Дожить до рассвета

      В следующую секунду по ресницам прокатился желтый свет фар несущейся мимо машины. Звук мотора заглушил запоздалое ругательство ошалевшего от такой телепортации Ивана. Рафаэль отпустил мою руку и принялся его успокаивать. Хальпарен скривился вслед облаку выхлопного газа и оглянулся на стройный ряд рыжих сосновых стволов.       В десятке метров от нас лес обрывался белой табличкой. Мастер дождался пока глаза коллеги вернутся к принятым природой размерам и обратился к старшему за разъяснениями. Тот поманил нас за собой, вдоль дороги к просвету. Я ухватила его за рукав, чтобы случайно не потеряться, в конце концов кто ее знает эту новую местность: чаща, лёд, трасса, автомобили. Нет, не страшно, но чуть-чуть непривычно. Под ногами хрустит, а кругом такая тишина, что на уши давит. Лучше было держаться ближе к опекуну. Рафаэль вел нашу скромную компанию мимо деревьев и потихоньку объяснял:  — Не переживай. Все под контролем. Вы просто попали в дым от пожара, если можно так выразиться. На самом деле все очень просто. Во время заказа на ансикта за аспидом следил Елисей. Он, Анечка и Костя собирались увести его из города, когда оказалось, что он слишком стар для выскочки и формулы не работают. Ордену сообщили почти сразу, там выслали команду. Наша встреча не планировалась, но, когда вокруг магазина собралась такая толпа многострунных, наши забеспокоились и попросили разобраться. Азар сейчас следит за ребятами. Лорги сказали, что помощь вактаре нужна будет позже. Пора бы закрывать это дело.       Тут он на секунду остановился и огляделся. Все это время мы брели, держась полосы леса. Прямо за табличкой по полю рассыпалась стайка крохотных избушек. Как в Мольвактене, только без балок-ножек. Над некоторыми крышами вилась к небу серая лента дыма. Убедившись, что никто из обитателей поселения не решился выбраться на свежий воздух, Рафаэль продолжил:  — Здесь поблизости есть пустующий дом, вот как раз подходим. Его уже как-то использовали твои товарищи, Вань, может, помнишь. При деле одном. Там даже следы барьера остались, поэтому я не рискнул нести вас прямо к порогу. Так, да, тут калитка сломана немножко, а двери открою, не волнуйтесь,  — он как ни в чем не бывало повернул скрипучую ручку и впустил нас в брошенную лачугу.       Стены здесь пахли сыростью, холод пропитал потускневшие рваные обои, замученный ковер на полу тоже не украшал прихожую. Но, по крайней мере, ни посторонних, ни потусторонних, кроме самых близких, не наблюдалось. Снимать плащ в пример остальным не хотелось, и я просто продолжила слушать, все еще цепляясь за рукав.  — Здесь три комнаты всего, не потеряемся, главное окна занавесить, чтобы людям. Рафаэль вдруг замолчал и прислушался.  — Ази?  — Да, солнышко?       Азар объявился за нашими спинами и обнял Рафаэля за плечи. Иван обернулся на голос, вздрогнул и отшатнулся. Задним умом я порадовалась, что не перекрестился.  — Как дела со змеёнышем? – спросил Рафаэль.  — Орден наказал сжечь, но сначала помучить, а в процессе подержать, чтобы не дергался. По классике. Братство согласилось помочь. Сейчас кинул всех на поляну за лесом, так развлекаются. Как притихнет  — вактаре подойдут сюда ждать, а лорги свою свистопляску продолжат, мол, его надо минимум пару часов тискать, пока не уснет.  — А это ты когда стащил?  — уточнил Рафаэль, кивнув на пузатый пакет у стены.  — Только-только,  — отозвался Азар, забрав и повесив его пальто.  — В их очередях и бессмертный подохнет. Подумал, народ усталый, голодный. Никто не хватится  — работа чистая.  — Вот и умничка.       Пакет принесли на кухню. Я набрала воды и ткнула выключатель электрического чайника. Захрустели упаковки.       Дальнейший план был пока неясен. Зачем аспида мучить? Ну, да, если времени много прошло, значит он уже не выскочка, а навий, и обнулить его не выйдет. Мы вообще ничего с ним сделать теперь не можем, только держать под каким-нибудь барьером как в клетке. Но неужели лорги, эти странные ребята, которые, как мне рассказывали, вместо рун и струнной энергии используют подручные средства вроде серебра и подорожника, не смогут придумать змеенышу судьбы получше? Хотя, чего ожидать от тех, кто не ходит в Правь и боится старших, пусть и говорит на общем.       Общий язык. Мастер учил, что он подсознательно понятен всем, но использовать могут лишь те, кому это необходимо. «На нем проще выразить смысл вещей, что выше человеческого понимания. Учитывая, что нам приходится с ними работать, старшие дали возможность объясняться, если не получать объяснения». Точно ли он в таком случае нужен этим недоволшебникам-инквизиторам?       Четыре месяца. Всего четыре полнолуния и обнулить выскочку, вернуть тело или его энергию на лист больше не выходит. Приходится бить, как всех. Уже не наше дело, «лоргам сдали». Нечисть. А если они весьма опрятные? Чего сразу драться, если можно отвести в Мольвактен? Пусть живут. А интересно, долго это выясняли, подсчитывали? Сколько правил прописано кровью? И почему четыре? Число как число.       За полупрозрачной пластмассой подпрыгивали пузыри. Раздался щелчок. Я стала рассыпать заварку по кружкам, оттягивая этап с кипятком. С координацией дела пошли в гору, а вот твердости в руках ещё не хватало.       Вдалеке запищал звонок. Невнятная возня развеяла тишину прихожей, и в следующую минуту в комнату ввалилась моя дружная троица. Прямо в куртках и мокрых от снега сапогах. Взрослые без особого энтузиазма крикнули вслед что-то вроде протеста, но он так и застрял в стенах коридора. Грязные лужи не преграда тем, на чьих щеках отпечатался возбужденный румянец.  — А вот и наш цветочек! Лилия кудреватая, - Рома изящно взмахнул руками. - Как поживает Олень Благородный?  — К лешему Хальпарена! - отмахнулась Катя, захлопывая дверь. - Что за мужик к вам прицепился?  — Мастер назвал его Иваном.  — Видели перстни? - Петя сделал страшные глаза. – Две штуки. Мелочь, а важная, типа, как жаба бумажная.  — Перстень?! - воскликнула Катя и тут же скривила гримасу. - Не шикайте на меня. Дело серьёзное. Чего тут лоргам понадобилось? Ты куда влезла, заюш?       Я вкратце поведала о первом деле. Умолчав про то, что решила отпустить беспятого, конечно. Не поймут. Все побросали верхнюю одежду на стол и слушали с тем вниманием, о котором, даже не подозревало большинство учителей из их обычных школ или университетов. Петя помог с чайником, расставил кружки по подносам, и мы вышли в коридор, сопровождаемые нервным позвякиванием.       Окна гостиной спрятались за плотными шторами. Над единственной рабочей парой ламп клубились пыльные облака. Взрослые, как это принято, изображали искреннее дружелюбие. Анна отсела от Хальпарена настолько далеко, насколько позволяла расстановка мебели в комнате. Елисей и Константин налаживали контакт с Иваном. Тот так же предпочел занять кресло подальше от младшего магистра, и теперь рассказывал про своих коллег и ситуацию со змеем, которого, по его словам, как раз дурили травами и звуками труб. И только старшие выпали из растянутой паутины обмена вежливыми улыбками: оба сидели на ковре. Азар заботливо настраивал непонятно где найденную гитару, Рафаэль дремал, прислонившись спиной к белой плитке печки.       С нашим появлением обстановка заметно изменилась. Кто-то выдохнул, кто-то ахнул, кто-то схватился за шанс развить беседу.  — Мамочки!  — воскликнула Анна при виде меня. — Хальпарен, ради нави и листов, почему я уже второй раз вижу Вашу подмастерье в таком виде? Что случилось, деточка?  — С такой расцветкой лучше по стране не шастать,  — согласился Рома.  — Ну ладно кровь, молоко откуда, вот в чем загадка.  — От верблюда,  — буркнула я, передавая чай мастеру и опекунам. Затем стянула плащ, бросила на печь и пристроилась к старшим, на случай, если Азар потеряет в ворсе медиатор. Когда такое произошло в прошлый раз, мы покупали новый ковер и тушили паркет. Хальпарен против обыкновения промолчал и даже не взглянул на коллегу, сосредоточив все внимание на подданной кружке.  — О, этот южный колорит!  — Рома забрался с ногами на диван, уселся по-турецки и пристроил на щиколотках миску со сладким.  — Помню, как познакомился с ним первый раз. Но-но не закатывайте глаза, укатятся. История на самом деле одна на миллион, слушайте все! Итак, давным-давно прибыл в наше царство-государство лорг из какого-то арабского Ордена с просьбой. Сказал, мол в гости к родственникам приехал, а одна племянница ведёт себя странно. Я тогда буквально первый год подмастерьем у Константина был, ну так он меня и взял с собой, так сказать, наглядный урок провести. Ну пришли мы, значит, а там лист прорвало, энергия хлещет, вот девочка мутировать и начала. Мастер все починил, а будущую вэкст…ку или шу? Ну, племяшку, значит, решили в гостиную на ночь отвести, а утром в Навь отправить.  — Какую гостиную?  — не поняла я.  — Это ты припоздала маленько,  — встрял Елисей.  — На пару деньков всего. У нас ранее в Братстве была общая комната, где все от мала до велика могли часы скоротать. Хоть уроки пиши, хоть с товарищами обедай, хоть ночуй  — никто слова не смолвит. Да только ее накануне, за день, выходит, до твоего зачисления ранаре разворотил. Отколь взялся  — лес его ведает. Чисто было все. Слава Велесу, не помер никто. Но пока наново отстроим… - он неопределенно махнул рукой.  — Да, великие страницы нашей истории,  — драматичным тоном произнес Рома.  — Придет время, и костяные дверцы этого шкафа вновь откроются и примут нас, творцов завтрашнего дня, ибо все в мире циклично. Кот, хватит ржать. Я тут серьезные вещи говорить пытаюсь. Короче, вернулись мы в Братство, осмотрели вэкст...синю? Ну, будущую навку. Она вродь как спокойная, на адеквате пока. Отвожу ее в гостиную, а там девки пьяного ёжика вызывают.  — Какого-какого ёжика? - переспросил Петя.  — Пьяного. В хлам,  — повторил Рома и для выразительности разрезал воздух диском печенья, крошки которого тут же улетели в бархат подушек. - Сидят, понимаешь, вокруг блюдечка с какой-то палёной жижей и бормочут: "Пьяный ёжик, приди! Пьяный ёжик, приди!" И что я гостье должен сказать? Вот, полюбуйтесь, домашнее задание по теме "Взаимодействие с духами и телесными сущностями". Спиритология во всей красе. Точнее, спиртология.  — Ложь, брехня и провокация!  — запротестовала Катя.  — Не было такого.  — Как не было?  — взвился Рома.  — Как не было, когда было? Как не было, когда это мой журнал был вообще? Я специально его вам подложил, думал, будете гномика сладкоежку вызывать, а я потом конфеты доем. А вы...  — Так бы гном к вам и примчался. Через границу, таможню и без визы, - подал голос Иван, проглотил зажатый между зубами кусок сахара, запил чаем и продолжил поучать несмышленое поколение:  — Это вам не шутки. Ордену потом разбираться, с людьми работать. А рук сейчас, простите, итак: раз, два  — обчелся.  — Не то, что в восемьдесят шестом,  — хмыкнул Рома.  — А че? Будем как в старые добрые времена до унии, когда всех выскочек и навьих видели. Эх, книг понапишут, в психбольницы набегут…  — он мечтательно закатил глаза и вдруг опомнился:  — Кстати про «пишут», не подскажете ли, товарищ, имя-отчество-номерок? Связи такие полезные надо сохранять.  — Вам сейчас работы меньше,  — заметил Константин.  — Люди верить перестали. А когда не верят, так и замечать перестают.  — Бред,  — скривилась Катя.  — Существа же есть. Как можно не замечать, то что носится у тебя под носом?  — Да, не, он все верно говорит,  — с полным неохоты вздохом признал Иван, возвращая Роме телефон со своими контактами под его шепот «Честь. Большая честь, товарищ».  — Во что веришь по-настоящему, то и существует. Для тебя. Оно и без тебя существует, конечно, но тебе-то какое дело? Человеческое восприятие  — странная штука. Вот скажи,  — обратился он к Рафаэлю, как к наиболее дружелюбному лицу из пары старших,  — у них на самом деле такие тоненькие струны? Ну так калечно, простите, чувствуют. Одни и в сломанной лампе увидят предзнаменование. А другим аспида на колени посади  — не заметит. Благо, первых редко слушают.       Все на секунду замолчали, наверное, размышляя над тем, как долго можно игнорировать зубастое нечто, вцепившееся когтями в штаны. Я бы не выдержала и погладила.  — Вообще, никогда не понимал,  — внезапно выдал Иван, отхлебнув чай,  — как можно детям столько информации поставлять. Несовершеннолетних на задания отправляют... Ну, ладно мастера, но родители!  — Мои не против,  — пожала плечами Катя.  — Даже рады, что доча такую пользу миру приносит. Ну, и деньги в семью, конечно. И вообще, прикольно, когда в семье есть "волшебница". Немножко сказки в серые будни. Не со всеми так просто конечно. Вот к Роме,  — она ткнула парня в бок и выхватила из его рук очередной пряник,  — магистр домой приходил. - На разъяснительную беседу,  — поддержал Рома.  — Со всякими там бумажками, как положено. Но тоже договорились. Это же вроде призвания, ничего не поделаешь. Может, с кем-то и драться приходится.  — Выдумщик!  — усмехнулся Елисей.  — Хотя вот с Петром тяжелее за всех было, пожалуй.  — А что было?       Петя вдруг перестал улыбаться, опустил глаза и стал выдирать катышки со свитера. Осознав, что народ продолжает ждать ответа, он пригладил бровь, выдохнул в сторону и пробурчал:  — Какая разница? Это... Типа... Вас вообще не касается. Все.       Он сунул целый пряник в рот и принялся сосредоточенно жевать.  — Ладно... а что вы? - Иван обернулся ко мне.  — Я так понял, ты не родная дочь. В смысле, я хотел сказать... Ну, может, и родная, не знаю, хотя, как такое может быть? Такая тема просто необычная пока. То есть, я ничего не имел ввиду такого, просто… Короче, ну... Неважно. Что вообще, как?       Он замялся, явно жалея, что открыл рот. Я откашлялась в кулак, потерла губы и понадеялась, что щеки не вспыхнули, как у Кати. Мальчики еще громче захрустели печеньем. Петя подавился и Роме пришлось совмещать жевание с оказанием первой помощи. Азар, к счастью, уже минут десять как пытался вспомнить или придумать какую-то заковыристую мелодию и потому не реагировал на внешний мир. А вот Рафаэль, как и всегда, принял выпад совершенно спокойно. Не настолько, чтобы объясняться, но достаточно, чтобы ответить правду  — краткое: «Мы не против».       Молчание крайней степени неловкости было почти мгновенно убито звонким хлопком ладоней Константина.  — Так, уважаемые, если память не гуляет налево, на повестке дня у нас аспид. Как насчет, наметить стратегию?       Все с удовольствием перебрались на спасительную шлюпку. Хальпарен наконец оставил кружку в покое и выпрямился, из-за чего Роме пришлось вжаться в спинку дивана, уворачиваясь от рогов.       Итак, план. Поскольку для выскочки змей уже слишком старый и давно перешел в категорию навьих, вся ответственность за него лежит на Ордене. Конечно, на случай непредвиденных обстоятельств поблизости останутся старшие. Однако главная задача вактаре  — удержать змея в пределах поля. Таким образом, лоргам будет проще его убить. Стоп. Поток мыслей превратился в водопад и разбился о череп.  — Убить?  — воскликнула я громче, чем собиралась.  — Конечно. А ты что думала?       Я помотала головой и притянула колени к груди. Разговор продолжился. Значит, удержать. Для этого решили накинуть поверх поля щит-купол и держать до тех пор, пока лорги змея не испепелят. Иван одобрил и вышел позвонить  — разузнать у своих про запасы пиротехники и горючего.  — А че бы ему, типа, голову не рубануть по-быстрому и все?  — спросил Петя.  — А вторая вырастет ты что делать будешь?  — отозвалась Катя.  — Мало ли какая у него генетика.       Все шесть струн запели по команде пальцев и тут же умолкли, прикрытые ладонью. Азар вышел из транса, зажал медиатор в зубах и с демонстративно скучающим видом оглядел комнату, разминая усталые кисти. Рома принял это за приглашение, сполз на пол и подсел к музыканту с деловым предложением, с, так сказать, ненавязчивой просьбой сыграть что-нибудь эдакое для нашей скромной публики, если это, разумеется, никоим образом не утомит и не заденет маэстро. Катя ткнулась мне в плечо, дожигать испанские костры на щеках. Петя перестал жевать и застыл с набитым ртом, в жадном ожидании ответа. «Маэстро» опустил веки, прикидываясь размышляющим, давать ли ответ на столь дерзкий вопрос, выдержал паузу и опустил подбородок ровно на пару градусов. Почти маниакальный блеск зрачков вспыхнул с новой силой, Петя замычал, порылся в карманах и подкатился к нам, махая телефоном. Катя схватила его за запястье и подслеповато всмотрелась в экран, где светился черный столбик текста:

Тихо скрипнула дверь незаметной избушки, Что укрыта от глаз кучерявой листвой На окраине лешим забытой опушки, Где нас ждёт после боя малыш-домовой. Но с порога опять вызывают на дело. В ритме танца трахаг пляшет сердце в груди, И железо на коже опять охладело - Значит жаркая ночь у гейду впереди. В жуткой пляске теней больно дрогнули струны. Отрекаться не смей - мы ещё поживём, Выпьем браги, споём и зажжем наши руны На кристалле вселенной бессмертным огнём. Рвутся узы. Свинцом наливаются веки. Но душа не уйдёт как всегда к небесам. Ты останешься присно и ныне, вовеки, Как потерянный призрак бродить по листам.

