Течение времени

      В открытые настежь окна добротной и крепкой, большой и просторной постройки из белого камня, недалеко от прекрасного в своём гордом великолепии и белокаменного замка Монсальви, приятно веяло ласковой и лёгкой весенней прохладой уходящего мая и вступающего в свои права июня. За многочисленными столами, терпеливо сидя на лавках, мальчишки и девчонки в опрятных и чистых, пусть и в скромных крестьянских одеждах, прилежно записывали диктуемый молодой женщиной материал. Порой, макая кончики гусиных перьев в чернильницы на их столах, дети усердно записывали под диктовку преподавательницы отрывок из книги «Наедине с собой» римского автора Марка Аврелия. Густые и длинные волосы молодой женщины, сравнимые по цвету с расплавленным золотом, были красиво уложены в сложную причёску из кос на уровне аккуратных ушей. Как и подобает всем замужним знатным дамам, на голове её была скрывающая волосы тёмно-красная вуаль из полупрозрачной материи, придерживаемая золотым обручем со свисающей на лоб жемчужной фероньеркой. Большие фиалковые глаза в обрамлении пышных и длинных ресниц иногда внимательно глядели на ребятишек, и потом снова глядели в текст материала, который она диктовала под запись детям. На изящной и точёной фигуре молодой женщины прекрасно сидело тёмно-красное платье из шёлка, с шейной косынкой из полупрозрачной материи чёрного цвета. Хотя, если бы молодую женщину обрили наголо, вырядив в мешок из-под муки, это нисколько не умалило бы её утончённой и нежной красоты с природным очарованием, которые больше подошли бы молодой нимфе или богине из мифов Древней Греции. В то же время её красота была бы совершенно уместна для образов Мадонны на иконах или церковных фресках. — Госпожа Катрин, извините, я немного отстал, — робко прозвучал среди внимательно слушающих учительницу детей голос мальчика с живыми голубыми глазами и непослушными рыжими вихрами. Катрин де Монсальви, а это была именно она, прервала чтение произведения «Наедине с собой» авторства Марка Аврелия. Ласковый взгляд фиалковых глаз молодой графини остановился на рыжеволосом мальчике. Катрин не прожигала ребёнка сердитым взором, добродушно ему улыбалась, но всё равно мальчонка стушевался и смущённо примолк. — Колен, ты не сделал ничего плохого. Нет стыда в том, что ты немного не поспел за всеми ребятами и девочками. Где ты остановился? — без единого намёка на гнев и мягко поинтересовалась Катрин у мальчика. Вздохнув с чувством облегчения, Колен решился поднять голову и поглядеть в лицо учительницы, которая в то же время была женой графа Арно де Монсальви и матерью маленького Мишеля де Монсальви — первенца графской четы и надежды старинного дворянского рода, чьи предки заработали своему имени добрую славу. С самого начала истории крестовых походов. — «Итак, следует быть исправным, а не исправляемым». А дальше я не успел, — промолвил Колен досадливо. — Не страшно. Записывай. Мои милые, Колен немного отстал, но мы никуда не спешим и вполне можем его подождать, — неунывающе и бодро произнесла Катрин, вновь возвращаясь к чтению материала, диктуя отрывок для Колена с того места, где он уже не поспел за остальными товарками и товарищами по учёбе. Колен со всем прилежанием и тщанием старался успевать записывать текст под диктовку Катрин, всё же сумев нагнать других мальчиков и девочек. Тогда только Катрин и продолжила зачитывать детям отрывок с того места, на котором её прервал Колен. Чистый, звонкий и хорошо поставленный голос Катрин мягкими альтами звучал под крышей школы, созданной молодой женщиной для крестьян и их детей. Школа для крестьян всех возрастов появилась при поддержке одобряющего любые смелые планы своей жены в рамках разумного Арно и даже при поддержке его матери, ранее снедаемой гордыней и высокомерием с дворянской спесью, Изабель де Монсальви. Арно охотно вложился в начинание