࿔‧ ֢˚˖Шальная императрица˖˚֢ ‧࿔

...Пруссия закашлялся, выплевывая в платок красноватую мокроту. Уже третий день ему плохо, да до такой степени, что он не мог ходить. Рак прогрессировал, покрыв все тело Королевства мелкими пурпурными язвами. Волосы выпадали, ногти отслаивались, а глаза будто бы начали слепнуть, приобретая белесую плёнку.Лицо покрылось испариной, и сальные кудреватые локоны лежали на измученной подушке. Придерживая его за подбородок, Этинбург помогла королю не захлебнуться, когда холодный стакан с водой ткнулся в дрожащие губы немца. Королевство жадно выпил всё, причмокивая от удовольствия. С тихим свистом, предельно бледный Прусс опустится на подушку. —Фридрих...- Вильгельмина находилась возле кровати супруга и днём и ночью, не спуская с любимого глаз. Ей было невыносимо видеть как страдает горячо любимый человек, и сердце всяческий раз замирало в недрах груди, когда Пруссия терял сознание от адских мук. Болезнь медленно забирала жизнь Фридриха, и с каждым часом смерть всё ближе подходила к королю. Черноволосый хорошо это чувстовал, поэтому поспешил закончить последние земные дела, пока была возможность. —Прошу...позови...Вильгельма и Зигфрида... моё время скоро прийдёт- голубые глаза с мольбой уставились на безутешную супругу.- Прошу тебя, meine Liebe, быстрее... *** Уже ни на что не надеясь, поздно утром Сергей Андреевич поднял своих людей и повёл под стены Кенигсберга. Помощь от французов так и не пришла, и Лазарев был более чем уверен, что был обманут. Он вывел свою армию из леса, и уже решил начать штурмовать город любой ценой. Чёрт с ним что будет дальше, главное выполнять приказ императора. Чувство стыда и страха перед не неизвестным медленно гасила пыл Сергея Андреевича, заставляя задуматься о смысле жизни. Он уже хотел отдать приказ, как вдруг... что-то привлекло его внимание. Там, на горизонте. Из-за пригорка вышли ровные ряды солдат. Вдали было не рассмотреть, кто это, поэтому затравленные но не сломленные гусары схватились за рукоятки своих сабель, готовясь в любой момент ринуться в атаку. —Отставить. Ждите- рука в длинной белой перчатке взмыла вверх, и Лазарев прищурился. Благодаря хорошему зрению, Лазарев смог разглядеть трехцветный флаг. Французы. Наконец-то. —Французы...французы...- прошёлся будто мимолётный ропот среди военных, также неожиданно стихший как и начавшиеся. Главнокомандующий Мишель Сен-Мар представлял собой не выского юного парня, лет шестнадцати. У него было холодное беспристрастное лицо, сосредоточенное на всём что его окружало. Синие глаза выражали стальную стойкость перед опасностью. Парень, точнее мальчишка, оставил свое воинство, дабы переговорить с главным. Пришпорив своего коня, Сен-Мар неспешно подъехал к Лазареву, встретившись с тем лицом к лицу. В отличие от холеных, чистых и нисколько не тронутых французов, русские были заметно побиты, и выглядели не очень. —Мишель Сен-Мар?- смело обратился к парню Лазарев. Он был в курсе, что Мишелю известен русский язык. Француз в плаще коротко кивнул, и его светлые ресницы дрогнули в свете лучей высокого солнца. Его холодное смазливое лицо так и просило кирпича. Лазарев углядел в этом оскорбление. А-ля: "Эй, ты, грязный дикий русский!" —Он самый. Прошу прощения за опоздание. Нас пытались подрезать- будто бы докладывая отчёт осведомил Лазарева парнишка, полностью удовлетворив русского главнокомандующего. Никто не мог поверить, что когда-то враги сплотятся против общего врага. Ни Сен-Мар, ни Лазарев. Всё известно лишь Богу, во имя которого сегодня состоится последняя битва. —Мы поможем Вам. Вы можете рассчитывать на моих людей- добавив немного эмоций в свой тембр предугадал мысли Сергея Мишель, возвращаясь обратно к своим Французы сплотились с русскими, и огромной тучей начали надвигаться на стены Кенигсберга. Ворота так и остались не открытыми- это означало, что Буш отказывался сдаваться и решил биться до конца, ещё на что-то надеясь. —Буш, трусливый пёс!