Заново

Катара сидела у входа шахты, во влажной и гулкой темноте, и бессмысленно крутила водяной хлыстик между пальцев. Зуко не могло здесь быть. Катара и ее спутницы прибыли раньше, но каждый день она шла в шахты. Почему-то здесь ей казалось, что он ближе. Как будто бы, пока она здесь, Зуко едет к ней. И чем дольше она просидит на этих камнях, тем быстрее он придет. Это было глупо, это было неправдой, но она сбегала сюда раз за разом.  Какой долгий это был месяц… Долгие-долгие переходы. Страусолошади медленные, и купить она смогла старых, кукарекающих в самый ненужный момент кляч. Погода стала суровой, наступила зима, и ледяной ветер пронизывал до костей, даже когда Лиа прятала их под традиционным покрывалом, похожим на ковер, — то было тяжелым и воняло козой, так что не сказать, что Катаре становилось легче. Лицо и губы обветрились, хоть она и мазала их местной мазью (еще один уникальный рецепт этих мест, порой казалось ей, и она плюнет на мирный договор). На этих долгих, ледяных перегонах говорить было невозможно, да ей и не хотелось, и она думала, думала, думала… Думала о том, как была маленькой девочкой — безмерно заботливой и разумной, но еще — строптивой и бурной, самостоятельной и эгоистичной. Как украла свиток, как дралась с Пакку. А еще до этого — как подставила перед папой Сокку, что это он порвал рыболовную сеть, и мочила ему ноги своим несмелым интуитивным покорением, когда он ее раздражал, и еще, и еще… Потом думала о времени, когда стала мастером для Аанга. Учитель! Ее это поразило. Она — и учитель! Наверное, ей надо стать еще взрослее и ответственнее. А еще — команда аватара это не обсуждала, но осада севера была страшной. Она увидела столько мертвых, сколько не видела никогда… Она увидела, какую силу содержит в себе дух Аватара и как сложно Аангу ее вмещать. Когда они начинали путешествие, это казалось почти легким — они найдут учителя! По пути они вернут надежду людям! Только оказалось, что надежду надо оправдывать кровавой и тяжелой работой. Той весной она изменилась. Перестала совершать глупости и опрометчивые поступки. Стала голосом разума. Голос разума нужен был не всегда — но это была ее роль, ее партия в ансамбле, и она ее играла.    …. Сидеть на камнях стало холодно, Катара поежилась и поднялась — уже темно, но она запомнила путь и вернется сюда завтра…   А потом роль приросла к ней, как маска. Она должна заботиться об Аанге. И она знает, что его сделает счастливым — она. И она идет в его объятия с чувством выполненного долга.  И рядом не было никого, кто остановил бы ее. Кто спросил бы — а ты уверена, что чувство выполненного долга — это то, как относятся к любимому? Чего хочешь ты? Что ты чувствуешь? Никто не поинтересовался, как дела у Катары, ведь она всегда знает, как лучше поступить. Да наверное, если бы кто-то и спросил, она ответила бы от лица своей маски — конечно, люблю, конечно, хочу, и неважно, что внутри меня — только страх. Страх, и ничего больше. Надежда оказалась частью войны.  Война закончилась, и неясно, что дальше. А рядом с аватаром — все совершенно ясно. И все было так, как она и рассчитывала. Просто хуже.  Или она плохо считала.   …Катара вернулась домой. Женщины уже спали, по крестьянской привычке они рано ложились, с наступлением темноты. Но ей некуда спешить. Она огнивом высекла искру, разжигая огонь, и тонкая рассеянная улыбка скользнула по лицу — если бы рядом был Зуко, он сделал бы это рукой. Огонь каждый раз напоминает о нем. Прежде чем поставить чайник с водой, Катара секунду держит ладонь над пламенем, будто бы приветствуя его хозяина…   Все было так, как и стоило предположить. Он был счастлив, а она — с чувством выполненного долга. У нее теперь есть место в мире — она оберегает главного миротворца, самого могущественного покорителя и отличного парня, который безмерно одинок. Ему нужна семья, и она станет его семьей, чтобы весь мир мог наслаждаться своим довольным аватаром.   … злая и горькая слеза стекает по щеке, и она позволяет ей капать на стол…   Только был один камень преткновения — поцелуи. Ей не нравилось. Совсем. В начале еще было неплохо — какой девушке не хочется научиться целоваться и не интересно, каково это? Только вот потом стало неинтересно. И она стала избегать поцелуев, потом — избегать объятий, потому что они вели к поцелуям, потом — избегать его присутствия, потому что оно вело к объятиям. Как она не забила тревогу уже тогда? Сейчас сложно сказать, что она думала — думала, что стерпится-слюбится. Думала, что это неважно, ведь в целом «у них» все хорошо — они путешествуют на летающем бизоне, много времени проводят с друзьями, постоянно тренируются — Аанг завершал обучение покорению трех стихий, помогал Тоф со школой. Им весело гулять и закатывать вечеринки. Все точно будет хорошо. По крайней мере, он счастлив, а разве это не главное? Сначала Аанг испугался ее холодности, но он был так… так… Катара не могла подыскать слова… ласков и терпелив? Или отстранен и беспечен… Аанг торжественно сказал, что понимает, что ей нужно личное пространство, и их связь куда более глубокая, чем можно представить, и он совсем не против, если ей не нужны прикосновения… какое-то время. Тогда ей казалось, что это взаимопонимание. Правда, он не спросил, почему она не хочет целоваться, почему ее устраивает не касаться друг друга… Не спросил о ее чувствах.   …Чайник закипел, и она принялась медленно заваривать чай, вспоминая все наставления Айро. Еще одна улыбка скользнула по лицу — при воспоминании о том, как добр был тот, когда она заявилась к нему в Ба Синг Се. А еще — при мысли о его замечательном племяннике…    Маленькая Катара… Которая заботится о других и о целом мире, чтобы он не развалился. Которая так хорошо знает, что делать, что никто даже не спросит у нее, а что она делает? Она любила аватара и хотела для него самой лучшей жизни. А какой жизни она хотела для себя?.. Катара не мыслила себя без него, без того, кто изменил своим появлением все. Благодаря ему закончилась война, благодаря ему она обрела мастера и научилась покорению, благодаря ему она увидела весь мир… Он стал ее миром. Когда ей исполнилось восемнадцать, Аанг снова попытался сблизиться — вернулись и объятия, и поцелуи, и это даже было неплохо — бурлила кровь, в ней начинало закипать молодое желание. И он, он предложил ей… То, что, Катара поняла, она никогда не сделает из чувства долга. Мысль о близости с ним вызывала такой ужас, что ей пришлось, рыдая и захлебываясь, признаться самой себе — она не любит его так, и никогда не полюбит. Она не может. Все рухнуло. Она не та, кем считала себя. И нет ей места рядом с аватаром. Животный ужас помог ей выговориться. Она так старалась быть мягкой, деликатной, расставаясь с ним, пытаясь донести, как она себя чувствует…  И, конечно, он сбежал.  Тогда в ней поднялась ярость. Бешеная ярость.   … она налила чай в чашку и расплескала его. С трудом Катара поставила чайник и взглянула на руки — дрожат. Даже сейчас, много лет спустя, когда она это вспоминала…    Ярость была такого размера, что она не могла ее вместить. Это была ярость на него, который ее не слушал и не понимал, и теперь она видела — даже не пытался. Не пытался ее завоевать, не пытался о ней позаботиться. Она сама обустроила все так, чтобы Аангу не надо было беспокоиться, он мог быть уверен — Катара всегда будет рядом. Он и не беспокоился. Но голос ее новорожденной ярости был другим. ОН ПЛЕВАЛСЯ ШИПЕЛ И ОРАЛ: ДОЛЖЕН БЫЛ ПОДУМАТЬ! ДОЛЖЕН БЫЛ ПОСТАРАТЬСЯ! ДОЛЖЕН БЫЛ ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ! ДОЛЖЕН БЫЛ ХОДИТЬ ЗА НЕЙ ПО ПЯТАМ И ПРОСИТЬ ОСТАТЬСЯ! ДОЛЖЕН БЫЛ ОБЕРЕГАТЬ ВСЕ ЭТИ ГОДЫ! Тоф попыталась ее успокоить, помочь — но вышло только хуже, яростное чудовище Катары стало обвинять Бей Фонг — почему она пытается успокоить Катару, а не вразумить вечно сбегающего Аанга? Подруга сказала — чего это Катара бесится? Хотела расстаться, вот он и исчез. Тоф не понимала… и они подрались, некрасиво и склочно, Катара разнесла половину ее школы и тоже сбежала.   … она и не заметила, что все это время сидела, сильно нахмурившись. Катара попыталась расслабиться, начала массировать лицо и руки. Что-то теплое коснулось сердца — она вспомнила, как в ту ночь ее утешал Зуко, разминая ладони. Его горячее тело за спиной в воспоминаниях будто бы согревало тут и теперь. Девушка приобняла себя за плечи. Она может не вспоминать его каждые пять минут? Мечтательная улыбка снова поселилась на лице — нет, не может. Тонкая острая иголочка в сердце, нежные беленькие цветочки…   Она сбежала на Киоши, к брату и Суюки. Только оказалось, что Аанг там уже побывал и рассказал им. Те попытались ее успокоить, но чудовищу не нужно было спокойствие. Они уговаривали ее встретиться с Аангом — оказалось, он держал с ними связь и предложил через них Катаре встречу.    … чай в чашке забурлил, поднявшись против ее воли. Яростное чудовище теперь всегда было с ней…   Как она была зла. Передал через друзей, да? Готов поговорить? Может, он еще скажет, что прощает ее?  Она смогла не разнести Киоши, но в пух и прах разнесла брата и его девушку, крикнув самые злые слова в своей жизни, и напоследок припечатала: она никого не хочет видеть, слышать и писать. И она уехала домой, на Южный полюс. С одной походной сумкой, тремя монетами и своим новым чудовищем в груди.   …Катара налила еще одну чашку — чтобы было погорячее, и вышла из дома. У входа стояла покосившаяся лавочка, и с нее было видно луну — тонкий, новорожденный месяц. Стоит собачий холод, но ветра нет — а ей для ясного ума именно это и нужно…   И на Южном Полюсе она начала собирать себя заново. Рядом с отцом, Пра-Пра и Пакку. Катара начала бешено учиться, все силы свои вкладывая в мастерство покорения и целительство. Наконец-то она не учитель, а ученица, и она изводила Пакку, заставляя его гонять и испытывать себя — старику было тяжело, ведь он увядал, а его ученица входила в полную силу. Ее чудовище требовало много энергии — и она с радостью ходила на рыбалку и охоту вместе с мужчинами. Иногда, в самые ужасные дни, ей казалось, что убийство доставляет ей особую, злую радость. Глядя на мертвую рыбу в руке, в ее серый глаз, она зло думала, как понравилось бы это дорогому аватару-вегетарианцу. И потом вспарывала рыбу, доставая кишки. Раньше рыбалка не была для нее убийством — на полюсе нет другой еды, и ловля рыбы и зверя это часть жизни. После охоты совершались обряды — в ледяной пустыне все живое бережет друг друга, и душу животных отпускали на волю, благодаря за пропитание. Но в самые плохие дни ей не хотелось отпускать и прощать, ей хотелось наказать и убить… Но и эти дни прошли. Катара смотрела на рыбью кровь на руках, не чувствуя злости, но только горькую горечь взрослой жизни — смерть была ее частью, и она сама была частью жизни и смерти. Она могла забрать жизнь, и ее жизнь когда-нибудь тоже закончится. Ценил ли аватар-вегетарианец жизнь так, как ценила она, принявшая смерть, как роды?  Порой отец с тревогой следил за ней краем глаза на охоте, и однажды он решился поговорить. Хакода заметил в ней искру жестокости и рассказал, как такая же искра поселилась в нем после смерти жены.    … в чашке был холодный чай, но на холоде его тонкий жасминовый аромат как будто стал ярче, пронзительнее. Луна тоже была пронзительной. Изо рта вырывался пар, как и на Южном полюсе, дома…   Она была благодарна отцу за тот разговор. Он не осудил ее, не попросил исправиться и стать другой. Он выслушал ее сбивчивый рассказ и обнял. И на следующее утро как будто пришла весна.  За ней уже давно ходил Кусор — мужчина из Северного племени, который переехал с Пакку. Он был старше Катары. Кусор был спокойным и рассудительным, напоминал скалу. Он видел Катару и мощной, яростной покорительницей, и безжалостной, храброй охотницей, но эта ее сторона совсем не пугала его, а в его глазах она видела себя — привлекательной молодой женщиной. Кусор ухаживал за ней — вежливо, немногословно, уверенно. Он стал ее первым мужчиной. Это было волнительно, даже чересчур — не сказать, что Катара успела понять, нравится ли ей. Но Кусор хотел жениться, хотел детей и полный дом — и Катара отказалась. Отказалась с легким сердцем, потому что оно ничего ей не говорило, а девушка знала — чтобы чудовище не вырвалось, ей придется слушать свое сердце.  И она уехала — на Северный полюс, продолжать обучение и знакомиться с культурой братского племени.   …Катара вернулась в дом, быстро умылась на ночь, конечно же помазавшись противной местной мазью, чтобы кожа окончательно не растрескалась, и тихонько пробралась в комнату, которую делила с Лией. Здесь было теплее — жилая часть дома отапливалась. Девушка принялась тихонько стаскивать верхнее платье…   А на Северном полюсе полгода спустя случилось известно-что. Она опять запнулась о свои мысли, не желая никак называть это. Но теперь рядом с подонком вставал Зуко — Зуко, который изрыгает огонь, который пообещал отомстить ему. И теперь в ее воображении ублюдок не скрывался во тьме — во тьму за ним шел Зуко, который совершит неправильное, яростное правосудие.    …девушка скользнула под три одеяла, накрываясь почти с головой. Топят-то топят, но не очень сильно…   И она стала путешествовать. Царство земли: Омашу, Ба Синг Се (где и была короткая встреча с Айро — в «Жасминовом Драконе» он бывал редко, большую часть года помогая племяннику), Страна Огня… Однажды она встретила еще одного мужчину — Катара хмыкнула — все-таки ее тянуло на плохих парней. Тот парень был удивительно похож на Джета — не лицом, а натурой, такой же наглый разбойник… Короткая интрижка, но Катара впервые почувствовала страсть, огонь. Ей хотелось этого мужчину, и близость с ним принесла ей радость. С ним не могло быть ничего серьезного, но ей это и не нужно — Катара была в пути. Она зарабатывала целительством, помогала селениям с разбойниками и бандами. Ей нравилось: нравилось проходить мир собственными ногами, нравилось видеть страны не с воздуха, а с земли. Только… ей было одиноко. Одиночество сочилось через сны — страшные, изнуряющие, частые. Одиночество приходило через то, что в прохожих она узнавала то Сокку, то Тоф, то даже Аанга — хотя никто не был на них похож. Одиночество приходило через страх встречи — она избегала мест, где, по слухам, мог появиться аватар.  А ведь они пытались ей писать, несмотря ни на что. Домой, на Южный полюс. И брат, и Суюки, и Тоф, и Зуко, и даже — одно письмо от Аанга. Она не открывала и не отвечала, еле сдерживаясь, чтобы не сжечь, а потом они не могли ей написать — никто не знал, где она.    … Катара переворачивается на другой бок, устраиваясь поудобнее. Предсонные мысли скользнули в приятное — она увидит Зуко, совсем скоро она увидит Зуко. Перед глазами смешное — его лицо в меховом капюшоне, когда они этим летом приехали на полюс на ее день рождения — ведь она решила, что достаточно окрепла и готова прервать молчание. Катара очень скучала. Их мир был восстановлен — хрупкий, ненадежный, но все они были рады видеть ее. И через несколько месяцев они поехали с Зуко в эту миссию… Она засыпала, вспоминая его рядом, это смешанное чувство неловкости, волнения и безопасности… Чувство, которое убаюкивало ее, и наконец-то девушка провалилась в глубокий, спокойный сон. Падающей звездой пронеслась последняя мысль: завтра она обязательно сделает то, что решила сделать…   Утро было обычным — она, Лиа и еще пять женщин из приграничных селений, которые согласились ехать с ней в Лян, завтракали. Катара не спешила в шахты — они не могли приехать рано. А может, была и иная причина — она волновалась. Как пройдет эта встреча? Ей одновременно хотелось и побежать туда, и прийти в самый последний момент. Лиа видела, как девушка тревожно вышагивает по дому, берет в руки то одно, то другое, и все бросает, и отправила ее на рынок, недовольно хмыкая, всем видом показывая, что из-за кого-кого, а из-за Ли, или кем бы он там ни был, не стоит сходить с ума. Выйдя на рыночную площадь, Катара сразу поняла: что-то не так. Лавочники суетились, как мошкара, все было заставлено телегами, на которые мрачные люди без формы грузили и грузили провиант, скупая все, что было на прилавках. Катара похолодела. Это может означать только одно — они не успеют. Ее замечательный план с послами от каждого селения, ее надежда, что не будет нападения… Как Зуко и Сокка допустили это?    ***      — Катара? Сердце забилось сильно-сильно и часто-часто, из нее словно вышибло дух, она зажмурилась, пытаясь хоть как-то справиться с собой, но тут же вскочила на ватные ноги.  — Сокка!  И бросилась к брату. Катара уткнулась ему в плечо, стараясь не смотреть тому за спину. Они пришли. Он здесь.  Много, много часов на холодных камнях, много пустых, бесплодных шагов по пещере, она заламывала руки, ждала их, вздрагивая от каждого шороха, потом злилась и в отчаянии желала, чтобы они вообще не пришли, и вот они здесь.  Наконец Катара отлипает от брата и смотрит вперед — она плохо видит его лицо, потому что сзади, от входа, бьет закатное солнце, и о его выражении можно лишь догадываться. Девушка спотыкается, делая шаг вперед, и пытается за секунду сообразить, как приветствовать Хозяина огня — взять за руку? Обнять? Кивнуть? — когда он разрешает ее сомнения и заключает в объятия. Ну вот, хотела же не быть плаксой с Угольного острова, но это так сложно, когда Зуко наконец-то тут, и его объятия именно такие, какими она их помнит, уверенные, теплые, и пахнет от него собой, но куда более изысканно — Агни, он ухоженный, как и полагается королю, живущему у себя дома, и к запаху тела примешиваются какие-то сдержанные и терпкие духи. Перед носом его походная одежда — скромная по меркам двора, но такая изящная, в бордовых оттенках с узорными кожаными пластинами…  Но Катара не может провести тут слишком много времени, и она отстраняется. — Здравствуй, Зуко.  