Ever More

How to be brave? How can I love when I'm afraid to fall? But watching you stand alone All of my doubt suddenly goes away somehow... В предназначения Минхо не верил. Одно время отчего-то надеялся глубоко внутри, что однажды встретит того, ради чьей улыбки захочется жить и делать всё, чтобы та оставалась счастливой. Ему наступило двадцать пять, обязательства перед семейными традициями никуда не исчезли, неумолимо требуя исполнения, а время родительского терпения не бесконечно. Омега, что подарил ему жизнь, привёл его в незнакомый дом, заставив мужчину, уже состоявшего в браке, взять на себя ответственность. Взял с шестилетнего Минхо обещание стать лучшим учеником в школе, получить лучшее образование, которого сам омега не мог ему гарантировать, и не давать себя в обиду в его новой жизни. Минхо упрямился, кричал, что ему ничего не нужно и что есть мочи молил, чтобы его взяли с собой, клятвенно обещая послушное поведение и помощь во всём. Омега обещал вернуться за ним. Минхо ждал его каждый день, когда приходил со школы. Но он не вернулся. Минхо же выполнил свою часть обещания. Прилежно учился, усердно готовился к экзаменам, был старателен во всём, за что брался, и не давал в обиду ни себя, ни тех, кого не терпели избалованные дети привилегированной элиты. Их менталитет и категоричное отношение к социальной иерархии кардинально отличались от его взглядов. Входя в их среду, нужно приспосабливаться к уровню их развития — они понимали лишь язык силы и давления авторитетом семьи. Со своим отцом он не сразу нашёл общий язык, потому что встретил его уже осознанным ребёнком, понимающим поступки взрослых. Как его единственный сын-альфа, Минхо должен был стать следующим главой дома. Донук объяснился с ним, когда он пошёл в среднюю школу, как-то наедине признавшись, что единственным, которого он любил по-настоящему, был омега, родивший его, Им Шиван, но правила наследования не позволяли ему преступить законы их семьи, запрещающие вступать в брак с нерецессивными омегами. Доминантные альфы и рецессивные омеги составляли крепкий союз, имевший серьёзное влияние на общество во все времена. Люди редкой крови за свои способности становились известными генералами, политическими деятелями, жили в достатке, всегда были приближены к королевскому и императорскому двору, и имели нерушимую власть во всех государственных сферах. Весь их род следовал этим беспрекословным обязательствам, сохранявшим их позиции на политической арене. Может быть, он был наивным, прощая отца, но по-прежнему считал условия вступления в наследование не совсем существенными. Он всё время возвращался мыслями к Им Шивану, который оказался в сложной ситуации и об отце, который несмотря ни на что сохранил союз с омегой-рецессивом, и как бы сложилась их жизнь, не держись они за консервативные устои. Повесив лямку рюкзака на плечо, Минхо встаёт у автомата с напитками и ищет мелочь в карманах чёрных джинсов. Он проталкивает пятисотвоновую монету в монетоприёмник, в ожидании, пока автомат не выдаст ему прохладную газировку. — Ты сейчас в главный кампус? — спрашивает его друг, Хан Джисон, смачно привалившись к стеклу соседнего автомата со снэками. — Да, — Минхо забирает из автомата напиток, приступая к его опустошению. — Ли Минхо, — наиграно плаксиво надув губы, Хан свёл указательные пальцы в стеснительно-умоляющем жесте. Начинается, — Не мог бы сделать одолжение для милого Хани? Ли в отвращении морщится от альфьего эгьё, прикрываясь руками. — Избавь меня от этого зрелища с утра пораньше, Хан Джисон, помилуй мои глаза. Довольно ухмыльнувшись от произведённого эффекта, Хан рукой обхватывает плечо друга, пытаясь всучить ему брезентовую сумку с набором кольев и верёвок для тента. — Дорогой, тебе как раз по пути, отдай эту штуку нашим омегам из студсовета. Хер знает, что они делали с ней, но у них развалилась чёртова палатка. Совсем уже чокнулись со своим фестивалем. Просто отдай и убегай, они торчат там у входа. Безнадёжно покосившись на Джисона, Минхо забирает в руку протянутую сумку. — Кстати, что там у вас? Все только и обсасывают новости о скором слиянии влиятельных домов и вашей помолвке. Помнится, ты ненавидел эту идею. — Просто понял, что бессмысленно ждать непонятно чего, — отстранённо отвечает альфа, — Рано или поздно это случится. — Да уж, такова жизнь, бро. Ладно, я потяпал к своим козлятам. Ты иди, отдай омегам. Только не забудь убежать, а то они завербуют тебя в свои ряды, и ты останешься пахать там на всю жизнь. Выбравшись из корпуса, где прошла совмещённая лекция их групп, Минхо пожимает руку друга на прощание, и они расходятся в разные стороны. Озеленённая территория университета согревается солнечным светом после прошедшего дождя. Минхо идёт по дороге мимо старинных зданий в европейском стиле, увитых густыми разросшимися листьями плюща. Подходя к главному корпусу, он замечает на многолюдной дороге знакомые лица, и направляется к ним. Когда до них Минхо остаётся пару шагов, его взгляд сам собой задерживается на темноволосом омеге. Минхо останавливается на месте, наблюдая, как юноша, сохраняя осанку ровной, стоит на неустойчивых коробках, элегантными движениями управляется с фурнитурой, и закрепляет навес у тента, придавая стойке правильное положение, отчего она стоит стабильнее и больше не шатается. Благородный стан, лёгкие повороты головы, аккуратные кисти рук. Омега выглядит как неземное создание, воплощающее невесомость, воздушно опускаясь на землю, и Минхо не может оторвать от него прикованного взгляда, когда позади себя отдалённо слышит крик. — Хёнджин! Юноша оборачивается, направляя в его сторону взор перламутрово-янтарных глаз.  Улыбается неожиданно ласково. Идёт к нему навстречу. Пряди графитово-каштановых волос безмятежно струятся и блестят при солнечном свете. И всё его лицо как будто лучится ослепительным светом. Светло и искренне улыбаясь, он проходит мимо застывшего Минхо, оставляя после себя флёр жасминового шлейфа. Быть может, ждать стоило. Золотое сечение городских огней, отсвечивающее на водной глади реки Ханган, мерцает бликами в зрачках Хёнджина. Его внимательные глаза устремлены вдаль. Он не произносил ни слова, будто забыв, что рядом с ним находился Минхо. С вершины горы, где они стояли, открывался панорамный вид на ночной Сеул, но он видел лишь парня перед собой. Внешность Хёнджина — эфемерная. Ошеломительно недосягаемая. Тёмно-каштановые волосы ласкал слабый ветерок, чувственные, пунцовые губы трепетно розовели, но отчуждённый взгляд больше не излучает света, который он видел в Хёнджине в первый раз. — Ночью… всё кажется другим. Из ниоткуда приходит смелость, которая с наступлением рассвета рассеется, как мираж, — угасший в сумерках голос резонирует безысходностью, — От этого… немного грустно. Когда-то Минхо обещал себе, что если встретит омегу, который по-настоящему ему понравится, поселится в его голове и безжизненном сердце, он станет первым в своём роду альфой, который выберет супруга по сердцу. Так, как должно быть, а не так, как было принято по установленному обычаю. Видеть такого парня безутешным и сдавшимся, мучительно. Минхо хочет забрать ту безграничную боль, которую чувствует в его феромонах, себе. То, что он не показывал никому. То, что прятал от всех. Хочет видеть на его лице беззаботную улыбку, не обременённую тяжестью тревог, всегда. — Ночь наступает для того, чтобы каждый мог побыть самим собой. Это время для глупых мыслей и гениальных идей. Неуловимое чувство обреченности повисло в воздухе мёртвым грузом. Минхо наблюдает, как позади Хёнджина, на изгороди, около которой они стояли, мягко подлетев, приземляется птица. — Безрассудство это, или слепая самонадеянность, — Хёнджин разворачивается, с затаённым блеском встречаясь с глазами Минхо, — я хочу быть свободным в этот день. Смотрит сломлено и пронзительно, сосредотачивая во взгляде всю смелость. — Только этот? Минхо ощущает снедающее в глубине сожаление. — Только этот… Другого ему не представится. — Тогда отпусти все тревоги… Отдай их мне. Хёнджин с замершим ожиданием наблюдает, как Минхо делает к нему шаг. Ресницы Хвана подрагивают, несмело опускаясь, когда их лица становятся напротив. Рассматривать вблизи уязвимые эмоции омеги ощущается невероятным. Все маски слетели, не осталось места притворству. Остались лишь оголённые чувства. Два дыхания сплетаются в сантиметрах друг от друга. Нерешительная медлительность будоражит внутренности. Сглотнув, альфа прислоняется лбом ко лбу младшего, пересчитывая родинки на коже. Приоткрытые губы Хёнджина призрачно мажут по его, Минхо блаженно прикрывает глаза, соприкасаясь кончиком носа с чужим. И касается губ нежно. Так, как никого раньше. Робко отвечая, Хёнджин кладёт ладонь ему на плечо, млея с каждым движением губ. Слегка заваливается на него, словно его ноги подкашиваются. Горечь исчезает из его аромата. Руки Минхо рефлекторно обвиваются вокруг тонкой талии, прижимая ближе. Это интимный, сокровенный поцелуй, имеющий для обоих единственное значение. Заверение о попечении и приверженности. Подсознательное единение альфы и омеги, вступающих в особую связь на уровне внутренних сущностей. Нуждаясь в зрительном контакте, Минхо отрывается от губ, заглядывая в мерцающие глаза. Хван вдруг стесняется, отводя их в сторону. — Здесь красиво, — негромко произносит Хёнджин, рассматривая окружающий живописный вид, — Никогда не бывал на горе Намсан. Слышится негромкое воркование. Хёнджин, обернувшись от неожиданности