Отчаянные домохозяйки

***

      Ответьте, кто рад нежданным гостям? Сомневаюсь, что большинство из вас ответит «да», ведь не все сразу соберутся с духом и примется ухаживать за навестившим вас человеком, ведь это может вывести вас из зоны комфорта.       Но иногда внезапно пришедший к нам человек может подарит тепло и комфорт, исцелив душу.

***

      — Пап, ты внезапно… — Минхо в недоумении пропускает в дом омегу, решившего этим утром наведаться к единственному сыну.       — Не рад меня видеть, Минхо? — чопорно спрашивает альфу мистер Ли. Это омега в возрасте, но явно желающий выглядеть моложе своих лет: у него стройная фигура, свежее лицо с лёгким макияжем, чёрные волосы с лёгкой сединой уложены в хвост на затылке, а одет он в современный брючный костюм светло-серого цвета.       — До сих припоминаешь, что я никого на роспись не пригласил? — альфа хмурится, закрывая дверь, и, как хороший сын, помогает снять лëгкий летний плащ.       — Именно       — Серьёзно?       — Ты позвонил мне после росписи, сказал, что у тебя теперь есть муж, положил трубку, а я сижу и чувствую себя самым обманутым человеком на свете.       — У нас не было свадьбы и мы просто тихо расписались, — пробурчал недовольно Минхо.       — Ты не поставил меня и отца в курс дела. Ладно, сейчас не об этом. Где мой внук? Чонхи!       — О, здравствуй, дедушка, — из кухни выглядывает сонный Чонхи в спальных шортах и майке. Его волосы ещё взъерошены, а в руках надкусанная магазинная печенька.       — Как ты внучок? — омега подходит к подростку, подтрепав за щёчку, из-за чего Чонхи тихонько ойкает. — Вырос-то как с нашей последней встречи! Ешь хорошо? Отец заботится о тебе?       — Дедушка, мне вообще-то шестнадцать и я сам могу о себе позаботиться!       — Знаю я вас подростков — питаетесь одной фигнёй, — омега кивнул на печеньку в руке внука, — по ночам сидите в компьютерах, вне дома шарахаетесь везде, и родители за вами не следят.       — Дедушка!       — Я вырастил твоего отца и знаю, что молодые альфы творят в этом возрасте, — сухой палец утыкается Чонхи в грудь, пока омега с укором смотрит на своего сына, который уже давно не подросток с шилом в одном месте, а статусный альфа.       — Дедушка, лучше пошли с нами завтракать что ли.       — Да, пап, пошли.       Чонхи освобождает проход, чтобы дедушка попал к ним на кухню, но мистер Ли останавливается, когда видит омегу своего сына. Джисон в этот момент сидел за столом, склонившись над нотами, держа в одной руке карандаш, а в другой американо. На нём был синий домашний халат поверх шелковой пижамы, тапочки и наушники, подключённые к телефону, — обычный домашний омега.       Старший альфа сразу заметил недовольный взгляд папы, понимая, что это не к добру.       — Сонни, — зовёт Минхо омегу, который невозмутимо отрывается от нот, улыбаясь, но удивлённо замирает, заметив их сегодняшнего гостя. В глазах появляется некая растерянность и даже небольшой страх.       Джисон сразу же сбрасывает с головы наушники и встаёт.       — Здравствуйте, мистер Ли, — муж Минхо низко поклонился и потупил взгляд, боясь смотреть в глаза старшему омеге.       Рядом со свекром Джисон становился максимально замкнутым и подавленным.       И Минхо это никогда не нравилось: папа постоянно набрасывался на его нового мужа. Можно вспомнить ту поучительную тираду, которая прозвучала из уст старшего омеги, когда тот узнал, что Джисон абсолютно не умеет готовить. Столько нелестных слов в тот раз услышал избранник Минхо, хотя альфе было абсолютно по-барабану, что его Сонни с кухней на «вы». За несколько лет, будучи холостяком, альфа отточил навыки готовки до совершенства, и ему самому нравилось радовать своих сына и мужа вкусной готовкой.       