прикосновение бархата

Это было 15 декабря 1988 года, и Хокинс, штат Индиана, буквально затапливало. В маленьком городке бушевал шторм, и барабанивший по улицам ледяной ливень не щадил ни единого сантиметра земли. Казалось, их заливало уже несколько недель. Словно над целым городом растянулась жуткая мрачная туча, которую ничем было не согнать. Некоторые жители уже сомневались, что это вообще прекратится - твердили, будто город поглотит потоп, сметая на своём пути всё - дома, опрятные цветочные клумбы, унося машины, велосипеды и дорожные знаки. Ничего подобного, конечно же, случиться не могло: беды никогда не задерживались в Хокинсе надолго. Но, двигаясь по траектории американских горок, имели тенденцию потом возвращаться. Именно в этот день и именно в этот момент, когда солнце незаметно провалилось за верхушки окружавших Хокинс деревьев, Уилл Байрес понял, что по-настоящему одинок. Укрываясь от зверствующей погоды под серой черепицей своего дома, он, свернувшись калачиком, в некоем трансе сидел в гостиной. Уже около сорока пяти минут он наслаждался мелодией дождя, бившегося в окно неподалёку, и упивался царящей в доме тишиной, словно не имел ни малейшего понятия, когда ещё ему посчастливится испытать такой покой. И мысль эта была вполне оправдана - подобные моменты являлись редкостью в доме Байерсов, и поэтому, вместо того, чтобы как обычно занять себя чтением книги или рисованием, Уилл просто сидел, не сводя прищуренных глаз со стекавших по стеклу капель. Сперва он не осознавал своего одиночества. Эта мысль, как ей бывало свойственно, подкралась исподтишка, раздуваясь, словно воздушный шар, отравляя внутренности Уилла горьким послевкусием. Ну конечно же, он одинок, так ведь было всегда. "Почти всегда", — вяло поправил себя Уилл, подтягивая ноги ближе к груди и не отрывая взгляда от окна. "Почти всегда". Хотя лучше бы Уилл и оставался в полном одиночестве, не зная того мимолётного утешения. Мимолётного утешения, принёсшего ему только боль, злость и вину. Утешения, вновь напомнившего ему, что он всегда был и будет одинок. Но тогда ведь ему было хорошо, разве нет? Пусть это и неправильно. "Хватит. Нельзя больше об этом думать", — мысленно упрекнул он себя. Он ведь не возражал. Если бы ему что-то не нравилось, он бы не стал молча терпеть - по крайней мере, так он всегда себе говорил. Уилл провёл пальцем по колену, глядя в окно и впитывая собственные мысли, будто смакуя их. Всё это, конечно же, проделки тишины. Ему не подвластно его одиночество, как не подвластны луне её циклы, а океану - приливы. "Этому суждено было произойти", - подумал он. "Мне суждено быть одному, так надо". Разве он когда-то жил иначе? Так почему же всё равно больно? Хоть и разрушительна, но тишина необходима. Настоящее чудо, ненадолго посетившее дом Байерсов, которое внезапно, будто лезвием ножа, разрезал ритмичный звон домашнего телефона. Недовольно вздохнув, Уилл покинул своё уютное гнёздышко на диване и, ступая по ламинату в одних носках, пересёк порог гостиной под ещё пару надрывных звонков. Он не бежал, даже не пытался ускорить шаг, чтобы быстрее ответить, но всё же была в его движениях некая торопливость, которая могла быть понятна лишь ему самому и его брату. Уилл снял трубку с подставки, зажав её между плечом и ухом, и снова повернулся к окну в гостиной. Прошуршала короткая череда помех, после которой соединение наконец наладилось. — Лонни? — раздался на другом конце тихий осторожный голос. Уилл замер. Помяни черта. — Он спит, Джонатан, — спокойно ответил Уилл, прислонившись к стене и уставившись на дождь. Он услышал, как Джонатан отодвинул трубку и шумно выдохнул. Хоть