The End of Undertalion: My Purest Soul For You

Тёплая, оплавленная жаром бурлящей в глубине горы Эботт магмы, земля заставляла любого его гостя чувствовать себя некомфортно, будь то Фроггит, Умбра, водный, воздушный монстр, или иного рода. Но гость, что пришёл сюда из далёкого Сноудина, где в очередной раз играл для местных детей роль рождественского Санты, чувствовал дискомфорт куда больший, нежели все остальные: дело было далеко не только в контрасте условий в биомах, или наличии шерсти, нет. Разочарованный однажды, он с большой неохотой откликнулся на просьбу той, кто уже разочаровал его подходом к жизни его подданных, пусть и находившихся на грани смерти. На раскалённый камень Хотленда ступил король Подземелья, единственного известного анклава Монстров — Асгор Дримурр. Тяжёлая поступь монарха, что оказался на пороге Лаборатории, была слышна в любой её части — груз доспехов и прожитых Асгором лет отзывался эхом и отражался от стен и потолка сооружения, вынудив экс-доктора Альфис прекратить на время наблюдение за подопытным, по-прежнему пребывавшем в управляемом сне. Механическая дверь отворилась, и, пригнувшись, массивное тело короля протиснулось внутрь. -З-здравствуйте.. Простите за беспокойство, сэр Дримурр. Я, наверное, оторвала вас от дел? Король слабо улыбнулся. -Нет, только от очередной взбучки. Не волнуйся, я поговорил с Тори, она не станет на тебя давить. Но, раз уж мы оба сделали несколько весьма сомнительных вещей, не расскажешь ли, для чего просила ещё один день? Альфис приземлилась в кресло и протёрла очки аккуратно сложенным платком. -Это касается природы нашей души. Я сохранила всё, что смогла найти, но.. сделала ещё кое-что. И я приму всё, что бы вы с Тори.. Смотрительницей мне об этом ни сказали. -Это касается В.Д.? - Спросил король, снимая с себя плащ. -Вы знали о том, что он творил? -Очень мало, Альфис. Возможно, оно и к лучшему. Я не могу сказать, что мы ладили, но когда дело доходило до его инженерного гения — ему не было равных. Жаль, но такие личности не всегда хорошо влияют на тех, кто находится рядом с ними. Скажи, что именно ты обнаружила? Что ещё он успел сделать? -Я.. п-простите, сэр, я не считаю целесообразным посвещать вас в нечто столь ужасное. Я сама не могла с этим работать. Но, если вы слышали о чём-то, что называется «Фонтан Ренкара», то.. -Слышал. - Прервал король. -И, если не возражаешь, больше бы слышать и не хотел. Я давно отклонил этот проект и знаю, в чём его суть. Он меня больше не интересует, а тебе я бы посоветовал запечатать его и никогда больше не вспоминать. -Уже сделала.. но речь сейчас о другом. Помните, я грезила мечтой найти способ вернуть к жизни умерших? Восстановить разрушенную душу? - Спросила Альфис, налив почтенному гостю чай из личного термоса. -Я помню, как восторженно ты об этом мне рассказывала, как говорила, что душа — краеугольный камень нашего естества и ядро наших личностей. И.. он нашёл способ? Ты смогла найти? Если так, то могла бы ты сделать.. нет, я не хочу сейчас просить о подобном. Мы оба не готовы к этому разговору. -Я знаю, о чём вы говорите. Асгор.. то есть, король.. я не знаю, как вам сказать. Вас может удивить то, что вы увидите. Пожалуйста, не бойтесь. Я смогу всё объяснить. -Я приму всё, что увижу, лишь бы это больше не причинило никому боль. И, если не затруднит — поделись, как закончим, рецептом чая. Хотелось бы добавить такой аромат в коллекцию. - Ответил король, не выпуская чашку из рук. -Х-хорошо. Пожалуйста, за мной. Тусклая лампочка едва освещала преддверье верхней комнаты — обители манги, экшен-фигурок и комиксов, вспомогательной мастерской и, по совместительству, спальни. Вспоминая первый день работы здесь: как поднявшись по автоматической лестнице, она впервые оглядывала новое, просторное и технологичное жильё, учёная осторожно, дрожа от волнения, открыла дверь. И за приглушённым скрежетом высокопрочной стали незамедлительно последовал звук раскалывающегося фарфора. -Азриэль? АЗРИЭЛЬ! Альфис, скажи мне, что он жив! На медицинской постели, облепленный датчиками, лежал монстр, в котором однозначно угадывался Павший принц. Лицо его выражало полнейшую безмятежность, но когнитивные функции, согласно всё тем