И это папа ещё не знает, что они вместе с мужем могут позавтракать американо и сигареткой. Тогда бы и самому Минхо влетело. Папа был консервативным омегой, ведущим здоровый образ жизни и придерживающихся позиции того, что брак раз и навсегда. И конечно же он каким-то образом взвалил на Минхо всю ответственность за развод с первым мужем. Якобы альфа сам довёл бедного «Ëнни», который был идеальным омегой в глазах мистера Ли.       Джисону то роста не хватало, то щеки слишком большие, то смех истеричным кажется, то слишком неуклюжий, то чувствует, что хахаль на стороне у омеги появился. Каждый раз что-то.       Мимо мистера Ли величественно прошёл Суни, склонив голову и словно приветствуя гостя. Старший омега не обратил на кота внимания и прошёл, не глядя, а обиженный Суни поплелся к Джисону, который взял его на руки, устраиваясь в одном из кресел, и позволил рыжему коту устроиться у него на коленях и почесал за ушком и под мордочкой.       — Даже не предложишь мне чай или кофе? — мистер Ли недовольно смотрит на Джисона.       — Да, я сейчас, — подрывается со своего места Джисон, кладя Суни на мягкую обивку, — что вам сделать?       — Зелёный чай.       — Сиди, Сонни, я сам, — Минхо первее оказывается у электрического чайника, нажимая на кнопку, и сам достаёт из одного из ящиков коробку с хорошим зелёным чаем. В это время Джисон не находит места себе, вставая рядом с альфой, чтобы чувствовать себя комфортнее. — Ты надолго, пап?       — Решил заскочить на денёк, пока время есть. Как дела в театре?       — Прекрасно, сезон в самом разгаре — аншлаги. Люблю лето.       — Я рад, что у тебя на работе всё хорошо. Джисон, а что у тебя?       — Я работаю над новым мюзиклом…       — И что за мюзикл?       — В стиле ревущих двадцатых…       — Ммм, время алкоголя, вечеринок и разврата.       — Я бы сказал, что время потерянного поколения… Прекрасных писателей, художников, музыкантов…       — Я уверен, что это будет шедевр, — вставляет Минхо, заливая листья зелёного чая в красивом фарфоровом чайничке кипятком. — Сонни не умеет плохо писать.       — Ну я тут стопроцентно поддержу, — внезапно встревает в разговор Чонхи. — «Ведьмы» мои любимые. Сюжет отпад.       Джисон благодарно смотрит на пасынка, спокойно дальше жующего печенье.       — Мда, «Ведьмы» навели шуму, — соглашается мистер Ли, — мрачновато правда.       — Дедушка, ты ничего не понимаешь, это готический рок. И это круто.       Джисон готов сказать, что герой сегодняшнего утра — это Чонхи. Ещё какое-то время Мистер Ли расспрашивает Минхо и Джисона про театр, на что они охотно отвечают, в какой-то момент даже уходя немного в сплетни, а мистер Ли и рад такое послушать.       Потом на долгие три часа удар на себя берёт Чонхи, рассказывая про спортивные достижения, про то, как закончил учебный год, как друзья, как-то да сё. И, имея в целом замечательные навыки коммуникации, зарабатывает себе и от отца, и от отчима карманные деньги, которые, к слову, потратит, чтобы сводить куда-нибудь Сону, но никто об этом знать не должен.       В это время Джисон убегает в свой кабинет, пока Минхо решает начать готовить обед, а то они втроём планировали сегодня пиццу заказать, чтобы не париться.       День проходит суматошно из-за приезда папы, Минхо с Чонхи стараются быть максимально вежливыми, а Джисона шпыняют туда сюда, периодически игнорируя, когда тот появляется в поле зрения.       В какой-то момент даже Чонхи пропал, но потом нашёлся на заднем дворе, отдыхающий на садовом диване. Причем он не выглядел отдохнувшим, а даже скорее запыхавшимся, с красными щеками.       Под конец дня Джисон валится на постель в разбитом состоянии и забирается под одеяло, словно подросток, который ощущает, что весь мир против него: родители не понимают, объект обожания не отвечает взаимностью, а школа — это тюрьма.       Омега обнимает подушку, утыкаясь в неё лицом и с удовольствием вдыхает отдушку лаванды от кондиционера для белья. Всё внутри перевёрнуто, и почему-то сразу вспоминается день их с Минхо росписи.