Катрин, одобряя полностью и безоговорочно её дерзкую, смелую и благородную идею помочь как можно большему числу крестьян-арендаторов в Монсальви и их детям получить хорошее образование. Как сказала мужу сама Катрин после того как они вместе уложили спать их заметно подросшего и похорошевшего ещё больше сынишку Мишеля (которому уже исполнилось четыре года), что залог процветания любого государства и даже любой подвластной дворянам провинции — хороший уровень образованности живущих на землях даже простых людей. У графа де Монсальви не было никакого желания спорить со своей прекрасной и целеустремлённой супругой, задумавшей совершить в Монсальви культурный переворот. За два года, что молодой мужчина счастливо женат на Катрин и воспитывает рождённого ею его безмерно любимого первенца, он не переставал удивляться кипящей в ней энергичности и острому, жадному до всего нового уму, её стремлению сделать как можно лучше жизнь их подданных. Арно не мог с уверенностью сказать, выгорит ли затея Катрин создать школу в Монсальви для крестьян всех возрастов и обоего пола, с небольшими доплатами за хорошую и отличную учёбу, но полностью принял сторону любимой женщины и законной жены, матери его сына. Некогда упрямый, непреклонный и гордый граф де Монсальви, сеньор Шатеньерэ, дал клятву самому себе и Катрин, что всегда будет делать всё возможное и даже за пределами его сил, чтобы любимые и дорогие ему люди всегда жили благополучно и счастливо — особенно его жена и сын, а там и возможные другие дети. Правда, с годами характер Арно несколько смягчился под влиянием его жены, поубавилось категоричности и бескомпромиссности, он научился быть более терпимым и слышать не только себя, но и других. По сей день Арно свято соблюдал данную клятву, которая всегда будет для него нерушимой, а столь преданный рыцарским идеалам дворянин, достойный своего древнего имени, история которого уходит вглубь веков, никогда не забирает назад и не нарушает данное им слово. У Катрин не было ни единой, даже робкой и едва заметной тени сомнения, что Арно искренне и всей душой поддерживает любые её благие начинания. Она знала, что может не только во всём положиться на своего мужа и найти у него поддержку. Но и могла быть уверенной в том, что никогда любимый мужчина не станет кормить её пустыми обещаниями, доказывая ей свою любовь словом и делом. Катрин совершенно не на что было жаловаться в её браке. Вот уже два года, как она счастливо живёт в Монсальви с мужем и маленьким сыном, заняла надлежащее ей положение госпожи владений по праву её замужества с владетелем этих земель. Вассалы семьи де Монсальви, очарованные добрым и лёгким характером Катрин, стальным внутренним стержнем в её хрупком и нежном теле, острым и пытливым умом, манерами настоящей благородной дамы и красотой феи из старинных сказок с легендами, охотно признали молодую графиню де Монсальви как их госпожу. Да и ни у кого не нашлось столько безрассудности и глупости, чтобы сказать в сторону Катрин хоть что-то дурное. Все прекрасно знали, как может быть суров в гневе их сюзерен. Вся Овернь до сих пор помнила, и изредка некоторые видели в кошмарных снах, как стараниями Арно де Монсальви несколько молодчиков из деревни, выпотрошенные и со следами пыток на теле, были повешены на яблонях лично их господином. Замученные и истерзанные, а после и повешенные выродки понесли наказание за то, что совершили всей компанией надругательство над несчастной Анной, молочной сестрой Арно, которую сеньор де Монсальви всегда любил как родную ничуть не меньше Мишеля, с которой рос с самого детства. Матушка Анны, Нинон, бывшая в своё время кормилицей и няней Арно с Мишелем, обожала своих воспитанников и любила их ничуть не меньше, чем своих собственных детей. Горькая судьба дочери, соблазнённой и брошенной Жоржем де Комборн, у которой бывший знатный любовник отобрал