      Рома, пробормотал под нос первых два слова и присвистнул. Катя тоже с одобрением закивала. Петя сделал чудовищный глоток и наконец озвучил просьбу нормальной речью.  — Она, типа, очень популярная в Братстве, я и подумал, хорошо бы… Аккорды, типа, легкие, старая, там все на один мотив,  — пролепетал он.  — Последняя строчка каждая, типа, на повтор. Ну, типа, как припев.       Хотелось бы знать, что для Азара считалось сложным. А еще, чтобы все эти «популярные» вещи доходили как-то побыстрее. Текст я, естественно, видела впервые. И когда все, включая мастеров напевали мелодию, мне оставалось только молча держать телефон и медиатор, пока Азар подбирал подходящий перебор.  — Вы чего, петь собрались?  — Иван замер в дверях. Человек, различающий слова только по тону, решил бы, что мы взялись восстанавливать Речь Посполитую. На вопрос о проблеме лорг смягчил голос до роли ясельного воспитателя и произнес:  — Я только хотел сказать, что в нынешней ситуации не считаю правильным шуметь. Эта игрушка не стоит нашего спокойствия.       Где-то за стеной замолк дребезжащий холодильник. Дальняя лампочка содрогнулась под абажуром. Ближняя и вовсе погасла, передав пост двум острым зеленым огонькам. Рафаэль тут же ухватил Азара за локоть и одними губами промолвил что-то, чего за вуалью темноты разобрать не удалось. Тот прикрыл его руку своей, успокаивая то ли себя, то ли его, и обратился скорее к пустоте за спиной Вани, чем к нему самому. — Говорю тебе, искусство куда дороже спокойствия, здоровья и целой жизни. Ибо оно вечно и несет в себе смысл, а остальное уже через миг может кануть в небытие. Итак, вот вам проигрыш.       Ядовитый лёд фраз растаял с первыми нотами мелодии. Вактаре в который раз за вечер стряхнули с плеч напряженное оцепенение. Иван простоял на пороге всю песню и посмел занять место только после припева следующей композиции, а точнее заказанного Катей «человека, продавшего мир». После «человека» по комнате прошёлся «лесник» прямиком в «проклятый старый дом» в поисках «батарейки». Я старалась запомнить названия, а потом найти и, хотя бы к следующему разу, выучить часть слов. Некоторых песен в интернете не было, их вспоминали на ходу, и тогда вместе со мной замолкал Иван.       Стрелки циферблата уже три часа подряд показывали десять вечера. Когда Елисей обратил на это общее внимание, взрослые засуетились и приказали нам ложиться спать. Хальпарен снял поломку со стены и унес во тьму коридора. Старшие во сне не нуждались, а потому, чтобы не мешать нам, сложным смертным, решили прогуляться по окрестностям.       Под сиденьем дивана нашлась пара одеял, в кладовке завалялись плед и покрывала. Здорово, что печку натопили. Если бы еще вместе с дровами сгорела моя брезгливость, вообще было бы замечательно. Я кое-как пристроилась на краешке дивана и накрылась до ушей. Впрочем, это не мешало слушать шутливую перебранку Кати и Ромы по поводу преимуществ пухлых подушек над плоскими «ковриками». В конце концов Анне пришлось на них шикнуть. — Спокойной ночи, товарищи, — зевнул на всю комнату Рома. — Наши ночи такие же спокойные как у молодых родителей с новорожденным, — заявила Катя.       Спустя примерно полчаса шорохи угомонились. А спустя еще четверть сменились осторожным сопением. Только меня сон решил проигнорировать. Плед возомнил себя пятимерным существом и извернулся так, как при дневном свете никогда бы не осмелился. Легким перестало хватать воздуха, а тот, что все-таки проникал в ноздри, по ощущениям, оседал внутри толстым слоем пыли. Так и не найдя удобного положения, я встала и на цыпочках выбралась в коридор. Под кухонной дверью лежала тонкая палочка лунного света. Если старшие еще не успели вернуться, комната должна была быть пуста и открыта для тех, кто решил сойти с ума на часок-другой.       План провалился. За столом склонился над кружкой сгорбленный точно древний одинокий вяз Хальпарен. Острые плечи и выпирающий даже из-под плотной мантии позвоночник отпечатали на стену синюю тень, похожую на горную цепь. Я села рядом, будто бы мы нарочно заранее наметили очередную практику. На стене среди холмов выросли очертания одуванчика. Или репейника, тут по настроению. Дерево продолжало глядеть в чайное озерцо, цветок крутил на палец лепестки-колючки. Говорить в таких ситуациях либо излишек, либо необходимость. И пусть ночные беседы не сравнимы с самым искренним молчанием, искусства и тонкости последнего мне не хватило. Выдержав достаточную паузу, чтобы завязать узелок задумчивой тишины, я сложила ладони перед носом и шепотом спросила у них: — А обязательно его убивать?       Мастер не уточнил кого. Только склонил голову, заглянул в глаза и, словно бы найдя в них ту меня, которая сумеет уловить смысл, ответил: — Да. — Зачем?       Этот глупый наивный вопрос вырвался помимо воли и отразился на лице магистра эмоцией, которая всё никак не давалась сознанию. Сперва она казалась подозрительностью или удивлением, потом проявились оттенки страха или печали, а теперь из глубины поднялось что-то теплое и очень тихое. Ее нельзя было прочитать по одной лишь мимике или выражению глаз. Будто сами струны передавали свою энергию, наигрывали мелодию, приглушенную больной душой. Почему именно больной? Догадка. Но что еще можно так бережно и ревностно укрывать как не глубокие тяжелые раны? В конце концов, на этом сердце скопились три сотни лет, по нему прошлись войны, революции, падения империй, смерти тех, чей век короче.       Сказки научили, что положено уничтожать ужасных, по мнению писателя, чудищ. Но неужели никого из ловцов кошмаров не пугала даже сама мысль об убийстве? Лес с ними, с остальными вактаре, но Хальпарен как наполовину навий должен был почувствовать мою дрожь. А может, монстры тоже читают детские книжки? Пугают ли они своих малышей человеком на кровати? Бояться ли они светлых комнат?       