О том как Хуемастер стал нянькой

Раньше было странно, когда Сэра, как в жопу ужаленая, бегает по раю и ищет Эмили, что напрягало жителей рая. «Что же случилось?» Там, о ужас, мы все умрём, на нас всё-таки нападает ад, а уж совсем экзальтированные подбирали себе похоронный венок и более красивый пейзаж для торжественного прощания с жизнью. Но за последнее время такая ситуация стала привычной, и даже самые тревожные из жителей, давно привычные к божественным волнениям, уже не беспокоились. Они наблюдали за этой картиной, как за древним ритуалом становления или похожим дерьмом. Никто уже не задавался вопросом, что же происходит на границе небес, хотя некоторые, всё-таки, терялись в терминах. Но ясно было одно. У Эмили прямо на глазах происходил кризис трёх лет. Сэра подходит к нему в очередной тщетной попытке найти серафима, в котором нежданно не гаданно проснулся дух бунтарства. А её же специально не делали блондинкой. Но не прокатило. — Ты не видел Эмили? Она убежала от меня. Я нигде не могу ее найти. — Кажется ещё пару лет вот так и у могущественнейшего существа во всем ебучем мироздании начнет дергаться глаз. Даже обидно. Адам думал что он всё-таки побьёт этот рекорд, а не какая то пиздючка. Адам, пожав плечами, попытался выудить у лют теперь её коктейль, но лейтенант, зная о его привычке, отразила злостное нападение. — Не ебу. Лют только жмёт плечами. Пиздеть с невозмутимым лицом ей ещё сложно, но вот стоять с ним, будто всё так и надо, раз плюнуть. — Скажи мне как найдёшь её. Адам показывает «окэй» уже уходящей в даль Сэре. Не проходит и пяти минут как Адам с лют сначала заговорчески переглядываются, потом осматривают ближайшие горизонты. Удовлетворившись результатом, Адам, приподнимает полы рясы откуда вываливается мешок с перьями. — Вылезай, Мелочь. Сэра чуть не расвоплотила его душу, когда спустя пару дней, когда Эмили стала прыгать со всего высокого с полной уверенностью что её поймают, она с самым чистым и невинным видом поправила дорогого серафима, что: «Дядя Адам не первый человек, а Хуемастер». Она была такой злой, что, кажется, готова была вырвать ему и крылья, и член, но Адам урок как обычно не усвоил. — Спасибо, дядя Адам! За последние время она подросла. Стала Адаму аж по бедро, если считать за рост нимб, стремительно познавая новые горизонты. Например, те, что открываются из окна своей комнаты если вылететь туда в обход Сэре и без разрешения. — Не в кипишь, — Адам показывает Эмили знак рокерской козы, а та повторяет его, даже не особо понимая смысл. Первый человек заговорчески притягивает к себе обоих ангелов, как будто она планирует как минимум свержение действующей монархии. Ещё и пониженный до шёпота голос приобретает воистину судьбоносный оттенок. — А теперь нам нужно драпать быстрее, пока Сэра не обернулась и не заметила лишние шесть крыльев в рядах экзорцистов. Глаза Эмили заинтриговано блеснули райскими чертятами, и та многозначительно мелко закивала, пока не особо понимая на что соглашается. Лют всё ещё немного скептично к этому относилась, даже после ну прям глобального аргумента Адама: «лучше с нами, чем со шлюхами в тёмном переулке». Причём здесь шлюхи и где в раю маленький серафим найдёт оных, тем более рядом с переулком, она не очень поняла, но со своей лёгкой непрофисеональностью могла себе это простить. — Тёть лейтенант, ты с нами? — стоило признать. Даже у: «лейтенанта суровые сиськи», это вызвало лёгкую полуулыбку. Всё-таки были у этого какие-то плюсы. — Разумеется. Кто-то же должен вас защитить, когда Сэра обо всем узнает. — «а она узнает» так и читалось во взгляде, который она бросила на Адама. Адам подкидывает Эмили за руку ухаживая себе на плечо. Она уже привычно цепляется за рога маски. Он удобно усаживает её на левое плечо, так что