же датчикам, утрачены не были. Он мыслил, но объект его мыслей оставался, пока, недостижим разуму ни короля, ни исследовательнице, совершившей, с его точки зрения, чудо. -Он.. я.. всё с ним должно быть в порядке. Разве что, могут быть незначительные ментальные и физические отличия.. -Его можно вывести из сна? Если это безопасно.. если ему ничего не навредит, то сделай это. Я приказываю сделать это, как король. -Х-хорошо.. дай мне минуту. Датчики вскоре были откреплены. Страдалец начал открывать глаза, выходя из сна, в котором пребывал последние дни. Взгляд его, полный недоумения, был прикован к «генетическому» отцу, в котором, глядя на свои руки, Азриэль пытался найти сходство с собой. -Я.. где я нахожусь? -Дома, сынок. Ты дома. - Ответил король, весьма осторожно обняв сына. -Я.. разве? Я ничего не понимаю. Как меня зовут? Кто.. откуда я здесь? Осознание происходящего пришло к Альфис стремительно. -Ч-часть воспоминаний могла была утеряна вместе с некоторыми фрагментами души. Ему всё придётся познавать заново. -Это не важно. Спасибо. - Скромно ответил король, согнувшись над постелью. -Так.. кто же я? Я не понимаю.. я ничего не понимаю.. - Принц робко обнял отца, не узнавая в нём оного. На глаза наворачивались слёзы, а в голове, вновь способной мыслить, появлялись десятки вопросов о собственном происхождении, семье и прежней жизни. И им постепенно находился ответ в лице пересказанных воспоминаний отца. По крупицам, от вопроса к вопросу, до Азриэля доходило осознание того, кем он некогда был. Он не помнил семью, но знал, что это — его семья. Он не помнил Подземелье, но знал, что это — его дом. Но на последний вопрос — что же с ним случилось тогда, Асгор пока предпочёл не отвечать. Память о последнем шаге, последней улыбке собственного сына и собственной, разрушительной, и, более того, саморазрушительной ярости, в коей и была дана клятва мести всему Человечеству, терзала сердце и душу короля и прежде, столь сильно, словно всё это произошло не годы и десятилетия назад, а день. Каждый день, вплоть до этого. -Когда я смогу вернуться домой? Я хочу посмотреть на него. -В любое время, думаю. - Ответила Альфис. -Если будут какие-либо побочные эффекты.. кроме тех, что есть сейчас.. говорите мне. П-подождите, вы уходите так быстро? -Я пришлю к тебе Корума завтра. Меня не волнует, что скажет Ториэль — ты остаёшься здесь на правах ассистента. Трепетно взяв сына за руку и не удостоив Альфис, оставленную в неловком молчании даже взглядом, король вышел за дверь. Сердце его, наполненное животрепещущей радостью, билось с удвоенной силой и само вело короля к его дому, через тайные тропы, в обход Ядра и Нового дома, дабы никто не увидел, никто не отнял вновь то, что было обретено таким трудом. Мысли же младшего Дримурра были заняты попыткой пробудить те тёплые чувства, те воспоминания, отголоски которых хранились где-то в его душе, но на их месте он находил лишь гнетущую и давящую пустоту. Ребёнок, на первый взгляд, задавался вопросами о собственной идентичности, пусть пока и не мог найти нужных слов. С собственной точки зрения он выглядел чистым листом, едва начатым впитывать себя то, что его окружает. Он чувствовал себя так, словно родился заново — не физически, но эмоционально. Дом, семья, друзья, радость, любовь, счастье — всем этим абстрактным, незнакомым словам лишь суждено было найти образ в возрождённой душе. И начинался этот путь с дома. Старого дома, порог которого украшали так любимые Асгором золотые цветы. -Это твой дом, Азри. Здесь ты когда-то жил. Он остался таким, как и в тот день, когда.. ты исчез. Я ничего в нём не менял. Принц приметил это. Приметил, как безмятежно покачиваются на ветру золотые цветы, как сверкают идеальной чистотой окна, и до какого блеска начищены ступени дома. Ему здесь нравилось, пусть никакой связи с этим местом он по-прежнему не чувствовал. Убранство встретило Азриэля таким же лоском и чистотой. На комоде из светлого дерева покоился керамический горшок с жёлтыми цветами, довольными своим существованием, обилием воды и удобрений, от кухни тянуло приятным ароматом цветочного чая. Но одна деталь задержала его любопытный взгляд на себе: картина с четырьмя членами некогда счастливой