брат и попытался это скрыть, он бы всё равно его понял. — О, привет, Уилл... а... я же его не разбудил? — нервно спросил Джонатан, тут же замолчав, будто ожидая, что Уилл пойдёт и проверит. И он проверил, как иначе - на секунду отлип от стены, бросив взгляд в конец коридора, и отнял трубку от лица. Убедившись, что в доме по-прежнему стояла звенящая тишина, он снова приложил телефон к уху. — К счастью, нет, — пробормотал он, глядя в коридор, словно бы теперь ожидая подвоха. — Фух, хорошо... я всё равно с тобой хотел поговорить... насчёт сегодняшнего вечера, — твёрдо признался Джонатан, и напряжение, давившее на плечи Уилла, смыла нахлынувшая догадка. Сунув руку в передний карман джинсов, Уилл нащупал два тонких бумажных прямоугольника, которые бережно хранил последние две недели. Его сердце оборвалось прежде, чем Джонатан успел объясниться. Он уже понял, что к чему. Сведя два билета в кармане вместе, Уилл шумно сглотнул и плотнее прижал трубку к уху. — Ты не приедешь, — раздавленно прошептал он. От такой подставы Уилл на мгновение словно бы сжался до размеров атома. Билеты у него в кармане - результат двух последних отложенных зарплат с летней подработки в кинотеатре в центре Хокинса, и сейчас он кожей чувствовал усмешки на этих бумажных печатных лицах. Они с Джонатаном уже несколько недель пытались сходить на повторный показ "Клоунов-убийц из космоса", с того самого утра, когда Джонатан подвозил Уилла в школу и они увидели объявление о временном возвращении фильма на большие экраны в кинотеатре "Хоук". "Он знает, как это важно для меня", — подумал Уилл, сдерживаясь, чтобы не закатить истерику, словно обиженный ребёнок, и сильнее вдавил пальцы в прохладный пластик телефона. "Так что же может быть важнее?" "Учёба. Учёба намного важнее." — Уилл, я не... послушай, я правда очень хочу сходить с тобой. Но просто... — на мгновение воцарилась тишина, но затем раздалось шуршание, будто микрофон чем-то задели. — У меня сейчас дел по горло. "Ну да, ты же взрослый. Или, скорее, притворяешься взрослым. Работаешь, или притворяешься, что работаешь. В общем, стараешься держаться отсюда как можно дальше", — Уилл презирал себя за эту злобу. — Уилл? — позвал Джонатан, вернув его к реальности, и Уилл прочистил горло, будто это как-то могло ему помочь избавиться от разочарования. "Подумаешь, это всего-то была единственная причина, по которой я сегодня встал с постели", — ядовито подумал Уилл. У него свело живот. — Ладно, ничего не поделаешь. — Ты сходи всё равно. Может, Дастин и Лукас смогут составить тебе компанию. Уилл дёрнулся. Не из-за имён своих лучших друзей, конечно же, и не из-за предложения провести время с ними. Он просто попытался вспомнить последний раз, когда они с братом занимались вместе хоть чем-нибудь ещё, помимо перемывания косточек отцу на полу в его комнате, и, охваченный подступающей к горлу обидой, понял, что не смог. — Джонатан, забей, — коротко ответил Уилл и услышал внезапный скрип кроватных пружин в конце коридора. Он сильнее вжался в стену, поглаживая трубку большим пальцем. — Ты злишься на меня, да? — тихо спросил Джонатан, и Уилл спешно вздохнул, когда отец вышаркал из спальни. Уилл задержал на нём взгляд лишь на один короткий миг, оценивая его состояние. Лонни, одетый в свободную белую футболку и простые светло-серые пижамные штаны, тихо шагал босиком в сторону кухни, даже на него не глядя. Проходя мимо, он удостоил младшего сына лишь неразборчивым ворчанием. Уилл инстинктивно крепко сжал зубы. На том конце провода раздался настойчивый голос. — Уилл? — Да, я тут. Нет, я не... — Уилл заколебался, оглядываясь на отца, остановившегося перед холодильником. Он присел и открыл дверцу. — Я не злюсь, просто... мы же собирались сходить с тобой. Вдвоём. — Я... я знаю, Уилл, и мне очень жаль, просто... — Ты с кем разговариваешь? Уилл (ну конечно же) напрягся, когда с кухни донёсся не очень внятный голос отца. Звук, с которым тот закрыл холодильник, отозвался у него в ушах гудком поезда. Ещё сильнее прижав трубку к уху, Уилл сделал вид, будто не услышал его полусонный вопрос. — ...