The tiny rabbit

      Всё одновременно стало и ясным, и таким простым. Знакомство с Сяо Чжанем, острая нужда переспать с ним, забытая неделя, свидания во снах и феромон, хвойно-смолистый, не желающий ни при каких условиях выветриваться из памяти. Объяснялось всё лишь одним ответом – он был гаммой. Поэтому между ними возникла связь, по такой дурацкой причине Ван Ибо и залетел.       Не было никаких сомнений, что надо было делать. Ни сомнений, ни предубеждений. Сяо Чжаню о принятом решении он сообщать не планировал. Не было нужды. Однако возникла загвоздка. Очередное, масштабное препятствие.       Ему не позволили освободиться от бремени сразу. Доктор Цао сделал вид, что даже этого не услышал, а когда Ван Ибо повторил свою просьбу, настоятельно попросил подумать.       В запертой ванной комнате омерзительно воняло рвотой, алкоголем и его немытым телом. Наверно, истекли уже сутки после этого последнего разговора с доктором Цао, может, и больше. Однако Ван Ибо вдруг стало абсолютно всё равно. Телефон он отключил ещё тогда, когда почти выбежал из злосчастного кабинета с результатами анализа крови и мочи, выявленным гормоном беременности, концентрация которого просто зашкаливала и кричала о том, что он бы замечать не хотел. Он был выпотрошен этим известием. Разочарован. Уничтожен. Ван Ибо запрокидывал голову, вливая в горло байцзю, в ожидании, когда его снова вывернуло бы наизнанку.       «Какой ты предусмотрительный, что купил столько бутылок. Это учёл, а то, что можешь залететь от какого-то незнакомого альфы – нет».       Под веками жгло, и Ван Ибо сердито утирал лицо, брезгливо кривя губы, потому что собственные руки внушали ему неприязнь. Изнутри его организм определённо сопротивлялся, выталкивал отраву, стекающую в и так настрадавшийся желудок, и Ван Ибо перевесился через ободок унитаза, высвобождая всё то, что проглотил.       К сожалению, это мало походило на очищение. Или просветление.       – О чём я должен подумать, Цао-ишэн? – спросил он тогда тихо. – О чём вы прикажете мне думать?       Его врач сложил руки на столе, не опуская взгляда, не показывая даже единым мускулом, что подобные мучения своего пациента его занимали. Ван Ибо никак не мог взять в толк, отчего Цао Ши изображал из себя непонимающего, почему притворялся, будто его уговаривали совершить всемирный геноцид. Для Ван Ибо всё было как никогда очевидно.       – Я вижу, что результаты обследования тебе пришлись не по душе…       – Это слабо сказано, ишэн.       – Но! Так сразу заявлять, что ты намерен прервать беременность? Может, в тебе говорит отчаяние, гнев, обида, только при таком важном поступке стоит поразмышлять подольше, верно? Как минимум обсудить всё с психологом, ведь встреча с ним тебя однозначно ждёт, ещё неплохо переговорить с партнёром или близкими.       – Не собираюсь я это с кем-то обсуждать, я не маленький, – взвыл Ван Ибо, в настоящее время находившийся в квартире, ударяющийся затылком о плитку.       Он со всей силы налёг кулаком себе на живот, подсобрал пальцами кожу, оттянул, хлестанул и яростно процедил:       – Надеюсь, что мне скоро разрешат от тебя избавиться. Ты не нужен. Никому не нужен, слышишь?!       А потом схватил недопитую бутылку и сжал горлышко зубами, высасывая со дна алкоголь.       К следующему приёму ничего не изменилось. Психолог не заставил его расплакаться и пожалеть, а доктор Цао упёрто отказывался давать ему разрешение. Ван Ибо мысленно пообещал, что к дальнейшим встречам с врачами приводить в порядок себя не будет. Пусть лично бы лицезрели, на что его обрекали!       – Ибо, – от такого обращения его передёрнуло, хотя Цао Ши мог частенько так обращаться к нему, ведь был его врачом всю жизнь. – Для подписания бумаг на аборт должна быть причина более уважительная и скорее симптоматичная, чем твоё простое желание.       – То есть, – он притулился к спинке и старался произносить свою обличающую речь обычным голосом, но тот постоянно становился высоким и эмоциональным, – я обязан пройти всё: от беременности, возможно, осложнённой из-за моего вторичного пола, до родов и воспитания нежеланного ребёнка… из-за выгоды для здравоохранения? Человечества? Вселенной? Вы одобряете, что я могу ненавидеть этого… ребёнка, бить, унижать, отталкивать и угнетать, и это нормально? Правильно?       – Я искренне уверен, что ты не станешь плохим отцом…       – Уверены? Цао-юшэн, мы знакомы с вами много лет, можно сказать, что вы видели моё становление взрослым, с этим не поспоришь. Только откуда вы можете знать, что у меня на уме?       – Ян Ган хороший специалист, он провёл с тобой несколько бесед и не отыскал критичных отклонений в твоём психическом здоровье.       – В порядке с психикой, говорите, – он загоготал. – Действительно. В порядке. Я ведь готов, да? Нет же у меня ближайших соревнований и работы никакой тоже. И та не завязана на спорте, вовсе нет, и вы, Цао-ишэн совсем не прописали мне сократить усердную физическую активность. Скажите, вы смеётесь?! Или издеваетесь?       – Ван Ибо, ты зрелый молодой человек и должен понимать. Чтобы общество существовало, а правила в нём работали, всегда будут те, кто что-то когда-то должен, без какого-либо выбора. Перед тобой сидит врач, который спасает людей, поэтому я до последнего буду считать, что говорю тебе свою позицию не с целью поиздеваться.       – И какая ваша позиция? Заставлять меня мучиться? Бросить всю жизнь на рождение и воспитание какого-то ребёнка?       – Понимаю, что всё происходящее шокирует, и да, ты напуган. Однако ты гамма. Можешь быть репродуктивным как омега, так и как альфа, поэтому ты ценен для нашего дальнейшего развития, потому что ты и только ты можешь восстановить численность гамм или омег.       – Цао-ишэн, не перекладывайте на меня ответственность, я ведь не единственная гамма в вашем окружении. И почему я обязан исправлять чьи-то ошибки?       Доктору понадобилось всего мгновение, чтобы подтвердить сказанное жестом.       – Да вы врёте!       – В Шанхае ты единственный такой. Из других городов ко мне приезжала ещё пара пациентов с похожим вторичным полом, но…       – О, ну теперь я спаситель мира. Верно? Какая чушь! – его даже подбросило на стуле от бешенства, и он вцепился в колени, заставляя себя усидеть на месте. – Если я даже соглашусь отказаться от аборта, что это даст? Общественности, популяции, человечеству? Как могуча эта песчинка? Всего лишь капля в море?       – Всё начинается с малого, Ибо. Всё начинается с малого.       Только всё начиналось с большого. Огромного бедствия, вывалившегося из ниоткуда, пронзившего облака и пригвоздившего его к земле. Он был птицей без крыльев. Ему некуда было лететь. Он не мог дышать. Задыхался в городе из стекла, кирпича и железа, словно в клетке. И прожитые дни лишь приближали Ван Ибо к тому, что по всем законам он всё равно станет отцом. Бездействие доктора Цао было похоже на запертую тюрьму, от которой потеряли ключ.       Это угрожало всему, чего Ван Ибо добился. Ошеломляло. Пугало. Он не подозревал, что случайный секс с альфой мог бы так закончиться. И что ему уготовано разгребать неприятные последствия этого.       Проведённая гастроскопия подтвердила наличие острой формы воспаления, и ему были выписаны привычные антациды, какие-то лекарства для снижения соляной кислоты в полости желудка и антибиотики. Щадящие, для беременных. Также были выданы рекомендации по хорошему сну, коррекции диеты и уменьшению стресса. Ван Ибо упорно это всё проигнорировал.       Если ему официально не позволяли провести аборт, он сам его совершит, без какой-либо сторонней помощи. Он горел решимостью.       Ребята из «Сюаньжань» не выразили удовольствия, когда он завалил рутину с самого начала и был бледным и вспотевшим, будто пробежал до этого целый марафон. Виви усадила его на пол.       – Ты не стесняйся, бро, признаться, что тебе нужна помощь, – начал первым У Лань, разминая плечи и шею. – Ты только скажи, мы же команда.       – Тебе точно плохо и не ври, – добавила Виви.       – У меня возникла… проблема со здоровьем, – соврал Ван Ибо, дрожа. – Боюсь, я не смогу участвовать в соревнованиях.       – Да что это такое, соревнование, а? – развёл руками Ли Сюй. – Будет сложновато найти тебе замену быстро, но твоё-то здоровье важнее.       Остальные закивали. А вот тренеру Чэню пришлось покаяться самым честным образом.       – И ты не собираешься её прерывать? – он не казался потрясённым, будто ему каждый день парни признавались в беременности, мужчина лишь сурово поглядел из-под бровей, сканируя Ван Ибо и ожидая ответа.       Ван Ибо заломил ладони, до хруста выгибая пальцы.       – Мне не позволяют это сделать.       – Так убеди их.       – Думаете, я не пытался?       – Так сделай его неофициально. Тебе помочь с этим?       Он угрюмо посмотрел на своего тренера, не веря, что тот говорил об этом серьёзно. Ван Ибо оставлял этот вариант на самый худой конец, ведь ему, как спортсмену, было дорого собственное здоровье, чтобы обращаться к кому ни попадя.       «Беременность твоему телу не меньше навредит, если что».       – Ван Ибо, на кону честь нашей страны, это же международные соревнования! Тем более первые по уличным танцам, после того как их включили в программу спортивных дисциплин. Если наша команда пройдёт до этапа индивидуальных баттлов, а я рассчитываю, что ты победишь и там, то тебя же с руками оторвут. Разве не об этом ты всегда мечтал? Какой ребёнок?       «И то верно, какой ребёнок…»       – Я всё задавалась вопросом, почему твой запах изменился, – пробормотала Цю Чжи, поддавая ему салфетки.       Она сочувственно улыбнулась, подхватив его и проводив до лавочки, её кудряшки забавно подпрыгивали при движении.       – Мы можем ещё покататься, – прохрипел Ван Ибо минут через пятнадцать, когда тошнота отошла на второй план, и он выхлестал банку пива.       Напарница покатала ногой скейтборд и уставилась на спокойную реку, что виднелась за решётчатым заборчиком, отгораживающим парковую зону от воды.       – Знаешь, это твоё личное дело и всё такое, но я не горю желанием впутываться в такое. Давай, возобновим наши покатушки, когда ты разрешишь все сложности.       В других сферах его жизни тоже было полно недовольства этой отчуждённостью. Не сказать, что он откровенно делился со всеми, ведь даже Бай Мина, маму и па он бессовестно обманул. И продолжил лгать всем остальным, вещая, что у него обострились хронические болезни, и ему необходимо немножко подлечиться. И это было не так уж далеко от истины.       Несмолкаемые разговоры. Разговоры. Пустые предложения помощи. Отказы. Ещё разговоры. Ван Ибо потерялся во всём этом. Растворился. Остался один-одинёшенек посреди всего развернувшегося кошмара и был ни одному человеку не нужен в таком положении.       Ван Ибо застыл над раковиной в больничной уборной, дожидаясь времени приёма и дежурной порции нравоучений, и слёзы лились из глаз сами. Без его прихоти. Вопреки всему.       – Ты вдруг посчитал себя омегой, чтобы плакать? – презрительно спросил он у своего отражения, сжимая керамический ободок раковины.       И его окончательно прорвало от эмоций, от злости, от одиночества: он согнулся и завыл в ладонь, чтобы хоть чуть-чуть приглушить звук.       Ведь он, и правда, был сейчас полноценной омегой.       Ван Ибо через ткань водолазки стиснул пальцами живот, не ощущая в нём никакой жизни, скрутил и закашлялся. Накатила тошнота, и он кулаком зажал рот, вгрызаясь зубами в костяшки.       Спустя два часа диалогов с психологом он вернулся к доктору Цао, уселся на краешке кресла, будто готовясь в любой момент сбежать, и чесал укусы на тыльной стороне рук. Это не ускользнуло от цепкого врачебного взгляда.       – Ван Ибо, – потёр лоб мужчина, разворачиваясь к нему лицом. – Почему ты такой упёртый? Ты хочешь переиграть систему, или у тебя схема такая меня в неудобное положение загнать?       – Про положение это вы здорово переиначили.       – Так что ты на самом деле хочешь?       – Я хочу спокойствия. Все эти бесполезные хождения не приносят пользы… – и он прикусил язык, потому что, вот это новость, он действительно думал о каком-то там несуществующем ребёнке, и что тому не на пользу больничный воздух?       «Ван Ибо, приди уже в себя! Ты рассчитываешь на аборт!»       – Для официального прерывания беременности нужно согласие альфы, – как бы невзначай подкинул ему ещё одну головную боль доктор Цао.       – Вы только что это придумали, да? – он расхохотался до колик, а потом обнял себя и завалился на спинку кресла, откидываясь затылком назад. – Какой вы шутник.       – Какие здесь шутки, – устало выдохнул мужчина.       – Окей, я альфа, могу решить и за себя, и за того омегу, что сидит перед вами.       – Ты прекрасно меня понял, что я имел в виду партнёра. Ваше желание может оказаться поспешным, тем более из-за выброса непривычных твоему организму гормонов ты можешь не отдавать себе отчёта в совершении глупостей.       – Да к гуям эти гормоны! И партнёров всяких тоже! Что за бред, я больной или неразумный? Не могу определить сам, когда мне заводить ребёнка, а когда нет?       – Потому что зачать ребёнка ты не мог один. Поэтому с юридической точки зрения ты не имеешь права принимать такие решения сам.       – Вы сошли с ума.       Ван Ибо только представил, как он сообщил бы о беременности альфе, и ему уже стало плохо. Начиная от возможных поисков и вплоть до самой беседы. Неужели он попросту мог завалиться к Сяо Чжаню в его тёмную комнатушку тату-салона и произнести хоть что-нибудь? «Привет, гэгэ, знаешь, не один ты сделал ошибку, приняв меня за альфу, я тоже был одурачен. И так получилось, что внутри меня осталась частичка тебя, не поможешь мне от неё избавиться?» Ван Ибо похолодел. Во рту пересохло, и по загривку пробежались мураши.       «Нет, я ни за что не буду искать его и шокировать. Разберусь без помощи», – он поковырял ранки на костяшках, прикидывая свои дальнейшие действия.       Они с Цао Ши помолчали некоторое время, переводя дух. Их спор будто бы и не имел конца.       – Скажите честно, Цао-ишэн, – всё-таки начал говорить Ван Ибо, – вы выжидаете, когда аборт по моему желанию будет невозможен?       – Он при любом раскладе невозможен, Ибо. Вот, видишь, – доктор подал ему папку, но Ван Ибо даже не шевельнулся, чтобы её взять и посмотреть, – это распоряжение главврача. Стоит мне подписать тебе разрешение, и меня попросту уволят.       – А если мне не сделают аборт, то меня тоже уволят, – прошипел Ван Ибо, сдёрнул подпёкшую кровяную корку и выпрямился. – Выгонят из ритма жизни куда-то за её окраины, потому что кому нужен такой спортсмен? Сколько недель вы поставили? Уже восемь? Два месяца из девяти? А вот это как называется? – Он потянул себя за живот, где тот ощутимо стал выпуклым. – Или вам продемонстрировать мои разжиревшие бёдра? Может вам поведать об одышке, когда поднимаюсь на третий этаж?       – В этом нет ничего страшного, ведь на работе тебе обязаны дать отпуск во время родов и восстановления.       – О-о-о, спасибо большое, я так счастлив! Только что меня ждёт потом? Вернулись ли я в форму? Да и кто захочет возвращать меня в команду, когда я их так подвёл?!       – Но при этом ты уже сам сомневаешься, Ибо. Разве вынашивать ребёнка и выхаживать его вдруг стало каким-то позорным клеймом?       – Начнёшь тут не сомневаться, когда тебе третью неделю подряд выносят мозги о том, как это неправильно не рожать! До завтра, Цао-ишэн!       Слова о позорном клейме словно выжгли на подкорке, мигали разными цветами под закрытыми веками, стучали набатом по темечку, когда он поднимался на ноги. Он подхватил рюкзак и закинул его на плечо. Вертикальное положение тела будто столкнуло все органы вниз, замесило из этой непонятной консистенции тесто, поэтому голова пошла кругом. Ван Ибо, пошатываясь, выбрался в коридор и побрёл снова в туалет. Он плыл и не воспринимал своё нахождение в больнице, искал слабые места в своей обороне, и где же он начал сомневаться.       «Ни за что не пойду у вас на поводу, Цао-ишэн, не-а, даже не старайтесь».       Он был так погружён в свои мрачные мысли, что когда услышал в вестибюле громкий взрыв хохота, то посмотрел в ту сторону, желая сравнять этого человека с полом.       «Радуешься, когда людям вокруг тебя жить свою жизнь не дают?»       И ладони, ведущие его, цепляющиеся за твёрдую стену, поддерживающие и уравновешивающие, ослабели. Колени затряслись, а ступни отказывались стоять. И Ван Ибо поспешно отвернулся. Но вся увиденная картинка отпечаталась на сетчатке глаза. Это навсегда зафиксировалось в его память мазком, стирающим всё остальное.       «Я был прав, когда заверял и себя, и Цао-ишэна, что этому альфе я никогда и не был важен».       Намереваясь причинить себе ещё больше боли, он скосил взгляд, чтобы их видеть. Их – хорошенькую женщину, любовно поглаживающую свой огромный живот, и рядом находящегося Сяо Чжаня. Они прямо на глазах Ван Ибо приобнялись, и незнакомка потрепала альфу по макушке, словно маленького.       Сяо Чжань всё был тем же: в очках и какой-то студенческой одёжке, состоящей из дырявых джинсов и толстовки, из-за этого казался совсем молодым, будто был ещё подростком. Именно альфа издавал эти раздражающие звуки, отдалённо напоминающие смех.       В голове у Ван Ибо взорвалась галактика. Звёзды и планеты разрывало на тысячи осколков, вонзающихся в кожу, рвущих её, впиваясь во внутренности. Этот взрыв оглушил, притупил зрение, он шагнул дальше в черноту.       Он успел разглядеть, как женщина с трепетным выражением лица держалась за локоть альфы. Как тот исходил чуть ли не сердечками рядом с ней. Ван Ибо о таком не смел даже никогда мечтать, и ему стало от этого гадко. Зачем он вообще думал о Сяо Чжане? Почему тот поселился в его мыслях и постоянно напоминал о себе? Может, он увидел мираж? Отражение собственных желаний?       «Никому ты не нужен. Ни ты, ни твоя беременность».       «И посмотри-ка, какая прелесть, ведь её будущему младенцу гораздо больше месяцев! Этот гуев альфа трахался с тобой, когда эта бедняжка уже носила его ребёнка!»       Его затошнило. Выворотило от спазма в желудке. Ван Ибо прикрылся рукой, икнул и смелее облокотился на стену, чтобы идти.       – Господин Ван! – раздался позади громкий окрик, и на долю секунды Ван Ибо застыл как испуганный заяц перед охотником, однако зовущим человеком оказалась медсестра с регистратуры. – Ой, как хорошо, что вы ещё не ушли. Цао-ишэн выписал вам несколько рецептов и попросил распечатать ваши анализы. Подождите, пожалуйста, я подойду к вам и расскажу, где вы можете получить ваши лекарства.       Она в два шага догнала его, и Ван Ибо всё равно пришлось развернуться, чтобы теперь видеть двух воркующих голубков без каких-либо помех. Он вполуха слушал медсестру, а сам сравнивал себя с этой парочкой, и какие бы доводы ни приводил, так или иначе проигрывал этой прелестной дамочке рядом с Сяо Чжанем. Уже потому, что она не являлась альфой, или хотя бы не была уверена настолько, чтобы доказывать это всем вокруг. Обычная, ничем не примечательная пара, между которыми царили взаимопонимание и любовь.       Ван Ибо закусил губу.       Мгновение – и ему показалось, что Сяо Чжань поднял на него взгляд, взмахнул ресницами и уставился, не моргая, и в душе поднялась такая волна злости, что Ван Ибо не отвернулся, отослал обратно разъярённый взгляд. Подмывало выпалить что-нибудь эдакое, наподобие «чего смотришь, беременных гамм не видел?», только он благоразумно себя удерживал.       «Куда уж мне!»       У Сяо Чжаня была под боком беременная красотка-жена, чего ему выделять из толпы парня в маске, прожигающем в нём дыру?       Ван Ибо торопливо забрал бумаги у медсестры, потому что мочевой пузырь уже был готов лопнуть, и он требовал от себя не оборачиваться, с целью больше не видеть слишком счастливого Сяо Чжаня. Это причиняло неожиданную нестерпимую боль.       – А писал мне о том, что вознамерился любить меня, – бранился он себе под нос. – Свои грязные идеи вывалил на меня, сексом заманивал, и что же ты промолчал, что обрюхатил кого-то ещё? Иди к гуям, Сяо Чжань! Ты и твой ребёнок!       И сердце его упало, разбилось, и он со всей ненавистью наступил на него, раздавливая, втапливая в больничный пол.