Обычный день 19й палаты

Июнь был мутным и покрытым дымкой, той самой, из «Мизери». Были дожди и грозы, тучи и вечный туман в голове, как в одноимённой повести. Лето началось ужасно. В ночь с 31 мая на 1 июня Воджина увезли из «Гюнхёна» не в реанимацию, а в морг. И небо плакало вместе с нами. Смертью больше не пахло, но из носа этот запах не выветрить так быстро. Пахло лишь сигаретным дымом, видимо, у нас таки получилось выкурить эту дрянь хотя бы отсюда, но мы не знали, что придётся пожертвовать Воджином. Нас с Юнги положили в изолятор, потому что у нас снесло крышу, когда мы увидели смерть. Словно демоны, терзавшие Воджина, вселились и в нас тоже. Охватили и начали тянуть к себе следом за прошлой жертвой. Я плохо помню первую половину июня, а во вторую не прикасался к блокноту, было слишком тяжело. ОНО наблюдало за мной, Чимином и Юнги уже апатично, так я это чувствовал. И произошло две вещи, которых я совершенно не ждал. В воздухе повисло сожаление. ОНО было расстроено, так я и сказал им. Чимин мне улыбнулся, да сказал, что ОНО, видимо, хотело разделить с нами утрату. А второе, к чему я не был готов… я начал говорить с ним. Никогда при других людях ОНО не могло услышать мой голос. И я ему выговорился. Почему-то ожидал косых взглядов, хоть и знал, что Юнги и Чимин так никогда не поступят. Наоборот, они подсели ко мне ближе, приобняли и тоже начали говорить. — Если ты снова будешь обижать Чонгука, я тебе врежу. Я найду способ… — пригрозил Юнги. Смерть Воджина сожрала во мне огромное количество накопленного покоя. Но я помню, как мы с Юнги вернулись из изолятора и плюхнулись на свои кровати. Сначала к нам зашёл Намджун-ним. Я помню, как в страхе плакал и обнимал его, а он, как заботливый отец, обнимал в ответ и гладил по голове. Как Юнги поднялся и влез в наш кокон третьим. Как позже зашёл Чимин и сменил Намджун-нима. Он тогда впервые не выбросил то, что принесли ему родители. Они постоянно привозили ему сладости и соки. И если раньше шоколад и мармелад выбрасывали врачи, так как ему это ещё было нельзя, то в последние дни смузи сам избавлялся, ибо даже смотреть не мог на всё это. И вот подумал, что сейчас они были нужны в первую очередь, но не ему. Он накормил нас шоколадом, угостил соком, и мы долго разговаривали. Как было страшно и больно. Когда видишь смерть, понимаешь, что всех это ждёт. Как Юнги обнимал Чимина и просил его сражаться, ведь от анорексии тоже умирают. И, самое дорогое и неожиданное, Чимин обнял и меня. Его объятия были слегка рельефными из-за торчащих костей, но всё равно необходимыми нам и обволакивающе тёплыми. — Я раньше даже не задумывался о том, что смерть такая, — сказал я Феликсу на следующий день, лёжа всё на той же кушетке. — В смысле, я знал, что люди смертны, это очевидно, но… ммм… — Не осознавали этого? — спросил он. Я приподнялся и посмотрел прямо на него. — Да, именно! Не осознавал. Хоть и я пытался повеситься, смерть — это последнее, о чем я думал. Мне хотелось лишь вырваться любыми способами. Я впервые задумался о том, каким был идиотом. В моей голове проносились мысли о том, какой я жалкий, что не смог себя убить, а теперь был готов переместиться в прошлое, вытащить из петли и надавать пощёчин самому себе. Ты не жалкий. И не неудачник. Я очень рад, что ты выжил. И очень жаль, что всё дошло до этого поступка… Через некоторое время к нам приехали родители Воджина и привезли остальные книги Стивена Кинга. Также предупредили медперсонал, что сегодня вечером привезут ещё саму полку, где они стояли у них дома, ведь книг была целая куча. Так что до их приезда они все будут ждать своё место в его комнате. — Шестьдесят шесть, шестьдесят семь, шестьдесят восемь… — считал Юнги вслух, а мы смотрели на множество тяжёлых и внушительных книжных башен, молча переживая шок. — Семьдесят. — Семьдесят одна, — добавил я и положил сверху одной башни «Мизери», которую нашёл под кроватью, когда вспомнил, что Юнги отбросил её в приступе горя и злости. — Обалдеть… — протянул Чимин. — Воджин точно был фанатом. — Он говорил, что мама не поддерживала его любовь к Кингу, — я снова смерил взглядом огромное количество книг и следом глянул на Юнги и Чимином. — Видимо, он покупал их на свои деньги. — Практически полное собрание Стивена Кинга в психиатрической лечебнице… Иронично, но даже как-то правильно что ли, — Юнги затянулся сигаретой и снова пальцем прошёлся по смотрящим на нас корешкам. — Раз пока не можем видеть ужасы нашего мира собственными глазами, будем смотреть через очки Короля Ужасов. Хочу взять какой-нибудь роман за основу для партии в ДнД. Воджин тоже хотел поиграть… Мы решили взять себя в руки. Не дадим грусти нас съесть. Будем читать романы, что подарил нам Воджин, и стараться изо всех сил, чтобы не умереть и выйти отсюда. Так мы дали обещание. Официально — мы втроем, неофициально — всем отделением. Поддерживать друг друга. Хотя бы стараться, потому что мы прекрасно понимали, что не всё в наших руках, нам неподвластен этот мир. Неподвластны и другие люди. Мы не Боги. Мы просто психически нездоровые люди. Но здесь, в этом месте, это было нашим преимуществом. Мы могли понять друг друга, как никто другой. Через линзу Стивена Кинга, с помощью терапий и взаимопонимания вырваться из порочного круга. Просто потому что мы думали, что Воджин тоже этого бы хотел. Вдохнуть свежий воздух, потрогать газон, сходить в торговый центр, поесть фаст-фуда, продолжить учебу, влюбиться и жить.

***

Медработники напоминали мне о том, что есть люди, не страдающие психическими расстройствами. Будучи запертым с себе подобными, иногда забываешь, что не все люди в мире видят галлюцинации, бредят или хотят себя убить. Не все думают, что их подменили, не все скрывают в себе несколько личностей. Медработники все были разными, но их можно было разложить на группы, как Чимин любил раскладывать сэндвичи на ингредиенты, и из-за этого это уже не было сэндвичем. Говорил, мол, ему легче было превратить этажи ингредиентов в салат. Тогда я понял, что медперсонал — это один огромный сэндвич. Они — одно целое, но все имеют свой цвет и вкус. Некоторые, например, Ангён, отдавались работе без особых эмоций, строго выполняли правила, с ними было скучно. Однако именно Ангён позволяла себе радоваться, когда все выполняли эти правила. Санитары чаще были нейтральны, особо не взаимодействовали с пациентами, разве что относили их в изоляторы, поливали цветы и убирались в комнатах, если кто-то решал устроить в своей палате погром. Разговаривали они с нами при необходимости. Были пустившие корни, например, фармацевт Сухюн. Я никогда не видел его целиком, он всегда выглядывал из окошка и наблюдал, как медсестры вручали нам таблетки. Намджун-ним среди них всех был самым живым. Он обращался к нам на «ты», и это было приятно. Некоторые думают, что это невежливо, но я так не считал. Поэтому и попросил его об этом в нашу первую встречу. Он же нам не грубил, как некоторые санитары. Он был всем здесь хорошим другом. Намджун-ним был похож чем-то на Юнги, только с другой стороны. Если Юнги мне казался врачом, замаскированным под пациента, то Намджун-ним был пациентом, замаскированным под врача. К каждому находил подход, поэтому его все слушали не только из-за того, что он заведующий медперсоналом, но и из-за того, что уважали его. Я тоже уважал его, он этого заслуживает. Когда видишь, как медперсонал обедает с нами в столовой, сопровождает, зовёт к телефонным будкам или к посетителям, не воспринимаешь их как полноценных людей почему-то. Потому что это их работа — смотреть и взаимодействовать с пациентами. Поэтому с некоторыми было некомфортно, когда они начинали проявлять эмоции, а от некоторых ты этих эмоций ждёшь, словно Хатико. Медперсонал был двояким. Одна половина была здесь, другая половина — во внешнем мире, потому что все они бывают снаружи. Были ночные дежурные, дневные… никто из них не находился тут больше десяти часов в день. Они выходили на какое-то время, и пахло от них улицей, когда они возвращались. Однажды мы с Юнги проснулись очень рано, пошли сонно умываться и увидели промокшего до нитки Намджун-нима. Он пожелал нам доброго утра, а мы побежали за своими полотенцами. — Вы пешком ходите до работы? — спросил я его, когда мы вернулись. — Люблю утренние прогулки и живу недалеко. Только вот забыл погоду посмотреть, — улыбнулся он нам. — Спасибо, ребята. Кстати, вы помните, что завтра собрание? — Да, Намджун-ним-и, — хихикнул Юнги и накинул с забавой своё полотенце ему на голову. — Чонгук, ты молодец, продолжай в том же духе, — сказал мне Намджун-ним. И правда. Впервые с середины туманного июня я вылез из кровати.

***

Помогать друзьям без проблем потрахаться — довольно занятная штука, если тебе потом что-то от них понадобится. Но не в стенах психиатрической лечебницы, напичканной вездесущими медработниками. Ведь лежать в кровати Чимина, к которому приходили каждые полчаса даже ночью из-за рецидива… всё это казалось мне самой тупой идеей на планете. Потому что: 1. Я выше Чимина почти на десять сантиметров. 2. У нас разные комплекции. 3. Если нас рядом положить в кровати и накрыть одеялом, то даже практически слепой человек поймёт, где я, а где он. 4. Я не хочу, чтобы меня наказали из-за того, что мои друзья хотят заняться сексом! Я уже сотню раз пожалел об этом и даже начал думать план отступления, как услышал пугающий до дрожи стук. Дверь открылась. Шёпот дежурной медсестры: — Обход. Шуршание бумаги, дверь закрылась. Вместе с ней покинуло палату моё понимание. Кажется, ночью им было насрать… сразу вспомнился момент, когда нам сказали отправить Чимина спать, ибо к нему приезжали родители и его кузен, которого он особо не любил. Типа… да как можно не заметить визуальную разницу между мной и Чимином?! Да я великан по сравнению с ним. Чимин, если ты это прочитаешь, я не в обиду, я констатирую факт. Юнги, если первым прочитаешь ты, то не говори Чимину, а то он опять в меня картами будет кидаться. Я надеюсь, вы вдоволь натрахались за эти полчаса, придурки, потому что я покинул палату Чимина, как только подумал, что путь свободен. Чуть не наткнулся на медсестру и соврал санитарам, что выходил в туалет. А эти двое уже сидели на кровати, одетые и довольные. Курили и смеялись моему красному от возмущения лицу. — Мы просто передёрнули друг другу, а потом валялись и разговаривали, — сказал мне Юнги. — Всем расскажем, что мы делали? — заворчал на него Чимин, как вдруг поднял испуганный взгляд на меня. — Прошу, скажи, что ОНО ушло за тобой! Не пойми неправильно, но будет пиздец стрёмно, если ОНО наблюдало за этим абсурдом. ОНО всё ещё было здесь, но… что-то определённо изменилось. ОНО смотрело неизменно, давало каждой клеточке моего тела понять, что находится рядом. Но словно перешло в пассивное состояние. Напряжение никуда не делось, но притупилось. У меня всё больше снижался страх и паника. Однако от стойкого ощущения, что за тобой непрерывно наблюдал персональный Большой Брат, так быстро не избавиться.

***

Каждый месяц в нашем отделении проводили собрание. Проходило оно в основном 5 числа, в гостиной, в 9:30 утра, после завтрака и таблеток. Чем-то напоминало линейку в детских лагерях, только там, насколько я помню, завтрак был уже после. Мы садились, кто куда успевал, мебели было немного. Диван и два кресла, поэтому многие обустраивались на полу. Когда мы шли туда сегодня после завтрака, попутно решив выловить Чимина (он ещё не ходил в столовую, у него был свой рацион), Юнги задержался около доски статусов, прищурился и заулыбался. Я тоже глянул на доску и снизу увидел новое имя. «Ким Тэхён. сез.пац-т.» Написано было в графе с жёлтым цветом. Значит, он мог выходить из отделения в сопровождении одного медработника. Сменилась скорость, Юнги буквально потащил меня, заставляя перейти на бег. Также быстро и резво он постучался к Чимину, из комнаты которого звучали Gorillaz. Он открыл нам, и Юнги радостно вскрикнул: — Угадай, что?! — Что? — улыбнулся в ответ Чимин. — Тэхён-и скоро приедет, его имя уже на доске! — Он бы предупреди-ил! — Чимин пару раз подпрыгнул, но тут же зашатался, схватившись за голову и смеясь. — Наверное, он захотел устроить сюрприз, — сказал Юнги, подхватив его за плечи. — Конечно, сомнительный, сюда всё-таки, значит, дело не очень… но радости почему-то больше. Чимин ещё шире заулыбался, от чего его глаза приняли форму полумесяцев. Кажется, этот Тэхён-и очень дружен с ними. Интересно, он подружится со мной? — А с чем он приезжает? — спросил я. — У него ОКР. Возвращается в моменты сильных обострений, — ответил мне Юнги. ОКР — это обсессивно-компульсивное расстройство. Заболевание, вызывающее навязчивые мысли, которое могут привести к различным действиям. Совершаешь ритуалы, чтобы выжить. Звучит, как бесконечная ловушка. После нескольких сеансов с Феликсом я точно понял, что у нас всех есть эта общая черта. Мы в ловушке своих расстройств. У кого-то в этой клетке половина наполнена манией, наполовину депрессией, у кого-то стоит зеркало, которое делает тебя жирным куском мяса, у кого-то бегают числа и летает Стю. И основная цель нашего пребывания в «Гюнхёне» — это выбраться из неё. Раз уж есть сезонные пациенты и старожилы, значит, не факт, что ты выберешься навсегда. Сегодняшнее собрание началось с печальной новости. Пациент по имени Хва Сумин пробрался в спортивный зал и повесился на волейбольной сетке. Поэтому с сегодняшнего дня туда заходить будет нельзя до окончания проверки. Было обидно за Юнги, он часто ходил в спортивный зал поиграть сам с собой в баскетбол. — Следующее. К нам через десять дней прибудут студенты медицинского университета на практику, — продолжал свою речь Намджун-ним. Словно не было новости про самоубийство пациента. Не то чтобы я расстроился, с Сумином я особо не был знаком. Он ни с кем не общался, постоянно сидел в своей комнате и кричал на каждого, кто попытается просто постучаться. Чимин на максималках с бонусом в виде депрессии. Но всё же это произвело очень тяжёлое впечатление, ведь всё ещё из темноты всплывал момент смерти Воджина. Вечный непрерывный писк. Вторая смерть за два месяца. Да и в этом была суть собраний. Нам кратко сообщали новости, планы и изменения на грядущий месяц. Их можно было написать на листке бумаги простым списком: 1. Сумин убил себя (покойся с миром, Сумин. А ещё его лечащего врача, как добавил Намджун-ним, арестовали, и теперь всех, кто тоже наблюдался у него, направят к другому). 2. В наше отделение прибудут практиканты (не знаю, как реагировать, скажу, когда они уже будут здесь). 3. В этом месяце не будет арт-терапии, так как госпожа Вон сломала ногу (очень грустно, я люблю арт-терапию!). 4. Ким Тэхён приедет завтра утром (кто ты такой, Ким Тэхён, раз Юнги и Чимин улыбаются до ушей?). 5. В честь дня рождения Хёнджин-и те, кого он пригласит, пойдут в кофейню (СВОБОДА?!) — Поэтому сразу вопрос, кто готов принять его к себе в соседи? — спросил вдруг Намджун-ним. Было бы круче, если бы такие собрания проводились в общей комнате. Там места больше, да и уютнее, как по мне. — Если вы поставите в мою палату ещё одну кровать, то я! — вытянул руку Чимин, но Намджун-ним ему отрицательно кивнул с улыбкой. — Твоя палата платная, Чимин, не подходит, — как потом мне сказал Юнги, этот диалог происходит КАЖДЫЙ РАЗ, когда становилось известно о приезде Ким Тэхёна. — Давайте Дохана переселим к Мингю. Они оба кататоники. — Двух кататоников нельзя класть в одну палату, вы же знаете… — Намджун-ним вдруг посмотрел на меня и Юнги. — Может, кто-нибудь из вас переселится? Почему-то для медперсонала было важно, чтобы у этого Ким Тэхёна был сосед. Желательно не кататоник и не с сильными психическими отклонениями. Если не пройдёшь десять шагов вдоль стены, то умрёшь. Не выпьешь стакан ровно наполовину — день прожит зря. Когда спускаешься по лестнице, нужно отбить пальцами по перилам определённый ритм, чтобы было легче жить. Так зачем ему сосед? Чтобы делать это всё вместе с ним, что ли? Юнги поднял руку и сказал тут же: — Я могу. Но к кому, Намджун-ним-и? — Давай к Хва Солю, — ответил ему Намджун-ним. — Если вы оба не против. Хва Соль страдал бредовым расстройством, что немного было похоже на органическое расстройство и патологическую ложь Юнги. Только в его словах всё было более собрано и логично. Я был не против. Лучше уж с Ким Тэхёном, чем выслушивать поток бессмысленного бреда. Не в обиду Хва Солю, просто я думаю, что ты НАМНОГО болтливее Юнги, к которому я хоть и привык, но всё равно рано или поздно уставал. Юнги мигом пересел к нему и тут же сказал: — Мой отец — генерал нашей армии. Он может запустить ракету в любой дом по щелчку пальца. — Он изменяет твоей маме, я там все зелёное тебе оставил, сходи, посмотри, только не трогай мою банку. — Твоя банка давно помогает мне коллекционировать мелочь, которую роняют посетители! — Не крути, лучше в туалете Хва Соля найди, он, наверное, опять в крестики-нолики играет и лапами булькает, — неожиданно Хва Соль, которого не было в туалете, уставился на меня. — Ты кто, ты принцесса Диана? — Нет, это Чонгук! Он реинкарнация принцессы Дианы, представляешь? И за ним наблюдает призрак прошлой королевы, которая до Елизаветы. Его надо прогонять. — По дороге езжай ровно, сорока твоя уже кричит, чтобы ты бутылку ей дал с томатным соком, она любит камешки с пляжа воровать! Переход нужно, карта перехода, и я поеду с тобой, неумеха! Зачем чёрным-то? — Нам нужно сходить на арт-терапию, чтобы я нарисовал тебе переход, но госпожа Вон сломала ногу. Как поступим? — Та-ак, ребята, всё, — усмехнулся Намджун-ним. — Вдоволь ещё наболтаетесь. После обеда я, как обычно, сидел в своей комнате. Сейчас было свободное время, до моего сеанса было минимум три часа. Юнги рядом собирал свои вещи и держал в зубах сигарету. Он сделал это довольно смешно, закинул всю свою одежду на кровать и стянул простыню, запихав в эту кучу и одеяло с подушкой. Связал уголки между собой, и получился огромный мешок одежды и постельного белья. Когда я узнал, что у него нет чемодана, это перестало быть смешным. Юнги — старожил, но куда делся его чемодан? Он сам попросил его выбросить, потому что уже не верит, что выйдет?.. — Тэхён хороший, не обижайся на меня, — говорил мне Юнги на каждое своё движение. — Я не обижаюсь, — отвечал я ему каждый раз. И лишь потом добавил. — Серьёзно, Юнги. Мне лишь интересно, почему именно ты решил переселиться? Могли бы меня переселить, ты же Тэхёна лучше знаешь. — Именно поэтому я и вызвался, — улыбнулся мне Юнги. — Чтобы ты не стал чувствовать себя лишним. А то напридумываешь себе, а это пустая трата твоих внутренних ресурсов. Я был готов расплакаться от этих милых слов. — Да и, знаешь, соседство с Тэхёном, скажем так, выравнивает. Многие ощутили какой-то взаимный терапевтический эффект, находясь с ним в одной комнате, — продолжил Юнги и вдруг слегка скривил лицо. — Ну, кроме Слонёнка. Он измазал Тэхёна слюнями, которого потом пришлось всем персоналом откачивать в изоляторе. Юнги говорил про Хамю, который был умственно отсталым, здесь таких называли неразумными. А Слонёнком его окрестили, потому что он на него похож, такой же большой, но при этом неимоверно милый и дружелюбный. И кричал он тоже, как слон. Он и другие неразумные находились в конце другого коридора, куда мы практически не ходили, потому что мы не умели с ними взаимодействовать. Но их иногда пускали в общую комнату. У одного из них, мальчишки по имени Пак Чан У, были тканевые куклы в виде животных, которые нужно было надевать на руку и шевелить пальцами. Чимин ухватил однажды собаку и настолько смешно пытался гавкать, что мы катались по полу и держались за животы. — А ещё передай ЭТОМУ, что я не перестану его пугать, — Юнги кровожадно оскалился, а затем поднялся и на цыпочках начал подходить. Сгорбился весь, да руками когти показывал. — Я с тобой ещё не закончил… Я и правда не обижался на Юнги. Раз он переселяется, это же не значит, что мы больше не друзья. Он будет к нам заходить, мы будем заходить к Чимину, или к Юнги с Хва. Будем все вместе сидеть в общей комнате, курить на балконах и читать Стивена Кинга. Единственное, что мне не нравилось — это тягучий упадок на душе. Несмотря на зачатый эмбрион ремиссии и обещание Воджину, я пока не мог вырваться из депрессивного состояния. И если раньше я проникся, когда ОНО пыталось поддержать, то теперь мне виделись вспышки, словно ОНО получило от кого-то фотоаппарат и решило запечатлеть этот «ПРЕКРАСНЫЙ МОМЕНТ». И вновь пробежался чёткий смех. ОНО смеялось над моей депрессией. А мне от этого становилось ещё обиднее. Зачем тогда ты горевало вместе с нами? Депрессия была похожа на километровую нитку, чёрную и склизкую, поэтому она не только была спутана в гигантский узел, но и липла к рукам и душе, стоило попытаться развязать. Тянулась, но никогда не рвалась. — ОНО меня расклеило. Мне нужен клей, — говорю я им, когда мы играли в Дурака. — Чтобы склеиться? — спросил Чимин, ловко покрывая все карты, которые мы ему подкинули. Пройдоха. — Ага. Желательно секундный, — я развернулся на стуле и перешёл на вой. — Намджун-ни-им!!! Мне нужен секундный клей! Что мне нравилось здесь, так это полное понимание проблем друг друга. Потому что если бы я расплакался из-за проигрыша в универе, то меня бы заклеймили нытиком или слабаком. Почему-то стало так никчёмно, когда я проиграл партию в карты. Но Чимин и Юнги тут же предложили сыграть в дженгу, потому что они знали, что я в этой игре мастер. Чтобы я не расстраивался сильнее. Это одаряло сердце теплом, которое растекалось по мне и немного перекрывало грусть. — Главное, чтобы Стю опять не прилетел… — фыркунл Чимин, и тот прогремел смешок Хёнджин-и, который держал в руках книгу Стивена Кинга «Мешок с костями». Иронично. Тогда я впервые застал Хёнджин-и с книгой в руках, только он всё-таки периодически отвлекался на свои галлюцинации. — У Стю сегодня выходной, — сказал он. — Вот за это я люблю «Гюнхён»! — восторженно захлопал в ладоши Юнги. — Здесь даже у стейков есть выходные! Не смотря на моё состояние, я чувствовал, как «Гюнхён» постепенно возвращался в свою стезю. Мы играли в настольные игры, ходили на терапии, пили таблетки, кушали и читали книги Стивена Кинга. Воджин оставил нам огромную память о себе. Юнги рассказывал обо всём. Чимин шумел костями. Я замечал на себе взгляд.