***

      — Ладно, омеги под сорок склонны к безумным поступкам, — так Джисон сказал себе, стоя в ванной перед зеркалом, в день их с Минхо росписи, объясняя тем самым причину его сегодняшнего «да». Он от тревожности встал с постели раньше положенного, начал бродить по дому, смотреться в зеркала, не понимая зачем, и думал о том, как он вообще пришёл к тому, что в тридцать восемь наконец-то выходит замуж.       Джисон даже сел на широкий подоконник на кухне, выкурил одну сигарету (он мог покурить либо за компанию с Минхо, либо когда был очень сильный стресс), поглядел на прекрасный сад с увядающими пионами, покрытый влагой из-за ночного осеннего дождя. От него же альфы постоянно уходили. Сколько у Джисона было романов? Он всех и не вспомнит уже.       Омега заварил себе чая, полагая, что кофе сделает его более нервным. На часах семь утра, Джисон сидит, поджав к себе ноги, на кресле в гостиной и раздраженно вздыхает от вдруг нахлынувшей безысходности. Хан, который сегодня станет Ли, не знал, что с ним происходило. Джисон посмотрел на обручальное кольцо на своëм безымянном пальце — он согласился выйти замуж за Ли Минхо и даже если он упадёт в обморок, то встанет и скажет заветное «да», которое сделает его счастливым. Он уверен, что будет счастлив вместе со своим альфой — тем, кого он так долго искал на своëм жизненном пути.       А все те альфы, которые были до этого — так, баловство, просто воспоминания. Он достоин настоящей большой любви, достоин штампа в паспорте, который за последний лет двадцать ему никто не предлагал. В конце концов достоин семьи.       Его мама конечно обалдела, когда Джисон позвонил и сообщил, что выходит замуж. Родители давно смирились с мыслью, что их сын-омега останется незамужным, поэтому новость была в прямом смысле ошеломляющей.       Когда-то в детстве он мечтал выйти замуж в девятнадцать, родить детей и жить припеваючи… Но что-то пошло не так… И вот Джисону тридцать восемь, будущий муж старше его на пять лет, а ещё у омеги появится четырнадцатилетний пасынок-альфа.       — Ты чего так рано встал? — омега оборачивается, замечая в дверном проёме в спальню Минхо, накинувшего на оголённое тело тонкий халат. Альфа нежно улыбается Джисону, но замечает беспокойство в его тёмных глазах.       — Волнуюсь, — признался Джисон, сильнее сжимая руки на коленях, — а если это всë неправда?       — Что неправда? — в недоумении улыбается Минхо, показывая свои морщинки у уголков губ и глаз и растягивая губы.       — Что мы сегодня поженимся?       — Сонни, — Минхо подошёл к омеге, крепко-крепко обнимая. Его сильные руки надёжно укрыли Джисона от всего мира, давая понять, что всё прекрасно и что Минхо готов дарить ему всё тепло, которое может дать. — Я люблю тебя, я готов падать в ноги всем богам за то, что ты появился в моей жизни. И теперь я не понимаю, что делал бы без тебя, ты моë спасение, моя любовь.       Рядом с Минхо спокойно, безопасно и комфортно. В его горячих объятиях всегда тепло, а иногда и очень горячо. Джисон смотрит в глаза альфе, наслаждаясь красивым и мужественным лицом своего любимого, а следом идёт чувственный поцелуй, в котором Минхо пытается передать физически всë, что только что сказал, и Джисон верит, начиная проявлять инициативу, чтобы углубить поцелуй, чтобы покусывать губы, обмениваться горячим дыханием и утопать друг в друге.

