Заново

Катара   Солнце ярко светило в большие окна спальни Хозяина огня. Топили жарко, и контраст морозной погоды за окном и теплой комнаты был таким уютным, таким радостным. Катара медленно просыпалась. Его не было рядом, но ей так хотелось, чтобы был. Она куталась в одеяло, представляя его грудь, и зажимала край коленями, думая о его ногах, и ворочалась, вытираясь животом о простыни, думая о его коже… Ничего такого, просто с утра так хотелось потягиваться, и выгибаться, и тереться, и она все это делала, и ее тело сразу представляло Зуко. С утра тело такое жаркое, и мягкое, и рассыпчатое, и отзывчивое… Агни, где его носит? Она проснулась, но не открывала глаз. Катара вспоминает его ласки, такие настойчивые, такие откровенные, и руки сами скользят по телу, и вот она гладит себя по груди, чуть щекоча соски, и тихий вздох слетает с губ. Руки скользят вниз, она оглаживает свои ягодицы, как это сделал бы он, но это все не то, не то… Они так много практикуются, и сейчас у них начинает получаться по-настоящему хорошо… Агни, почему Зуко нет рядом, когда он так нужен? Это странно, если она, она… поласкает себя? Соблазн почти непреодолимый, Катара ерзает и чувствует, как между ногами мокро, и она с отчаянным стоном зажимает коленями одеяло. Она ворочается в простынях, распаляя себя, и с румянцем на щеках вспоминает, как вчера попробовала в первый раз кое-что, она взяла его член в рот, и…  Дверь скрипнула и тут же захлопнулась — Зуко окинул взглядом шевелящееся одеяло, из-под края блеснули ее глаза, и этого хватило, чтобы он понял. Хозяин огня, как был, полез в кровать. — А! Ты грязный! — завопила Катара. Зуко, очевидно, вернулся с утренней тренировки. — Тут неотложная ситуация, — промурлыкал он, быстро стащил рубашку и прижался к ее свежему, благоухающему, сонному телу — потный, напряженный и какой-то закопченный. Возражать она не могла — ситуация и впрямь была неотложная. Она вся пылала, ей нужно было, срочно… Конечно, ее возмущение притворное, она будет целовать его соленое крепкое тело столько, сколько захочет, и она забирается на него и ласкает, сползая все ниже и ниже, пока не стаскивает штаны, Зуко запускает пальцы ей в волосы, живот сводит… Катара хочет продолжить то, что попробовала вчера, и она крепко берет его член рукой и обхватывает губами, Зуко стонет… Она будет облизывать и ласкать его языком, прислушиваясь к его звукам, член тоже чуть-чуть соленый… Как Хозяин огня прерывает ее и шепчет кое-что. И она, смущенная, но слишком распаленная, чтобы отказаться, садится ему на лицо, подставляя лоно для ласк. Его первое прикосновение буквально вышибает дух, кажется, она готова кончить сразу. Под его языком она такая набухшая, такая мокрая, все ее тело налито тяжестью и кровью… Темный азарт овладевает ею, даром, что сейчас утро. Она наклоняется и берет его член в рот, сначала они не могут найти общий ритм, но потом одновременно замедляются, чтобы брать и давать, и когда он стонет прямо в нее, Катара теряет всякий разум, давая только инстинкту управлять ею, стонать с его членом во рту так приятно, она двигается все увереннее, спина выгибается, пока он вылизывает ее, Зуко стонет, стонет от ее ласк, не хватает только чуть-чуть наполненности, и он понимает ее, и опускает в нее два пальца, она переваливается за край, и в разметанных, как волосы, чувствах, берет его член глубоко, пульсируя и содрогаясь, и он тоже кончает, попадая ей на губы, и она все не может остановиться, продлевая наслаждение, потираясь о его лицо и живот, и опускает руку в его сперму. Зуко ловко переворачивает ее и прижимает к себе, и целует в губы. Кажется, он чуть скулит от чувствительности, но Катаре хочется продлить ощущения, она тесно прижимается, и Зуко гладит ее и сжимает, и, кажется, она опять бы с удовольствием уснула. — Тебя не было, — бурчит Катара, надув губы.  Зуко только улыбается.  — Огромное упущение с моей стороны.  — М-м, как ты можешь так изысканно выражаться с утра, — продолжает она язвить, но он уже знает, что она делает это только тогда, когда ей хорошо и спокойно. Он знает, что своей госпоже, особенно с утра, надо во всем подыгрывать, и как бы она ни вредничала, больше всего она хочет оставаться в его объятиях. О, он обязательно подыграет ей…   ***   У Катары появился новый любимый звук — звук опускающегося затвора на двери. Вообще-то это противоречило протоколу королевской безопасности, но жить до брака в протокол тоже не входило… Первые недели слуги ни в какую не хотели привыкать к новой обитательнице резиденции Хозяина огня. Они заходили в гостиные, кабинеты и спальню без стука, что раньше, может, и не беспокоило господина, но теперь… И он приказал установить затворы.  — Но мой господин! — только всплеснула руками Руза, его грозная домоправительница. — А если вас соберутся убить? Зуко сорвался на крик. — Руза, меня быстрее убьет, если вы будете бесконечно врываться ко мне и моей невесте! Невеста! Резиденция враз зашепталась, шептали друг другу на ухо не только слуги, но и стены, и диваны, и гравюры, и черт его знает что производило этот шепот. Руза осторожно присматривалась к Катаре, и в один день решила, что та, как ни крути, станет Молодой госпожой. И слуги присмирели. Но затворы никуда не делись. И больше всего Катара любила оставаться с Хозяином огня наедине.  Наедине пить чай, сидя в малой гостиной, которую она переделала под себя — никаких диванов и кресел, только подушки и одеяла на полу, вокруг низкого столика и доски для пай шо, что так напоминает дом. А еще в любой момент Зуко может положить голову ей на колени, или можно лечь в обнимку, или… Наедине в столовой, где можно разговаривать, разделывая замечательную, тонко приготовленную еду королевского повара. Где можно обсудить, что сегодня было в зале собраний, кто дурак, а кто молодец, документы, которые ему доставили от дяди, а еще — планировать их путешествия до свадьбы… В спальне, где перед окном так удобно сидеть, забравшись с ногами в кресло, и пить чай с маленького столика, и рассказывать о своей жизни, и слушать его: о его тайнах, его любимых вещах, его грустных историях и теплых воспоминаниях. В спальне, где можно поругаться, потому что он сказал глупость, а она промолчала, затаив обиду, и та внезапно вылезла колкостями, и теперь обиделся он, и все это надо срочно выяснить, чтобы защитить их нежный, яркий, уязвимый, наполненный жизнью и желанием мир. В спальне, где можно любить друг друга ночью, днем и утром…   Она обязательно привыкнет к слугам. Она научится управлять ими, быть дружелюбной, но повелительной. Зуко смеется с нее — уж это у Катары точно получится. Она привыкнет к дому, который — арена для большой политики. И в этом доме она не будет гостьей, приживалкой, тайной скандальной пассией. Если она и будет рядом с Хозяином огня, то только явно, законно, гордо, как его госпожа. Как равная. Это то, чего она хочет прямо сейчас. Катара звонит в звонок, заходит служанка, и девушка просит ее подать ужин. Она ждала так долго, как могла, но Зуко не возвращается, и от голода уже сводит живот. Когда ужин — горячий, несмотря на то, что девушка два часа откладывала трапезу, — приносят, она отпускает служанку и начинает медленно есть, глядя на кружащийся за окном снег. Как бы она ни думала об этом — выходило все одно и то же. Как бы они вдвоем ни обсуждали — то же самое. Они не хотят проверять, выжидать. Не хотят встречаться, прощаясь, тоскуя, живя мечтами. Не хотят расставаться. Но хотят скорее построить свой общий дом. Жить вместе. Окунуться друг в друга. Она закрывает глаза от удовольствия от одной мысли… Катара не будет тайной, о которой шепчутся стены. Она будет Хозяйкой огня. Сердце бьется от страха и предвкушения. Что-то внутри нее знает — у них получится. У них все получится. Но пока еще есть время. Время только для них двоих. Время, которое они позволили себе. Время, которое начинается со звуком опускающегося затвора на двери.   