Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Нил просыпается от звонка. Дважды моргает, затем находит свой телефон, прочищает горло и снимает трубку: — Алло? — Нил, доброе утро! Это Элиана, надеюсь, я тебя не разбудила. Он смотрит на часы. Полдевятого утра. Нормальное время для звонка, полагает он, хотя недовольный стон Эндрю говорит об обратном. — Не разбудила, не беспокойся. Чем могу помочь? — А вот и разбудила, — ворчит Эндрю. — Я… Венди Уильямс считает, что вы оба — серийные убийцы, которых надо посадить в тюрьму на пожизненно, и еще, кстати, что вы собираетесь разводиться. — Венди Уильямс может отсосать мой… — Нил останавливается. Собирается. Ему нужно быть более проснувшимся. — Нет, не может, — говорит Эндрю Нилу в грудь. — Такое можно только мне. — Я ничего не сказал. — А я умею читать между строк. — Он знает, что я его слышу? — спрашивает Элиана. — Ты сам-то знаешь, что я тебя слышу? — Она тебя слышит, — говорит Нил Эндрю. — И я ее слышу. Никто из нас не в восторге от этой ситуации, но одна из нас сама ее создала, так что не мне делать происходящее приятным. — Он не знал, что ты его слышишь, — говорит Нил Элиане. — Мне плевать на Венди Уильямс. Он слышит, как Элиана подавляет вздох. — Ну, полагаю, все в норме — та часть, где вы читаете журнальную статью о вас, прошла как по маслу, на самом деле, людям даже зашло. Венди Уильямс это встало поперек горла — ну а как иначе, но в Твиттере уже написали пару тредов, а на Ютуб выложили парочку видео о том, что желтая пресса — херня, и нельзя верить всему, что пишут в журналах. Несколько знаменитостей выразили согласие — я скину тебе список — и людям это в кайф, им нравится чувствовать, что им наврали, а потом эту ложь разоблачили. Людям так же понравилось упоминание Кевина Дэя. Еще раз, от всего сердца, умоляю тебя перестать говорить о насилии и убийствах так, будто они являются частью твоей повседневной жизни, и, пожалуйста, Эндрю, я знаю, я не твоя пиар-агентка, но, ради всего святого, не говори о проникновении в чужие дома. — Это были проникновения со взломом по обоюдному согласию, — говорит Эндрю, — хоть о них и не знали. А я даже ничего не ломал. Обычно я просто… тыбзил алкоголь. — Не говори такого. Эндрю машет рукой. — Он говорит, что не будет, — говорит Нил. Эндрю показывает ему фак. — Я просто… Эй. Ребят. Вы оба. Весь смысл стримов был в том, чтобы продемонстрировать тот факт, что в настоящем вы очень не-жестокие и очень нормальные. Прошу, притворитесь, что это правда. — Так это и есть правда, — возражает Нил. Эндрю фыркает. Громко. Нил обхватывает его голову рукой, чтобы прикрыть ему рот. Эндрю высовывает язык и лижет его ладонь. Нил не двигается. Это не вызывает у него отвращения. Язык Эндрю был у него во рту, и он не будет жаловаться на этот же язык у себя на ладони. — Это и есть правда, — повторяет он. — Заметила, мы не в тюрьме? — Это не утешительный аргумент, Нил. Мне нужно, чтобы ты стал волонтером в приюте для животных и на следующем стриме рассказал о том, как провел время с маленькими щеняточками. Фотографии были бы очень кстати. Нил ржет. Элиана — нет. — Ты что, серьезно? — Я понимаю, что не могу тебя заставлять, но я и не шучу. Это бы чудесно сказалось на твоем имидже. — Я бы хотел увидеть тебя со щенятами, — бубнит Эндрю в руку Нила. — Я подумаю над этим, — говорит Нил им обоим, гладя Эндрю по щеке. — Мокро, — ворчит Эндрю. — Гадость. — И кто в этом виноват? — Я не хочу все это слушать, поэтому вешаю трубку, — говорит Элиана. — Я просто хотела сказать, что есть определенные возможности для улучшения ситуации, и если ты не начнешь потихоньку что-то улучшать, меня, скорее всего, попрут. Моя работа зависит от тебя, Нил, так что возьми-ка себя в руки. — Если из-за меня тебя уволят, я помогу тебе открыть собственную пиар-компанию. У тебя будут выходные по пятницам. — Не будут, если вы продолжите стримить вечерами четвергов. Созвонимся попозже. — Пока. А. Мы не будем стримить через неделю, там же День благодарения как раз. — Агап. Но на этой неделе стрим же будет? — Не вижу причин, чтобы не было. — Я выложу пресс-релиз. Скажу, что стримы будут регулярными. Могу я тебя процитировать? Давай, скажи-ка мне что-нибудь. — Не знаю, что мне вообще говорить? — Что-то о том, как здорово общаться с фанатами. В… э… эм… в пространстве, где можно быть уязвимыми, но все равно оставаться самими собой. — Здорово иметь возможность общаться с фанатами, — декламирует за ней Нил. — Особенно в пространстве, где мы можем оставаться самими собой. Но говорить, что мы уязвимы, я не стану. — Люди бы проглотили, Нил. Как конфетку. Им ужасно нравится думать, что вы, во-первых, вообще можете быть уязвимыми. Во-вторых, это дарит ощущение, что вы как-то по-особенному относитесь к своим фанатам, даете им доступ к вам, которого они иначе бы не получили, и — опять же, Нил, это хорошо сказывается на твоей статистике, и это хорошо для отзывов, а еще направляет аудиторию на как раз выгодные нам мысли. Мы же не хотим, чтобы они думали, что вы говорите по сценарию, или вообще увидели хоть что-то неестественное… — Да нет никакого сценария, еще и настолько естественно, что вообще чуть ли не становится проблемой, — отмечает Нил. Эндрю стихает; Нил смотрит на него сверху вниз, но его глаза закрыты. Он пытается снова уснуть, несмотря на все вот это вот. — А вот если мы скажем им, что ты с ними весь такой уязвимый, они почувствуют, что им что-то доверили, типа, как будто теперь они хранят какой-то секрет. И людям это нравится. А это уже значит, что, когда ты ляпнешь что-то, за что нам придется извиняться, мы сможем написать, как трудно быть уязвимым и искренним, и что иногда отсутствие сценария и подготовки как раз и означает, что ты можешь сболтнуть какие-то неправильные штуки, и что ты будешь стараться еще сильнее. — Почему ты уже планируешь действия на случай проеба? — Нил вплетает пальцы в волосы Эндрю. Чудесные волосы. Видит, как его ребра поднимаются и опускаются в такт дыханию. — Ты человек, и ты говоришь вещи, не написанные по сценарию, в быстром темпе, перед сотнями тысяч людей. Ты проебешься, Нил, это неизбежно. Если мы спланируем все сейчас, нам будет легче справиться, когда это произойдет, и мы быстрее отреагируем. Профилактика лучше лечения, но иногда мы все равно подхватываем болячку. Нил ведет кончиками пальцев по коже головы Эндрю. — Тогда пиши то, что хочешь написать. — Мне нужно, чтобы ты подписался под этими словами. Нил закрывает глаза. Он хочет снова заснуть. — Зачитай — и я подпишусь. — «Мы взволнованы возможностью пообщаться и сблизиться с нашими фанатами», — сказал Джостен, выступая в пятницу утром из дома, — зачитывает Элиана. — «Мы с Эндрю в восторге от того, что у нас есть такое пространство, где мы можем быть по-настоящему открытыми и искренними и можем показать людям, кто мы на самом деле». Эндрю, кажется, мирно спит, поэтому Нил сдерживает реакцию. — Отлично. Я официально подписываюсь. — Никто из тех, кто смотрит эти стримы, не подумает, что ты такое сказал. — Ну, зачем ты тогда это написала? — Я пытаюсь придумать что-нибудь, что звучало бы искренне, но при этом завирусилось бы в СМИ. Сэр мягко и невесомо касается лапками матраца. Тихонечко топает по кровати. Нил пытается отогнать ее, но не может двигаться достаточно быстро, чтобы спугнуть ее, не разбудив при этом Эндрю, так что она мягко, неуверенно кладет лапку на руку Эндрю, переносит вес тела и будит Эндрю. У Эндрю перехватывает дыхание, но он не подпрыгивает, не швыряет Сэр через всю комнату, не бьет Нила кулаком по ребрам, а просто… открывает глаза. Лежит совершенно неподвижно, пока Сэр подходит и сворачивается калачиком на его спине. — Мы с Эндрю и раньше были в центре внимания общественности, — медленно произносит Нил. — Поэтому мы ценим нашу конфиденциальность. Но если люди собираются пользоваться этим, чтобы распространять слухи о нас в попытке отобрать наших детей, мы готовы высказаться и показать им, кто мы. Мы с Эндрю благодарны нашим фанатам за предоставленную нам возможность — заверить людей в том, что Натали и Пейдж с нами в безопасности. А еще возможность высказываться и быть услышанными, а еще исправить распространенную о нас дезинформацию и оставаться