- выкрикнул Лазарев, запустив камень в бездушную стену. Люди встали широкой полосой у ворот, и застыли. Только тихий ветер порой поднимал неприятный запах в воздухе, и лошади утробно всхрапывали. —Какой у Вас план?- вопросил Сен-Мар, и Лазарев вздохнул. План был, но с таким высокомерным человеком он вряд ли сработает. Сергей Андреевич отчаялся, чувствуя себя неудобно перед выжидающим изложения европейцем. Впервые, Лазарев не знал что делать, но тут... В сторою, один из солдат с отсутствующим после вчерашнего боя глазом, поднял свое единственное око на ненавистную преграду. Парень тихо и мелодично затянул "Боже царя храни". Безысходно, будто кого-то хороня, и очень по-святому трагично. —Бооже царя храни... Сильный, державный Царствую на славу...на славу намъ.. Царствуй на страхъ врагамъ, Царь православны! Боже, Царя...Царя, храни! Лазарев оглянулся на калеку, и встретился с ним взглядом. Парнишка не сбавил голоса, и его единственный глаз наполнился слезами. Изнеможденное лицо осветила улыбка. Серая кожа сложилась в носогубных складках, сделав его лицо похожим на смятое тесто. Товарищ одноглазого подхватил пение. Затем третий, четвёртый...воздух начал разогреваться вокруг. Серость переменилась в более цветастые краски, убивая меланхолию и отчаяние, будто сам Бог помогал своим рабам.Запели даже католики-французы, пытаясь подражать русской речи.Многоголосье было оглушительным. Каждый тянул как мог, стараясь подстраиваться друг под друга. Стала неважна национальность, прошлое, важно было здесь и сейчас, когда превыше всего было помочь удерживаемых против их же воли мирных жителей Кенигсберга. —Sie fingen an zu singen...- испуганно сказал своему товарищу стрелок, не понимая есть ли в этом ловушка. Каждый новый куплет глаголился устами так четко, красиво и сокрально, что режущий слух акцент будто бы пропал. Заслышав знакомый гимн, мирные жители начали постепенно выходить на улицу, срывая комендантский час. Сначала оборванный мальчишка в ветхих портках с надкушенным ухом, потом старая женщина с корзинкой, яркий рыжий мужчина, и так по наклонной. Всё больше и больше пленных людей сбегались полслушать великий гимн и интонация, с который пели, разжигала потухший огонёк надежды в сердцах каждого, распаляя в общее стремление к свободе. —...Перводержавную... Русь православную, Боже, храни! Боже храни! Царство ей стройное... Въ силѣ спокойное! Всё-жъ недостойное... Прочь отжени! Полицаи уже не справлялись с напором людей. К воротам стекся весь город, требуя открыть ворота. Тысячи кулаков начали таранить двери, понемногу ослабевая засов. Люди вторили своему шансу на освобождение, скрепляясь с солдатами в одно бьющиеся сердце. Немцы нервничали, отстреливали повстанцев, застаовя тех ещё что нее ломать двери, бить по ним кулаками, ломамами и топорами. Население перевешывало в численности, и более прусские солдаты их не страшили. Ведь там, за дверьми, их ждут... В конце концов, двери были снесены с петель, и запахло свободой. Люди радостными криками беспрепятственно впустили своих освободителей, раступаясь. Это сорвало все планы врага. Франко-русские войска будто волна после долгой засухи, хлынули за стены будущего Калининграда. —Вперед!- выняв клинок из ножн закричал Лазарев, и поднявшиеся на дыбы лошадь помчалась вперед увлекая за собой воинов. Что же тут началось... Остатки разбитой немецкой армии выбегали откуда можно- из кабаков, лавок, хватаясь за оружие. Вновь кровь укрыла своим чудовищным одеялом всё вокруг, а в воздух взмыло серое вонючие облако от пороха. Немцы, изредка австрийцы, французы и русские смешались в одну кровавую кашу, со звериной жестокостью изрывая штыками тела друг друга, как дикие звери выгоняющие чужаков со своей территории.