Маяковский

— Ма-а-ам, мне скучно! Наташа вздохнула. Ну вот, опять. Нюта болела уже неделю, а потому нещадно капризничала. Обычно весёлый и спокойный ребёнок, она становилась совершенно неуправляемой при малейшей простуде: плакала, кряхтела и канючила, требуя развлечений. Мультики не спасали: спустя пять минут из детской раздавалось протяжное: «Ма-а-ам, мне скучно!», и Наташа спешила на выручку, мысленно взывая к участковому педиатру с просьбой о допуске в детский садик. Сказки тоже не помогали: не проходило и пяти минут, как Нюта начинала вертеться в кровати и картинно кашлять. Не заинтересовал её и альбом с фотографиями, а при виде снимка, где трёхлетняя Нюта возилась в песочнице с подружкой Лесей, дочь и вовсе разревелась. — Хочу на улицу! В садик хочу! — крупные слёзы скатились по отмеченным ветрянкой пухлым щёчкам. — Хочу! Хочу! Ничто так не развивает фантазию, как необходимость занять собственное чадо. На подмогу был призван Бенджамин Спок, в своё время прославившийся книгой «Ребёнок и уход за ним». Блёрб на обложке от какого-то известного критика обещал советы на все случаи жизни. При постельном режиме светило американской педиатрии рекомендовал занять ребёнка вырезанием фигурок из картона, составлением альбомов из газетных статей и даже постройкой бумажных домиков для кукол. Наташа решила опробовать все предложенные способы, и спустя пять минут пол был усеян цветным конфетти, основательно заляпанным канцелярским клеем. Перед глазами ярким всполохом мелькнуло собственное детство. Вспомнились поделки в садик, мамино недовольное: «Ты раньше не могла сказать? На часах десять вечера, Наталья, какие еще зверюшки из шишек», свое сердитое сопение и папино добродушное: «Сейчас что-нибудь сообразим. Тащи сюда пластилин». И сна как не бывало — Наташа с родителями, ожесточенно споря, принимались резать, клеить и лепить. А наутро лесная поляна была готова: нашлось применение и шишкам, и пластилину, и даже проволоке: рядом с колючими ежиками примостилась пружинистая выхухоль в нахлобученном на мордочку малиновом берете из бархатной бумаги. Да, много времени с тех пор утекло… Наташа вздохнула, украдкой смахнув невесть откуда взявшуюся слезинку. Ну вот, совсем она что-то расклеилась и ударилась в сентиментальность и грусть. Вроде и не старая совсем, а нюни распустила похлеще бабушки, та вечно чуть что начинала сморкаться и тереть глаза по самому ничтожному поводу. Неужели и ей передался чувствительный ген и любовь к сырости на пустом месте? — Возьму отпуск! — подумала Наташа решительно, вырезая из картона треугольники и квадратики. — И Лешке скажу, чтобы отпросился. Уедем куда-нибудь втроем на недельку. Хоть на базу отдыха, коллега недавно хвалилась, как славно они провели выходные в каком-то глэмпинге на берегу реки. Свежий воздух, тишина, и только самые близкие рядом. Что еще нужно для счастья? Вот только отпустят ли ее, неизвестно. Наташа представила нахмуренное лицо своей начальницы и тут же сникла. — А отчет квартальный кто будет делать? — зазвучал в голове голос Елены Сергеевны. — Пока еще Гаврилова не вышла, мне некем тебя заменить, Короткова. Нет, не получится ничего с отпуском, не стоит и пробовать. Только зря разозлит и без того недовольную начальницу. Да и Лешке наверняка тяжело будет отпроситься, он недавно жаловался на аврал на работе. — Мам, смотри! — Нюта уже с минуту дергала ее за платье. — Смотри, что получилось! Наташа вынырнула в реальность. Стряхнула с коленок обрезки цветной бумаги, растерянно огляделась. С торжествующим лицом дочь протягивала Наташе картонный огрызок, разрисованный синим фломастером: нечто среднее между надкушенным баклажаном и кривой макарониной с волосами-рожками и двумя гигантскими точками на уровне груди. Выглядело существо порядком страшновато и вместе с тем загадочно. Наткнешься на подобное художество ночью и останешься заикой. Хотя, на фоне игрушек, которые сейчас можно было купить в «Детском мире», поделка Нюты смотрелась вполне безобидно. Если сравнивать с тем же Хагги Вагги… Так, кажется, звали мохнатое чудовище из мультика. — Это кукла Синди? — попробовала угадать Наташа, судорожно вспоминая все недавние увлечения дочери. — Нет? Мальвина? Русалка? — Мам, ну ты чего? — уставилась на неё Нюта. — Это Маяковский! — Кто? — подавилась Наташа. — Откуда ты…? Уж чего-чего, а читать дочери на ночь стихи одного из видных кубофутуристов она ещё не додумалась. Не доросла та пока. Да чего там, они и до Пушкина еще не добрались, остановившись на бессмертных строчках Агнии Барто. Идет бычок, качается, вздыхает на ходу… Порой Наташе начинало казаться, что стихи о бычке странным образом относятся к ней самой. Во всяком случае, она часто ловила себя на желании упасть на диван после работы и не вставать до утра. — Который всё уберёт! — с важным видом сообщила Нюта. — Ну, ты же папе часто говоришь: «А кто всё убирать будет, Маяковский?» Вот, он пришёл. В голове у Наташи зашумело, перед глазами заплясали цветные круги. Дочь смотрела на нее с самым невинным видом. Картонный Маяковский, напротив, скалился со стола, словно выносил какой-то суровый приговор. Наташе. Отсутствовавшему сейчас Леше. Им всем. — А почему синий? — спросила она тихо, рассматривая поделку. — Так чёрный фломастер закончился. Её пятилетняя дочь демонстрировала просто железную логику. Наташа оглядела детскую с раскиданными по полу игрушками вперемешку с цветными обрезками, вспомнила, как в последнее время частенько кричала на мужа за неубранный свитер и брошенные где попало носки. Подумала о том, что вместо Спока ей бы не помешала книга по семейной психотерапии от какого-нибудь гуру. Или методичка из серии «Помоги себе сам». Тяжело вздохнула. Набрала номер на телефоне. Постояла, считая бесконечно долгие гудки. Наконец в трубке что-то щелкнуло, и та отозвалась приглушенным мужниным «да, слушаю». — Лёш, привет, — выдохнула Наташа нервно, — нет, ничего не случилось, просто так звоню. Да, с Нютой всё хорошо. Лёш, а давай вечером в кафе сходим. Тут как раз на углу новое недавно открылось. Я с ребёнком попрошу маму посидеть. И название красивое, в честь поэта. Нет, не Пушкин. Маяковский. Леша что-то взволнованно заговорил в трубку, но она его почти не слышала. Взгляд Наташи был прикован к лежащему на столе «Маяковскому». Почему-то теперь она была уверена, что картонная кукла не скалится, а ласково ей улыбается. В конце концов, никогда не поздно все поправить, даже если кажется, что дела идут как-то не так. Нюта подбежала к матери и зарылась личиком в ее юбку. — Мам, а я уже выздоровела, — пробормотала она устало, — можно я завтра в садик пойду? Наташа молча погладила дочь по голове. Завтра будет кафе, садик, поделки и стихи. Просто еще один обычный день с семьей, которую она так любит.