Дело о чёрных волосах

Этот солнечный осенний день начинался точно так же, как десятки и сотни других дней до этого, и ничто не предвещало беды. Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон после нескольких дней пути был несказанно рад увидеть вдалеке массивные башни родового замка графа де Ла Фер, унаследованного Раулем от его отца Атоса. Несколько лет назад Рауль женился на Анжелике, сестре Леона, и с тех пор она упорно зазывала брата в гости. Леон относился к ней с нежностью, удивлявшей его самого, да и против Рауля ничего не имел, но в их обществе он чувствовал себя лишним, в нём просыпалась непонятная неловкость, да и у него самого имелось много дел, так что он оттягивал момент визита всеми возможными способами. И всё же настал день, когда Леону пришлось оседлать свою вороную кобылицу — все его лошади были женского пола и почти все вороные — и отправиться в замок графа и графини де Ла Фер. Эжени, его супруга, поехать не могла, да и не особо стремилась — её отношения с детьми мушкетёров оставались прохладными, несмотря на некогда пережитые совместные приключения. Не могла она отправиться с мужем и из-за их дочери Коры. Та накануне простудилась, прогулявшись в чересчур лёгком наряде под первым осенним дождём, и теперь была вынуждена сидеть дома, шмыгая носом и периодически громко кашляя. Кора, по полному имени Корантина, тоненькая девочка с тёмными волосами и голубыми глазами, унаследовала улыбку отца, но черты лица у неё были материнские, грустила она точь-в-точь как Эжени, и сейчас, с печальным видом глядя в окно, выглядела самой несчастной девочкой на свете. — Я непременно привезу тебе гостинцы, — пообещал Леон, целуя дочь в лоб перед отъездом. Та лишь страдальчески вздохнула: вид у неё был такой, словно она больна не лёгкой простудой, которая пройдёт через неделю, не оставив и следа, а какой-то страшной и неизлечимой болезнью. — Постарайся не промокнуть, если пойдёт дождь, а то и тебя придётся лечить, — Эжени оторвалась от приготовления целебного отвара для Коры и вышла к мужу. — Ничего, зараза к заразе не пристаёт, — отшутился он, наклонившись, чтобы поцеловать жену в губы, но та чуть отвернулась, и поцелуй лишь мазнул по её щеке. — Ладно, давай поезжай, а то мы так полдня можем прощаться... Леон и спустя несколько дней с улыбкой вспоминал эту сцену, уже перейдя с рыси на шаг и неспешно подъезжая к замку графа. По краям дороги тянулись бескрайние поля, лишь изредка перемежавшиеся небольшими лесочками. Листья на деревьях только-только начали желтеть и краснеть, над головой время от времени с протяжными криками проносились птицы, ветер дул слабо, приятно освежая тело. Кобыла пофыркивала, прядала ушами и помахивала хвостом. Леон даже позволил себе ненадолго зажмуриться и запрокинуть голову, подставляя лицо последним тёплым лучам солнца, но тут лошадь издала негромкое ржание, и он вновь открыл глаза. Они были уже возле самого замка. У ворот стоял мальчишка лет семи, кудрявый и черноволосый, с большими чёрными глазами и бледной, едва тронутой загаром кожей. На всадника он уставился с любопытством, но без малейшего страха. — Вы едете в замок, да? Вы брат госпожи? — Он самый, — Леон не стал заранее предупреждать Анжелику о своём визите, чтобы не отрывать её от дел и не вызывать ненужные хлопоты. — Она в замке? — Ага, и целый день места себе не находит, точно чуяла, что вы приедете, — мальчишка, похоже, был в курсе всех происходящих в замке и его окрестностях событий. — Хорошая лошадь, — он бесстрашно потрепал кобылу по бархатистому носу, и та отозвалась тихим ржанием. — А ты, я гляжу, не боишься лошадей, — одобрительно заметил Леон. — А чего их бояться? — в голосе мальчика