самими собой, даже на публике. — Агап, — рассеянно отвечает Элиана. Нил слышит, как она стучит по клавиатуре. — Да, вот так хорошо. Я опубликую. Может, добавлю что-то о том, как сильно ты помог ФБР. О вашем душераздирающем детстве. О том, как вы стремитесь, чтобы у ваших детей детство было получше вашего? — Да. — Отлично. Круто. Окей. Вы уже думали, сколько будет стримов? Как планируете прекращать? — Понятия не имею, — говорит Нил. — Наверное, будем стримить до тех пор, пока люди будут присылать нам темы для споров и пока будут готовы слушать. — Хорошо. Окей. Мне нужно написать это и опубликовать. Позвоню тебе позже. — Пока, — говорит Нил. — Пока. Нил вешает трубку и выпрямляет руку, чтобы положить телефон на край кровати. Он делает глубокий вдох. С этим разобрались. Не то чтобы это имело к нему какое-то отношение, но, по крайней мере, мешать не будет. Эндрю движет рукой, пока не скользит по футболке Нила так, чтобы уложить на его ребрах. Нил дышит на нее, тепло и нетребовательно, и пропускает волосы Эндрю сквозь пальцы. Какое-то время он дрейфует. Не спит, но и не бодрствует, не осознает происходящее. Волосы Эндрю шелковистые, а ладонь — теплая. Сэр громко мурлычет. Он чувствует, когда Эндрю стискивает пальцы, и моргает. Его глаза были открыты. Он совершенно уверен, что моргал, потому что глаза у него не горят. Он чмокает Эндрю в макушку. Эндрю прижимается лицом к его груди. — Ты просто к хуям сводишь меня с ума, — говорит он приглушенным из-за футболки голосом. — Да на здоровье? Наверное, это подходящий ответ, так ведь? Ну, все равно Нилу больше-то и нечего ответить. — Зачем ты сводишь меня с ума? — Я думал, ты мне скажешь, — отвечает Нил, не в состоянии сформулировать ответ получше. — Это потому, что тебя разбудила моя пиар-агентка? — Возможно. Эй, ты же меня очень любишь, да? — Очень. Если это твой способ подкупить меня, чтобы я приехал потусить в приют для животных и дал щенкам на меня пописать, я хотел бы напомнить тебе, что единственная причина, по которой Сэр разрешалось мочиться на меня, заключалась в том, что она твоя кошка. — Это было бы славно, но я просто озвучил наблюдение. — Правильное наблюдение. — Нет, ну… ты буквально подарил мне кольцо и сделал предложение только потому, что так сильно меня любишь. Нил смотрит на него. Лицо Эндрю все еще прижато к его груди, а голос все еще хрипловатый со сна. Есть ли шанс, что он не сказал бы этого, будучи полностью проснувшимся и осознанным? Ага. Должен ли Нил остановить его? Да ни за что в жизни. Нил проводит пальцами по его волосам. — Это правда. — И я просто… я просто… я не могу просто держать все это в себе. Не могу… я хочу, чтобы другие люди подтверждали. Чтобы увидели и согласились, что это реально. Потому что я… они думают… мне все равно, что они думают. Они думают, что я жестокий и несчастный, что я существую только для того, чтобы делать людей несчастными и… что угодно еще. Я звучу так, будто напился. — Немножко. — Мне лучше ограничиться Шекспиром и поэзией. — Нет-нет, можешь продолжать. — Тебе просто нравится слушать мою болтовню. — Знаешь, я думал, ты все это говоришь, потому что еще полусонный, но ты, оказывается, в полном порядке. — Замолчи, или я сам замолчу. Нил поджимает губы. — Мне просто нравится, что у меня есть такой… такой видимый, четкий признак, что… что кем бы я ни был, я не… нелюбим. — Ты не нелюбим. Ты глубоко, глубоко любим. — Я это знаю. Но я не могу допустить, чтобы ты и мои друзья постоянно ходили за мной по пятам и говорили о том, как сильно ты меня любишь. Мне просто нравится… иметь возможность… показывать это людям. Нил гладит Эндрю между лопаток. Оу. Он не знает, что чувствует по этому поводу. Гнев, естественно. Всегда. Потому что люди не любили Эндрю так, как он того заслуживал, потому что не любят до сих пор. Но… но и счастье он тоже чувствует, он уверен. Он знает, как ощущается счастье. И любовь. И… больше Нил определить не может. В последнее время его эмоции стали запутанными, и он не знает, что с этим делать. Но это проблема на потом, не на сейчас. Он целует Эндрю в волосы: — Я люблю тебя. Эндрю не отвечает, но Нил чувствует, как руками он обхватывает его кожу, чувствует его губы на своей ключице, чувствует, как он делает вдох. Эндрю тоже любит его. — Нам нужно встать, — говорит Эндрю несколько минут спустя. — Помыться. Сходить за продуктами. — Позаниматься йогой, — добавляет Нил к списку. — Помедитировать, — добавляет Эндрю. — Знаешь, чего мы никогда не делали? — Чего? — Не пользовались ванной. О. Это правда. Они проверяют ванную раз в несколько месяцев, чтобы убедиться, что трубу не прорвало и все такое. Чтобы убедиться, что она все еще работает. Но они никогда ей не пользовались. Возможно, стоит начать — Нил представляет, насколько хороша была бы ванна в сезон экси-тренировок. Особенно в начале, когда мышцы еще не привыкли к ежедневным нагрузкам от экси. Хотя, если сначала не принять душ, они будут просто купаться в собственном поту, что звучит скорее отвратительно, нежели расслабляюще, и даже если они сначала примут душ, Нил представляет, что в воде все равно кое-что останется, так что им придется принимать душ снова… — Нил? — Извини, задумался об экси. — Ненавижу тебя. Нил фыркает: — Будет здорово лежать в ванной во время экси-сезона, но нам придется принимать душ до и, вероятно, после ванной, потому что просто сидеть в воде звучит как будто не очень гигиенично. — Но сейчас-то не экси-сезон. — Нет, не сезон. Эндрю поднимает голову, встречается с Нилом взглядом и многозначительно закатывает глаза: — Нил, не хочешь ли принять ванну со мной? Вне экси-сезона? Оу. — Оу. Да? — Нил перестраивает свое представление о том, что подразумевает Эндрю под этим «мы». Он видит, что Эндрю хочется закатить глаза и отвернуться, но не делает этого. Он остается. — Какой восторженный ответ. — Я не думал об этом, — говорит Нил. — То есть… тебе будет комфортно? Конечно. Что люди делают в ванне? Эндрю пожимает плечами: — Думаю, мы это и выясним. — Аха. Мы сядем в ванную, и наши умы расширятся. — Мы унаследуем знания и мудрость купальщиков. — Бомбочек для ванны, как они себя называют. — О, нам надо купить бомбочку для ванны, — говорит Эндрю. — Это же необходимо, так? — Я думал, необходима соль для ванн? — Нет, ты отстал от жизни, теперь необходимы бомбочки для ванн. — Ах, — соглашается Нил, кивая. Эндрю тянется, чтобы поцеловать его в щеку. — Мы выберем одну, пока будем есть. Вставай. — Ты лежишь на мне, — протестует Нил, но Эндрю уже скатывается с него. Нил встает и идет за Эндрю в ванную, восхищаясь тем, что видно из-под его пижамной футболки. Спина у него очень красивая. Лично Нил — ее фанат. Они чистят зубы, и Нил позволяет себе положить два пальца под подбородок Эндрю. Эндрю поднимает голову для поцелуя. — Ты любишь меня только потому, что я хорошо целуюсь, — буркает Эндрю. — А может, я думаю, что ты хорошо целуешься, именно потому, что я люблю тебя, ты когда-нибудь задумывался об этом варианте? — Возьми слова обратно, я потрясающе целуюсь. — Кто такое сказал? — Ктом. О, я люблю тебя. Такое говорили многие мои партнеры, и все они хвалили мою технику поцелуев. — Прошло много времени с тех пор, как у тебя был кто-то, кто мог бы сказать тебе правду, — говорит Нил, снимая футболку. — Может быть, ты стал целоваться хуже с тех пор, как… Эндрю уже рядом, когда Нил выпутывается из футболки, обхватывает его сзади за шею ладонью и тянет вниз. Пять минут спустя Нил уступает. — Окей, океюшки, я сдаюсь, — задыхаясь, говорит он, запутав пальцы в волосах Эндрю. — Я недостаточно хорошо целуюсь, — ворчит Эндрю, отпуская его. — По крайней мере, для одного человека я целуюсь достаточно хорошо. Придурок. — Я тебя не заслуживаю, — соглашается Нил, ухмыляясь. Может, ему стоит почаще оскорблять технику поцелуев Эндрю. Кошечки идут за ними вниз, мяукая во весь голос, сообщая, что их не покормили, и что не выпустили из комнаты, когда девочки встали, и что вместо того, чтобы дать им покушать, Нил с Эндрю провели пять минут, целуясь в своей спальне, и что это было невероятно легкомысленно. Нил кормит их. — Я глубоко сожалею о трудностях, которые вам пришлось пережить этим утром, — говорит он им. — В Доме Миньярд-Джостен мы делаем