая цифры на листочке, а затем оторвав его, вкладывает Серёже в руку, отвечая на его вопрос: - пожалуйста. Ну, вы возможно не знаете, но про вас слухи ходят. При чем не очень хорошие. Есенин поджимает губы. - так вот в чем дело. И вы вправду верите всему, что про меня пишут? Володя вздыхает: - не могу сказать точно. Некоторое, из написанного прессой выглядит как настоящий мусор. Да и не привык я судить человека, не зная его лично. Немного помолчав, он добавляет. - так, что вы скажете на счёт моего творчества? Есенин убирает листок в карман, снова глядя на большую картину - я заметил, что большее количество картин у вас, это пейзажи. Вы больше внимания уделяете небу. Это какая-то ваша "изюминка"? Художник неуверенно качает головой, мол от части ты не прав, милок. - мне просто оно нравится. Хочу показать в своих картинах то, каким красивым оно может быть. А вам не понравилось? Серёжа закидывает ногу на ногу. - понравилось. Вы как будто наделяете его настроением. Но, знаете, обобщив картины, все выглядит как-то однообразно. Маяковский смеётся, закрывая свой блокнот, и теперь снисходительно улыбаясь. - значит, в искусстве вы далеко не все понимаете. - ещё как понимаю! Вы лучше не злорадствуйте. - хорошо, не буду. Володя протягивает руку Серёже. - было приятно с вами пообщаться. Надеюсь, вы все же не забудете про мой номер, и напишите мне как нибудь. - обязательно. Кивает Серёжа, пожимая руку художника. - кстати, хочу отметить, что у вас необычная внешность. Вы как будто свет излучаете. Мужчина поднимается с банкетки, подмигивая уже покрасневшему Серёже с удивленными глазами. - неплохой бы из вас получился натурщик.. Возможно, я бы даже изобразил вас на своём полотне.. Бросает он на последок, уже разворачиваясь и выходя из зала вон.