Лазарев начал действовать по интуиции. Эта борьба решится только оружием а не хитростью. Из-за угла вылетела покрытая коляска, и черной тенью будто молния унеслась за открытый вход, по пути раздавив пару негодяев. —Сергей Андреевич, Буш бежал!- сообщил главнокомандующему один из дозорных, проезжая на черном жеребце мимоходом. Французский солдат с открытыми зелёными глазами и кривой усмешкой, кровоточа в изрезанной руке, скинул с часовни жирного немца. Бедогала с коротким криком расплылся на мощеной дороге как кисель. Сен-Мар, потеряв собственную лошадь, отбивал всех, кто был одет в прусский мундир, от дома в котором прятались женщины с детьми. Юноша был не один, поэтому ему было легче. Четкие режущие удары, выточенные за годы тренировок, быстро кромсали не давая подойти к себе. Было удивительно как в таком юном сердце держится подобная сила и меткость, что Сергей даже зауважал этого юнца, показавшегося ему изначально надменным. —Догнать!- барабанные перепонки пульсировали из-за шума, мужчина не понял что кричит. Лазарев вновь убедился, что такое "ад на земле". Его создают сами люди. Видя как люди падают, кровь беспрестанно льётся, мушкеты нарываются в руках, визжа и беспрестанно паля, Сергей Андреевич всё больше ненавидел эту войну, поэтому стремился как можно больше прусских солдат отправить на тот свет. Сабля рубила безотказно, сносила головы с плеч с первого взмаха, вспарывала животы обнажая ливер и кишки. Подкованные копыта белой лошади отсчитывали минуты смерти по мостовой, её всадник вершил правосудие. Кто-то надрывно заорал на немецком: "Отступаем, и всё что осталось от прусских войск ринулись прочь из города. —Conduisez-les en enfer, conduisez-les jusqu'à leur sale Holstein!- скомандовал Сен-Мар, послав один из своих отрядов вдогонку прусской гадине. Нужно догнать змею и перерезать ей горло возле её норы. Сам же Мишель поехал искать Лазарева, надеясь на то что тот жив. В тот день пало так много народу, что неизвестно до сих пор точного числа. Погибло много, очень много, часть из них было безымянными. Никто не успевал оплакивать погибших, ибо просто нельзя было найти головы и понять кто есть кто. Бой кончился только тогда, когда последний немецкий солдат оставшиеся оборонять украденный Кенигсберг добровольно сдался в плен. Всё умолкло. Прозвучал последний выстрел, но на этот раз в честь всех кто лег под стенами проклятого города. Улицы были усыпаны трупами, от которых приходилось отгонять прилетевших на запах крови ворон. Небо посерело от грязи и копоти, закрывая собой солнце. Пахло кровью, потом и смертью. Сердце остановилось, чтобы вновь забиться. Идя среди обломков стен, лежащих тут и там французов, немцев и русских, Лазарев находился в глубоком оцепенение. Глаза многих закрыты или выражают предсмертную агонию, а тела в ужасных ранах и увечьях. Столько молодых запоминающихся лиц, так рано ушедших из этого гнилого и алчного мира... Очи со склевшимися от крови ресницами, будут приходить Сергею в кошмарах. Казалось, что все они крепко спали, но увы, от этого сна никто никогда не пробуждался. Вряд ли человек сможет жить с изрешетенной пулями грудной клеткой или отделенной от тела головой. Сабля, всё это время сдерживаемая в крепких пальцах, с лезвия который стекала юная кровь, выскользнула из вспотевшей руки, и с лязгом упала на укрытую пеплом землю. Её роль в этом театре жестокости была окончена. —Господи...- Лазарев упал на колени среди убитых людей, видя вокруг себя лишь смерть. Будто бы он остался совсем один, ибо вокруг никого, кроме мертвецов. Рот сам собой раскрылся, издав полный боли крик, так давно сдерживаемый сильным патриотическим сердцем.