***

— Это и правда забавно. Нет, вру, это мерзко, — очередной сеанс с Феликсом начался с моих ворчаний. ОНО и его поступки в последнее время оставляли меня наедине с огромной кипой вопросов. — Я чувствовал, как ОНО скорбело вместе с нами. Плакало и сопереживало. У меня даже впервые за долгое время промелькнула мысль, мол, я рад, что ОНО сейчас здесь, рядом со мной. А сейчас ОНО смеётся, чуть ли живот не надрывает! Конечно, от этого не стоило ожидать какой-то логики, но я был бы рад, чтобы ОНО попонятнее выражало свои намерения. Хотя как ОНО это сделает, если даже разговаривать не умеет? Феликс думал вместе со мной, но, в отличие от меня, находил, за что зацепиться. В этом их суть, психиатров и психотерапевтов. Так они и направляют нас. Цепляются за то, на что мы бы не додумались даже посмотреть. — Чонгук, такое уже бывало? Чтобы ОНО грустило вместе с тобой? — не помню, в какой момент Феликс перешёл на «ты», но я был очень рад. Наоборот, было очень неловко, что ко мне обращались на «вы». — Попробуешь вспомнить? — Точно помню, что ощущал грусть, когда умер наш пёс, — закивал я. — Было нечто похожее, но и как будто другое. Наверное, это из-за того, что тогда собака. А сейчас человек, — от раздумий захотелось покурить, и Феликс на автомате поделился зажигалкой. Мне нравилось смотреть на горящий огонёк в его перчатках. — Один чёрт, потом снова его смех и мой стыд. — Хмм… Чонгук, ты не против немного затронуть детство? — я не особо понял, причём здесь это, но решил согласиться. Феликсу виднее, как нащупывать почву моего ментального состояния. — Какие методы воспитания родителей? Здесь мне стало вдруг грустно и противно от самого себя. Однако я снова вскинул голову, как будто Феликс рассказал мне какую-то истину. К несчастью, так и было. — Их воспитание я не особо помню… Они были заняты своей сетью ресторанов, чтобы было больше денег на то, чтобы содержать меня. В основном я помню нянь, которых со мной оставляли. Ещё меньше — дедушка с бабушкой, они умерли, когда мне было лет 11. Ну, по линии мамы которые. У папы ещё живы. — Подожди, то есть на твоё содержание денег не было, а на нянь были? Такой простой и очевидный теперь вопрос, а меня он выбил из равновесия и отправил в дальний полёт. Няни — это ведь и правда дорогое удовольствие. А как же «Гук-и, у нас и так нет денег, а ты просишь новые игрушки? Твои старые в хорошем состоянии»? Игрушки дешевле няни. В груди что-то сильно ударило. В ушах гул, перед глазами тень и взгляды, везде взгляды. Снова меня рассматривают под микроскопом, я даже приподнялся. Мог только вертеть головой во все стороны, потому что мне хотелось найти. Где ОНО? Откуда именно смотрит, каким образом размножается? Зачем ОНО здесь и что от меня надо в конце-то концов?! А в ответ пришли искажённые голоса, ранящие и страшные. «Чонгук-и, пойми нас, мы работаем каждый день ради тебя. Не утраивай истерик и не плачь, ты же мальчик!»

«И как ты будешь в школе без нас? Тоже плакать?»

«Хватит плакать…

— Как тебе не стыдно? — вырвалось. Долго томилось, оттого на вкус ужасно и гнилью за версту несло, аж до тошноты. Но всё лилось и лилось, а я не мог остановиться. — Ты из-за любого пустяка будешь реветь? Нам что, всё время за тобой наблюдать, чтобы ты не плакал? Что было, то прошло, смирись и живи дальше. Грустно, но не вечно же слёзы лить, тебя таким никто не полюбит и дружить с тобой не будет…». Воцарилась тишина. И это, увы, последнее, что я запомнил. Очутился в палате, как по волшебству, а рядом со мной крутились обеспокоенно Юнги и Чимин. Я помню, что было больно и настолько отвратительно, что хотелось кричать. Но не получалось.

***

Из-за того, что мне поменяли препараты, у меня начала подтекать крыша. Я был сонный и не понимал, что происходит. Понимал лишь, что мне надо вырвать этот кусок чёрной материи из своей груди. Дурацкий Чонгук, не справился, удавись в спортзале, как Сумин, когда в него снова можно будет заходить. Повеситься на волейбольной сетке — это же гениально! В принципе самоубийство — штука довольно гениальная. В плане, я бы хотел посмотреть в глаза тому, кто это вообще придумал. Интересно, кто получил титул самого первого самоубийцы? Считается ли Иисус самоубийцей, если он осознанно пошёл на смерть? Хотя он потом вернулся, если верить библии. Тогда он суицидник-неудачник, да и его второе пришествие было во благо. Может, я реинкарнация Иисуса, а не принцессы Дианы? Но опять-таки… Момент, когда ты вдруг начинаешь фантазировать о своей смерти от своих же рук. Множество способов есть. Сумин вот повесился… на волейбольной сетке! Ещё можно выстрелить себе в голову, сжечь себя, вскрыть вены, сброситься с крыши (пытался, но струсил), утопиться, пойти под поезд (пытался, но струсил), разбиться насмерть, пока едешь на машине (почти получилось), передознуться таблетками, отравиться пестицидами (я однажды ради любопытства прыснул себе в глотку, когда был маленький, но отделался ожогом слизистых), угарный газ (угарная смерть), мор и обезвоживание (ты только три дня продержался без еды, чтобы попробовать понять Чимина, придурок), эвтаназия (она запрещена, только если поехать в Португалию и оформить гражданство, хотя на это уйдёт месяцев 7, вдруг передумаешь?). Много всего, глаза разбегались. Я помню, что в один из дней школьной жизни я был в городской библиотеке и нашёл там книгу Ватару Цуруми «Полное руководство по самоубийству». Там были иллюстрации в стиле манга и 11 способов, как себя убить. — Серьёзно? Не знал, что существует подобное чтиво, — удивился Чимин, когда я рассказал об этой книге в общей комнате, а мне было довольно приятно. Я редко мог удивить Чимина какими-либо знаниями. Мало кто мог. Он был очень эрудирован. Наверное, из-за этого и ворчал часто, как престарелый. Юнги так не делал, потому что он мудрый, а не эрудированный. — Особенно в свободном доступе. Эй, Ли Хан! — он обернулся, тасуя карты, к медбрату. — Ты представляешь?! Есть книга, в которой описаны способы самоубийства в мельчайших подробностях! В свободном доступе! И с иллюстрациями, как в манге!!! Это нам надо, оформите заказ за мой счёт! — Чимин-и, попроси Намджун-нима, ты самый милый! — сказал я ему. Он мне кивнул и отправился к комнате медперсонала с картами в руках, которые их всё перемешивали, словно зажили своей жизнью и обрели разум. Чимин постучал пару раз и, когда ему открыл именно он, сказал: — Намджун-ним, нам нужно руководство по самоубийству. Я оплачу рас… — обидно, но Намджун-ним лишь закрыл дверь. — …ходы. — Я читал статью, что после выпуска этой книги в Аокигахаре стало больше трупов, — подал голос Чан, который в это время сидел за столом и собирал паззл с далматинцами. Мы с ним нынче были на одной волне. — Чёртовы японцы, они ведь это место превратили в экскурсионный объект! Туристы приезжают со всего света, чтобы посмотреть на свисающие с деревьев тела, словно на плоды экзотических растений, ей Богу… это же глумление, самое настоящее! Они просто хотели уйти из жизни, вот и всё, чёртовы мрази! — Чан встал и начал часто дышать. Ли Хан тут же нажал кнопку вызова санитаров. — Мне надо в изолятор… — Интересно, она где-нибудь запрещена? — спросил я, наблюдая, как Чана провожали двое ребят в белых костюмах. Мне правда было интересно. — Ли Хан, врачи, посмотрите, пожалуйста. В общей комнате довольно часто просили пробить какую-нибудь информацию, потому что прямо в одной из стен было окно медперсонала, и потому что у них был выход в интернет. А когда нам отказывали, мы любили давить. Не в плохом смысле, мы никого не оскорбляли и не ругались, мы просто… продолжали просить, чтобы нам дали ответ. Хоть какая-то разгрузка для мозга после сотен партий в карты, собранных паззлов, разрушенных дженговых башен и рябящих телевещаний. — Ребята, не отвлекайтесь от своего досуга, — сказал выглянувший уже из окна Намджун-ним. — Мы не просим вас начать её читать, — Чимин вернулся, сел к нам и начал раздавать карты. — Мы просим узнать, где её официально запретили. Очередная партия начинается. — Зачем, позволь спросить, вам эта информация? — Чтобы знать, над кем смеяться. Табу на самоубийство не отменяет самоубийство. — В Барбадосе, кстати, самый низкий уровень самоубийств в мире! — вклинился Юнги. — Наверное, потому что у них флаг красивый. Там трезубец, посмотрите в интернете, чтобы доказать, что я не вру. Все услышали стуканье клавиш и заликовали внутри. Я уверен, делай мы это вслух, было бы очень шумно. Но мы все менялись в лице, когда слышали эти заветные постукивания, и лишь по этой реакции был понятен общий настрой. Стук клавиш многим из нас напоминал о внешнем мире. Намджун-ним обернулся на пару секунд, а потом сказал: — Юнги не врёт. У Барбадоса и правда трезубец на флаге. — Барбадос находится в Карибском море, — продолжил Юнги. — Там мало самоубийств, потому что там пираты Карибского моря, — сказал я и поправил свою потрёпанную невидимую пиратскую шляпу. Меня радовало, что у меня таки были силы на такие вещи. — Смекаете? — Как заговорил! — Чимин легонько стукнул меня по голове. — Кажется, песчинками Чон Чонгук постепенно возвращается. — Капитан Чон Чонгук! — Нет, там мало самоубийств, потому что название страны забавное, — хихикнул Хёнджин-и. — Звучит как барбарис. — Я теперь хочу рис с барбарисом, спасибо, Хёнджин-и, погладь Шесть для меня. — Так нам скажут, в каких странах запрещено «Полное руководство по самоубийству» или нет? Даже Намджун-ним испугался, когда рядом с ним выглянул ещё один медбрат, Соджу (Пак Соджун), и сказал раздражённо: — В России, Господи Иисусе! — Спасибо, Соджун! — крикнул во весь голос Юнги, поднимаясь со стула. — Всем соджу за счёт Чимина!!! Хотел бы я разделить их восторг от победы в полной мере. Но в моей голове лишь снег и балалайка. В стране, где медведи залезали в горящие машины, пока над ними летали двуглавые орлы, грех не захотеть умереть. Хотя, кто знает, я там никогда не был. Я вообще не фанат путешествий по миру. Но умереть периодически хотелось и без этого.