Сокка   Сокка начал о чем-то догадываться. Он не знал, о чем он догадывается, точнее, ему не нравилось то, о чем он мог бы догадаться. Нет, даже не так. Он не собирался догадываться об этом. Началось все с того, как в ту самую ночь с передовой Катара не приехала в дом к Сокке — но в этом не было ничего удивительного, он задержался у Движения до следующего утра, и то, что она осталась в резиденции Хозяина огня, с которым они вместе возвращались, просто логично. Логично, да. Но потом она все равно отказалась переезжать к брату и Суюки, заявив, что не хочет вторгаться в их дела. Вторгаться! Да его сестра была создана вторгаться и совать нос!.. Она сказала, что остановится у Тоф, хотя та была еще в Ба Синг Се (или где угодно, кроме худшего города на земле, но в Республиканском городе ее не было тем не менее).  Странности начались вот как: когда бы Сокка ни посылал за ней, Катары никогда не было дома. Подозрительно? Ну, Катара так-то любительница разгуливать по городу… Через несколько недель, как раз когда вернулась Тоф, Сокка наконец-то завалился в гости. И каково же было его удивление, когда Тоф сообщила ему, что Катары здесь нет. «Может, она тут и жила, пока меня не было, но когда я приехала, ее и след простыл». Может?! Сокка почесал голову, Тоф беззаботно болтала ногой. Да где же его сестра, в конце концов? Он каждый день видел ее в зале собраний, говорил с ней, но куда она девалась потом?.. Следующее утро Сокка встретил с горящими, красными глазами — он всю ночь не спал, и наконец-то полный, окончательный и гениальный мирный договор готов! И плевать, что ровно сегодня — выходной перед окончательным подписанием, он должен показать текст Зуко!  Не спавши и не евши, Сокка примчался в резиденцию Хозяина огня, легко прошел всех его стражников (каких все-таки Зуко набрал болванов — брови хмурят, а начнешь молоть чепуху и уверенно идти вперед, они и не знают, что делать). Главное не попасться Рузе, его яростной домоправительнице, и Цедуко, его адъютанту. Сокка оказался у покоев Хозяина огня, и ему оставалось совсем чуть-чуть. Почему его не пускают? Вот соня, а еще заливает всем, что встает с солнцем! Сокка показал охраннику фокус, в конце которого надвинул шлем на лоб, и, пытаясь обогнать бегущую служанку, которая намеревалась его остановить, толкнул дверь. И увидел.  Перед зеркалом — в мужской спальне! Откуда оно тут взялось? — сидит женщина с гривой густых каштановых волос, которые она закалывает. Поворот головы — и в отражении Сокка видит голубые глаза, так похожие на его собственные.  И, где стоял, он захлопывает дверь, разворачивается и идет вон из резиденции Хозяина огня. Конечно, какой-то противный голос внутри него давно шептал, что вопрос «где Катара» можно задать как «с кем Катара». (Какая тебе, барсучий жир, разница?! — кричала в его голове Суюки). Но он точно не собирался догадываться об этом так.   *** Сокка сидит надувшись, как болотный воробей, и проглотив язык, как он же, потому что у болотных воробьев есть язык. Сокка мрачен.  Вечером в этот видите ли выходной все собрались у него дома на праздничный-ужин-в-честь-мирного-договора-отдыха-хорошего-денька-старого-собрания-друзей-и-еще-черт-знает-чего, и Тоф, и приехавший из Ба Синг Се Аанг, и, конечно, эти. Дорогая уважаемая сестрица, которая и словом не обмолвилась об их встрече утром, как и досточтимый, благородный Хозяин огня, промышляющий соблазнением чужих сестер! Единственная причина, по которой Сокка не устроил скандал, стояла у него за спиной и являла собой грозную воительницу Киоши, которая от души и посредством нескольких боевых приемов убедила его не лезть в жизнь Катары и не выяснять отношения, которые и так еле-еле наладились.  