***

      На Джисоне светло-бежевый комбенизон из атласа с длинными рукавами, чёрный пышный полушубок, потому что зима не за горами, длинные волосы зачёсаны назад и придерживаются золотистыми заколками, на губах нюдовая помада, а глаза сияют от радости, когда они с Минхо выходят из такси на площадь перед ратушей, в которой их распишут.       Пара друзей Джисона и Минхо подъедут чуть позже. С ними только Чонхи, который неловко топчется рядом, поправляя манжеты на голубой рубашке, выглядывающие из-под пальто, которое внезапно начало становиться маленьким. На днях он практически не разговаривал с отцом и Джисоном. Ему явно было нелегко принимать в семью нового омегу отца. И никакой симпатии он до сих пор не испытывал к Джисону.       Минхо выглядит очень солидно в смокинге и расстёгнутой на первые пуговицы рубашке. Холодный осенний ветер взъерошивает его тёмные волосы и заставляет морщиться из-за того, какими ледяными и колючими ощущаются порывы.       Альфы и омега спешат в ратушу, чтобы спрятаться от плохой погоды. Они приехали заранее, поэтому им надо подождать своей очереди для торжественной росписи.       — Чонхи, — Джисон подсаживается к пасынку на один из диванчиков, пока Минхо отходит встретить их троих друзей, которых они решили позвать на роспись, и берёт одну его руку в свои ладони. Мальчик всё также смотрит в пол. — Дорогой, я понимаю, что никогда не смогу тебе заменить папу. Но мне хочется, чтобы мы с тобой были хотя бы друзьями, мы теперь оба связаны одним человеком, которого сильно любим, а значит должны стараться ради него, да?       — Должны…       — Я буду хорошим другом, обещаю. Иди ко мне, — Джисон крепко обнимает пасынка, даря ему тепло и поддержку. Маленький альфа даже оттаивает, отвечая на объятия.       — Тогда ещё пообещай, что не бросишь отца, — бурчит Чонхи, зарываясь носом в плечо омеги.       — Никогда не брошу. Я ведь больше тогда жить не смогу, — говорит Джисон искренне и со всей любовью, понимая, что атмосфера делает его глаза влажными.       — Я постараюсь верить тебе.       — Спасибо, я оправдаю доверие.

***

      Из мыслей Джисона вырывает пришедший в спальню альфа, который сразу залезает в кровать, ложась поближе к омеге.       Ладонь Минхо ложится на бедро Джисона поверх одеяла, плавно скользит вверх, чтобы забраться под тёплую ткань и провести рукой уже по тонкой пижаме, спуская одеяло вниз к коленям. Альфа целует омегу в затылок, намереваясь добраться до его пухлых губ через шею.       Джисон не сопротивляется, пока Минхо обнимает его сзади, залезая руками под кофту, чтобы гладить кожу тёплыми ладонями.       — Хо-я, давай не сегодня, — устало просит Джисон, надув щёчки.       — Что-то не так? — удивлённо спрашивает альфа, перебираясь подальше, чтобы омега перевернулся на другой бок к нему лицом.       — Настроения нет.       — Это из-за папы?       Джисон не отвечает, а просто кивает, сильнее укрываясь одеялом.       — Сонни, не стоит переживать, у папы всегда был плохой характер, ему постоянно всё не нравится.       — Понимаю, что не надо обращать на это внимание, но я ведь ему явно не нравлюсь.       — Разве это имеет значение? — спрашивает Минхо, находя под одеялом ладонь Джисона, чтобы переплести их пальцы. — Главное, что ты нравишься мне. И плевал я на мнение всего мира.       — Я люблю тебя, Хо.       — Так, всё, иди сюда, моя белочка! — Минхо загребает Джисона в свои объятия. — Я никому тебя не дам в обиду.       — Мой храбрый кот, — омегу целуют в макушку, даря ощущение спокойствия и безопасности.