и заметив невозмутимого пернатого рядом, вздыхает от ужаса, отпрыгивая от Минхо и комично хватаясь за сердце, но альфа успевает перехватить за руку, притягивая обратно. Не готов выпустить его из объятий так скоро. От резкого движения в воздухе птичка упархивает в небо. — Как долго она здесь была? — неподвижно застыв с перекрещенными руками, тесно прижатый к телу Минхо, порывисто спрашивает Хван. Смех достигает их груди одновременно, и они прыскают из-за чрезмерной и смешной реакции Хвана на обычную птицу. — Достаточно. Почему? Боишься их? — ребячески улыбаясь, Минхо наслаждается каждой секундой, в которую омега позволяет обнимать себя сзади. — Я знаю, этот страх иррациональный, но не могу с этим ничего сделать, — хмыкает Хван, — Мне нравятся птицы, но я каждый раз возвращаюсь к моменту из детства. Прости, тебе, наверное, неинтересно это знать. — Мне интересно всё, — прямолинейно говорит Минхо, вдыхая сладковатый запах за ушком, — Расскажи мне. Хочу узнать тебя лучше. Хёнджин подрагивает от лёгкого смеха в его руках, поворачивая к нему голову и весело поглядывая. — Но это забавно, разве мы не абсолютно разные? — То, что мы разные, не уменьшает моего интереса к тебе, — полушёпотом проговаривает Ли, щекоча ухо дыханием, отчего Хёнджина передёргивает, но омега чуть откидывается назад, опираясь на Минхо. — Это глупая и нелепая история. Мне было пять, и я стоял на набережной парка Ханган. Как только я достал из кармана буноппан с заварным кремом и начал его есть, на меня вдруг напала стая чаек, — с улыбкой, качая головой, Хёнджин вновь передёргивает плечами в неверии, — Я не сразу понял, что они хотели мой хлеб, и некоторое время бегал по кругу туда-обратно, а они за мной, пока, в конце концов, просто не выбросил всю пачку, — рассмеялся над собой Хёнджин. Представив, как маленький Хёнджин растеряно бегал по набережной из одной стороны в другую, Минхо натянуто улыбнулся. — Твоих родителей не было рядом в тот момент? Вопрос заставляет улыбку на лице Хёнджина померкнуть. — В тот момент… меня ненадолго оставили, — искусственно улыбается Хван, — Но позднее вернулись. Минхо выпускает Хёнджина, разворачивая его лицом к себе и находит фарфоровую кисть, приподнимая вверх и переплетая их пальцы. Его сухая, грубоватая ладонь не шла ни в какое сравнение с изящными, тонкими пальцами артиста. Наверное, поэтому его походка и осанка всегда были выразительны и полны грации. Но почему омега сказал, что не любит балет? Он хотел спросить об этом, однако, отчего-то казалось, что этот вопрос расстроит его, поэтому озвучил другой. — Со скольки лет ты занимаешься балетом? — Минхо было интересно, сколько лет он посвятил искусству театрального танца. — С пяти, — Хван пристально разглядывает альфу, — А ты? — Я? — Ты ещё ничего не рассказал о себе, — отмечает Хёнджин. — Я не знаю, что рассказать… Можешь спрашивать о чём угодно. — Ты когда-нибудь был влюблён? Минхо рассматривает мельхиоровые блики в глубине зрачков. — Нет. Хёнджин задумчиво смотрит в сторону. — Жаль. Мне интересно узнать, как ощущается первая любовь. — Хёнджин поглаживает пальцем край воротника его футболки, — Тогда… гонки. Почему ты участвуешь в них? Разве тебе не жутко проходить мимо мемориальной стены с зажжёнными свечами и прощальными письмами? Возможность соревноваться была для него способом снять напряжение, интересным хобби для того, кто увлекался автомобиле- и мотостроением. О том, сколько молодых юношей ежегодно погибали на трассе, он предпочитал не задумываться. Смерть его не пугала. — Адреналин и серотонин вызывают привыкание, — коротко отвечает Минхо, вновь разглядывая ровные ногтевые пластины и длинные пальцы, — Я хотел бы увидеть твоё выступление однажды. — Показать несколько поз из балета? — интригующе улыбаясь медовыми глазами, спрашивает Хёнджин, а Минхо ведёт от игривых ноток в голосе. Нетвёрдо кивнув, нехотя отпускает руку омеги, — Во время выступлений эмоциональность и сила движений зависят от того, как они выражают настроение музыки, и какой смысл вкладывает в них артист. Нужно чувствовать не только мелодию, но и персонажа. — Когда танцуешь, то полностью проникаешься и проживаешь их жизнь? — Ли знал не так много людей искусства, но все они имели общую черту — пропускали все эмоции своего героя через себя, пока не останутся внутри полностью опустошёнными и морально разорёнными. Джисон был одним из них. Вдохновляясь кем-то, он писал гениальный текст от лица героя, который испытывал сильные эмоции, а потом ходил призраком, долго отходя от пережитого. Не нарушая тишины, Хван кивает, снимая с себя его куртку и временно возвращая. Он располагает ступни в голубых кедах в нужное положение, сводит руки в круг, аккуратно вытягивая их в стороны, словно расправляющий крылья благородный лебедь. Глядя перед собой, тянет алебастровую ладонь вперёд, а выпрямленную ногу отводит назад и плавно поднимает. Его рубашка открывает обзор на выразительную линию ключиц, невольно приковывая взгляд Минхо. Хёнджин выглядит хрустальным. — Это первый арабеск, — мягко произносит Хёнджин, немного задержав паузу. Вставая в новое развёрнутое положение по диагонали, омега продолжает, — Следующая поза основана на эпольман круазе. Поза, открытая для зрителя. Первая рука в третьей позиции, вторая во второй… Приглушённая речь ласкает слух. Протягивая руку к небесам, Хёнджин непринуждённо улыбается, увлеченно рассказывая своему единственному зрителю то, чему учился всю жизнь. Минхо неотрывно следит за омегой и не может даже пошевелиться. Только сейчас он начал понимать, почему Хёнджин так сильно его привлекал. Не гипнотическая красота была первой, на что он обратил внимание. Это сияющий изнутри свет. Выражение простой искренности, которую тот прятал глубоко в своём хрустальном сердце. — … это экарте вперед, — Хёнджин поднимает открытый взор вслед за кистью, и отводит ногу, — А это экарте назад, основанная на эпольман эфасе, — Откидывает корпус слегка назад, но заметив, что взгляд Минхо где-то не здесь, тут же начинает весело хохотать, — Ты не понимаешь, о чём я говорю, да? Мы действительно очень разные… Омега прекращает смеяться, когда Минхо накрывает пухлые губы своими, обнимая хрупкий стан. Раскрывая сомкнутую плоть, углубляет поцелуй, ловит дыханием мелодичный выдох. Необоримой тяге сопротивляться невозможно. Хёнджин хватает его за ткань футболки, сминая, отвечая на настойчивый поцелуй неумело, но с той же страстью, которой Минхо его целовал. Хёнджин удивляет его своей чувствительностью, чуть постанывающий от влажных поцелуев за мочкой уха. Его распаляющиеся стоны заставляют его терять рассудок. Минхо неровно дышит, водя носом по приятно пахнущей шее, ощущая возбуждение омеги. Держась за него, он позволяет мокро целовать себя в шею и ключицы. — Минхо… — отрывисто дыша, Хёнджин невинно шепчет ему на ухо, и в то же время смотрит замутненным от поволоки взглядом, — на самом деле… мне становится хуже... Ты не мог бы… провести со мной мою течку? На секунду Минхо решил, что померещилось и омега свёл его с ума. Но тот действительно выжидающе заглядывал в глаза, в ожидании ответа. Замерев, он потрясённо взирает на омегу. — У тебя ..? При мысли о том, что Хёнджина всё это время изводило течное состояние, мышцы живота свело судорогой, переворачивая все внутренности. — Да… — шёпотом ему в губы пробормотал Хёнджин, вновь начиная стыдливо прятать глаза, — Ты ещё не чувствуешь этого, но действие таблеток скоро начнёт слабеть… — Малыш, ты в курсе, что нельзя предлагать такое парню, с которым ты только что познакомился? — со вздохом прижавшись к омежьему виску, прошептал Минхо. — В курсе, — Хёнджин дрожит в его руках, — Но мой омега тянется к тебе… и я верю, что ты о нас позаботишься. Я очень хочу провести эту ночь с тобой, Минхо. Пожалуйста. Дыхание тяжелеет. Минхо и его внутреннего альфу бросает в жар, при возникшей в сознании картины, в которой глаза Хёнджина охвачены желанием. — Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу тебе отказать, даже если завтра утром меня найдёт твой отец и пристрелит. Хёнджин приглушённо смеётся ему в ухо. — У меня нет отца… — А как же наше свидание?.. Порядок получится какой-то неправильный… — К чёрту порядок… — Ты уверен, что хочешь этого? — Уверен, —надломленно произносит омега, ранимо разглядывая его в ожидании ответа. Минхо целует Хёнджина в уголок губ. Что-то в выражении его взгляда не давало ему покоя. Почему в голосе омеги сквозило сенью отчаяния? Он смотрел необъяснимо, как нуждающийся, словно Минхо был жизненно необходим ему сейчас. Слова Хёнджина про то, что он не собирается строить с ним отношений, ещё крутились в его голове. Минхо не был уверен, чем закончится сегодняшняя интрижка, и глубоко внутри таил надежду, что Хёнджин сказал их, не придавая тем особого значения, потому что его долгие, цепляющиеся взгляды и поступки говорили об обратном. Что Минхо тоже нравится ему. Что у них может быть общее будущее. Минхо хотел попробовать. И просьба Хвана только больше убеждала его о взаимности чувств. Реакция омежьего организма на его близость говорила обо всём. Переплетая пальцы с бледными пальцами омеги, Минхо безмятежно улыбается ему, получая такую же в ответ. — Хорошо. — Постой, — Хёнджин внезапно тянет его за руку, останавливая и воодушевлённо заглядывая в глаза, — Когда мы поднимались сюда, я видел там замки влюблённых. — Замки? — озадаченно переспрашивает альфа, взглянув в направлении, котором указывал Хван. — Да. Это просто дверные