Солдат с лиловыми глазами

      Мойша действительно был в лесу, но один. Это был мальчик со светло-рыжими, почти жёлтыми волосами. Глаза у него были такого же карамельного цвета, как и у Шмуэля, но уши у него были такой же формы, как у Бруно, пусть и рыжего цвета, а хвост больше походил на собачий. — Хей, ребята! — он подбежал к Бруно и Шмуэлю. — вы ведь не знаете здешних мест. Хотите я вам всё покажу? — Мы хотели сами поисследовать, на самом деле. — возразил Бруно. — А не боитесь заблудиться? — спросил Мойша. — давайте, я вам всё тут покажу, что уже нашёл, а потом можем поискать ещё чего! — он говорил быстро, словно куда-то спешил. — А много ты уже нашёл? — тихо спросил Шмуэль. — Одно очень красивое место. Пойдёмте! — Мойша запрыгал на месте. Всё время улыбка не спадала с его лица. Он словно родился с ней. — Ладно. — сдался Бруно. — Ура! Пойдёмте! — Мойша повёл их в глубь леса. Он бежал, останавливался, оглядываясь и проверяя, идут ли мальчики за ним, и продолжал бежать. — Слушай, Мойша… — начал Бруно. — Ага? — А как ты тут оказался? Расскажи поподробнее? — Ну… — он немного помрачнел, — Я рос в немецкой семье, меня растили как немца и я всегда думал, что немец. — Мойша усмехнулся, но тут же погруснел, — Потом мама вышла на улицу и не вернулась, а через два дня отца арестовали и приказали избавиться от меня… Отец защищал меня как мог. Потом в дом пришли солдаты и врачи и стали меня рассматривать и изучать: брали кровь, измеряли голову, изучали хвост и уши. Потом один из них так презрительно на меня посмотрел и так же презрительно сказал… — Мойша назвал то слово, которым лейтенант Котлер называл Павла и Шмуэля, — Отцу сказали избавиться от меня и дали на это день, иначе всю его семью и животных расстреляют… Его все уговаривали не выдавать меня: сестрёнка плакала, бабушка угрожала, что разрушит ему жизнь, если он сделает это, дедушка просил, чтобы меня отдали им с бабушкой и даже собака выла. Но отец отказался, сказав, что евреям не место в его семье — он тоже думал, что я немец — и меня выставили на улицу. Там меня вскоре схватили и отправили в лагерь. А потом появился папа и принёс меня сюда. — Твой отец — просто жалкий трус! — констатировал Бруно, стыдливо вспоминая, как подставил в Шмуэля в своём доме на кухне. — Не думаю, — покачал головой Мойша, — Отец хотел спасти семью. Если бы он не выставил меня, погибли бы все, включая собаку. — Но ведь, скорее всего был способ спасти семью не выгоняя тебя! — Я не был частью их семьи. Я понимаю это. Я навлёк бы беду на них. Я уже это сделал — из-за меня погибла его жена. Отец не хотел терять кого-то ещё… — Но он потерял тебя! — Бруно, они — немцы, я — еврей. Я не был частью их семьи, я понимаю это и глупо винить в этом отца. — он выделял каждое слово голос и говорил так, словно всё это было очевидно. — Но ведь ты сам сказал, что всё думали, что ты немец. — Да… Это было лишь недоразумение… Рано или поздно, всё бы всплыло наверх… Запах не спрячешь. Тебе не рассказывали, про то, что у каждого народа есть свой уникальный запах? Он очень слабый, но собаки и люди с сильным нюхом могут учуять его. У нас — евреев — тоже такой есть… Бруно больше не желал спорить. Мойша выглядел очень подавлено и продолжал стоять на своём. — Вот мы и пришли. — объявил он. Он вывел их к озеру, укрытому макушками деревьев. Свет проникал только посередине и оттуда растекался по всей поверхности озера. Листья и трава, которых он касался, окрашивались в светло-зеленый, а вода красиво переливалась. Глаза Бруно широко раскрылись, а рот сложился буквой «О». — Ого… — только и сказал он. — Как здесь красиво… — подхватил Шмуэль. — Здорово, что Моше привёл нас сюда. — Моше? Это твоё полное имя? — Нет. Полное имя у меня Моисей. А Моше, как и Мойша или Мойше — это его разговорные формы. Но я не люблю, когда меня зовут Моисей. Поэтому зовите меня просто Мойша или Мойше — без разницы. Ну… Или Моше, на крайний случай. — он присел в траву под дубом. — А это что? — Бруно заметил на дубе какую-то табличку. Мойша поднялся и посмотрел на неё. — «Это дерево было посажено Сергеем Алексеевым во время его первой поездки в Сибирь в тысяча семьсот двадцать пятом году.» — прочитал он. — Ого, так это получается ему… — Шмуэль задумался, — уже двести восемнадцать лет?! — А кто такой этот Сергей Алексеев? — спросил Бруно. — Не знаю. — вздохнул Мойша, его хвост перестал весело метаться из стороны в сторону. — Может кто-то из местных знает? — предположил Шмуэль. — Я спрашивал у них. — Мойша вздохнул, — Они ничего не знают. Говорят, мол, герой, сейчас на фронте, фрицов гонит… Бруно увидел, что Шмуэль сперва сел, а потом и вовсе лёг на мокрую траву у пруда. — Что с тобой? — спросил он и тронул друга за плечо. Шмуэль снова был очень бледный. Он тяжело дышал, открыв рот и, казалось, пытался пить из пруда. — Нам нужно вернуться в Руины. — сказал Мойша. — взрослые знают, что делать. Бруно посмотрел на своего друга и подал ему руку. Шмуэль взялся за неё и поднялся на дрожащие ноги. Они пошли назад той же тропой. — Подождите… — Шмуэль опустился на колени, из его рта потекла непонятная жидкость. — Это плохо. — Мойша сел рядом с ним и поднял его голову. — нужно срочно идти домой. Бруно снова помог Шмуэлю встать. Тот с трудом переставлял ноги и ему приходилось помогать перешагивать через корни деревьев. Так они добрались в Руины. Пауль встретил их сразу у порога. — Святые посыльные, Шмуль, крошка, что случилось? — он осторожно приподнял его голову. Шмуэль помотал головой. Пауль быстро осмотрел его и завёл в Руины, оставив Бруно и Мойшу в недоумении. Они зашли следом. — Это я виноват… — шептал Пауль, — С тех пор, как не стало Рихарда, мне стало намного труднее справляться со всем… — увидев мальчиков он тут же изменился в лице. — Странно, что он развился так быстро. Может пища непривычная или всё-таки дефицит? Или наоборот избыток? Бруно увидел, что Израиль снова лежал на кровати. Шмуэль сидел рядом с ним оперевшись спиной на стену.