прозвучало возмущение. — Я всё знаю о лошадях! — Так уж и всё! — усмехнулся бывший капитан. Мальчик хотел что-то добавить, но тут со стороны замка донёсся зычный крик «Жеан!», и он стремглав помчался прочь, стуча деревянными башмаками по земле. Почти сразу же после этого двери замка распахнулись, возле них произошла какая-то короткая суета, и с крыльца к Леону метнулась Анжелика, такая же круглолицая, ясноглазая и весёлая, как и всегда. Надо признать, что расшитое домашнее платье шло ей куда больше, чем монашеская ряса. Леон едва успел спешиться, когда сестра подлетела и принялась душить его в объятиях. — Леон, братец! Всё-таки приехал! Надо же... а мы и не ждали! Ты ведь не прислал письма, никакой весточки! — Я не хотел, чтобы ты хлопотала из-за меня, — Леон осторожно высвободился из её рук. — Я и приехал-то ненадолго, всего на пару деньков, мне скоро нужно назад, домой... — И слышать ничего не хочу! — Анжелика схватила его за руку и решительно поволокла по дорожке к замку. — Мы так давно не виделись! Постой, я посчитаю, сколько... — Три месяца. Если быть точным, три месяца и двенадцать дней. — Вот! А ты говоришь, «всего на пару деньков»! Внутри было уютно и тихо — стояла особенная осенняя тишина, не нарушаемая ни завыванием ветра в коридорах, ни перекликами птиц за окном, ни разговорами людей, и казалось, что весь замок погружен в зачарованный сон, как в сказке о спящей принцессе. Даже вечно неугомонные дети притихли, и их топот не отдавался громким эхом среди окутавшей замок тишины. Худенький Оливье, чьи тёмные, спадавшие на лоб пряди и вечно задумчивое выражение лица придавали ему сходство с дедушкой, в честь которого он и был назван, и светловолосая хохотушка Франсуаза, и внешностью, и нравом пошедшая в мать, вынырнули из одной из комнат, где они увлечённо рассматривали какую-то книгу, чтобы поздороваться с дядей. Леон вручил племянникам подарки: Оливье — изящный ножик с выгравированной на ручке сценой охоты на оленей, Франсуазе — не менее изящную заколку в форме стрекозы. Оливье, поблагодарив дядю, вернулся в комнату, его сестра же принялась хвостиком ходить за Леоном и Анжеликой — ей явно не терпелось чем-то поделиться. — Что вы с Оливье так внимательно изучали? — поинтересовался Леон. — Книгу о всякой нечисти, ту самую, которую подарила тётя Эжени! — возбуждённо воскликнула Франсуаза, подпрыгивая на месте. — Мы думаем, что в наших краях завелось привидение! — прошептала она, широко раскрывая глаза. — Да неужели? Настоящее привидение? — усмехнулся он и взглянул на Анжелику, ожидая, что та засмеётся, но сестра была удивительно серьёзна. — Мы даже не знаем, что и думать, — встревоженно сказала она. — Привидение или не привидение, а что-то у нас здесь нечисто. Ну да ладно, хорошая из меня хозяйка — ты только пришёл, а я уже пугаю тебя страшными историями! Пойдём в столовую, скоро как раз будет готов ужин! — Меня не так-то просто напугать, — заметил Леон, следуя за сестрой. Франсуаза напоследок кинула в его сторону ещё один восхищенный взгляд и вприпрыжку пустилась обратно к брату. Ужин был скромным, но вполне вкусным. Воздав должное грибному супу, паштету, жаркому, запечённым яблокам и весьма неплохому бургундскому, поделившись новостями и обсудив всякие мелочи вроде состояния здоровья, погоды и сбора урожая, Леон обратился к сестре и её мужу — за столом они сидели втроём, детей уже отправили спать: — Так что это за история с привидением, о которой с таким восторгом говорила Франсуаза? — Наш конюх утверждает, что видел кое-что в заброшенном лодочном сарае возле реки, — осторожно ответил Рауль, переглянувшись с женой. — Человек он неплохой, и нет среди местных никого, кто разбирался бы в