все возможное, чтобы обеспечить всем топовый уход, и мы опечалены слышать, что ваш опыт был иным. — Ты слишком много разговариваешь с Элианой, — говорит Эндрю. — Спасибо за обратную связь. А что бы ты им сказал? — Нам не жаль, — говорит Эндрю кошкам. — Вы же не умерли. Смотрите, Нил даже насыпал вам побольше за доставленные неудобства. Нил убирает кошачий корм. Ему нечего сказать в свое оправдание. Он ведь действительно насыпал им побольше за доставленные неудобства. — Вы должны радоваться, когда мы проводим время, целуясь и обсуждая совместное принятие ванны, — говорит Эндрю, продолжая разговаривать с кошками. — Это значит, что вы сможете выклянчить у Нила побольше корма. — Или у тебя. — Я бы никогда. — А вот и да, и причем ты бы сделал это намеренно. Ты-то конкретно знаешь, сколько им надо насыпать еды, и можешь не отмерять. А когда я насыпаю, я могу дать им побольше ошибочно, я же не знаю на глаз, сколько им нужно. — Нормальная память не так плоха. Не используй ее как отмазку. Принесешь чернику? Нил моет чернику. Встречает Эндрю за столом. Эндрю достает телефон. — С каким ароматом мы хотим бомбочку? — Что более важно: какое настроение мы хотим создать? — Ах, славный вопрос, о мудрейший. Мы хотим создать секси-настроение? Нил давится черникой. Успешно проглатывает ее и даже не умирает. — Может, комбо? Расслабляюще-секси. — О, типа будто мы проснулись посреди ночи уставшие, но при этом у нас эрекция. — Я думал, это больше как если бы мы были взбудораженными, но после секса мы готовы проспать три дня. — По-моему, это просто норма. — Серьезно? — Скорее всего. Ты когда-нибудь слушал ветивер? — Нет. Чем оно пахнет? — Понятия не имею, поэтому и спрашиваю. Может, нам все-таки выбрать в магазине? — И попросить рекомендации на следующем стриме. — И это тоже. Они едят. Убираются. Они не утруждаются поездкой за продуктами. Это можно сделать завтра, с детьми. — Хочешь помедитировать со мной? Нил задумывается. Он все-таки говорил, что займется медитацией. Но сейчас у него есть психотерапевтка, так что нужна ли ему медитация? Может ли она сделать хуже? — Как думаешь, медитировать лучше до или после йоги? — Наверное, после, — говорит Эндрю. — После тренировки же лучше, да? — Наверное. Хочешь позаниматься со мной йогой? Эндрю вздыхает: — Я должен. Нил пожимает плечами: — Ты не обязан. — Но могу же. — Можешь остановиться, если станет скучно. — Окей. Ты тоже. — По-моему, звучит неплохо. Нил подключает ноутбук к телевизору, чтобы они могли смотреть видео, а Эндрю расстилает коврик для йоги с таким выражением лица, которое ясно говорит, что не будь физические упражнения необходимы для его дальнейшего существования, он бы ими не занимался. Нил считает это победой: Эндрю настолько заботится о том, чтобы оставаться в живых, что готов делать что-то, что ему не нравится, чтобы сохранить здоровье, а это приятно осознавать. Приятно думать об этом. Существует ли вообще понятие прикольной йоги? Такое есть? Или, может, им стоит просто поиграть в классики. В бою все средства хороши. Чем занимаются дети? Кажется, у них нет проблем с беготней днями напролет. Может, им с Эндрю надо просто поиграть в пятнашки. Когда Эндрю в следующий раз захочет заняться сексом, ему надо будет его «запятнать». Нил отбрасывает эту мысль. Если он будет настаивать, они с Эндрю больше никогда не займутся сексом. Эндрю недостаточно быстро движется в этом направлении. Нил мог бы притормозить. Сделать все чуть проще. У него внезапно возникает образ его самого же, хихикающего и бегущего вприпрыжку по ромашковому полю, но он отбрасывает и это. Они встают в позу «собаки мордой вниз». Эндрю вздыхает. Предполагается, что это Нил тут должен быть сосредоточен на дыхании. Он считает каждый выдох. В счете он хорош. Считать он умеет. Он сосредотачивается и очищает разум от всего, оставляя только «раз-два-три-четыре», «раз-два-три-четыре», «раз-два-три-четыре», «раз-два-три-четыре». Он наполняет и опустошает легкие. Встает в позу «дерева». Никаких эмоций. Никакой путаницы в голове. Только он и «воин три». Эндрю всегда отлично справляется с балансовыми позами. Нил, возможно, немножечко завидует. Может быть. Но не во время йоги. Позавидует он попозже. Правда, не сразу после, потому что Эндрю скользит по полу и врубает направляемую медитацию. Медитация сложнее йоги. Тело Нила не делает буквально ничего. На этот раз, однако, чуть легче, и Нил объясняет это тем, что он все еще чувствует, как его мышцы расслабляются, освобождаясь от нагрузки. Это хотя бы что-то, на чем можно сосредоточиться, то, чем может заняться его тело. Считаются ли его утренние отключки от мира медитацией? На самом деле, возможно — да. В действительности, возможно, и нет. Предполагается, что он должен сосредоточиться на дыхании, а утром он обычно вообще не думает о дыхании. Может быть, в следующий раз ему стоит усадить Эндрю на себя. Ощущение веса может помочь. Ощущение спины Эндрю, прижимающейся к его груди, могло бы помочь. Возможно, стоит просто взять утяжеленное одеяло. Не обидится ли Эндрю? Возможно, обидится. Утяжеленное одеяло, в буквальном смысле, должно заменить его, хотя и только на время медитации. Нил не может представить себе другую ситуацию, в которой ему пришлось бы заменить вес Эндрю. Возможно, только сценарий в стиле Индианы Джонса. Он представляет себя в такой ситуации. Ты в ловушке, чувствительной к весу? Если встанешь, это приведет бомбу в действие? Подожди — у меня есть четыре утяжеленных одеяла и мешок муки. Я смогу заменить твой вес в идеале до единой унции. Нил не смеется. Он, вообще-то, медитирует. К великому счастью, медитация заканчивается, и Нил открывает глаза. Эндрю смотрит на него. Он смотрит на Эндрю. — Ну? — Ты первый занимался йогой, ты и отвечай. — Ты же даже не задал… нормально все с йогой. Только раздражает. Как вообще мне сосредоточиться на дыхании, если я стою в планке десять минут? Абсурд. Но мне, наверное, стоит больше заниматься, а я не бегаю, так что… ладно. Как прошла медитация? — Ты помнишь ту сцену в «Индиане Джонсе», где он заменяет яйцо или что там было мешком с землей или еще чем-то, чтобы ловушка, основанная на датчике веса, не сработала? Эндрю смотрит на него с глубочайшим подозрением. — Да? — Так вот, то же самое, но только с тобой и несколькими утяжеленными одеялами. И мешком муки, для большей точности. Эндрю выглядит так, будто вот-вот сойдет с ума. — Ты, блять, о чем вообще? — О замене тебя утяжеленным одеялом. Я вот подумал, будет легче медитировать, если на мне будет какой-то вес, как утрами, когда я просто дремлю? — Я могу просто сесть на тебя. — Я об этом думал, но не хотел нарушать твой процесс медитации. — Ах. Я ценю эту мысль, но если у тебя не встанет, пока я сижу на тебе, все будет нормально. На самом деле, если я буду сидеть на тебе, то мои бедра будут выше ступней, что в любом случае идеальный способ медитации, так что… — Реально? Тогда на чем сидеть мне? — Не знаю, на подушке для медитации или типа того? — А почему мы тогда на полу? — По кочану, мы же занимались йогой тут, ты что, хотел, чтобы я двигался? — Ну, если уж ты ставишь вопрос таким ребром. — Спасибо. Нил берет Эндрю за руку и целует тыльную сторону его ладони. Целует его кольца. Они включают «Братьев по недвижимости». Им приходит сообщение, когда дети садятся в автобус, и еще одно, когда автобус подъезжает к дому. Так что Нил готов к звуку скрежета ключа в замке. — Хочешь пробежаться? — спрашивает Нил Натали, когда она входит в дверь. Натали равнодушно пожимает плечами. Она выглядит сердитой. Или удрученной. Одно из двух. Оба. — Ну наверное. Пейдж смотрит, как она поднимается по лестнице, а затем бесшумно заходит в гостиную. — Дэйв подарил Тине ручку сегодня, — шепчет она. — По-моему, Натали вкрашилась, но, мне кажется, не в Дэйва. — Спасибо, что предупредила, — шепчет Нил. Он встает, закидывает руки за голову и потягивается, абсолютно уверенный, что Эндрю смотрит на него. Это нормально. Он ждет Натали у двери, делая пару разминочных упражнений. Натали присоединяется к нему, без особого энтузиазма тоже потягивается парочку раз, а затем выходит за дверь. Нил позволяет ей задать темп, направление и сторону. Теперь она знает дорогу. Ей не нужна его