Auburn Wings and Golden Dreams

Нил, вероятно, умирает. Его перья падают с пугающей скоростью, а зрение постоянно затуманивается. Он также устает, и иногда его тело болит так, как он и не помнил, что это возможно. Нил сидит на трибунах и смотрит, как Лисы наконец-то тренируются как единая сила, теперь, когда они научились играть против своих невидимых помощников. За исключением того, что в эти дни только Жан невидим для них. После того, как половина команды увидела Нила, остальным потребовалась всего неделя, чтобы заметить его присутствие. Однако большинство из них игнорируют его. К счастью, не Эндрю, и они снова поднимаются на крышу, после того как неделями избегали этого. На этот раз они сидят подальше от края. — Что теперь? — спрашивает Эндрю, когда чувствует, что Нил покачивается рядом с ним. — Мне кажется, я умираю. Я даже сейчас плохо вижу. Вздох, который издает Эндрю, настолько громкий, что Нил задается вопросом, слышал ли его в Пальметто. Эндрю достает что-то из кармана и, не говоря больше ни слова, протягивает руки к голове Нила. Он делает что-то неудобное, прежде чем убрать руки. Нил теперь может видеть. — У тебя растут волосы, цыпленок. Я взял одну из отвратительных оранжевых бандан Кевина, чтобы уберечь его от этого. — Ой. Эндрю продолжает смотреть на него. Смесь меда, золота и ореха в его глазах гипнотизирует. Нил облизывает губы, думая, что умер бы только за то, чтобы вместо этого почувствовать язык Эндрю. Он хочет поцелуя, который не закончится болью. — Ты больше не можешь летать, не так ли? Когда ты в последний раз что-то нарушал? Слова Эндрю слишком долго обрабатываются мозгом Нила, теряясь во вкусе поцелуя, которого он не получит. Он изо всех сил старается скрыть разочарование в своем голосе, прежде чем ответить. — Я не знаю. — Я хочу кое-что попробовать. Да или нет? — Да. — Ты не спросишь что? — Я доверяю тебе. Ты поцелуешь меня? Губы Эндрю приподнимаются. — Да, цыпленок. Это было частью плана. Нил наклоняется, прежде чем Эндрю успевает подготовиться. Его встречают теплые губы и игривый язык. Такой же сладкий и пьянящий, каким он его помнил. Эндрю толкает его назад, пока Нил не оказывается прижатым к стене. — Руки — на мне. — Где? — Где угодно. Нилу не нужно повторять дважды, чтобы он положил руки на волосы Эндрю. Это его любимая часть. Мягкая, и он может запутаться в них пальцами, заставляя Эндрю издавать тихие стоны, которые доходят прямо до его… — АААА, ЧТО ЗА ГРЕБАНЫЙ АД! Боль переламывает позвоночник Нила надвое и лишает его чувств на мгновение, которое длится вечно. — Я отпускаю тебя. Руки Эндрю удерживают его вес. Нил не может вспомнить, когда его ноги перестали держать его вес. Он слаб, легок, у него кружится голова, и его держит Эндрю. Эндрю не прогибается под тяжестью Нила. Он помогает ему подняться на ноги, не говоря ни слова. Его слова, спотыкаясь, возвращаются к нему в мозг несколько минут спустя. — Что ты имеешь в виду? — Я не знаю. — Эндрю сглатывает. Нил никогда не видел, чтобы он колебался. — Я больше не хочу, чтобы ты был моим ангелом. — Что… Почему? — Нил оборачивается, боль сохраняется так же, как и воспоминания. Его крылья — это скелеты с перьями на полу. Он крутится на каблуках, краем глаза высматривая вспышку каштанового цвета. Тяжести на его спине больше нет. — Нам нужно сжечь их. Нам не нужно, чтобы кто-то продавал их на eBay. Спокойный, как всегда, Эндрю идет рядом с Нилом с зажигалкой в руке. Нил проводит рукой по спине, чувствуя разрывы на рубашке там, где раньше проходили крылья. Нил как в тумане наблюдает, как Эндрю поджигает выброшенные крылья. Он должен чувствовать себя странно. Даже меланхолично. Он может только испытывать благоговейный трепет, наблюдая, как тени пламени танцуют на лице Эндрю, в то время как он наблюдает, как сгорают крылья, которые защищали его. Время становится далеким понятием, когда они вместе видят, как крылья перестают существовать. В какой-то момент их мизинцы соединяются вместе. Нил ждет, чтобы заговорить, пока огонь не погаснет и не останется только крошечная кучка красноватого пепла. — Что это значит? Эндрю снова вздыхает. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Нила тем непоколебимым взглядом, который говорит «ты идиот» лучше, чем слова. — Это значит, что ты настоящий мальчик, Пиноккио. Вот что это значит. На этот раз спрашивает Нил. — Да или нет? — Да. Хотя, я продолжу называть тебя цыпленком. — Мне все равно, Дрю. Нил не ждет ни секунды дольше, чтобы притянуть Эндрю ко второму поцелую. Они тают в теплых руках, мягких губах и бурных чувствах, которые изливаются дико и свободно теперь, когда их ничто не останавливает. Нил дрожит в руках Эндрю, наслаждаясь каждым прикосновением и дюймом кожи, проходящим под его пальцами. — Да или нет? — Да. С тобой всегда да. — Заткнись. Рука Эндрю скользит под нижнее белье Нила. Бедра Нила двигаются в ритме, который отмечает Эндрю, и его рот находит изгиб шеи Эндрю, в то время как он испытывает все удовольствие в мире одновременно. Его чувства в огне. Он никогда не испытывал такого желания, и оно, конечно, не поглощало каждую клеточку его тела, как сейчас. — Твой фетиш на шеи не привлекателен. В самом дальнем уголке сознания Нила у него есть язвительное замечание по этому поводу, которое исчезает вместе с землетрясением удовольствия, которое невозможно сдержать. Нил снова падает в объятия Эндрю. — Почему мы не сделали этого раньше? — Я не знал, почувствуешь ли ты то же самое. Нил кладет дрожащую руку на шею Эндрю. Ему нужно почувствовать его, доказать, что это не сон. — Я чувствую то же самое с тех пор, как встретил тебя. Эндрю не отвечает. И ему это не нужно. Того, как он держит Нила, как будто он самая драгоценная вещь в мире, достаточно, чтобы вызвать улыбку на его лице. В конце концов, им придется рассказать Ваймаку, Лисам и Жану. Посмотрим, что Нилу придется сделать, чтобы стать настоящим человеком для остального мира. Но сейчас единственное, что имеет значение — это то, что он с Эндрю, держит его на руках, видит и любит, и никто не отнимет это у них.