маленького сынишку по имени Арно, её трагическая гибель столь сильно надломила несчастную мать, что Нинон стала часто топить своё горе и безысходную боль утраты дорогого ей ребёнка на дне бутылки. До самой своей смерти в прошлом году от сердечного приступа Нинон проклинала Жоржа де Комборн, выгнавшего из замка Анну и забравшего её маленького сына, поскольку заключил помолвку и впоследствии брак с дочерью маршала Амори де Северака — Изабель. Вторым человеком, которого Нинон часто поминала в предсмертных проклятиях, была мать Арно — Изабель де Монсальви, настолько желавшая ударить Катрин как можно больнее и выжить её из замка возлюбленного, считая девушку недостойной своего сиятельного сына. Всю предназначаемую Катрин беспощадную жестокость графиня выместила на бывшей служанке — кроткой и безответной Анне, чья жизнь и без того оказалась разбита вдребезги на миллионы ранящих сердце осколков. Брошенная и высланная обратно к матери, лишённая маленького сына — названного в честь её молочного брата и составляющего весь смысл жизни для несчастной, Анна на коленях умоляла Изабель де Монсальви принять её обратно на службу. Как беззаветно любящая мать, Нинон тоже слёзно молила госпожу графиню проявить к оступившейся Анне христианское милосердие и принять обратно под крышу замка Монсальви, где Анна выросла. Но облачённое в железную броню сердце Изабель нисколько не дрогнуло при виде умоляющих её о снисхождении и милосердии бывшей служанки Анны и вырастившей Мишеля с Арно Нинон. Изабелле так хотелось сделать больно Катрин и указать любовнице сына на её место, так хотелось выразить несостоявшейся любовнице герцога Филиппа Бургундского и на тот момент жене министра финансов Гарена де Бразена глубину своего презрения, что в сердце её не нашлось ни капли сострадания для разбитой и уничтоженной Анны. Сейчас, по прошествии нескольких лет, Изабелла глубоко сожалела, что косвенно стала виновницей страшной участи бедной Анны, которую не пожелаешь и самой злейшей своей врагине. Изабелла столь же искренне раскаивалась в былом её отношении к Катрин, которую приняла в штыки, а ведь могла проявить хоть немного доброты и тепла к молодой девушке, которая за двадцать три года её жизни перенесла много жестокостей. На долю Катрин и её близких выпало столько страданий и горя, что хватило бы с избытком на пять жизней вперёд. Не раз Изабель, наказанная за её гордыню и жестокость безнадёжно испорченными отношениями с сыном, ловила себя на мысли, что хотя бы в благодарность к Катрин за попытку в ту пору тринадцатилетней девочки спасти Мишеля могла быть к ней добрее и мягче, куда более лояльной. Но поздними сожалениями старшая госпожа Монсальви уже ничего не сможет исправить. Что удивительно, её невестка Катрин простила Изабелле её несправедливое к ней в прошлом отношение куда быстрее и охотнее, в то время как Арно понадобилось целых два года после возвращения в Монсальви, чтобы простить родную мать. В одном Катрин и Арно были единодушны касательно Изабель де Монсальви — они оба никогда не смогут простить бессердечия к бедной Анне, которую не вернуть уже никакими молитвами и покаянными речами. Никогда супруги де Монсальви не смогут забыть даже на том свете, что непреклонная жестокость Изабеллы отчасти стала причиной чудовищной гибели Анны, которую её насильники убили и выбросили в реку, чтобы бедняжка не смогла на них пожаловаться. Арно глубоко ранила гибель Нинон. Настолько сильно, что первые три дня Катрин и Изабель с трудом могли убедить его поесть хоть что-нибудь. Пусть самому Арно казалось, что он подавится первой же крошкой хлеба и смертельно поперхнётся первым глотком вина, но всё же уступал просьбам Катрин, не желая заставлять её терзаться из-за него. Для своей кормилицы и любимой няни Арно организовал достойные похороны. Тело Нинон захоронили в могиле рядом с могилой Анны. Любивший их как