***

Просто не глотай снотворное пару месяцев, прячь под кровать, и вот тебе передозировка. Просто во время приёма пищи схвати вилку и вонзи себе в горло. Сегодня я был особенно подавлен, вот и лезли эти мысли в голову. Состояние было настолько невыносимым, что я даже не мог подняться с кровати, а ОНО подливало мерзкое масло в огонь. — Обход! — сказали мне уже в четвёртый раз. В этот раз это был Намджун-ним. — Уйдите, — ответил я. Тоже в четвёртый раз. — И скажите ему, чтобы не пялился! Пялится, пялится, веселится, ноет и требует прекратить это спектакль. — Чонгук, ты пропустил приём препаратов и завтрак. — Я потом поем. Когда эта тварь от меня отвернётся. Я услышал звуки колёс. Мне привезти покушать в палату? Так можно? Это… круто… наверное… Я не видел ничего, полностью был закрыт одеялом. Лишь эта приглушённо-белая пелена с запахом кондиционера для белья. Снова колёса, кажется, они не справились с управлением. Тележки очень странные, я помню, как мы с одноклассниками после школы иногда ходили в торговый центр и катались на тележках по парковке. Иногда нас ловили охранники, иногда — нет. Факт оставался фактом. Тележки весёлые и неповоротливые. Тут же очень вкусно запахло. — Привет, — вдруг услышал я около себя. Голос новый, не знакомый. Любопытство на миг победило депрессию, я приподнял край одеяла и столкнулся с незнакомыми глазами. На одном была родинка, а на другом двойное веко. Открылось моё укрытие пошире, и мне лицо показалось целиком. Незнакомец выглядел, как любопытный ребёнок. — Ты кто? — спросил я. Было ещё рано для практикантов. Да и какие практиканты так делают? — Я Тэхён, — улыбнулся он. — Тот самый? — Наверное. — Юнги и Чимин про тебя рассказывали. — Значит, тот самый. Точно… Уже сегодня? Точно, да, точно. — А тебя как зовут? — спросил снова Тэхён. — Намджун-ним уже назвал меня по имени… — Просто скажи. — Ну, Чонгук я. — Спасибо. Тебе спасибо. Что приоткрыл мой кокон, Ким Тэхён. Первый стук колёс оказался чемоданом, а второй — уже тележкой, где на подносах стояли две порции завтрака. Рис с овощами, кимчи и стакан молока. Рядом с моей порцией были ещё таблетки и маленький одноразовый стаканчик с водой. Я таки скинул с себя тяжеленную штуку под названием одеяло. Есть определённо хотелось, да и Намджун-ним не уйдёт, пока я не приму таблетки. Сунуть в рот, запить водой, проглотить, показать язык, и ты свободен. Тэхён тем временем уже облизывался. Видимо, не успел позавтракать дома перед тем, как приехать. Поэтому он пододвинул стул и уселся рядом, чтобы, видимо, я мог есть, не вылезая до конца. Приятного аппетита. — Чонгук, хочешь кимчи? Я не очень его люблю, — Тэхён протянул небольшую тарелочку в мою сторону. Я пожал плечами и забрал её. — Спасибо. Да что же ты? Тебе спасибо. У меня, наоборот, кимчи было в списке самых любимых закусок. У Тэхёна обсессивно-компульсивное расстройство. Я об этом вспомнил, когда заметил, что он начал формировать из риса ровные и до жути становящиеся ненастоящими, словно пиксельными, квадратики. Он сдавливал их ложкой, максимально сглаживая. А до этого он не поленился и выловил кусочки овощей, расположил в сторонке морковь отдельно, горох, стручковая фасоль и кукуруза, ВСЁ отдельно. — Выглядит, как гиперсложная молекула, — прокомментировал я его обсессивный шедевр. — Всё состоит из молекул, — ответил он, когда подцепил один рисовый квадратик. Разглядывал овощи и вдруг замер, роняя рис вместе с вилкой. Вы когда-нибудь видели человека, который так старался над своей работой, но всё пошло насмарку? Я только что увидел воочию. Разные глаза Тэхёна наполнились слезами, и от этого стало страшно. — Что случилось? — я старался сделать тон максимально осторожным. — Разное… — вымолвил он через слёзы. — Я голодный… Разное? Овощи разные, да. Однако стоило приглядеться, и схема стала очевидной, как на ладони. Ну, как мне показалось, я быстро её понял. На деле Тэхён уже успел расплакаться и капнуть слезами на свои штаны. Считать при депрессивном состоянии — это пытка, но я смог. Одинаковых (абсолютно одинаковых, как ты это сделал вообще?!) рисовых квадратиков было 15. Кусочков моркови — 16, кукурузин — 10, горошин — всего 7. Тогда я понял ужас обострения ОКР. Тэхён не мог съесть всё это, даже притронуться, потому что было неравное количество составляющих. Я не придумал ничего более действенного, кроме как нажать на тревожную кнопку. Она была в каждой комнате, и мы тоже были тревожные. Даже очень. На плач в палату довольно быстро зашёл сегодняшний дежурный медбрат, уже, как родной мне, Ли Хан и спросил: — Что случилось? — Тэхён лишь задыхался в слезах, я тут же указал на его тарелку. — Хан, у него разное количество еды. — А-а… — выдохнул он. Видимо, что-то опасное, видимо, надумал. Он облегчённо улыбнулся и подошёл ближе. — Чонгук, зайди к Намджун-ниму после завтрака, он в кабинете медперсонала. Кажется, он забыл тебя попросить. Тэхён? — тот поднял глаза и жалобно посмотрел, поджав губы. — Какое сегодня число? Шестое июля. — Четырнадцать, — ответил Тэхён. ??? — Чонгук, — продолжил Хан, задержав взгляд на тарелке Тэхёна. И спустя время глянул на тебя. — Тебе не составит труда разобраться, чтобы каждого набралось по 14? Четырнадцать. Почему четырнадцать? — Сегодня шестое июля, — только и сказал я, смотря в чужую тарелку, а затем в свою. — Тяжело считать… — Добавить 7 горошин, 4 кукурузины, съесть 2 куска морковки и 1 рисовый квадратик. — он показал мне осторожно на каждый ингредиент. В этот момент я понял три вещи. 1. ОКР — это очень сложно. 2. Перекладывать кукурузины и горошины пластиковой вилкой должно было стать средневековой пыткой, но тогда ещё не было пластиковых вилок, прости, Средневековье. 3. Тэхёну не просто нужен сосед. Он ему жизненно необходим. Ладно, пять. 4. Раз уж он мой сосед, то я должен узнать про обсессивно-компульсивное расстройство поподробнее. Очевидно, что именно поэтому мне сказали подойти к Намджун-ниму 5. Благодарная улыбка Тэхёна, когда я всё исправил, отбила все мои кропотливые старания. Равноценный обмен. Одно меня напрягло… У него сегодня число 14. Как я должен был понять, что молока хватит на 14 глотков?.. К счастью, Тэхён с этим справился сам. Ему было важно само количество глотков, а не их размеры.

***

Тэхён немного ниже меня (я гордился, что из пациентов был самым высоким, выше меня только санитары и Намджун-ним). У него слегка кудрявые волосы и разные глаза. Один, чёрный-чёрный, с двойным веком, был похож на олений. Второй же, светло-карий, немного меньше и, скорее, напоминал взгляд голодной сирены. Даже красовалась чешуйка-родинка между ресницами. Тэхён всегда носил браслет из больших бусин белого цвета на чёрной нитке, часто его теребил, но всегда одинаково. Ходил в огромных штанах и футболках, а ещё подгибал свою обувь на пятках, если не ходил в сандалиях или тапочках. Здесь многие ходили как раз в основном в такой обуви, разве что Хёнджин-и часто снимал её и бродил босиком, потому что у него была одна телесная галлюцинация. Ему в какой-то момент казалось, что полы отделения обрастали мягкой травой. Он не хотел упускать возможность погулять хотя бы по несуществующим газонам. — Намджун-ним похож на газон, — тихо сказал я, когда Хёнджин-и как раз это ощутил и начал шевелить пальчиками ног. Юнги удивлённо вскинул брови, повернулся к окну медперсонала и заорал во всё горло: — Намджун-ним-и-и! Чонгук сказал, что вы похожи на газон! — Юнги-и! — Спокойно, не на травку ведь, — Юнги поднял руку и пронёс её над собой. — Газо-ончик! — я услышал смех Намджун-нима и смущённо опустил взгляд.

***

— Так как ты его сосед, я имею право сделать исключение и немного тебя посвятить в его историю болезни, чтобы вам обоим хорошо жилось, — сказал мне Намджун-ним, когда я пришёл к нему. Тэхён ещё после завтрака направился прямиком на психотерапию, из-за чего слегка расстроился, потому что ещё ни с кем, кроме меня, пообщаться не успел. А Намджун-ним пригласил меня в кабинет медработников, когда увидел в общей комнате. — Во время обострения у него в голове часто появляются числа, на которые ему необходимо разделить всю еду. Об этом ещё в курсе Чимин и Юнги, поэтому, когда вы пойдёте на обед в столовую, втроём вам будет полегче. Задача здесь простая, как ты понял, либо добавлять, либо доедать. То, что мне позже отдал Намджун-ним, оказалось карманными часами. Кажется, что-то Тэхён будет выполнять, ориентируясь на время. — Их отдай Тэхёну, — отчеканил он, подтвердив мои догадки. — За пределами он ориентируется по своим часам, но по правилом всё забирают на входе. Интересно, расскажут ли Тэхёну то же самое, только уже про меня? Или мне придётся рассказывать это самому, когда мы сдружимся? Всё же да, я надеялся и даже очень хотел, чтобы мы с ним подружились. Раз Юнги и Чимин так обрадовались, когда узнали, что приедет, значит, Тэхён хороший. У сезонных пациентов было больше привилегий. Они сразу могли выходить за пределы отделения (но в сопровождении одного медработника), они могли позднее ложиться спать (но пить снотворное было обязательным и для них), и им необязательно было посещать минимум три побочные терапии. — Мне нравятся телесные терапии, — улыбнулся Тэхён, когда я отдал ему часы. Он повертел их в руке три раза и положил в карман. — Сегодня понедельник. По понедельникам каддл-терапия. — Каддл-терапия? — переспросил я. — Что это? После его психотерапии он, наконец, добрался до общей комнаты, где его встретили с распростёртыми объятиями и криками. — Это… — С возвращением в Тихую Гавань! — торжественно вскрикнул Юнги. Первое, что меня удивило — Тэхён действительно как будто вернулся домой. Все его встретили в особым теплом. Второе — даже Чимин его обнял. Я тоже подошёл и уселся рядом с ними. — Что ж, вот мы и в сборе, — улыбнулся Юнги. — Когда вылезаем? — Как можно скорее! — говорит шёпотом Тэхён. — Момент! — Чимин вдруг поднял руки с оттопыренными указательными пальцами и оба тут же навёл на меня, словно радар. — Как твоя депрессия? — Вроде проходит, — и я не соврал. Мне постепенно становилось легче. Возвращалось медленно-медленно, плавно-плавно нормальное состояние. — ОНО здесь? — Юнги был готов в любую минуту перейти в режим атаки. — Да, но тихо. — Пойдём, когда пройдёт полностью, — заключил Чимин. — Не помешало бы, чтобы ты оклемался. — А куда именно мы пойдём?.. — не унимался я. — Читать про нас, — вдруг шепнул мне на ухо Тэхён.

***

Когда Тэхён сказал мне про каддл-терапию, я заинтересовался и даже сделал исключение. Пошёл на телесную терапию в понедельник. Не знаю, что это значит, каддл-терапия. Тэхён таки ответил на мой вопрос уже в момент, когда мы пересекли порог кабинета. Слишком много терапии в моей жизни с тех пор, как я оказался в «Гюнхёне»… — На каддл-терапии обнимаются и трогают друг друга, — сказал он. И снова улыбнулся, а его разные глаза просто пронзали своим вниманием. Тэхён любил держать зрительный контакт, и первое время мне было немного непривычно. Я привык к Юнги, который в какой-то момент отводил взгляд и созерцал всё остальное, что нас окружало. Тэхён практически никогда так не делал. Если он что-то говорил, то смотрел только на собеседника. За первую неделю пребывания здесь Тэхёна я понял ещё одну вещь — он очень тактильный. Постоянно кого-то трогал, кому было комфортно с этим, сидел у Юнги на коленях. Даже Чимин ему разрешал теребить его тонкие пальцы, однако законное право играться с его позвонками было лишь у одного человека — Юнги. Тэхён обнимал и меня, когда, например, мы играли в карты или в дженгу. Он особо не любил ни карты, ни дженгу, отдавая предпочтение другим настолкам, которые в тот момент были заняты. Я сидел на стуле, он сидел на мне, но в другую сторону, вжимаясь полностью. Видимо, это тоже был какой-то ритуал. Было забавно чувствовать, как он разговаривал, потому что нижняя челюсть слегка врезалась мне в плечо, стоило ему открыть рот. Послышался тихий звон карманных часов. Тэхён их быстро достал из кармана, посмотрел лишь секунду и щёлкнул пальцами на обеих руках. Он щёлкал пальцами в 15:00, хлопал в ладоши три раза в 19:00 и чистил зубы ровно 5 минут, когда мы готовились к отбою. Он был похож на робота. Ещё я заметил, что он хмурился, когда начинал думать. Чимин терпеть не мог любую телесную терапию, у Юнги был сеанс с психотерапевтом, поэтому это ещё одна причина, почему я оказался на каддл-терапии с Тэхёном. Просто составить компанию… — Для новеньких давайте пройдёмся по основам, — сказала медсестра Джу, второй куратор телесной терапии. — Каддл-терапия заключается во взаимном прикосновении с целью раскрепощения и получения позитивных эмоций. Также имеют место и другие эмоции, некоторым легче, например, плакать или переживать тревожность в чьих-то объятиях. Но сначала давайте подышим. Дыхательное упражнение, ура! Его я люблю. А обниматься с кем-то, касаться любого участка тела… это было чем-то новым. — Чонгук, — услышал я позади себя. Это был Хёнджин-и. — У тебя классная ракушка. — Я не улитка, Хёнджин-и, — сказал я. Затем тихо промелькнул смех Тэхёна. — Он про ушные раковины, Чонгук. — А-а… Все закончилось тем, что Хёнджин-и пальцами помял мои уши пару минут, затем радостно отсел. Вот как работала каддл-терапия. — Как тебе? — спросил Тэхён. — Непривычно, — честно ответил я. — Но занятно. — С чем ты тут лежишь? — Параноидальное расстройство, — пока я это говорил, Тэхён с моего позволения положил руки мне на плечи и осторожно уложил на свои колени. Я почувствовал, как после этого жеста он тоже начал трогать мои уши. Тоже понравилась моя ракушка? — Из-за него у меня тревога, паранойя и бред. И частенько подавленное состояние, но, как я и говорил, уже отпускает. Извини уж, что так странно тебя встретил. ОНО на меня пялилось, и мне было некомфортно. — Оно? — удивился Тэхён. Всё же да, придётся самому. Но, если честно, страшно не было. Потому что Тэхён каким-то безмолвным образом показал, что ему можно доверять. Наверное, ещё играли роль слова Чимина и Юнги о нём. — У меня постоянное чувство, как будто за мной наблюдают. И это ни врачи, ни другие люди, никто в реальном мире, — на выдохе ответил я. И посыпалось… — ОНО меня беспокоит и вымораживает. Иногда всё хорошо, но в моменты депрессии ОНО пронзает особенно сильно и как будто ликует. Ещё я говорю с ним. Не знаю, зачем. Наверное, из-за того, что привык. Особо некому было выговориться долгое время. — Хочешь, буду его прогонять? — спросил Тэхён, наклонив голову вбок. — Если что, я готов! А ещё мне понравилось, как ты меня встретил. Это было необычно. Лежать на чужих коленях было приятно. И то, как Тэхён массировал мои уши, тоже было приятно. Я редко проявлял тактильность. И так же редко принимал её. — Ты выглядишь напряжённым, — Тэхён решил оставить мои уши и начал поглаживать волосы, всматриваясь мне в глаза. Он был прав. Я вдруг подумал о Воджине. — За месяц до твоего приезда тут умер пациент, с которым мы сдружились, — Тэхён округлил глаза и горестно нахмурился. — Он попал сюда в одно время со мной, его звали Бам Воджин. Все думали, что у него шизофрения, потому что он видел галлюцинации, но всё оказалось труднее, ужаснее даже. Фатальная семейная бессонница, вот так называется. Воджин видел галлюцинации, потому что не спал. Он однажды нам с Юнги сказал спустя несколько дней после попадания сюда, что уже не спал три месяца, — надо мной красивые разные глаза, в которых я видел себя. Рядом оглаживали чужие руки. — Три месяца… это же… — Кошмар… только наяву. — Его диагноз обнаружили слишком поздно, он выглядел плохо… мы сидели с ним весь вечер, а я и Юнги остались с ним до конца, читали ему его любимую книгу. Утром его должны были увезти в другую больницу, но он не дотянул и умер у нас с Юнги на глазах. Я тогда не знал, зачем рассказывал это Тэхёну. И почему он слушал? Ему, наверное, Чимин или Юнги уже рассказали. А может, и нет… Я почувствовал на своих щеках слёзы, но тёплые пальцы Тэхёна их вытерли тут же. — Тогда я задумался о своих поступках. И в принципе о смерти, — продолжил я. — Ты думал о смерти? — Часто думал и боялся. И сейчас боюсь, — улыбнулся Тэхен. Как-то криво, не так, как обычно. — Меня мучают ужасные мысли, но я спасаюсь от них действиями. И о смерти часто мысли приходят, но я умею с ними бороться… Однако, временами это портит мне жизнь. Но знаешь… Тэхён сделал глубокий вздох и уже более воодушевленно взглянул на меня. Даже заразительно, потому что я ощутил, как мои уголки губ тоже поднялись слегка. — Прозвучит странно, но есть и хорошее… Воджин наконец-то смог уснуть. Грустно, что навсегда, но… думаю, вы сделали его последние дни очень хорошими. Я тогда был очень тронут. Тэхён знал меня всего-ничего, но уже пытался поддержать и сказать добрые слова. Мне было необходимо это услышать, это точно… мы были рядом с Воджином и поддерживали, как могли. — Спасибо за эти слова. Они хорошие… Тэхён, а ты чего хочешь? — спросил я. Он вопросительно приподнял брови. — Ну, я же тоже должен как-то касаться… — Если ты хочешь. Здесь всё добровольно. — Я хочу. — Кстати, можно потрогать татуировки? — этот вопрос меня удивил, потому что перед ним я ещё ни разу не ходил в футболке. — Это второе, что рассказал про тебя Юнги. Первое — что ты милый. — Можно, — мне вдруг тоже кое-что захотелось, поэтому я слегка улыбнулся. — Только если разрешишь потрогать волосы. На этом и сошлись. Мы оба протянули руки. У Тэхёна оказались очень мягкие волосы, которые забавно щекотали, а кудряшки как будто цеплялись за мои пальцы и тянули за собой. Когда он, засучив рукав моей кофты, коснулся руки с татуировками, я невольно сжался. Рассказал ли ему Юнги про вторую руку, на которой тоже было то, чего уже не убрать? Не знаю. Знаю лишь то, что тыльные стороны ладоней Тэхёна были покрыты сухими трещинками. В голосе самое банальное поведение при обсессивно-компульсивном расстройстве — постоянное мытьё рук. — Так… как ОКР портит тебе жизнь? — спросил я его, когда она начал пальцем обводить контур. Я же всё гладил и теребил его волосы. — Та же еда, например. Ещё я часто опаздываю из-за этого, потому что, вот, собираюсь на работу, закрываю двери, оглядывая прихожую. И вижу, что кружка стоит не на том месте. Я её поправляю, замечаю что-то ещё, и всё это превращается в какой-то калейдоскоп. Бывало, что я опаздывал на час-полтора или вообще не приходил. Это не нравилось начальству, хоть они и знали про ОКР, — сказал Тэхён. — Но я помню один самый страшный случай. Мне иногда нужно считать, и я считаю… всё подряд. И всегда определённые числа в мою голову приходят. Я помню, что однажды я должен был пройти 325 шагов без остановки, счёт начинался, когда я выходил на улицу. Когда все контуры и каждая прядка были прочувствованы, Тэхён захотел на меня лечь. Я плюхнулся на напольный коврик, а он повалился следом с довольным мычанием. — Как ты знаешь, что должен? — я приподнял голову и посмотрел на него. А Тэхён сложил руки на моей грудной клетке и уткнулся в них подбородком. — Это… просто приходит, — взгляд Тэхёна приобрёл нотки задумчивости. — Вместе с ужасными мыслями, которые мучают до невозможности. То, что в меня ударит молния, что моя квартира сгорит, начнётся конец света. Что я умру от чего-то или умрёт мой Ентан-и. Из-за того, что у меня появился Ентан, я стал чаще убираться, потому что был уверен, что он что-нибудь подберёт, проглотит, задохнётся и умрёт, пока я на работе. И оставить его ни с кем не мог, тоже было страшно. Но, пока я здесь, он всё же с родителями. Я просто с ума сходил, если видел хотя бы пылинку. И гулять с ним иногда было очень трудно. А насчёт шагов… тогда я чудом не погиб, меня чуть не сбил какой-то фургон. Мне оставалось пройти десять шагов, и я был на переходе, а там горел красный свет. Я понимал, что мне надо остановиться, но… я не мог. Потому что ёбаные десять шагов разрывали мой мозг просто на части. — Ты знаешь Стивена Кинга? — Нет, но видел, что рядом с полкой журналов и книг появилась ещё одна, и там только он. А что? — Воджин оставил нам их. Я просто вспомнил, что Стивена Кинга фургон однажды, увы, сбил. Но он его выкупил и отправил на металлолом, чтобы никто больше не попадал под колёса, — спасибо, Воджин, за такую наводку. Не думал, что она мне пригодится. — Если такое ещё раз будет, можем так же сделать, только надо найти деньги. Тэхён неожиданно звонко засмеялся, а потом сказал, что эта идея — просто супер. А я размышлял на фоне. Обсессивно-компульсивное расстройство тоже бродило рядом со смертью. Когда Тэхён закончил свой рассказ, он убрал руки из-под своей головы, развёл их в стороны и, повернув голову набок, улёгся на меня всем телом. Я не знаю, сколько мы вот так пролежали, молча и неподвижно, но он сказал мне, что насчитал 465 ударов моего сердца. — А как ты понял, что у тебя ОКР? — Я не сам понял. Мои родители заметили неладное. Лет с четырнадцати я начал складывать всё в своей комнате идеально ровно, потому что чувствовал, что так моя жизнь будет прекрасной. Менял местами тарелки в сушилке или посудомойке, чтобы все одинаковые стояли друг с другом, и ничего не разбилось. Каждый день протирал пыль, чтобы не заболеть астмой. Мама с папой забили тревогу, когда я начал прыгать на ступеньках. Мне нужно было попрыгать между тремя ступеньками в три подхода, хлопнуть в ладоши и провести рукой по перилам, чтобы лестница не треснула, и я не упал. Каддл-терапия мне понравилась. Определённо. Наверное, буду ходить и в понедельник, и пятницу, потому что упражнения с Мисс Пинк тоже классные.

