The First

       Тело на руках Мэса весило не более тридцати фунтов. Блондин старался не думать об этом слишком много, пока он, двое охранников и пара медработников пробирались через заставленные камерами коридоры Пандоры. Их целью было отправиться в медицинское крыло тюрьмы, чтобы оценить состояние Первого и удостовериться, что бессмертный заключённый не попытается напасть на них (хотя Мэс крайне в этом сомневался. Все мышцы Первого давно атрофировались), после они отвезут его в больницу Лимонного дерева, чтобы попытаться реабилитировать и по возможности интегрировать в общество.        Если же этого не случится... Мэс уже начал разрабатывать план ремонта в главной камере, чтобы улучшить условия существования там. Это меньшее, что он мог сделать, если Первому суждено будет оказаться вновь запертым на всю его долгую бессмертную жизнь.        Узник Ящика Пандоры, казалось, был в сознании, когда его вытащили из пыльной дыры в полу камеры. Теперь вся энергия покинула Первого, оставив его безвольно лежать в руках смотрителя.        Мэс не думал, что ему когда-либо придётся прикоснуться к человеческому скелету, но держать истощённое тело было наиболее близким по ощущениям действием. Не будь он осторожен, тонкую кожу Первого можно было бы проткнуть пальцем или ненароком сломать ребро. Он казался таким... хрупким. Как будто любое неверное движение разбило бы его на миллион кусочков, на пазл, который будет почти невозможно собрать.        Смотрителю было интересно, осталась ли кровь в жилах Первого, или она вся превратилась в пыль. У дряхлого человека едва прощупывался пульс.        Насмешки и крики других заключённых преследовали группу по пути в стационар, эхом отражаясь от стен. Мрачная улыбка скользнула по лицу Мэса, когда один из наиболее буйных зэков ударился о прутья своей камеры.        Если бы они только знали, кого несли мимо них. Блондин был уверен, что остальные были бы более сдержанными, знай они правду.        Один или двое человек замолкли, наблюдая за происходящим острыми, пытливыми взглядами, и у Мэса возникло лёгкое ощущение, будто они могли иметь представление о том, кто именно находится в помещении. Он отбросил эту мысль со слабым вздохом – неважно. Даже если бы они распустили слухи о своих догадках, никто из них не выйдет на свободу достаточно скоро. Сотрудники тюрьмы знали, что лучше не делиться тюремными сплетнями.        Он надеялся.        Наконец Мэс провёл группу в заранее подготовленный зал медицинского крыла. В Ящике Пандоры был обширный лазарет, так как многие из заключённых вынуждены были жить в его залах, и помещения были достаточно большими, чтобы подготовиться к тому, что пациенты могли сделать друг с другом или даже с собой. На данный момент в стационаре находились двенадцать человек, участвовавших в потасовке, чудом не закончившейся убийством. Смотритель тюрьмы лично разнимал драку. У каждого из участников и без того ограниченная свобода была серьёзно урезана в тщетной попытке предотвратить подобное в будущем.        Эти меры никогда на самом деле не работали. Мэс держал худших представителей их общества за стенами Пандоры, и очень немногие, кто сюда попадал, выходили на волю.        По указанию Грега, врача из клиники Лимонного дерева, согласившегося помочь, Мэс осторожно положил Первого на смотровой стол, переместив растрёпанный пучок волос так, чтобы он свисал с края кровати.        Вероятно, придётся состричь этот спутанный комок, но решение остаётся на усмотрение Грега и второго медбрата – Раша.        Мэс знал его. Раш совмещал работу охраны в Пандоре с патрулированием границ СМП, пока тюремный бунт почти не сделал его калекой. После серьёзной травмы колена Раш не мог ходить. Спустя несколько лет ситуация улучшилась, но он и сейчас не может долго находиться на ногах. Время от времени Мэс встречал Раша, опирающегося на трость во время прогулок по городу, и ему можно было только посочувствовать. Рашу разрешили снять громоздкую скобу, правда ограниченная подвижность, должно быть, угнетает его.        После завершения карьеры стражника мужчина обратился к медицине. Он был полон решимости помочь своей родине тем или иным способом.        Грег и Раш принялись за работу, прикрепляя провода и диоды к пальцам и груди Первого. То, что осталось от его одежды, окончательно рассыпалось, поэтому Мэс накрыл тело заключённого простыней и отошёл в сторону. Борода сильно мешала всем манипуляциям, и Грег в конце концов решил состричь большую её часть и заодно волосы на голове. Им уже никак не помочь, рассуждал он.        Стрижка была… той ещё морокой. Мэс помогал, где мог, поддерживая пучки ломких прядей, пока их резали, запихивая обрезки в мусоропровод, чтобы сжечь позже. Им также пришлось подстричь ногти, крошившиеся при слабом нажатии.        Без плаща из белых, пыльных волос Первый выглядел ужасно маленьким. Ростом он был практически с Мэса, это только сильнее выделяло неестественную худобу. Всё тело было покрыто шрамами, полосы тёмно-розового цвета портили старую кожу. Несколько отметин были похожи на буквы, особенно одна строка на внутренней стороне левого запястья. Текст был настолько старым, что Мэс сомневался, сумеют ли старейшие учёные СМП их прочитать. Чем-то это походило на книги из тюремных архивов, чьи страницы рвались при лишнем вздохе.        