Заново

Когда она разлепила глаза, солнце уже вышло. Зуко не обнимал ее, хотя был рядом. Катара обернулась: он лежал на животе, прислоняясь к ней боком, и читал методичку, которую они украли. Он взглянул на девушку. — Ты проснулась? Доброе утро.  Катара быстро моргала от неловкости. — Ничего не снилось сегодня? Она потерла лоб ладонью. — Вроде нет… Я еще полежу пять минуточек. Зуко ей улыбнулся и вернулся к брошюре, а Катара снова отвернулась и закрыла глаза.  Она не хотела спать, просто хотела немного подумать. Отложить начало дня. Он проснулся раньше нее, но не стал отстраняться, не стал уходить, лежит, понимаете, читает, и они вдвоем, как, как… семейная пара! Вчера, когда они проснулись, то без всяких «добрых утр» разбежались, как каньонные тараканы. А сегодня что? Она вздохнула.  Самое ужасное, что она могла бы сделать — это признаться себе в двух очень простых вещах: она хочет ему нравиться и ей хорошо с Зуко. Первая была неприятная: в ней были гордость и тщеславие, страх и еще желание власти. Да, власти: если бы он был очарован ею, то… А за последние несколько лет Катара призналась себе: она властная. Даже ее забота часто была способом контролировать других и окружающий мир, делать так, как ей хочется. На Зуко ее контролирующая забота не могла распространяться, и, может быть, она подсознательно пыталась… Катара сжала губы. Это была ее темная сторона. Но не проще было признать и другое: ей хорошо рядом с Зуко. Не нужно ни недели, ни года, чтобы это понять, ей хватило и пары дней. Она знала кожей, спинным мозгом — ради нее он сделает все. Откуда это чувство могло бы возникнуть? И еще рядом с ним было удивительно просто быть той Катарой, которой она старалась стать — не утопающей в других. Независимой. Амбициозной. Противной… Она поерзала. И почувствовала вновь его близость. Его рука протянулась откуда-то сверху и невесомо коснулась ее плеча. — Давай вставать. Мурашки побежали у нее по спине от того, насколько по-семейному это звучало. И она молча принялась вылезать из мешка.    Наконец они были в Чжан Фе и, как обычно, привязали ящеров около города. По их расчетам, пара бунтовщиков, которых они запомнили — а это были важные люди, потому что их называли кодовыми именами, — должны были явиться только к вечеру. Поэтому Катара и Зуко начали с обследования лавки пекаря Мадара. Точнее, Катара — Зуко все-таки не стоило показываться без большой нужды. И она шагнула за порог одна. Это было просторное, дорогое место — стены обшиты деревом и украшены расписными панелями, большие окна застеклены, а не затянуты бумагой, витрины сияют, натертые до блеска, а в них — бесконечные ряды булочек с начинками, украшенные фруктами и кремом. Были тут и крепкие крендели, и сытные тарты. Глаза у Катары непритворно заблестели. Она даже не смотрела на цену — вот уж чем было хорошо путешествовать с Хозяином огня. Зуко отдал ей свой туго набитый кошель, и она не собиралась стесняться.  — Доброе утро, уважаемая госпожа! — из-за прилавка выглянул мальчишка. Он был, может, и не сильно младше Катары, но его торчащие в разные стороны волосы и уши и огромный веснушчатый нос делали его похожим на ребенка. — Доброе утро! Какой у вас роскошный выбор! Мне… — и она стала указывать на разные сладости и вкусности, набрав больше, чем надо бы. Мальчишка, сияя от удовольствия, собирал ее заказ. — Благодарю вас, господин Мадар!  Мальчишка засмеялся. — Нет, нет, что вы! Господин Мадар — это мой дядя.  — А можете ли вы его позвать? Я наслышана о вашей лавке и хотела бы обсудить большой заказ.  Когда к Катаре вышел сам Мадар, она плохо понимала, чего хочет от него добиться, может быть, составить впечатление. Это был лысый мужчина с пышными усами, с особой манерой, которая была ей неприятна — безупречно вежливый и чересчур обходительный человек, наклоненный, словно бы готовый услужить, но с ледяными глазами и до мозга костей неискренний. И она стала его забалтывать — соврала о своей помолвке и планировании свадьбы, уточняла, как делать такой большой заказ, лишь бы усыпить его бдительность. — А вы готовите все это великолепие здесь?  — Нет, госпожа, — он сахарно улыбался. — У меня есть отдельный цех для готовки.  — Да вы что! Как интересно. И как часто вы привозите свежую выпечку? — Мы регулярно пополняем ассортимент и доставляем все самое свежее для наших клиентов за час до открытия и в три часа пополудни.  — Невероятно! Скажите, а над большими важными заказами вы работаете лично? — Конечно, госпожа. — По! Госпожа По. Благодарю. А в ближайшие пару месяцев вы будете уезжать из города? Ведь над таким заказом нужно плотно работать. — Да, госпожа По, через месяц я уеду в столицу на несколько дней. И она распрощалась, и, скрестив пальцы, чтобы Зуко был недалеко, метнулась из лавки, предусмотрительно забыв свои покупки. Он стоял между зданиями на другой стороне улицы в тени и сразу увидел ее. Катара знала, что у нее нет времени, она пошла в его сторону и сделала, отвернувшись от окон лавки, жест, быстро растопыривая пальцы, как будто стряхивала воду, да еще сделала Зуко большие глаза. «Что?!» — он беззвучно спросил ее, и Катара тут же повернулась и поспешила обратно. Агни, лишь бы он ее понял! В дверях она столкнулась с парнем-продавцом.  — Госпожа По! Вы забыли… И в эту секунду прямо перед лавкой прогремел взрыв. Катара закричала и метнулась внутрь, на улицу бежал сам Мадар. Девушка быстро скользнула за прилавок и торопливо зашагала внутрь. Она не знала, зачем именно это делает, но доверяла интуиции. Катара нашла кабинет Мадара: она быстро окинула его взглядом и заметила забытую связку ключей на столе. Одним движением засунула ее в карман и метнулась обратно, рухнув под прилавок. Мадар и его племянник вернулись в лавку и ринулись к ней, стали успокаивать, пока она объясняла, как испугалась. В конце концов, сопровождаемая всеми возможными реверансами и утешениями, со втиснутым в руки пакетом она покинула лавку пекаря.   — Ну и ну! — Они сидели в сквере неподалеку и уплетали купленные Катарой булки с начинкой. — Ты не стеснялась. Она пожала плечами. — Вкусно. И это были твои деньги, так что нет. — Зуко только головой покачал. Планы сложились: днем нужно было проследить за подводами и понять, как покопаться в кабинете Мадара, и это следовало сделать после темноты.   Они наняли неприметную телегу и устроились на соседней улице. Катара и Зуко бездельничали в тени, сидя на козлах, пока дожидались пекарской повозки. Зуко бесцельно скользил взглядом, пока не остановился на руках Катары в черных кожаных перчатках, которыми она держала поводья переступающей с ноги на ногу страусолошади. — Откуда у тебя эти перчатки? Давно хотел спросить.  Катара польщено оглядела свои кисти.  — Заработала сама и купила. — Она помолчала. — Когда путешествовала в Стране Огня. — Ты была в Стране огня?! — Он спросил громче, чем нужно, и они стали озираться.  — Ну да. Что тебя так удивляет? Ты же знаешь, что я путешествовала по миру.  Зуко выглядел ошеломленным и даже обиженным.  — Почему ты зарабатывала сама? Тебе что, не дали содержание? Извини, но ты же дочь вождя. Она нетерпеливо отмахнулись. — Зуко, мы не королевская семья. К тому же я не хотела ни от кого зависеть. Я путешествовала, занималась целительством и зарабатывала этим. В Стране огня я прожила около двух месяцев в доме губернатора Южной провинции. Его дочь была больна, я смогла вылечить ее. Они очень щедро отблагодарили меня. У ее матери были похожие перчатки, и мне захотелось… захотелось себя побаловать. — Она сложила поводья на колени (страусолошади было все равно) и с удовольствием стала рассматривать перчатки: черные, с текстурой чешуи, периодически взблескиващей на солнце матовыми, усталыми искорками, с металлическими заклепками и черным яхонтом на ремешке вокруг запястья, они были настоящим произведением искусства. Зуко зажмурился. — Точно… наместник Тшо… я слышал, что его дочь сильно болела, он перестал приезжать во дворец… и потом, да… Я не понял, что это была ты, не связал… — Зуко, ты и не должен был. Я не хотела никого видеть. И то, что я бываю в Стране огня, не значит, что я должна тебя уведомлять, разве нет? Зуко был несогласен, все в этой мысли казалось ему противоестественным.  — Нет, я не понимаю. Почему ты не пришла ко мне? Я был бы рад тебя видеть. Я бы дал тебе все, что нужно… и эти перчатки, и все…  Он заговорился и смутился, в конце концов махнул рукой и замолчал. Как она не понимает, что он был бы счастлив дать ей все, что она захочет? Почему это неочевидно? Катара хотела было начать речь о том, как горда она была сама позволить себе такую вещь, но глядя на осевшего на своем месте Зуко, осеклась. Девушка положила руку ему на плечо. — Зуко… когда я приеду в следующий раз, я обязательно заеду во дворец к тебе. — Она лукаво улыбнулась. — И так и быть, позволю тебе купить мне все, что я захочу. Зуко ухмыльнулся. — Судя по тому, как ты расплачивалась в булочной, мне нужно будет пожалеть об обещании.  Он снял ее руку с плеча и взял ладонь в свои. Он разглядывал перчатки, осторожно двигая ее ладонь, и в какую-то секунду ей показалось, что дело не в перчатках. Он перебирает ее пальцы, внимательно вглядываясь, не спеша, трогая каждый в отдельности, поглаживает ее руки, он пробежался по ремешку и скользнул выше, чувствуя, как заканчивается перчатся и начинается кожа на запястье. Ей казалось, что перчатка растворяется под его прикосновениями, которые попадают, как дождь, сразу на ее кожу. Но это было не так. Ее ладонь была так же сокрыта. — Они очень красивые и идут тебе. — Мужчина помолчал. — Да я все понимаю, почему ты не хотела. Просто… я был бы так рад тебя видеть.  Несколько минут они сидели в тишине. — Я сильно изменилась с тех пор? Зуко пожал плечами. — Да нет, осталась такой же. Катара надулась и забрала ладонь из его рук. Но не выдержала. — Такой же? Как ты можешь так говорить? — Послушай, по-моему, ты такая же независимая, всезнающая, сильная, справедливая и добрая девушка, какой я тебя и знал. Я не понимаю, чего ты ждешь от моего ответа. Ну еще противная немного. Она слабо улыбнулась. — А как насчет «чересчур заботливая», «надоедливая», «прилипчивая», «опекающая», «пустая» и «потерянная»? Зуко глубоко выдохнул. — Катара, я понимаю, о чем ты. Может, так бывало. Но ты никогда не была такой по отношению ко мне, может, поэтому я и не вижу разницы. — Он держал паузу. — Ты поэтому так холодна с ребятами?  Катара достала из кармана механические часы, которые дал ей Зуко, чтобы следить за временем. Оставался еще примерно час. Она принялась теребить из руках, то и дело щелкая застежкой, которая открывала крышку. — Ну да… Понимаешь, в какой-то момент я… стала вести себя как мама, и мне казалось, что ребятам это нужно. Но, кажется, это больше даже было нужно мне. Я чувствовала себя такой нужной. Я вкладывала в них все больше и больше, пока мне не осталось ничего. И… на самом деле я все еще зла и обижена на них, просто не знаю, как сказать… Да и зачем это говорить? Никто из них не виноват, что не заботился обо мне! Никто не виноват, что я отказывалась от помощи! Никто не виноват, что я всегда ставила Аанга впереди себя! Никто не виноват, что я откладывала свое обучение! Никто не виноват, что я всегда делала для других, а не для себя! Но вот итог: мне все еще больно быть рядом с ними. Мне проще быть отстраненной, чем выяснять непонятно что. Что я им скажу? Никто не сделал мне зла, но я оказалась несчастна. Часы в ее руках щелкнули, и она в растерянности посмотрела в ладонь — крышечка сломалась. Она больше не закрывались. — Агни, Зуко! Прости меня, прости! Агни, они же такие дорогие… Я обязательно оплачу, я починю, я… Зуко помотал головой. — Это ерунда, не переживай об этом. Она не знала, куда деть руки, то ли отдать ему часы, то ли продолжать держать их в руке, сломанные, нагретые ладонями… — Но тебя это