членов своей семьи граф де Монсальви позаботился о хорошем надгробии для них с именами и эпитафией. Из пучины боли и горя утраты дорогих людей рыцарю помогла выбраться его преданная и любящая жена, подставившая в трудное для него время своё нежное и хрупкое плечо, но надёжнее плеча для Арно не было во всём мире, если не считать его боевых товарищей и братьев по оружию. Заботы о сыне и своих владениях тоже помогли Арно взять себя в руки и продолжать жить вопреки всему, приняв потерю. Даже если со своей деспотичной в прошлом свекровью Катрин держала вежливый нейтралитет и словно соблюдала обоюдный пакт о ненападении, она не могла не испытывать к ней благодарности, прекрасно понимая желание благородной по рождению дамы хоть немного загладить вину перед ней. Изабелла была благодарна сыну и невестке уже хотя бы за то, что они не отлучили её от внука — озорного, непоседливого и шаловливого, любознательного и как две капли воды похожего на покойного дядю маленького Мишеля де Монсальви. Изабель едва ли не с ума сходила по внуку, с головой окунувшись в счастье быть полноценной бабушкой для столь прелестного мальчишки, так напоминающего старшей мадам де Монсальви её трагически погибшего первенца. Катрин, прервав потоки воспоминаний о прошлом, тем не менее, не теряла нити повествования материала, который диктовала под запись детям — медленно и чётко, твёрдым и звучным голосом, чтобы всем было слышно и чтобы дети успевали записывать. Спустя два года Катрин наконец-то обрела душевный покой, который омрачала только тянувшаяся война Франции с Англией и Бургундией, леденящий душу и сердце страх потерять в этой войне Арно. Сейчас графа де Монсальви отпустили в отпуск домой, чтобы он мог окончательно восстановиться после ранений. Но Катрин с ужасом думала о том, что отпуск её мужа кончится, и ему вновь придётся вернуться в мир крови и смертей с царящими насилием и болью, в мир жестокости. Эти мысли вновь набежали грозовыми тучами на её разум, но Катрин гнала их прочь от себя и сосредоточилась на ведении урока французского языка. Наконец, дочитав до последней точки, и подождав, когда все дети допишут текст, Катрин положила на поверхность своего учительского стола книгу Марка Аврелия, собрала у девчонок с мальчишками их исписанные гусиными перьями листы пергамента и аккуратно сложила на своём учительском столе рядом с книгой из семейной библиотеки замка Монсальви. Молодая женщина похвалила своих подопечных и отпустила по домам, попросив напомнить их родителям, чтобы вечером непременно пришли на занятия. Дети наперебой обещали исполнить её просьбу и шумной стайкой покинули школу, весело смеясь и переговариваясь. Катрин устало опустилась в кресло и потёрла кончиками пальцев виски. — У этих детей есть шансы на хорошее будущее — при их усердии и жажде знаний, — тихо прошептала Катрин, прикрыв глаза. Но внезапно на неё накатили мучившие всё утро приступы дурноты, заставившие Катрин на какое-то время завести крепкую дружбу с тазиком — едва она открыла глаза и встретила утро нового дня. Немало встревоженный Арно ни слова не сказал жене, как сильно за неё боится и переживает, но во время всего этого действа — когда Катрин рвало в специально для этих целей принесённый тазик, он заботливо и надёжно держал жене волосы. Через камеристку Катрин — Пьеретту — Арно передал распоряжение кухарке Гильометте приготовить для младшей графини де Монсальви такой завтрак, который измученный желудок его жены согласится переварить, и подать для неё настойку на грушах. После того, как Катрин с трудом заставила себя позавтракать вкусным куриным бульоном с варёным мясом и овощами, запив это дело грушевой настойкой, Арно покинул их спальню только тогда, когда молодой женщине стало гораздо лучше. Но всё же граф дал чёткое и строгое распоряжение Пьеретте приглядывать за госпожой и докладывать ему о самочувствии