***

      На улице, где жили наши любимые герои, было тихое и солнечное утро.       К голубому дому четы Хван подъехало жёлтое такси, откуда вышла зрелая омега в широкополой шляпе. Она была невысокого роста, с пухлыми губами и небольшими морщинками в уголках тёмных глаз. С собой у неё был огромный чемодан, небольшая омежья сумка и большая коробка мятного цвета, перевязанная лентой.       В это время супруги Хван только проснулись, придя на кухню, всё ещё одетые в пижамы. Хёнджин заваривал им кофе, чтобы взбодриться с утра, а Сынмин нарезал хлеб для тостов, стоя перед окном, выходившим на улицу и дом семьи Ким. Когда омега отложил нож, расправив затёкшие после сна плечи, и посмотрел в окно, он заметил то самое такси, из которого выходил нежданный гость.       — О Боже, мама… — просиял омега и побежал к входной двери, испугав мужа своим криком, из-за чего альфа пролил кофе на столешницу. — Хëнджин! Мама приехала!       Сынмин подбежал к двери, когда в неё уже один раз позвонили, ожидая хозяев. Омега как можно быстрее расправился с замком — и вот ему является любимое лицо с пухлыми губами, тёплыми глазами и точно такой родинкой как у Хёнджина.       — Мама, — просиял Сынмин, который был очень рад видеть свою свекровь.       — Сыночек! — миссис Хван положила все свои вещи на тумбу в прихожей, оставив чемодан на пороге, принялась обнимать Сынмина. — Сюрприз! Я приехала!       — Я так по вам соскучился, мама… — хныкал Сынмин, пока омега гладила его по чёрным волосам. — Вы так надолго уехали…       — Мальчик мой, я сама так по вам с Джинни скучала! Вся в делах, вся в работе! Солнышко моë, как ты? Как твоë здоровье?       — Спасибо, со мной всë чудесно.       — А ну загляни мне в глаза, сынок! — Сынмин выпрямляется, неохотно делая объятия не такими крепкими. — Как же я люблю твои сияющие глаза! — омега кладёт ладони на щёчки юноши, любуясь своим зятем.       — Спасибо…       — Ох уж этот молодой блеск! Чуть позже мне всë расскажешь. Чувствую, что я чего-то не знаю! О, а вот и ты Джинни!       — Мама, — радостно прошептал Хёнджин, подбегая к старшей омеге и крепко обнимая её. Альфа безумно рад приезду своей мамы, которая очень редко бывает в стране, путешествуя по всему миру, работая в сфере туризма. Иногда её не бывает по пол года или почти год в Корее, поэтому Хёнджин и Сынмин всегда рады её приезду. — Я безумно скучал.       — Детки мои дорогие, как у вас дела? — омега потрепала мужей одновременно за щёчки, из-за чего те засмеялись, как малышня. Во вроде стоят оба на голову выше миссис Хван, а ощущают себя маленькими детьми.       — Хорошо, мама! — хорошо ответили хором Хёнджин и Сынмин.       — А я торт привезла! — омега взяла с тумбы коробку мятного цвета. — Из твоей любимой кондитерской Минни!       Все трое побыстрее перемещаются на кухню. Хёнджин делает кофе и своей маме, пока Сынмин расставляет тарелочки для торта. Завтрак сразу становится каким-то праздничным из-за приезда мамы, которая рассказывает, как бывала в разных странах: в Сингапуре, Италии, Австралии, Штатах, Арабских Эмиратах, Японии. За её плечами давно больше половины земного шара.       К слову, торт оказывается очень вкусным: фисташка с малиной. Сынмину он очень нравится, поэтому омега подкладывает себе ещё кусок.       — Мои друзья из Японии были в Сеуле недавно и посетили галерею, Джинни, — рассказывает миссис Хван, после историй про Токио. — Им очень понравились новые экспозиции, они бы зашли к тебе, но не хотели беспокоить. Нахвалили тебя. Отец мог бы тобой гордиться, — миссис Хван положила ладонь на плечо Хëнджина, который тяжело вздохнул. Между ними появилась атмосфера светлой грусти.       — Я знаю, мам. Я знаю. Поэтому стараюсь с достоинством продолжать его дело.       После небольшой паузы, во время которой все трое за столом молчали, завтрак с тортом проходит очень мило, они вспоминают разные истории, обсуждают путешествия миссис Хван.       — Ну давай, рассказывай, — просит миссис Хван, когда они вдвоём с Сынмином перебираются на садовую качель под вишней. — Ты светишься счастьем. Последний раз я была у вам несколько месяцев назад после того как…       — Да, я помню, что был не в самом лучшем состоянии. Мам, могу я вам рассказать?       — Конечно можешь, сынок, — миссис Хван берёт Сынмина за руку, поддерживая его в желании честно рассказать о своих переживаниях.       — После того, как я потерял ребёнка, мы с Хёнджином очень отстранились друг от друга, между нами появилась какая-то стена. Мы почти год даже не занимались… Сексом…       И Сынмин рассказывает всё, как они всё сильнее отдалялись, как омега узнал о гибели родителей, ужаснув этим свекровь. Как они с Хёнджином наконец-то рассказали друг другу, что винили во всем самих себя, утопая в горе, произошедшем с ними.       Рассказывать тяжело, но свекровь для Сынмина давным давно стала самой близкой омегой в его жизни. С папой он никогда не мог поговорить по душам, рассказать все страхи. Всегда бы следовало осуждение. Именно миссис Хван приехала к Сынмину после выкидыша и ухаживала за ним и его ослабленным организмом, когда Хёнджин был занят. Именно она помогла физически оздоровиться и как-то встать на ноги. И только ей омега может честно рассказать, что они с его альфой снова попробуют зачать ребёнка.       — Спасибо, что приехали, я безумно рад, что вы сейчас с нами. С вашей поддержкой мне всегда легче. На сколько вы останетесь?       — Ещё на несколько дней, сыночек. Так просто от меня не отделаетесь!       — Вам всегда рады в нашем доме.