лошадях лучше него, но он частенько любит выпить, поэтому верить ему на слово нельзя, сами понимаете. Я заглядывал в тот сарай днём и не обнаружил ничего подозрительного. — Мы подумали, что это может быть связано со всей той нечистью, на которую охотились вы с Эжени, — полушёпотом подхватила Анжелика. — Базиль видел там женщину в белом платье с длинными чёрными волосами — так он, во всяком случае, её описал. Быть может, это и правда призрак? Вы с Эжени сталкивались с призраками, верно? — Сталкивались, — кивнул Леон. — Те, которых мы встречали, не желали людям зла и хотели лишь завершить незаконченные дела или защитить своих близких. Но это может быть и не призрак, а ундина — не зря же она появилась возле реки! Или вампирша, поэтому и скрывается в сарае от солнечного света. В таком случае дело принимает куда более серьёзный оборот. — Или Базиль просто напился, и ему что-то привиделось, — скептически заметил Рауль. — В любом случае, мы не хотели втягивать вас в это, клянусь, — он приложил руку к груди. — Но раз уж вы прибыли так вовремя, а молва об этом случае гуляет по окрестностям, мы вынуждены рассказать вам всю правду. Разумеется, никто не принуждает вас помогать нам в расследовании, но... — Ох, граф, вы со своей учтивостью иногда бываете просто невыносимы, — поморщился Леон, вызвав тихий смешок у Анжелики. — Я помогу вам, тем более что это дело меня и вправду заинтересовало. Я так понимаю, этот Базиль живёт тут же, в замке? — получив утвердительный кивок от Рауля, он заключил: — Я завтра же поговорю с ним и попытаюсь выяснить, что тут происходит. После этого они ещё немного поболтали о всякой всячине, переходя с темы на тему, и вскоре разошлись по спальням. Леон, утомлённый долгой дорогой, провалился в сон сразу же, спал крепко, без сновидений, и никакие дурные предчувствия его не мучили. На следующий день, сразу же после завтрака с Анжеликой и её мужем, он отправился на поиски Базиля. Долго разыскивать его не пришлось — конюх возился в сарае с кожаными ремнями, видимо, чинил какую-то упряжь. Это был крупный широкоплечий мужчина с чёрными курчавыми волосами, такой же бородой, густыми насупленными бровями и несколько диковатым взглядом тёмных глаз. Леона он приветствовал любезно, но несколько настороженно, а когда тот сообщил о цели своего визита, Базиль поморщился, точно от зубной боли, и махнул рукой: — И, сударь, стоит ли говорить? Мало ли что мне могло примерещиться с пьяных глаз! Нехорошо это, что госпожа Анжелика всем рассказала, нехорошо! — А если всё-таки не примерещилось? — Леон с любопытством взглянул на него. — Что ты видел в этом лодочном сарае? — Да я и не помню толком! Это, считай, дней десять назад было, да и я лишнего хлебнул, а как проспался, так всё из головы уже вылетело... — И всё же постарайся вспомнить, — негромко произнёс Леон, и то ли в голосе его прозвучали полузабытые командные нотки, оставшиеся с тех времён, когда он был капитаном королевских гвардейцев, то ли в глазах блеснула холодная сталь, но конюх поёжился и тихо проговорил: — А что тут вспоминать? Выпил я с парочкой друзей — с Маттео, с Давидом — возвращался домой уже за полночь, темно было, хоть глаз выколи! Уж не помню, как в том сарае оказался... Хотя вру, помню. Спать хотелось — хоть убей, понимал, что до дома не дойду, вот и решил в том сарае прикорнуть. Вваливаюсь я, значит, внутрь, стал шарить в потёмках, чтобы постель соорудить, а там... Базиль прервался — в сарай вбежал тот самый черноглазый мальчишка, которого Леон вчера встретил возле замка, и проговорил, чуть задыхаясь от быстрого бега: — Там мальчишки идут на реку рыбу удить, можно мне с ними? — Иди, только смотри не утони там и не промокни