жены, пусть Монсальви даже будет в делах родовых владений по самую макушку. Катрин подозревала, что её тошнило и рвало в тазик неспроста. На ум пришло, как она мучилась приступами дурноты во время первой беременности Мишелем. Улыбнувшись рассеянно и мечтательно радостным мыслям, полнящим её разум, Катрин ласково коснулась ладонью живота. У неё пока не было точной уверенности, что спустя четыре года после рождения Мишеля она вновь в положении. Молодая женщина не могла знать заранее, кто родится на свет у неё и Арно, не смогла бы предугадать пол их будущего ребёнка, но в ней была крепка уверенность, что супруг не станет меньше любить их дитя — даже если кроха родится девочкой, а не мальчиком. «Дай Бог, ты унаследуешь ум и характер твоего покойного дяди, а не бедовую голову как у отца и матери. С волшебным шилом ниже спины», — с доброй иронией подумала Катрин, не убирая ладони с живота, словно давая обещание зародившейся внутри неё возможной новой жизни всегда быть рядом и оберегать, защищать от любого зла. Стук в дверь отвлёк Катрин от её радостных дум и предположений, кто родится у неё с мужем, если она и правда беременна. — Да, заходите. Кто там? — приветливо пригласила Катрин своего визитёра. В проёме открывшейся с тихим скрипом двери молодая женщина увидела собственного мужа. В руках мужчины была большая и чем-то наполненная плетёная корзина, накрытая белой тканью. — Ну, здравствуй, лисичка. Как провела день? — Арно с озорством подмигнул жене, тепло ей улыбнувшись. — Как успехи у твоих мучеников науки? Тебе лучше, чем было утром? — отдавал его последний вопрос нотками тревожности за неё. Пройдя до стола Катрин, Арно поставил на поверхность корзину и снял скрывающую содержимое ткань, положив материю рядом. — Спасибо, я в порядке. День тоже прошёл прекрасно, а детишки показывают очень хорошие результаты, — Катрин ласково улыбнулась супругу, встала из-за стола и приблизилась к корзине, не преминув заглянуть внутрь. Глазам молодой женщины предстала картина, способная разжечь аппетит в ком угодно: в деревянных глубоких тарелках лежали свежеиспечённые булочки, покрытые маком; хлеб с сыром и ветчиной, поверх которых были листья салата; засахаренные сливы и орехи с разноцветными цукатами; яблоки в меду и наполненные чем-то две большие фляги. — Ты ограбил погреб с провиантом? — кокетливо отпустила шутку в сторону мужа Катрин, чем заставила его слегка рассмеяться. — Принёс для тебя обед. Наверняка уставшая и голодная. Во флягах ежевичный морс. Так что, давай, подкрепи силы, — Арно кивнул в сторону корзины, из которой Катрин уже достала одну булочку и с аппетитом уплетала лакомство. Катрин явно не нужно было просить дважды, тем более, когда о ней проявили такую заботу и принесли для неё обед. Скоро изящные и шустрые пальцы молодой женщины ныряли в корзину уже за засахаренными сливами и за орехами с цукатами, за хлебом с сыром и ветчиной вместе с листьями салата. Катрин предложила мужу разделить с ней трапезу, но Арно только отрицательно покачал головой, ответив, что не голоден, и принёс обед из дома специально для неё. Наевшись в своё удовольствие малой половиной всего, что было в корзине, Катрин вытерла руки и обмакнула губы лежащими в корзине для этих целей небольшими кусочками льняной ткани. — Как вкусно! Спасибо тебе. Ты прямо прочитал на расстоянии мои мысли, что я немного проголодалась, — обронила по-доброму и с иронией Катрин, глядя на мужа весело сияющими фиалковыми глазами. — Я рад, что тебе понравилось. Пойдём домой вместе. Одну я тебя никуда не пущу, зная прекрасно, что утром тебе было нехорошо, — заявил Арно таким тоном, который хоть и был спокойным, всё же не оставлял места для возражений. Но вот только с этим всегда могла поспорить его собственная жена. — Отлично ты всё решил за меня, умник! Ничего не скажешь! Не пойду я никуда. Мне ещё вечером с взрослой