Сокка вот и не выяснял, иногда поглядывая на свою девушку — мол, видишь, как я могу! — вот только мрачное состояние духа изгнать он не мог. Как и не мог перестать смотреть на этих. Теперь Сокка ясно видел: эти сидели рядом, то и дело наклоняясь, чтобы шепнуть чего-нибудь друг другу на ушко. Как он мог не замечать раньше! А теперь он увидел то, чего, готов поклясться, не было вчера! На руках у Катары, на указательных пальцах, были тонкие кольца, а на руках у Зуко — парные кольца на мизинцах. Холодный пот пополз по спине. Нет-нет-нет-нет-нет! Сокка вскочил. Ему надо прогуляться. Лучше вообще уйти.  — Сокка, ты куда это? — мелодично и безоблачно спросила его дорогая уважаемая сестра. — Мне нездоровится. — Буркнул тот.  Сестру это нисколько не разжалобило и не убедило, она только хитро ухмыльнулась. — Останься еще ненадолго, братец. Мы с Зуко хотим вам всем кое-что сказать. Сокка замер. Нет-нет-нет-нет-нет, о нет, он не готов, пусть папа слушает это дерьмо, он не будет… Но замер не только Сокка — Суюки, Тоф и аватар вытянули шеи и переползли поближе к этим.  Зуко, его, видите ли, друг! — улыбнулся так нежно, как Сокка никогда в жизни не видел, взял его сестру за руку и совершенно четко и внятно, на всю комнату произнес: — Мы с Катарой собираемся пожениться.  В повисшей тишине разразился хохот Тоф. — Вот это дела! Ну вы даете! Эй, вы все, видите, что я не зря называла ее Сахарной королевной! Катара смущенно хихикнула и обвела взглядом всех, ища в лицах какого-то отклика, но опешил не только Сокка. Одна Тоф радовалась — и довольно шумно. — И когда вы успели, признавайтесь? Зуко тоже смущенно улыбался. — Совместное путешествие пришлось нам по вкусу. Сокка разозлился. Это чего ему там по вкусу пришлось? Вот мерзавец!  Тоф не унималась.  — Да, из вас выйдет веселая парочка. — Она ненадолго замолчала и добавила куда серьезней. — Вы что, прям любите друг друга?  У тех только рты пооткрывались. Так вам, зло подумал Сокка, вы хоть чем-нибудь думали, прежде чем кольца напяливать? Но потом эти расплылись в своих улыбочках и переглянулись. И медленно, продолжая свои улыбочки, закивали. Тоф, кажется, была довольна. — А я все думала, как вернулась, что же такое происходит, о чем вы не говорите. Удачи, ребята. Думаю, если вы не станете вечно облизываться и будете ссориться, как в старые добрые времена, то будет весело. — И она подобралась к этим и стала поочередно обниматься. Эй, чего это такое? Это ни в какие ворота! Хоть кто-то должен их образумить?  Суюки тоже двинулась к ним и принялась поздравлять, правда, куда менее сердечно, и в конце спросила: — А вы… не слишком торопитесь?  В этот раз понимающие переглядывания сестры и ее жениха больно резанули Сокку по сердцу. Может быть, Суюки спросила их об этом не столько, чтобы образумить, а потому, что сами они ничего понять не могли... Он и Суюки постоянно расходились и начинали заново, а потом снова расходились, ведь они не могли стать семьей — она не хотела покидать воинов Киоши и никогда не мечтала стать матерью. Но каждый раз, когда они встречались в каком-нибудь городе или заезжали «узнать, как дела», все начиналось заново. Да, такая любовь, и порой Сокка чувствовал, что он застрял в темном и глухом месте и не знает, как выбраться. Каждый раз Суюки была как свет, и он шел на него, и спускался все ниже. Он не мог увлечься никем другим, но и с ней, он знал, — будущего не будет. И все равно они не могли попрощаться, совсем недавно «начав все заново»… И тут Сокка понял, что завяз в своих мыслях и совсем не слушал сестру, которая что-то говорила. — Повтори еще раз? Катара раздраженно дернулась, но, взглянув на брала, тут же смягчилась. О Духи, ну неужели она все поняла по одному его лицу? Он же говорил, что его сестра создана вмешиваться в чужие дела… — Я говорила, что это будет не так быстро, как кажется. Когда все закончится, мы поедем в Страну огня, чтобы попросить у мудрецов благословение, и только после этого сможем объявить о помолвке. А первую церемонию я хочу на Южном полюсе, дома. Мы ждем вас всех, — она опять улыбнулась. Сокка вздохнул. Ему кажется, или она вся светится? — Только потом мы вернемся в Страну огня, где будет коронация. — И сестра, очевидно, тяжело вздохнула. Иголка жалости кольнула Сокку. Как ни крути, Катара и Зуко не такие остолопы, чтобы ни о чем не думать. Ну хочет она замуж за огненного придурка, понятно, но, конечно, переживает, каково ей будет стать Хозяйкой огня? Наверное, боится, представляет себе всякое… Подумать только, его сестра станет… — Но все равно это не может быть слишком долго? — внезапно тихо подал голос Аанг. Все повернулись к нему. — Ну, в смысле… — и его взгляд быстро скользнул по ее фигуре.  