замки, запираемые на ключ, которые оставляют парочки в знак верной любви друг к другу. Для воспоминаний. Я хочу попробовать. Давай сделаем это. Пожалуйста. Это ничего не значит, я просто хочу оставить здесь память об этом дне. Ты никогда не занимался подобной ерундой, правда ведь? Пожав плечом, Минхо кивает, а глаза Хёнджина вдруг ясно загораются. На самом деле альфа имел слабое представление о том, что говорил омега, послушно следуя за ним по всей смотровой площадке. Останавливается около Хвана у протяжённого парапета, обвешанного многочисленными металлическими замками, различных форм и цветов. Овальные, квадратные, круглые, в форме сердечка, прямоугольные. Помимо них, недалеко от них находилось ещё несколько парочек, тихо разговаривающих друг с другом. Руки расцепляются. Минхо неотрывно следит, как Хёнджин идёт к автомату с замками. Некоторое время он рассматривал варианты, выбирая. Альфа не может удержать любопытства, становится ближе, чтобы посмотреть, какой из них выберет Хван. Омега останавливает выбор на утончённом, плоском, как монета, замке в форме сердца. Из белого золота, отливавшем на свету розовым. Хёнджин расплачивается и показывает Минхо, вынимая металл из упаковки. — Как тебе? Красивый, да? — с детским предвкушением разглядывая безделушку и ощупывая гладкий ключик в комплекте с замком, Хёнджин не мог не вызывать умиления. Усмехнувшись, Минхо хрипло произносит: — Мне нравится. Фыркнув от удовольствия, Хёнджин отворачивается к ближайшей лавочке, принимаясь выводить маркером надпись на поверхности замка. Закончив, становится около ограды, и ещё недолго возится, примеряясь к лучшему месту. Ли встаёт рядом с ним, забирая из рук маленький ключ, и, замахнувшись, выкидывает далеко за ограду в открытую пропасть. Не успевший осознать произошедшее, Хёнджин хлопает глазами, прыская со смехом. — Ты… что ты сделал? — Тебе повезло, что ты встретил такого романтичного парня, как я, — хмыкает Минхо, игриво поведя бровью, на что Хёнджин шутливо ёжится и строит кислую гримасу. Внезапно альфа замирает, улавливая, что концентрация воздуха меняется. Запах омеги начинает ощутимо проявляться, вызывая тяжёлый спазм внизу живота. — Иу..! — корчится Хван, продолжая смеяться. — Нам пора ехать, — взяв ладонь хихикающего Хёнджина, Минхо уводит его за собой, прежде чем внимание окружающих привлечёт усиливающийся аромат омеги. Миниатюрный коттедж в скандинавском стиле, расположенный посреди лесного массива в черте города, встречает их освещением гирлянды фонарей. Одна за другой запускается светодиодная иллюминация по всему периметру участка, едва они въезжают в ворота. По краю крыши дома вились светодиодные огни, подчёркивая её контур, создавая магическую атмосферу. Это был личный укромный уголок, где Минхо мог отдохнуть от городской суеты, в уединении с природой, позаниматься разной физической активностью, сходить к реке на рыбалку или посидеть на веранде с близкими друзьями. Ещё не встав с мотоцикла, Хёнджин восторженно озирался и вздыхал, пережидая, пока с трясущихся конечностей после поездки не сойдёт дрожь. — Домик выглядит очень уютно… — омега невольно прислоняется затылком к стоящему позади Минхо, — Ты здесь живёшь? Хвойный лес был различим, осязаясь отчётливо, но филигранный аромат Хёнджина забивался в ноздри, проявляясь теперь намного насыщенней. Подавители прекращали своё действие. Его понемногу накрывало. Во взгляде мутнело, Минхо почти нестерпимо смотреть на бёдра Хвана, туго обтянутые тканью светлых джинсов, подчёркивающих их плавность и полноту. Хотелось собственнически разместить между ними ладонь, сжать их с силой, но он ждал знака от омеги, его позволения. — Иногда заезжаю, чтобы отдохнуть от города, — прижавшись носом к завитым волосам, Минхо прикрывает глаза, — Я уже не могу тебе сопротивляться… Абстрагироваться от нежного аромата невозможно, противостоять притяжению нет сил. Минхо сглатывает, ненадолго возвращая себя к реальности. Смотрит в глаза омеги, затянутые взаимной поволокой. Хёнджин ластится к нему щекой. — Минхо… сделай что-нибудь… — омега рвано дышит, касается вельветовым дыханием ушной раковины, — кажется, будто мир сейчас взорвётся… Умоляющий тон в голосе подводит его к краю. Оставив на острых скулах короткий поцелуй, Минхо забирает ослабшее тело Хёнджина с сидения. Немой стон тонет в горячем дыхании. Зубы томно прихватывают сочную нижнюю губу, не уступают в завязавшейся борьбе укусов. Смыкаются на верхней, оттягивая с лёгкой болью, оставляя ярко алеть. Узловатые руки забираются под рубашку, касаясь втянувшегося от дрожи живота, гладят оголённые клавиши рёбер. Минхо накрывает раскрытые губы, захватывая чужой язык, воруя дыхание. Целует глубоко, с бесконтрольной ненасытностью. Заставляя задыхаться омегу, который срывается на скулёж, окольцовывая его шею, стараясь прижать ближе. Играючи ласкаясь, альфа ведёт губами ниже, по хрупкой косточке ключиц, проникая в ярёмную впадину, запаховую железу. Впивается в тонкую кожу, засасывая её до исступляющего стона. — Я должен… сходить в душ… — отрывисто дыша, не открывая глаз, Хёнджин позволяет себя жадно целовать. Альфа внутри протестующе урчит, не хочет отпускать, тянется к лакомой железе. Ласково ответив на новый поцелуй, парень беззвучно смеётся, юрко выскальзывая из его объятий. В его раскрывавшемся запахе чувствовалось приятное волнение и доверие. Восстанавливая дыхание и откидываясь на подушку, Минхо подсказывает ему, где находится ванная на втором этаже, как он может закинуть вещи в стиралку, и в каком из шкафов висит чистый банный халат, в который он может переодеться, а себя заставляет спуститься в душ на первый. Он вдруг приходит к осознанию, что течка началась из-за него. Но Минхо умел контролировать силу давления и ни в коем случае не подчинял его феромонами. Это даже считалось уголовно наказуемым как принуждение к сексу. Однако, тот факт, что внутренний омега Хёнджина выбрал его, отзывался в нём теплотой. В движениях Хёнджина была некоторая робость и заметная неопытность, но всё же тот отвечал пылко, и искренне тянулся к нему. Вернувшись, находит, что омега ещё не вышел. Нужно открыть окна для свободного движения воздуха. По пояс обмотанный в полотенце, альфа достаёт из кармана куртки, сброшенной на полу комнаты, упаковку презервативов, которую приобрели в аптеке по дороге. Размещает их на прикроватной тумбочке, а куртку вешает на велюровую спинку кресла. Свежий воздух подействовал на него немного отрезвляюще, хотя соблазнительный запах ещё кружил ему голову. Тёплый свет, исходящий от огоньков уличной подсветки через панорамные окна на всю стену, витиеватыми узорами падает на деревянный паркет, освещая лишь часть спальни, сохраняя в ней сумрак. Минхо решает не включать дополнительное освещение. Он чувствует, что Хёнджину так будет комфортнее. Хёнджин показывается на пороге спальной комнаты в накинутом на голое тело белом халате. Аромат его стал интенсивнее, ещё пронзительней. Под пристальным взглядом, юноша останавливается по середине и смотрит в ответ открытым взглядом, не таясь. Его затапливает невыразимая нежность. Минхо поднимается, не спеша подходя к омеге, вставая близко, вплотную. Прислушивается к тихому дыханию. Рассматривает невинные глаза. Шею со следами его поцелуев, изящные пальцы рук. Немного натёртые от пуант, но трогательные ступни. Осторожно склоняется, бережно пробуя на вкус податливые губы. Хочет передать через короткий поцелуй всё, что повисло невысказанными словами между ними. Мягко отстраняется. Хёнджин приоткрывает веки, чтобы вновь встретиться с его взглядом. Дыхание тяжелеет. Минхо пальцами аккуратно цепляется за края халата, тянет вниз по трепещущим плечам. К обнажаемым участкам бледной кожи хочется припасть губами, оставить следы, изнежить поцелуями. Единственная деталь одежды сползает к ровным ногам, оставляя полностью обнажённым и беззащитным. Широкие ладони ложатся на талию, притягивая, а настойчивый поцелуй разбивает приглушённый стон. Хёнджин прижимается ближе, обвивается руками вокруг плеч Минхо, оказываясь приподнятым. Его опускают на кровать спиной. Альфа внутри воет, когда Минхо с сожалением гладит по щиколотке вниз, к шершавой коже стоп от усердных занятий танцами, целует старые раны на пальцах ног. Омега сбивчиво выдыхает. Плавно разводя ноги, Минхо опускает глаза в промежность Хёнджина. Ягодицы омеги блестят от ароматной смазки. Его нежная розовая дырочка дрожит и сжимается от пристального внимания. Перед глазами потемнело от вожделения. Руками альфа держит колени, наклоняется, прижимаясь щекой к гладкой, идеальной коже бедра, беззастенчиво целуя, срывая с омеги протяжный вздох. Оставляет поцелуй на щиколотке, проводит ладони под мягкие половинки, оттягивая в стороны, наблюдая вблизи, как отверстие выпускает новую порцию прозрачной смазки. Сознание было на грани с сущностью. Инстинктивно альфа приникает к ней ртом, облизывая, желая её вылакать. Омега простанывает его имя, желая свести ноги вокруг чужой головы, но его держат крепко, и он стонет от переполняющих ощущений. Рассыпается на части в его руках, отдаваясь без остатка и расслабляясь. Насытившись, Минхо поднимается поцелуями выше, засасывает кожу на плоском животе, ощупывая фалангами колечко мышц, прежде чем скользнуть внутрь мокрой дырочки двумя пальцами. Оглаживает влажные стеночки, подушками пальцев надавливая на железу. Хёнджин переходит на частые громкие вздохи, сжимаясь вокруг пальцев, методично двигающихся внутри и