Какого это, пустить кровь своему страху, глядя, как он превращается в жалкое ничтожество, скулит и в предсмертных слезах уползает прочь? Я не помнила. И не очень-то хотела вспоминать. Только пролепетала с верой в мудрость мастера: — Просто, ему же будет больно. В смысле, он же живой. И... Как всё живое, он, наверное, не хочет умирать. А мы с чего-то решили, что можем выбирать его судьбу за него. Как-то это все неправильно. То есть, понимаю, он очень опасен, но что, если он не хочет быть плохим, просто по-другому он не умеет. И... Может... Его можно вылечить или научить быть другим. — А если он не хочет лечиться или быть другим?       Вопрос поставил в тупик. Как можно не хотеть лечиться? Как можно не хотеть избавиться от того, что губит тебя? Особенно, когда надежда на восстановление не знала запаха ладана. Когда есть выбор — ставить рядом свечи или капельницу. Я почти завидовала тем, для кого есть лекарство. Но это мои чувства и мысли, а что в голове у дракона? Может, а точнее, даже наверняка, он должен думать по-другому? У него даже тело устроено иначе, значит и внутри все шиворот навыворот. Я ухватилась за эту идею. — Ну, тогда в его понимании мира это может быть и не проблема. Наоборот, он молодец, это мы дураки. В смысле, что, если это мы делаем неправильно? — Я не знаю, что правильно и что неправильно. Я знаю, как делать нужно, и как не нужно, чтобы поддерживать порядок. — Но кто сказал, что это порядок? Кто сказал, что все хорошо, в смысле, что все идет как надо? — Никто. Но все поддержали.       Мастер чиркнул ложкой по ободку кружки и сжал ее в руках, согревая вечно холодные ладони. К чаю он не притронулся, но оно и неудивительно. Вся заварка всплыла на поверхность, разрезая круг на четыре части кривым крестом. Можно было бы соскрести ее, но толку дергаться, когда вода остыла? Я подтянула одну из курток и легла, обводя взглядом узкие полоски жалюзи поперек темного квадратика окна. Почему даже в более простой реальности все остается таким сложным? Нет, все гармонично и относительно постижимо, но вопросов то меньше не становится. А, может, проблема не в мире, а его зеркалах? А, может, проблемы нет, и все надуманно, для баланса.       Импровизированная подушка поползла прочь из-под щеки. Ну что на этот раз? Ногти смяли ткань. Кто-то потянул еще сильнее. Я обняла болоньевый рукав и подняла голову, собираясь возмутиться. Из груди вырвался панический крик. Они стояли надо мной, держа алую мантию, за которую я цеплялась все это время. Стояли за их спинами и те, другие, многие. Стояли и смотрели. Шелк выскользнул из пальцев и, превращаясь в огненный шлейф, обжег их. Мимо полетели мраморные колонны. Пламя отдалялось, заполняя собой потолок. Ветер холодел, путал кудри, бил в спину. Хорошо бы падение оказалось больнее, всего этого. — Какая холера открыла тут окно? Заморозите мелкую, прибью, не разбирая! — Кто мою резинку видел? Я вчера на диване оставляла. — Погоду вродь нормальную обещали, проблем быть не должно. Да, четыре ложки, п-жал-ста. — Ли, типа, спит еще или будить уже можно?       Каждое утро у нас на Земле начинается одинаково. Я выпрямилась, натянула рукава до костяшек, поёжилась и оглядела суматоху, щурясь от зябкой серости зимнего утра. Народ носился по дому. Азар захлопнул окно так, что стекло едва не вылетело прочь из рамы. Катя как раз влетела обратно в комнату с найденной пропажей в руках и подсела ко мне за помощью с прической, параллельно так активно пересказывая сон, что даже Рома в итоге взмолился о секунде тишины. К несчастью, Петя только что нашел в кладовке старый магнитофон с парой кассет и как раз ради интереса ткнул на кнопку. Техника отозвалась радостным шипением. Петя виновато глянул на Брата и соединив два указательных пальца громким шепотом спросил: — Ты не против, если я, типа, включу музыку? — Ясное дело, — Азар посмотрел на него, как на идиота. — Надо все с музыкой делать! — Ну, давайте тогда с музыкой, хорошо, — вздохнул Рома. Ему то хватило ума сообразить, что спорить со сверхъестественным существом вредно для здоровья. К тому же, умирать под королевский рок гораздо веселее, чем в тишине.       Пару минут сакральных манипуляций с карандашом и магнитофон съел кассету. Прерывисто заворчал бас. Как долго я смогу выносить жару? Ох, Фредди, милый, мы сидим на кухне.       Все пили чай, ожидая ушедших на разведку мастеров и Рафаэля. Катя взялась наточить кинжалы. Добравшись до моего, она закатила глаза, пробормотав что-то про безруких древоруких. Под напором ногтей, ножей, ругательств и черной магии пластина сдалась, отошла от лезвия и полетела в мусорное ведро. Как эти пытки сказались на инструменте думать не хотелось.       Петя стал собирать грязные чашки в раковину. Азар было протянул ему свою, как вдруг застыл, омывая ножку стола пустым взглядом. Мы замерли, перекидывая недоумение друг на друга. Где-то поблизости, будто бы мимо затылка, прошла легкая вибрация, по спине побежали мурашки, в ушах звякнул и умолк вялый колокольчик. Старший выслушал, моргнул, щелкнул пальцами у виска и указал на выход. Вактаре встрепенулись. Катя убрала волос за ухо, Петя бросил на посуду замызганное полотенце и без особой надобности поправил хальсбанд, Рома вытер ладони о штаны и кашлянул. Пора. Народ расхватал куртки и высыпался в коридор. Я не разобралась как выключить магнитофон по кнопкам, так что просто выдернула из розетки. — Эй, подожди! — вскрикнул он напоследок. — У меня новая жалоба. Я в вечном долгу за твой бесценный совет.       Вечный долг — это как-то слишком серьезно. Особенно для тех, кто этот самый век не доживает.       Мой плащ, по общему мнению, выглядел хуже самого чахлого пуфалуна, так что на улицу я вышла в пальто Азара, рукава которого прежде на четверть закатали. Сам Азар брел впереди всех, прокладывая какой-никакой путь в объятиях белых горбов. Скорее, конечно, никакой. Но жаловаться никто не смел: сами от телепортации отказались. Про здешний снег, я, в общем-то читала, да и на родине зимы никто не отменял. Но чтобы вот так цеплялся к одежде и обуви — это уже чересчур. Стало интересно, примерзает ли он к коже? Я украдкой соскребла немного в кулак. Холод опалил ладонь, пальцы покраснели. Снег не прилип, только скомкался в фигурку, похожую на маленького ежа.       