Сокку мороз продрал по коже, он забыл, как дышать. Ой-ой-ой, это было зря, это было очень зря, и как Аанг мог так промахнуться с Катарой? Зуко не успел ничего сказать, как она подалась вперед, опираясь руками на стол. — Не надо лезть мне под юбку. — И она улыбнулась, как шаманская маска демонической лисицы. Кажется, даже воздух стал холоднее. — Там занято. Тоф захохотала. Да и Сокка прыснул. О да, он узнает свою сестрицу такой! Сестрицу, которая не побоялась бросить вызов самому противному и могущественному старику Северного полюса! Которая вышла читать душеспасительную речь перед толпой мятежников! Такая, конечно, и аватару даст отпор. Не понравилась Сокке вся эта тема для разговора, но это все дело семейное, и никак не аватарское!  Аанг посерел.  — Я просто, я хотел, я не имел в виду… — Аанг, хватит. Это правда не твое дело. — Зуко был поразительно спокоен и только снова взял Катару за руку. Сокка разглядывал: на их соединенных руках были кольца с маленьким белым камнем. Он чуть наклонился — на правой руке у Катары камень был красный. А у Зуко какой? — Мы любим друг друга. Мы поняли достаточно, чтобы принять это решение. И мы знаем друг друга давно. И хорошо. — Внезапно свободная рука его легла на грудь, и Сокка понял — он говорит о шраме, который получил, закрывая Катару от молнии. На второй руке камень был синий. — Нам нечего ждать. Наконец Сокка тяжело вздохнул — сердце его растаяло. Ну что поделаешь, ну полюбила его сестра самого огненного из всех огненных и самого придурка из всех придурков — очевидно, ей можно только посочувствовать… Неуклюже, как полярный медведь, Сокка двинулся к ним, чтобы хмуро, но все же обнять и благословить — естественно, мысленно, он не такой дурак, чтобы делать это вслух! — свою сестру и ее женишка.  Женишок заявил Сокке: — Это что, ты мне будешь братец? Видят духи, он надерет ему задницу в первом же спарринге. Пусть знает, чего ждать от братцев в Южном племени воды.   Ханье   Ханье жилось тяжело. Не то чтобы у тети было особенно плохо — она была доброй, просто очень занятой. И никак не могла найти времени для Ханье, и он скоро перестал этого ждать. Крыша над головой, еда на столе — ребенок жив, но не более того. Тетя вечно в делах: моет, прибирает, готовит, стирает, кормит и доит животных, чистит хлева… С ней и словом не перемолвишься о чем-то, что не касается свиней и коз. Порой ему кажется, что тетя вот-вот присядет и позовет его к себе, приголубит и обнимет — но ему только кажется… С кузенами ему не интересно — они совсем еще малыши и привыкли играть только друг с другом. Муж у тети злой. Он Ханье не нравится. Он не дерется, просто вечно кричит и кричит, но от этого так страшно! Целый день Ханье помогает тете — сделай то, сделай это, а иногда уходит бродить по деревне — но ненадолго, потому что стоит собачий холод, а хорошей одежды ему не нашли. Тогда Ханье забирается в теплый, пахнущий животными хлев, падает в сено, закрывает глаза и мечтает — как его заберут дядя Зуко и тетя Катара. Как они приедут, красивые и на своих супер-ящерах, и заберут его на глазах у всей деревни. Да могут и выкрасть ночью, тихо, как ниндзя, прямо под носом у тетиного мужа, он даже не пикнет! Тоже хорошо. И они заберут его к себе. У Хозяина огня наверняка огромный дворец, неужели там не найдется места для Ханье? Точно найдется. Если надо, он будет умолять. Он