ускоренно стимулирующих нужную точку. Головка омежьего члена погружается в рот, лишая его рассудка. Омега воет и извивается на фалангах. Минхо растягивает мышцы входа, чувствуя их расслабление и естественное раскрытие. Оргазм сотрясает Хёнджина неожиданно, срывая лихорадочный вскрик. До слёзных стонов и долго бьющей дрожи. Минхо вынимает пальцы, облизывая с них хёнджинову смазку. От этого вида Хёнджин всхлипывает. Альфа поднимается поцелуями выше, наконец накрывая скулящие губы. Его полотенце сползло куда-то в ноги, он прижимался к Хёнджину откровенно, истекающей смазкой пахом, кожей к коже. Хёнджин тёрся об него, бессознательно шептал в губы, молил скорее заполнить. Целуя бархатный рот, Минхо взял его за тонкие, изящные щиколотки, устраиваясь между ног. Цветочный запах наполнял каждую клетку тела, заставляя забываться. Минхо вспоминает про резинку в последний момент, ненадолго оставляя недовольно скулящего Хёнджина, и раскатывая латекс по своей длине. Минхо находит дрожащие руки омеги, переплетая с ним пальцы, когда упирается головкой члена в жаждущий вход. Горячие стенки нетерпеливо насаживаются на него. Минхо с хриплым выдохом проникает в жаркое нутро до упора, и замирает, давая омеге привыкнуть. Кожа ануса натягивается вокруг основания члена, выбивая все мысли из головы. Долгожданное соединение ощущается как воспламеняющая искрами вспышка. Прямо сейчас существовали только он и этот красивый омега. От влажной тесноты вокруг хотелось взвыть. Сжимающиеся стенки вокруг члена возводят в абсолютное небытие. Хёнджин скулит в истоме, в блаженстве закрыв глаза, будто не в себе, ногами стискивая Минхо. Альфа хочет одержать над ним верх, но Минхо сопротивляется. Милый рот очаровательно приоткрыт, и альфа склоняется к нему, благодарно и нежно целуя. Языком ласкает нёбо, проводит по внутренним стенкам щёк, по зубам. Засасывает язык Хёнджина. Первое скольжение внутрь тесного жара, заставляет обоих удовлетворённо застонать в поцелуй. Продолжая целовать в губы и глубоко иметь омегу, Минхо двигается плавно. Силой держит под коленками омеги, безостановочно воющего ему в губы. Надавливает, чтобы омега был раскрыт ещё больше, отдавал всего себя. Минхо хочет быть альфой именно этого омеги, хочет знаков принадлежности. Но метки ставятся только по обоюдному согласию и в осознанном состоянии, а они этого ещё не обсуждали. Он знает, что у омеги не было никого до него, и от этого понимания альфа внутри заново взвывает, впиваясь в омегу настойчивым, требовательным поцелуем. Он вгоняется в него с ускоряющейся частотой, выбивая из омеги несдержанные крики от каждого скольжения внутрь. Омеге хорошо. Хёнджина разбивает новая оргазменная судорога. Он кончает бурно, сжимая член внутри, и Минхо припадает к губам, пьяно целует шею, позволяя себе отдаться полному удовольствию, которое накрыло его опустошающим цунами. Оргазм отступал от них медленно. Ещё оставаясь внутри, Минхо сцеловывал капли пота с лица Хёнджина. Где-то внутри его сущности хотелось сцепиться с омегой, закрепить их союз, но он ещё держал свой рассудок. Он покидает тело, вызывая у омеги разочарованный стон, снимает с члена резинку, отбрасывая в сторону. Минхо заваливается рядом, прижимая Хёнджина к своей груди. В голове туман. Разморенные от посторгазменной неги, альфа и омега, тянутся к друг другу, забыто целуясь. Внутренние сущности находятся в умиротворении после произошедшего слияния. Разглядывая разомлевшего Хвана, Минхо мягко массирует кожу на костяшках пальцев, на что омега удовлетворённо мурлычет. — Хёнджин? — он ищет зрительного контакта с Хёнджином, — Ты слышишь меня?.. Хёнджин смотрит кротко, подёрнутыми дымкой глазами, но кивает. Животная сущность омеги начинала брать над ним верх. — Фиолетово аметистовые… — еле слышно бормочет Хван. — Что? — от оглушающего вакуума в голове соображается медленнее. — Твои глаза. Мне понравился… их цвет… когда я увидел тебя, хён. Усеянная звёздными крошками пота кожа, блестит в свете лунного света, а лик кажется почти ангельским. Большим пальцем убрав за ушко каштановую прядь, Минхо вглядывается в глаза Хвана. Грезит, что это было признанием. Он облегченно выдыхает, тронутый тем, что Хёнджин говорит о нём. Обладатель неописуемой красоты, лишь увидев которую, Минхо упал в пропасть. Открытый, честный, и от того ранимый и уязвимый, Хёнджин плавил его сердце, заставляя внутреннего альфу стенать от желания окружить омегу теплом и заботой. — Одной твоей улыбки хватило, чтобы я понял. Хёнджин распластан под ним, тёмные волосы беспорядочно разметались на подушке, а вожделенный взгляд подводил его к бездне. — Что понял? — обессиленно улыбнувшись, слабым голосом спрашивает Хёнджин. — Что хочу быть с тобой. Омега перестает дышать. Минхо понимал, какие серьёзные слова говорит ему, но не хочет отступать. Он хочет, чтобы Хёнджин это знал. — Поцелуй меня... Поцелуй ещё раз, — всхлипывающим, умоляющим шёпотом просит Хёнджин. А Минхо сделает для него всё, что он попросит. Минхо накрывает его тело собой, придавливая к кровати, придерживает за затылок, прижимаясь к распухшим губам в глубоком поцелуе. Жадный до новых касаний, Хёнджин сдавленно стонет ему в рот. Феромоны течного омеги легко возбуждают его, и его ствол вновь твердеет, вжимаясь в стык между нежных бёдер. Кислорода в лёгких катастрофически не хватает. Хёнджин мычит в поцелуй, когда пальцы Минхо ныряют в ложбинку его ягодиц, касаясь истекающей смазкой входа. Простыни сбились и были мокрыми от выделений. Минхо держит его за талию, садится с краю кровати, поднимая и усаживая Хёнджина на себя, рассматривает замутнённым взглядом омегу снизу вверх. Целый мир освещает его глаза, вся его Вселенная сосредотачивается в этих золотистых глазах. Внутрь мокрой дырочки скользит член, вызывая изнывающий выдох со стоном. — Минхо! Хёнджин, резко насаженный на стоящий орган, хватается за его плечи. Его красивые глаза закатываются. Узость Хёнджина пробуждала в нём звериную сущность. Альфа в Минхо хочет взять над ним верх и удовлетворенно рычит, на что омега отзывается покорным скулежом. Минхо держит ладони на узкой талии, опуская их к упругим ягодицам, властно сминая, задавая темп. Хёнджин плачет на члене альфы, громко и протяжно стонет, каждый раз, когда член заполняет его до краёв. Омега быстро устаёт держаться, и Минхо переворачивает их, начиная входить сам, учащая фрикции и срываемые с губ омеги стоны. Хёнджин подставляется и изгибается, отчаянно просит, открывает и подставляет шею, неосознанно желая получить метку принадлежности. Мозги плывут от поведения Хёнджина, от его невыносимой узости и запаха. Минхо вновь утробно рычит, слыша просящий скулёж. — Альфа! — одурманенно кричит Хёнджин. — Хёнджин… Альфа брал над ним верх. Желание повязать, сделать его своим, росло в геометрической прогрессии. — Альфа, возьми! Повяжи… хочу твой узел. Хочу твоих щенков… Минхо! От его криков про щенков альфа звереет в мгновение, растворяя его, вытесняя разум. В данную секунду он дышал лишь этим омегой. —  Мой… — бездумно повторяет  его альфа, вбиваясь до близкой разрядки, — Мой, мой…  По телу проносится разряд тока, покалывая нервные окончания. Глаза омеги загораются золотым янтарём, когда альфа изливается внутрь него. — Не выходи! Не выходи… Всепоглощающее наслаждение обрушивается на омегу штормовыми волнами. Хёнджин открывает рот в беззвучном стоне, вжимая альфу в себя. Он не отпускает его, пока омега не возвращается к сознанию. Достигая сокрушающих волю пиков, альфа и омега растворяются в друг друге, засыпая только на рассвете. Минхо просыпается от знобящего ветра, проникающего через отворённые окна. Вздрагивает, не обнаружив рядом омегу, но чувствует, что тот находился где-то в доме. Солнечный свет ярко озарял всю комнату, заставляя альфу хмуриться. На полу валялись использованные резинки. Расслабленно выдохнув, он поднимается с кровати, чтобы натянуть джинсы и последовать за запахом. Он снова ощущался слабо и больше не кружил голову, как вчера. Хёнджин выпил таблетку? Ему, наверное, нужно на пары. Полностью укутанный в одеяло, подобно гусенице, Хёнджин сидел на веранде и смотрел на колыхание лесных листьев. Виднелись только пятки, одетые в белые носочки. На столике стояла чашка чая в окружении множества оранжевых кожурок от чищенных мандаринов. На лице Минхо невольно возникает улыбка. Хёнджин поднимает потерянный взгляд, заметив его, и  встаёт с деревянного стула. — Э… Прости, я… слопал все мандарины, что нашёл в твоём холодильнике. Но я верну тебе ровно такое же количество, пришлю доставкой на этот адр- — Вернёшь мандарины? — усмехается Минхо от нелепости предложенного, — Не нужно, всё хорошо. Держи, заказывай всё, что хочешь. Минхо протягивает ему телефон с открытым приложением ресторанного ассортимента. — Всё, что хочу? — озадаченно спрашивает Хван, принимая чужой телефон и получая утвердительный ответ. Минхо подошёл к нему, обнимая и притягивая к себе. Хёнджин снова смущался и выглядел очаровательным. — Не замёрз? — кожа Хёнджина была прохладной, мгновенно согреваясь от тёплых ладоней, поглаживающих лопатки и плечи. — Теперь согреваюсь, — с улыбкой отвечает Хёнджин, расслабляясь в объятиях альфы. Он прислоняется виском к щеке Минхо, спрашивая о том, чего ему хочется на завтрак, и закидывает нужные варианты в корзину. Для себя Хван кликает на булочки с корицей и кремовые круассаны с чаем матча, — Сколько тебе лет? — Я на один год старше тебя. — Хён! Так ты у нас старик, получается, — притворно