и я тут как белка в колесе, понимаешь? Учёба и всё такое, — закончил Джонатан своё объяснение, которое Уилл успешно прослушал. — Хорошо, Джонатан. Может, тогда в другой р... — Если это твоя мать, скажи ей, чтоб вернула мне грёбаные деньги, — бросил Лонни где-то у Уилла за спиной, и мало того, что он подлил масла в огонь, ещё сильнее раздражив и без того рассерженного парня, так Уилла вдобавок внезапно одолела тошнота. Он обернулся к отцу. Убрав телефон от лица, он с презрением наблюдал за его полупьяными потугами. Тот стоял, прислонившись к тумбе, и усталыми неряшливыми движениями пытался вскрыть банку охлаждённого пива. Когда у него наконец получилось схватиться за язычок и потянуть его вверх, раздался металлический хлопок, возвестивший о его успехе, и здесь-то Уилла и прорвало. Обычно он прекрасно владел собой. Обычно, но не когда речь заходила о Джойс. — Если они так сильно тебе нужны, поговори с ней сам, в кои-то веки, — огрызнулся Уилл, моментально привлекая к себе его внимание, словно бы щёлкнув кнутом. Лонни крепко сжал банку в руке, уставившись на него так, будто тот вдруг отрастил себе вторую голову. Не дожидаясь очередной смены в его настроении, Уилл развернулся к стене и снова прижал телефон к уху. Джонатан начал расспрашивать его о Лонни, но ему уже было как-то совсем не до него. — Всё же я его разбудил, д... — Джонатан, правда, не парься на этот счёт, ладно? Это всего лишь дурацкий фильм. Послушай, — сказал Уилл, намотав провод на палец и тут же его отпустив. — Мне нужно идти, но... э... мы ещё поболтаем, когда ты заедешь домой, хорошо? — Уилл? — осторожно спросил Джонатан, отчасти понимая, в какой ситуации сейчас находился брат, но его немая просьба канула в лету. — Пока, Джонатан, — тихо произнёс он и вернул трубку на подставку. Раздавшийся щелчок показался почти что оглушительным в повисшей тишине. Он не знал, почему его слова прозвучали так важно, но была в них какая-то тяжесть. Уилл хотел снова взять телефон в руки, набрать номер брата и добиться от него внятного ответа, добиться хоть чего-нибудь. Хотел попросить его всё равно приехать, хотя бы для подстраховки, потому что она могла понадобиться. Чёрт, не просто могла, а уже железно понадобится. Конечно, до сильной жести его попытки постоять за себя никогда не доводили, но ему всегда казалось, что однажды это может случиться. Он знал, что однажды это случится. Не знал только, когда именно настанет этот день. Сделав шаг назад и обернувшись, Уилл моментально получил мощный толчок, от которого отшатнулся обратно к стене, смачно приложившись лопатками о недоклеенные обои. Только этого было достаточно, чтобы его плечи сковала сильная боль. — Чего ты там спизданул, малой? — выплюнул Лонни сквозь стиснутые зубы и встал перед ним. Под банку, брошенную на кухонной тумбе, стекал конденсат. Ясное дело, Уиллу лучше было молчать в тряпочку. Если ничего не говорить, то и получать будет не за что, но на практике это работало не всегда. Сердце начало бешено стучать, он сделал резкий глубокий вдох. — Я сказал, если тебе... Договорить Уиллу не дала бледная вспышка отцовской руки, схватившей его за ворот рубашки. Он скомкал ткань в кулаке, резко дёрнув его