Катя заметила мой жест, почему-то взвизгнула, украла верхушку ближайшего сугроба и запустила в мою сторону. Я пискнула и отскочила. Маленький еж выпал и затерялся под ногами. Снаряд промахнулся и приземлился прямо в капюшон бредущего впереди Пети. Тот ахнул, схватился за шею и крутанулся в нашу сторону.       Мы подняли руки в знаке мира, а Катя на всякий случай ткнула пальцем в сторону плетущегося позади Ромы, который как раз присел завязать шнурок. Очень небезопасное дело для обвиняемого. Петя махнул нам разойтись в стороны, слепил шар и запустил другу в макушку.       Ядро ударилось о цель и рассыпалось по волосам. Раненый и ошалевший от такой дружбы Рома вскочил на ноги, отряхиваясь как мокрый пес.       Мы бросились прочь настолько быстро, насколько позволяли снежные завалы. Со стороны это бегство, наверное, напоминало ритуальный танец обкуренных шаманов. Ощущалось именно так.       Поравнявшись с Азаром, все снизили скорость. Запыхавшись и окончательно запутавшись в длинном пальто я на мгновение остановилась и оглянулась. К нам со злорадной ухмылкой от уха до уха приближался Рома. К груди он прижимал огромную снежную тыкву. Уже готовая упокоиться здесь, под серым небом и ледяным тыквенным пюре, я села на землю. Рома замахнулся, отклонившись всем телом, и обрушил холодную месть на обидчиков. Ребята заметили мою капитуляцию как раз вовремя, чтобы успеть разбежаться в стороны. Ком пролетел мимо и попал прямо в спину Азара. К алому пуловеру прицепилась наглая белая клякса, на плечах заискрился сахар. Все замерли.       Старший медленно обернулся. Уголки его губ дрогнули, но лицо осталось нарочито раздраженным. Он оглядел нас и вдруг резко шаркнул подошвой по снегу, окатив всю четверку пушистой лавиной. Визг почти сразу перешёл в смех. Отряхиваясь от мокрых хлопьев, я успела заметить игривый блеск в темной глубине изумруда. Редкое тепло, адресованное кому-то кроме Рафаэля. Такое надо бы в альбом собирать. Вдалеке замаячили знакомые фигуры. Сугробы сменились расчищенной равниной. Мастера заметили наше приближение и замахали кто руками, кто кинжалом. — Мы уже думали посылать за вами орлов — усмехнулся Рафаэль, выходя к нам навстречу. — А мы привидения! — заявила я, наблюдая за реакцией старших и взрослых, и, только уловив намек на улыбки, продолжила. — Ди-икие! Но очаровательные. — Вактаре-привидения — это почти ранаре. А ранаре с любым монстром расправятся, правда, дети? — сказал Константин. — Если что-то пойдет не так, мы будем поблизости, — предупредил Рафаэль. – Ответственным за сигнал назначается Халь… — В следующий раз, — отказался мастер, искоса глянув на Елисея. — Ты же знаешь, я… не слишком удачлив в таких процедурах. Осмелюсь предложить эту роль Константину.       На этот раз спорить никто не стал. Старшие удалились.       Вдоль кромки леса, обвивая деревья, тянулась красно-белая лента. Со стороны это можно было принять за стройку или еще какой проект. К нам подошел патрульный лорг, поговорил с Елисеем, поднял полосатый барьер и пропустил «к объекту». Аспид спал далеко впереди на просторной поляне, свернувшись клубком, как огромный черный кот. Крылья одеялом укрывали бока. Шипастый хвост, перекрутившись у ближайшего ствола, лежал на вытянутой морде, спасая глаза от назойливого утреннего света. Вокруг, точно муравьи у подтаявшего мороженного, сновали люди в кожаных куртках. Ходили, переговаривались, таскали какие-то канистры. Немного, от силы пять человек. У всех короткостриженые волосы, массивные перстни на пальцах и серьезные лица. На наш приход те особо не отреагировали. Так, кто кивнул, кто поднял руку. Только самый младший на вид выделил целую минуту странного взгляда на прически мастеров. Патрульный жестом пригласил занять позиции. — Вам же недолго? — спросил он Елисея. — Сколько тут рисунков надо? — Руны — дело нехитрое. Сил-то в нем сколько оставили? — Его тут гонять особо негде было — домов понастроили. Трубами чуток приглушили и трав наверх. В Ордене одобрили. Но Вы не парьтесь особо, мы тоже не детсадовцы, работу знаем. Минут за двадцать точно дотлеет. — Сговорились. Работайте. Дети мои, — обратился он к нам, — расходимся кругом. На земле без снега от всех по руне с кровью. Струны разогреть хорошенько, головы тоже. Как пепел собирать начнут – все в Братство, в Смотровую. Чистить не будем. — А если, — чуть слышно спросил Константин, — что-то пойдет не по плану? — Коли что, — так же тихо ответил Елисей, — поток снять, подмастерий прочь куда убрать. Пусть бежит себе. Все лучше, чем тела считать. Не те времена нынче. Отложили в памяти? Все.       Он развел руками, приглашая разойтись по позициям. Из-под снега проглядывала темная полоса окружности. Анна с Катей остались у ближайшей точки линии. Константин и Хальпарен увели нас с Ромой дальше. Остановившись почти у края поля, мастер указал мне место для рисунка. Кинжал с кротким звоном вышел из ножен, и к влажной дуге земли прирос след вроде птичьей лапки. — Поставь нож нормально. Ты руну наносишь или колбасу режешь?       Я вонзила лезвие по самую рукоять и ещё раз прошлась по линиям. Затем сложила жест и оглянулась на своих. Катя тоже справилась, заметила меня и подмигнула. Мальчики заканчивали работу: Рома вытирал клинок, Петя подчищал края надрезов кончиками подошв. В висок ткнулся пистолет пальцев Хальпарена, разворачивая голову обратно к рисунку. Да на секундочку всего отвлеклась, что такого?       Лорги тем временем тоже разделились на группы. Одна пара притащила двузубые вилы на длинной рукояти, которыми, точно скобами степлера, но со всей возможной осторожностью, закрепили шею и середину хвоста змея на снежной глади. Вторая стояла в стороне с трубами и пиротехническими пистолетами наготове. Последняя тройка с Иваном во главе ходила вокруг аспида, поливая того жидкостью из канистр, как груду углей. «Груда» подрагивала от холодных всплесков, но пока спала.       В уме отчего-то закрутились стишки из английской книжки:

Он стал под дерево и ждет,

И вдруг граахнул гром –

Летит ужасный Бармаглот

И пылкает огнем!

