Эскапизм и искусство

Для многих людей в тяжелые, опасные, психологически или физически ломающие времена искусство становится способом отвлечься от реальности, а иногда и полностью уйти от неё. Приведу цитату из философски-культуроведческой работы знаменитого Профессора с большой буквы Толкина Дж.Р.Р.: «За что упрекать человека, если, оказавшись в тюрьме, он пытается выйти на свободу и уйти домой? Или, если он не может так сделать, он начинает думать и говорить не о тюремщиках и тюремных стенах? Слово «вне» (за пределами) не становится менее реальным от того, что узник не может увидеть, что там. Применяя слово «уход» в таком значении, критики выбрали не то слово, и более того, они ошибаются (не всегда искренне) и путают уход, побег узника с побегом дезертира. Точно так же партийный оратор мог заклеймить побег от бедствий из фюрерского или любого другого Рейха как измену». © Дж.Р.Р. Толкин, «О волшебных сказках» Толкин в данном случае приводит аргументы в пользу того, что эскапизм — это не плохо. И он знал, о чем говорил, поскольку был участником Первой мировой и современником Второй. Даже есть мнение, что мир Средиземья он начал придумывать, попав на фронте в тифозный госпиталь. Те, кто знают историю XX века, легко могут представить, насколько это ужасное, грязное, вонючее, проникнутое смертью и страданиями, убивающее всякую красоту и романтику место. Впрочем, думать, что произведения Толкина описывают наивно-идеалистический мир — большая ошибка. Если в низкорейтинговом, рассчитанном на подростковую аудиторию «Властелине Колец» определенная сказочность имеет место быть, хотя и там все непросто, то, например, в Сильмариллионе скупыми штрихами нарисована ужасная картина, когда целые народы живут под оккупацией орков и прочих слуг Моргота, герой-мученик Маэдрос, много десятилетий висевший прикованным за руку к скале, потерявший эту самую руку при освобождении и дольше и отважнее всех сопротивлявшийся агрессии Моргота, будучи Лордом приграничной крепости Химринг, после ее уничтожения Морготом под влияниям роковой клятвы начинает уничтожать другие эльфийские государства, а в конце кончает с собой, выполнив клятву завладеть Сильмарилем. Кончает с собой и герой-победитель дракона Турин, убивший своего лучшего друга и женившийся на собственной не узнанной сестре. Подвиг Берена и Лутиэн приводит к уже упомянутой войне между эльфами за добытый ими Сильмариль. В целом, если посмотреть на Арду, описанную в Сильмариллионе и ряде других произведений, это гностическое темное фэнтази про войну и оккупацию с неоднозначными персонажами, не столь редко двигавшимися от героя к антигерою или даже злодею, где огромные земли существуют под оккупацией крайне жестоких орков и прочих слуг Моргота, а сам Моргот — настоящий «князь мира сего», создатель тверди Арды, крепко связанный с ней и пропитавший ее своей злостью и агрессией ещё на этапе создания. Светлые же Валар буквально попустительствуют ему большую часть книги, равнодушно отстранившись от Средиземья. Это произведение с одной стороны выглядит эскапистским, потому что эльфы, герои и тому подобное, но на самом деле оно как раз реалистически-мрачное, если заглянуть вглубь. Далее Толкин пишет, защищая право читателя и автора и на эскапизм, отвечая на упреки в побеге от реальности: «Тем же манером критики, запутывая все еще больше и стараясь вызвать неуважение к своим оппонентам, лепят ярлык презрения не только на дезертирство, но и на настоящий Уход, Побег и на сопутствующие ему так часто справедливые Отвращение, Гнев, Осуждение и Протест. Они не только смешивают побег узника с побегом дезертира, но вообще сопротивлению патриота предпочитают молчаливое согласие «квислинга». В ответ на такой образ мыслей нам остается лишь произнести: «Край, что ты любил, обречен», — и этим извинить и даже возвеличить измену». © Дж.Р.Р. Толкин, «О волшебных сказках» Таким образом, для Толкина художественный вымысел — это сопротивление неприемлемой реальности. Но, следует отметить, сам Толкин успешно состоялся как профессионал — профессор филологии и лингвистики с кучей учёных степеней и семьянин, любящий жену и детей и любимый ими. Таким образом, можно сделать вывод, что, во-первых, «побег» Толкина не был полным отрицанием реальности — она вполне отражена в его произведениях, моральные дилеммы и проблемы, о которых он писал, вполне актуальны до сих пор, во-вторых, он знал меру в своём «побеге» — в мирной жизни творческий эскапизм совершенно не мешал ему в профессиональной и личной жизни. Поэтому мне хотелось бы отметить, что искусство, используемое как лекарство от ран реальности, как и любое лекарство, не должно превращаться для нас в наркотик. Необходимо использование обезболивающих и антидепрессантов под контролем хорошего врача, когда они нужны для выздоровления, но при превышении дозы, использовании без объективных показаний или назначенные человеком без медицинского образования или врачом, не придерживающимся профессиональной этики либо не очень грамотным, они становятся обычным наркотиком, а наркотики, как и алкоголь, вступление в деструктивные культы, любовно-сексуальная одержимость — это аддикции, которые лишают человека контроля над собственной жизнью и неминуемо приводят его к личностной/профессиональной деградации, требующей в последствии реабилитации, и это в лучшем случае. Так и с искусством. Оно действительно может помочь в трудный момент, но нужно быть осторожным, чтобы не стать тем, кто выписывает наркотические обезболивающие без объективных показаний. Толкин в своём творчестве честен, но есть авторы, которые не честны: это, например, Коэльо и опирающиеся на него так называемые бизнес-тренеры, которые поощряют людей мечтать вместо трезвого планирования, авторы любовных романов, обещающие, что насильник и тиран исправится и станет прекрасным мужем, авторы героев-нагибаторов, уверенные, что тирания и завоевания способствуют процветанию общества, Гитлер со своей борьбой, в конце концов. Они попадают в желания той самой мечтающей публики, из-за чего становятся популярными, но на жизни людей поддержание подобных убеждений, желаний и идей впоследствие сказывается негативно.