до нитки! — напутствовал его Базиль. — Некогда мне с тобой возиться, если заболеешь! — Не заболею! — уверенно мотнул головой мальчишка и поскакал прочь, что-то напевая себе под нос. Леона он, казалось, даже не заметил. — Сын? — поинтересовался тот у конюха. — Приёмный, — ответил Базиль. — Жеаном зовут. Славный мальчуган, хоть и лезет всюду, куда не надо. Что поделать: мальчишки, они все такие! Леон усмехнулся, вспомнив собственное неспокойное детство, и кивнул. — Видел его вчера у замка. Он заявил, что знает о лошадях всё. — Ну, до всего ему ещё далеко! — хохотнул Базиль. — Но лошадей он любит, этого у Жеана не отнять. И они его любят, ластятся к нему. Он хоть и маленький, а как скачет верхом — любо-дорого посмотреть! — Так что там с сараем? — напомнил Леон. Конюх мигом помрачнел. — Шарю я, значит, по полу, шарю, вдруг слышу — шаги. Поднимаю голову, а ко мне из угла женщина идёт: ну точно такая, какими привидений на картинках рисуют! Бледная вся, в белом платье, волосы длинные, чёрные, и как будто светится. В сарае ведь темно было, и свечи у меня с собой никакой не было, а я её ясно видел, вот как вас сейчас. Она что-то говорила, да жалобно так, но я не слушал. Перепугался так, что аж протрезвел. Метнулся из сарая, чуть дверь не выломал, и прочь по дороге! Как до дома добрался, не помню, меня трясло всего. Жеан меня увидел, перепугался, стал спрашивать, ну я сдуру ему и вывалил всю историю. Он, конечно, разболтал своим друзьям, те родителям, и через пару дней уже каждая собака знала про привидение в лодочном сарае. — Точно привидение? Не могла это быть живая женщина? — усомнился Леон. — Помилуйте, сударь, да что живой женщине делать ночью в заброшенном сарае, да ещё непричёсанной, в рубахе — или в чём она была! Нет, нечисто что-то в наших краях — или это у меня в голове что-то неладно. Надо бы поменьше пить, да после такого разве бросишь? Пожалуй, ещё сильнее запьёшь! — Пожалуй, — рассеянно согласился Леон, обдумывая план дальнейших действий. Он задал Базилю ещё несколько уточняющих вопросов и собрался уходить. Он был уже у самых дверей, когда конюх сдавленным голосом окликнул его: — Сударь, постойте! — Что такое? — развернулся к нему Леон. — И вот ещё что было... — Базиль побледнел, на лбу его выступили капли пота, а голос упал почти до шёпота. — Она просила её причесать. — Причесать? — Да. Её волосы... они были всюду, как... как паутина или верёвки какие-то. И она хотела, чтобы я их причесал. Но я не мог... сроду женщин не причёсывал! И я испугался, что она убьёт меня, если я не сделаю этого... или сделаю плохо. Судя по всему, Базиля охватил нешуточный страх. Не желая и дальше быть причиной переживаний конюха, Леон поспешно попрощался и зашагал прочь, подумывая, не кинется ли его собеседник к бутылке, едва он скроется из виду. Теперь его путь лежал в тот самый лодочный сарай. Рауль был прав: ничего примечательного в этом месте не было. Это было совершенно обычное, крепко сколоченное, но чуть покосившееся здание из когда-то хороших, но теперь уже начавших подгнивать досок, верёвки, снасти и канаты валялись на полу, вёсла стояли возле стен, в углу примостился значительно потрёпанный временем остов лодки. В узкие окошки едва проникал свет, но Леон всё же внимательно осмотрел сарай, убедившись, что на полу нет ни единого чёрного волоса. Пожав плечами, он направился обратно в замок. Ему стоило большого труда убедить Анжелику в том, что этой ночью он будет караулить в лодочном сарае один. Сестра ни в какую не хотела его пускать, собиралась идти с ним, и потребовались долгие уговоры, взывание к материнским чувствам и поддержка Рауля, чтобы она наконец передумала. Граф тоже настойчиво предлагал