на себя, их носы едва ли не столкнулись. Лонни смерил его взглядом, полным чистейшего презрения. Уилл чувствовал его дыхание, пропитанное ликёром и тошнотворным запахом пива. "Он не злится", — подумал Уилл и в некоторой степени испытал странное облегчение. Даже грустно это признавать, но он знал, что отец сейчас не был зол. Раздражён, взвинчен. Его напрягло проявление неуважения. Но он не злился. Уилл знал, потому что видел, как он злился. Зрелище не из приятных, намного хуже того, что было сейчас. Намного. Злость причиняла больше боли. — Я разве просил отвечать? — рявкнул Лонни, повысив голос на несколько тонов и ни на секунду не ослабив хватки. Поддавшаяся панике часть Уилла хотела его оттолкнуть. Опытная же его часть прекрасно помнила, что было в прошлый раз, когда он попытался это сделать. — Чтоб я больше такой херни не слышал, мелкий говнюк. Я прошу тебя сделать одну простую вещь, и ты обязан повиноваться без этих своих выебонов, — Лонни выплёвывал слова, словно разбрызгивал едкую грязь. Глядя на его некогда сломанную переносицу, угол скулы, лоб, да куда угодно, только не в глаза, Уилл осознал, что его трясло. Спустя несколько секунд продолжительной невозмутимой тишины Лонни разомкнул пальцы, отпустив его воротник, слегка пошатнувшись, сделал шаг назад и как ни в чём ни бывало вернулся к своему пиву. Подобрав банку, он снова направился в сторону вжавшегося в стену Уилла, но просто прошёл мимо. Уилл вздрогнул, мысленно себя за это отругав, и проследил за тем, как Лонни скрылся в спальне, шумно хлопнув дверью. По ощущениям, Уилл простоял там целую вечность, прежде чем смог наконец снова пошевелиться и дрожащими пальцами разгладил смятую рубашку. На мгновение его переполнило злостью к самому себе - и тому было несколько причин, но больше всего его злило то, что он никак не приспособится. Пора было бы уже привыкнуть, но какая-то его часть отказывалась с этим мириться. Какая-то его часть понимала, что это неправильно. "Но лишь то, что это неправильно, не значит, что это должно меня пугать", — подумал Уилл. Даже если это правда его пугало. Даже если правда - должно. И что отвратительнее всего, Уилл считал, что ему повезло. Повезло, что отец его не ударил. Повезло. Стоя вот так у стены и держась за воротник, Уилл зацепился взглядом за миску с мелочью на тумбе. Одним стремительным движением, полностью позабыв о непогоде, которая ещё пару минут назад так сильно его беспокоила, он пересёк комнату и запустил туда руку. Откопав где-то четыре доллара, он запихнул четвертаки в карман рубашки и направился к кухонному столу. Лёгкие словно бы налились свинцом, когда на него разом навалилась привычная атмосфера этого дома во всей своей красе. "Я хочу уйти. Подальше отсюда". "Боже, я сейчас задохнусь". Схватив первую попавшуюся куртку, безвольно висевшую на спинке стула, Уилл решительно её натянул и, даже не застёгиваясь, буквально выбежал в прихожую. С ботинками он провозился уже подольше, затем подцепил с пола рюкзак и толкнул дверь, вдруг удивившись внезапно громкому шлёпанью дождя по вязкой, свежей грязи снаружи. Дверь он за собой захлопнул, со всем этим ливнем особо не задумываясь о произведённом шуме. "Тут буквально потоп, и всё же здесь приятнее, чем дома", — пронеслось у него в голове. Сперва он даже не знал, куда пойдёт, но точно знал, что пойдёт куда-то. Он знал, как добраться до города, поэтому туда и направился, не думая ни о каком-либо конкретном месте. Сейчас он был рад оказаться где угодно, главное подальше отсюда, и именно эта мысль и подпитывала его на протяжении всего пути вдоль старой просёлочной дороги, ведущей к перекрёстку между улицами