помощь. Она ведет их по знакомому маршруту, и они добегают до леса в том месте, где она замедляется до шага. Она переводит дыхание в тишине. — Так что там такое? — спрашивает Нил. Прямолинейно? Агап. Однако куда деликатней, чем спросил бы он из прошлого, так что… уже лучше. — Ничего, — огрызается она. Они продолжают идти. — Просто, типа, — говорит она, и в каждом слове таится океан ярости и море горя, — почему я всегда оказываюсь на втором месте? Типа, слушай, окей, ты взрослеешь, а потом ты и все твои друзья заключаете браки и проводите все время с человеком, за которого вышли, а потом у вас уже и дети, а потом у вас нет ни на кого больше времени, и вы встречаетесь по праздникам и звоните друг другу на Дни рождения всего на пять минут, а потом умираете, но вдруг у меня не будет брака? Типа, неважно, это норм, мне плевать, но потом все остальные все равно переженятся, и у них будет с кем дружить, а у меня не будет никого, и не надо мне сейчас вот это вот все про «семья — это навсегда, бла-бла-бла», потому что это не то же самое, я просто не хочу навсегда остаться для всех той, о ком вспоминают в последнюю очередь. — А, — неуверенно произносит Нил. — И, типа, это не значит, что я не хочу, чтобы мои друзья были счастливы, это не значит, что я не хочу, чтобы они влюблялись, встречались, заключали браки и все такое, это не значит, что я буду… что я стану вся такая серийная маньячка и буду заманивать их в ловушку у себя в подвале, я даже не собираюсь злиться, я просто… я просто не хочу вечно быть второй, я не хочу… не хочу ходить на работу и возвращаться домой и видеть друзей только на День рождения, я не хочу умолять людей провести со мной время хоть раз в год, я не хочу быть единственной идиоткой в параллели, которая ни с кем не встречается и вынуждена все время быть третьей лишней, и я… Она останавливается. Они продолжают идти. — Я просто не хочу быть обязанной встречаться с кем-то, кто считает меня важной. Нил берет ее под руку. — Прости. У меня нет ответов. — Я знаю. — Но вот что я скажу: в мире есть кто-то, кто чувствует то же, что и ты. Вероятно, таких людей много. И, возможно, с некоторыми из них ты бы поладила. Стала с ними лучшими друзьями. То, что ты не нашла никого подобного сейчас, когда тебе четырнадцать, не значит, что не найдешь никогда, — она молчит, позволяя ему тянуть ее за собой. Он не знает, что делает, не хочет, чтобы это прозвучало так, будто он говорит, что она просто ребенок. Она аро? Это важно? — Мне кажется, если даже нам с Эндрю удалось найти друг друга — единственных людей в мире, которых мы могли бы когда-то полюбить, — то и ты сможешь найти кого-то, кто сделает тебя самой важной в своей жизни, независимо от того, встречаетесь вы или нет. Независимо от того, влюблена ты или нет. Блять, да даже независимо от того, влюблен ли этот человек в кого-то еще или нет. — А ты знаешь кого-нибудь похожего? Ах, тот единственный вопрос, который, он надеялся, она не задаст. — Не совсем. Она многозначительно фыркает. — Но я никогда и не искал таких людей. И Дэн буквально собирается проехать несколько штатов, чтобы убедиться, что она будет в пределах досягаемости на машине для своих лучших друзей. И мы все съехались со всей страны, но обосновались здесь, в досягаемости друг для друга, в одной команде, если можно так сказать, — за исключением Ники, — потому что все остальные из нас здесь. Если бы Ваймак, Би и Эбби собрались после того, как мы закончили колледж, и переехали в Айдахо, мы бы, наверное, все последовали за ними — по одному, и обустроились бы там. Даже если Эндрю — самый важный человек в моей жизни, он не единственный человек в моей жизни, и он это знает. И наоборот. Дети делают все чуть сложнее, но мы возвращаемся к нормальному ритму жизни. И, блин, мы сказали, что не можем тусоваться, потому что у нас теперь есть дети, и все наши друзья просто пожали плечами и начали приходить к нам. У нас реально хорошие друзья. — М-м. — Дело в том, что все меняется, и ты не будешь каждый день видеть своих друзей в школе, а иногда они будут вести себя как противные целующиеся подростки, и тебе захочется пообедать в одиночестве, просто чтобы их не видеть. Но это не значит, что ты будешь одинока всегда и навечно. По-моему… мне кажется, — он не хочет говорить, что ей не нужно этого бояться, что она не должна этого бояться. Он не хочет говорить ей, что ее страх необоснован. Эндрю никогда бы ей такого не сказал. — Мне кажется, настанет время, когда ты будешь жалеть, что не смогла сказать своему четырнадцатилетнему «я», чтобы она этого не боялась. — Будущая «я» может идти нахуй, мне страшно сейчас. Не, он проебался. — Я не говорю, что тебе не стоит бояться, я просто о том, что… мы с Эндрю постоянно боимся. Оглядываясь назад на то, чего мы боялись, но все равно делали, мы жалеем, что не можем подбодрить себя прежних. Жалеем, что мы не можем сказать себе, что наша храбрость кончится чем-то хорошим. — И как, нахуй, я должна быть храброй? Вступить в клуб уебских одиноких лузеров? Нил пожимает плечами. Он не был готов к такому. У него не было времени просмотреть свой список банальных фразочек. — Просто… продолжай двигаться. Заводи друзей, даже если боишься, что они уйдут. Строй планы, даже если боишься, что они сорвутся. Просто, наверное, пытайся снова и снова. — Ты самый хреновый вдохновляющий сайт на свете. — Я не подвергаюсь экспертной оценке. Натали вздыхает. Сутулится. — Не знаю, разве я не могу просто пиздецки подепрессовать, как нормальный человек? Что Нил должен с этим делать? — Не знаю, можешь? — Можно мне? — огрызается Натали. — Тебе можно, но было бы неплохо, если бы ты не депрессовала. — А, это ты мне тут собираешься читать лекцию о том, как контролировать эмоции? — Нет, я просто говорю, что… я понимаю… — Ой, понимаешь? — Спроси Эндрю, как часто я говорил, что меня никто не привлекает. Можешь спокойно набрать Ники и спросить, насколько я был одинок, и насколько одиноким, как я всегда думал, я буду, и о том разе, когда он сказал, что я не смогу состариться на корте, а я ответил «а вот и смогу». Да, я понимаю, но… но только потому, что ты считаешь что-то правдой, или даже если это правда сейчас, не значит, что это будет правдой всегда. И… сдаваться только лишь потому, что ты не можешь представить, как изменится жизнь — это хороший способ убедиться, что жизнь никогда и не изменится. Она легонечко стукается об него, напоминая Сэр, голову которой Нил иногда отпихивает, когда тянется за кормом, а она лезет к нему. Но когда он заглядывает Натали в лицо, она выглядит несчастной. А потом ее лицо дергается. — Прикольно, что ты слишком мелкий, чтобы обнять меня за плечи. Нил кое-как останавливает себя, чтобы не закатить глаза в стиле Натали. — Спасибо. Она прыскает: — Не за что, старикашка. Она убирает руку из его и убегает. Нил следует за ней. Он вообще помог? Повлиял как-то на ситуацию? В конце концов, он узнает. Может быть. Когда они входят в дверь, Натали сразу же направляется наверх, а Нил идет в гостиную, где как раз звучат титры «Офиса». Пейдж поворачивается к нему лицом, когда он плюхается рядом с Эндрю, а Король ловко дает деру с его пути, впившись когтями в бедра Эндрю, и устраивается на подлокотнике. — Ты пойдешь поиграть с нами в экси на следующей неделе? — спрашивает Пейдж. — Конечно, — соглашается Нил. — Хотите пригласить еще кого-нибудь? — Нет. Я же ничего не знаю? Не хочу, чтобы люди вколачивали мне мячи в лицо. Или смотрели, как у меня ничего не получается. Ты же не переусердствуешь, правда? — Агап, — соглашается Нил. Возможно, он возьмет облегченную клюшку. Чтобы точно не «вколотить» мяч ей в лицо. Оу, прошло много времени с последнего раза, как он играл в экси. Почти… почти три недели. Боже. — Когда, на следующей неделе? Пейдж пожимает плечами: — Может, в среду? В этот день никому не надо на терапию. — На самом деле нам придется немного поторопиться, — отмечает Нил. — Хотя не заморачивайся, я просто закончу с Райли пораньше и все. — Тусуйся с ней, пока мы в школе. А если мы не в школе — приводи ее сюда, чтобы мы тоже могли с ней потусоваться. — Я спрошу, чем она хочет позаниматься, — уклончиво отвечает Нил. Может, ему просто не хочется делать больше одного дела за день. Да и вообще, они с Райли будут есть картошку фри, а играть в экси сразу после картошки фри — далеко не лучшая идея. Не то чтобы он на самом деле прям будет играть. Просто помашет клюшкой туда-сюда.       