Brilliant For Cucumber

            Ким Сокджина — высокого статного мужчину — все в офисе звали Огурцом, но он об этом не знал, а если бы узнал, в виду своего вселенского себялюбия посчитал бы это прозвище символом своего мужского естества, однако у порядочных коллег подобных мыслей даже не возникало. Разве что у его зеркального отражения, в которое наш герой был влюблён до беспамятства. А оно отвечало ему глубокой взаимностью — лучшего дуала не сыскать на всём белом свете.             Встречались они постоянно: большое трюмо в прихожей, несколько зеркал в комнате и на кухне, а также в совмещённом санузле. В лифте рабочего общежития было самое любимое место — целая зеркальная стена, и подниматься или спускаться в нём наедине со своим отражением было самым приятным ощущением дня, словно свидание. На работе, правда, зеркалами не баловали: разве что в женском туалете, плюс маленькое в тумбочке, а также, если включить фантазию, то окна, экран монитора, ушедшего в сон, также неплохо воссоздавали его непревзойдённую внешность.             — Красавчик, — щёлкнул он пальцами, выставляя следом указательный в направление зеркального Огурца, одновременно с этим подмигивая правым глазом. Левым глазом тоже получалось красиво, но его правый глаз визуально казался слегка уже, он будто был создан для флирта.             Зеркальный друг повторил движение, радуя свою копию из крови и плоти, и добавил:             — От красавчика слышу, — и игриво прорычал.             Удовлетворённо хмыкнув, Огурец поправил свою любимую яркую — цвета свежего футбольного поля — футболку-поло и прошёл к лифту, пора отправляться на работу.             Там он бывать любил, ведь при таком количестве сотрудников офиса, плавно перевалившем за сотню, он был номером первым. Разумеется, по собственному нескромному мнению. Проведи соцопрос по данной теме, мужчина бы сильно удивился результатам, возможно, даже впал бы в кому от состояния шока (он не знал, например, что у босса Чон Хосока был даже свой неофициальный фандом). Но никто никаких опросов не проводил, и нервное состояние Сокджина по данному вопросу продолжало пребывать в спокойном состоянии.             Дабы не заразиться отсутствием ума, не начать заикаться, лысеть, чтобы пузо не появилось — кто знает, какой недуг от коллег можно перенять — он решил себя обезопасить и поближе посадить молодых и красивых: молодого симпатичного переводчика Ким Тэхёна и стажёра-электрика с круглыми глазками-пуговками Чон Чонгука. Они друг с другом не больно-то контачили, потому что интеллигентный Тэхён был только на пути к познанию корейского языка, а бескультурный Чонгук кроме корейского знал разве что всякие похабные ругательства на всех языках мира, так что, даже будучи погодками и имея общие темы для обсуждения, они сидели молча и не мешали представлять Джину, как он мысленно подпитывается их молодостью. Не зря же он в свои тридцать с хвостиком всё ещё молод и свеж, он не исключал наличие в себе вампирских генов, и не нужно рассказывать небылицы о том, что вампиризм не передаётся по родословной — ему же передался. Конечно, изучи он вопрос тщательнее, то понял бы, что вампиром он является исключительно энергетическим; но в его мире электрики энергия текла по проводам, людей она могла только шарахнуть, и в своём вампиризме он был естественен и самобытен. К слову, низкорослый, но исключительно очаровательный Пак Чимин сидел тоже недалеко, но он киповец, а они все странные, поэтому его нужно было держать под рукой, но на расстоянии. В любом случае, он считал, что от красивой молодёжи заразиться можно только всякого рода позорными инфекциями (глупый Тэхён попал под пагубное влияние замначальника стройки, который сам был паразитом, так что он в особой зоне риска; какими непристойностями занимался по углам Чонгук, он и знать не желал — меньше знаешь, крепче спишь; а Чимином, чей взгляд порой обдавал арктическим холодом, он тоже предпочитал не интересоваться — теплее будешь), но в виду отсутствия у Сокджина с офисными сотрудниками половых контактов даже этот пункт можно было смело исключить.             