Hier soir

«Это было», — сказала Память.

«Этого не могло быть», — сказала Гордость.

И Память сдалась.

Фридрих Вильгельм Ницше

      Седая пыль на книжных корешках. Черная плесень в чашке кофе. Опущенные жалюзи, плотно закрученные и не пропускающие и каплю света в комнату. Давно замершие стрелки часов.       - Кто ты такой?       В углу комнаты белыми нитками висела паутинка, она напоминала странные вязаные салфетки, покрывающие каждую поверхность этой квартиры. Плюшевый медвежонок в окружении подушек, у него отваливается глаз. Диван покрыт странными пятнами, вывести которые уже не представляется возможным. Разбросанные по полу элементы одежды, страшно помятые.       - Меня зовут Ник. Но ты зовешь меня Сапнап. Мне двадцать четыре года, мы знакомы больше тринадцати лет, встречаемся четыре года, два из них живем вместе.       С улицы слышиться тихий шум, и ранее можно было бы сказать, что он отвлекает от всех переживаний, бурлящих в голове. Но как же жаль - сейчас мыслей нет. Абсолютно пусто.       - Где мы?       - Кейп-Корал, Флорида. Соединенные Штаты.       В комнате настолько пыльно, душно и отвратительно пахнет отчаянием, что сильнее всего сейчас хотелось хотя бы открыть окно, пуская внутрь свежий воздух. Но нет. Тело сковало, оно не подчинялось командам мозга, просто замерло в пространстве, как и все содержимое помещения. Кажется, даже муха, которая еще мгновение назад стучалась в стекло, просто повисла, не шевелясь.       - Кто я?       Сапнап старается дышать медленно, делает все, чтобы голос казался спокойным. Самовнушение - волшебная вещь, она буквально творит чудеса. Так что если он очень постарается внушить себе, что все в порядке и что это все пройдет, то так случится на самом деле.       - Тебя зовут Карл. Тебе двадцать шесть. И ты мой жених. Мы должны были сыграть свадьбу в феврале.       - Я тебя не помню.       Ну конечно же не помнит. Чего он вообще мог ожидать? Натыкается глазами на совершенно пустой, безжизненный взгляд своего любимого, и от досады сжимает руки в кулаки. До белых следов от ногтей, до острой боли.       В комнате стоило бы убраться, но после последнего раза мужчина понял, что это, по сути, бесполезно. Если убрать одежду с видного места, то Карл запаникует и начнет судорожно искать свои вещи. Потому что не помнит, куда их убрали. Или куда убрал их он сам.       - Тебе нужно поесть.       - Я не голоден.       Сапнап тянет руку к макушке Карла, но не касается волос - это будет лишним. У них уже не те отношения. Он теперь не более чем незнакомец, обычный прохожий, которого с таким же успехом можно встретить по пути в какой-нибудь Старбакс. Только по стечению обстоятельств он оказался в их общей квартире.       Это все так странно. Ужасно непривычно. Дверь спальни тихонько скрипит, и ее бы смазать, да только желания нет. Уже ни для чего в этом мире желания нет. Вода в кране ледяная, и она приятно приводит в чувства, когда стекает по запястьям. Возможно, он держит руки слишком долго, потому что уже даже кости начинают ныть, но все лучше, чем оставаться в давящей тишине, наедине с осознанием. Все лучше, чем снова слышать его мягкий, полный любви голос.       - Не брызгайся! Только повесили зеркало, имей совесть!       Вторая неделя, как они живут в этом маленьком, тихом, но ужасно уютном городке. Тихое место, где можно попробовать жизнь с нуля. Где они могут быть счастливы, несмотря ни на что. Совсем скоро ему не понадобятся костыли, и он снова сможет ходить, как раньше.       Здесь все обязательно станет лучше.       - Боже, вы такие шумные.       - А ты такой зануда, Саппи-наппи.       - Еще раз так меня назовешь и не сможешь ходить неделю, - Алекс на такое заявление только заливисто смеется, с чувством целуя Ника в щеку. Почти детский поцелуй со звонким “чмок”.       Карл чувствует, что любит этих двоих больше, чем что либо на свете. И он счастлив, что его отпустили на реабилитацию домой. Не выдержал бы еще полгода в больнице, слишком долго без их объятий и распирающей нежности. У Квакити опять холодные руки, а у Сапнапа наоборот - слишком горячие. Карл берет обе их ладони и прижимает к себе, к своим щекам, прикрывая глаза и заставляя любовников отвлечься от шутливой перепалки. Они смотрят на него с пару мгновений серьезно, а после - прижимают к себе, чтобы он не упал от отсутствия дополнительной опоры, зацеловывают.       Самое счастливое утро.       Это чертово зеркало хочется разбить. Чтобы стекла впились в кожу руки так же, как заливистый смех - в сердце.       