— Запомнила, что сказал Елисей? — едва двигая губами спросил мастер. Я кивнула. — Так вот забудь и уходи с первыми искрами, - сказал он еще тише. - Поток сам подержу. — Да ладно Вам, — рассеяно прошептала я, наблюдая, как аспид повел задней лапой, почесывая бок. — Справлюсь, не переживайте. — Благодарю, но предпочту пережить, — возразил Хальпарен. Поправил мою руну носком обуви и повторил: — Просто сделай как я прошу.       Он выпрямился и, подобно всем остальным, сложил жест. Воздух задрожал, словно его нагрели, и над кругом, собравшись на уровне макушки самой высокой из ближайших сосен, надулся прозрачный купол — наш скромный барьер.       Канистры бросили к деревьям. Кто-то крикнул. Лорги разбежались. Вактаре сложили жесты. Раздался выстрел. Крыло вспыхнуло.       Змей открыл глаза. Взвыли трубы. Дрожью отозвались струны. Из черной глотки вырвался яростный рев. Хальпарен толкнул меня назад, перехватывая жест в свободную руку.       Я шлепнулась в снег, тут же вернулась на ноги и схватилась за кинжал, прикрывая лицо. Кожу жгло от жара. Аспид метался в агонии, пытался вырвать шею из-под вил, прикладывая к земле то одно, то другое ухо. Пламя перетекло на спину, обхватило все тело. Свободный конец хвоста бился о тающий снег, выплескивая в воздух яркие искры. В дыму носились люди. Лорги, что работали с канистрами, бегали по кругу, уклоняясь от огня, бросались черными ядрами. Одно из таких ядер ударилось о чешую и взорвалось. Новая вспышка. Рев стал хрипящим визгом. Змей взбрыкнулся, взмахнул крыльями. Те уперлись в купол. Струны заскрипели. Хальпарен сгорбился, зажмурившись, уперся в стену. Лорги разбежались в стороны. Вновь взвыли трубы.       Аспид встряхнул головой, словно пытался избавиться от ушей, выгнул шею под железом и распахнул пасть. На клыках блеснуло золото. Струя пламени вырвалась из глотки прямо в нашу сторону и влетело в барьер. Тот дрогнул, начал таять. Хальпарен зашипел, но жест не опустил. Я подскочила к нему, нарисовала щит, прибила его как заплатку. — Вос-с-станови, — выдавил мастер. — Что? — сквозь рев, трубы и нервные голоса переспросила я. По ладоням забарабанило отдачей энергии. — Восстановление струн в барьере. Fort! — приказал он.       Очередная вспышка – лорги бросили ядро. Я сняла щит, начертила руну, повела волну. Как и сотню раз в Мольвактене, по пальцам потекла приятная прохлада. Купол стал зеленеть. Труба на мгновение умолкла. Змей сглотнул. Пламя сбилось до мелких синих языков на чешуе. Хальпарен прерывисто выдохнул.       Воздух все еще дрожал от жара, но дым чуть рассеялся. В мутно-серой пелене вновь показалось ружье. На этот раз за него взялся Иван. Крикнул, вскинул дуло. Аспид открыл было рот, но курок спустили быстрее. Искра юрким шариком влетела в черную пасть, взорвалась.       Пламя, лизнув морду, заструилось по языку. Змей взревел, и рев этот был как скрежет ножа по стеклу бутылки, только с громкостью сирены воздушной тревоги. Взревел и, обезумев от боли, рванулся вверх. Вилы выскользнули у лоргов из рук, налетели на купол, упали, едва не задев хозяев. Те разбежались в стороны, вновь закружили хоровод, что-то поочередно выкрикивая друг другу. Завыла труба.       Аспид махнул хвостом, уложив одного из обидчиков на землю, опять потянулся к небу. Горящие, уже отчасти дырявые крылья толкнули барьер. Вся энергия восстановления отдала волной в локти.       Я ахнула, упала на колени. Формула слетела. Купол треснул и с протяжным хрустом разорвался. Дым черным облаком вышел на волю, пропитывая воздух сажей. Сквозь мутную пелену показались очертания фигуры Елисея. Тот вскинул руки. — Spring! — крикнул Хальпарен.       Я бросилась к лесу. Скорее. Туда, где можно спрятаться. Отсидеться, скрыться. Тихо, без страха. Скорее. Куда-нибудь.       Добежав до деревьев, я схватилась за одно из них, дыша как пес, притащивший хозяину палку, оглянулась на поле.       Честно сказать, никогда бы не подумала, что можно смешать майский шест с чучелом масленицы. Мастера, вопреки договору, не разбежались и теперь удерживали змея в кругу, накинув на него блестящие нити, похожие на струны. Лорги же набросили вдобавок пару цепей и продолжали носится хороводом, швыряясь черными ядрами.       Аспид полыхал, рвался прочь, плевался огнем и ревел. От крыльев остались только тонкие линии изогнутых костей. Взлететь он бы больше не смог. — Лили! — Катя едва не повалила меня с ног. Задыхаясь от бега, она одной рукой утирала с лица сажу, другой трясла мое плечо. — Лили, они там остались! Рома с Петей. Они там. Надо их забрать. Бежим! — Какое бежим? — я вырвала руку из хватки. — Никто не бежим! Елисей сказал… Ай!       Мы прыгнули за дерево, пряча головы в снег. Аспид дыхнул огнем в нашу сторону.       Струя не достала до леса, но кожу обдало жаром. Одежда взмокла от стаявшего льда. Катя тряхнула волосами, диковато озираясь. Затем снова подскочила ко мне, вцепившись в пальто. — Идем! — громким шепотом упрашивала она. — Идем! Бежим! Они там! — Ну и дураки! — пискнула я, упираясь. Аспид извернулся, закусил зубами одну из цепей, рванул на себя. Послышался целый хор криков. — Лили, они же умрут! Они все-ах ты ж черт! — завизжала Катя, стянув меня за шиворот.       Змей вырвался из пут. Точно огромное сбитое черно-алое одеяло он метался и катался по полю, разгоняя людей. На земле оставались тряпочки следов. То ли кожа с чешуей, то ли талые проплешины. Ближе. Очень близко.       Катя взялась за кинжал, нарисовала руну, не сводя глаз с аспида. — Лили, встань за мной! Нужно его оббежать. Давай! — Уйти надо! Котяра! — я с силой дернула ее за локоть.       Формула сорвалась. Короткая желтая вспышка сверкнула около змея. Тот вскинулся, заверещал, бросился к нам. Над ухом ругнулись. В мыслях мелькнуло:

Взы-взы – стрижает меч,

Ува! Ува! И голова

Барабардает с плеч.