свою помощь, но Леон понимал, что он делает это только из вежливости. Рауль хоть и сталкивался в прошлом с колдуном, живым мертвецом и воскресшими мушкетёрами, включая собственного отца, не особо верил в нечисть и нежить, предпочитая объяснять необъяснимое людскими фантазиями, ошибками или злым умыслом. Тем не менее перспектива провести ночь в заброшенном сарае и, возможно, встретить там привидение, пугала его, хоть он ни за что в этом бы не признался, и Рауль был рад, что Леон возьмёт эту обязанность на себя. Сын Портоса же, как ни странно, не ощущал ни малейшего страха, лишь приятное волнение и предвкушение очередного приключения. Он всей душой любил и Эжени, и маленькую Кору, но всё же иногда простая и обыденная жизнь владельца замка начинала томить его, и хотелось развеяться, ввязавшись в какую-нибудь авантюру. Сейчас история с призраком в сарае подвернулась как нельзя кстати. На случай, если загадочная женщина окажется не привидением, а вампиршей, Леон захватил пузырёк святой воды и пистолет, заряженный любезно предоставленными Раулем серебряными пулями. Видимо, граф хоть и не особо верил в нечистую силу, считал, что подстраховаться не помешает. Леон прицепил к поясу шпагу, сунул за него пистолет, за пазуху спрятал пузырёк с водой и, уже собравшись уходить, вспомнил кое-что и развернулся к Анжелике. — Послушай, сестрёнка, возможно, тебе это покажется немного странным, но... У тебя есть гребень для волос? Можешь дать его мне? — Конечно, есть, — Анжелика наградила его удивлённым взглядом, сбегала в свою спальню и вскоре вернулась, держа в руках изящный черепаховый гребень, которым она, должно быть, каждое утро расчёсывала свои густые пшеничные волосы. — Вот, держи, — она протянула гребень Леону. — А зачем он тебе? — Я расскажу, если всё пойдёт так, как я ожидаю, — пообещал он, спустился вниз и вышел в ночь под напутствия Рауля и благословения сестры. В воздухе уже чувствовалось дыхание осени, ночь была холодной и сырой, и Леон то и дело ёжился и поводил плечами, плотнее кутаясь в плащ. Ветра, к счастью, не было, небо оставалось ясным, и с него глядел тонкий полумесяц, озарявший землю бледным мертвенным светом. Вдыхая ночную свежесть, Леон бодрой походкой добрался до сарая, там сбавил шаг, стараясь не шуметь, подкрался к двери и проскользнул внутрь. Лунный свет проникал в сарай сквозь узкие окошки и щели в стенах, в углах же таилась тьма. Леон пару раз споткнулся о лежащие на полу верёвки, шёпотом чертыхнулся, пошарил по полу рукой, нащупал не то клочья шерсти, не то какие-то нитки и отбросил их в сторону. Опустившись на одно колено, он достал огниво, с нескольких попыток высек искру, зажёг припасённую свечу и поднялся, осветив внутренность сарая. Огонёк свечи едва заметно подрагивал. Тёплое золотое свечение достигло углов, в которых пряталась и вздыхала тьма, и высветило фигуру, сидевшую на перевёрнутой лодке возле стены. Леон при её виде вздрогнул, хоть и готовился к чему-то подобному, и едва не выронил свечу, качнувшуюся в его руке. Мысленно обругав себя — не хватало ещё устроить здесь пожар! — он стиснул зубы и шагнул вперёд, присматриваясь к силуэту в углу. Это и впрямь была женщина в белой одежде, похожей то ли на ночную рубашку, то ли на домашнее платье. Лицо её, чуть вытянутое, с правильными чертами и большими выразительными чёрными глазами, было красиво, несмотря на смертельную бледность. Чёрные блестящие волосы волнами спадали по плечам, доходя до пола и сворачиваясь на нём кольцами. С новым приступом дрожи Леон понял, что то, что он в темноте принял за верёвки или нитки, на самом деле было волосами — они раскинулись по всему сараю, и он поспешно отступил, сообразив, что стоит