Хочешь потусоваться в среду? — он пишет Райли. — Мне дали запрос для тебя, чтобы ты пришла ко мне потусовать. — Может, мы могли бы перенести на четверг? Просто на всякий. Пейдж задумчиво качает головой из стороны в сторону, а затем кивает. Натали входит в гостиную несколько минут спустя, приняв душ и переодевшись, с телефоном в руке, и говорит, ни к кому конкретно не обращаясь: — Мне нужен номер телефона Ники. Эндрю смотрит на Нила. «Ты что уже натворил?». Нил поджимает губы. «Мне надо вообще молчать». Брови Эндрю подергиваются. «Возвращение моей пожизненной головной боли». Он дает Натали номер Ники. — Как думаете, он ответит мне, если я позвоню сейчас? — спрашивает Натали. — Возможно, — говорит Эндрю. — Зависит от того, сколько спам-звонков из Америки он получает. Я могу еще написать ему, чтобы он знал, что ты позвонишь. Телефон Нила вибрирует — Райли пишет.       ДА. А вы смотрели шерлока или       бибисишного, а не тот прикольный который «элементарно», — говорится в другом сообщении.       Ну думаю смотрели М-м.       Ага, — пишет Нил. — С Эндрю. По приказу Ники. Нам не понравилось. — Ага, наверное, это хорошая идея, — соглашается Натали.       Да вот именно, — Райли отвечает минутой позже. — Это было охуеть пиздец стремно но короче какой-то чел снял видео ПОЧЕМУ это стрем и мы будем его смотреть       Сколько оно длится? — спрашивает Нил.       Где-то часа 2? Мб чуть меньше Охуеть.       Охуеть, — он отвечает.       Ага но походу видос очень крутой. Я принесу попкорн       Думаешь у нас нет попкорна?       Это я заставляю вас это смотреть, так что и мне приносить прикольные фигнюшки       Прикольные фигнюшки?       Да нил прикольные фигнюшки. Прикооооооооольные фигнюшки. Скажи эндрю что я принесу прикольные фигнюшки. — Райли приедет к нам в среду, — объявляет Нил. — Не уверен, насколько она задержится, но, Дрю, мы будем смотреть какое-то двухчасовое видео о том, почему Шерлок — сосалово, и Райли попросила передать тебе, что принесет попкорн. А еще «прикольные фигнюшки». Эндрю поворачивается к Нилу лицом. — Прикольные фигнюшки? — Прикольные фигнюшки. Эндрю обдумывает это полсекунды. — Ладно, я в деле. Скажи ей, что я в деле. Кстати, Нат, можешь звонить Ники. Натали, видимо, уже набрала его номер и была готова звонить, потому что она нажимает одну кнопку и включает громкую связь. Едва звучит первый гудок, как раздается голос Ники: — Алло? — Привет, — говорит Натали. — Это Натали. — Приветики, Натали, — говорит Ники, и, судя по голосу, он вне себя от радости. — Это Ники. — Нил сказал мне, что я должна спросить тебя, насколько одиноким он был раньше. — Что? — Он сказал, что раньше был очень одинок, и что ты тот человек, которого я должна спросить об этом. На долю секунды воцаряется тишина, а затем Ники делает глубокий вдох. Нил съеживается, прижимаясь к Эндрю. — Итак, смотри, этот парнишка приходит к нам ни с чем и ни с кем. Окей? У него есть спортивная сумка, и в ней абсолютно все, что у него есть. Все! Мэтт, значит, переезжает с целым Ю-Хол грузовиком, а Нил в той же одежде, в которой был всю неделю. У него даже телефона не было. Хочешь знать, почему? Потому что, цитирую: «кому звонить-то»? Типа, у большинства из нас были хотя бы знакомые, даже если мы пытались отдалиться от них, потому что они были ужасными людьми, с которыми мы дружили, возможно, только потому, что дела обстояли херово. Бля, у Эндрю были друзья. Нил просто сидел и такой, типа… если мы с ним не разговаривали, никто тоже не разговаривал. Никогда. Вообще. И даже когда мы разговаривали с ним, он, типа, настойчиво говорил нам отъебаться. Я думал, мы стали довольно близки — ну, знаешь, как это бывает у людей, — и вот я бросаю, что мы друзья, а он, блять, замирает. Как Хан Соло в той части «Звездных войн», где… нет, знаешь, забей. И у него такой вид, будто я только что раскрыл его самый грязный секрет вслух. Он смотрит мне в глаза и такой: «правда? Мы друзья?». И, Натали, я никогда в жизни так не расстраивался из-за чего угодно. Типа, он понятия не имел, что с этим делать. Типа, мне кажется, минимум пять недель терапии будут посвящены тому, что происходит с человеком, когда он оказывается вот настолько ебануто одиноким, потому что это не может хорошо сказаться? Ники делает паузу, чтобы вдохнуть, и, возможно, он вздыхает первый раз с момента, как начал говорить. Он замолкает на секунду. — Окей, потом еще был тот раз, когда… мы учились, и он буквально сказал мне, что женится на экси и что этого будет достаточно. Типа, я сидел там такой: «эй, иногда люди просто нужны, экси не может тебя обнять», а он такой: «сможет». Натали, ты должна понять, он реально хотел, чтобы концепция экси заняла место базовой человеческой связи, что, на самом деле, заставило меня почувствовать себя лучше, когда я узнал, что он встречается с Эндрю, потому что экси, очевидно, было мужем Нила, и если уж Эндрю смог это принять, то он не мог быть настолько плох… — Он — Эндрю? Или он — Нил? — перебивает Натали. — Он — Эндрю, я реально беспокоился, что он окончательно разъебет Нила, но знаешь что? Нил стал куда больше похож на нормального человека после того, как они сказали нам, что встречаются, это как, типа, ну, может, тебе нужны люди и человеческое общение, чтобы самому оставаться человеком… а еще потом, когда мы куда-нибудь ходили, Нил буквально говорил как учебник английского, типа… нет. Стой. Типа, когда учишь язык, а потом начинаешь общаться на нем и вдруг понимаешь, что нормальные люди так не разговаривают? Вот так он и говорил. Как будто он практиковался произносить все в классе с тридцатью людьми. И он разговаривал с людьми так, словно отвечал на вопросы вот этих тупых бесячих автоответчиков, которые такие: «если вы звоните по поводу выставления счета, нажмите один. Если вы звоните по поводу доставки, нажмите два». И вот ты сидишь и пытаешься произнести ответ как можно более четко и ровно, чтобы машина тебя поняла? Вот так он говорил, только иногда еще и злостно. Типа, он вел себя так, будто всеми силами старался слиться с толпой, куда бы ни пошел, и я уверен, он даже выучил язык и все такое, но, по-моему, его способ слиться с толпой заключался в том, чтобы быть таким мудаком, что никто его не замечал и никому не было до него дела, и так уж получилось, что мы все тоже были такими мудаками, так что это не сработало. — Но, типа, он расстроился из-за этого? — спрашивает Натали. — Что он тебе такого сделал, что ты хочешь послушать о том, каким несчастным он был несколько месяцев, пока мы не спасли его своей дружбой? — Ничего. — М-м. Я вытрясу из него информацию попозже. Натали резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на Нила, и Нил отчаянно качает головой. «Не-а. Нет, ничего он не вытрясет». — Но, в любом случае, грустно ему не было, потому что, как мне кажется, он не знал, что ему по идее надо грустить? Типа. Насколько мне известно, у него никогда не случалось нервных срывов поздно ночью в постели из-за того, насколько он одинокий и каким одиноким всегда будет. — Насколько тебе известно, — говорит Нил. — Ебушки воробушки, это был Нил? — Ага? — говорит Нил. Он даже представить не может, насколько их с Натали голоса не похожи. — Бля, ты слушаешь? — Ага. — Что, ты теперь подслушиваешь разговоры своих детей? Нил удерживается, чтобы не закатить глаза. — Нет, но когда я нахожусь в гостиной, а мой ребенок стоит передо мной, берет телефон и врубает разговор на громкую связь, я не собираюсь не слушать. — Я на громкой? Пожалуйста, боже, только не говори мне, что Эндрю там. — Если тебе повезет, — рычит Эндрю, — я забуду, что ты сказал, к тому времени, как полечу к тебе на Рождество. Ники вскрикивает. Натали уставляется на Эндрю. Эндрю подмигивает ей. — Расскажи мне все, что ты знаешь, или мой папа убьет тебя, — говорит Натали в трубку. — О чем? Я все расскажу! Натали сбивается. — Я не подумала об этом. — Стой, тебе нужна минутка, чтобы что-нибудь придумать? — Ага. — Не торопись, — беззаботно говорит Ники. — Не торопись. — Расскажи мне