семьи. Себя с отцом он угадал однозначно, но вопросов о иных двоих было намного больше. -Это.. это моя мама? - Спросил принц. -Да. Это она. И она будет тебе рада, когда я.. отведу тебя к ней. -Почему она не дома? -Она здесь больше не живёт. Но, надеюсь, когда она тебя увидит, то снова будет счастлива. - Горестно ответил Асгор, сочтя не лучшей идеей втягивать ребёнка в семейные конфликты. Четвёртой фигурой на картине оказался человек, ростом не выше самого принца. Слово «человек» имело своё место в памяти Азриэля, но лишь сейчас он смог заново открыть для себя, как они выглядят. Слово это отзывалось едва заметной болью — он не знал этого человека, не мог его помнить. Но было и что-то важное в этом портрете, словно сей ребёнок как-то повлиял на его прежнюю жизнь. Спальня, куда после скромного и молчаливого ужина пришёл вместе с отцом Азриэль, лишь подогревала его интерес: кроватей было две. Одна была положена ему, другая же, как и помятая картонная коробка рядом, оказалась пуста, и пустота эта была родственна той, что Азриэль чувствовал в себе. Они были одной, эмоциональной природы, и появились, как он сам чувствовал, в одно и то же время. Вскоре Асгор принёс к постели ужин — чай с ирисковым пирогом, начинка которого прилипала к зубам, а само тесто казалось чересчур суховатым — за годы семейной жизни он так и не научился готовить этот пирог правильно, но в приготовлении чая, нежностью и пробирающим до последней ниточки души теплом неспособного сравниться с иным любым, ему не было равных. Перед тем, как приняться за лакомство, Азриэль решил удовлетворить своё любопытство по поводу человека: -Папа.. а у нас был человек? Не желая затрагивать столь болезненные для себя воспоминания, Асгор, поставленный в весьма неловкое положение этим вопросом, ограничился лишь частью правды: -Был. Не один, но ты застал лишь первого из них. Она была первым гостем с Поверхности, кого мы встретили за долгие годы заточения здесь. Она запомнилась многим, и поэтому.. она здесь, на портрете. С тобой. -Где она сейчас? Что с ней? Король вздохнул. -Умерла. Люди не живут вечно даже если у них нет собственных детей, и по истечению положенных лет такова их участь. И, боюсь, мы не можем вернуть её, как вернули тебя. Пожалуйста, не томи себя дурными мыслями. Тебе надо выспаться. -Хорошо. Завтра какой-то важный день? -Завтра первый из каких-то важных дней. И первое Рождество, которое ты запомнишь. Доброй ночи, сынок. - Асгор по привычке обнял сына на ночь и вложил в его руки игрушку, отдалённо напоминающую его самого — столь же длинные уши, белая шерсть и, пусть и мягкие, но длинные рога. -С-спасибо. И тебе доброй. - Ответил Азриэль, проводив взглядом ускользавшего в дверном проёме отца. *** Но сон всё не приходил. Минуты тянулись, словно начинка остывшего пирога. Тепло родительской заботы, мягкость постели – всё это показалось принцу не таким важным, как только взгляд его зацепился за мерцающий в темноте кусок металла – там, под пустой кроватью первого человека. Поднявшись, Азриэль достал находку и принялся вертеть её в руках. -«Я.. что я такое? Почему я не могу быть собой? Мне ведь.. чего-то не хватает.» Рукоять кинжала была скреплена клейкой лентой – единственным, что удерживало её на хвостовике. Несмотря на то, сколь потрёпанным казался металл, в нём по-прежнему отражались как маленькие, появившиеся после возрождения рога, так и глаза, цвета артериальной крови - глаза возрождённого Принца. То был одновременно признак и его новой идентичности, и утраты прежней. -«Я должен вспомнить. Если я не знаю, каким я был, то как могу знать, каким я должен быть?» - Брошенный кинжал угодил точно в деревянную стену над кроватью Первого человека и застрял в ней. Азриэль не знал, мог ли вновь стать прежним. Не знал, где сейчас его воспоминания. Не знал и то, обречён ли он стать чем-то другим, новым и уникальным. Но желание обрести себя, найти ключи к своему прошлому дало ему понять, что не стоит упускать такую возможность, проводя безо всякого сна ночь перед Рождеством. Ноги вновь почувствовали мягкость одеяла, руки машинально прижали к груди плюшевую игрушку, а засыпающий разум грезил лишь одним – стать собой, каким бы это «я» ни оказалось.