***

Я помогал Тэхёну переступать через плиточные клетки в ванной комнате, он помогал мне вылезать из кровати до самого конца депрессии. — Почему именно по клеткам? — Чтобы плохая погода не испортила настроение. Делал он это смешно и до ужаса игриво. А будил меня тем, что просто ложился на меня сверху и вертелся, пока я не вылезал. И я знал, что он был рядом. Если Тэхён пугался, то я спрашивал о том, как ему помочь. Если пугался я, Тэхён вставал в смешную боевую позу, готовясь ударил ЭТО в лицо. — Я сам-то не знаю, где его лицо, Тэхён. — Любой удар пригодится. Я помогал Тэхёну есть нужное количество кусочков, он помогал мне концентрироваться на чём-то, помимо навязчивых мыслей о том, что меня поедают. — Сегодня 10. Кстати, Чонгук, смотри, как я умею делать… Мы давали всё необходимое друг другу, чтобы более-менее нормально существовать. Тот самый взаимный терапевтический эффект Ким Тэхёна, о котором говорил Юнги. А ещё (это моё самое любимое!) Тэхён наигранно капризничал, потому что очень хотел, чтобы я тоже с ним гулял на улице. Я там не был ещё ни разу, даже не успел за эти три месяца перейти в команду жёлтых. Всему виной приступы. Это самое любимое, потому что меня без проблем выпускали с ним. И мы бродили, дыша свежим воздухом, пока за нами в паре шагов шли аж три медсестры (одна на Тэхёне, две на мне). Заметил я ещё кое-что. Тэхён тоже курил, но лишь четыре затяжки. Когда мы проходили мимо окон балконов, нам кричали и махали руками Юнги с Чимином. — Почему именно четыре? — Это число смерти. — Они светятся, Чимин-и. Нам нужны солнечные очки, — заключил Юнги, когда мы вернулись с прогулки в общую комнату. — Солнцезащитные, — поправил его Чимин. — Юн Хва-ним-и, закройте окно, пожалуйста, из-за Чимина тут стало душно, — Юнги требовал этого, даже когда его ухо оказалось в тисках тонких пальцев. — Как свежий воздух? — Хорошо. Очень даже, — ответил я, а Тэхён уселся к Юнги на колени, чем отвлёк его от чтения книги. «Безнадёга», разумеется, Стивена Кинга. Книги, которые достались нам от Воджина, действительно стояли на привезённой книжной полке рядом со здешней, что была в общей комнате. Каждый мог взять оттуда что-нибудь почитать. Конечно, не самое мудрое решение — дать возможность психически нестабильным людям читать ужастики, но Намджун-ним очень серьёзно отнёсся к последнему желанию Воджина. В большинстве из-за нас. Так что рядом с полками стояли дополнительные санитары, которые следили за тем, чтобы хроники Короля Ужасов не брали пациенты, которым точно могло навредить это чтиво. Среди них были Чан и Бомгю. Стражи-интеллигенты-санитары, охраняющие хроники Стивена Кинга. Тэхён был очень удивлён такому большому пополнению и спросил нас, какие книги мы прочитал и интересные ли они. Хоть кто-то здесь тоже ранее не читал произведения Кинга. Рядом на столе был собранный пазл. Видимо, Юнги с ним расправился и решил почитать. На этот раз была Эйфелева Башня в вечерних тонах. — Юнги, ты был в Париже? — спросил я. — Не-а. Но я был в Норвегии, в какой-то деревушке, не помню, как называется. Даже браслетик оттуда привёз, но его забрали давным-давно, потому что на нём были металлические украшения. Невзначай его слова натолкнули меня на размышления. Все сданные вещи пациентов хранили в отдельной комнате. Интересно, есть ли какой-то срок годности? В конце концов Юнги провёл здесь уже 5 лет… вдруг браслет из Норвегии уже никогда не встретится со своим владельцем? От мыслей стало немного грустно. — Я был в Париже… — протянул Тэхён. — Там здорово. Французы очень забавные. — Французы едят лягушек! — сказал Юнги, корча гримасу отвращения. Чимин, сидящий рядом, вдруг начал квакать и смеяться. — Не пугайте Крыжовник! — послышался обиженный голос Хёнджин-и. Крыжовник — его новая галлюцинация. Это был белый вязаный кот, который двигался без посторонней помощи. Крыжовник мотивировал, говоря «Ты можешь!», и, видимо, боялся лягушек. — Чонгук! — услышал я повышенный голос Намджун-нима и обернулся, вмиг роняя куда-то челюсть. — К тебе посетитель. Рядом с ним… стояла Хянми. Она немного изменилась, подстригла волосы. Не было больше длинных локонов, которые временами каким-то чёртом перевязывали мне шею. Лишь каре. Ей не хватало круглых очков, шляпы и бордового фрака, и меня пришёл бы навестить сам Вилли Вонка. — Кто это? — промелькнул шёпот Тэхёна. — Кажется, его бывшая, — так же тихо прошептал ему Чимин. Я подошёл ближе. — Здравствуй, Чонгук… — сказала она, и её голос вгрызся мне в глотку, я это чувствовал. Постепенно это сжатие напоминало то самое, при котором хотелось кричать. Нас отвели в гостиную. Честно, я не хотел с ней разговаривать. Потому что не хотел разговаривать с человеком, который в один момент просто ушёл. Исчез. Но выслушать решил попробовать. — Мне твои родители сказали, что ты здесь. — Зачем ты пришла, Хянми? — я этого правда не понимал. Раз ушла, так и не возвращалась бы. Не то чтобы я сильно на неё злился, просто это в моей голове было совершенно не логично. — Я… пришла извиниться, — выдохнула она, опуская глаза. — Я виновата перед тобой. Мы оба виноваты друг перед другом, но моя вина меня гложет. Я твоё расстройство отталкивала и тебя вместе с ним. Я не знала, что ты болен… — А как узнала, вина и загрызла? — спросил я её. Кажется, вышло грубо, потому что она нахмурилась тут же. — Я не обвиняю. Я ведь тоже не знал. — Как тебе здесь? — Нормально. Меня тут поддерживают и персонал, и другие пациенты. В отличие от тебя. Замолчи. — Чонгук, может быть, когда тебя выпишут… мы с тобой, ну… — вдруг сказала она, краснея. И тут же замолкла, когда нахмурился уже я. — Нет. — Чонгук, выслушай меня… — Нет. — Я даже не успела ничего сказать!.. — прозвучало раздражённо. — Он сказал «нет»! — услышали мы оба. Через дверь просунулась голова Юнги. — Ты что, глухая? — Чего?.. — Хянми привстала и оглядела сначала Юнги, а потом меня. — Чонгук, ты красный, — сказал он мне. И я ему поверил. Я всё сильнее чувствовал кричащее сокращение в горле. Я не помню, как Хянми ушла, лишь увидел, как Юнги и Тэхён уже вели меня к санитарам, а те — в изолятор. Помню свои крики, которые поглощались мягкими стенами. Помню как расцветала злость, грязь и обида. Я действительно был обижен на Хянми… Почему она сама не постаралась разобраться и как-то помочь мне? Почему она ушла, не попрощавшись, а потом так же неожиданно появилась? Почему она стала мягкой после того, как узнала, что со мной? Она меня теперь боится? Потому что я, по её мнению, псих?! Я был уверен, что после этого ей запретят посещать меня. Так бывало со всеми посетителями, на встрече с которыми у пациентов случался приступ. За это все мы были особенно благодарны персоналу. Они делали всё возможное, что сберечь нас от нервных срывов. Тэхён мне рассказал, что однажды родителям Чимина нельзя было посещать его около месяца, потому что его мама заговорила про балет, и у Чимина случилась истерика. Он разнёс всю гостиную, а потом из-за усталости упал в обморок. — ДА ТЕБЕ ЛИШЬ ЭТОТ ЁБАНЫЙ БАЛЕТ ВАЖЕН, ТЫ ПОСМОТРИ, ЧТО ОН СО МНОЙ СДЕЛАЛ! Тогда я узнал, что Чимин попал сюда из-за того, что его задирали в группе, потому что он был самым толстым. Маме было всё равно, она заставляла его ходить, потому что сама хотела когда-то быть балериной. Хотела дочку, которая исполнит её мечту, но когда родился сын, она не растерялась. Ведь и мальчики тоже занимались балетом. А его учительница не обращала внимание на травлю, потому что считала, что это порождало у всех внутри желание соперничать. Глупая женщина. Соперничество и правда имеет плодотворный и даже позитивный характер, ты чувствуешь азарт и мотивацию развиваться, как и твой конкурент. Но не когда тебя травят. Так соперничество не взрастить никак. Только обиды, злобу и неуверенность в себе, переходящую в комплексы. Так Чимин стал ограничивать себя в еде, а мама его… поддержала. — Стройная фигура — залог успеха в балете! — передразнивал её Чимин. — Да только никто из них вообще не понимал, что делал. Потому что в какой-то момент все зеркала стали показывать мне жирный, жилистый и огромный кусок сального мяса. Это был полный пиздец… Таким он себя видел. Я понял, что это одна из причин, почему в нашем отделении не было зеркал. Потому что многие анорексики так себя видели. В «Гюнхёне» на самом деле многих вещей не было. Не было ничего яркого, потому что это могло спровоцировать эпилептиков и людей с синдромом Туррета. Тех, кто приходил сюда с цветными волосами, заставляли либо надевать головные уборы (посетители), либо не выпускали из душа, говоря смывать краску, чтобы цвет стал максимально бледным и нейтральным (пациенты). Так до меня дошло, почему у Чана волосы были странного и блёклого лилово-серого цвета. Они были ярко-фиолетовые, и сам Чан позже рассказал, как он громко и сильно плакал, пока смывал этот красивый цвет. Не было металлических украшений, все серьги, кулоны, часы и браслеты сдавались. Но у Тэхёна был. — Здесь раньше была рукодельная терапия, но кто-то выпил эпоксидную смолу, поэтому её больше нет, — расстроенно сказал Тэхён, сидя на полу. Протянул мне руку и улыбнулся. Разрешил потрогать браслет, и так я понял, почему его не забрали. Бусины были деревянными. — Мне его сделала бабушка. Тебе нравится? — Нравится. А рукодельная терапия снова есть. — Правда?! — глаза его засияли ярко-ярко, а я понял, о чём толковал Юнги. Теперь мне были нужны солнцезащитные очки. — Видимо, они придумали, как поступить, чтобы никто больше не выпил эпоксидную смолу. Как я понял по своему количеству посещений, там больше не делали поделки из эпоксидной смолы. Кстати, о Тэхёне. Находясь в изоляторе вот уже полчаса после прихода Хянми, я услышал стук, подошёл к двери и отодвинул за ручку окошко. Увидел разные глаза, напуганные, но такие при этом добрые, что заулыбался, как придурок. Лишь сейчас понял, почему Чимин делал комплименты Тэхёну по поводу гетерохромии (спасибо, умный Чимин, что сказал, как это называется). Очень необычное и красивое явление. У Тэхёна она была частичная (и снова спасибо, Чимин), потому что левый карий глазик имел небольшую светлую проплешину. Я рад, что Тэхёна они не трогали. Вдруг было такое, что ты настолько подвержен расстройству, что тебя сводят с ума собственные глаза? — Всё хорошо? — спросил Тэхён. Затем обернулся. — Тут ещё Юнги с Чимином. Я посмеялся от того, как Юнги слегка толкнул голову Тэхёна своей, а передо мной уже красовались один глаз Тэхёна и один глаз Юнги. Вот тебе и полная гетерохромия, потому что у Юнги глаза были светло-карими, практические ореховыми, как фундук. Где-то на горизонте маячила камушка Чимина. — Чонгук-щии… — протянул Юнги. — Ей запретили тебя посещать. — Она выглядит, как стерва, — сказал Чимин, рядом с ним показался спрут сигаретного дыма. — Ты, конечно, прав, Чимин-и, но это всё равно невежливо, — глаз Юнги прищурился от улыбки. — Невежливо доводить нас, даже неосознанно. Ты знаешь, куда идёшь, так что выбирай выражения и держи ебло ровно! — Да уж… — усмехнулся Тэхён и всё смотрел на меня. — Мне теперь ещё сильнее придётся упрашивать Намджун-нима, чтобы он разрешал тебе гулять со мной. И всё из-за неё. — Почему тебе надо, чтобы я тоже гулял? — мне правда было интересно. Почему я? Ни Чимин, ни Юнги, никто другой. А я. Тэхён молчал и всё смотрел. — Мне просто хочется гулять с тобой… Тебе не нравится? — Нравится. Просто хотел узнать. — Вы опять светитесь, — проворковал Юнги, отходя от окошка. В этот день я ощутил, как почти перешёл в нормальное состояние, если не брать в счёт срыв. Снова возвращалась энергия, снова становились ярче цвета. Но было это притуплённо. Из-за таблеток, что с каждым днём всё лучше действовали. Не было ни грусти, ни тревоги, ни ОНО, хотя оно просто могло растечься по полу, как я некоторое время назад. Так тебе и надо. А когда я вышел из изолятора, в нашей с Тэхёном комнате сидели и Чимин с Юнги. — Ко мне брат придёт послезавтра. Нас ждут приключения! — сказал Юнги и радостно улыбнулся, затягиваясь.