Единственным исключением, что старательно расшатывал его нервную систему, был административный менеджер Ким Намджун. Огурец его хороводы вокруг себя не заметить не мог: то Сокджин опоздал на утренний автобус, то на обед ушёл раньше положенного, то не предоставил чеки вовремя — смешные мелочи, которые любой другой бы даже не стал ставить ему укором, но Намджун не только ставил, но и наседал, присаживаясь на хвост, выговаривал о нарушениях и смотрел с порицанием, хотя Огурцу иногда казалось, что с желанием, но в одном он был прав — смотрел Намджун жадно, говорил страстно. Потому что нарушителей правил терпеть не мог, и как Кощей трясся над каждой бездумно потраченной копейкой компании, в основном стараниями Огурца: он случайно загрузил вирус в операционную систему своего компьютера, когда лазил по сайтам для взрослых, и ему выписали новый девайс, периодически названивал в «Секс по телефону», заказывал массаж на дом, а чеки — да, с опозданием — складывал на столе Намджуна, и это ещё цветочки, от которых у последнего свербило и полыхало в причинных местах. Но от безалаберный главный электрик к его жужжанию был слеп и глух.             Зато со всеми остальными старался быть на короткой ноге, пусть получалось это с трудом. Иногда он просто не мог подобрать слов, чтобы выразить мысль, но чаще у него и мыслей не возникало, поэтому он тупо пялился на собеседника, раскрыв глаза, будто ему пять рублей вернуть забыли, чем вводил ожидающих ответа людей в состояние анабиоза, и они были уверены, что короткое замыкание он испытал на себе не раз. Сам же он полагал, что своим красноречивым взглядом гипнотизирует людей, словно факир змею игрой на дудочке.             Особое наслаждение он получал от выведывания чужих секретов, которые с удовольствием докладывал начальству — Чон Хосоку, которому до личной жизни сотрудников дела не было, у него проект на руках горел, уж какие там «паразиты». И сложно было понять, что же Джину нравится больше: выведывать или докладывать, а может следить за человеком, секрет которого ему известен, ощущая свою силу над ним.             Но даже у идеальных людей есть свои слабости. У Огурца этой слабостью были вредные чипсы «Принглс», которые стали единственным разногласием с отражением. Оно постоянно напоминало, что чипсы — путь к ожирению, но мозг Джина бунтовал: «Нет, я красив, и не буду меняться, словно замочен в формалине!» Отражение придерживалось другого мнения и знало, что с таким безалаберным отношением к собственному здоровью, вероятнее всего, в формалине был замочен только его мозг, причём при рождении, иначе почему оно остановилось на той стадии развития? Ещё отражение считало, что Огурцу есть вообще запрещено, и призывало к здоровому образу жизни: витаминки, фрукты-овощи, спорт. А также слёзно просило бросить осточертевшую работу в глубинке и вернуться на родной полуостров. Огурец во всём был с ним несогласен — работа ему нравилась, кушать тоже, а спорт он терпеть не мог — и хоть и считал зеркального брата своим единственным конкурентом на конкурсе красоты, но характер его ненавидел, по праву считая его скучным занудой. Конкурентом которому был разве что Ким Намджун, что не считал зазорным влезть между Огурцом и его отражением для очередной порции ворчания.             — Сокджин-ши, вы снова опаздываете. Автобус ждёт только вас, ещё пять минут назад должны были выехать, — Намджун ловко забежал в закрывающиеся створки лифта и сунул Джину под нос запястье, которое взяли в стальной захват электронные часы. В последнее время на них пошла мода, но менеджер администрации носил их не поэтому, просто они были эконом-вариантом бессменной классики. — Видите время?             — А вы видите, что закрыли мне вид? — цокнул Огурец, который собирался насладиться прекрасным отражением, а не хитрым драконьим прищуром на смуглом лице.             — На зеркало? — одна бровь Намджуна опустилась, а вторая поднялась вверх, изогнувшись изящной дугой, что даже Джин отметил — прелестно. Его брови не изгибались, как змеи, они лежали как два крыла в разрезе — чётко и идеально. Чужая мимика была интересной, но и в подмётки ему не годилась.             — Логично. Вы вообще сами опаздываете, — отодвинув пальцем нарушающую личное пространство ладонь, он сложил руки на груди. — Даже позже меня.             — Я за вами вернулся вообще-то, — ноздри Намджуна раздулись, и Джин видел его огромные носопырки. Ухоженные.             — Ну-ну. А потом вспомнили, что утюг не выключен, — съязвил Огурец.             — Откуда вы знаете? — удивление было искренним.             Но Джин всё ещё был возмущён тем, что утреннее свидание с самым красивым человеком на планете испорчено, поэтому негодовал.             — Не паясничайте, — топнул он ногой. Кабина покачнулась, свет погас.             — Вы лифт сломали! — трагично возвестил администратор, прижимая ладонь к сердцу. Он даже боялся представить, в какую сумму это выльется компании. Его волновал бюджет, вероятная перспектива умереть в лифте, если он не заработает, или если сорвётся, ему и в голову не пришла. — Вы хоть понимаете, что это катастрофа?             Огурец понимал. Он как раз думал о том, что смерть пришла за ним. Грех её не понять — забрать себе мирового красавчика хотел бы каждый, и она была как никогда к этому близка. Прижавшийся спиной к стенке Сокджин, еле стоя на онемевших ногах, выпучил глаза и водил рукой перед собой в кромешной тьме. Даже аварийная лампочка потухла — не работа, а халтура, кто только принял такой проект? Нащупанный Намджун был слишком возмущён денежными потерями, чтобы возмущаться чужим рукам. Большим и тёплым рукам, что требовательно шарят по его стальной груди в поиске поддержки. У Огурца не было неприязни к внешности Намджуна, но и интереса он не вызывал, хотя был так же высок и плечист, как он сам. Джин не ожидал, что он даже имеет мускулы, и что трогать его будет так естественно.             Трогал он обычно только себя, но обычно при свете, разглядывая в зеркале каждую деталь, и ведь не надоедало. Но впервые касаясь руками другого мужчины, он признавал, что это не менее приятно и волнительно. Его гладкая грудь рельефно переходила в абдоминальную зону, которая состояла из ровных кубиков. Божественные руки Сокджина не знали стирки, но он поймал себя на мысли, что на такой стиральной доске он бы постирал. Возможно, сам себя. Свой живот у него был тоже как доска — плоский, но мягонький, как подтаявшее масло. Обоюдные касания отдавались в сердце трепетом, заставляя кровь в венах бежать быстрее, в ритм участившемуся сердцебиению.             Причины подступающей тахикардии отошли на задний план, особенно когда занудное ворчание заглохло, а собственные пальцы поднялись по крепкой мускулистой шее к подбородку и полным губам. На ощупь они были как плюшевые, и влюблённый в собственные губы Джин захотел к ним прикоснуться. Ему всегда было интересно, каковы губы отражения на вкус и насколько умопомрачительно было бы впиться в них, но поверхность зеркала своим холодом будто говорила, что можно лишь смотреть, руками не трогать.             Но сейчас он мог трогать, мог целовать, обнимать того, кого в темноте можно было принять за собственное отражение, что ожило и вылезло из зеркала, и тоже щупало в ответ, проходясь большими ладонями по плечам и ровному ряду позвонков, по стройной талии, благодаря которой Джин в бассейне, щеголяя в плавках, хвастался своей атлетической фигурой и собирал восхищённые взгляды. Восхищённые мычания от поглаживания обласканной лосьонами шелковистой кожи, к которой беспрепятственно прокрались чужие мягкие руки, оказались даже большим комплиментом, чем те липкие взгляды. В них не было души, в руках отражения, то есть Намджуна, был огонь, но он был скромен и застенчив, его низкий голос был волшебен, он будто околдовал и расколдовал Сокджина, чётко говоря, что он реальный человек, а не человек из зеркала.             