полезный, он умеет доить коз и ухаживать за курицами, он им точно пригодится! Его обнимет тетя Катара, а потом их обоих обнимет дядя Зуко, и Ханье будет так спокойно! Иногда он даже засыпает, думая об этом, и тетка находит его и ведет в дом, но дома, рядом с ее вечно орущим мужем, заснуть он уже не может. Об отце Ханье старался не думать. Иногда он скучал по папе, но представлять, что он жив, и потом узнать, что нет, — это было бы выше его сил. Иногда Ханье очень злится. Ведь это из-за папы убили маму… Если бы он не занимался этими своими взрывами, ничего бы не было! Если он его увидит… Ханье плакал, не зная, как он поступит.   Тот день начался как обычно. Ханье разносил курам еду, как услышал на улице, за забором, гомон. Все его существо превратилось в одну натянутую струну, одно желание, одну мысль, он бросил ведро и побежал. Но это были не они — это были солдаты, которые вернулись домой, а Ханье в тот день получит нагоняй за рассыпанную еду и незапертых кур. Теперь он разрывался между обидой и надеждой — если солдаты вернулись, значит, все закончилось? Тогда почему они не едут, неужели они забыли свое обещание? Или еще хуже — они соврали Ханье? Он оглянулся и пнул курицу, и тут же пожалел об этом. Или, наоборот, — все точно закончилось! Тогда они совсем скоро будут тут! Со дня на день! Через несколько дней, гуляя по деревне, он наткнулся на кучку солдат и стал слушать, как они рассказывают о битве при Республиканском городе. Он услышал о них!! Они живы, и они супер-крутые! Тетя Катара с помощью магии разговаривала одна с десятью, нет, двадцатью тысячами солдат, а дядя Зуко дрался один со всей армией и всех победил!! Ханье сдружился с молодым парнишкой, который дрался с Хозяином огня, и ходил за ним хвостом, прося рассказать заново, — благо, его товарищу только и хотелось, что пересказывать эту историю всякий день. Дома Ханье стал невыносимым — спорил, огрызался со всеми, портил вещи и опрокидывал еду. Он не мог найти себе места. Когда он во второй раз услышал шум за окном, Ханье застыл, как был, с щеткой в руках, которой драил пол. Бежать! Но если это не они, он не выдержит. Уйдет в леса. Сбежит от тетки. Лучше бы он жил в своем доме, ну и что, что тот разрушен! Жил совсем один! Готовил бы себе на костре! Охотился на суслоежиков! И ему все равно было бы в сотню раз лучше, чем тут!  В дверь постучали. Щетка выпала из рук, ведь в комнату зашла Катара — ослепительно голубая, ослепительно меховая, ослепительно высокая, ослепительно красивая, как настоящая фея. Ханье поднялся на ватных ногах.  — А дядя Зуко?.. — пролепетал он, тут же разозлившись на себя, ведь он ее обидел! Он не это имел в виду!  Но девушка только улыбнулась. — И он тоже. — И Катара открыла объятия. Наконец-то Ханье мог упасть лицом в чье-то платье, и его обнимали нежные руки, и гладили по голове, и наконец-то он может плакать не один. Как послышались шаги — и он мигом поднял голову, отыскивая взглядом, — и правда, это был сам Хозяин огня, с короной, широкими плечами, но это был дядя Зуко, которого Ханье хорошо знал — весь в красном, такой большой, он взял Ханье на руки, точно тот ничего не весил, и прижал к себе.    Когда Ханье чуть успокоился, он сразу выпалил: — Вы заберете меня отсюда? Они переглянулись. Ой, не нравится ему это! — Да, Ханье, хотя скорее тебя заберет твой папа. Он жив и он здесь, он приехал за тобой вместе с нами. Ханье был рад, что папа не зашел так сразу. Непонятно, как так вышло, но он рассказал Катаре и Зуко все, что его волновало, — то, что он обижен на папу и боится его. Они слушали его внимательно, иногда гладя по голове. Они не отговаривали его и не противоречили, и Катара даже сказала, что понимает. Но прибавила, что все же виноваты те, кто совершил преступление. А его папа теперь — изобретатель в Республиканском городе и будет работать там. Оказывается, и Ханье теперь будет жить в Республиканском городе! И у них с папой будет свой дом! Что ж, это уже гораздо лучше! Ханье воспрял — в Республиканский город ему хотелось! И они смогут видеться — ведь Хозяин и Хозяйка огня часто будут приезжать туда.  