***

— Вы уже думали, что будете делать, когда выйдете? — спросил меня однажды Феликс. Мне об этом думать не хотелось совершенно. Потому что я выйду отсюда минимум через 4-5 месяцев, думаю, в конце лета уже призадумаюсь. Так я ему и ответил. А ещё… стало страшно почему-то. Я задумался недавно, как люди живут в этом мире, и из-за этого совершенно перестал понимать, как у меня самого получалось там жить до госпитализации. Наверное, в этом и проблема некоторых сезонных пациентов. Они в какой-то момент не справлялись с миром. А старожилы даже выйти не могли, словно солнце их тут же обжигало, а свежий воздух перекрывал собой дыхательные пути, не давая привычного насыщения. Я помню, как Юнги мне сказал, что за все пять лет выходил из отделения лишь от силы раз семь. Меня это удивило, потому что на доске выхода он один стабильно был помечен зелёным цветом, лишь после приступов он переходил в команду красных, но всего на пару-тройку дней. Юнги действительно быстро приходил в себя после срывов. Зелёный цвет… возможность выходить в одиночку, прям как газон. Одно стояло прочно и неподвижно, как фундамент здания. Каким бы цветом ни был Юнги, наружу он выходить особо не горел желанием. — Но на вечеринку с честь дня рождения Хёнджин-и, как можно заметить, я иду! — сказал он и тут же увидел улыбку именинника. Мы уже все были одеты и дожидались, когда медработники соберутся. — Я попрошу Стю, чтобы он к вам не подлетал! — сказал он. Я редко пил кофе во всяких забегаловках, потому что предпочитал растворимый, он подешевле. Но и вкус соответствующий. Единственное, что не исчезало — насыщение кофеином, так что я особо не жаловался. Когда на собрании сказали, что мы пойдём в кофейню в честь дня рождения Хёнджин-и, мы все обрадовались, что выйдем за пределы больницы. Такая роскошь среди нас на тот момент была только у Тэхёна (ну, и мне в последнее время) и Бомгю. Но некоторым всё же нельзя было даже туда выйти. Кто-то был слишком нестабилен, кто-то пережил срыв. Так что нас, одетых и собранных, было лишь шестеро: я, Юнги, Чимин, Чан, Хёнджин-и и Тэхён. Хёнджин-и пригласил ещё троих, но их не отпустили. Поэтому было решено таки купить на обратном пути какой-нибудь тортик и дружно скушать его в общей комнате. Тэхён, кстати, захлопал в ладоши и спросил вышедшего Намджун-нима: — Мы пойдём в «Коралину»? — Да, Тэхён. — Там очень вкусные чизкейки! — развернулся он к нам, улыбаясь, как маленький ребёнок, которого привели в парк развлечений и разрешили кататься на любых аттракционах до тошноты. Я был рад, когда он улыбался, эта эмоция Тэхёна была особенно заразительна. Все его зеркалили. А улыбался Тэхён часто. От этого было тепло на душе. С ним в отделении появился дополнительный, какой-то странный, но приятный уют. Намджун-ним, стоя впереди остальных медработников, которые пойдут с нами, посчитал нас и сказал, что мы можем спускаться. Чимин улыбался от предвкушения, то и дело рассказывал Юнги про то, что ему удалось выйти на улицу только один раз, зимой. Тогда он радостно ходил по заснеженному двору и гордился, что был настолько лёгким, что не проваливался в сугробы, когда забирался на них… это было немного жутко слушать. Насколько он был худым зимой, что сугробы его выдерживали?.. Мы стояли на первом этаже и ждали, пока Намджун-ним передаст нужные документы доктору Чон Хосоку. И я был не совсем готов к тому, что он выйдет вместе с ним. Я впервые увидел его. Не знаю, что было в моей голове, но я почему-то ожидал увидеть низкого человека преклонного возраста, в очках и желательно с небольшой лысиной. Но нет, Чон Хосок выглядел строго наоборот. Он был довольно высоким, выше меня, но немного ниже Намджун-нима, молодым, ему максимум тридцать. С чёрной, как сажа, шевелюрой, без очков и во всем чёрном. Строгие брюки снизу и прилегающая водолазка сверху. Наверное, пиджак остался в его кабинете, потому что он идеально завершал этот образ. Он кивнул с улыбкой и вдруг посмотрел на меня, протягивая руку: — Наконец, увиделись, Чон Чонгук. Как вам здесь? — Здравствуйте… Хорошо, но сначала было довольно страшно, — честно ответил я и пожал руку. Чон Хосок наощупь был тёплый. — Это нормально. Рад, что вы стали чувствовать себя комфортно. Видимо, наш медперсонал хорошо постарался, как и всегда, — Чон Хосок подмигнул Намджун-ниму. — Надеюсь, что позднее увидимся, когда будете в ремиссии. — взгляд его чёрных глаз уставился на Юнги, и была видна в нём гордость. — Юнги, вы тоже таки решили выбраться? — Не имею права расстраивать Хёнджин-и! — Понял. Вам, наверное, уже провели инструктаж, но всё равно напомню, слушайтесь их, — продолжил доктор Чон. — Удачного похода. Хёнджин, с днем рождения! — Спасибо, доктор Че! — радостно вскрикнул именинник с улыбкой до дёсен. Инструктаж нам и правда провели. Правила довольно простые, как в летнем лагере. Идём парами, друг за другом, часть медработников идёт впереди, часть сзади, замыкая нашу парную колонну. Не разбегаться, на переходах дождаться, когда медработники скажут идти. В самой кофейне сильно не шуметь, при любом дискомфорте сообщать. Платить за наши заказы будет больница, поэтому мы можем заказывать всё, что хотим. — А почему больница будет за нас платить? — спросил я шёпотом Тэхёна, когда мы уже осторожно проходили через ворота. — Я думал, что родители Хёнджин-и спонсоры… — У Хёнджин-и нет родителей… — ответил Тэхён ещё более тихим шёпотом, чтобы сам Хёнджин-и не услышал. — Его растила бабушка, а после его госпитализации она умерла спустя два года… От этого… мне стало грустно. Очень. Хёнджин-и такой добрый и хороший, и такая ужасная судьба… Поэтому к нему никто не приходил?.. Я вдруг посмотрел на Юнги, который то и дело отвлекался от разговора с Чимином на Хёнджин-и и его восторженные слова о том, что они вот-вот вкусно поедят. Бедный Хёнджин-и… Наверное, поэтому и Юнги был к нему особенно добр. Я бы даже описал их отношения, как тёплые и милые у родных братьев. К нему тоже родители никогда не приходили, я видел лишь старшего брата. — Не переживай за него… — продолжил Тэхён и ободряюще ухватился за мою руку. — Его шизофрения не позволяет ему чувствовать эту боль. — А он знает, что его бабушка?.. — Знает, — кивнул Тэхён. — Но он не понимает до конца, что такое смерть. В каком-то смысле его болезнь — это защитный купол от боли. Вот, что ещё было в мире, от чего страшнее становилось при мыслях, что ты туда вернёшься. Боль и тяготы. Об этой боли неосознанно напоминали посетители, а так она до нас не дотягивалась. Мы были оторваны от этого мира. Существовали отдельно, он нам не мешал, а мы не мешали ему. Мне было некомфортно думать об этом. Но вот они мы, идём по этому миру, окружённые стражниками в белых халатах, и осторожно спускаемся с холма в город. Тэхён сказал, что «Коралина» находится совсем недалеко от больницы. Он её очень любил и временами даже ходил из больницы с медработником. Так и оказалось, после выхода в город нам нужно было всего два раза перейти дорогу. Я смотрел на людей и машины, что всё время куда-то шли и ехали. Им нужно было постоянно двигаться. Этого тоже не было в «Гюнхёне». Там не было этого дикого движения мира. А здесь, словно именно от этих быстрых походов и шума колёс вращалась Земля. Словно им нельзя было останавливаться. А мы без проблем стояли на переходе и ждали зелёного света. В «Коралине» было не очень много людей, потому что все куда-то двигались. Здесь лишь несколько человек, которые решили сделать передышку, либо зарядиться кофейком, чтобы снова на полной скорости рассекать городские улицы. Тэхён крепче взялся за меня и повёл к остальным, к стойке. — Чимин, как вы себя чувствуете? — спросила одна из медсестёр, а он всё глядел на меню. — Нормально, — ответил он коротко и затем ближе наклонился к официанту. — Извините, сколько у вас миллилитров в стакане молочного коктейля? — Четыреста, — любезно ответил работник за стойкой. На его бейдже было написано «Ван Намгю». — А шарик мороженого? — Сто грамм. — Четыреста сорок восемь… — тише бормотал Чимин. — Один шарик… шоколад… сто грамм… Какой бы прогресс ни был у Чимина, подсчёт калорий всё ещё оставался при нём. Это было одной из причин, почему он находился в «Гюнхёне» полтора года. Вторая, уже более значительная, ему первые шесть месяцев в основном корректировали психику. Он уклонялся даже от капельниц долгое время и был невероятно агрессивным. Первую капельницу он посетил не самостоятельно, а потому что упал в обморок. Но именно после этого у него начался ментальный прогресс. — Ощущение насыщения неожиданно замотивировало, потому что я почувствовал себя живым, — поделился он, когда мы были знакомы уже месяц. С одной стороны поразительно, что в его голове были калории даже молочных коктейлей, но с другой — нечему было удивляться. Он анорексик, и при этом очень умный. — Тогда я буду молочный коктейль… — официант записал заказ Чимина в блокнот. — Намджун-ним, сегодня на ужин только пюре, а то я переем. — Давай тогда половину порции пюре и половину рыбы? — Ладно… Не смотря на калории, у Чимина был небольшой прогресс. Он уже ел твёрдую пищу, но у него была калорийная диета, составленная психологами-диетологами, чтобы ничего плохого для организма не случилось, и чтобы Чимину было легче справляться со страхом калорий. Как постепенно он отказывался от еды, так же постепенно было необходимо к ней возвращаться. Это мне напомнило пленных Освенцима, потому что многие после этого Ада всё равно умирали именно из-за того, что налегали на еду слишком сильно от долгого голода. Их организм, привыкший к голоду, не справлялся с такой нагрузкой. — Хочешь, вместе коктейль выпьем? — спросил его Юнги. А он ему с благодарностью улыбнулся и кивнул. — Суньте в коктейль две трубочки, пожалуйста! А мне кусочек шоколадного трюфеля и два макаруна, с фисташкой и с бананом. — Ты выбрал что-нибудь? — спросил меня Тэхён. — Я в таких местах редко бывал… — бывал… как будто в прошлой жизни. — А в «Коралине» ни разу. Так что не знаю, что даже попробовать. — Доверишь мне выбор? И как отказать? — Хорошо. — Ты хочешь что-нибудь стандартное или с ягодами там, с карамелью? — он всё держал меня за руку, когда подошла наша очередь. — Стандарт… — Нам два кусочка чизкейка, пожалуйста. Мне с клубникой и карамельным топингом, а Чонгуку классический, — сказал Тэхён. — И два какао, в мой добавьте, пожалуйста, мёда. — А можно в мой корицу? — добавил я. И это вписали в блокнот. — Чизкейк-клубника, карамельный топинг, чизкейк классический, два какао, в один мёд, в один корицу… Хорошо! — улыбнулся Ван Намгю. Посадили нас за крупный столик, мы поместились, сидя по двое с каждой стороны. За соседним, прямо около нашего, устроились медработники, чтобы следить за нами, да и тоже перекусить десертами. Ближе всех сидел Намджун-ним. В такие моменты, как приём пищи, мне казалось, что они — тоже пациенты, просто у них больше привилегий. Чувствовался некий купол надо мной. Спустя долгое время выйти. Я смотрел, как Чимин осторожно чайной ложкой отделил совсем маленький кусочек мороженого и сунут в рот, тут же прикрывая его ладонью. Юнги тоже за ним наблюдал, но с явной любовью и гордостью. Мне даже вспомнилось, как случайно я услышал их диалог, когда Чимина после срыва выпустили из изолятора. Они сказали друг другу очень трогательные слова. — Ты справишься. Не бросай здесь якорь, как я… — Если я отсюда выйду, выйдешь и ты, ясно тебе? — ответил ему тогда Чимин. Не знаю, сможет ли Юнги, так как пять лет — срок довольно большой, он вполне мог уже основательно пустить корни и позабыть, как живётся во внешнем мире. Но после этого момента я был поражён, потому что у Юнги недавно начали уменьшаться приступы лжи. Он всё ещё часто врал и говорит несвязно, но начали замечаться попытки контроля. Юнги сделал первые шаги, даже придумал способ себя сдерживать. Когда чувствовал, что увлекался, щипал себя. Немного неприятное, но действенное движение. Да и звучало хорошо. Потому что Юнги совсем чуть-чуть, но начал ощущать, где в его словах ложь, а где правда, и в какой момент его монолог превращается в сумбурное лепетание. Меня очень тронуло, что Чимин так на него действовал. И Юнги тоже его поддерживал. Это была та самая картина взаимных любовных отношений, которых хотелось и мне. Мы с Тэхёном, даже Намджун-ним, который временами поглядывал, удивились, когда Чимин решил попробовать шоколадный трюфель, который взял себе Юнги. — Уверен? — спросил он его. — Один маленький кусочек. Просто попробовать… — кивнул Чимин, ложка в его руке слегка подрагивала. Чизкейк, который мне выбрал Тэхён, тоже оказался очень вкусным. Хёнджин-и сидел и радостно ел бельгийскую вафлю с мороженным и карамелью. Он несомненно заслужил такой хороший и уютный день рождения. Чимин уже практически поднёс ко рту кусочек торта, как вдруг мы все услышали женский голос. — Чимин-и? Сам Чимин замер и поднял взгляд. Его окликнула какая-то женщина, на вид ей было лет сорок пять. Одета строго, словно учительница престижной королевской школы. Юнги напрягся, словно тоже знал её, да и у Хёнджин-и с лица мигом пропала улыбка. — Здравствуй, — продолжила женщина, подходя ближе. — Здрасьте, госпожа Сен… — Чимин был раздражён. — Как ты? Как в больнице?.. — Как будто вам есть дело до этого, — вдруг вклинился Юнги. Ох… эта госпожа Сен удивлённо на него посмотрела и нахмурилась. — Если бы вам правда было дело, он бы… — Юнги, тихо, — перебил его Чимин и снова окинул небрежным взглядом женщину. — То то же… я не с тобой разговаривала, Юнги. Ну, так как… — хотела продолжить она, но Чимин заткнул и её одним лишь взглядом. Я заметил краем глаза, как медработники уже хотели подойти, но Намджун-ним лишь поднял руку. Так и остались некоторые в положении полусидя. — Это я должен сказать, а не он, — продолжил Чимин. — Если бы вам правда было дело, я бы не оказался здесь. Уверен, вы прекрасно видели, как меня задирали, но даже пальцем не пошевелили, чтобы утихомирить других. — Выскажи ей всё, Чимин-и, — подбодрил Тэхён. Учителя обязаны реагировать и принимать необходимые меры, если в группе или классе, например, происходила травля. А ещё меня всегда поражало, что балерины должны быть молодыми и красивыми, а обучали их в основном какие-то преклонного возраста женщины или мужчины. Чимин однажды обмолвился, во сколько лет балерины уходят на так называется пенсию. В отставку, если более культурно. Они должны были отработать лет 15-20 точно, а обучают их с самого детства. Некоторые уже подростками, позабыв про школу, образование и прочее, выходят в главных ролях. В теории в тридцать им можно уйти на покой. — Вы приходили ко мне один раз за эти два года, чтобы спросить меня, приду ли я на тренировку, а я мечтал нацепить на вас балетную пачку, поджечь её, а потом повеситься на лентах от пуантов. И если хотите ещё прийти, то идите нахрен! Вас не пустят, уж поверьте. А я восстановлюсь от этого пиздеца и буду жить дальше без ваших ёбаных занятий. — Как ты себе позволяешь выражаться передо мной?! — госпожа Сен тыкнула в него пальцем, а он за него ухватился мёртвой хваткой, спрятав огромное вычурное кольцо. — Хочу и позволяю! Катитесь к чёрту со своим балетом, и вы, и моя мать! Вы мне жизнь и здоровье угробили своими мечтами и стандартами! — повысил голос Чимин. — И, если вы не заметили, у нас здесь праздник. Так что вали отсюда и не порти его, сука! — И пальцем своим не тыкай на нас! Это неуважительно к сумасшедшим! — засмеялся Юнги. — Перстень твой, кстати, безвкусица! — Что?! Я старался сдерживать смех, но выходило слабо. Она заслужила, и её реакция на слова Чимина была очень забавная. Масла подлил и Тэхён, который вдруг швырнул свою ложку, на которой было немного крема чизкейка, прямо ей в волосы, и она сразу в них полезла, словно Тэхён подбросил ей туда живого паука. Теперь и я не мог не посмеяться. А Тэхён наигранно удивился и сказал: — Ой, простите! У вас на голове какой-то паразит был! Он выглядел голодным, в вашей голове-то уже нечего есть. — Так, успокойтесь, — таки смешался Намджун-ним, осторожно кладя свою руку сверху. Чимин хватку тут же ослабил и отпустил несчастный палец с безвкусным перстнем. — Вот именно! Держите себя в руках, вы… — Я и к вам обращаюсь, госпожа Сен! — отрезал Намджун-ним. — Вы пугаете других и мешаете им праздновать день рождения. Так что идите, куда шли. Поговорите с Чимином, если вам разрешат его навещать. — Да, она очень страшная, — сказал Тэхён. — Ложку оставь себе. — Ура, Намджун-ним-и на нашей стороне! — заликовал Юнги. — Съела, балетная фифа?! — Балетная фифа! — подкрикивал Чан. — Хёнджин-и, скажи Стю облить её жиром, Балетную фифу! Разъярённая Балетная фифа потерпела поражение, злостно вздыхая, выкинула ложку из волос прочь и пошла к выходу. А мы дружно хихикали, но в миг затихли, когда Намджун-ним обернулся к нам с серьёзным лицом. — Я передам доктору Чону, что ты себя так повёл, Чимин… — сказал он. Да, теперь не смешно, и Чимин нахмурился. Но Намджун-ним вдруг усмехнулся. — Надеюсь, ты этим, пусть и радикальным, но криком души отпустил её и этот балет к чертям, это пойдёт на пользу твоему лечению. И доктор Чон будет рад услышать, что у тебя есть прогресс и в психологическом плане, однако замечание есть замечание. Всем, а тебе, Тэхён, два! Нельзя бросаться ложками в людей, даже вредных. — Я же говорил, он на нашей стороне! — Юнги снова смеялся и повернулся к Хёнджин-и. — Стю хоть успел на неё капнуть? — Он за ней полетел, думаю, догонит. Стю быстрый! — гордо сказал он в ответ. Ложная тревога! Чимин захихикал и таки отчерпнул кусочек торта Юнги, гордо попробовал и облизнулся. — Вкус победы! — сказал лишь, зато с каким огромным триумфом. — С днём рождения, Хёнджин-и!

