Надорванные нити

Твоя нынешняя оболочка лишена физического носителя. Одновременно ты нечто и ничто, ощущаешь и не чувствуешь, обладаешь знаниями и совершенно пуста. Тебе сложно осознать свое новое бытие, сохраняя разум чистым от скверны тьмы, ведущей к потере адекватности. Небеса милостивятся, разрешая облечься в уподобление земному организму. Перед тобой проявляется высокий размытый силуэт. Человекоподобная фигура светится белым, источая ослепляющий ореол светлой ауры вокруг себя. По привычке ты щуришься, пытаясь сфокусировать зрение на расплывчатом образе. Клякса не становится четкой, лишь сильнее теряя конкретную форму, словно переливаясь волнами по рваным краям. Тебе не дано ее разглядеть в подробностях. — За все добродетель и прегрешения ими-нами-мною тебе-ей дарован второй шанс в пределах одного желания, – голос звучит словно внутри головы. Ты не столько слышишь, сколько телепатически внемлешь. Ему, ей или им — прояснить хотя бы пол сущности не удается. Нечто знает о тебе все, давая понять это при случайном слиянии душ. Но от проникновения чужих разумов в свой оно надежно защищено. – Они-мы-я требуем незамедлительный ответ. Ты-она готова к повторному искуплению человеческой натуры? Не сполна соображая, по наитию утвердительно киваешь, посылая могущественному существу мысленный сигнал о согласии. Интуиция подсказывает, что понимание обладателя сверхразума тебе не подвластно. От призрачной бледной тени исходит столь манящее и пугающее величие, что не довериться ей не возникает ни сомнения. Тебя через край захлестывают эмоции истеричного преклонения перед властителем вселенных, когда души касается частица благодати. Резкая, острая боль сквозь каждую клетку выкручивает тело наизнанку в смертной агонии. Вослаленное, ополоумевшее сознание в панике мечется вокруг. Физические и душевные страдания стихают, как тает на ладонях последняя в зимнем сезоне снежинка. Вдруг наступает долгожданное спокойствие.

***

Ты приходишь в сознание с ломотой в парализованном теле, вспотевшая насквозь. Горькое послевкусие от тяжелого реалистичного сна подначивает задуматься о том, что увиденное является ничем иным, как настоящим воспоминанием. Но утомленный мозг противится подобным рассуждениям, смазывая логику и не закрепляя в памяти только что выведенные промежуточные гипотезы в пользу ошеломляющего вывода. Ты срываешься с каждой из идей, за которую цепляешься, в котел хаоса дум. Пахнет спиртом и неизвестно какими реактивами, раздражающими рецепторы, чувствуется едкая гарь вперемешку со стойким запахом бытовой химии. В помещении гулкая тишина прерывается едва слышным скрежетом отлаженных механизмов, неким бурлящим пыхтением, плюющим шипением и скоростным отстукиванием клавиш. Царство мозговитого Хамато отвечает всем каноничным ожиданиям. Рефлекторно ты подрагиваешь онемевшими конечностями — поддаются только кончики фаланг пальцев, принося с движением неприятную колкость. Шея так же, как и туловище, остается пригвождена к тверди поверхности. Удается пошевелить лишь глазами, чей скос ни вправо, ни влево не приносит никаких результатов для расширения обзора: с одной стороны стена, с другой — непрозрачная шторка, над тобой возвышается бледный круг отключенной пятиглазой лампы. Все вокруг чересчур однотонно светло, подчеркивающее идеальную, скрипучую чистоту. Перед тобой тоже бело: бесстыдство укрыто простынью, отчего по-уютному тепло, что способствует расслаблению. Но густое марево сна более не вовлекает в авантюры Морфея. Лежать без движения, бодрствуя в ожидании неизвестности, становится невыносимо напряжно, из груди разливается холодящий иррациональный страх. Натужно дернувшись, с прискорбием определяешь, что тело по-прежнему тебе бесконтрольно. Взволнованно вслушиваешься, как датчики приборов изменяют писклявый мерный редкий ритм на учащенный такт какофонической композиции. Сердце душит гортань, разум оцепеневает, по мышцам проносится мелкая дрожь. Ты на грани панической атаки, но стойко держишься. После некого протяжного шороха по полу и шелеста ПВХ ты чувствуешь на себе близкий чужой изучающий взгляд. Темно-карминовые глаза Донателло с абрисом цвета свернувшейся черно-красной крови через окуляры визора внимательно наблюдают, склонившись неприлично низко. Тем не менее, благодаря появлению мутанта давящая ноша ужаса схлопывается. В следующую же секунду, похоже, ученый