Корнуоллис и Кёрли. Примерно десять минут спустя, которые Уилл провёл в попытках не поскользнуться на разрастающихся грязевых лужах, его ноги наконец коснулись асфальта, и он выдохнул. Хотя бы ненадолго. "Лихолесье", — с нежностью подумал Уилл, на мгновение засмотревшись на дорогу, но потом вспомнил, что, вообще-то, промок до нитки. Ещё немного мысленно посмаковав старое название, которое они в детстве придумали с друзьями, он повернул в сторону города. По и без того насквозь мокрой чёлке стекали капли дождя. Уличные фонари слабо освещали путь, но этого было достаточно, чтобы Уилл случайно не оступился и не подвернул лодыжку, соскользнув в канаву. Он наслаждался моментом, глотком свежего воздуха. Ему это было очень нужно, даже больше, чем он себе представлял, потому что вне дома Уилл наконец мог быть Уиллом. В своих собственных воображаемых пределах. "Как только мне стукнет восемнадцать, я уеду", — думал он и искренне надеялся, что так и будет. Три с половиной месяца - не так уж и много, и он знал, что у него получится скопить достаточно денег. Он сядет на автобус и будет смотреть, как Хокинс, штат Индиана, проплывает мимо и испаряется за спиной, словно облачко дыма. Это было так легко представить и так тяжело действительно претворить в реальность, но в семнадцать лет жизнь казалась ему полнейшим адом. Уилл умел водить машину, но взять и уехать ему бы никто не дал. Он мог убежать, вот как сейчас, но это ненадолго. Пусть и под не столь уж пристальным взглядом отца, Уилл Байерс всё равно был словно что муравей под микроскопом. И, что ещё хуже, а главное, важнее - ни друзья, ни брат, ни, тем более, отец совсем ничего о нём не знали. Что уж говорить о той самой крохотной детали, за которую он никак не мог себя простить. "Как только мне стукнет восемнадцать, я уеду", — снова подумал Уилл. "Стукнет восемнадцать, и я совершу каминг-аут", — догнала предыдущую вторая мысль. Жить тяжело, когда тебе семнадцать. Уж Уилл-то знал не понаслышке. У него были сбережения на то, чтобы уехать, было даже желание, но на его пути всегда возникали какие-то неподвластные ему препятствия. Однако жить в "шкафу", когда тебе семнадцать, было для Уилла Байерса всё равно, что смотреть в дуло заряженного пистолета. Он медленно брёл сквозь темноту до центра города, и по его щекам стекали слёзы, незаметно смешиваясь с бушевавшим вокруг штормом. "Почему я плачу?" Ему хотелось их смахнуть, но с дождём толку в этом не было никакого. Стянув рюкзак с плеча, Уилл запустил туда руку и стал шариться, пока не нащупал искомый провод от наушников, всё ещё подключенных к кассетному плееру. Быстро нажав одну за другой кнопки "вкл" и "проигрывать", он положил устройство обратно в рюкзак и окоченелыми пальцами надел наушники. Словно дожидавшись своего звёздного часа, уши Уилла заполнил одинокий голос Моррисси - заиграла There Is A Light That Never Goes Out. "Самый паршивый пережиток прежнего музыкального вкуса Джонатана", — подумал он про себя, прежде чем к горлу вновь подступило это гадкое, гадкое чувство. На мгновение ему почти захотелось его выцарапать. Просто жуть, но каким-то образом от этого он только сильнее заплакал. "Почему я плачу? Что не так?" Направляясь в город и стараясь не думать ни о чём, кроме пункта своего назначения, Уилл слегка опустил голову, и из груди его внезапно вырвался всхлип, словно нечто вытянуло его оттуда страшной когтистой лапой. Но одна мысль всё никак не хотела покидать его на протяжении всего пути. Она заставляла его переставлять ноги, продолжать идти, и он повиновался. "Но лишь то, что это неправильно, не значит, что это должно меня пугать". А дождь всё шёл.