Таять не в своих прекрасных руках, а в руках занудного администратора — сама мысль Джина вводила в ступор — было чудно и чудесно одновременно, и сложно было оторваться и прекратить то, что только начиналось. Огурец не был скромником, и коль ему в руки попал алмаз, он собирался его огранить и использовать по назначению — сковать кольцо и инкрустировать его туда, чтобы носить на пальце, и может даже безымянном, а пока его настырные ладони устроились на крепких, как орешек, ягодицах Намджуна, от чего тот басовито простонал, и Джин решил, что нет момента лучше, чтобы затянуть его в поцелуй и подарить в ответ райское наслаждение своими податливыми, как воздушное суфле, губами.             — Вкусно, — промычал Намджун, и совсем не врал.             Он обожал японские сладости вагаси, что были нежными, в меру сладкими, таяли на языке и таили в себе изумительную начинку из бобовой пасты. Губы и язык Джина, словно живое воплощение вагаси, сводили с ума вкусовые рецепторы Намджуна, что слюна выделялась обильно и стекла бы по подбородку, не будь Сокджин столь жаден и не вылизывай он чужой рот как тарелку после рамёна. Но что поделать — занудный углеродик оказался настоящим адамантом, а Огурец всегда был жаден до драгоценностей.             Почувствовав, что дан зелёный свет, Намджун стал исследовать прекрасное тело с жадностью, которую раньше не мог себе позволить: руки блуждали везде властно, пальцы оглаживали проступающие под бархатистой кожей косточки, чувственные губы подставлялись его губам, будто душу пытаясь высосать, оба притирались друг к другу телами — грудью, бёдрами, напряжённым пахом. Близость и вседозволенность сносила крышу.             С первой встречи и по сей день не замечать красоту Огурца было сложной задачей, и Намджун считал, что справлялся, сублимируя похоть придирками. Не придираться он хотел, а, простите его фантазии, отодрать. Но нежно, заботливо. Ведь Ким Сокджин словно мраморная статуя — утончённое благолепие, красоте которой грех не поклоняться, одним словом — идеальный, но очень хрупкий, и что самое грустное — будто неживой. Его хотелось растормошить, сбрызнуть живой водицей, как некогда Афродита оживила статую для Пигмалиона; в потрясающих пленительных глазах хотелось видеть жизнь, а не усталое презрение, и оказывается, жизнь эту нужно было в него самому вдохнуть, а не ждать, когда это сделает деловая богиня.             «Динь-динь-дон, динь-динь-дон», — Огурцу казалось, что запели ангелы. Неужели старуха с косой сразу телепортировала его в рай? И сразу с Намджуном. Вот это сервис. Либо постеснялась прерывать их на горяченьком.             Следом он почувствовал вибрацию в чужих брюках, а затем Намджун достал из кармана телефон и принял звонок. Обнимать Джина он не переставал, но целовать — да.             — Да-да, водитель-ши, нет, мы не едем. Мы застряли в лифте с Сокджин-ши. А, да, конечно, я знаю как вызвать лифтёра, спасибо. Мы на машине в офис поедем. До свидания!             С водителем он говорил на русском, Огурец ничего, кроме «да, нет, конечно, спасибо, до свидания» не понял. Зато в подсветке экрана заметил, как покраснели щёки Намджуна, заблестели глаза и набухли губы — словно сочные бутоны. Их иррационально захотелось съесть. А рационально он вдруг понял, что они не умерли, это не рай и не ад, это серая реальность, в которой Ким Намджун — зануда-администратор, и который, сбросив звонок, сразу пояснил, что они поедут в офис на машине. Нормальным тоном пояснил, а ведь обычно они собачатся. Но миловаться Джину понравилось больше. И Джин понятия не имел, как донести эту мысль до Намджуна.             — На такси поедем? — вместо этого спросил он, нехотя выпутываясь из полюбившихся объятий. В по-медвежьи огромных лапах администратора было уютно, но абсолютно непонятно. Огурец привык всё непонятное игнорировать. Волнение никуда не ушло, возбуждение так же теснило узкие брюки и давило на ширинку, но справиться с ним ни один позволить себе не мог. До звонка близость была естественной, но он громко разрушил это сюрреалистичное уединение напоминанием, что всё реально. — И как вы, Намджун-ши, согласуете эти траты с начальством?             — Это необходимость, — ответил он, прочистив горло, тоже погрустневший, ведь обнимать Сокджина ему понравилось. Но Намджун был неуклюж и мог своего деликатного Аполлона по неосторожности сломать. В его реальности доверять хрупкое ему было нельзя.             Не зная, что ещё сказать, оба синхронно привалились спинами к мягкой стене, напротив которой было установлено зеркало. Без света оно было бесполезно. Зато касание плечом чужого плеча, сначала случайно, а дальше — по наитию, снова стало нагнетать так и невыплеснутое возбуждение. В этот момент свет включился, а лифт загудел, к ним громко через динамик обратилась сонная диспетчер и сказала, что бригада уже едет.             Парень в зеркале напротив Намджуна отлично смотрелся рядом с отражением Сокджина, но глаз своих он не сводил с Сокджина реального. Реальный Намджун, в свою очередь, гипнотизировал отражение Джина. Поделившись полученной от лифтёрши информацией, отражённый Намджун облизал губы, сделав их ещё сочнее, ещё вожделеннее. Не губы, а соблазн. Глаза его потемнели, бесстыдно скользя по отражению Джина, глаза его отражения делали то же самое с реальным Джином, и он снова почувствовал, как его накрывает волна жара. Он плавился и чувствовал себя безвольной куклой, чьи шарниры крутятся силой мысли чужого отражения, даже не своего. Своё, любимое и знакомое, его сейчас волновало в меньшей мере, оно было полностью сконцентрировано на реальном Намджуне. Оба отражения были взбудоражены не меньше своих исходников, оба касались друг друга плечами и тыльными сторонами ладоней, кончики пальцев подрагивали.             Намджун не выдержал и переплёл их пальцы, отрываясь от созерцания отражений (в конце концов, они — лишь изменение направления распространения световых волн, не более), его главный интерес был не в зеркале, а рядом — трёхмерный, живой, ошеломительный. Сокджин тоже повернул к нему голову, и в его глазах больше не было мертвенной пустоты, что отступала лишь в те моменты, когда он смотрелся в зеркало. Сейчас она отступила из-за Намджуна, реального Намджуна, и большего признания своей необходимости ему не было нужно.             — Сокджин-ши, хорошо, что лифт всё-таки не сломался по-настоящему, штраф бы был большим, наверное, — в этих словах крылось больше заботы, чем могло казаться. — А массажистов вы больше не вызывайте, лучше мне сразу говорите, я курсы проходил, когда учился в университете, и потом ещё опыт получил. Так что не хуже тайских специалистов умею массировать. И в «Секс по телефону» тоже не звоните, лучше меня наберите, у нас же корпоративный тариф — звонки друг другу бесплатно.             Прекрасной, но не имеющей ни единого шанса ожить, зеркальной проекции оставалось только завидовать и продолжать существовать тенью своего прелестного хозяина, повторяя за ним каждое движение. Даже полученный в его фальшивые руки самоцвет был фальшивкой, реальному Огурцу же достался истинный редчайший минерал — дивный алмаз, ему хотелось завидовать самому себе — настолько он был счастлив, что начал распускать слухи о том, что всемирный красавчик заполучил себе настоящий бриллиант. Когда эти слухи дошли до ушей Намджуна, то он прибежал к Джину с предложением толкнуть драгоценность, на что получил залихватский смех и заявление, что «такая корова нужна самому».

            the end