группой урок проводить, — решительно и непреклонно возразила Катрин, уперев руки в бока. — Ну, что же, тогда сегодня я буду присутствовать на твоём уроке, а после него отведу тебя домой — чтобы ты не лишилась сознания по дороге, — уступил Арно жене, не испытывая желания разжигать с ней споры. Но стремясь дать ей понять — что с этого дня он будет лично её сопровождать или отправлять с ней вооружённую охрану. — Я и мои ученики не будем против. Твоя взяла, — приняла условия Катрин. Подойдя к мужу, она крепко и с трогательной доверчивостью прильнула к нему, обвив руками его шею. Руки Арно бережно обняли её тонкий стан. — У меня есть для тебя новость, которая точно тебя обрадует, — с загадочностью и кокетством прошептала молодая женщина на ухо супругу. — Это какая новость? Говори, лисёнок, — мгновенно оживился Арно, коснувшись губами виска хитренько улыбающейся жены. — Возможно, что скоро ты станешь папой… — проронила Катрин, игриво и совсем легонько прикусив мочку его уха. — Ты правда подаришь мне второго ребёнка? Ты беременна? — ошеломлённо и одновременно радостно вырвалось у Арно, вот только его вопрос больше походил на восклицание. — Нет, из Ватикана письмо пришло, — добродушно, из желания совершить маленькое озорство, пошутила Катрин. — У меня задержка восемь недель. Вполне вероятно, что у Мишеля скоро будет братишка или сестрёнка… — нежные губы Катрин тронула исполненная мечтательности улыбка, чуть обнажившая верхний ряд аккуратных и белых зубов. — Вот это новость… Подумать только… — до сих пор не смел поверить Арно радостному известию, что услышал из уст жены. — Второй ребёнок, от любимой женщины!.. Сынишка или дочурка… — Монсальви тихонько рассмеялся от радости, крепче обняв не собирающуюся от него отстраняться жену. — Неважно, кто родится. Лишь бы ты и ребёнок были в порядке, здоровы и живы. — А всё же, кого ты хочешь больше — мальчика или девочку? — ласково подначила Катрин вопросом своего супруга. — Что-то мне подсказывает, у нас родится прелестная девчушка. Такая же красивая, умная, смелая и добрая, как её мама. И с таким же волшебным шилом пониже спины… — с доброй и тёплой иронией проронил Арно, поцеловав Катрин в золотистую макушку. — Можно подумать, у тебя пониже спины нет волшебного шила, как у меня, — ответила на его слова остротой Катрин. — Немного забавно, что именно ты выговариваешь мне за это… — Если у нас родится девочка, как ты хочешь её назвать? Только не Изабелла, ради всего святого, — сразу озвучил просьбу Арно серьёзным тоном. — Ни в коем случае. Либо Жакетта-Лоиза, либо Мари-Бланш, ну или Диана, Анна… — успокоила мужа Катрин, чмокнув его в щёку. — Если вдруг родится мальчик, я хочу назвать его Гареном или Ландри-Гоше. — Ландри-Гоше — я ещё могу понять… Но Гарен… После всего?.. — озадаченно почесав висок, искренне недоумевал Арно. Молодой человек снова вернулся в своих воспоминаниях к тому страшному дню, когда его товарищ Жан Ксантрай принёс к ним в комнату постоялого двора, завёрнутую в плащ и мокрую до нитки Катрин, одетую в разорванное платье. На тонком лице треугольником с нежными чертами уже темнели свежие синяки, хрупкое тело покрывали кровоточащие следы от плети. Хорошо, что Ксантрай сумел разыскать Сару, которая преданно посвятила себя заботам о спасении Катрин из холодных объятий смерти. Не раз Арно благословлял в молитвах цыганку, ставшую тётей Катрин после замужества с Матье Готереном. Поминал Монсальви добрым словом вслух и в молитвах лучшего друга, верного брата по оружию, Ксантрая — за его выдумку, будто Катрин при смерти и не увидит утро нового дня, чтобы заставить Арно прийти к её постели. Тогда-то гордый и упрямый до невозможности сеньор де Монсальви узнал из уст мечущейся в горячечном бреду от сильного жара Катрин, кто на самом деле повинен в гибели Мишеля. Без раздумий тогда Арно продал свой драгоценный фамильный