охнув, парень драматично прикрывает рот, — А почему мы на одном году обучения? — Собираешься сказать, что меня оставили на второй год? — Заметь, ты сам это сказал, — рассмеялся Хёнджин, уклоняясь от «поцелуйных» атак и убегая в дом. Хёнджин возвращается к игривому настроению, дразнится и шутит, но сразу проигрывает, как только Минхо ловит его, одаривая россыпью поцелуев смеющееся лицо. Минхо плавит в груди от того, что Хёнджин по-прежнему отзывчив на его поцелуи, легко обмякая в объятиях. Они хихикают и смеются, пока приводят дом в порядок. Завтрак привозят достаточно быстро. Он даже не мог представить, что Хёнджин выглядит таким милым, радуясь обычной булочке, жмурясь и умиляясь от удовольствия, взволнованно пританцовывая за столом. — Хён, как ты узнал, что я был взволнован? — Почувствовал в твоём запахе. — Потому что ты доминантный? А какие ещё эмоции вы умеете чувствовать? — Радость, страх, тоску, волнение, ревность, зависть. Удовольствие. Боль. — Вау. Ваш спектр чувств действительно шире. Я только недавно научился распознавать ноты радости и боли. Они заканчивают завтракать и начинают одеваться, чтобы ехать в универ. Хёнджину нужно было ко второй паре, а Минхо к третьей. Несмотря на то, что Хёнджин улыбался и смеялся, он чувствовал, что парень вновь стал закрытым. Тревожное чувство не отпускало его. Хёнджин намеренно избегал разговоров о их будущем и менял тему. И уже не тянулся к нему, когда Минхо хотел поцеловать после завтрака. Он продолжал притворяться, что всё хорошо. Он чувствовал в его запахе необъяснимую тоску. Не говоря ни слова, Хёнджин подошёл к нему, обнимая сзади. Он не знал, что так Хёнджин прощался с ним. Минхо боялся пошевелиться, потому что знал, что тот сразу отстранится, если он это сделает. Поэтому просто стоял неподвижно, и даже не поцеловал его. Хотя очень хотелось. Хёнджин погружён в свои мысли, пока они едут в университет на машине Минхо. Он пересел на чёрную ламборгини, чтобы омега не мёрз лишний раз. На вопрос, что с ним, Хёнджин продолжал говорить, что ничего, и переводить тему. Он тормозит на парковке, и в салоне на какое-то мгновение повисает тишина. Минхо видел, что Хёнджин хотел ему что-то сказать, но почему-то не решался. Не выдержав, берёт его за руку. Хёнджин смотрит куда-то под ноги. — Тебе правда нужно идти? — прочистив горло, Минхо предпринимает ещё одну попытку, — Может прогуляем сегодня? — Минхо, я… Да, правда нужно. Собираясь выйти, Хёнджин хватается за ручку двери, но замирает, услышав: — Не поцелуешь на прощание?.. — без улыбки, серьёзно спрашивает Минхо. Помедлив, Хёнджин поднимает на него странный, пристальный взгляд. Его медовые глаза поблёскивают неуловимо. Он осторожно тянется к Минхо. Оставляет робкий поцелуй на скуле, и так же быстро отстраняется. Минхо не хочется его отпускать. — Я провожу тебя. Ничего не ответив, Хёнджин выходит из машины. Не сопротивляется, но и не вырывается, когда Минхо берёт его за руку и ведёт за собой ко входу в кампус, где должны были начаться практические занятия у его группы. Они останавливаются у лестницы главного входа. Студенты снуют мимо них. Хёнджин стоит, глядя куда-то в сторону. Минхо встаёт к нему ближе, заглядывая в глаза. Переплетает пальцы. — Хёнджин. В чём дело? Ресницы Хёнджина неуверенно опускаются. У Минхо рвётся сердце, когда Хёнджин высвобождает свою ладонь из его руки. — Минхо… — глубоко вдохнув, начинает Хёнджин, — когда я сказал, что не встречаюсь… я говорил правду. Минхо расширяет глаза. — Хёнджин- — Подожди… Пожалуйста, позволь мне договорить, — едва слышно просит Хван, вновь опуская глаза, — Прости, если ввёл тебя в заблуждение, но я действительно не ищу отношений. И не собирался вступать в них изначально. Я просто… мне… — его голос дрожит, — Мне просто было не с кем провести течку, вот и всё, — выпаливает омега, с затаённым волнением следя за его реакцией. — Не с кем… что? — Минхо не может поверить своим ушам. — Мне жаль… Хёнджин делает несколько шагов назад, но Минхо цепляется за его руку. Смотрит непонимающе. Он был уверен, что чувства Хёнджина были взаимны? Неужели он ошибся? Но парень действительно ничего ему не обещал. Просто попросил провести одну ночь. Минхо в смятении смотрит на Хёнджина. — Я не понимаю, Хёнджин. Объясни нормально. — Что тебе непонятно? — Хёнджин хмурится, грубо вырывая руку, и отводит глаза, — Я сказал, что это была обычная интрижка на одну ночь. Которая ничего не значила. — Если ничего не значила, то почему согласился на свидание? — А что, мне нельзя сходить на одно свидание?! Из-за повышенного тона на них оборачиваются, но Минхо всё равно. — Я не говорил, что нельзя. Но когда не хотят серьёзных отношений… на свидание не соглашаются. На свидания ходят, чтобы узнать друг друга получше. — Все хотят узнать меня получше. Ты не исключение, — ломающимся голосом отвечает Хёнджин, всё ещё не глядя в глаза, — Некоторые омеги так и живут, ты не знал? Проводят с кем-то течку. Это нормально. Я — очередной омега. Один из тысячи, с которыми ты спишь, о существовании которых ты должен забыть на следующий день. Разве не так? Я не знаю, с чего ты вообще взял, что между нами что-то может быть. Я не обещал тебе золотых гор. Так что не вини меня ни в чём, Ли Минхо. Хёнджин разворачивается, быстро поднимаясь вверх по лестнице. Минхо провожает стройную фигуру тусклым взглядом, пока тот не скрывается за тяжёлыми дверьми кампуса. Один из тысячи?.. — Минхо, ты что, знаешь Хвана? — удивлённо слышится со стороны. Минхо оборачивается и видит одного из знакомых, — О чём вы так бурно говорили? — довольно прикрывая рот, хихикает альфа, товарищески закидывая руку ему на плечо. — Ни о чём, — равнодушно бросает Ли. Немного подумав, сверлит взглядом двери, в которых пропал омега, — Ты знаешь его? — Кого? Ледяного принца? Думаю, о нём не слышал лишь тот, кому вообще похуй на всё... — И кто он? — А зачем тебе? — ухмыляется парень, подмигивая, — Понравился? Дружище, советую тебе сразу закатать губу. Для своего же блага. Он — самая неприступная пташка на нашем факультете. Тебе тупо ничего не светит, как и вообще кому бы то ни было. Он отшивает всех, беспощадно и без исключений. — Он правда ни с кем не встречается? — Нет. Может, он того, по омегам?.. Слышал, он занимается культурными танцами, типа… — Балет, — без эмоций подсказывает Минхо. — Ну да, точно. Короче говоря, он типа не нашего уровня. Смотрит на нас свысока, сразу отказывает, даже не дослушав. Отыметь бы его жёстко, чтоб не выёбывался- В край раздражённый Минхо дёргает на себя парня за ворот толстовки. — Закрой рот, — холодно приказывает Ли. Давит зрительно и эмоционально, резко отшвыривая от себя. — Я же просто пошутил, чего ты сразу давить начинаешь... Да что ты его защищаешь-то? Минхо отсидел две пары, прокручивая в голове одно и то же. Джисон и Чанбин удивляются, когда он предлагает пообедать в кафетерии корпуса экономики, но никак не комментируют. Он надеется, что Хёнджин появится. Он хотел ещё раз поговорить с омегой. Но на этот раз без ссор. Слова Хёнджина и его образ никак не вязались. Со слов знакомых студентов выходило, что Минхо был единственным, кого Хёнджин подпустил к себе так близко. С другой стороны, он не мог точно сказать, что Хёнджин не проворачивал такого с другими альфами, чтобы использовать в период течки. Хёнджин всё не появлялся. Минхо окликает знакомого парня, который шёл с другими омегами. Они учились в той же группе, что и Хёнджин. — Где Хёнджин? Пожимают плечами. — Его вдруг позвали во время пары. И больше он не приходил. — Не приходил? Может, у него случилось что-нибудь? Хёнджин не появляется на занятиях ни на следующий день, ни после. Староста его группы сказал ему, что он был переведён на дистанционное обучение. Минхо не мог смириться с этим. Он не хотел верить, что тот Хёнджин, который так мило смеялся и улыбался ему, ничего к нему не чувствовал. Или такое впечатление сложилось из-за его течного состояния? Потому что омега мог ластиться к нему под действием собственных феромонов. Неужели его поведение можно объяснить гормональным фоном? Неужели это правда, что их ночь была ошибкой и он действительно ненавидит идею отношений? Что Минхо стоит просто забыть его и двигаться дальше? Он вдруг вспомнил, что Хёнджин прятал взгляд и боялся смотреть ему в глаза, когда говорил. Его альфа не усмирится, пока не услышит чёткий отказ. Он должен услышать его слова ещё раз. Глаза в глаза. Не пряча, не отводя. Не увиливая от ответа. Если он скажет, что не имеет к нему взаимных чувств, Минхо не будет цепляться за него. Значит, он признает, что ошибся в Хёнджине, и ему показалось. Может быть и правда, что он просто всё выдумал. Он услышит его прямой отказ. Честно и без лукавства. И тогда Минхо его отпустит. Не будет заниматься глупыми преследованиями, словно какой-то одержимый сталкер. Не будет мучить никому ненужными чувствами ни его, ни себя. Просто забудет тот день, забудет огонь медовых глаз. Забудет, как забавно краснеют его щёки. Забудет, как светло Хёнджин может улыбаться. Убедит внутреннего альфу, что это было обычное, мимолётное влечение. Интрижка на одну ночь. И что Хёнджин — омега, один из тысячи, которых он встречал и ещё повстречает в своей жизни. Как он и сказал ему. Сидя на лекции рядом с Чанбином, Минхо узнаёт, где будет находиться Хван Хёнджин сегодня вечером. Он будет на репетиции в Театре Национального Балета. Минхо хочет увидеть его ещё один, последний раз, как бы эгоистично это ни звучало. На вибрирующем экране