Октябрь с минсангами

В мире снега и льда было удивительно светло. Кое-где даже чрезмерно, только взошедшее солнце било по глазам, заставляя их слезиться, а капельки воды на ресницах тут же превращались в лед. Минги запахнулся плотнее в подбитый мехом плащ — холод он ненавидел от всей души и только и ждал, как наконец вернется назад, в родное королевство, где даже зимой снег выпадал раз в десятилетие. Но прежде следовало выполнить то, зачем он сюда пришел — добыть Ледяную Розу, драгоценный, обладающий магической силой цветок. Если бы не мерзнущие уши, Минги бы даже восхитился тому как вокруг красиво — деревья, покрытые изморозью, серебрились в солнечных лучах, будто вокруг раскинулся замок волшебницы из старинных легенд и вот-вот выскочат из-за побелевших стволов крошечные феи. Но на деле даже до ближайших строений было еще далеко — их разрушенные стены только проглядывали где-то впереди и, по колено проваливаясь в снег, Минги сдержанно ругался сквозь зубы. В голос все-таки воспитание не позволяло, да ну и правда, вдруг кто выскочит и услышит как наследный принц выражается будто пьяный в стельку конюх. Нехорошо. Но пока что вокруг стояла ледяная тишина.  Замерзшие деревья застыли неподвижно, даже ветер не шумел в их кронах. И Минги казалось, что он ломится вперед с оглушительным шумом, невежливо нарушая окружающий покой. Впрочем, на самом деле тревожить было некого — ничего живого в этом морозном царстве давно не осталось. Толстые кожаные перчатки на меху начали потихоньку белеть. Минги поспешно похлопал ими друг о друга, затем стряхнул с плаща налипший тяжелыми комьями снег и внутренне поежился — здесь, в некогда величественном дворцовом парке, проклятие ощущалось едва-едва, но Минги все равно мерз и норовил превратиться в снежную скульптуру. Что же будет, когда он войдет в сам замок... Поневоле вспомнилось, как убивалась его матушка, едва заслышав какое задание приготовил наследному принцу верховный чародей. Но ведь оно и должно было быть сложным — это же испытание, а не просто прогулка. И вообще, хорошо, что не надо нырять в бушующий штормом океан или сражаться с восемью драконами... Всего лишь добраться до Проклятой долины, войти в замок, найти цветок... Ну, и вернуться обратно живым. Минги надвинул шляпу пониже и упрямо зашагал вперед. Он не явился в эти проклятые земли совсем уж безоружным. На его шее висел заговоренный талисман, по запястью вилось выписанное старинным начертанием заклинание-оберег. По всем расчетам с такой защитой принцу ничего не должно было угрожать, да и проклятию минул не один десяток лет, оно уже и силу могло потерять. И все же он оглядывался по сторонам настороженно, мало ли что. И потому наверное сразу заметил фигуру, грузно осевшую у подножия полуразрушенных ворот. Вероятно, кто-то из тех, кто пытался заполучить Ледяную Розу, но не справился с проклятием, решил Минги, разглядывая посеченное ветром и покрывшееся инеем лицо. В руках несчастного, подтверждая догадку, виднелись остатки раскрошившегося цветка... Роза была хрупкой, даже несмотря на всю свою волшебность. У принца на боку висел особый мешочек, куда ее следовало поместить, а в заплечном мешке ожидала своего часа коробочка сандалового дерева, потому как он прилежно готовился к путешествию и заранее запасся необходимым. Пожелав душе несчастного предшественника покоя, Минги прошел дальше, надеясь, что это не было дурным предзнаменованием. За воротами стало холоднее. Воздух впивался в лёгкие, обжигал, мешая вдохнуть, а снег казался вязким и жадным. Перчатки приходилось отряхивать все чаще, а от серебристого блеска, наполняющего пространство, болели глаза. Ноги слушались плохо и до массивных тревожно распахнутых дверей замка Минги дошел на силе чистого упрямства, ухватившись за тяжёлую створку, чтобы перевести дыхание, стоило только взобраться на высокое каменное крыльцо.  Амулет на шее запульсировал тяжело и мощно, сразу почувствовав как велика стала сила проклятия. Того и гляди собьет с ног, уложит в сугроб, ищи потом того принца... Пробормотав короткое заклинание, которому по случаю научил его изучающий магию друг, Минги взбодрился — тепло заскользило к кончикам пальцев, бросилось в ноги. Да, теперь сил оставалось меньше, но и цель уже виднелась вдали, так что можно было и рискнуть. Воспрянув духом, Минги выпрямил спину, отряхнул плащ и вошел под недвижно висящие флаги в некогда величественный главный тронный зал. Места короля и королевы пустовали. Легенда гласила, что они так и не успели спуститься из башни, когда на их земли обрушилось проклятие. Была ночь, замок спал, и только один человек оставался в зале, принимая позднюю аудиенцию… С трудом переведя дыхание, Минги приблизился к третьему трону. По