***

— Они приходят каждые полгода, летом и зимой. Всегда разные, что логично. Но все пахнут учёбой. У неё запах книг, тревожности и дешёвой столовской выпечки. И они почти всегда пугливы первое время, а тех, в ком виднеется даже толика отторжения, мы любим пугать. Юнги сидел на полу в общей комнате, нарядившись в плед, который стащил со своей кровати. Укутался в него, то и дело затягивался сигаретой, раскладывал карты какой-то настолки и рассказывал нам про таинственных практикантов. Он походил на мудрого старца. Жаль, что у него лишь короткая сигарета, а не какая-нибудь трубка. Она бы лучше вписалась в этот аутентичный образ. Справа от нашего сказателя сидел Бомгю и периодически дёргался, да выкрикивал слова, либо же свистел и хлопал в ладоши. Эти двое как будто занимались экзорцизмом. Слегка скрипучий голос изгоняющего Дьявола, который тасовал карты и выдыхал дым с каждым сказанным словом, а рядом — поддающийся молитве бес. Третий, словно завершающий этот мини-шабаш — Тэхён. Он сегодня надел берет и пончо. Сказал, что купил его в секонд-хенде, а красивую узористую вышивку сделала его бабушка. Ей Богу, им не хватало дымящегося котла и растений, но, увы, лишь игровое поле и колода карт. Игра называлась «Спасти путника». — Как в неё играть? — спросил Тэхён и тут же отвлёкся на карманные часы. Три раза хлопнул в ладоши и продолжил разглядывать фигурки и игровое поле. Значит, было 19:00. Мы с Чимином сидели на диване, который был свободен впервые за долгое время. Обычно на нём сидели кататоники и смотрели телевизор, но сегодня у них вечерний сеанс капельниц. Почему-то их водили туда всех разом. Видимо, количество коек позволяло. Ещё им, помимо капельниц, делали уколы вместо таблеток, чтобы они не замирали в момент глотания. Это чревато. А такой полноценный общий трип был каждые две недели. — Я не помню этой игры. Хотя по ней видно, что она довольно новая. Поэтому сегодня сверху восседали мы с Чимином. Телевизор тихо разговаривал на фоне, мы его не смотрели. Ожидали начала спасения путника. Чимин после разрешения включил Gorillaz и шепнул мне название песни. On Melancholy Hill. А за нами наблюдали медработники. Уже пару дней не особо видно Намджун-нима, и мне было немного грустно. Я уже знаю его график, и сегодня, и вчера он был на смене. Но Чимин развеял все мои тревоги. Прибыли практиканты и, по их плану, первые два дня они торчали на первом этаже главного корпуса. Изучали документации, знакомились с местной политикой и всем таким прочим. Скоро уже поднимутся к нам. Их курировал Намджун-ним, вот его и не было в отделении. — У вас есть карты шалостей и карты сокровищ, — Юнги по очереди показал рубашки игральных карт. На одной был сундучок, набитый монетами, а на второй красовалась ехидная улыбка. — Эти же символы на ячейках игрового поля. Бросаешь кубик и идёшь, сколько выпадет. На какую карту встанешь, ту берёшь. Шалость срабатывает сразу, а сокровище можно использовать, когда угодно. Шалость одноразовая. Как только её действие совершается, карта уходит к вам в руку. Три карты шалости с руки можно обменять на одну карту сокровища. — Крууууууг! — провыл Бомгю и следом свистнул, дёргая головой. — Цель — дойти в одну сторону, забрать путника и провести обратно к ячейке «Финиш», — продолжил Юнги. — Но путник засранец, со сломанной ногой. Поэтому вы не можете его провести больше, чем на три хода. Если выпало шесть, то три шага делаете с ним, а потом идёте в гордом одиночестве. Другие же игроки могут его подбирать. Кто по итогу доведёт его к финишу, тот выиграет. — Звучит интересно… — сказал Чимин. — Я вспомнил одну девушку, которую так же тащили из кабинета, когда мы взвешивались, она упала в обморок. Хёна или Хёли… Она со мной много разговаривала, потому что тоже пережила анорексию. — У Чимин-и… — свист Бомгю. — Подружка! — цок языком. — Она красивая? — Ага. Она рыжая. Натуральная! И с веснушками. Она наполовину корейка, её мама из Ирландии. Бомгю очень забавно разговаривал. Его тики уже были чем-то неотъемлемым. Сначала я дёргался каждый раз, но сейчас привык. Он был, как старый телевизор в общей комнате, про который мне рассказывал Хёнджин-и. — Показывает-показывает и как… — он хлопнул в ладоши громко и протяжно. — БАБАХ! Щёлкал и щёлкал, гроза в телевизоре. Я рад, что его поменяли. Шесть очень боялась. Однако радости от тиков Бомгю не было никакой. Насколько я знал, синдром Туррета был очень болезненной вещью, ведь от каждого тика неприятно и довольно больно сокращались мышцы. Иногда Бомгю мог даже сильно ударить себя или других. Но самый страшный его тик — это резкая задержка дыхания. Потому что неизвестно, на какое время это затянется. Каждый раз по-разному, самое долгое, которое я застал — три минуты. Тогда его уже окружили санитары и медсёстры. Мы выбрали цветные фигурки, Юнги бросил кубик и прошёл на три клетки. Достал карту шалости и громко зачитал: — Пропускаешь следующий ход! Бли-ин… Кубик бросил Бомгю. Прищурился, чтобы не дёрнуться, осторожно и максимально сосредоточенно. Я наблюдал за кубиком, который упал гранью «шесть». И вдруг заметил, как Тэхён на меня смотрел с улыбкой на лице. Бомгю ни на какую карту не попал. Тэхён подобрал кубик и, не сводя с меня взгляд, бросил его. — Что? — улыбнулся я в ответ. — Гляделки, — ответил он. — Зачем? — Просто. Что-то Тэхён делал из-за ОКР. Теребил браслет, делил на нужное количество частей еду, ходил либо по плитке, либо по линиям, перепрыгивал трещины, щёлкал пальцами и делал 4 затяжки. Если он делал что-то новое, я всегда спрашивал, зачем. Он отвечал либо веской причиной, либо «просто». Мне сначала казалось, что у него ещё какой-то диагноз, но нет. Он просто был таким. Наивным, трепетным, но при этом подкованным. Ну, и он не всегда производил впечатление ребёнка во взрослом теле, это проскакивало лишь периодически. Часто бегал, оглядываясь, нет ли плитки или трещин на асфальте. Мог дать отпор и постоять за себя. — У тебя большие глаза, — сказал он мне. — Ты как оленёнок, это мило. За окном послышался гром, и Тэхён тут же поднялся на ноги, бросаясь прочь из общей комнаты, но на это никто внимание не обратил. Я же на него обернулся. — Куда он? — На балкон, грозу смотреть, — сказал Чимин. — Он её любит. — Юнги, дай мне самокрутку. — Свои кури. — Пожалуйста? — Ладно-ладно… — посмеялся он и достал деревянный футляр из кармана. Открыл его и ловко вынул самокрутку, протягивая мне. — Чимин, продолжишь за Тэхёна? Чимин пожал плечами и сполз с дивана. Я бы побежал следом, но сначала нужно было подойти к Ли Хану, чтобы он дал мне прикурить. Теперь можно. Быстрым шагом я последовал на балкон. Было интересно посмотреть на человека, который любит грозу и дождь. Все, кого я знал снаружи, ненавидели эту погоду. Я тоже не особо любил, но мне нравилось сосредотачиваться на барабанных партиях капель по земле, крышам и окнам. Это помогало сосредоточиться и заглушало взгляд. Тихо и спокойно, но я всегда настороже. ОНО не дремлет, лишь переходит в пассивный режим на какое-то время. Настанет день, и ОНО ударит снова. Я осторожно открыл дверь балкона и увидел, как Тэхён, вцепившись в ограждение, смотрел вверх. Намокал и слушал гром. Сверкали молнии, небо затянулось тёмными тучами. А мы и не заметили из-за света в общей комнате и прикрытых штор. У дождя и грозы всегда была своя энергия какая-то. Мир менялся, когда начинался дождь. Воздух, окружение, люди. Всё оборачивалось какой-то таинственной гранью. А Тэхён не менялся. Сверкнула очередная молния в небе, словно кто-то сверху сделал снимок со вспышкой (Богу подарили фотоаппарат, а ему, старику, разобраться надо!). Я пока стоял ближе к двери, потому что самокрутка потухнет, если я выйду. Старший брат Юнги приносил очень вкусный табак. Но всё же не сдержался и таки вышел следом, Тэхён уже почти намок. С подола пончо срывались капельки воды. — Зачем смотришь? — спросил я. А он обернулся всё с той же улыбкой. — На грозу мне надо смотреть. А под нечётные летние дожди я всегда намокаю, потому что лето от этого будет теплее. Вот увидишь! — Чтобы остались только чётные дожди? — тихо посмеялся я. И он посмеялся. — Не-ет! Чтобы вообще закончились. Когда я задавал вопросы по поводу его расстройства, он смотрел на меня, как на недалёкого. Но я не обижался, это было… забавно. Тэхён был уверен, что его слова были истиной, при этом он никого не принуждал делать так же. Словно только он должен был выполнять всё это. Чтобы всё было хорошо у всех. Интересно, он думал, что его ноша тяжёлая? Или она лёгкая? Может, он всё это говорит, потому что у него всё ещё обострение. Вдруг он совершенно другой, когда ОКР отступает? Какой он снаружи, за пределами больницы? — Где ты живёшь? — снова спросил я его. — Около торгового центра со странной птицей на стене. — Торговый центр «Сокол»?! Я тоже жил недалеко. Улыбка сама полезла мне на лицо, но смахивать её мне не хотелось ни капли. Становилось холодно, дождевая вода пропитывала одежду. Слышался гром, который словно проходил внутрь и отдавался по телу мощным эхо. Сигарета Юнги давно потухла и даже слегка размякла. Обидно, конечно. — Смотри, смотри! — Тэхён достал часы и показал на секундную стрелку. — Раз, два, три, четыре… Снова вспышка. Снова гром. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Вспышка. Гром. Раз, два, три, четыре, пять шесть, семь… Тэхен дрожал, но улыбался. Под пончо у него была лишь футболка и штаны. И сандалии на ногах, куда просачивалась вода, от чего он шевелил пальцами ног. Мы оба услышали стук по двери балкона. Там стоял Ли Хан, что приглушённо, но ощутимо строго крикнул: — Ну-ка быстро в коридор! Тэхён достал у меня изо рта сигарету и кинул в пепельницу, пока я, взяв его за холодную мокрую руку, тащил к двери. Когда нас, промокших до нитки, вели в ванную комнату, Тэхён, вслушиваясь в отдаляющийся гром, снова считал. Словно думал, что именно его счёт отгонял её, ведь с каждым громыханием количество насчитанных секунд становилось больше. Хан лишь усмехался, пока мы, дрожащие от холода, с блаженным выдохом залезали в горячую воду. — Сидите тихо и грейтесь, я пока принесу ваши полотенца. — Нам бы ещё сменную одежду, — сказал я, стукая зубами от чувства холода. — Да это понятно. Не голышом же пойдёте… Я обернулся на всплеск. Тэхён нырнул, задержав дыхание. Затем вынырнул и зачесал волосы назад. Разлёгся в своей ванне и повернулся ко мне. — Торговый центр «Сокол», да. Серый многоэтажный дом, шестнадцатый этаж. — Кажется, я живу напротив твоего дома. — Серьёзно?! — он резко оттолкнулся, и немного воды из его ванны выплеснулось на пол. — В твоём доме есть кофейня? — Ага. — Чимин живёт в Итевоне, представляешь? У него богатые родители. — Богатые родители, которые угробили своего сына своими невыполненными амбициями… — Он здесь встретил совершеннолетие. Теперь он точно свободен от их амбиций. И, как он нам рассказал, а ему рассказал адвокат, он имел право подать на них и на балетную студию в суд, чтобы получить компенсацию за физический и моральный ущерб. Он это сделал, когда я в прошлый раз сюда приехал. Так он стал жить в платной палате. На судебном заседании решили, что студия будет платить за его пребывание в «Гюнхёне». Родители уже выплатили ему всё. Также он планирует продать свою квартиру-подарок в Итевоне и переехать туда, где дешевле и тише. Я упрашиваю его переехать в наш район. Даже Чимин задумался о будущем, а я нет. Не в обиду, Чимин. — Слушай, Тэхён… сколько ты уже сюда приходишь? — Мм… — он потянулся в раздумьях. — Где-то три года. Сильные обострения у меня случаются в среднем два-три раза в год… доктор Чон в последнее время намекает мне, что надо уже ложиться в стационар. Но у них пока нет права принудительно меня положить, потому что из-за своего расстройства я ещё ни разу не пострадал физически и серьёзно. Да и я не хочу надолго уходить из мира. Им нужно, чтобы у меня вообще не было навязчивых мыслей, но… мне кажется, что это не так страшно. В смысле… пока это не мешает мне нормально жить и функционировать в обществе, всё хорошо. Я не согласен, что людей с психическими расстройствами нужно изолировать. А люди, которые ничему не подвержены, почему-то возомнили себя теми, кто имеет право за нас решать. Жить с этим довольно не просто. Это не дар, да… но и не страшное проклятье, — он опёрся о край ванны и ближе пододвинулся ко мне. — Хёнджин-и бывает за пределами больницы только в свой день рождения. Бомгю и кататоникам вообще не разрешают никуда ходить. Это грустно… Я понимаю, что они не смогут ужиться снаружи, разве что Бомгю выпишут, как Туррет от него отстанет и не будет толкать так сильно. Юнги здесь уже пять лет, и за всё моё пребывание здесь я не замечал, чтобы у него было желание покидать «Гюнхён». Но это не значит, что у них надо отнимать этот мир, где есть другие люди. Я к тому, что люди своим присутствием часто мотивируют что-то делать. Ты согласен? Я был согласен. Ведь именно благодаря Юнги, Чимину и Тэхёну обустроился здесь и постепенно свыкся со своим диагнозом. Потому что они не осудили и не встречали моё состояние с пренебрежением. Так что Тэхён здесь был прав. Людям нужны люди. — Согласен. Но ведь даже здесь мы не одиноки, — я тем же жестом пододвинулся к нему. — Здесь тоже есть люди, которые либо помогают прямо, либо просто остаются рядом. Это круто. Кстати, когда я узнал о такой вещи, как сезонное посещение, я решил, что, войдя в ремиссию, тоже буду сезонным. Мало ли что… — Ты здесь уже сколько? — Тэхён на миг отвлёкся от зрительного контакта, рукой проводя по водной глади. — С середины апреля. Юнги, кстати, стал меньше врать, ты заметил? — Да! Что с ним? — Я слышал, что он говорил Чимину не бросать здесь якорь. А он ему в ответ сказал, что если он выйдет отсюда, то и Юнги выйдет следом за ним. Видимо, он, наконец, захотел. — Потому что у него появилась причина, — кивнул Тэхён. — Его родители часто были в командировках, и вот в один день погибли из-за крушения самолета, Юнги тогда пролежал здесь около года, как он рассказывал. Лишь старший брат к нему приходит, чтобы приносить что-нибудь, самокрутки и бананы, например. Но они не так уж и дружны. У них хорошие отношения, но не такие, чтобы быть в гармонии и жить вместе, у его брата своя семья. Ему незачем возвращаться, вот и пролежал здесь так долго. А потом появился Чимин. Я на миг задумался. Танцы были где-то вдалеке, родители, с которыми я всё реже общался… Хянми, которая меня бросила. Есть ли мне, ради чего возвращаться? Танцором уже быть не хотелось, я думаю перевестись, но пока не знаю, куда… много книг читаю в последнее время, может, стать филологом? А может просто пойти работать? Курсов же просто целая куча! — Ты учишься, работаешь? — спросил я. — Работаю. Бариста в кофейне «Coffree». Кофейня на первом этаже твоего дома, — подмигнул он. — А ты? — Учился на хореографа. Но уже не знаю, хочу ли доучиваться до конца. — Ты танцевать умеешь? — Не знаю, умею ли, — смех вырвался у меня сам по себе. — Но люблю определённо. Пока мы говорили об учёбе, я уже снова улёгся в ванну и смотрел перед собой. Но чувствовал, что Тэхён всё это время смотрел только на меня, лишь изредка поглядывал на потолок и считал лампочки. И я тут же на него оглянулся, Тэхён как будто старался даже не моргать. — Почему ты играешь со мной в гляделки? — Зрительный контакт развивает отношения. — Ты хочешь развить со мной отношения? — Хочу, — он слегка наклонил голову, с его волос по шее стекла вода. — Будешь ко мне приходить на работу пить кофе. Я его делаю идеально, как мне говорят постояльцы. Люди с ОКР всё делают идеально. Потому что им кажется, что они умрут, если допустят хотя бы одну ошибку. Снова всплеск, Тэхён наполовину вылез из ванны и вдруг зацепился за край моей ванны, пальцем поманил к себе. — Давай на прогулке поиграем в две правды и одну ложь? — предложил он. — И как в неё играть? — Говоришь про себя три факта, два правдивых и один ложный. Я должен найти ложь. Потом меняемся… Тогда я заметил, что у Тэхёна есть родинка ещё на носу, на самом кончике. И что он хочет узнать обо мне побольше, любыми способами. Я уже подумал, что Тэхён устал разговаривать, раз настала тишина, но он неожиданно хитро нахмурился и вдруг шлёпнул рукой по воде в ванной. Затем, набрав воды, начал брызгаться в разные стороны. — Я попал? — спросил он. — Вдруг ОНО боится воды? — Не знаю, попал ли… но спасибо.