неловкие истории о наших папах. — Был случай, когда мы застукали их целующимися в раздевалке, но это вообще скукота, — размышляет Ники. — Эм… буду честен, их обоих довольно сложно смутить, и проблема в том, что если я тебе что-нибудь не расскажу, Эндрю убьет меня, но если расскажу, Эндрю меня все равно замочит. И, как я уже сказал, если ты не хочешь услышать о том случае, когда я подслушал, как Эндрю угрожал выпотрошить Кевина, если он вернется в общагу буквально до двух часов дня… — Я не хочу, — решительно заявляет Натали. — И даже сейчас тебе это слышать более неловко, чем им. Типа, два часа дня — а это были аж четыре часа в запасе — они запланировали максимально возможный отрезок времени… я был больше впечатлен, чем… — Все, я вешаю трубку, — говорит Натали. — Покасики. — Пока! Люблю вас! Увидимсяврождество! — успевает выдать Ники, прежде чем связь обрывается. Нил улыбается Эндрю: — Я помню это. — Я тоже, — говорит Эндрю. — О, гадость, — говорит Натали, вкладывая в эти три слога презрения больше, чем некоторым людям удается вложить за всю жизнь. — Нет, это не… Слушайте, Кевин был ярым противником вредной пищи, окей? Ну не прям полностью — он бы не отказался от бесплатной пинты мороженого — но он не… — Насколько я помню, нежелание видеть его там заключалось в другом, — перебивает Эндрю. — Ну, но частично же так, правда? Типа, он бы настоял на… цельнозерновой муке или еще какой-нибудь херне. — Это правда, — соглашается Эндрю. — Мы пекли брауни на плите и не хотели, чтобы он был рядом, если что-то пойдет не так, и мы планировали начать где-то в одиннадцать, и я подумал, что трех часов нам хватит, чтобы проветрить общежитие, если все пойдет наперекосяк. — Чтобы… а пожарная сигнализация? — спрашивает Пейдж, подавая голос впервые с тех пор, как Ники ответил на звонок. Эндрю машет рукой: — Я отключил ее, как только вошел в общежитие. Мы с Нилом курили. — Обычно не в самом общежитии, — уточняет Нил. — Только… когда у нас был особо сильный стресс. — А их разве… не проверяют? — спрашивает Пейдж. — Типа, чтобы убедиться, что сигнализация включена? — В основном, только перед каникулами, — говорит Эндрю. — Так что я просто чинил ее перед уходом. — Окей, стой, — говорит Пейдж, наклоняясь вперед с пристальным взглядом в глазах. — Очевидно, ты бы не забыл. — Нет. — Но ты когда-то не думал об этом? — Концепция мысленного списка для меня более буквальна, чем, я полагаю, для большинства людей, — объясняет Эндрю. — Перед тем, как я что-то делаю — выхожу из дома, ложусь спать, уезжаю из общаги на каникулы — я проверяю свой мысленный список того, что мне нужно сделать. Это привычка. — А что, если ты забудешь проверить свой список? Эндрю уставляется на нее. — А вдруг ты… не подумаешь о том, чтобы не забыть проверить список? Эндрю пристально смотрит на нее. — Я искренне не знаю, как это сделать. Я бы не забыл подумать о нем. — Ладно, но ты сказал, что это привычка, так? Получается… что происходит, когда ты только начинаешь формировать привычку? — Это не… я могу забыть привычку. — Ты что, никогда не отвлекаешься? Ты никогда… — Я могу, — говорит Эндрю. — Просто… это не… если я перестану обращать внимание на время, я могу потерять его счет, потому что… я идеально умею отсчитывать время, потому что точно помню, сколько длится секунда, и если я действительно захочу, то смогу идеально точно подсчитать, сколько длится промежуток времени… так что, скажем, если я пытаюсь вспомнить, как давно я положил макароны в кастрюлю, я могу вспомнить весь временной промежуток между «тогда» и «сейчас», отсчитать каждую секунду и вычислить. Но это занимает много времени, и чем дольше я пытаюсь воссоздать временные рамки, тем больше это раздражает, поэтому я так не делаю. Когда-то я очень хорошо осознавал время, но в настоящем — все меньше. — А ты можешь думать быстрее? Типа, мгновенно? — Могу ли я думать мгновенно? — Типа, тебе нужны две минуты, чтобы вспомнить последние две минуты? — Необязательно. Я могу это ускорить. — Как это работает? — спрашивает Пейдж, пристально глядя на него. — Типа, как ты запоминаешь каждую деталь, а не… типа, ты запоминаешь, как именно ложится пыль? — Да? — У тебя мозг не болит? — Нет? По-моему, нет. Вполне возможно, что на самом деле болит, но я никогда этого не замечал. Для меня это всегда было нормой. — Ну, но у тебя же не всю жизнь была такая память? Нил спокойно ждет, пока терпение Эндрю иссякнет, но он, кажется, увлечен разговором. Внимателен. Может, ему следовало подоставать Эндрю насчет памяти раньше. С другой стороны, он обычно не пристает к нему с вопросами о всякой ментальной хрени — это по части Би. Что ж, он будет здесь, если понадобится. Он сжимает руку Эндрю в знак поддержки, и Эндрю сжимает в ответ — предложение замечено, но пока отклонено. — Это правда. Но как я узнаю, что мой мозг начал болеть, когда моя память стала фотографической, если до этого она фотографической не была? — Тогда чувствовалась бы разница. — Такая разница, от которой как раз и болит мозг, — вставляет Натали. — Но запомнил бы я ее? — Ты привыкаешь к штукам? — спрашивает Пейдж, очевидно, сдавшаяся насчет прошлого вопроса. — Типа, если что-то плохо пахнет, ты каждую секунду понимаешь, что оно плохо пахнет? — Когда ты привыкаешь к вещам, это потому, что ты о них забыл? — возражает Эндрю. — Или потому, что твой мозг перестает воспринимать их как важные? Пейдж моргает. — Не знаю. Иногда я забываю. — Но ты забываешь только потому, что перестаешь думать о них, так? — Наверное. Почему бы тебе не рассказать бо́льшему количеству людей о своей памяти? Это ж круть. — Зачем им это знать? Пейдж на минуту задумывается, а затем пожимает плечами: — Типа, как фан-факт. Когда будешь… ну, наверное, у тебя не будет собеседований для приема на работу. Не знаю, но когда ты подросток, иметь наготове фан-факт — это важно. — Очень важно, — подчеркивает Натали. — А иначе ты в конечном итоге скажешь что-то тупое, как я однажды ляпнула, что когда-то три недели не делала домашку. Это был мой фан-факт. На математике. Нил фыркает: — Это правда фан-факт. — Нет, вот и нет! Учитель снижал мне баллы за каждую домашку, потому что считал, что я ее списываю, так что это был плохой фан-факт. Ах. — Нет, это был хороший фан-факт и плохой учитель. У вас сейчас есть херовые учителя? — стоп, стоп. — Если вы будете незаслуженно получать плохие оценки, вы ведь скажете нам, правда? Мы сходим туда. — Ты думаешь, мы заслуживаем плохих оценок? — огрызается Натали. — Нет, я говорю, что понятия не имею, какие у вас оценки, — спокойно говорит Нил, и его брови в нейтральном положении, — но мы регулярно делаем с вами домашку, так что у вас хорошие оценки. Но если они плохие и это из-за того, что твой учитель ведет себя как мудло, мы просто пойдем и поговорим с ним. Натали щурится на него, пытаясь понять, есть ли что-то неправильное в том, что он сказал. Есть ли? Нил пересматривает свои слова несколько раз, ничего не находя, пока она не откидывается на спинку стула. — Нет, у нас все норм. У нас… у нас на самом деле все хорошо. Нил улыбается. У его детей все хорошо. — Вы усердно работали, — говорит Эндрю. — Я горжусь. Натали встает и уходит. Эндрю бросает взгляд на Нила — «что я сделал?». Нил пожимает плечами. Он понятия не имеет. Они смотрят на Пейдж. Пейдж пожимает плечами: — Ну, я в любом случае счастлива. О, о чем вы говорили? — спрашивает она Нила. — Когда бегали? Нил пожимает плечами. — Не знаю. — Это неправда. — Да, — признает Нил. — Но я тебе не скажу. Она сама может сказать тебе, если захочет. Пейдж разглядывает его. — Мне кажется, я вкрашилась, — внезапно говорит она. Нила и раньше ошарашивали чем-то, но так сильно — никогда. — О? — Это был тест? — спрашивает Эндрю. — Чтобы проверить, не выдаем ли мы ваши секреты? — Возможно. — А вдруг Нил начал бы тебе рассказывать? — Я бы наорала на него. Вы вообще собираетесь спросить меня о моем краше? — Как их зовут? — спрашивает Эндрю. — Ее зовут Диана, — говорит Пейдж, и, хотя именно она и начала этот разговор, по ее щекам разливается румянец. — Она на класс старше меня, но мы в одном классе естествознания, и она помогает мне за обедом. — Помогает с чем? — С биологией, — говорит Пейдж. — Вот почему в последнее