отражается звонок от незнакомого номера. Сначала не желает отвечать, но вдруг появляется мысль, что это мог быть Хёнджин. — Алло. Ли Минхо? Это не голос Хёнджина. — Да. — Привет, это Ким Киён, мы- — Кто, прости? — Мы виделись на банкете моих родителей. Нам назначили помолвку, помнишь? Минхо проводит по волосам, тяжело вздыхая. — И что? — Слушай, у меня уже есть альфа, так что меня тоже не интересует этот традиционный бред. Я хотел договориться. — О чём? — Давай обручимся. На время. Пока не пройдём церемонию наследования. Репетиция завершилась довольно поздно. Хёнджин обматывал пальцы ног защитными бинтами, готовясь собираться и одеваться на выход. Юные омеги стояли, столпившись у высокого окна. — Кого-то ждут у центрального входа… — омеги дружно смеются, — Это твой, Чону? — Где? — В чёрной ламборгини! Руки Хёнджина, перевязывающие узел, застывают в воздухе. — Нет, не мой. Вот это тачка... Ну и чей этот красавчик? — У тебя же парень есть, как тебе не стыдно! — Вообще-то, я про тачку. — Может, Со Джэмина? Кажется, его парень был сыном владельца отеля или типа того. Хёнджин дрожащими пальцами собирает уходовые средства в сумку. Закончив переодеваться, омеги уходят и Хёнджин остаётся один. Выйдя из раздевалки, Хёнджин решает украдкой подойти к окну и, притаившись, выглядывает. Минхо стоял в длинном солидном пальто, опершись о дверцу дорогого автомобиля. Альфа выдыхает из груди тёплый воздух, который смешивался с морозными молекулами, образуя пар. Какое-то время он висит в воздухе, пока не испаряется с ветром. Он не видел его около недели, но уже так соскучился по его нахмуренному лицу. Хёнджин до боли кусает внутреннюю сторону губ. Он не сможет. Не сможет выйти и поговорить с ним. Не сможет смотреть в глаза. Ну почему он пришёл? Если бы папа был сегодня в театре, а Минхо окликнул его по имени, когда они шли к машине, он бы узнал. Но папа уехал обсуждать детали новых костюмов. Минхо приехал поговорить. Хёнджин понимал, что должен был говорить с альфой убедительнее. Разговаривать с ним намного категоричнее и строже, чем то, что он мямлил в прошлый раз. Чтобы он точно забыл о нём и больше никогда не искал. Хорошо. Он выйдет и поговорит с ним. Будет говорить грубо и резко. Только тогда альфа поймёт. Только так он сможет убедить его. Хёнджин надевает куртку и набрасывает на плечи белую вязаную кофту вместо шарфа, который он не взял из дома. На выходе из здания Хёнджин замирает, увидев профиль Минхо. С грустью наблюдает, как тот задумчиво смотрит перед собой. Сжав руки в кулаки, Хёнджин прикрывает глаза, стараясь привести дыхание в норму и успокоиться. Его сердце слишком бешено колотится. Он не может… Ему стоит вернуться обратно… Но Минхо поднимает к нему чернильные глаза, и у него спирает дыхание. Альфа отстраняется от автомобиля, вставая прямо и ровно, ожидая. Начало ноября казалось ему пасмурным. Холоднее, чем обычно. Ветер недружелюбно перебирал волосы альфы. Хотелось подойти и пригладить их. Хёнджин первым отводит глаза, следуя к повороту, ведущим за угол здания. Они не будут говорить здесь, на виду у всех. Не хватало ещё и здешних сплетен. Он знает, что Минхо идёт позади него, чувствовал его запах поблизости и ловил мимолётные мгновения, упоённо вдыхая его. Они заворачивают в небольшую улочку. Хёнджин специально встаёт чуть поодаль от Минхо, давая понять, что ближе они стоять не должны. Хёнджин сглатывает, разглядывая красивое лицо Минхо. Как же он прекрасен… — Почему ты здесь? — холодным, резким тоном спрашивает Хван. — Хотел увидеть тебя. Простые слова Минхо выбивают из колеи, мгновенно лишая его хладнокровного самообладания. Хёнджин сломлено рассматривает его в ответ. Он тоже… тоже хотел увидеть его. Нахмурившись, вновь собирает всю свою решимость по кусочкам. — Я ведь сказал ясно. Я поступил легкомысленно и необдуманно. Мне не нужны отношения. — Ты мне нравишься, — глядя прямо в глаза, произносит Минхо. Дыхание Хёнджина затрудняется. В глазах начинает щипать от предатальски подступающих слёз, но он отводит глаза, глядя куда-то мимо альфы. — Ты что, не слышишь меня, Ли Минхо?.. — его голос срывается, дрожит от злости. — Слышу. — Тогда почему ты ещё стоишь здесь?! — Если ты позволишь мне, я буду бороться за тебя. Хёнджин хочет подойти и обнять Минхо. — Ты дурак?.. Почему ты продолжаешь говорить чушь? Ты должен уйти — какое из этих слов тебе не ясно? Аметисты в глазах Минхо болезненно обесцвечены. — Скажи это. — Что?.. — теряется Хёнджин. — Подойди, посмотри мне в глаза и скажи это. Скажи, что не хочешь видеть меня. Скажи, чтобы я оставил тебя. Что у тебя нет ко мне чувств. И я тебя больше никогда не побеспокою. Хёнджина мелко трясёт. Он беспомощно стоит на месте, не решаясь идти к альфе. Зачем он просит подойти? Зачем просит смотреть в глаза? Произносить эти слова? С каждой секундой, что он колеблется, становится хуже. Чтобы альфа поверил ему, он должен сделать так, как он просит. На ватных ногах Хёнджин делает обречённые шаги по направлению к Минхо. Останавливается, пока не чувствует на лице его дыхание. Поднимает на него пустой, потухший взгляд. Бездумно рассматривает кристальные фиалки. — У меня, — Хёнджин чувствует, как ему сдавливает горло, — нет к тебе чувств. И я хочу, чтобы ты оставил меня, потому что… не хочу никогда видеть тебя. Так понятно? Смотрит стеклянно-безразличными глазами, когда с каждым произносимым словом в его сердце вонзался нож. Зрачки Минхо разглядывают его доли секунды, казавшиеся бесконечностью. Понимающе кивнув, парень разворачивается. По мере его отдаления Хёнджина покидала и его жизнь. Хёнджин смотрит в спину уходящего альфы и болезненно морщится от заполняющих обзор слёз. Озноб разбивает его окончательно, когда Минхо исчезает из поля зрения. Вытерев влагу с лица, он не успевает осознать, как уже бежит за Минхо следом. — Ты не можешь злиться на меня, слышишь? Неожиданно Минхо оборачивается, и Хёнджина прирастает к земле. Он остаётся на расстоянии. Боится приближаться, но в то же время не желает отдаляться от него. Вместо того, что он хотел сказать альфе, он говорил всё наоборот. Он понимал, что переходит черту своей грубостью, но его уже несло. — За один день не влюбляются, ясно тебе?! Я ничего тебе не должен, я ничего тебе не обещал, ты, глупый, ужасный, эгоистичный альфа! Из-за тебя всё идёт наперекосяк! Ты… ты что-то сделал со мной! — кричит, обвиняя искренне, — Я всегда был сильным, но ты!.. Ты сделал меня слабым! И теперь я не могу… не могу ни с чем справиться! Всё из-за тебя! Всему виной твой феромон доминанта! Ты просто надавил на мою сущность! — Всё сказал?.. Омега не замечает, как начинает бесконтрольно плакать, его бьёт дрожь. — Всё, что я чувствовал, было лишь инстинктами, и всё, что говорил в бреду — ложью! И ты мне даже не понравился! Из-за того, что ты пробудил мою сущность, я потерял голову, потерял себя, своё благоразумие, всё случилось по твоей вине! И ты мне не нужен! И никогда..! — Тише, — Минхо подлетает, притягивая загривок задыхающегося от слёз Хёнджина. Тот опускает голову, прячет лицо в ладонях, запоздало понимая, какую бессвязную глупость он нёс. Вместе со стыдом пришло осознание того, что он не сдержался, вывалил на альфу свои бестолковые чувства. Ему больно и обидно от собственной незрелости, никчёмности. Он был виноват сам, он нёс ответственность за все свои решения. Минхо был ни при чём, ведь это он ему врал, а не наоборот. Ощущая, как лёгкие вместе с кислородом заполняются седативными феромонами, он позволял обволакивать разум в расслабляющий покой. Альфа крепко прижимал его, пока дрожь отступала, рассеивая все тревоги и значительно облегчая дыхание. Почему он был так нежен с ним? Почему целовал так ласково? Почему обнимал так безопасно? А теперь оставлял с переполняющими чувствами справляться один на один. Запутал его ещё больше. Пока он дышал альфой, устанавливалась трезвость и ясность мысли. Хёнджин успокаивался и приходил в себя. В голове набатом било только одно: он должен уйти. Задержится ещё — совершит новую глупость. Отступив назад, он отстраняется от альфы, не поднимая на него глаз. Почувствовав невесомое прикосновение к своей руке, Хёнджин вздрагивает. Ладонь Минхо была большой и тёплой, как и в тот день. — Хёнджин, я могу ошибаться, но… — голос альфы звучит невыносимо мягко, — позаботься о себе. Если ты захочешь, можешь найти меня, и мы начнём всё заново. Хорошо? Такого не может быть. Хёнджин отступает, и тепло чужих рук пропадает. Смазанные очертания зданий и автомобилей соседней полосы проносились перед глазами. Держа пальцы на своей шее, Хёнджин отрешённо смотрел в окно автомобиля. Навязчивый запах салонного ароматизатора неприятно щекотал горло. В последнее время его тошнило от всех неприятных запахов. Запахи, на которые он раньше не обращал внимания, теперь казались резкими и чрезмерными. Хёнджин надавливает на кнопку для опускания стекла, впуская в салон блаженный освежающий поток воздуха. — … ты слушаешь меня, Хёнджин? Хёнджин! — старший омега раздражённо сжимает руль, бросая встревоженные взгляды на своего сына, — Дует! Зачем ты открыл окно? Закрой! — Меня тошнит, — безучастно отвечает Хёнджин, глотая застрявший ком в горле. — Да от чего опять?! Ты ешь то, что ешь обычно! Хватит уже ныть! Ты специально выводишь меня сегодня? — Йеджин переводит дыхание, чтобы понизить тон разговора, но отстранённость Хёнджина ещё беспокоила его, — Ты продолжаешь набирать вес, хотя я слежу за твоим питанием! Я же просил тебя не