Ханье щурится, соотнося все, что услышал… И хитро улыбнулся. Зуко щелкнул его по носу.  — На свадьбу ты тоже приглашен. Поедешь с нами на Южный полюс? Конечно, он поедет! Ханье почти подпрыгнул. Но на всякий случай он спросит… Нет, они не смогут забрать его во дворец. Но Зуко обещает, что, когда Ханье вырастет и выучится в школе, они обязательно это обсудят. Обсудят! Какие эти взрослые медленные и нудные! Перед тем, как уйти за его отцом, Катара всплеснула руками и сказала, что об их свадьбе пока тоже нельзя говорить. Вот несносные! Вечно с ними то не говори, это не говори… Они остались одни, и Ханье взглянул на дядю Зуко. Они вернулись за ним, как и обещали. И теперь пообещали взять с собой на полюс. И навещать! А еще дядя Зуко нашел и спас его папу! Кажется, он держит свое слово. И Ханье глубоко вздыхает и сжимает его руку. Все-таки хорошо, когда есть взрослые.   Зуко и Айро   До возвращения в Страну огня, где сейчас наместником оставался дядя, он же принц Айро, восстановивший титул, было не более недели, и все же Зуко решился.  Мало было поводов поколебать спокойствие дядюшки: он и к войне, и к бедности, и к суду над несправедливостью был одинаково философски настроен и всегда сохранял ясный ум. Но была одна тема, к которой, Зуко знал, дядя не мог бы сохранить равнодушия, даже попытайся он, — и это тема личного счастья Зуко. Каждый раз на каждом балу дядя умудрялся намекать ему на какую-нибудь юную досточтимую красотку, заводил разговоры о счастье семейного гнезда, подкидывал сборники любовных сонетов и занимался прочей донельзя раздражающей чушью стариков. Но теперь, теперь Зуко отомстит дяде за все эти годы. И пусть желание это недостойно, он уверен: спустя годы дядя вспомнит об этом с улыбкой. Зуко принялся за письмо. «Дорогой мой дядюшка! Дела наши движутся с прежней скоростью, и, как я и сообщал тебе ранее, я рассчитываю прибыть в столицу не позднее середины месяца. В Объединенных республиках, как и Царстве Земли, суровая зима, однако не для всех: за моим окном весна. Прекрасная ветка сакуры стучится в стекло, и я не смею оставлять окно закрытым. Можем ли мы надеяться на благословение духов, благодаря которому благоухающие цветы в один день принесут плоды, которые мы способны будем объять руками? Зуко»   Утром через три дня (целых три? Небось сокол заплутал, Зуко рассчитывал на два) дядюшка ворвался на порог его резиденции, гневный, как сотня драконов.  — Ага, кто же это, это мой дорогой племянник! И это таким образом ты выбрал сообщить мне самые важные новости о своей жизни? — Дядя потрясал письмом, зажатым в руке. Он откинул капюшон плаща, и Зуко мог бы поклясться, что такого гнева он не видел на его лице, даже когда Дракон Запада атаковал оскорбивших его врагов. — И кто же эта дама, что, видимо, станет твоей госпожой? Лишь бы сохранить спокойствие… Зуко поклонился дяде и пригласил его рукой в гостиную. — Дядя, видит всемогущий Агни, я не ожидал, что тебя так взволнует эта новость. Проходи, и скоро госпожа сама к нам выйдет. Айро хмыкнул. — Выйдет… Однако, стоило тебя оставить на пару месяцев! Дядя грозно прошествовал в гостиную, плюхнулся на диван и скрестил руки на груди. — Полагаю, ты не намерен говорить, как ее зовут, пока она здесь не появится? Зуко пожал плечами. Повисла гнетущая тишина. Адъютант Зуко смотрел в потолок. — Из какой она нации? — не выдержал Айро. — Каждое время года хорошо по-своему и каждое подходит для любви, дядя. Дядя фыркнул, не скрывая раздражения.  — Какого же она возраста? — Всякие деревья составляют лес, дядя, что высокие, что низкие, что равные ростом. — Ага, значит, все-таки твоего.  Агни! Зуко мысленно ругнулся, ну и зачем он сказал про равные? Как бы он ни старался, дядя всегда был лучше в изречениях.  — Она покорительница? — Что бы они ни покоряла, лучше всего у нее вышло покорить мое сердце. Дядя поморщился, и Зуко был согласен — вышло пошло и приторно. Но старик не отступал. — Красива ли твоя избранница? — Дядя, как жестоко просить поэта рассказать о недостатках Луны на небе.  Кажется, Айро начал подозревать, что его обводят вокруг пальца, и ухмыльнулся. — Ну-ну, поэт.  Вошла Руза, а за ней служанка с подносом. Дядюшка резко изменил тактику. — Что, дорогая Руза, быть может, хоть вы скажете мне имя госпожи, что здесь теперь проживает? Ни один мускул на лице Рузы не дрогнул. — Принц Айро, хоть я и безмерно рада за счастье нашего дорогого Хозяина огня, однако с госпожой он живет вне законного союза, поэтому, дабы защитить их честь, я не считаю возможным назвать ее имя, покуда она не явит себя сама. Айро зло смотрел на Рузу. Он покачал головой, раздувая ноздри. — Дядя… — Тот резко повернул голову к племяннику. — Думаю, в такую минуту нет ничего лучше чашечки жасминового чая...   Пока Дракон Запада высказывал Зуко все, что он думает по поводу его издевательства над старым дядюшкой, который за него проливал и кровь, и слезы, вышел и успел вернуться Цедуко. — Хозяин огня, кажется, госпожа уже уехала на собрание. Зуко повернулся к дядюшке, который застыл, как соляной столб. Он думал, думал напряженно, соотнося все, что он знает. Дядя облизнул губы, как старая ищейка. Хозяин огня хлопнул Айро по плечу. — Что ж, придется запастись терпением, дядя, всему свой час. Поехали вместе в зал собраний.  И тут идеальный, тщательно простроенный план по доведению дядюшки до белого каления был нарушен — потому что Катара ничего о нем не знала и как ни в чем не бывало зашла в гостиную, на ходу вдевая серьги в уши — в красивейшем синем платье с широкими рукавами и высокими разрезами по бокам, через которые видны были расшитые шаровары, с высокой прической, которую она носила во время официальных собраний, она была ослепительно хороша. А ее лицо… Лицо ее сияло, как и всегда после их ночей…  Дядя застыл, и да Зуко тоже. Он глянул — бронзовые глаза круглые, как монеты, рот открыт, руки расставлены, словно он что-то собрался ловить.  Наконец Катара увидела их и дернулась от неожиданности, мгновенно покраснев. Но она не успела ничего сказать, потому что дядя очнулся первым. — Дорогая моя, о, дорогая моя! Какое счастье! — он зашагал, чтобы обнять ее, и девушка не знала, куда себя деть, однако обнимала дядюшку в ответ. Айро повернулся и погрозил Зуко кулаком. — Измывательства твоего я не забуду, но… Ты все-таки поступил не как дурак! — дядя ругался от избытка чувств, чего с ним никогда не случалось, он притянул Зуко и поставил их двоих перед своими глазами. И дальше что он им только ни сказал: и что он чувствует счастье любви между ними, и что лучшей госпожи Зуко никогда и нигде бы не сыскал, и что как он радел и болел душой за Катару, мечтая о счастье для нее, и что ему были добрые знамения духов вот совсем недавно, и что Зуко как ни крути порой дурак, и что Катара никогда не пожалеет, потому что Зуко будет лучший муж на свете, и что она будет прекрасной Хозяйкой огня, и еще всякое донельзя смущающее про детей, и в конце концов от избытка чувств и неловкости слезы покатились у всех троих. Наконец Катару пришлось отпустить — ей и правда надо было ехать на собрание. Проводив ее, Зуко принялся искать дядю и нигде не мог его найти — ни в гостиной, ни в саду, ни в его покоях… Наконец он решился проверить в последнем месте — беседке подношений. И верно, дядя сидел на подставке перед алтарем, обхватив себя руками. — Дядя…  Тот повернулся на голос Зуко, но только махнул рукой. — Ты прекрасно справился, племянник. Вы будете счастливы, я уверен. И неужели я все-таки доживу, что смогу увидеть своих… — он не закончил, но продолжать было не надо, и Зуко опустился на колени и обнял дядю. Неужели и правда это возможно — его собственная, любимая и немного сумасшедшая семья…