время мне не так сильно нужна была ваша помощь, она реально хороша, а еще она выбрала этот предмет второй раз — у нее расстройство сна, а в том году био была ее первым уроком, и в итоге она пропустила слишком много дней, так что, несмотря даже на то, что у нее пятерка, она все равно должна снова взять этот предмет. Но сейчас она принимает лекарства от проблем со сном и говорит, что с ними все окей, но, когда вырастет, она попытается найти вакансию, на которой ей не надо будет работать по утрам, чтобы больше не приходилось их пить. И еще, можете свозить меня в книжный в ближайшее время? Есть одна серия книг, которая ей очень нравится, и я хочу ее прочитать. — Конечно, — легко соглашается Эндрю. — Может, после тренировки? Звучит так, будто Диана реально крутая. — Она реально крутая. — Будет здорово, если ты захочешь привести ее познакомиться. — Мы не встречаемся. — Ну ты же тусовалась с Сэнди, но вы двое не встречаетесь, — отмечает Нил. — Это другое, — говорят Пейдж с Эндрю одновременно. Нил поднимает руки — он сдается. Это вне его компетенции. — Ты хочешь нам еще что-нибудь рассказать? — спрашивает Эндрю. Пейдж пожимает плечами, выглядя слегка раздраженной, как будто не она все это затеяла. — Тогда у меня вопрос, — Эндрю ждет, пока она обратит на него внимание. — Кто из нас в итоге клоун в этой песне? Пейдж вздыхает, и теперь она выглядит так, словно ей искренне некомфортно, и Нил не может ее винить, потому что именно это начала не она. — Окей. Слушайте. Вы спросили, а я не подумала об этом и не знала, что ответить, и я просто сказала первое, что пришло мне в голову, оки? Я не знаю! Я не знаю. Разберитесь сами, а то у меня никаких мыслей на эту тему. Досадненько. Насколько сильно Натали сейчас переживает из-за того, что Пейдж сидит и болтает с кем-то еще за обедом? Когда она говорила о потере друзей, неужели она говорила о потере сестры? Возможно, и то, и другое. Эндрю даже не знал брата, но мысль о том, что он может потерять его, была настолько тяжелой, что Эндрю заставил Аарона пообещать оставаться рядом с ним. Натали всю жизнь защищала сестру, и теперь, стоило им только оказаться в безопасном месте, Пейдж обедает с кем-то другим, влюбляется в кого-то, проводит время с кем-то еще. Не чтобы причинить Натали боль, Нил понимает, но… тем не менее, Натали все равно больно. Нил подавляет вздох. В следующий раз они не будут брать маленьких детей или подростков. Они усыновят или удочерят сорокалетних взрослых. С подростками слишком сложно. Эндрю произносит что-то, но Нил пропускает это мимо ушей. Пейдж стоит, пожимая плечами. — Не забудь, через час мы уезжаем к Кевину, — кричит Эндрю ей вслед, когда она направляется к лестнице. — Агап, — кричит она в ответ. Эндрю смотрит на Нила. — А рассказывать тебе, о чем мы говорили с Натали, запрещено? — спрашивает Нил по-русски. — Понятия не имею. Запрещено ли? Нил обдумывает это. Они с Эндрю всегда идут в комплекте, но… но не в этом случае. — Наверное, все-таки да, запрещено. Она одинока. — Мне знакомо это чувство, — говорит Эндрю. — Именно это я ей и сказал. Вот почему был этот телефонный звонок. — А, — пожимает плечами Эндрю. — Но мы же не можем завести для нее друзей, так? — Нет, — соглашается Нил. С минуту они сидят молча, размышляя, пока Эндрю это не надоедает. Он лезет под кофейный столик и достает «Много шума из ничего». — Почитаешь мне? Нил целует его в щеку и листает книгу, пока не находит место, где они остановились. Эндрю переворачивается и ложится на живот, кладя голову Нилу на колени, чтобы Нил мог положить руку ему на спину. Нил читает, пока не настает время уходить. Натали и Пейдж молча спускаются по лестнице, по-прежнему пропуская скрипучую лесенку. Однажды, возможно, они на нее наступят. А может, это будет их привычкой еще долго после того, как травма пройдет. Нил запирает за собой дверь и следует за Эндрю к машине. Когда они приезжают к Кевину, в соседнем доме закатывают вечеринку. Им приходится дважды позвонить в дверь, прежде чем Кевин открывает, и мрачное выражение его лица предвещает соседям смертушку. — Не слышал вас, — громко говорит Кевин. Нил не понимает, он говорит с такой громкостью, чтобы только они его слышали, или чтобы соседи услышали эти слова тоже. Когда за ними закрывается дверь, шум чуть стихает, но руки у Кевина подрагивают, и Нил чувствует его желание взять клюшку и сходить туда. — Они говорили, что вечеринка на той неделе была разовой акцией, — объясняет Кевин, ведя их на кухню, где шум, по крайней мере, сведен к минимуму. Тея расхаживает по кухне с таким угрожающим видом, что Нилу почти хочется уйти. — О, хорошо, что вы пришли, — говорит она. — Мне нужно, чтобы вы сгоняли туда и перебили всех в том доме. Я так полагаю, вы пришли вооруженными? — Ага, — говорит Эндрю. — Можем сгонять. У них там есть камеры? Нам нужна кое-какая разведывательная инфа. — Мы присмотрим за вашими детьми, — говорит она, кивая на Натали и Пейдж. — Этого достаточно. — Это ничего не говорит нам о существовании камер. У них есть камера дверного звонка? Сам звонок? У вас есть одноразовая одежда и место, где мы могли бы ее скинуть? Ты вообще об этом подумала? — Не говоря уже о том, что это на самом деле не решит насущную проблему, — добавляет Нил, плюхаясь на стул. — Типа, мы же не хотим, чтобы тайминг был очевиден. В принципе даже полезно, что мы не слышим их голосов — громкая музыка как раз для этого, — так что никто в округе не сможет точно определить время, когда они все умрут, но это значит, что мы не можем выключить музыку. Тея поднимает руки вверх: — Бесполезно. — Это решило бы проблему в долгосрочной перспективе, — предлагает Нил в утешение. — Мы могли бы просто переехать, если уж в долгосрочной перспективе, — бормочет Тея. — Неплохая идея, — неуверенно соглашается Кевин, облокачиваясь на столешницу. — Вопрос в том, куда? — Буквально в любое другое место, — говорит Тея, указывая в направлении, откуда доносится шум. — Можем мы пойти посидеть в гостиной? — спрашивает Пейдж. — Конечно, — соглашается Кевин. — Ничего не ломайте. — У тебя есть и тоддлер, и хрупкие вещи? — Грубо. Нет, нет таких. Идите. — Сам ты грубый, — язвит Пейдж, прежде чем повернуться и выйти из кухни. Кевин дергается, а затем хмурится. — Это странно, что я чуть не показал вашим дочерям факи? — Возможно? Извините, продолжайте свой «а куда нам переехать» разговор, — говорит Нил, жестикулируя. — Я весь внимание. У нас реально тихий район. — Ты хвастаешься или предлагаешь альтернативу? — спрашивает Тея. А потом издает звук, показывающий, что она сдается. — В любом случае мы слишком далеко от родителей. Не хочу, чтобы Джон провел весь экси-сезон с няней — в следующем году он пойдет в школу, что помогает, но… все равно. — Я думал, ты хотела сбежать от родителей? — спрашивает Нил. — Нет, я хочу, чтобы они не имели права решать, брать или не брать нашего тоддлера в Дисней Ворлд. Я хочу, чтобы они принимали участие в уходе за моим ребенком, потому что альтернатива — это постоянная няня. — Не хочешь платить? — спрашивает Эндрю. — Я не хочу, чтобы няня… имела слишком много контроля над моим ребенком. Не знаю, мне просто не нравится эта идея. Нил с Эндрю переглядываются, а затем переводят взгляд на Кевина, который пожимает плечами самым маленьким пожатием в мире. Няня, вообще-то, для них троих была бы лучше всего, что у них произошло в детстве, но… что ж. Что поделать. Какой была бы его — Нила — жизнь, будь у него родители, заботящиеся о нем настолько, что хотели бы, чтобы он все время был с семьей? Не так, как это делали Мэри и Натан, не так, как часто они оставляли его с Лолой, а… с любовью. Хотели бы, чтобы он был в безопасности. У них, наверное, ничего бы не получилось. Родись он в такой семье, ему бы не повезло родиться в одной из немногих, которые могут растить ребенка без няни. Или, может, его семья была бы разочарована в нем, и все равно все закончилось бы плохо. Эндрю сжимает его ладонь. Неужели… Возможно ли, что… Что он не способен даже вообразить мир, в котором у него было хорошее детство? Неужели он настолько разъебанный, что даже когда пытается представить родителей, которые любили его, у него ничего не выходит? Нил снова чувствует это. То странное чувство, что