***

— Так… У меня вырезали аппендицит… я побывал на крыше двадцатисемиэтажного дома… и я был влюблён в учителя по биологии в старшей школе. Мы после полдника играли в «две правды и одну ложь» на улице. У всех наших друзей были терапии, все расползлись по кабинетам ниже, разве что Юнги был на встрече с братом. Сегодня великий день. — Сегодня на наши земли опустится мгла, полная дыма от драконьего огня! Полная и серая, как мышиная стая. Полчище мышей принесёт скверну и содом! Мирные жители затрясутся от страха, но храбрые и сердобольные путники, схватив дайсы, начнут вершить судьбу населения! — громко заявил он, встав на стуле в столовой, одну ногу поставив на стол. Чуть не опрокинул стакан сока своим жестом. — Храбрые путники, готовы ли вы пойти на доблестные подвиги, дабы королевство Гюнхён и дальше процветало в мире и покое?! — Юнги, сядьте на место, пожалуйста, — смеялись медсёстры. — Мы поделимся с народом найденными сокровищами, которые вытащим из каждого тёмного уголка подземелья! За пару дней Юнги нам сказал, что придёт брат и принесёт всё, что нужно для успешной партии в «Подземелья и Драконы», и тут же переключился словно в другую вселенную. Он стал мудрым волшебником, играл на гармошке, которая возвратилась к нему уже в четвёртый раз (неустанный поединок Юнги и медсестёр за власть над гармошкой) и рассказывал нам потрясающие и пробирающие до мурашек истории. Разглагольствовал про подвиги, магические артефакты и снадобья. Он и в реальности был мудрым волшебником. Артефакты — те же наши вещи, моя футболка, браслет Тэхёна или любимая ручка Хёнджин-и. Снадобья — какао, жидкие медикаменты и смузи Чимина. Всё, как и в жизни. В те же пару дней он сказал постараться придумать хотя бы историю персонажу, выбрать имя, расу и класс. Я уже узнал, что Тэхён живёт один, но с собакой (шпиц по имени Ентан), учился на картографа, но однажды потерялся в парке и понял, что это не его. Также он часто менял работу из-за своего расстройства, потому что либо опаздывал, либо, по словам начальства, медлил, либо не выходил на смены. Тогда у него были дикие тёрки со временем. Ему ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно было встать в 8:35. Если он вставал раньше или позже хотя бы на минуту, он весь день не выходил из дома, мыл руки и плакал. Я же ему рассказал через эту игру, что признался Хянми в любви во время выпускного, и что в свои годы не умею водить. Немного поделился своими предпочтениями в музыке. Мне очень нравилась Кейт Буш. А Тэхён поделился, что отдавал предпочтение Скитер Дэвис и Мистки. Не одному мне была приятна музыка второй половины двадцатого века, это меня обрадовало. А вот про Митски я не слышал. — Я могу попросить родителей принесли пару дисков с её альбомами, если Чимин разрешит включить их на его плеере, — сказал он. Сейчас я был не совсем уверен насчёт того, что из перечисленного Тэхёном было ложью. На крыше обязан побывать каждый подросток хотя бы раз в жизни. Шрама от аппендицита я не заметил, когда мы с ним принимали ванну, но я не уверен, потому что старался не смотреть на него оголённым, это некультурно. А вот влюблённость в учителя… он сказал именно «в учителя». Ему нравятся парни? — Я думаю, последнее, — вдруг выпалил я. — Не-а! — улыбнулся Тэхён. — Второе. Я был на крыше двадцатиПЯТИэтажного здания. — И каково это — влюбиться в учителя? — Больно. У него была жена с ребёнком, и он учитель. Но сейчас уже не больно. Тебе сейчас кто-нибудь нравится? — Ну… — ответил я, хмурясь. — После расставания с Хянми и попаданием сюда прошло не так много времени, чтобы кого-то встретить… да и… даже страшно теперь как-то. Хянми не могла мириться с моим расстройством, хотя на тот момент даже я не знал, что оно у меня есть. Однако в один день она просто исчезла. Забрала все свои вещи, некоторые бытовые приблуды и ПУФ. Как будто её и не было. После такого мне довольно страшно вступать в отношения, вдруг со мной снова так поступят? Это меня действительно нервировало. И если раньше со мной так обошлись, когда не было известно, что у меня есть какой-то диагноз… Кому вообще нужен парень с прицепом в виде второй тени? Только тому, кто не против участвовать в моём реалити-шоу. Тэхён опустил взгляд и затеребил свой самодельный браслет. Вдруг сильно дёрнул, и ниточка его не выдержала, уже была старая и потертая. Она порвалась, и с его руки по асфальтовой дорожке разлетелись белые бусины. Тэхён же застыл с выпученными глазами, а я просто наблюдал, как бедные бусины разбегались, как напуганные овечки. Почти все укатились прочь с территории, потому что мы всё-таки были на холме, и у этой дорожки был наклон. Как будто гонщики, они стремительно набирали скорость и даже не думали сворачивать в газон, бордюр мешался. Словно за победу была очень большая награда, если не вечная слава. Когда они пересекли ворота территории лечебницы, мы посмотрели друг на друга. — Скажем, никто не поверит… — лишь сказал я. Тэхён же молчал, лишь смотрел на единственную оставшуюся бусину в руке. И вдруг кинул её следом за остальными, затем вдруг испуганно глянул на меня. — Прости… я не хотел. — Да нормально. Ты же не в меня попал, — усмехнулся я, но в ответ никакой весёлой реакции не было. Это браслетное крушение явно испортило ему настроение. — Бабушка расстроится… — Тэхён пытался выдавить улыбку, но она вмиг высохла. Тэхён рассказывал про свою бабушку. Она ему была ближе всех, даже ближе родителей. Примерно три года назад она умерла в доме престарелых, у неё была деменция. Но Тэхён нашёл способ напомнить ей хотя бы о себе. Она всю жизнь любила заниматься рукоделием, а Тэхён любил браслеты. И он решил принести её маленький чемоданчик, где хранились нитки, бусины и прочие украшения. Они просидели, делая браслеты, весь вечер, и этот белый браслет на чёрной нитке она сделала и нацепила на его руку, назвав его по имени впервые за восемь месяцев. А потом… она умерла. Тихо и безболезненно, во сне. А Тэхён в это время играл с маленьким Ентаном и не мог уснуть от плохого предчувствия. У меня умерли дедушка и бабушка, но они были очень строгими и не особо давали понять, что любят меня. Когда они умерли, я не особо плакал. Это, наверное, мерзко, но… нельзя вызвать у себя истинную боль за того, кто не оставил в твоей жизни сильный отпечаток. Я буду грустить, если потеряю маму или папу. Буду плакать, если кто-то ещё здесь из моих друзей умрёт. Как раз плакал и грустил, когда умер Воджин. Пока я пытался хоть как-нибудь ободрить поникшего Тэхёна, мы добрались до палаты и уже сидели на одной кровати. — Он принёс! — крикнул Юнги, резко открывая дверь. — Я договорился с Намджун-нимом, все в арт-комнату быстро! Мгла сгущается. Мгла сгущалась, это точно. И первые её кусочки пробрались на территорию, пока мы гуляли. Юнги заметил расстроенного Тэхёна, подхватывая коробку, которую он получил от старшего брата. Помрачнел и прижал её ближе к себе. — Что такое? Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но я испугался, что Тэхён может ещё сильнее расстроиться. Мне в принципе было не по себе, когда я видел его расстроенным. Поэтому я вскочил с места, схватил Тэхёна за руку и повёл его к Юнги, спрашивая: — Какие у тебя любимые цвета? — Что? — Какие у тебя любимые цвета? Тэхён нахмурился, но задумчиво. Затем вдруг ответил: — Зелёный… и фиолетовый тоже нравится. — Вы идёте или нет?! — не унимался Юнги. — Я же сказал, мгла сгущается! — Тэхён идёт, я буду попозже, — и вышел из палаты. — Стой, Чонгук! — Мгла сгущается, как вы и сказали, о великий мудрец Мин Юнги! — сказал я ему, оборачиваясь. — Она сгустилась над Тэхёном, и его артефакт разбился. Охраняйте его, пока он слаб, а я раздобуду новый, — перевёл взгляд на Тэхёна и от его удивленного выражения лица чуть смутился. — Не такой, как старый, но тоже хороший… Чёрт, дайте мне кто-нибудь Оскар, думаю, я справился шикарно! — Не знаю, что пропустил, но надеюсь, что Ким Тэхён меня оповестит, — серьёзным голосом ответил Юнги. — Клянусь оберегать его вместе с другими! Удачи, верный наш товарищ! Да прибудет с тобой сила! — Да у меня просто браслет порвался, Чонгук, не… Я его уже не слышал, так как бросился бежать к окошку медперсонала. Чуть не упал и не врезался в раму, от чего перепугал всех, кто был рядом. — Чонгук, не бегайте! — строго заворчала мне медсестра. Кажется, её звали Лин Хва. — Что случилось? — Мне надо на рукодельную терапию! Сейчас! Кто свободен, чтобы меня проводить? — У вас же нет никаких терапий сегодня, так что все другие заняты либо внизу, либо с другими пациентами. — Ну кто-нибудь! Может, вы сможете? — Я сейчас посмотрю, подождите, — открылась дверь лестницы. Послышался голос Намджун-нима, и я подорвался к нему. Он точно знал, кто сможет меня отвести! Пожалуйста, Намджун-ним. — Чонгук, я же сказала, не бегайте! Рядом с Намджун-нимом было трое человек, совершенно не знакомых. Практиканты? Точно, уже пора. Он что-то рассказывал ребятам-студентам, но тут же обернулся на меня. Видимо, я выглядел так, словно мне нужна помощь. Что ж, так и было. — Что такое, Чонгук? — спросил он. — Мне нужен кто-нибудь, чтобы проводить меня на терапию! — У тебя же нет сегодня никаких терапий. Да и у вас вроде партия в арт-комнате, как Юнги мне сказал, — он на миг посмотрел на практикантов с лицом, будто ему пришла гениальная идея. — Вот вам, кстати, первое практическое. Будете с ними, пока они играют! — Я хочу на рукодельную терапию! Потом пойду играть. Можно мне кого-нибудь, кто меня проводит? Я оглядел бешеными глазами студентов. Два парня и одна девушка. Один с коротким хвостиком, второй — с широкими плечами. У девушки были косы. Намджун-ним вздохнул. — О Господи… Чонгук, ну что же ты… — Намджун-ним, я могу его проводить, — поднял вдруг руку один из практикантов. — Я помню, где кабинет рукодельной терапии. — Сокджин-и, может, дождёмся, что скажет Намджун-ним? — спрашивает у него девушка. Когда мгла, как мышиная стая, всё гуще, казалось, что время тянется, как резина. Для них прошло несколько секунд, а для меня — несколько часов. Время на исходе. Я чувствовал это даже под препаратами, так как они хоть и работали, но ещё не могли справиться. — Ох, ладно-ладно! — Намджун-ним таки подал голос. — Чонгук, тебя проводит Ким Сокджин. На том этаже всё равно помогут, если что. — Привет, — широкоплечий помахали мне рукой. — Но чтобы больше ничего такого! Мы здесь в том числе за тем, чтобы предупреждать нас заранее, — голос Намджун-нима стал строже. — Да, да, я понял, — закивал я. — Сейчас просто внештатная ситуация. Спасибо! Спасибо, Намджун-ним, вы лучший! Я попрошу маму привезти вам её фирменную лазанью, она очень вкусная! — Идите уже… Не успел Намджун-ним закончить, как я уже пробежал мимо них и вышел к лестнице. Быстро спускался по лестнице и слышал такие же быстрые шаги следом за мной. Ким Сокджин. Надо будет запомнить. — Эй-эй! Парень, давай помедленнее! Я не мог помедленнее. Я хотел сделать Тэхёну новый браслет. Никогда не делал браслеты, не знал, как это вообще делается? Когда я посещал рукодельную терапию, максимум сделал кривой ловец снов, который сейчас висит у меня над кроватью. Видимо, пришло время встань на новую ступень, Чонгук! Я успел придержать дверь кабинета рукодельной терапии в последний момент, чтобы она не ударилась о стену и не испугала никого. На меня подняла взгляд госпожа Юнджи, что в этот момент помогала кому-то делать коллаж из журналов. Кстати, коллажи тоже классная вещь. Иногда даже лучше, чем рисование. — Чонгук? — только спрашивает она. — Мне надо сделать браслет. Из бусин, зелёных и фиолетовых. На чёрной нитке. — Где твой сопроводитель? — Я здесь… — позади меня, опираясь о дверной проём и часто дыша, стоял мой новоиспечённый телохранитель. — Ким Сокджин, студент-практикант, здрасьте! Намджун-ним поручил мне за ним присмотреть. — Руководства там, где всегда, — она показала на полку, что была набита журналами и книгами. Затем на ящичек поменьше в дальнем углу кабинета. — Для браслетов и бус всё там. Там как раз где-то были стеклянные, зелёно-фиолетовые, как повезло! Чем были плохи многие руководства здесь, так это кривые иллюстрации с вывернутой последовательностью. Особенно для тех, кто делал это впервые. Мне не хотелось отвлекать госпожу Юнджи. Она была занята, да и я ворвался без предупреждения. Рядом со мной стоял Ким Сокджин и хмурился. На мой очередной раздражённый вздох вдруг спросил: — Можно спросить, зачем? — Я хочу сделать браслет своего соседу… — честно ответил я. — Он сегодня порвал свой старенький, но очень значимый. Ему его бабушка сделала, вспомнила его, а потом умерла. Он очень расстроился. А здесь такие иллюстрации тупые, ничего не понятно, но мне очень надо, чёртовы руководства!.. — Так, тихо-тихо. Дышите ровнее. Напомните своё имя, пожалуйста. — Я Чонгук. Ваше имя я запомнил. — Давайте на «ты», Чонгук? Если вы не против, — улыбнулся Сокджин. Я ему кивнул. — Ты даже ещё бусины не выбрал. — Зелёные и фиолетовые. — Хочешь, помогу тебе? — спросил он. Заметил мои глаза, молящие о помощи, и посмеялся. — Ты умеешь? — У меня две младшие сестры, я эти браслеты с закрытыми глазами делаю. — Я хочу сам. Научишь меня? Ким Сокджин лишь пожал плечами, соглашаясь. Примерно пять минут мы потратили на то, чтобы выбрать бусины. Я нашёл зелёные, очень спокойного оттенка, и фиолетовые, тоже не очень яркие. Хотя здесь все цвета были спокойными, в отличие от меня. И ещё увидел круглые, стеклянные, зелёно-фиолетовые, про которые говорила госпожа Юнджи. Красивые и завораживающие. Взял и их в качестве центральных. Почему-то мне они показались самыми подходящими. Сокджин тоже выбрал какие-то бусины, но лишь для того, чтобы показать мне, как это делается. Что он потом сделает с этим браслетом, мне было, на самом деле, всё равно. Мы сели за ближайший стол. — Смотри, сначала надо закрепить длину, чтобы можно было завязывать без проблем и чтобы бусины не убегали. Достаточно небольших косичек с узелками с каждой стороны, если так понятнее. — Ой! — я забыл самое главное. — Я не знаю, какой длины сделать, чтобы браслет подошёл. — Тогда давай покажу тебе узел, который позволит регулировать размер, — четко следил, как Сокджин вел чёрные толстые нитки, и старался повторять за ним. Было намного легче понимать, когда пример прямо перед глазами и делался с помощью рук. — Теперь просто цепляй бусины и продёргивай, — продолжил он. — В том порядке, в котором хочешь. — Так… Наверное, сначала… Нет, лучше по очереди зелёные и фиолетовые, потом вот эти, — я показал на смешанные, словно какой-то необычный минерал, зелёно-фиолетовые бусины. — И снова по очереди однотонные. — Хорошо. Можешь между ними тоже небольшие узелки сделать или обвязать, если хочешь, я покажу, как это делается. Дальше Сокджин молча за мной наблюдал. А я получал дозу успокоения и сосредоточенности. Я очень надеялся, что Тэхёну понравится. В конце концов я стараюсь. Я бы мог попросить Сокджина, чтобы он мне всё сделал, но преобладало желание сделать этот подарок своими собственными руками. В такие вещи вкладывают душу. Как бабушка в прошлый браслет Тэхёна, как Намджун-ним, когда делал смузи для Чимина. Важно, чтобы его сделал именно я. Тэхёну это будет важно, так мне казалось. Да и мне это было не менее важно. — Не будь ситуации, в которой мы находимся, я бы подумал, что ты решил впечатлить девушку, в которую влюбился, — вдруг ощерился Сокджин. — Ну, я и правда хочу порадовать человека, — сказал я в ответ. — У бабушки Тэхёна была деменция. Он однажды пришёл к ней с её коробочкой для плетения. Они делали браслеты, и тот старый она повязала на его руку и в первые за долгое время назвала по имени. — Как трогательно, — вздохнул Сокджин. — Я на втором курсе был практикантом в хосписе. Там у многих деменция. И ко многим никто не приходил… Так что твой друг молодец, большой молодец. Думаю, он скрасил последние дни своей бабушки. — Поэтому я хочу скрасить ему грусть этим браслетом, — кивнул я. Когда я заканчивал цеплять бусины, прошло уже минут десять. Браслет получился совсем не таким, какой у него был. Он был цветным, более сложным по плетению, потому что я сделал-таки узелки между бусинами, про которые говорил Ким Сокджин. Сам он мне помогал, когда я нуждался в этом, но в основном сидел рядом, иногда перебрасывался парой фраз с госпожой Юнджи. — Как вам здесь? — спросила она. — Первые два дня — скучные посиделки в приёмных кабинетах, а как только началась настоящая практика, я тут же стал попечителем пациента, которому понадобилось сделать украшение, — улыбнулся Сокджин. — Здесь забавно. Меня сначала хотели отправить в острое отделение, но я отказался. Уж слишком эмпатичный… Может, я тоже слишком эмпатичный, раз бросил все дела и побежал сюда, чтобы сделать Тэхёну новый браслет?