перстень, чтобы оплачивать услуги лечившего девушку доктора Де Люса и покупать для неё все нужные лекарства. Загоревшись идеей раздобыть для Катрин спасительный в её положении медвежий жир, Арно выменял у цыган на свою дорогую и памятную золотую цепь (подаренную Карлом VII) маленького медвежонка. Смышлёного и прелестного представителя медвежьего племени спасла от участи быть убитым ради медвежьего жира просьба Катрин к Ксантраю помешать зарезать косолапого малыша. Так у Катрин появился домашний и ручной медвежонок, получивший имя Матье. Не раз благородный зверь, как только заметно подрос, был надёжным другом и защитником для Катрин с Мари де Комборн и Сарой, пока Арно не было рядом с любимой женщиной. По той причине, что беременная ребёнком Арно Катрин поспешила сделать ноги из Монсальви в Пуатье как можно дальше от его дражайшей матушки Изабель, превратившей для неё жизнь под крышей в замке возлюбленного в некое подобие бескровной зоны боевых действий. Вместе с Катрин сбежала и преданная ей воспитательница — цыганка Сара. К двум беглянкам присоединилась и Мари де Комборн, обрётшая в лице Сары с Катрин двух добрых подруг, поддержавших юницу после чудовищной гибели Анны, к которой Мари была очень крепко привязана и любила её. В замке де Комборн только живущая с Жоржем Анна и проявляла к Мари доброту, терпеливо учила девочку-подростка вести домашнее хозяйство и рукоделию. После гибели Анны у Мари не было ни малейшего желания оставаться вместе с Изабеллой в Монсальви лишние пять минут, пусть Мари и не знала, что выпадет в пути на её долю с Катрин и Сарой. По возвращении в Монсальви с Катрин и маленьким Мишелем, с Мари и Ксантраем, вместе с медведем Матье, Арно не раз ловил себя на всего одной простой мысли — с такой женой как Катрин умереть от скуки ему точно не светит. У молодой женщины, ставшей графиней де Монсальви перед законом и Богом с людьми, явно имелся необычайный талант — искусно устроить Арно и его верному товарищу Ксантраю незабываемое и «весёлое» путешествие до Пуатье в поисках сбежавшей Катрин, вместе с которой сбежали Мари и Сара, не забыв и преданного домашнего питомца Матье. Не раз Арно возблагодарил Нинон за то, что пожилая женщина подсказала ему, что вести поиски Катрин и её подруг стоит в Пуатье, и нигде больше, потому что в разговоре юная Мари де Комборн упоминала этот край — так мечтая туда попасть. Ни за что на свете Арно не хотел бы вновь пережить исчезновение Катрин из его жизни, вновь терзаться за неё жуткими страхами и тревогами, гнать прочь из головы мысли — что Катрин вполне могла бы стать жертвой чужой жестокости и погибнуть от рук безжалостных головорезов. Поминал граф де Монсальви добрым словом в своих молитвах и тех цыган, у которых он выкупил в ту пору совсем маленького медвежонка Матье, отдав за него детям вольных дорог и степей подаренную ему самим королём наградную цепь. Арно боялся даже думать о том, что могло бы случиться с его Катрин, его кузиной Мари и Сарой, не будь рядом с ними такого преданного бурого телохранителя как Матье. — Тебя чем-то удивляет мой выбор? — вопрос Катрин вырвал Арно из потока его воспоминаний о прошлом четырёхлетней давности. — Но ведь… Как же так, Катрин?.. Ведь он же… До сих пор в страшных снах временами вижу!.. — Арно схватился за голову и запустил пальцы в свои густые чёрные волосы. — Я давно сумела его простить, Арно. Гарен случайно разыскал меня в Пуатье. Попросил у меня прощения. Перед смертью признал нашего Мишеля своим сыном — чтобы защитить дитя от незримого клейма бастарда, обеспечил наше благополучие — пока ты не приехал в Пуатье и не разыскал нас, — мягко и деликатно заступилась Катрин за умершего Гарена перед собственным мужем. — Вся его жизнь была по-своему несчастной. Я не имею права тебе говорить, какие горести обрушились на него. Это не только моя тайна. За все годы жизни Гарен совершил