на прядях неизвестной женщины. Они казались скользкими и напомнили ему змей или паутину, а сидящая в центре женщина — огромную паучиху. Впрочем, лицо её совсем не выглядело злобным, а голос, когда она заговорила, прозвучал даже жалобно: — Сударь! Прошу вас, не уходите! — Сударыня, — он, превозмогая страх, подошёл поближе и слегка поклонился, не сводя с женщины глаз. Слабая улыбка осветила её лицо. — Вы не боитесь меня? — Мне уже приходилось встречать подобных вам, — уклончиво ответил Леон. — Вы ведь призрак, не так ли? — О, я сама не знаю, кто я! — страдальчески воскликнула она. — Я знаю лишь, что мои волосы причиняют мне невыносимую боль! Сударь, прошу вас, кто бы вы ни были, помогите мне! Причешите меня, заплетите мои волосы, и я освобожусь от мук и покину это место, я это чувствую! Леон прищурился, пристально разглядывая незнакомку. В том, что она не человек, он не сомневался — за время постоянных столкновений с нечистью в Бретани у него уже выработалось чутьё. Женщина была слишком бледна, от неё исходило холодное дуновение, подобное сквозняку от неплотно прикрытой двери, и она в самом деле слегка светилась. Но все призраки, которых Леон встречал до этого, были бесплотны и полупрозрачны, незнакомка же была вполне осязаемой — он только что касался её волос, да и стена сарая сквозь неё не просвечивала. На всякий случай он вытащил из-за пазухи пузырёк со святой водой и брызнул ею на разметавшиеся по полу волосы. Вода не зашипела, а волосы не стали плавиться, женщина же с удивлением вскинула на Леона глаза. — Что это такое, сударь? — Святая вода, — немного успокоившись, он спрятал пузырёк за пазуху. — Вы пришли сюда подготовленным, — она снова слабо улыбнулась. — Вы охотник на нечисть, да? Вас прислали изгнать меня? — В каком-то роде, — помедлив, Леон достал гребень Анжелики, пристроил свечу на полу и осторожно опустился на останки лодки рядом с женщиной, мысленно взмолившись, чтобы они выдержали. — И если для этого требуется всего лишь расчесать вам волосы, я с превеликим удовольствием это сделаю. — Как вы вежливы! — она опять улыбнулась слабой болезненной улыбкой и повернулась боком, чуть склонив голову. Леон коснулся её волос, будучи наполовину уверенным, что его пальцы пройдут сквозь них, но они наткнулись на чёрные пряди, шелковистые, густые и очень холодные. В них и правда было что-то змеиное, и Леону пришлось сцепить зубы, чтобы сдержать прилив гадливости. Встряхнув головой и отбросив с лица свои собственные волосы, он принялся за дело, стараясь не думать о том, насколько абсурдной выглядит ситуация: он в старом лодочном сарае причёсывает гребнем сестры загадочное мистическое существо, при этом ещё пытаясь поддерживать светскую беседу! — Прошу прощения, сударыня, но почему вы сами не попытались привести ваши волосы в порядок, если они причиняют вам столько страданий? — он осторожно проводил гребнем от макушки, постепенно спускаясь ниже и стараясь не дёргать, когда острые длинные зубцы застревали в чёрных прядях. — Шутите? Мои волосы отросли настолько, что я никак не могу сделать этого сама! — Ах да, в самом деле... Прошу прощения за свою неучтивость. Знаете, вы похожи на девушку из сказки, которую мне рассказывала мать. Она жила в башне, никогда не стригла волосы и скидывала их вместо лестницы своему возлюбленному, чтобы он мог забраться к ней. — Я тоже слышала эту сказку, — вздохнула она. — Вы очень добры к бедной грешнице: разговариваете так хорошо, взялись мне помочь и почти не дёргаете мои волосы! У вас очень ласковые руки, сударь. — Вы не первая женщина, которая мне это говорит, — хмыкнул Леон, на мгновение вспомнив Эжени. Пару раз он по утрам расчёсывал её тёмно-русые