Заново

Зуко проснулся от крика. Голос Катары. Он вскочил, путаясь в спальном мешке. Голос Катары. Спотыкаясь, зажег огонь и побежал. Голос Катары.  Он увидел что-то страшное. Она металась во сне и кричала, кричала до хрипа. Зуко замер, по виску тек ледяной пот. Будить? Или он так больше ее испугает? Но ждать он не может. Упал на колени, поймал ее, чуть-чуть сжимая, подтаскивает к себе, не заглушая ее, шепчет на ухо: «Катара, проснись, проснись, проснись, это сон, сон, сон, это я, Зуко, иди сюда», и так много, много раз. Она дернулась и открыла глаза. Зуко тяжело дышал, держа ее на коленях, и заглянул ей в глаза.  — Катара, ты тут? Она смотрела на него, зрачки были расширены от ужаса. Зуко казалось, что она узнает его, но ее тело было совершенно безвольно, она не шевелилась. Ее полубезумный взгляд метнулся ему за спину, и Зуко резко обернулся — но там не было никого. — Катара, я здесь. Я здесь. Как тебе помочь? Она молчала и продолжала только смотреть на него. Зуко попытался промять, помассировать ее ладони, плечи, икры, действуя интуитивно, словно бы пытаясь вернуть ей чувствительность.  Наконец она дернулась и неловко села. Призвала воду из фляги и напилась. Умылась. Катара не смотрела на Зуко — то ли из-за стыда, то ли из слабости. Он не отпускал ее, придерживая за спину.  — Как ты? Она обернулась к Зуко. — Я… буду нормально. Это кошмар. — Ты хочешь пройтись? Или лечь? Девушка закрыла лицо руками. — У меня нет сил. Мне страшно ложиться обратно. Зуко сжал ее плечо и встал. Он действовал быстро — зажег небольшой костерок рядом с деревом, подтащил к нему свой мешок, достал одеяло, которое предусмотрительно собрал кто-то из слуг, и подвел Катару. Зуко прислонился к дереву спиной, а ее посадил перед собой, укутав в одеяло. — Прислоняйся ко мне, я тебя обниму. Думаю, тебе это нужно сейчас. Катара откинулась ему на грудь. Руки и ноги Зуко, кажется, окружали ее, как крепость, а впереди горел огонь. Она наконец-то прикрыла глаза, отдыхая, и тело стало обмякать. Она чувствовала его дыхание, грудь вздымалась и опускалась, как волна, и она подстраивала свое сбившееся дыхание под его ритм. Он был везде, был вокруг, большой и теплый. Зуко нашел ее ладони и взял в свои. Он принялся осторожно разминать и массировать их. — Зачем ты это делаешь, Зуко? — Мой лекарь советует, он говорит, что в ладонях много нервных окончаний, и массаж позволяет справиться с тревогой. — Спасибо, Зуко. Они молчали. — Ты хочешь рассказать, что это был за кошмар?  Катара глубоко вздохнула: она не колебалась, отвечать или нет, а набиралась сил и, казалось, оттягивала время, прежде чем ринуться в ледяную пучину. — Там не было ничего необычного, это были… мои обычные кошмары.  — Твои обычные кошмары? Это часто бывает? Ты часто кричишь во сне? — Я долго кричала? То есть… я просыпаюсь от крика, но я не знаю, как долго это длится. Она не могла видеть его выражение лица, но он был в половинчато-неуверенном ужасе, хотя старался звучать спокойно, чтобы не пугать ее еще больше. — Ты долго кричала и каталась по земле. Если честно, это выглядело очень страшно. А что было потом? Ты как будто проснулась, но не двигалась. Катара поерзала, прежде чем ответить, но она была решительна: она расскажет Зуко обо всем, что он спросит. — Пра-пра сказала, что это называется недвижимый сон. Это когда человек просыпается, но какое-то время еще не может двигаться, как будто его заморозили. Для меня это похоже на долгое пробуждение. Я начинаю понимать, что я проснулась, но я не чувствую тело, не могу пошевелиться, иногда мне продолжает чудиться что-то жуткое, например в этот раз мне показалось, что тебя охватывает огонь и ты горишь. — Зуко вспомнил ее метнувшийся за спину взгляд. — Но за пару минут это обычно проходит, я понимаю, что проснулась, а все, что было, — это только сон. Зуко мягко подтолкнул ее, чтобы она привстала, и развернулся, чтобы видеть ее лицо. — Катара, как часто это происходит? И… извини, но так было всегда? — он постарался спросить очень вежливо, хотя конечно она поняла подразумеваемое: «Аанг об этом не говорил». Ее охватило раздражение. — Нет, Аанг не мог бы об этом знать, и, к твоему сведению, мы никогда не спали вместе. Но в любом случае это началось после того, как я ушла из команды и рассталась с ним. Это происходит, ну, наверное, несколько раз в неделю. — Несколько раз в неделю?! — Зуко уже не скрывал своих эмоций. — Как ты вообще спишь? Она дернула плечами и начала защищаться. — Да нормально я сплю! И вообще, пока я была одна, я никому этим не мешала.  