      Я нащупала на груди хальсбанд, с силой дернула цепочку. Маленький клинок остался в кулаке. Лезвие расцарапало воздух. Цепочка летала за ним, била по запястью. Послышался крик. Похоже, Константина. Катя рванулась в сторону. Аспид приближался. Круговой жест. Кисти обожгло. Огонь. Свет. Взрыв. Мрак.       Мир содрогнулся. В позвоночник ударила горячая волна. Мимо проплыли клубы пара. Следом — струны листов. У самого носа проскользнул кончик чешуйчатого хвоста. Проскользнул и пыльной дорожкой осыпался на землю.       Лес застыл как околдованный. Над полем, теперь похожим на грязную разноцветную кашу, повисла настороженная тишина.       Блокировка листа. Кажется, так это называлось. Стало ясно кого звал Константин. Рафаэль успел как раз вовремя. Вряд-ли простой щит мог нас спасти. Правда энергии много вытянуло.       Ноги уже не держали, колени утонули в снегу. Катя лежала рядом. Я похлопала ее по руке. Все кончилось. Можно отдохнуть. И отметить. К нам как раз подходили остальные. Хальпарен обогнал коллег, замер, подбежал ближе, словил мою руку, коснулся плеча, словно не верил, что перед ним действительно его ученица. Я не выдержала и прыснула - так непривычно видеть взъерошенного магистра. Тот мгновенно отстранился, изображая негодование. — По-твоему, это смешно? — Да ладно Вам, мастер, — я потянулась вперед и взяла его руки обратно в свои. — Зато теперь будет, что в Братстве обсудить, скажи, Кать?       Катя промолчала. Уснула, что ли? Пришлось позвать громче. Никакой реакции. — Лили… - начал было Хальпарен. — Кать. Катюш, эй, — я потрясла ее за плечо. Подруга не произнесла ни звука. Я дернула настойчивее. — Катя. Котяра. Котик! Вставай, не дури! Нам выбираться отсюда надо. — Лили, — мастер потянул меня за локоть. Я все еще не разжала пальцы, и Катя перевернулась на спину.       Кофейные капельки карих глаз задумчиво разглядывали серую бесконечность. К подбородку, размазав помаду, глупый шутник провел маленькую красную полосу. На груди, впиваясь в куртку и кожу под ней, чернел обугленный металлический медальон – сломанный хальсбанд.       Холодные руки оттащили меня куда-то в сторону, так чтобы в поле зрения осталось только рыже-зеленое пятно. Они же держали мои плечи, пока где-то далеко, словно за широкой стеной, шелестели голоса. Один раз сквозь этот шелест прорвалась яркая, протяжная нотка. Крик знакомого голоса разрезал воздух, мир, кости ребер, добрался до органов и сжал горло. Колени приросли к земле, словно бы всегда являлись ее частью. Веки опустились, свет больше не мешал. Звуки снова утонули в вязкой дали. Осталось только тупое постукивание под пальто.       Потом кто-то толкал в бок, звал, поднимал на ноги, куда-то вел или нес. Спина оперлась на мягкое. Щеки погладило тепло. Рядом что-то падало, хлюпало, сморкалось. Опять повторили мое имя. Очень близко. Я открыла глаза и встретилась взглядом с двумя серебряными кольцами радужки. Гавриил ждал ответа. Осознав, что ждать придется долго, он повторил: — Хальсбанд, Ли. Нам необходимо его рассмотреть. Ты ведь его не потеряла?       Ладони почему-то сильно болели. Оказалось, кисти все это время были сжаты в кулаки. Над рядом красно-белых полумесяцев в одной из рук лежала заветная железка. Я сглотнула, помотала головой и протянула амулет.       Гавриил поднял его за цепочку, придерживая пальцами крошечное лезвие, покрутил и передал Вельзевул. Та постучала ногтем по рукояти, вскинула брови, снова стукнула и долго прислушивалась. Ничего не происходило. — Поздравляю, — сказала она наконец. — У нас абсолютница. Везет тебе на них, сохатый. — Но она сняла хальсбанд. — Снять сняла, да бросить забыла. Плохой ты мастер, быстро палишься. Надо бы ее кому другому передать, а то будет, как всегда. От камертона до кристалла доберешься, а там и без второго пришествия… — Довольно смеяться, — перебил Гавриил, возвращая мне амулет.       «Она не может по большей части удержаться, чтобы не говорить».       Во лбу начинала оттаивать невидимая льдинка. Мозг заработал. Это был кабинет Хальпарена. Его кресло. За спиной хрустел ветками камин. Кроме мастера и двух старших рядом стояли Азар и Рафаэль. Мальчиков увели. Катю.       Я вскочила, с силой оттолкнувшись от подлокотников, пошатнулась и срывающимся голосом взмолилась: — Можно выйти?       Последовал кивок. Затем какие-то слова, но до ушей они не долетели.       Добежав до туалета, я хлопнула дверью, схватилась за ободок раковины и открыла кран. Вода хлынула шумным потоком. Ногти со скрипом расцарапали керамику. Руки дрожали. Дыхание прервалось.       Поиграли. Посидели в сторонке в тишине и спокойствии. И кто теперь виноват? Ребенок, который просто хотел спрятаться, девушка, что надеялась его защитить, змей, вылезший непонятно зачем, или законы природы?       Ребенок? Человек. Человек ли я вообще? Можно ли так назвать чудовище, которое глядит из отражения? Чужое для этой реальности нечто. Лишнее, незваное, вредное. Кто ты, существо без имени, возраста, родины, дома, семьи? Кто ты, создание без лица, души, памяти, надежды? Кто ты и что ты делаешь?       На меня смотрела девочка. Мокрые спутанные кудри цвета сажи снова в грязи и пепле. Опухшие от ветра глаза прикованы к отражению. Им бы в пору быть черными, а никак не невинно-голубыми. Отчего же не красными? Заткнись! Огня боишься? Нет, просто стоп! Ненавижу, ненавижу! Замолчи! Девочка, которая не в состоянии спасти и защитить друзей, которая подставляет тех, кто с ней добр. ПОТЕРЯННАЯ БЕСПОМОЩНАЯ ДРЯНЬ!

***

      Холодная плитка жгла щеки. Легкие будто слиплись, в горле щипало при каждом вздохе. Искры исчезли. Вены и ладони еще покалывало. Все вокруг точно в тумане. Только пульс нарушал молочную меланхолию. Тук. Тук. Тук. — И часто ты так?       "Нет, только когда хочется сдохнуть" - подумала я, но ничего не сказала.       Рома закрыл дверь, выключил кран, вода из которого текла мимо раковины, откинул подошвой осколки зеркала и лег рядом. Разбитая лампочка разинула на нас стеклянную пасть. Мокрая со спины рубашка прилипла к телу. Я облизала соленые губы, снова невольно всхлипнула и закашлялась. Рома смотрел в пустоту. Кашель перешел в визгливый смех. Он раздирал горло, но звук быстро затухал. Тонул в грязной краске потолка. Темного, как изгиб гробовой крышки. Если это смерть, почему так больно? Если это конец, почему так плохо? Рома молчал.