Он широко улыбается, вглядываясь в ее лицо, и не отпускает ее плечи. — Здравствуй.  Агни, как она вытерпит срочный и необходимый военный совет, когда ей очень хочется сделать то, что она решила сделать? Но тут из-за спины Хозяина огня показался еще один человек — Катара узнала его, это адъютант Зуко — Цекура? Цемудо? Цедуко, смущенно поправил ее тот, а потом чуть увереннее добавил, что его следует звать Цеу. Цеу нес охапку веток, и через минуту в шахте уже пылал огонь. Катара против своей воли улыбалась — как она отвыкла от этой замечательной особенности путешествий с покорителями огня — всего ничего времени, и уже становится тепло и светло. Цеу принес несколько подушек и одеял, а после почтительно встал за спиной у Зуко. Устраиваясь поближе к костру, она с сомнением глянула на эту парочку — не раздражает ли Зуко человек за спиной? Но тут Хозяин огня отослал адъютанта, и начался совет.  Первой заговорила Катара. — Они закупают провизию, а к вечеру город опустел. Они уже выехали на позиции. Вы что, ничего не успели сделать? — не хотелось звучать как обвинительница, но именно так она и звучала. — Катара, — начал Сокка. — Не кипятись. Во-первых, мы сделали. Это наше решение — допустить их атаку на пригород Республиканского города. — Допустить?! — она повысила голос. — Вы готовы пожертвовать людьми ради чего? — Во-первых, мы никем не жертвуем. — Это вступил Зуко, он был серьезен и строг. —Жители эвакуированы. Пригород пуст. Там уже только бойцы. Во-вторых, сейчас у нас под боком несколько тысяч организованных и мотивированных мужчин, которые хотят сражаться. Ты сама говорила, что это самые недовольные и деятельные люди страны. Что ты предлагаешь делать? Попросить их разойтись по домам? Они там будут бить своих жен и детей. Мы дадим им атаковать нас — это значит пустить кровь и высвободить энергию, которую они копили эти месяцы. Надо дать им выйти в поле. А в поле мы их встретим. Катара покачала головой, тяжело дыша.  — Это все, что вы придумали за месяц? Сокка невесело хмыкнул. — Ты совсем в нас не веришь? Во-первых, мы выкрали из тюрьмы изобретателя, как его там… — Чан. — Зуко заглянул Катаре в глаза. — Отец Ханье жив.  Она только потрясенно кивнула, но ее раздражение уже стихало. А это и правда кое-что! — Да, Чан, и он, во-первых, тренировал наших, как можно в бою уменьшать поражающую силу, если это штукенция уже в тебя летит, ну и рассказал, как испортить смесь. Если все прошло хорошо, то все их большие снаряды для второй атаки обезврежены. Они завтра просто не взорвутся. Наши лазутчики должны были там пошаманить, если ты понимаешь, о чем я! — Сокка пихнул Катару в плечо, и та ойкнула. Зуко тяжело вздохнул. — План такой: дадим им выпустить пар в пригороде, во время атаки Сокка с отрядом возьмет в заложники их военного руководителя, Чо Паня, или вообще кого получится из верхушки. Мы отобьем нападение, собъем с них спесь, они увидят, что мы подготовлены, и будет затишье. Мы объявим о желании вступить в переговоры и перед лицом армии отпустим их лидера. А дальше вступаешь ты.  Катара молчала, обдумывая то, что услышала.  — Почему перед армией? Что мешает вам поговорить просто с главным? Зуко и Сокка быстро переглянулись, как будто не знали, что сказать. Катара нетерпеливо прокашлялась. — Да, понимаешь… Это часть плана, в которой мы не очень уверены. Обращаться к толпе, даже если до этого дать им хорошенько устать — идея так себе. Но вот в чем загвоздка… Нет, даже не так. Помнишь, что в Ба Синг Се был заговор? — Катара кивнула. — Ну так Аанг и Тоф его раскрыли, злодеи пойманы и арестованы, все такое. Мы надеялись, что после этого армия сама развалится. Но дело вообще не в этом! Катара вопросительно взмахнула руками. — Это две змеи, которые переплелись и выглядели, как дракон. — Ни с того ни с сего заявил Зуко, и брат с сестрой прыснули. — Что? Я, по крайней мере, объяснил в чем дело, господин-ну-короче-понимаешь-ладно.  