волосы, любуясь играющим на них солнечным светом, придающим прядям золотисто-рыжий оттенок, но волосы его жены не шли ни в какое сравнение с этими бесконечными иссиня-чёрными прядями. У Леона вскоре устали пальцы, спину стало ломить от неудобной позы, а глаза заболели от напряжения. Он спускался всё ниже, уже поднимал волосы с пола, осторожно переплетал их, укладывал в косы и всё не переставал расспрашивать диковинное привидение. — Но как так вышло, что ваши волосы стали такими длинными? — Если б я знала! — грустно воскликнула она. — Они стали такими, когда я... когда я умерла. Должно быть, я и в самом деле призрак, и я даже знаю, что держит меня на земле. При жизни я была белошвейкой, причём довольно талантливой. В меня влюбился один мужчина, блестящий военный, я увидела его храбрость, выправку и прекрасный мундир и влюбилась в ответ. Это была старая, как мир, история — я понесла от него ребёнка, а его полк вскоре перевели, и он покинул меня, так и не узнав, что у него будет сын — я точно знала, что это будет сын. Я хотела этого ребёнка — о, как страстно я желала этого! Я думала, что воспитаю его сама, и неважно, что люди могут посчитать меня падшей женщиной. Но я была так неосторожна... Её голос затих, и Леон, которому живо вспомнилась история его собственной матери, мягко погладил женщину по голове. Она еле заметно вздрогнула, и по телу её пробежала дрожь. — Роды начались раньше, чем я ожидала. Я вместе с одной монахиней добиралась до монастыря. Внезапно пошёл жуткий ливень, мы укрылись в небольшой пещере, и тут мой бедный ребёнок решил, что настало время появиться на свет. Та добрая женщина сделала всё возможное, принимая роды, и дитя родилось здоровым, а я... я вскоре умерла. Монахиня, добравшись до монастыря, позвала на помощь, и они похоронили меня в тех местах, сына же моего отправили в приют. Семь лет я скиталась бесплотным духом, — голос её задрожал, в нём зазвучали слёзы, — и только сейчас наконец-то нашла моего сына! За это время я не заметила, как волосы мои отросли, — должно быть, в них всё горе, что я ношу с собой! — Ваш сын — это Жеан? Тот черноглазый мальчишка, приёмный сын конюха Базиля? — спросил Леон, который за время её рассказа уже о многом успел догадаться. — Жеан... Так они его назвали, — с горечью произнесла она. — Я хотела назвать его... впрочем, неважно! Не подумайте, что я хотела нанести бедному пьянчуге-конюху вред! — неожиданно всполошилась она. — Я надеялась, что он поможет мне, раз он приютил моего сына, но он дара речи лишился от страха и опрометью бросился бежать! А я не могу иначе! — женщина молитвенно приложила руки к груди. — Я не могу покинуть эти места, пока мои волосы не будут причёсаны! Я думаю, сама судьба привела меня сюда, чтобы я увидела сына, перед тем как навсегда покинуть этот мир. — Кажется, у Жеана неплохой приёмный отец, — осторожно заметил Леон. — А владельцы замка — замечательные люди, в этом я вам могу поклясться. — Это я знаю, — грустно откликнулась она. — Я клянусь честью, что позабочусь о вашем сыне, — он тоже приложил руку к груди. — Я переговорю с сестрой и её мужем, и они приглядят за Жеаном. С Базилем тоже переговорю — глядишь, он перестанет прикладываться к бутылке и возьмётся за ум. Мы сделаем всё возможное, чтобы ваш сын рос в достатке и безопасности, и чтобы дальнейшая его жизнь была более счастливой, чем раннее детство. Вы можете мне верить — я сам был в том же положении, что и Жеан, только мне не повезло встретить приёмного отца. Впрочем, кто знает, может, как раз повезло не встретить — отцы ведь разные бывают... — Вы очень добрый и благородный человек, сударь, — еле слышно проговорила женщина. Леон возился с её волосами до