правда касалось меньше всех. Не знаю, почему. — Было бы странно, попытайся ты вести себя со мной, как мамочка. Ты никогда не вела. — Ты никогда не дал бы мне. — Да. Они замолчали, и она вспоминала собственные мысли: что ей нравилось быть независимой и амбициозной рядом с ним, но было ли это ее новым «я»? Катара рассматривала его руку, сжавшуюся в кулак, и почувствовала, как ей не хватает тепла его ладони. Помешкав секунду, чтобы потратить ее на ответ, которые она все равно не могла себе дать, она стянула перчатку и взяла Зуко за руку. Она чувствовала себя уязвимой и защищенной. Они помолчали.   Когда подвод, укрытый тканью с названием лавки, неспешно покатился обратно, Катара и Зуко сели ему на хвост. Захватывающей эту погоню назвать было нельзя — все ехали медленно, а Зуко ужасно управлял повозкой, и, кажется, страусоконь уже смирился с бездарностью возницы и пытался вести себя как можно лучше, лишь бы поездка скорее закончилось. Когда повозка Мадара стала замедляться, Катара осталась на телеге, а Зуко спрыгнул скрылся, следуя за ней. Он вернулся довольно быстро.  — Насколько мне хватило глаз, это и правда пекарский цех.  Катара заупрямилась. У нее была идея, что цех связан с бунтовщиками.  — Дай я посмотрю.  Зуко только вздохнул. Катара убежала. Ее не было довольно долго, и он уже стал нервничать, как она показалась из-за угла: девушка неслась со всех ног. Катара запрыгнула к нему и лихорадочно заговорила: — Трогай! Надо на соседнюю улицу, быстро! Зуко ничего не понял, но сделал, как она сказала. Мимо них проехал какой-то подвод, и Катара тронула его руку: — Давай, за ним. Когда стало понятно, что они не упускают из виду повозку, которая, к слову, ехала более резво, она объяснила. — Там и правда цех, но я не могу поверить, что этот Мадар просто связующий, я думаю, он куда более значимая персона, и должен быть активно связан с основным подпольем. Я долго там отиралась, но ничего не увидела. А потом смотрю — с подвода сдирают тент с его именем и меняют, возница вернулся, ну я и побежала к тебе! Давай посмотрим, куда они едут. Зуко ценил и импровизацию, и чутье, и хоть его интуиция молчала, он доверился Катаре. Повозка стала петлять, уходя во все более узкие проулки, они быстро решили бросить телегу, где есть, и, натянув на лица маски, легко побежали в темноте за подводом.  Минут через семь они наконец замерли в проулке, наблюдая, как повозка остановилась у приземистого барака, который стоял чуть поодаль от окружающих домов («Плохо», — думал Зуко). Большие окна были занавешены черной тканью, однако из двери, к которой подъехал возница, бил свет. Вокруг здания медленно шел крупный мужчина, который явно никуда не направлялся, так что, видимо, он охранял здание. — Ты была права.  Катара сосредоточенно кивнула, гордая за себя.  Из повозки достали несколько ящиков, занесли их внутрь, после чего возница отправился обратно — Катара и Зуко только и успели что нырнуть между домами. Они долго рассматривали здание, но ни к чему не пришли. Между бараком и домами с каждой стороны было по 40 шагов, а патрульных, как они вскоре убедились, было аж двое — так незаметно перебежать, спрятаться и проникнуть не хватило бы времени. С крыши не запрыгнуть, покорение незаметно использовать не получится. С каждой минутой они теряли боевой дух. — Единственный вариант — снимать часовых, — покачал головой Зуко. — Но как только они придут в себя, они все расскажут, и мы больше ничего не сможем сделать.  Катара угрюмо кивнула. Нет проблемы снять двух часовых, проблема в том, что у них будет всего одна попытка проникнуть, а они даже не знают, что точно им нужно. Наконец Катара задумчиво протянула. — Знаешь… В последнее время для обезболивания во время операций стали использовать особую смесь. Ее дают подышать больному — жидкость выливают на ткань и закрывают лицо. Он отключается на некоторое время. Возможно… Возможно я могу покорением сделать из нее пар и окутать их лица. Они уснут. Все равно подозрительно будет, но хотя бы менее очевидно, пока они будут думать, разбираться, может, свалят на плохое саке, у нас будет и время, и, возможно, не одна попытка. Зуко удивленно посмотрел на нее. — Это очень хорошая идея, Катара. — Он тряхнул головой. — Давай возвращаться. Тут мы ничего не сделаем. Завтра раздобудем смесь и попробуем. — А пекарь? Они тихо шли по переулку.  — Хорошо бы узнать дату собрания.  — Чтобы проникнуть сюда? Зуко покачал головой. — Наоборот. Я думаю, что надо сделать ставку не на подслушивание, а на кражу документов, списков, доказательств. Тогда к Мадару надо идти во время собрания, а сюда, когда здесь ничего не будет. На сегодня с нас хватит. Чертова телега! Они вышли к своей повозке и уставились на нее. И что с ней делать? Конечно, контора аренды повозок закрыта ночью, но не тащить же ее с собой! В конце концов они подвезли телегу к заведению и оставили ее, привязав страусолошадь к дереву. И уже в разгорающемся рассвете, без сил они подъезжали на ящерах к своей стоянке — несолоно хлебавши и без особых планов.  — Знаешь… — задумчиво протянула Катара. — Этот барак — скорее всего общежитие рабочих. Тут же добывают уголь, это почти окраина города. Тебе не кажется странным, что это уже второе промышленное здание? Либо они захватывают брошенные, либо у них есть владельцы, тогда к этим владельцам должны быть вопросы.  Зуко опять уставился на нее. — И это тоже очень хорошая идея… — он пробормотал. — Надо завтра написать Аангу, пусть проверят. — Он помолчал и немного улыбнулся. — Вот уж воистину, нет задачи, которую не решил бы гений из Южного племени воды. Катара ухмыльнулась. — Будет тебе. Я никогда бы не составила конкуренцию папе или Сокке. — Да тем не менее. У тебя очень гибкий и приметливый ум. Вспомнить хотя бы твою битву с Азулой. Катара кинула на него польщенный взгляд. Зуко глубоко вздохнул. Какое же это удовольствие делать дело с умным и проницательным человеком — не сказать, чтобы управление Страной Огня сильно напоминало это. Вслух он брякнул только: — Знаешь, за шесть лет я так и не сформировал нормальный кабинет. Несколько министров толковые, мой секретарь отличный человек, но в большинстве своем во дворце довольно ужасные управленцы. Так тяжело найти разумных и исполнительных людей. Катара быстро взглянула на него, удивленная сменой темы. Она мягко поддержала разговор. — А толковые — это какие? — Люди, которые не боятся принимать решений. Заинтересованные в своем деле. Заинтересованные в благе людей. Без раболепства, которые не боятся сказать неудобную или неприятную правду. Ты представляешь, я только на второй год начал понимать, сколько от меня скрывают, лишь бы я не «разгневался»! — и, конечно, он уже раздражался только от этой мысли, начал жестикулировать одной рукой, и Катара тихонько улыбнулась себе под нос. — В общем… Вот таких, как ты, пару сотен бы…  Катара рассмеялась. — С этим, боюсь, будут проблемы. Так у тебя, получается, просто не хватает людей? И они ехали, беседуя о его кабинете и системе управления. Катара оказалась на удивление проницательной слушательницей, и Зуко было невероятно приятно наконец-то пожаловаться кому-то, кто мог бы его понять, и при этом не стесняясь в выражениях. Он, правда, и сам не понял, почему заговорил об этом, но глядя ей в лицо, слушая ее сочувственные, но толковые замечания, не жалел ни секунды о своем порыве. — Зуко, а тебе… одиноко? Наверное, только из-за раннего утра она решилась задать такой вопрос. И еще из-за того, как жадно он говорил о своей работе, главном содержании своей жизни. Жадно и отчаянно. Как будто никто раньше этого не слышал.  К его чести, он ответил на вопрос, не увиливая. — Да. Думаю, да.  И она протянула ему руку, и он протянул в ответ. Сидя на ящерах, они могли коснуться только кончиков пальцев друг друга, но ему все равно стало тепло, и Зуко улыбнулся. Дурашливый, детский жест. — Расскажи еще. И он продолжил.