есть ничего мучного и сладкого! Ты ешь в тайне от меня? Что с тобой происходит весь этот месяц?! Бён Джэук сделал тебе за сегодня уже два замечания! Два, Хёнджин!!! Ещё немного и он отдаст главную партию Чон Ивону! Ты — сын бывшего премьера! Ты лучше этого отброса! Ты должен быть лучше! Ты — мой сын! — Я не твой трофей, — глухо произносит Хёнджин, но Йеджин его не слышит. — Ты обещал мне! Мы обещали друг другу! Я не понимаю, чего тебе ещё не хватает? Я делаю для тебя всё! Всё делаю! А ты продолжаешь думать лишь о себе!!! — Пожалуйста, останови машину, — Хёнджин закрывает глаза, опуская голову к бардачку. — Зря я разрешил тебе поступить в Йонсей! Зря пошёл тебе на уступки! Я так и знал, что не стоило тебя отпускать! Лучше бы ты просто сосредоточил всё внимание на театре, а не тратил время впустую, получая образование, которое тебе даже не пригодится в жизни! Ты совсем потерял концентрацию на занятиях, хотя заверял, что не будешь отвлекаться! И посмотри на себя! Пришёл на занятия, за километр разя альфой! Хотя ты обещал мне, что не будешь тратить время на этих ничтожеств! — Пап! Останови машину! — кричит Хёнджин, прикрывая ладонью рот. Йеджин, наконец, замечает, что ему действительно плохо, резко тормозя и сворачивая на обочину. Красивое лицо Хван Йеджина искажает тревога. Он с беспокойством наблюдает, как, едва успевая выбраться наружу, Хёнджина рвёт на асфальт. Что случилось с его прекрасным сыном? Он ведь тщательно следил за его здоровьем! Взволнованно копаясь в бардачке, Йеджин находит бутылку воды и влажные салфетки, бежит к Хёнджину, чтобы подержать волосы. — Ласточка, что с тобой такое? Я ведь говорил тебе не есть вредную пищу! Ты снова ел её втайне? Скорее поехали в больницу. Не хватало ещё, чтобы ты слёг от отравления, когда на носу генеральная репетиция. Йеджин привозит его в частную клинику, которая их обслуживала несколько лет. Хёнджин бывал здесь не один раз. В просторном кабинете врача с белоснежной мебелью царила тишина. Напротив них за белым столом сидел немолодой омега. Перестав просматривать лист бумаги, рыжеволосый доктор дружелюбно улыбнулся им, чуть спустив стёкла очков. — Что ж… поздравляю Вас. Вы ждёте ребёнка. По венам проходится ледяной холодок. Хёнджин не может двинуться. Боится посмотреть в сторону Йеджина. — Ч-что Вы сказали? — слышит потрясённый от ужаса голос, — Эт… этого не может быть! Это, должно быть, ошибка! Доктор Им, проверьте ещё раз! Доктор Им осаждающе указывает на листы, где для него всё было очевидно. — Ошибки быть не может, господин Хван, — ровно отвечает, затем оборачивается к Хёнджину, — У тебя четвертая неделя, Хёнджин. Ты уже взрослый и совершеннолетний, и всё понимаешь, так что я буду говорить лично с тобой. Плод развивается без отклонений, однако нужно будет пройти дополнительное обследование и сдать ещё несколько анализов. Твой акушер-омеголог разработает для тебя индивидуальный план посещений. Он также расскажет тебе об остальных рекомендациях, но я просто обращу твоё внимание, что для твоего щенка важен эмоциональный фон. Нужно избегать стрессовых ситуаций и излишних физических нагрузок. Пусть твой молодой человек тоже придёт на консультацию, чтобы знать, как он может позаботиться о вас двоих во время такого уязвимого периода. Половые контакты во время беременности не запрещены, но в случае- — У меня… никого нет. Я один, — тускло прерывает его Хёнджин. — Ох… очень жаль. Йеджин-ши, вы слышали, что я сказал. Ваш сын сейчас в очень уязвимом состоянии, и он нуждается в Вашей поддержке и заботе. Да, и… на время беременности ему придётся воздержаться от занятий балетом, чтобы избежать потенциальных травм. Они покидают клинику в полном молчании. Хёнджин понуро следует за нервным Йеджином, не зная, что ему сказать и как успокоить. Его трясёт от страха из-за его непредсказуемой реакции. Йеджин резким движением открывает для него дверцу, без слов приказывая садиться внутрь. Младший омега неуверенно останавливается около него. — Пап, я… — судорожно начинает Хёнджин, но по щеке прилетает мгновенный хлёсткий удар. Потеряно приложив ладонь на горящий след, он виновато смотрит на бесстрастный взор старшего. — Я не могу поверить, что ты так со мной поступил, малыш, — с дрожью в голосе протягивает Йеджин. Губы его сына поджимаются от боли, и он тут же вздыхает, затягивая его в свои объятия, запуская пальцы в мягкие пряди, — Мой милый, наивный мальчик… ну в кого ты такой? Почему так легко доверяешься людям? Разве этому я тебя учил?.. Так... Ладно, не переживай. Я что-нибудь придумаю. Не беспокойся об этом, доверься мне. Папочка найдёт способ решить эту проблему. Хёнджин безмолвен, позволяя горячим, мокрым дорожкам стекать по щекам. Больше всего он любил, когда папа говорил с ним таким, ласковым тоном. Но он понимал, что имелось в виду под «я что-нибудь придумаю». Устав сидеть в четырёх стенах за учебными заданиями, которые присылались ему сообщение за сообщением, Хёнджин решил ненадолго подышать свежим воздухом, прежде чем продолжить. Хотелось размять затёкшие от долгой неподвижности ноги, разогнать кровообращение. Он выбирается во двор дома и останавливается на игровой площадке, где друг с другом резвятся дети. К его счастью, большие качели оказались не заняты. Держась за крепления, он слабо отталкивается от земли и глубоко вдыхает поступающий в лёгкие кислород. Иногда со школы отпускали раньше и он мог подолгу на них качаться, пока не надоест. Пока Йеджин занят в театре. Каким-то образом ему изредка выпадал шанс отлынуть от посещения уроков балета и это были его любимые воспоминания из детства. Время, проведённое вне театра, всегда оказывалось более захватывающим и интересным. Ли Минхо понравился ему сразу, хоть он и долго не хотел этого признавать. Прямолинейный и решительный. Он не юлил между словами. Не изображал того, кем не является. Не злился из-за отказа, как другие, не угрожал и не принуждал его ни к чему. Говорил всё честно. Хёнджин чувствовал его искренность. И он ему понравился. Вот так легко и просто. За каких-то пару часов знакомства, казалось, что они знали друг друга уже давно. От заботы и галантности, которые Хёнджин наблюдал лишь в фильмах, просмотренных втайне от родителя, у него кружилась голова. Хотелось только смеяться, и ни о чём не переживать. Хёнджин считал, что никогда ни в кого не влюбится. Что в его жизни будет одна только карьера, что в ней не останется места ни для чего другого. Но когда Минхо был близко, он ощущался как самый лучший дом, родные объятия, в которые хотелось возвращаться каждый день. Он понимал, что потёк, потому что альфа физически привлекал его. И он вдруг захотел испытать, что значит сходить на свидание с тем, кто ему понравился в первый раз в жизни. Провести течку с желанным альфой. Всего раз. Всего один раз, и они больше не вспомнят об этом дне. Почему ему нельзя? Все вокруг него встречались, разве ему нельзя это испытать один единственный раз? Он предложил альфе нечто действительно безрассудное. А тот, как дурак, ответил, что будет с ним. Заботился и успокаивал, словно он его пара. Словно они судьбой предначертаны. Как будто они будут вместе не один день, а до конца жизни. Обращался с ним, словно он фарфоровый, целовал его кожу, шершавую от несходящих ран, и всё тело, будто пытаясь исцелить. Будто поклоняясь. Так что Хёнджин даже потерялся на мгновение. Поверил на секунду, будто всё взаправду. А утром никак не мог сказать альфе, что больше они не увидятся, пока тот не спросил. Он читал его чувства, как книгу, и говорил и делал то, что тайно желал Хёнджин. Он впервые не ночевал дома, отключил телефон, чтобы Йеджин не мог дозвониться. Вопиющая выходка. Недопустимое поведение. Йеджин приехал за ним в универ и выдернул прямо во время занятий. Он никогда не поднимал на него руку, но в тот раз сделал это до искр из глаз. Хёнджин вспоминал о каждом его поцелуе. Интимных прикосновениях, что ещё фантомно ощущались на коже. Не хотел забывать, держался за эти воспоминания и не отпускал. Сколько омег, таких, как он, было в его постели? Всех ли целовал с таким трепетом? Хёнджин наговорил ему кучу грубых вещей. Оттолкнул. А он, вместо того чтобы разозлиться на него в ответ, прижал к себе и успокоил. Какой же всё-таки нелепый этот альфа… Когда-то он смотрел на своего папу глазами, полными восхищения. Считал его центром Вселенной. Всё, что он говорил — принимал за истину. Он сиял на сцене, двигался грациозно и гордо. Никого не было равных ему. И даже когда они с отцом попали в аварию, он повредил позвоночник, а отца не успели довезти до скорой, он верил каждому его слову. Хёнджин — его наследие. Его единственный шанс оставить след в истории балета. Утереть нос всем конкурентам, которые посмели смотреть на него свысока из-за полученных травм. Хёнджин считал посвящение своей жизни балету и театру своим долгом. Единственным, ради чего он жил. И только повзрослев начал понимать, что всё это было чужой мечтой. Что на самом деле, он не хочет потратить жизнь на бесконечную борьбу за первое место, на зависть и распри, на чужой конфликт между бывшими лучшими друзьями, тянувшийся задолго до того, как он был рождён. Что Йеджин одержим, давно потерял всякое здравомыслие, и эту отравляющую одержимость хотел взрастить и в нём. Хёнджин любил Йеджина, и ему было жаль, что он уже не может жить счастливо, не умеет жить по-другому. Вся его жизнь прошла в равнодушных стенах театра, но для себя Хёнджин такой не желал. Взгляд Хёнджина встречается