Сокка оскорбился. — Ну и ладно. Короче, понимаешь, — он осекся, Катара прикрыла рот ладонью, скрывая улыбку. — Ну и ладно. В общем, заговорщиков в столице волновал только слабый король и престиж. А зачинщиков Движения интересует, как жить на этой земле. Они узнали друг о друге и заключили альянс. Но когда заговор раскрыли, Движению трын-трава — все руководители и обеспечители это местные, местные дворяне, градоначальники и солдаты, и цели у них вообще другие. Ну да, Аанг и мы узнали, как их зовут, кто они, но это их не остановило. Наконец-то она начала понимать, к чему они клонят. — Это проблемы людей, поэтому вы хотите обратиться к людям? Зуко развел руками. — Надо попробовать. Возможно, что они не станут слушать.  — Мы думали над агитационными материалами, но все это не напечатать без тебя. В общем, мы точно хотим, чтобы ты составила обращение от этих своих леди-сборищ… — Это не леди-сборища, Сокка!! Это женские круги! Брат отмахнулся, и ей, как в детстве, захотелось залепить ему сочную оплеуху.  — А как вы собираетесь говорить с двумя тысячами человек? Брат замахал руками, и девушка поняла, что сейчас будет самая любимая часть его плана. — Это все мой Механист, он просто гений! И Чан, они объединились и придумали такую штуку — сильноголос!! — к концу от возбуждения он так громко говорил, что, кажется, сильноголос ему был бы и не нужен. Катара опять хихикнула и подумала, как же она все-таки скучала по брату. — В общем, эта штука делает голос очень громким. Там малюсенький раструб, ты в него говоришь, и потом голос выходит из огромного раструба.  Зуко кашлянул. — Если честно, он, конечно, работает, но если будет сильный ветер, то план пойдет прахом. Так что нам нужен запасной. Агитационные материалы, мы напечатаем за ночь. Ты напишешь сейчас что-нибудь короткое? — Я? — Катара смешалась. — Прямо сейчас? Я не знаю, и к тому же… — Она поняла, что не сказала им самое главное. — Я приехала не одна! Я собрала женщин из селений, со мной шесть представительниц, лучше всего дать им голос, кто я такая вообще… Зуко неожиданно потянулся к ней и погладил по руке.  — Завтра ты обязательно будешь с ними, и это правильно. Но сейчас нет времени. К тому же ты провела с ними месяц. И нет человека, который лучше произносит речи, чем ты! Сокка активно закивал.  — Да-да, у тебя просто дар! Если честно, я бы даже с радостью пропустил кое-какие из твоих знаменитых речей… Зуко и Катара одновременно ткнули Сокку в бока, и он сложился пополам. Хозяин огня продолжил как ни в чем не бывало. — Я помню, как ты рассказывала Ханье истории, у тебя дар, так что именно ты должна написать обращение. Катара какое-то время молчала, как будто обдумывая их предложение, но на самом деле мысли в голове неслись, как полярные собаки, она уже знала, что напишет, слова сплетались, словно она весь месяц только об этом и думала — да так и было. Только когда она подняла глаза и увидела, что Зуко задумчиво и нежно разглядывает ее, она споткнулась в своих мыслях и полетела вниз.  — Хорошо.  — Ты должна написать то, что ты потом будешь говорить в сильноголос… — Я лучше тебя знаю, Сокка!  И она принялась излагать свои идеи. Мужчины попеременно кивали. Но когда Катара дошла до роли женского совета в мирных переговорах, Сокка возразил.  — Сестренка, я все понимаю, но… никогда такого не было, чтобы в международных договорах принимали участие жители селений. Да, это хорошо, если мы говорим об общинах, о племени, но тут, — он оглянулся на Зуко в поисках помощи.  Тот сидел, скрестив руки на груди, нахмурившись. — Не знаю, Сокка, в Стране огня такого вообще нет. Но, может быть, это и неплохо. Надо попробовать.  Катара разозлилась на этих двух чурбанов. Как они не понимают!  — Эй, вы! Так раньше не делали, да, и почему все заканчивается так, как и заканчивалось раньше? Как вы собираетесь что-то менять, не меняя свои методы? — она уперла руки в боки, и Зуко подумалось, что сделай она так перед целой армией, они быстро пойдут по домам. — В Республиканском городе все устроено именно так! Советники от всех народов вместе решают, как поступить! И они представляют свои народы! А когда-нибудь еще дойдут до того, что будут избирать главу города! — Сокка недоверчиво хмыкнул. — Ваш предыдущий мирный договор не сработал. Вот и думайте.  Сокка поднял ладони, как будто оборонялся. — Хорошо-хорошо, Катара. Я согласен. Зуко? — Да. И он позвал Цеу. Тот разложил перед Катарой складной стол, достал бумаги и тушь. Краем глаза, прежде чем погрузиться в письмо, она увидела, что Цеу несет чайник и котомку с едой. Она покачала головой — вот это тайная вылазка по-королевски… но уже в следующую минуту девушка принялась увлеченно писать.   