самого рассвета. Он очень боялся, что не успеет, что взойдёт солнце, привидение исчезнет, и на следующую ночь придётся всё начинать заново, но каким-то чудом успел заплести последние пряди в громоздкую и не очень аккуратную косу, а косу эту присоединить к другим таким же косам, обвязав всё ещё одной прядью. Руки у него уже болели от непривычной работы и тяжести волос, которые с каждым часом становились всё более ледяными, так что под конец пальцы ныли уже от холода, чёрные и блестящие косы приобрели ещё большее сходство со змеями, в глазах щипало и двоилось после бессонной ночи, а голова слегка побаливала. Вот Леон наконец выпустил из рук конец последней косы, резким движением головы откинул со лба свои светлые пряди и сдавленным голосом объявил: — Сударыня, я закончил. Жаль, здесь нет зеркала, чтобы вы могли полюбоваться на себя. — О, благодарю вас! — она порывисто поднялась с места, и косы поползли за ней по полу. — Теперь я чувствую себя гораздо лучше! Сударь, я не могу высказать, как я благодарна вам! Вы освободили меня от мучений, вы обещали позаботиться о моём сыне... вы же сделаете это, правда? — Клянусь, — повторил Леон. Он поднялся на ноги, хотя его шатало от усталости, пробрёл к двери сарая и распахнул её. На пол легли первые лучи слабого осеннего солнца. Женщина смело зашагала к ним, без видимых усилий волоча за собой чёрные косы, уже у самой двери развернулась, и лицо её впервые за всё время озарилось по-настоящему счастливой улыбкой. — Благодарю вас, — повторила она, шагнула через порог, и лучи солнца охватили её всю. Прошло несколько мгновение, и её фигура растаяла, не оставив и следа, а Леон остался стоять в дверном проёме, тяжело привалившись к косяку и пытаясь осознать, что произошло этой ночью. Взгляд его упал на черепаховый гребень, и он с содроганием увидел, что тот весь обмотан длинными чёрными волосами. Такими же волосами, Леон был уверен, покрыта вся его одежда и даже сапоги. «Надо собрать их все и сжечь», — подумал он. «Желательно вместе с гребнем. Анжелика не обрадуется, но это не самая большая плата за окончательное упокоение мёртвой женщины. Надо же, никогда не думал, что мне доведётся быть цирюльником у покойницы!». Полностью догоревшая свеча осталась на полу сарая, Леон ощущал за пазухой тяжесть пузырька, правой рукой бессознательно поглаживал эфес шпаги и радовался, что ни она, ни пистолет с серебряными пулями ему не понадобились. Во всём теле ощущалась слабость, но он был уверен, что это пройдёт, стоит ему позавтракать и поспать. Ещё раз обернувшись и заглянув внутрь сарая, Леон плотно затворил скрипнувшую дверь и зашагал прочь, щурясь от яркого солнца. Он думал, что первым делом надо рассказать о произошедшем Анжелике и Раулю и попросить их присматривать за Жеаном. Надо передать Базилю наказ заботиться о приёмном сыне, а Жеану — что мать его очень любила. Надо рассказать всю историю Оливье и Франсуазе, а то они из него душу вытянут своими расспросами, особенно племянница. А когда он вернётся домой, надо поделиться всем с Эжени и Корой. Дочка, наверное, расстроится, что её не оказалось рядом — она мечтала увидеть настоящее привидение с тех самых пор, как узнала, что они существуют. А Эжени кинется к своим книгам, чтобы найти хоть что-то про призраков, которых можно не только видеть и слышать, но и осязать... «И ещё надо поставить в церкви свечу за упокой бедной женщины», — добавил Леон, уже приближаясь к замку. «И попросить Анжелику молиться за неё. Чёрт, жаль, я так и не узнал её имени!». Он снова обернулся, но глаза уже не различили вдалеке очертаний покосившегося лодочного сарая, мирно дремавшего под солнцем после избавления от своей пугающей обитательницы.