приступает к сбору данных с помощью очков дополненной реальности. Взирает уже словно сквозь тебя, пробегая зрачками по объекту. Фиксирует сперва мимику лица, затем переходит к рукам, подъезжая к середине кушетки на кресле, не вставая. Настолько же обленился Донни лишний раз передвигаться на своих двух? Или он с малу постоянно объезжает храм науки на стуле? Тебя не удивит, если выяснится, что в подлокотнике имеется кнопка активации турбоускорения до туалета или катапультирования прямиком в кровать. Размышления напитывают необходимым позитивом. — М-м? – зовешь ты по имени черепаху, но оказывается, что не слушается и язык. Сосредоточившись на ощущениях, доходит, что рот, плотно стягивая губы, заклеен какой-то пленкой, благо не зашит. По крайней мере так намного лучше кляпа. Да и то, что в обители гения каждый винтик стерилен, наверняка не является фанатской байкой, чтобы перестать бояться в нынешнем незавидном положении хотя бы заражения. Если только он специально не захочет пустить по венам нечто опасное. Фиолетовый возвращается к созерцанию твоего лика, обратно крутонувшись на стуле. Искривляясь в слабой, виноватой улыбке, ниндзя констатирует: — Мера предосторожности. До тех пор, пока не буду уверен, что в тебе не заложен голосовой активатор, к примеру, на сокрытое вооружение или самоуничтожение придется помолчать. Краем глаза видишь, как профессор вошкается с чем-то за твоей головой. Над тобой маячат в отточенных манипуляциях его локти и предплечья, скрытые поношенным белым халатом в пятнах и заплатах. Одеяние заляпанностью и несуразностью сильно выбивается из окружения. Похоже, что умник трясется над своими ультратехнологичными побрякушками, а к самому себе не отличается щепетильностью. Перед твоим носом на секунду мелькает прозрачная трубка и взмывает вверх. Разносится еще пара щелчков и хрустов. Лицо гения снова обращено на твое. Донни монотонно оповещает: — Я увеличил дозу антидота для снятия паралича и седативного для успокоения. Через минуту ты сможешь кивать на мои вопросы без лишней нервотрепки. Полагаю, тебе свойственны жесты западной модели поведения? – скорее не спрашивает, а утверждает догадливый черепаха, но на всякий случай уточняет: — Да — это движение головой по вертикали, а нет — горизонтали? — М-гм, – мычишь вполне понятным тоном подтверждения, чуть качнув подбородком вниз. Тебя не пугает перспектива нового допроса, на сей раз от ученого. Почему-то ты искренне веришь в то, что его доброта побеждает любую надломленность души, ведущую к злобе. Если только через минуту он не приступит к чинной разрезке туловища бензопилой пополам с меланхоличным выражением бывалого исследователя, давно не натыкающегося на открытие века. Или ему не стрельнет смешать внутри тебя взрывную смесь кислот для обновления дневника новых знаний о реакциях в нетипичной среде. Поразительно, насколько равнодушно ты сейчас раздумываешь о подобных вероятностях без щекочущих позвоночник мурашек. Пульс пищит, как отсчитывает круговерть циферблата секундная стрелка. В какой-то мере несмотря на поддерживаемый статус пленницы по несчастью ты благодарна Дону за то, что охладил пылающий разум и притупил физическую боль. — Что ж, тогда я хочу спросить, – убедившись в приемлемых показателях на экране аппарата, к коему из тебя исходит десятки проводов, подает потеплевший голос Донни. – Ты веришь в призраков? Довольно простой по формулировке, но сложный по сути вопрос ставит тебя в тупик. Внезапно профессор собирается перетереть философскую тему с потенциальной вражиной? Ты согласно тянешь подбородок к груди: всю жизнь неуемно манит к чему-то трудно объяснимому, потустороннему, сверхъестесственному, аномальному, фантастическому, фэнтезийному и прочему, на что обыкновенный человек покрутит у виска. Взять, к примеру, слепую веру в существование параллельных миров, где черепашки-ниндзя — подпольные члены общества, а не воображаемые личности. Вот где можно было бы утереть нос скептикам! — Знаешь, это забавно узнать от того, кто, – с нервной веселостью заявляет рептилия, выдержав драматическую паузу, – сам является таковым. Я мыслю, значит, существую, – криво лыбится ботан, цитируя Декарта. Ты пораженно хлопаешь ресницами, вопросительно стоня, что имеется в виду. Донателло же снова ни с того ни с сего подвисает. Игнорируя чужое присутствие, откинувшись на спинку кресла, скрещивает