Зуко с подозрением смотрел на нее. — Так а что тебе снится? — он снова прислонился спиной к дереву и привлек Катару себе на грудь, а она не сопротивлялась. Зуко подумал, что ей легче будет говорить, не глядя в лицо.  Она перекинула косы вперед и начала их теребить в руках. — Да… все время одно и то же, на самом деле. По кругу. Война. Смерть, убийства, кровь, ожоги. Там убивают маму, Аанга, тебя, меня, Тоф, Сокку, Пакку, Пра-пра, вообще много кого, иногда снится реальное — как умер Джет, или мама, или Юи. Но… все в подробностях, таких, кровавых. Там… отрезают конечности, пытают, в общем, — ее дыхание сорвалось, и голос как-то изменился, — очень жестоко, мерзко все, — и он понял, что Катара тихо скривясь, почти плачет. Он неуверенно, но с большим сочувствием начал поглаживать ее по плечам.  — Что тебе снилось сегодня? Катара прерывисто, сквозь слезы вздохнула.  — Почему ты спрашиваешь? — Потому что я знаю, что такие сны — это как яд. Тебе надо их вынимать и высасывать, и самое лучшее — рассказать. Мне не страшно это услышать. Когда ты мне расскажешь, тебе тоже станет менее страшно. Они помолчали. Катара обдумывала свои слова и взвешивала, проверяла чувства, — готова ли она довериться ему настолько. — Я знаю, потому что у меня было так. Когда отец меня изувечил и изгнал, мне снилось это ночь за ночью. Я постоянно просыпался, хоть и не кричал. Я бродил тенью по кораблю, потому что практически не спал. Я не хотел ничего никому говорить, пока дядя практически не заставил меня. Катара улыбнулась. — Как? — Он сел в моей каюте и сказал, что не уйдет, пока я не расскажу о своих кошмарах. Я не поверил ему. Вечером я собирался ложиться спать и сказал ему убираться. — Зуко тяжело вздохнул. — Он сказал, что не уйдет. Я лег спать, а он сидел за столом, и ночью это опять случилось, и он был рядом. И я… рассказал ему. Все. И мне правда стало легче, хотя я не хотел это признавать. — Он покачал головой, вспоминая, каким же сложным, зажатым подростком он был. — Эти кошмары не ушли сразу, и даже не навсегда, но уже не были такими изнуряющими и частыми. Он протянул ей свою руку, и она с радостью схватилась за нее и стала перебирать его пальцы. — Ну, в общем, мне снилось, как… маги огня убивают Тоф. И… они отрезали ей ноги. И… запихивали в раны камни, и кричали ей что-то про магию. А она плакала и сходила с ума. А они отрезали по кусочку, все выше и выше, и повторяли это… А я стояла и смотрела, и я даже не была связана, но не могла подойти. А потом один солдат обернулся ко мне, у него такой шлем был с тремя глазами, но в прорезях — одна чернота. И он говорит, подойти и залечи, если можешь. И я подхожу, но… я ничего не могу сделать, потому что ей уже не помочь, но что хуже… — ее голос немного дрогнул, — мне было так противно во сне, я не хотела к ней прикасаться, потому что это было уже не тело, а просто кровавое месиво, и я… я… я чувствовала отвращение, но еще я чувствовала себя ужасным человеком — как это я не буду помогать подруге, потому что мне противно? Чем я лучше них тогда? И я отвернулась от нее… Зуко забрал свою руку, которую она размяла с силой, куда большей, чем нужно, и осторожно обнял Катару, прижимая к себе легонько, но уверенно. Ткань на предплечье стала немного мокрой.  — Катара, это ужасный сон. Он неуверенно поднял руку и погладил ее по голове. Сейчас она казалась ему невероятно маленькой и одинокой. Зуко задался вопросом, как она справлялась с этим, если никого не было рядом, кто мог бы ее обнять? Она всхлипывала все громче и громче, не пытаясь сдержать слезы.  — И ведь ты и в жизни видела такое. Мертвых людей, изуродованных людей. Это вообще очень страшно. Я никогда не хотел бы этого видеть. И она заплакала еще сильнее, и рукав его рубашки намокал и намокал. Она повернулась, подтянула к себе колени, и прижалась к нему бочком, сжавшись в комочек, а Зуко обхватил ее руками. Ему не хотелось больше ничего говорить, да и ей тоже. Она плакала, пока не выплакалась целиком, и затихла, и они продолжали так же сидеть. Начинало рассветать. — Спасибо, Зуко.  Он снова погладил ее по голове. — Ты никому не рассказывала? Ты была одна все это время? Она кивнула где-то у него на груди. — Когда я жила дома, Пра-пра видела и знала, она хотела мне помочь, и я ей рассказывала. Но потом я уехала, и, да, справлялась сама. — Самой тяжело. — Да, — она призналась, может, впервые сама себе. — Давай попробуем поспать? Еще есть несколько часов. Катара отстранилась. — Я не хочу, я не буду уже спать. Ложись ты, я посижу, почитаю. Лучше я завтра лягу пораньше. Зуко, чуть нахмурившись, внимательно смотрел на нее. — Ты боишься спать? — Да.  — А сейчас, когда мы так сидели, тебе не было страшно? — Ну… да. Не было. — она нежно улыбнулась. — Спасибо. — Тогда есть решение. Вставай с мешка. Катара молча послушалась. Зуко забрал мешок, сходил за ее спальником и принялся их расшнуровывать. До нее дошло, что он собирается делать. — Зуко, что ты делаешь?! — Я перешнуровываю наши спальные мешки в один. — Зуко, я не согласна! Это… Он стоял на коленях и возмущенно поднял на нее голову, уперев руки в боки. — Нет, это ты послушай меня. Ты когда-нибудь спала с кем-нибудь? Катара потупилась и даже отступила назад. Но быстро собралась, поджала губы и задрала подбородок. — Не твое дело! — А я не про дело спрашиваю, а про то, спала ли ты просто рядом с кем-нибудь ночью, чтобы ты не была одна? Она раздраженно выдохнула. — Нет. — Ну давай тогда ты хотя бы один раз попробуешь. Если что, я настаивать не буду. — Хотя он тут же склонился и стал вытаскивать шнуровку со своего мешка.  Катара хмыкнула и уставилась на него. Когда первое смущение схлынуло, она подумала, что это не такая уж и безумная идея. Сама мысль, что к ней вернется кошмар, если рядом будет большой, жаркий и уверенный в себе Зуко, была смехотворной. Готова ли она при этом условии лечь спать? Как миленькая. Понравится ли ей спать с ним в обнимку — она вздохнула, подозревая, каков будет ответ. И еще раз с подозрением уставилась на него — интересно, есть ли в его энтузиазме что-то кроме желания помочь ей? Она подумала, будь тут Тоф, предложил бы он ей то же самое? Но, в конце концов, она и правда никогда не прогоняла кошмары объятиями. И долгие годы рядом не было никого, кто обнял бы ее после пробуждения и успокоил ласковыми словами. При мысли об этом к горлу снова подступили слезы — может, до этой ночи она и не задумывалась, что она по-настоящему одинока. — Ладно, я согласна. И она принялась бродить по их полянке, закутанная в одеяло, пока Зуко перешнуровывал мешки, и, как бы он ни спешил, это было не самое быстрое дело. Уже в тусклом осеннем рассвете он закончил.  Зуко достал редкую, очень дорогую вещицу — механические часы. Катара знала, что такие были буквально у нескольких людей в мире.  — У нас есть часа четыре.  И он разулся, залез в соединенный спальный мешок и посмотрел на нее ожидающе. Да, в рассветной заре залезать в мешок к Зуко было уже не то же самое, что лежать у него на груди, когда она почти ничего не соображала. Катара осторожно, не дыша, забралась к нему.  Зуко без разговоров повернул ее к себе спиной и обнял. Она подтянула ноги к груди, устраиваясь поудобнее. — Спокойной ночи. — Очень нейтральным тоном сказал Зуко. — Спокойной ночи, Хозяин огня Зуко. Он нашарил ее руку и легонько ущипнул. — Ты для этого меня рядом положил? — Катара возмущенно шипела. — В следующий раз откушу ухо. Она засмеялась и закрыла глаза с улыбкой на губах.