Напуганные вороны взмыли с крыш полуразваленных домов, и взмыли в мутные облака, навечно исчезая из поля зрения. Эта битва что-то сломала внутри Сергея Андреевича. Кое-где догорали остатки взрывной смеси. Пламя дрожало на ветру, понемногу слабея, а то что не думало гаснуть было залито ключевой водой.Из укрытий выходили мирные жители. Кто-то охая, помогал врачевать раненых в устроенном на месте разрушенной церкви госпитале, кто-то разбирал завалы, доставая останки. Бегали костлявые собаки и плешивые коты, наблюдая за бытом людей будто так оно и нужно. Дети помогали старшим, срывая ногти и до синяков врезаясь плечами в камень, таким образом пытались отодвинуть тяжёлые валуны местной Ропши, дабы освободить как можно больше народу. —Месье, с Вами всё в порядке?- тихий вкрадчивый голос немного привел в Лазарева в себя. Диковато, будто болея нервной болезнью, Сергей Андреевич повернулся на француза. Молодой человек выглядел мягко говоря не очень- через плечо была перекинута белоснежная повязка, с пятном крови на правом плече. Волосы всклокочены и покрыты грязью, а мундир в некоторых местах потерся и был разорван. Глаза были совершенно опустошенными и очень грустными, будто из них высосали всю жизнь.Здоровой рукой Сен-Мар держался за ранение. —Не совсем Мишель...не совсем...- ответил мужчина, держась дрожащей рукой за голову, будто та сильно болела. С флагштока был срезан и отправлен на тряпки прусский флаг.Заменён он был на российский, с величественным двуглавым орлом. Город был окончательно взят и освобождён. Но вот какой ценой?... *** —Вильгельм, слушай меня внимательно- Королевство притянул слабеющей рукой сына к себе.- Не дай РИ завладеть нашей землёй...и...не води с ним дружбу...обещай мне, сын... —Я обещаю папа, обещаю!- быстро заговорил ГИ, глотая горькие слёзы и морща лицо.- Прошу, не уходи, Я не смогу без тебя! Ещё не время... Юноша прилип к умирающему родителю, и громко разрыдался, наполняя покои такими жалкими звуками, что самое каменное сердце другнуло бы. И король тяжело вздохнул, тоже в последний раз прослезившись. Тело со временем перестало слушаться, поэтому приходилось прикладывать много усилий даже для того чтобы моргать. —Мужайся, мой мальчик...тебе ведь ещё управлять по заповедям Господа нашего...- Пруссии было тяжело говорить, ибо язык начал отниматься, а пульс снижался.- Ты главное...помни чей ты сын...правь разумно и...справедливо... Будто бы почувствовав, что его войска проиграли, король Фридрих на смертном одре, в окружении сыновей с женой в последний раз вздохнул. Его яркие голубые глаза широко раскрылись, будто фон Винке увидел что-то очень хорошее, и по щеке будто извиняясь, скатилась одинокая слезинка. Взгляд остеклянел, рот приоткрылся, и немец обмяк, запрокинув голову на бок. Тонкая грань между жизнью и смертью была приодалена, и Королевство Пруссия покинул этот грешный мир, встретившись на той стороне с отцом и матерью. —Король..скончался- глухим голосом сообщила Этинбург собравшимся придворным у дверей королевских покоев. Вдовствующая королева оглянулась вышедшего следом ГИ и его невесту, а позже появился и РУ. Вильгельм не сдерживал слёз, и горько плакал, не стесняясь своих чувств. Он был очень близок с отцом, и эта потеря стала для него ошеломительной. Трагедия надломила что-то внутри немца, перестраивая его сознание. Виктория разделяла чувства любимого, тихо плача в платочек, один Зигфрид стоял как мешком об голову ушибленный. Благодаря длинной челке, скрывающей большую часть лица, никто не мог видеть как глаза Рейхоугольника наполняются слезами, но те тут же впитываются в чёлку. —Ваше Величество. Время пришло- Этинбург сделала глубокий реверанс перед сыном.РУ медленно и низко наклонил голову. Окружающие также учтиво и благоговенно склонились перед подавленными Вильгельмом и Викторией, пока тело Пруссии медленно остывало и теряло краски в соседней комнате.