Однажды я тоже сойду с ума

      Как и большинство детей, более менее осознанно я стал существовать годам к пяти наверное, да и то вспомнить мало что получается. Хотя я знаю, что было в том месте всегда: алкоголь, сигареты, пьяные тела. Среди которых была и женщина, породившая меня.       Матерью называть её трудно. Обычно образ матери у людей это что-то светлое, нежное, дарящее любовь, такую… Безусловную и всеобъемлящую, окутывающую и убаюкивающую. Но мне, а ей и подавно, до обычного и нормального далеко даже в перспективах. Особенно учитывая, что перспектива это будущее, а будущего у меня нет, я просто однажды тоже сойду с ума…       Последняя мысль преследовала меня всегда, да и до сих пор продолжает. Будет, наверняка, в голове сидеть, пока не станет правдой или пока просто не сдохну, что возможно мне и следовало бы сделать ещё куда раньше. Но я, понимаете ли, размазня в плане боли, не люблю её себе причинять, так что наилучшим вариантом суицида считал всегда накачаться снотворным, но и там тоже проблемно, вроде, можно добиться не желаемого результата, а отъезда в больничку с отравлением. Ай да и чёрт с ним! К чему эти размышления, если снотворного всё равно нет.       А ещё может я уже в процессе схождения с ума, раз болтаю с кем-то в своей голове, даже иногда шучу с этим кем-то, а точнее с этимИ. С моими выдуманными зрителями. Люблю представлять, что это шоу, где я — главный герой. А главные герои обычно заканчивают хорошо, даже не смотря на паршивое детство, но это, видимо, не про меня. Потому что, похоже, мои зретили любители шоу с чернухой и кровью, хоть на даркнете диски продавай или как хорорр 18+ подписывай.       Собственно о чернухе… Возвращаемся к той женщине, что находилась вечно в состоянии нестояния. Мне вот безумно интересно было, как это тело, неспособное позаботится о себе, могло заботится о маленьком ребёнке. Как она не сломала мне шею в попытках укачать, когда я был младенцем? Или не размажила головой об стену, когда я истерил в стадии кризиса трёх лет? Рассказать мне об этом никто не может, а потому у меня предположений две штуки. Первое — она была тогда ещё нормальной, что для меня звучит как бред сивой кобылы, и если действительно так, то непонятно, что пошло не так потом, а второе — я уже с самого раннего детства осознавал весь пиздец своего положения и оттого был достаточно спокойным ребёнком, чтобы не получать пиздюлей.       Хотя, когда подрос, с этим стало труднее, прямо очень. Ибо, например, что мог ответить шестилетка, когда взрослая женщина кричала, что он «выхалкал всё! Маленький ублюдок!»? Она часто забывала, что уже сама всё выпила, прежде чем уснуть, а потом вот так просыпалась и искала продолжения банкета, я же всегда в такие моменты старался по-тихой слинять, но, конечно, это, увы, не всегда выходило. И тогда я получал. Получал не то, что нормальные дети — ласку и любовь, — и даже не такие же наказания, как у нормальных детей — подзатыльник и в угол или вроде того, — а хлёсткие удары, под которые попадали все части моего тела, до которых она могла дотянуться. А ещё в меня летели бутылки, стаканы и тарелки, пока все не поразбивались, прочая посуда. И даже ножи, благо за счёт комплекции от всякого такого было увернуться полегче. Но попадания бывали, и шрамы тоже есть.       У неё шрамы тоже были… А ещё любовники были. Всех я не перечислю, она, видимо, помимо пристрастия к алкоголю и сигаретам, имела также жуткую любовь к сексу. Да и по пьяни не удивительно, а чаще всего именно так и было. Это была бесконечная череда собутыльников слэш любовников.       Хоть меня и стали в какой-то момент выгонять из комнаты или дома в общем, когда дело доходило до этого, я всё же помнил, как это выглядело. Чего греха таить, подсматривал по малолетству, особенно став уже школьником —такие вот темы разговорв были у младшеклассников. Ну и они бывало про меня в укуренном состоянии забывали, переходя к своим грязно влажным игрищам.       Зрелище однако так себе, особенно по сравнению с хорошим порно, это нечто из рук, ног и голых тел было даже не на уровне любительского. И запах всегда спецефический был, помимо алкогольных испарений и горчащей духоты дешёвых сигарет, появлялось нечто ещё. И всё вместе это было странно двигающимся под скрип кровати, влажное чавканье и срывающиеся в крики прокуренные голоса клубком телесно-грязного цвета, со странным зловонием и запутавшимися разных цветов волосами, мотыляющимися из стороны в сторону, извивающимися коечностями, бывавшими иногда в количестве, изрядно большем, чем у двух вместе взятых людей.       Описание это сейчас похоже на что-то, что могло бы быть чудовищем из фильма ужасов, которое потом бы снилось нормальным маленьким детям, случайно наткнувшимся по телевизору на сию сцену. А для меня тогда это был процесс до изнеможения интересный, который я потом пересказывал в красках на перемене в школьном коридоре, рассчитывая на удивление и даже уважение со стороны сверстников. Но получил я, ожидаемо, лишь в основном взгляды отвращения, немного сочувствия и много злобы, которая нашла выход в издёвках.       Тогдашний я — девятилетний ребёнок, застывший в сером коридоре с осыпающейся штукатуркой, капающим потолком и свистящими окнами. У меня также свистел нос, покрасневший из-за плача. Одноклассники, которых я минуту назад считал друзьями, кричали мне «твоя мать шлюха! Ты сын шлюхи» и прочие не слишком изощерёные, но всё равно мерзкие и обидные для того момента фразы. Тогда же я впервые сделал в школе нечто такое, что привлекло внимание взрослых, да и в общем людей к моей до сих пор никем особо незамечаемой персоне: стёкла на тот момент в школе не заменили на пластиковые, так что я, утерев и без того грязными рукавами слёзы, более менее прикрыл лицо, и с неплохого размаха вмазался головой, самой маковкой если быть точнее, в стекло. Был звон, визг одноклассниц, кровь тёплым ручейком стекала по моему лбу, волосам, попадала в рот, я чувства соль и металл, она капала на одежду и пол. Ещё был стук каблуков учительницы, крик «медсестру сюда», чьи-то руки по всему телу, странный запах, который до этого я не чувствал — оказалось, таким был запах стерильности и медикаментов, какой бывает в больницах. А потом я закрыл глаза, поддаваясь сонливости и непривычному теплу.       Возможно жалею, что не умер, на такой вот прекрасной ноте…