На кухне так же грязно, как и в спальне, но тут уже дело не в Карле, а в удушающем чувстве пустоты в душе у Ника. Том самом, от которого желание делать что-либо, да и жить в целом, уходит далеко и не возвращается очень долго. Посуда в раковине стоит больше недели. В холодильнике все почти сгнило, осталась только зелень и замороженная пицца. Не густо, но хватит для того, чтобы сбить голод, а большего-то и не нужно. О том, что полезно для его желудка, а что - нет, он уже давно не думает.       Сигаретный дым заполняет легкие, немного притупляя нарастающую вину. Серые завитки растворяются в холодном осеннем воздухе. Пока он на этом балконе, где существует только никотин и прохлада дождя, все в порядке. Более чем.       - Одним чудесным днем я разломаю тебе все сигареты в пачке к чертовой матери, Сапнап.       Квакити всегда злила эта его привычка, Карл только тактично молчал, не желая ничего говорить. Он же понимал, что никакие разговоры не помогут, это так не работает. Но вот Алекс сдаваться не желал.       - Да ладно тебе.       - Нет, ты себя этим губишь, как же ты не понимаешь!       - Алекс, не нужно, - Карл пытается вмешаться, но видит, что Квакити уже понесло, и лишь тихо закусывает губу.       - Серьезно, хватит. Я понимаю, что ты мне не чужой человек, Алекс, но не так категорично же.       Он бы очень многое сейчас отдал, чтобы еще раз услышать громкую ругань своего молодого человека. Чтобы он оскорблял его, крыл благим матом, да хоть стукал кулаками по руке от бессилия, но был рядом.       Просто был рядом.       На заставке телефона все еще стоит их совместная фотография, сделанная в один из дней их поездки по Соединенным Штатам. Славное было время. Карл так широко улыбается, придерживая венок на голове, что в груди что-то болезненно защемило. У Квакити просто цветок в волосах, но они выглядят так очаровательно и мило, что расцеловал бы прямо сейчас. Прижал бы к себе, снова вдыхая родной запах их тел, и почувствовал бы себя самым счастливым во всем чертовом мире.       Он не помнит, как пахнет Алекс.       Его толстовка, которая осталась в шкафу вместе с другими вещами, уже давно ничем не пахнет.       По щеке стекает слеза, путается где-то в отросшей щетине, и Сапнап с силой давит на глаза, будто пытаясь предотвратить этим движением надвигающуюся истерику.       - Тебе правда нравится? Мне кажется, он вышел немного неопрятным.       - Он невероятно красивый. Спасибо, любовь моя.       Карл обхватывает его лицо и нежно касается губ. Слегка задевает зубами, словно бы дразнит, и откровенно улыбается прямо в поцелуй. Ника распирает нежность.       - Фууу, любовнички!       - А ну иди сюда, я и тебя поцелую!       Карл отрывается от Сапнапа и начинает гнаться за Квакити по парку, поскальзываясь на мокрой после недавнего дождя траве. А он остается сидеть на их пледе в красно-белую шашку, думая о том, что действительно готов связать с ними всю свою жизнь.       Как много они бы могли успеть, если бы не тот вечер?       Это все было его ошибкой. Его и только его.       Никто больше не виноват. Вся ответственность только на нем.       - Ты меня даже не пытаешься выслушать!       - Да потому что ты несешь полнейший бред! Какие нахрен оправдания? Почему ты сначала делаешь что-то, а уже потом думаешь о последствиях? Почему ты не подумал о нас с Карлом в тот момент? Что, черт возьми, с тобой не так, Алекс!?       Яркий свет.       Удар.       Свист резины.       Крик.       Темнота.       Писк аппарата ИВЛ.       - Мы сожалеем вашей утрате. Алексис скончался еще до приезда скорой помощи, Карл находится в глубокой коме, и мы не знаем, выйдет ли он из нее. Прогнозы неутешительны.       Он бы отдал свою жизнь взамен на их.       Он бы отдал все в этом мире, лишь бы вернутся в тот вечер и все исправить. Хватило бы пятнадцати минут - остановить машину и поговорить нормально. Как взрослые люди. Как люди, которые любят друг друга.       Один его жених мертв. Второй чудом вышел из комы, но не может вспомнить даже собственного имени.       Над кронами леса плывут облака, они почти цепляются за верхушки деревьев. Солнце почти село, дождь наконец прекратился. Сапнап смотрит на птиц, улетающих вдаль, куда-то в сторону Орландо, и тихо усмехается, подавляя всхлип.       - Птицы такие свободные. Летят, куда им вздумается и когда им вздумается. Я бы хотел быть птицей, - Карл мягко смеется, заправляя прядь за ухо, - Какой-нибудь чайкой, например. Или цаплей! Ник думает о том, что если бы Карлу и быть птицей, то только какой-нибудь сказочной, приносящей счастье.       - А ты, Сапнап? Ты бы хотел быть птицей?       - Навряд ли я стану птицей, любовь моя.       - Но взлететь попытаюсь, - тихо шепчет он сам себе, и делает шаг вперед, растворяясь в тьме наступающих сумерек.       Все обязательно будет хорошо.       В следующий раз.