Когда она закончила — Катара не только написала текст, но и, в порыве вдохновения, разметила страницу, где что должно быть расположено — наступил глубокий вечер. Несколько раз Зуко ставил на ее столик горячий чай, хотя, кажется, Цеу порывался забрать это на себя. Мужчины начали собираться. Они не знали, что Катара будет не одна, и надеялись просто забрать ее в Республиканский город, но теперь план нужно было менять. И Сокка — как известно, мастер планов — придумал. К западу от места столкновения Катару и женщин утром заберет отряд Зуко. Сейчас, по пути в Республиканский город, они сделают крюк и пометят место встречи, и теперь Сокка стоял над сестрой и занудно объяснял, как читать карту — девушка нервничала, потому что не очень хорошо с этим справлялась. Ей надо было спешить — предстояло не только вернуться в город, но собрать женщин и медленно, в ночи, по двое на старых клячах добираться до места встречи.  Поняв, что миг расставания вот-вот настанет, она внезапно схватила Зуко за рукав и потянула к выходу. Сокке она только буркнула: — У меня разговор к Хозяину огня, — и сверкнула глазами, так что брату пришлось отступить. Катара быстро шла, вспоминая подходящее место между домиками рабочих. Зуко молчал, и она тоже не говорила — не потому, что боялась растерять уверенность, она была уверена, а потому, что не хотела отвлекаться. Наконец она затащила Хозяина огня в узкий темный проход между домами. Зуко не выдержал и заговорил — сердце билось, потому что он был так не уверен в том, как она его встретит, но сейчас радостное волнение захватывало… — Катара, что ты… Она обернулась, не спрашивая обхватила его лицо руками и поцеловала. … … пропущенный удар сердца… … он не отвечает… И сердце забилось с новой силой, потому что он схватил Катару, и его губы раскрылись ей навстречу, и их дыхания смешались, и все остальное не имело никакого значения теперь, потому что это было восхитительно.  Она тихо стонала, так это было хорошо, и долгожданно, и правильно, что счастье хлестало через край. Поцелуи были как волны моря, становясь то нежными и ласковыми, то бурными и откровенными, и Катара не открывала глаз, ей было это не нужно, она хочет плыть по этому океану вечно… Наконец они прервались на жадные, голодные вдохи холодного воздуха, улыбаясь и вглядываясь друг в друга. Ей казалось, что она светится в темноте. Зуко не выпускал ее из объятий.  Ему хотелось что-то спросить, что-то важное, но важнее было проверить — а можно еще раз? Он наклонился, и Катара сразу же отозвалась, возвращая поцелуй. Ликование захватило так, что покалывало кончики пальцев…   — Значит… — он говорил с расстановкой, подбирая слова. — Ты решила открыть мне душу? — Зуко робко улыбнулся Катаре. — Нет! — радостно и уверенно произнесла та, и Зуко опешил. — Я решила, что это барсучий жир, вся эта история про душу! — Зуко часто моргал от удивления. Внезапно ее голос стал мягче. — Я так хотела поцеловать тебя в ту ночь, ты даже не представляешь… Зуко подался к ней, легко касаясь губ. — Я тоже.  — Я думала и думала, почему же я этого не сделала. И поняла, что все это чушь кротобарсучья. Я запутала сама себя. Потому что боялась ошибиться. Как я буду проверять готовность души? Так можно годами сомневаться. Я… мне… Я решила, может, стоит делать то, что хочется сделать прямо сейчас? Зуко не мог бы быть еще более согласен, поэтому они продолжили целоваться, тесно прижимаясь грудью…   Он все-таки нервничал. — Так что, не ошиблась? Катара смущенно улыбнулась. Сколько ей надо рассказать ему! И правда хотелось открыть душу — только не старыми ритуалами и заманивая в ловушки, а прямо, честно, разговором, делясь, доверяя, получая взамен... — Не ошиблась. Это… — девушка легко, дразняще коснулась его губ, — оправдывает весь риск... И с неожиданной для себя соблазнительностью она притянула его еще ближе за отвороты багрового плаща…   — Прости, что я не спросила тебя, я решила, что даже если ты… уже не хочешь, я исполню свое желание за ту ночь… Зуко внимательно вглядывался в нее. — Ты подумала, я больше не захочу? Она только пожала плечами. Пришлось еще раз делом доказывать ей, что это глупость…   — Может, все-таки поедешь с нами в Республиканский город? — он смотрел с безумной надеждой, и на секунду она поддалась этой фантазии: конечно, он имел в виду «в мой дом», и неважно, что вряд ли сегодня он окажется там, будет ночевать в штабе: красивый, уютный дом, и они вдвоем, одни, в тепле и безопасности…  — Ты же прекрасно знаешь… — Знаю, знаю! — Зуко раздраженно прервал ее, и тут же решил извиниться самым лучшим способом. Поцелуи был немножко чайного вкуса, и это было смешно. Или просто ему от всего так радостно?   