Лют всё ещё могла идти по правую руку. — Погнали, мелочь в перьях. Вторая, чуть большая мелочь в перьях, тоже идёт рядом. — Мы идем жрать? — и сказала это Эмили с такой невероятной надеждой, которая отдавалось в душе Адама невероятным понимаем и принятием. А Адам и может только что запрокинуть голову и заржать. От смеха даже слёзы на глазах выступили, и он стирает их свободной рукой, всё ещё посмеиваясь. — Мелочь, я тебя обожаю. Блять, почему у меня не было дочерей? Может в этом была вся проблема? Адам до сих пор по юношески закатывает глаза, когда кого-то из серафимов окутывает волна ностальгии о том, что раньше трава была зеленее, марихуана вкуснее, а члены длиннее. Но кажется и он уже начинает статически вздыхать от несоответствия картин перед глазами. Этот комок в перьях будто неожиданно вымахал в целого серафима, который плевался и метал молнии, подражая своему родителю. Сейчас его всего пронизывает яростный взгляд нескольких десятков глаз. — Ты врал мне! — Голос гулко и непривычно громко разлетается по всему холлу. Казалось, такое маленькое тело не может грохотать таким раскатом, словно это гром и молния, которые люди в древности принимали за божий гнев. Адам отвёл глаза всё ещё криво скалясь. Рука блуждала по затылку, расчесывая там что-то. — Не пиздел, а просто не договаривал. — Я думала хотя бы ты не считаешь меня ребёнком. Хотя бы ты меня не обманываешь. Для Сэры она всегда будет ребёнком в отличии от Адама, который был рождён взрослым. А для самого Адама… Он и так тысячу раз видел, как взрослеют дети и даже обзаводятся первой сединой. — Если ты сядешь на задницу и включишь мозги, то поймешь… — Может получится? Рассказать. Объяснить. Хоть как-то. Хоть кому-то. — Это всё что ты можешь сказать? — Его не дослушали. Хотя смотрят с такой тоской в глазах, будто... — Мелочь, я.… — просто, блять, послушай. Хотя бы попытайся. — Я тебя ненавижу! Адам выдохнул воздух через зубы, что могло лишь отдаленно походить на смешок. Всё выглядело как что-то невозможное. Это бред. Она ведь никогда такого не сказала бы. — Эмили, — Адам делает шаг навстречу, но та отшатывается как от спидозного. Серафим закрывает руками уши, будто вовсе не хочет его слышать. Она даже зажмуривается, словно хочет скрыть проступившие на глазах злые слёзы. Губы искривляются, в попытке остановить такую детскую их дрожь. Будто в злости обнажаются тонкие, совсем неострые, зубки. — Я тебя ненавижу. Я не буду слушать оправдания убийцы. Адам смотрит на это словно и происходит это не с ним. Да. Так ведь было. Почти так. — Лучше бы ты остался в своём Эдеме навсегда. — Она наконец осмеливается посмотреть прямо ему в глаза с знакомой ненавистью — Лучше бы ты сам горел в аду! Только тогда глаза были зелёные. Эмили обтирает непрошеные слёзы рукавом. Сжав челюсти, она глядит в небо, где облака медленно проплывают мимо. Взгляд её становится решительным, как и чувства боли и обиды. Взмах всеми шестью крыльями и вот, быстрые крылья уносят её прочь. Улетает стремительно и с места. Совсем как экзорцист. Адам лишь растерянно смотрит ей в след. Будто по инерции делает несколько шагов вперёд и даже раскрывает крылья чтобы полететь следом. Он ведь сильнее. Быстрее. Пару взмахов и он её догонит. Объяснит. Хотя бы блять просто попробует. Но Адам складывает крылья обратно. Он остаётся стоять на месте, глядя, как её силуэт исчезает в дали. Взгляд первого человека постепенно теряет фокус. Смотреть уже не на кого. Эмили давно улетела, оставив за собой только чуть изменившие форму облака. Губы будто сами дергаются в глумливой улыбке. — А я говорил, — добавляет он, смеясь, но смех этот звучит сухо, безрадостно, как будто эхо его слов отражается в холодном пространстве вокруг. Кто бы сомневался. Овации в студию. — Что всё будет, как всегда.