***

Арт-комната встретила меня половиной освещения и сдвинутыми столами, на которых было нарисованное когда-то давно игровое поле, миниатюрная ширма из дерева и куча мешочков. Юнги руководил Чаном и Хёнджин-и, которые таскали по очереди стулья. Чимин сидел и читал огромную книгу под названием «Руководство Игрока». Я вздохнул и заметил, как около мольбертов, сгорбившись, сидел Тэхён. Подошёл ближе и услышал голос Юнги: — Верный рыцарь прибыл после опасного путешествия! — Юнги, как работают ключевые слова? — спросил его Чимин, тыкая в страницу книги. — Пометки корявым почерком нихрена не помогают. А я всё ближе к Тэхёну. Легонько стукнул его по плечу и сел напротив, пододвинув стул. Тэхён выглядел слегка подавленно. — Не хочешь играть? — поинтересовался я тихо. — Хочу, очень… я просто… — Тэхён, дай мне свою руку и закрой глаза. Любая, по мнению больных ОКР, оплошность равнялась массовым разрушениям. Встал на пару минут позже — ты умрёшь, если выйдешь. Прыгнешь три раза вместо четырёх, умрёт твой пёс. Потеряешь бусины на браслете — обрушится весь мир, а бабушка будет страдать на небесах. Я достал из кармана свою поделку и осторожно повесил на его руку. Тэхён вдруг слегка нахмурился, но держал глаза закрытыми, как я и просил. Я затянул браслет прокрутил, чтобы он самой красивой своей стороной смотрел прямо на него. Тэхён открыл свои глаза после моих слов и тут же второй рукой поддел браслет, рассматривая. Замер, лишь глаза его бегали то к однотонным, то к смешанным бусинам. — Я знаю, что он совершенно другой, но… подумал, что твои любимые цвета — хорошее решение, — я не знаю, как это случилось, до сих пор гадаю. Но я сказал многое, даже слишком многое. — Я до этого никогда не делал браслеты, но Ким Сокджин, один из практикантов, помог мне понять, как их плести. Я даже сказал Намджун-ниму, чтобы он поставил ему высший балл. Я очень удивился, когда увидел эти стеклянные, смешанные. Словно они по волшебству появились, какова была вероятность? Как будто ты попросил, чтобы именно эти цвета они показали. Мне понравилось делать этот браслет. Навыков у меня не было никаких, потому что я ходил на рукодельную терапию лишь пару раз, сделал ловец снов, который ты точно видел, он висит над моей кроватью. Надеюсь, это достойная замена, вернее, я понимаю, что ничто тебе не заменит браслет от твоей бабушки, но… Тэхён сорвался с места, подпрыгнул и приземлился прямо мне на колени. Обвил меня руками и уткнулся в плечо своим лбом. Сжал изо всех сил, и я чувствовал, как он дрожал. На миг я испугался, что сделал только хуже. А Тэхён, как будто почувствовав мои сомнения, тут же сказал: — Спасибо, Чонгук… правда, спасибо, — он отстранился и вытянул руку с браслетом, разглядывая его уже издалека. И снова улыбнулся. — Мне нравится, что он совершенно другой. — Нравится? — Очень. Тоже схожу туда и сделаю тебе что-нибудь! Я, если честно, подумал, что ты побежал на улицу, чтобы протиснуться через ворота и найти старые бусины, вот и распереживался… — Тэхён, всё сидя на мне, обернулся. — Чимин, смотри, что мне Чонгук-и сделал! — Как мило, — посмеялся тот, и они с Юнги вдруг переглянулись. — Я тоже хочу браслет. А лучше парные браслеты! — Тогда тоже сделаем браслеты с регулировкой размера. Где-то в руководствах должен быть туториал, как сделать такой узел. Будет тебе мотивацией. — Ты можешь попросить Ким Сокджина помочь! Он мне всё показал. Это один из практикантов. Юнги с улыбкой уселся во главе огромного, сложенного из нескольких стола, пряча лицо наполовину за ширмой. — Оставим на завтра. Сегодня вы — отважные искатели приключений! А я — ваш гид и верный рассказчик! Время подземелий и драконов, господа! Тэхён ещё раз меня обнял и прошептал слова благодарности, затем встал и потянул за руку. Юнги был прав, время подземелий и драконов. Двери арт-комнаты открылись, и следом за Намджун-нимом зашли студенты-практиканты. — Так, ребята, вы же не думали, что будете тут одни? — усмехнулся он. — Это наши студенята. Ким Сокджин, Чонгук, ты его уже знаешь. Я улыбнулся и поприветствовал его. — Ким Сокджин понадобится нам завтра, так что выделите ему часок! — тут же подал голос Чимин, выглянув из-за книги. — Мы тоже хотим браслеты! — Браслеты! — подкрикнул Хёнджин-и. — Чан-и, хочешь, сделаю тебе? Давайте ещё бусы дружбы сделаем! Сокджин лишь смущённо усмехался под вниманием своих одногруппников. В первый день стал популярным героем и повелителем рукодельной терапии. — Это Аро Лиа, — нам нам помахала девушка. Намджун-ним показал на третьего парня. — А это Хюнин Кай. — Обалдеть, «Подземелья и Драконы»?! — удивился последний. Ближе подошёл с разрешения Намджун-нима, оглядывая стол. Юнги ему улыбнулся. — Какая редакция? — Три икс. — Икс, икс, икс! — повторил Хёнджин-и и на каждое «иск» хлопнул в ладоши. — Постарайтесь успеть до отбоя, — Намджун-ним глянул на свои часы. — Если мне не изменяет память, то ваншот вполне можно сыграть за пять часов. — Вы тоже играли, Намджун-ним-и? — выпученные глаза Юнги заблестели из-за ширмы. — Ох, кстати, у нас нет телефонов и интернета. Вернее, у Чонгука есть телефон, но нет интернета! Кто-нибудь из вас может включить атмосферную музыку? Пжааалустаа! — В нашем университете есть клуб по ДнД. Намджун-ним его тоже окончил, — сказал Кай. — Существует этот клуб очень долго. — Давайте к делу, нам ещё персонажей создавать! — вклинился Чимин. — Кто-нибудь нашёл время продумать хотя бы расу и класс? — Я полурослик-друид Либако! — гордо сказал Хёнджин-и. — Луна, дай силы, луна! — А я волшебник-эльф, — кивнул Тэхён и на меня посмотрел. Мы с ним об этом подумали ещё до той злосчастной прогулки. Я выбрал жреца-эльфа, нам обоим приглянулась остроухая раса. Юнги попросил нас вытрясти содержимое мешочков, у каждого был свой. Кубики с различным количеством граней. Все уникальны и красивы. Юнги по очереди говорил названия каждого и для чего они, пока мы их рассматривали. Практиканты с Намджун-нимом тем временем брали стулья и усаживались рядом. Тот паренёк Кай попросился сесть с Юнги за ширму. — Я хочу жёлтые, можно жёлтые, Чимин-и? — Хёнджин-и с восхищением смотрел на кубы Чимина. Он ему без проблем их отдал, а ему в итогу обмена достались голубенькие. — Всем пока понятно? — спросил Юнги. Мы ему кивнули. Даже по его глазам, что, пряча лицо за ширмой, он широко и радостно улыбался. — Тогда сейчас просчитаем ваши качества и начнём! Город вашего местонахождения называется Гюнхён! Столица одноименного королевства, главный торговый город, славящийся своими доблестными войнами. На востоке процветают технологии, на западе — эльфийская магия, откуда родом наш замечательный жрец по имени Соул, а также волшебник Ваул… Как будто смотришь телевизор или играешь в магическую игру на компьютере, только нигде не было пикселей и компьютерной графики. Все красоты, которые в мельчайших подробностях нам ведал Юнги, были лишь в нашей голове. Хёнджин-и и Чан слушали, не моргая, Чимин то и дело поглядывал в Руководство Игрока. Ему так было легче, познавать через чтение. Если он не играл с нами в карты или дженгу, постоянно читал, будь то какая-нибудь классическая литература или Стивен Кинг. «Шекспир, ты душнила!» — услышали мы однажды из его палаты. — Моя верная волкоподобная собака по имени Шесть везёт меня. Я полурослик, так что это вполне себе животное-транспорт! — задорно сказал Хёнджин-и. Вы встречаете на своем пути дремучий лес. Он расстилается огромными величественными кронами хвойных деревьев, которые еле-еле пропускают солнечный свет. Вдалеке совсем тихо слышится шум воды, где-то есть река. В лесу свежо, но немного влажно. Либако, кинь двадцатку на выживание в лесной местности! Мы бросали кубик почти на каждое своё действие. Проверяли внимательность и выживание. Всё оказалось легче из-за Хёнджин-и. Друиды мастера по выживанию, у него был бонус. Мы дополняли друг друга в самых неожиданных вещах. Чимин и Чан, наши верные войны, шли на передовую, дрались вблизи. Тэхён сражался с помощью стихий, на дальнем расстоянии. И пока Хёнджин-и использовал силу друидских духов и их природных даров, я оказывал поддержку и обогащал их лечащими качествами. Краем глаза я наблюдал, что интерес Намджун-нима и практикантов с каждым предложением разгорался. Они слушали Юнги и не отвлекались. Кай периодически что-то шептал Юнги на ушко, и тот усмешливо кивал. Вот и он! Вход в подземелье. То самое, куда привели вас подсказки и правильные ответы на загадки. Подземелье культа Гилнеаса, поклоняющегося неведомому морскому божеству. Вы видите перед собой вход, на котором словно шлейф воды и еле ощутимый запах соли. Изображена на двери голова этого чудища: бездонные глаза, щупальца, словно густая борода, нос его разъеден солёной водой. Как собираетесь открыть вход? — Свиток! — вдруг не сдержался Ким Сокджин, и мы на него обернулись. Тэхён глянул на Юнги и улыбнулся. — Я и забыл про него! Точно, спасибо! — сказал он. — Я достаю свиток, который мы нашли на дне реки! Врачи, как и в жизни, указали нам на важную вещь. Мы попали в подземелье. Наверное, таким же образом иногда мы попадаем в собственную голову. В подсознание даже. В помощью позабытого предмета, который всё это время был с нами. Мы познакомились заново, словно переродились, и наши пути вновь пересеклись. Мы сражались с дриадами в лесу, ныряли на дно реки за свитком, собирали подсказки о таинственном культе морского божества. Кое-как победили культистов и запечатали это божество в этом же подземелье. Не без потерь, мы лишились Шесть и провели ей достойные похороны. Хёнджин-и плакал, но наша Шесть подошла к нему и начала вылизывать руку. — Хорошо, что это игра. Шесть тут, со мной… — шмыгнул носом Хёнджин-и. — Твоя игровая жертва была не напрасна, моя хорошая! Мне даже показалось, что я услышал радостный скулёж и лай. А Юнги поймал мой взгляд и одарил улыбкой. — Да-а, если говорить по факту, то твоя собака спасла мир, — сказал с улыбкой ему Чан. — Чёрт! Это очень круто! — сказал я. И не врал! Восторг! Абсолютный восторг!! Бесконечный восторг!!! Почему я раньше не знал про ДнД? Как это прошло мимо меня?! Головокружительные приключения, опасные испытания и стоящие того достижения, опыт и лут. А ещё куча эмоций, новых знаний и ощущение сплочённости. Тебе доступны все методы действий и проверок и, что самое интересное, тебе это не совсем подвластно. Кубы решали, сможешь ты или нет. И всё это в нашей голове, за этим самым столом… Восторг! — Нам нужна ДнД-терапия, Намджун-ним-и! — гордо заявил Юнги, а Намджун-ним и практиканты начали смеяться, но по-доброму. Идея и правда была необычная. — Маякните доктору Че. — Завтра, Юнги, — Намджун-ним включил полностью свет в кабинете арт-терапии. — Вам пора на ужин, потом вечерний приём лекарств и по палатам! Но история, несомненно, замечательная получилась и интересная. Ты сам её придумал? — В гордом и предвкушающем одиночестве! — начал он, но тут же дотянувшийся рукой Чимин дёрнул его за ухо. — Это я тебе рассказал про Ктулху! Вечер был великолепный. Весёлый, и от этого возвращаться в реальный мир было немного грустно. Хотя наш мир тоже не то чтобы реальный. Грусть всё же проиграла в моей внутренней схватке. Я чувствовал себя… свободно. Даже если я находился в этом закрытом мире, я внутри него свободен. Мы убрались в арт-комнате, помогли Юнги собрать все кубики и игровое поле, на котором мы побеждали врагов, и в конце концов покинули кабинет. Обсуждали партию до сих пор, все были под впечатлением. — Тэхён просто молодчинка! — Юнги, отдыхая от тяжёлой коробки, которую пока нёс Чан, развёл руки и засмеялся. — Как он раздвинул реку! — Тэхён — Моисей! — сказал Хёнджин-и. — А Чимин своим мечом — ВЖУХ! — рассекал культистов! — И как ты только его поднял? — хихикнул я, и Чимин вместе со мной, пихнув в плечо. — Заткнись, Чон! — Кстати! — Юнги обернулся и забрал коробку у Чана. — Мы занесём коробку в мою палату и придём. Займите нам очередь в столовой! Остались мы вчетвером: я, Юнги, Чимин и Тэхён. Дружно, кучкой уже подошли к комнате Юнги и Хва Соля, чтобы занести ДнД-коробку. Я вдруг ощутил хватку на руке, Тэхён меня чуть притормозил и посмотрел пристально-пристально, пока Юнги с Чимином заходили в палату. — Спасибо ещё раз за браслет… — сказал он тихо. — Я тогда был на эмоциях и не смог всего сказать. Он очень красивый. И хороший. Ты так постарался, хотя я даже не просил… Мне кажется, бабушка не против, что он теперь у меня. — Я… рад, что тебе понравилось. Тогда я подумал «Это чертовски приятно, настолько приятно, что я бы ещё несколько браслетов наперёд сплёл!». А сейчас думал «Что это было? Возьми себя в руки, Чонгук! Ты сделал своему новому другу доброе дело!» Он его всё теребил, словно собирал силу. Как какой-то магический артефакт. Также он делал и с прошлым браслетом. Все горы с моих плеч упали окончательно, когда я увидел эту благодарную улыбку. Такую же, когда я в первый раз помог ему разобраться с едой. Я даже не заметил сначала, что тоже затронул браслет, немного повертел бусины, пока Тэхён терпеливо ждал и смотрел.

***

Гулять с Тэхёном, если не считать следующих по пятам медработников, было здорово. Так я осознавал, что помимо образовавшегося мирка внутри лечебницы всё ещё есть и другой, внешний мир. Когда долгое время ты, пусть и для твоего же блага, заперт, немного отвыкаешь даже от банального ветерка. И руки хотелось поднять, чтобы этот поток воздуха унёс тебя куда-нибудь. Воображая себя пёрышком, я прикрыл глаза и терпеливо ждал. Ветер либо усиливался, либо стихал. Либо меня за одну руку брал Тэхён и заставлял на время приземлиться. — Чего делаешь? — поинтересовался он, заглядывая мне прямо в глаза, прорываясь к самой душе. — Наслаждаюсь ветром, — сказал я. На Тэхёне сегодня был мешковатый спортивный костюм бледно-жёлтого цвета, а мне от него вспомнилась песня "Yellow" у Coldplay. Я её помнил хорошо, потому что именно под неё мы с Хянми танцевали на выпускном. Тогда мне это казалось символичным. Но теперь я даже не знаю… Хянми точно больше не придёт, я с помощью Чимина и Юнги этого добился. — Одно слово врачам, и они даже родную мать не пустят, — слегка ворчливо сказал тогда Чимин. — Семья семьёй, но стабильное психологическое состояние пациентов для них на первом месте при любых обстоятельствах. Честно, я был уверен, что Хянми больше не придёт не только из-за этого. Она сама не захочет. Её явно не смотивировали приходить ещё раз мои здешние друзья. Но я им за это был благодарен. Не знаю, каким образом, но в тот момент я её окончательно отпустил. Пропали обиды и лёгкая злость. Совместные воспоминания уже не обжигали, а просто были. Да, с этим человеком я пробыл около полтора года. Были и прекрасные моменты, и плохие, странные и непонятные, от которых было страшно. Но они были, вот в чём загвоздка. Нужно двигаться дальше. Но здесь со мной была не она. А мои новые друзья, которых во внешнем мире я мог и не встретить никогда, если бы не «Гюнхён». Юнги, Чимин, Хёнджин-и, Чан, Бомгю… Воджин… А ещё Тэхён.