***

      — Не могу, Минни, хочу залюбить тебя всего, — словно в бреду шепчет Хëнджин, расцеловывая ключицы Сынмина.       Сейчас поздний вечер, они лежат на кровати в их спальне, освещённой тусклыми лампами у туалетного столика Сынмина. Интимный полумрак располагает к занятиям любовью и разжигает понемногу страсть. Благо миссис Хван устала и давно ушла отдыхать в свободную спальню здесь же на втором этаже, но в другой части дома.       А её сын, Хёнджин, прижимает своего омегу к пуховому одеялу, наваливаясь сверху и удерживая его ладони в своих, переплетая пальцы. Альфа ведёт своими губами по телу, заставляя мужа коротко вдыхать больше воздуха, из-за накрывающего мягким штилем возбуждения.       — Пожалуйста, пожалуйста, Минни, — просит Хëнджин, нависая над мужем. — Я так тебя хочу…       — Но мама в доме…       — Мама всё понимает… — снова на ключицы Сынмина сыпятся горячие поцелуи. — И мы будем тихими…       А Сынмину остаëтся только хныкать от этих изводящих ласк.       Альфа расцеловывает всего омегу: от чувствительной шеи, ключиц, груди, перемещается к плоскому животу, тазовым косточкам. Нехотя отрываясь от омеги, Хёнджин садится на пятки, снимая с себя футболку и штаны, и развязывает халат Сынмина, в котором тот вышел недавно из душа.       Когда они оба остались в одном белье, альфа развел в стороны колени Сынмина, чтобы понаслаждаться мягкими и стройными бёдрами омеги. Хёнджин пробегает пальцами нежно от талии омеги к коленям, не ожидая смешка со стороны мужа, но продолжает расцеловывать бёдра, колени, икры, а Сынмин кайфует, хотя иногда даже щекотно, особенно когда альфа покусывает кожу на внутренней стороне бедра. Сегодня он до невозможного чувствительный.       — Джинни, — смеётся омега, пока альфа продолжает «издеваться» и даже щекочет пятку левой ноги.       И внезапно, Сынмин прямо пяткой левой ноги случайно ударяет Хëнджина на голове.       — Ауч!       — Милый, прости, я не хотел, — сквозь смех извиняется омега, пока альфа скулит от удара прямо по лбу. Омега в миг обнимает альфу, утягивая его за собой на кровать и прижимая его голову к своей груди, а после целует в лохматую макушку.       — Ничего страшного, бывает… — сам уже смеётся Хёнджин, обхватывая губами соски Сынмина, по очереди их целуя и покусывая.       А омега уже тоже заведён по полной до ноющего жара внутри, поэтому изо всех сил меняет их с Хёнджином местами, чтобы оседлать альфу. Только вот благодаря этому супруги в обнимку оказываются на самом краю кровати, с которой сразу соскальзывают, падая на пол, громко вскрикивая.       Весь удар на себя принимает Хëнджин, оказавшийся снизу, а уже сверху его придавливает Сынмин, по ходу отбивший локоть и колено.       — Что тут у вас?! — испуганно спрашивает миссис Хван, заглядывая в спальню супругов и держась за сердце. Её разбудил звук удара об пол и крики.       Из-за кровати, за которой оказались супруги, по очереди показываются чёрная макушка Сынмина и растерянное лицо Хёнджина. Можно заметить, что на них нет верха от одежды, а лица покрыты румянцем и потом.       — Мама! — смущённо кричат альфа и омега.       — Ой, не обращайте на меня внимания! Развлекайтесь, детки!       Дверь хлопает, а супруги так и сидят на полу, пока Хёнджин потирает ладонью ушибленную после падения спину.       — Мда, какой-то у нас сегодня травмоопасный секс, — хихикает Сынмин, целуя смуглую кожу спины мужа, чтоб как-то приглушить боль.       — Может это знак, что не стоит сегодня им заниматься? Ещё и мама…       — Ну нет, что это за политика такая? «Возбудим и не дадим?» Хван Хёнджин, доделывайте дело до конца!       — Ну как я могу оставить своего омегу неудовлетворённым? — вздыхает Хёнджин и укладывает Сынмина прямо на ковёр — отсюда точно не упадут — и нависает над мужем, переходя уже к самому главному, а то прелюдии конкретно затянулись.