Лицо Первого испещрено мелкими шрамами, наиболее заметный на переносице. Тонкие губы слегка приоткрыты, внутренние стенки щёк и горла были сухими и потрескавшимися, язык сморщен и прижат к нижней челюсти. Его невидящие глаза тоже выглядели сухими, выцветшими до бледно-карего. Расфокусированный, дрейфующий взгляд выдавал состояние какого-то коматозного сна.        Пациента перевернули на живот, чтобы продолжить осмотр, на открытой спине были отметины, которые, по мнению Мэса, мог бы оставить кнут. Ещё больше символов и надписей покрывали позвоночник, тяжёлый, неровный шрифт перекрывал шрамы под ним. На лопатке Первого, шириной примерно с ладонь Грега, было квадратное улыбающееся лицо. Шрам был глубоким, никто из троицы не знал, что с ним делать.        Плотное кольцо ткани окружало его горло, совпадая по цвету с тёмной каймой синяков на запястьях и лодыжках. Также не хватало двух пальцев, безымянного и мизинца правой руки, обрубки заканчивались у вторых суставов.        Мэс нахмурился, обменявшись встревоженными взглядами с врачами. Он бы сказал, что это шрамы от прошлых пыток. Первый был в Пандоре очень долгое время. Наверное, когда-то кому-то нужна была информация от него? Вполне возможно. Хотя не было никаких записей о том, за что он изначально был арестован, преступление должно быть тяжким, если человека заперли и предали забвению.        Или, может быть – и Мэс действительно ненавидел эту мысль – один из его предков был просто жесток и злоупотребил своей властью. У него было несколько родственников, которых пришлось закрыть за решёткой, потому что они творили невообразимые вещи с некоторыми из заключённых.        Перспективы не обнадёживали.        В итоге состояние Первого было простым: недоедание, обезвоживание и значительная атрофия мышц. Шрамы были, проще говоря, данностью, которую не представлялось возможным исправить.        Процедуру ментальной оценки пациента пришлось отложить до времени, пока он не проснётся. Важно было проверить его когнитивные функции, речь и базовое понимание происходящего вокруг.        “Дело не в том, что я считаю Первого глупым, – объяснил Грег, когда Мэс спросил его о странной формулировке. – Просто он находился в изоляции гораздо дольше, чем зафиксировало любое исследование, гуманное или аморальное, и нет способа наверняка предугадать, в каком состоянии будет его разум. Конечно, можно обойтись теориями, но я бы хотел действовать с учётом фактического положения дел”        Перевезти Первого к Лимонному дереву было несложно. Сначала они одели мужчину в мягкий голубой медицинский халат, затем погрузили его в вагонетку, работающую на редстоуне, и покатили по мощёной камнем дорожке.        Сама больница находилась на холме, возвышаясь над постройками возле небольшой горы в центре города. На самой вершине располагался Белый дом, который Мэс посещал несколько дней назад, оформляя необходимую документацию. Он находился в самом сердце города, и если подняться на верхнюю площадку, то можно увидеть весь Дрим СМП, вплоть до земель за его пределами.        Процессия добралась до палаты, подготовленной для проживания Первого. Она была довольно приятной, отметил про себя Мэс. Комната находилась на втором этаже больницы, аккуратный балкон выходил на сад учреждения, за оградой был виден и кусочек жизнерадостного города. Свет заливал помещение через большие окна на дальней стене, на них придётся повесить плотные шторы, чтобы ненароком не ослепить Первого.        Пандора была слишком далеко, чтобы увидеть её из окна. Тюрьма была построена на самой границе, омываемая холодными водами субарктического моря. В нескольких милях за океаном находилась Антарктическая коммуна, в которой лично Мэс никогда не был. У СМП были... довольно хорошие отношения с империей. Они поклонялись одному и тому же Богу, так что реальных причин для распрей не было.        Стены комнаты были выкрашены в светло-коричневый, стояли несколько стульев и небольшой стол. В центре правой стены поставлена больничная койка, пара мягких манжет свисала по бокам на случай, если что-то пойдёт не так. Также рядом стояли различные мониторы, к которым Раш и Грег активно подсоединяли седовласого человека.        Кислородная маска, две капельницы на каждой руке: одна от обезвоживания, другая – для подачи питательных веществ. Маленький датчик контролировал сердечный ритм, дыхание и кровеносное давление. Показатели всех трёх были очень низкими, но Мэс не мог понять, были они хорошими или плохими.        Смотритель размышлял, было ли что-то из этого действительно необходимо. В конце концов, Первый был бессмертным и, очевидно, не мог умереть.        …Из-за элементарной человечности, напомнил он себе. Единственная причина, по которой он настаивал на освобождении этого человека в первую очередь.        Решив, что теперь, когда Первый находится в надёжных руках, он больше не понадобится, смотритель тюрьмы попрощался с врачами и направился обратно на своё рабочее место. Кожа зудела от навязчивого беспокойства из-за продолжительного отсутствия там. Он знал, что охрана прекрасно справляется самостоятельно, но у Мэса всегда было это гнетущее чувство...        Он надеялся, что Первый в конце концов сможет восстановиться. Надеялся, что древний человек сохранил в себе совесть и не был на самом деле похож на чудовище, каким его представляли легенды. Мэс надеялся, что ему не придётся ремонтировать проклятую главную камеру.