Где-то хрустнул гравий. Зуко отодвинулся от Катары и замер — наверняка бдительный Цеу пошел их искать. Катара понимающе кивнула, и даже потянулась к бурдюку — обоим хватило по глотку и умыться, охлаждая лицо. Он спохватился, вспомнил же! — Как твои кошмары?  Катара нахмурилась и пожала плечами. — Было пару раз. Я не кричала, просто проснулась. Они возвращаются, когда я в спокойной обстановке. А обстановка спокойной не была.  Зуко кивнул и в последний раз поцеловал ее нежно в волосы. — Ничего, когда вернутся, я буду рядом. И они пошли обратно, держа пальцы сплетенными еще несколько последних мгновений. Гравий хрустел под ногами, и Катара удивлялась этому — ей казалось, что она парит над землей.   *** Казалось, Сокка не затыкался бы. На редких остановках он без конца жаловался, что Зуко слишком сильно гонит. Хозяин огня оправдывался, что его ящер сам бежит так быстро, но это было неправдой — ему хотелось как можно скорее оказаться в Республиканском городе. Не хотелось есть, пить, спать, отдыхать, хотелось как можно скорее начать бой и закончить его, он самолично надает подзатыльников всем зачинщикам и пожмет руки всем хорошим парням, а потом как можно скорее окажется у себя в резиденции вместе с Катарой, а там, а там… Они наконец-то лягут спать вместе, и он будет ощущать запах ее волос, вокруг будет спокойно и тихо, не надо будет никуда спешить и никого спасать, и он просто уснет в ее объятиях…  Они снова тронулись, и Зуко, как мог, оторвался от Сокки, чтобы подумать. Даже удивительно, как картина мирного отдыха прибавляла ему сил. Он был уверен, ум его был ясен, и какой контраст это составляло с тем, как он ехал в Лян: волнуясь и сомневаясь. Когда Катара была рядом, Зуко и не задумывался, кто они друг другу — в памяти то и дело всплывало слово «ухажер», которое его страшно бесило, но шли дни, и он уже с надеждой думал, пусть бы Катара считала его ухажером — это было бы куда лучше, чем «никем». А если он для нее никто? Если она передумает? Решит, что все было ошибкой?  Что бы он ни делал, Зуко бросал это, как только вопрос возникал в голове, и делал несколько нервных шагов, через минуту силой воли возвращая себя к работе или занятию.  Та их ночь… Первая ночь, поправлялся Зуко, убеждая сам себя, что будут другие. Там что-то было не так. Может ли это «что-то» встать между ними? Какой секрет хранит Катара? Или нет никакого секрета, просто он ошибся. Сделал все не так. Обидел ее… Самые худшие предположения одолевали его.  Он не отпустит ее.  Зуко полюбил умываться и каждый раз, подставляя руки под воду, думал о ней. Что Катара могла бы заставить эту струйку плыть к нему, а заметив, что он порезал пальцы о бумаги, наверняка залечила бы даже эту мелочь. Хозяин огня смотрел на мелкие царапины, которые не стоили внимания сильного мужчины, и скучал по Катаре.  Он полюбил поздно ложиться спать — не полюбил, нет, просто когда он обессиливал, не оставалось времени как следует обратить внимание на боль в сердце — боль, которая, как змея, притаилась и ждала его каждый миг, когда он только повернет голову, чтобы ее увидеть. Боль разлуки, боль одиночества, боль сомнений. Боль, потому что в его сердце поселилась надежда. И, возможно, кое-что еще. Когда Хозяин огня рухнул на диван в кабинете, прямо в штабе, чтобы поспать оставшиеся часы до нападения, ему приснился сон. Очень простой и незамысловатый. Он заходит в свою спальню, оттуда проходит в гардеробную, и когда он распахивает ее — комната полна синих платьев. Одно, второе, третье, узоры, узоры, синие, голубые, лазоревые, он тянется, чтобы коснуться пальцами, и под ними скользит шелк и хлопок, он улыбается и бежит, вытянув руку в сторону, словно ребенок, чтобы коснуться каждого — и просыпается, совершенно счастливый, глядя в хмурый рассветный потолок, где еще нет и луча солнца. Зуко поворачивает голову и за плечом Цеу, разбудившего его, видит тонкий серп тающей Луны. Наконец-то, он готов к этому дню.