было раньше, что-то похожее на грусть и очень похожее на гнев, но все равно не его дело. Он сжимает руку Эндрю. У него болит в груди. Тея уже на полпути к рассказу о том, как она была маленькой и устроила такую громкую истерику, что соседи вызвали полицию на ее родителей. — И, конечно, они приезжают, а я вся синяя, потому что последние полчаса орала без остановки, — говорит она. Нил смеется — потому что Кевин тоже смеется, так что, вероятно, это подходящий ответ. — Они спрашивают, не ограничивают ли меня в еде, воде, сне, не болею ли я, ну и вся вот эта херь, и моим родителям пришлось объяснять, что нет, я только что поела, и что мне даже дали яблочный сок, который я хотела, я просто была в ярости, потому что они не дали мне смыть полотенце в унитаз, а я хотела, чтобы рыбкам в океане было чем вытереться. Кевин прыскает. Нил смеется. Может быть, это должен быть настоящий смех — наверное, это в самом деле забавно. Нил просто… не чувствует себя хорошо. Не сейчас. — Копы пытались заговорить со мной — пытались спросить, кормили ли меня, убедиться, что я в порядке, — и у меня получилось использовать их авторитет, чтобы заставить родителей отпустить меня в туалет, поэтому я закрыла дверь и услышала, как копы разговаривают за дверью, и мне было все равно, не знаю, я просто понимала, что я в ванной, и мамы с папой нет рядом, чтобы накричать на меня, — Тея делает паузу, стараясь не подавиться от смеха. — Так ты в итоге смыла полотенце? — спрашивает Эндрю. — Я смыла полотенце! — Тея воет, запрокинув голову. — Но вода не стекала, конечно же, она не стекала, это ведь было огромное махровое полотенце, поэтому я продолжала смывать, и через десять секунд унитаз переполнился настолько, что мои родители и полиция заметили это, поэтому они открыли дверь, и родители стреляли в копов самые убийственные взгляды в мире — если бы только взгляды могли убивать, — вынося меня из ванной, пока папа вытаскивал полотенце, я орала о мокрых рыбках, а копы пытались вежливо извиниться, чтобы им не пришлось помогать убирать воду, впитавшуюся в ковер, — представить даже не могу, как этому бедному полу досталось от воды, господи боже… о, Джонни, что такое? Он поднимает айпад и лопочет что-то, что, по мнению Нила, означает «видео остановилось». — Я снова его включу, — обещает Тея, забирая айпад. — Ты видел? Дядя Нил и дядя Эндрю приехали! Джон смотрит на них, подбегает к ним, покачиваясь, и обнимает обоих. Затем он забирает у Теи айпад и снова уходит. Тея выглядит слегка виноватой. — Это ему мои родители купили. Мы нечасто даем ему айпад, — заверяет она их, как будто им не все равно, — всего полчаса в день и дольше, когда у нас гости, что тоже бывает редко. Но айпад полезен, когда у нас в гостях друзья. — Когда дети должны начать разговаривать? — спрашивает Нил. Тея и Кевин пожимают плечами. — Его врач говорит, что с ним все в порядке, — говорит Кевин. — Так что, если он не хочет говорить, мы не будем его заставлять. Возможно, это станет проблемой, когда он начнет ходить в школу, но… посмотрим. Я не собираюсь принуждать его. — Только потому, что люди думают, что он должен говорить, не значит, что он реально должен, — соглашается Тея, немного смягчая тон. Нил вспоминает, что она тоже была Вороном. Она уже много лет без этого ошейника, но… невозможно стать Вороном, не убив себя на корте. И невозможно выпуститься как Ворон, не получив кучу серьезных психологических травм. Нил помнит эти безукоризненные интервью. Всегда правильные слова, всегда правильное выражение лица. Тея вздыхает, и Кевин подхватывает: — В среду мы ходили к родителям Теи на День рождения ее мамы, — пытается он. Тея морщится: — Дядя Майк, как обычно, наклюкался в стельку. Но, Эндрю, моя мама приготовила… В этот раз Нил абстрагируется намеренно. Он должен быть другом получше. Ему следует больше стараться. Это же жена его лучшего друга. Да и сам его лучший друг — Кевин тоже участвует в разговоре. И Эндрю заинтересован. Заметно заинтересован. Нилу стоит начать прилагать усилия. Он начинает пытаться, но уже слишком поздно — Тея произносит индонезийские термины, из которых Нил понимает лишь некоторые. Он никогда не был в Индонезии, но ему уже доводилось пробовать блюда Теи, и он знает, как называется жареный рис, узнает название лапши, которую она иногда готовит, и улавливает кое-что еще. Он сдается. Вот как Тея и Эндрю законнектились — Эндрю выучил достаточно индонезийских слов, так что Тея согласилась научить его, как готовит сама. Кевин научился этому с помощью осмоса. Нил вообще не учился, потому что ему было лень. Ему стоит чуток подучить индонезийский. Лишним не будет. Он снова начинает обращать внимание на происходящее и умудряется понять всего три слова, прежде чем разговор уходит в другое русло. — Как вчера прошел остаток стрима? — спрашивает Кевин. — Нормально, — отвечает Нил. — Элиана дала нам неоднозначные отзывы. — Это хорошо? — неуверенно спрашивает Тея. Нил смотрит на Эндрю. — Не хочешь рассказать им, что произошло сегодня утром? — спрашивает он по-русски. Эндрю машет рукой, мол, «можешь сам». Нил пожимает плечами: — Мне утром позвонила Элиана, — рассказывает он Кевину и Тее. — В полдевятого. Разбудила нас. Я ответил на звонок, и первое, что она мне сказала, это что Венди Уильямс считает, что нас обоих нужно упечь за решетку, и, повторяю, я только открыл глаза и сказал, что Венди Уильямс может отсосать мой… Кевин хохочет. Тея задыхается. — Ну, потом я оборвал себя на полуслове, потому что знаю, что так нельзя. Но Эндрю лежит на мне — его голова у меня на груди, и не забывайте, я держу телефон у уха, — и он говорит громко и отчетливо, прямо в микрофон… Кевин безудержно хихикает. — «Нет, не может, такое можно только мне». Кевина разрывает, он сползает вниз и садится на пол. — А Элиана, которой я собираюсь подарить самый большой в мире рождественский подарок, спрашивает: «он знает, что я его слышу?». И я передаю ему это сообщение, а он такой: «и я ее слышу. Никто из нас не в восторге от этой ситуации, но одна из нас сама ее создала, так что не мне делать происходящее приятным». Короче, мы пообещали постараться свести к минимуму количество времени, которое тратим на разговоры о насилии и взломы с проникновением, а затем опубликовать заявление о том, как здорово, что теперь мы можем быть искренними с нашей аудиторией. — Я знаю, вам запрещено говорить о насилии, но вы же все равно можете его совершать? — спрашивает Тея, и шум из соседнего дома усиливается. — Только не без надлежащей подготовки. — Насилие — это легко, — язвит Эндрю. — Трудно — это выйти сухими из воды. — Может, нам просто поехать поесть куда-нибудь, — предлагает Кевин. Тея выглядит разбитой — готовить Джона к выходу, искать место для семерых человек в пятницу вечером, — но из соседнего дома доносятся громкие возгласы, и она соглашается. Они ужинают позже, чем ожидали, но все нормально, и даже в ресторане в пятницу вечером кажется тише, чем дома, из которого они только что вышли. Кевин половину ужина расспрашивает Натали и Пейдж об истории, пока Тея и Эндрю обсуждают блюда. Нил с Джоном рисуют на его айпаде. Нил рисует дом; Джон стирает его. Нил рисует человека; Джон выводит всякие каракули поверх. У Джона лицо Теи, глаза Кевина, смех Кевина, односторонняя улыбка Теи. Так странно. Странно, что у Джона так много от них, но не будет их жизни. Кажется неизбежным, что он станет Вороном. Что он будет настолько травмирован, что долгие годы его друзья не будут знать, как звучит его смех. И все же. Нил рисует солнце, и Джон узнает его и рисует под ним радугу. Эндрю подпихивает Нила ногой под столом. Нил подталкивает его в ответ. Нил поднимает взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пейдж бросает в Кевина кусочком лука, который он подбирает и съедает. Джон стирает картинку целиком. Нил перехватывает предовольный взгляд Эндрю. Стать лучше. В голове Нила крутится мысль, которую он никак не может уловить, о том, чтобы быть лучше. Не стоит бояться, пока они продолжают становиться лучше. Нил отбрасывает эту мысль в пользу того, чтобы съесть свой жареный рис. Он может подумать об этом позже. Не сейчас. Прямо сейчас ему нужно перерисовать целую семью человечков-из-палочек для Джона.