стенам зала к нему вились казавшиеся бесконечными колючие стебли, блестящие изморозью как и все вокруг. Они были голыми, лишь редкие листья украшали их, напоминая об их растительной природе, и только ближе к сердцевине, где стебли плотно обвили фигуру на троне, виднелись цветы — те самые, наполненные магической силой, ради которой охотники за редкостями готовы были расстаться с жизнью. Ледяные Розы, чьи нежные лепестки чернели под инеем. Амулет на шее Минги дернулся и затрепетал. Находиться здесь долго было опасно, стоило поскорее сорвать какой-нибудь из цветков и убираться прочь, пока еще были силы. Но Минги медлил. Его взгляд из-под смерзшихся ресниц скользил по невыразимо красивой и печальной картине, которую он был готов — и не готов — увидеть: на троне, оплетенный ледяными розами, застыл ледяной принц. Не знай Минги легенду, решил бы, что перед ним статуя — искусно исполненная, припорошенная снежной пылью. Шедевр, вышедший из-под резца самого талантливого в мире мастера. Но Минги знал, и с трепетом разглядывал краснеющие под корочками льда капли крови в тех местах, где длинные шипы впивались в когда-то нежную кожу. Ледяной принц дорого заплатил за неразделенные чувства — взбешенный его отказом волшебник проклял разом все королевство, а сам обратился розовым кустом, чтобы никому больше не досталось ледяное сердце принца. Самые крупные, самые яркие цветы — на стеблях, оплетающих его грудь. Минги не решился их рвать. Как, впрочем, не решался и никто до него — цветов было достаточно, и рядом кое-где даже виднелись обломанные черенки — два или три. Стоило поступить так же, взять любой — и отправляться восвояси, пока еще мог. Белели перчатки, сапоги и плащ, белел мешочек, приготовленный для розы. Изморозь уже вилась по щекам, норовя сковать лицо и сжать горло, и сил на согревающее заклинание у Минги уже не оставалось, да и магом как таковым он не был. Амулет забился тяжелой тревогой, напоминая, что медлить больше нельзя. Над головой ледяного принца роз было сразу три. Минги решил, что возьмет одну из них, и тут же потянулся вперед, но рука замерла на полпути, вместо того смахнув иней с красиво очерченного лица. Хотелось рассмотреть его лучше. Представить, каким оно было, чтобы породить такой силы проклятие... Не время, не время для праздного интереса, тут же забился на шее амулет, но Минги прижал его сверху едва подчиняющейся ладонью — он успеет. Вот только шип этот впивающийся в висок ледяного принца уберет… Стебли ломались неохотно, норовя пробить шипами толстые перчатки, но Минги вовремя отдергивал руки, чуял — одним проклятием дело бы не обошлось, на острых кончиках вполне мог быть яд. Проверять это опытным путем точно не стоило, так что он был предельно аккуратен, осторожно орудуя почти ничего не чувствующими пальцами. Амулет вздрагивал как будто в агонии, и его можно было понять — Минги уже не был уверен, что когда закончит, будет в силах передвигаться. Но раз уж так вышло, что он сюда добрался, сделает хоть что-то. Возможно, со временем проклятия действительно теряют силу... Или это просто предсмертная горячка началась — когда Минги дотянулся до нижних стеблей, ему уже стало тепло. Работалось быстрее и легче, а освобожденный из колючего кокона принц выглядел красивым и почти живым, и это казалось правильным, настолько, что в общем себя было уже и не жаль почти. Отбросив в сторону последний стебель, Минги тяжело вздохнул и с трудом поднялся с колен. В голове, тяжелой и горячей, мысли не складывались. Печальный принц ледяной статуей замер на троне, обреченный на вечное ледяное одиночество. Несправедливо. Минги снова вздохнул, и пошатнувшись, оперся о трон, наклонился к ледяным губам чтобы легко прикоснуться своими — и устало упал, устраивая голову на ледяных коленях. Амулет дернулся на шее последний раз — и застыл. Тепло, долгожданное, мягкое тепло окутывало Минги. Что-то тяжелое давило на плечи и не сразу он вспомнил, что это должно быть подбитый мехом плащ, который больше уже и не был нужен. Застежка под горлом щелкнула, дышать стало легче. Неуловимо пахло травами и сладкими цветами, и Минги никогда бы не подумал, что посмертие может быть таким приятным. Кто-то гладил его по волосам, и он даже задумался уж не ангел ли это, и от любопытства тут же распахнул глаза. Это что же это, он так и лежал на коленях?.. Минги встрепенулся, поднял голову и рука в его волосах замерла. У ледяного принца оказались совсем не ледяные карие глаза. И улыбка, смущенная, нерешительная, но теплая, как летний вечер. И румянец на щеках. Флаги над троном трепал ласковый ветер, сквозь настежь распахнутые двери тронного зала доносились гомон и смех. У подножия трона в лужах талой воды лежали засохшие черные розы.