с улыбчивым взором детских глаз. Омежка лет четырёх присел на землю около него, с любопытством заглядывая в глаза. Хёнджин улыбается ему в ответ кроткими уголками губ. На кого будет похож щенок, если родится? На него или… на Минхо? Или возьмёт лучшее от их обоих. Это будет омега или альфа? Какое есть красивое имя для омеги? А для альфы? Какой у него будет характер? Мягкий, как у него, или твёрдый, как у отца. Как отреагировал бы на новость Минхо, если у Хёнджина были другие обстоятельства. Или если они были бы вместе, уже, например, пять лет. Нравятся ли ему дети? Мысль о том, что это их малыш, частичка его, и частичка Минхо, будет также счастливо бегать по игровой площадке, заставляет его душу сокрушиться. Ребёнок протягивает ему белый цветок. Хёнджин смотрит на его нежные лепестки, принимая подарок, но когда поднимает голову, то уже не видит никого. Хёнджин растеряно озирается. Он ведь только что был здесь. Вздохнув, он кладёт ладонь на нижнюю часть немного выпуклого живота. Что, если он позволит этому малышу появиться на свет? Сделает всё, чтобы подарить ему счастливое детство, которого не было у него. Сможет ли он? Хёнджин возвращается в свою комнату, чтобы доделать задания, которыми ему завалили весь чат. Он занимается где-то до двух часов дня, и не замечает, как засыпает. — Хёнджин, вставай, — он открывает глаза от лёгкого тормошения плеч, видит над собой Йеджина, — Нам нужно ехать. Один доктор согласился принять нас. — Что? — Давай, одевайся, — в руки непонимающего Хёнджина летит мятный свитер, — У этого хирурга очень хорошая репутация, я узнавал. Скорее, собирайся, где твоя расчёска для волос? — Пап, я подумал… я хочу оставить его, — с замершим сердцем произносит он. — Что ты такое говоришь? — Йеджин насмешливо цокает, — Не говори глупостей, Хёнджин. Поехали. — Я хочу, чтобы он родился. — Он не должен родиться, Хёнджин, — возражает старший Хван, — Ты из ума выжил? Какой ещё ребёнок, ты будущий премьер! У тебя концерт скоро, главная роль! Тебе нужно думать только об этом! Я даже слушать ничего не буду! — Пап, пожалуйста, — отрывисто выдыхая, Хёнджин с мольбой в глазах опадает на колени, — Хоть раз прислушайся ко мне. — Хватит нести бред! — зарычал старший омега, резко дёргая за руку охнувшего от неожиданной боли младшего и заставляя подняться, — Не зли меня! Раз не хочешь одеваться, тогда иди так! До синяков стискивая запястье и скрутив вывернутый локоть, Йеджин начинает волочить к выходу сопротивляющегося Хёнджина. Из его глаз брызгают слёзы, он в отчаянии хватается за всё, до чего может дотянуться, по пути сметая на чистый пол. — Прошу, не надо! Всё будет хорошо, я обещаю тебе! Я вернусь в театр! Умоляю! Вазы с цветами летят вниз, вдребезги разбиваясь. Хёнджин сотрясается от рыданий, когда его с силой оттаскивают к лифту, но когда с криками и слезами они оказываются на первом этаже, он больше не сопротивляется. Сил и слёз ни на что не остаётся. Хван Йеджин всё равно добьётся своего. Почувствовав, что Хёнджин стал апатичен ко всему происходящему, Йеджин отпускает его руки, затолкнув на заднее сидение, а сам следует к водительскому. — Так бы и сразу, — гневно бросает старший омега, — Зачем было устраивать сцену. Ты ещё скажешь мне спасибо, что я избавил тебя от него. — Ты используешь меня ради своих нереализованных амбиций, — с сенью горечи произносит Хёнджин. — Хёнджин, ты — зеница моего ока, — смягчает голос Йеджин, блеснув янтарём на дне глаз, глядя в зеркало на окаменевшее лицо единственного сына. Он ещё не завёл автомобиль, — Я с тебя пылинки сдуваю, ласточка моя. Ты — самое прекрасное, что у меня когда-либо было. Этот мир может только навредить тебе. Я лишь хочу тебя защитить. — Тогда почему ты не даёшь мне свободы? — Когда ты уже поймёшь, Хёнджин! Я втолковываю тебе это с самого детства. Чувства, любовь, семья — это всё ерунда, это всё пройдёт. Достичь успехов в карьере намного важнее в этой жизни! — Я не понимаю, как ты позволил родиться мне, с таким мышлением. Йеджин замирает. — В том-то и дело. Это было моей ошибкой, родить тебя. Тебя не должно было быть здесь. И я хочу уберечь тебя от ошибки, которую сделал я. Глаза Хёнджина загораются агонией. — Ты себя слышишь? — Хёнджин, не реагируй так остро на мои слова! Я просто говорю о том, что намного важнее то, кем ты станешь. — Ну стану я кем-то, и что с того? Что с того?! — Хёнджин разрывает горло от обиды и непонимания, — Что с того?!!! — Хёнджин, сейчас же прекрати истерику. — Меня достало, что все твои разговоры сводятся к работе! Я — «твоя гордость». «Твоя честь». Кто угодно, но лишь орудие в твоей личной войне. В пять лет ты наказал меня, бросив одного на набережной парка Ханган, только потому, что я не выполнил деми плие с первого раза. Ты всего лишь хочешь самоутвердиться за счёт меня, хотя на самом деле всем плевать кому и что ты пытаешься доказать! Все забудут о тебе после смерти, чего бы ты не добился, так не проще ли жить просто для себя, а не для других? Йеджин заводит автомобиль. — Если ты не прекратишь- — Будь счастлив, пап. Я больше не хочу так жить, — прежде чем Йеджин опомнится, Хёнджин выбирается из салона и бегом пускается в противоположную сторону. — Куда ты идёшь?! — в бессильной ярости кричит Йеджин, толкнув автомобильную дверь, — Не смей бросать меня! Не смей меня бросать, Хван Хёнджин! Не оставляй меня! Не различая перед собой дороги, Хёнджин бежит по многолюдному тротуару, наталкиваясь на прохожих, рвано бросая слова извинения, садится в первое попавшееся такси. — Йонсей-ро пятьдесят, район Содэмун, пожалуйста, — впопыхах поздоровавшись с водителем, решительно проговаривает адрес. Всю дорогу он взволновано перебирает колье с голубым бриллиантом на груди. Оно досталось ему от отца, которого он помнил смутно, испластанными моментами. Единственная вещь, что связывала с ним. Он не взял с собой больше ничего. С лихорадочной поспешностью выскакивает из такси, ищет, высматривает глазами знакомые аметисты. Отчего-то в сердце теплилась надежда, что Ли Минхо не отвернётся от него. Достигнув нужного кампуса, спрашивает у кого-то. Ему отвечают, что Минхо и вся его группа на стадионе, и он рвётся в нужную сторону. Слишком много народу. Он не видит никого знакомого. Осев на одном из трибун, он вдруг замечает парня с хомячьими щеками, который как раз уплетал что-то за обе. — Хан Джисон, да? Привет, — неловко здоровается он, мелко улыбаясь из-за его милого вида. — О, привет, да, — удивлённо хлопая глазами отвечает он. — А где Ли Минхо? — Ах! Вон там, видишь? — Джисон указывает в северном направлении, и Хёнджин с замиранием сердца останавливает взгляд на желанном человеке, — Ему скоро ехать на церемонию венчания, поэтому преподаватель Ан заставил его поиграть за их команду, раз уж тот пропускает его пару. — Церемонию венчания? — эхом спрашивает омега, завороженно наблюдая за брюнетом, который бежал по полю, активно переговариваясь с остальными игроками. Его брови хмурились от падающих на ресницы солнечных лучей, а внутри Хёнджина разрасталась огромная дыра, поглощая в черноту. — Ну да, ты, наверное, не читаешь новости из бизнес-раздела? — Не читаю… — Что-нибудь передать ему? Могу крикнуть, чтоб его позвали. Кажется, он… — Нет, нет, не нужно. Вообще-то, знаешь, всё нормально. Я просто забыл взять у него кое-что, но вспомнил, что оставил это в другом месте. — Понятно, бывает. Тогда я скажу ему, что ты… — Нет. Не говори ему, что я приходил, хорошо? Всё в порядке. Джисон растерянно кивает, переставая жевать сосиску от хотдога, а Хёнджин разворачивается к выходу из стадиона. Захлёбываясь в дыхании, он повторяет себе, что всё в порядке. Всё в порядке, потому что… во всём был виноват лишь он сам. Йеджин был прав. Он наивный и легковерный. Ли Минхо удалось провести его. С чего он взял, что альфа будет дожидаться, пока он созреет? — Хёни, что ты здесь делаешь? — Сехун радостно накидывается на него, едва не придушив. Хёнджин хрипит, шлёпая того по спине, чтобы его отпустили, — Мы будто не виделись целую вечность! А ты перевелся обратно с дистанционки? — Нет, — тихим голосом произносит Хван. — Ясно! Повезло тебе, можно дрыхнуть хоть до обеда! Профессор До окончательно свихнулся в этом семестре, я больше этого не выдерживаю, я сматываю удочку. Слушай, нахер всё это. Поехали в Канвондо? Дед держит там деревенскую ферму, можно будет поиграть с соседскими ребятами, пострелять друг в друга мукой и заняться ещё кучей разной фигни! Про муку стремновато звучит конечно, но это весело! Ты согласен? Хёнджин слабо усмехается. — Звучит и правда весело. Давай... Почему бы и нет. — Класс, а то никто не соглашается ехать в середине недели. Кстати, как у тебя с тем парнем? Все обсуждали, как вы приехали вместе на следующий день. Тебе кроме него, никто ведь ещё не нравился, да? Вы теперь вместе? — Нет. — Значит, он не тот самый? — Не тот.  — Пф, ну и ладно. Не конец света. Вот у моего кузена был парень —орнитолог, любитель разводить голубей. Однажды он увидел, как тот лобызается с клювом каждого своего голубя, а после лез к нему. Ему это, конечно не понравилось, и он поставил ультиматум, мол, или он, или голуби. Так он выбрал голубей, представляешь? Получается, они расстались из-за голубей, Карл! Хёни, ты что, плачешь? Пожалуйста не надо, Хёни. — Я не плачу, — отрицает Хёнджин, вытирая влагу с глаз. — Очень грустно, да? Ты не поедешь со мной на ферму? — Поеду, — сипло смеётся сквозь пелену, — Я поеду. — Тогда всё круто! Выдвигаемся прямо сейчас!