только один дурной поступок — по отношению ко мне. Но, считая меня погибшей, посвятил себя искуплению моего якобы греха самоубийства, ушёл в монахи. Всё же Гарена никак нельзя назвать дурным и пропащим человеком. Он умер на постоялом дворе Бланш, у меня на руках… — Я даже не мог предполагать, что твой покойный муж сделал для тебя и нашего сына, что даже на смертном одре мессир де Бразен позаботился о тебе и о Мишеле. Выходит, что в сердце твоего мужа есть добро. В последние минуты его жизни он сделал всё, чтобы ты и Мишель не пошли по миру с протянуто рукой, — пребывая во власти неимоверного потрясения, осмысливая всё рассказанное его женой, Арно облокотился о краешек стола и зажмурил глаза, потерев пальцами начавшие седеть в его тридцать один год виски. Несколько седых нитей появились даже в его густых волосах цвета воронова крыла. Благо, что больше Катрин и не помышляла рисковать своим благополучием по большим дорогам родной Франции, так что в ближайшее время новые седые волосы Арно не грозят. Это немного успокаивало графа де Монсальви, готового креститься на радостях левой пяткой, что Катрин вполне устраивает быть госпожой владений и преподавать в ею же основанной для крестьян школе. — К тому же именно Гарену я обязана тем, что Барнабе жив и не умер под пытками, тогда как я долгое время с Сарой думала иначе. Гарен инсценировал смерть моего верного друга и приёмного отца, дал ему денег и помог уехать в Пуатье, помог начать новую и честную жизнь, — с мягкой и полу-ностальгической улыбкой, с затаённой светлой печалью, Катрин крепче обхватила обеими руками крепкий стан мужа. — Я простила Гарену, что он избил меня без всякой моей вины. Он простил мне супружескую неверность и внебрачного ребёнка. Мы были связаны далеко непростыми отношениями… — Теперь я стал намного лучше понимать причины, почему ты решила назвать нашего ребёнка в честь твоего покойного первого мужа… — Арно сделал глубокий вдох и шумно выдохнул, на несколько мгновений задумавшись. — Хорошая мысль — назвать нашего возможного сына в честь мессира де Бразена. Я тебя охотно поддерживаю, — Арно нежно погладил огрубевшей от обращения с оружием и шершавой крепкой ладонью Катрин по щеке. — Только Изабеллой нашу возможную дочь не называй, я тебя очень прошу… — Я рада, что ты не против назвать нашего будущего ребёнка Гареном, если родится мальчик, — Катрин ласково улыбалась, спрятав довольное личико на груди супруга, крепко зажмурив от радости глаза. — Даю слово, что никогда не назову ни одну из наших возможных дочерей Изабеллой — если только ты не согласишься сам. Но не думаю, что мы доживём до этого дня, — с оттенком грусти пошутила Катрин. Вот только тон её голоса меньше всего говорил о том, что молодая женщина испытывает веселье. Мысли Катрин в этот момент обратились к Анне. — Я не возражаю, если ты дашь нашему младшему сыну имя Гарен. Но я тебя прошу назвать нашу дочь либо Жакетта-Лоиза, либо Мари-Бланш, Диана или Анна. Но только не Изабелла, — решительно высказал Арно просьбу жене, гладя её изящные плечи. Молодой мужчина глядел в её удивительно прекрасные фиалковые глаза, утопая в их глубине как в омуте, безошибочно видя светящиеся в них верность и любовь. Нежные и гармоничные черты Катрин на лице треугольником, словно выточенные рукой гениального небесного скульптора, в самом деле придавали своей обладательнице сходства с лисицей. Не случайно Арно дал жене такое ласковое прозвище «лисичка», которое позволял себе только с нею наедине. — Даже спорить с тобой не стану на этот счёт. Потому что я согласна, — привстав на носочках туфель, Катрин коснулась губами уголка губ Арно, улыбаясь ему хитренько и с кокетством напополам. Лишь недавно побеленные стены просторной и большой школьной аудитории, тишину которой не нарушал ни один звук, были безмолвными свидетелями тёплых разговоров между мужем и женой.