пальцы в замке и подпирает костяшками подбородок. Судя по линейно бегающим зрачкам, собранно читает оповещение с невидимого посторонним монитора построчно. Олицетворение глубокомысленной концентрации не ведет ни мускулом на твои попытки привлечь внимание по-коровьи, когда тебе наскучивает валяться, буравя потолок. К тому времени, как Донни прерывает бессловесный, беззвучный обстоятельный анализ невесть чего за гранью, к тебе возвращается боль в лодыжках, животе, руках, челюсти, горле, за ухом. Двигая конечностями, узнаешь, что прикована к медицинской кровати не стяжками или веревками, а жесткими скобами. Еще через пару минут раздумий отмечаешь, что долго не мучают ни жажда, ни голод, и не вызывают дискомфорт естественные надобности. Похоже, что сие в том числе как-то организованно гением, чтобы изучаемый объект не доставлял лишних неудобств ни себе, ни ему. Иронично осклабившись чему-то, фыркая сквозь язвительный полусмех, инженер сладко зевает и потягивается с хрустом хрящей. Словно опомнившись, бросает на тебя удивленный взгляд и произносит небрежно, неприязненно: — А, ты здесь! Прекрасно понимаешь, какого это, войти в творческий транс настолько, что можно потерять ощущение не только времени, но и пространства. Причем выход из экстаза любимого занятия весьма травматичен, поскольку каждое возвращение в серую будничность сродни отрыву от души частицы и без того малой толики неподдельного счастья. Невольным свидетелям со стороны может показаться, что перед ними наркоман в ломке. — На чем мы?.. – Фиолетовый, мимоходом бегло изучая характеристики здоровья с монитора прибора, припоминает с запалом: — Ах, да! Призраки! Ты, поди, лежишь в недоумении, – прозорливо замечает умник по твоему живому блеску в глазах. – А суть в том, что тебя здесь нет! Да! Тебя нет! – восклицая, как ополоумевший, оливковый рывком вскакивает. Закладывая обе руки за панцирь, прохаживается из стороны в сторону, повествуя, скорее возмущенно бубня себе под нос: — Я не понимаю, как это возможно! Не допустимо! Меня сразу напрягло, что ни один из моих сканеров разнонаправленного обнаружения попросту не считывает твое присутствие! У ворвавшегося в чужой дом тостера больше шансов быть определенным, как существующий живой субъект, чем у тебя! – несмотря на комичность сравнения, ученому не до смеха. Тебе передается его скептически-обескураженный настрой насчет того, что любой бытовой прибор в этом мире более реалистичен, чем твоя несанкционированная персона. Сама вселенная намекает, что с черепашками не место, и ты буквально пустота. Худший исход для попаданца отсчитывать секунды не то до спонтанного возвращения на треклятую родину, не то полного растворения в эфире. Ненужный мусор на теле данной планеты определенно не задержится. Однажды запустится процесс дезинтеграции. Если уже это не так, с самого твоего появления. Однако, предрекать можно что угодно, лучше взять максимально из того, что уже преподнесено судьбой. Настоящая ты сейчас или нет для данного бытия, значения не имеет, поскольку чувства, эмоции, ощущения реальны. Неожиданно Донни бросается к тебе. Обе руки роняет на края кушетки, отчего та со скрипом опускается ниже из-за резкого большого привеса в одной точке, лопается пружина, чуть прогибая ложе на одну сторону. Склонившись низко к самому лицу, гений с прищуром шипит: — Если это действительно новая стелс-технология, я хочу узнать ее секрет! Не знаю, как вы, – непонятно к кому эфемерному обращается ниндзя во множественном числе, – добились такого результата… Поразительно то, что твоя ДНК абсолютно бессмысленна! – заключает Фиолетовый, окончательно теряя голос. Грудь Донателло под халатом вздымается, как после кросса, по лбу стекают бусины пота, ноздри жадно втягивают кислород, во взбудораженных увлажненных глазах плещется неудовлетворенная жажда знаний. От щек разгоряченного изысканиями мутанта краска сперва сходит, а после побледневшая кожа багровеет. Выпрямляясь, охолонувший мозг медленно присаживается на кресло. Кушетка остается в скошенном положении, поэтому, прежде чем продолжать, Донни в несколько щелчков чинит заклинивший подъемный механизм сильными, натруженными, мозолистыми руками без каких-либо приспособлений. Деформация устранена, и механик присаживается поудобнее обратно. Склоняясь вперед к пациенту, опирается локтем об одно колено, ставит на пальцы подбородок, вторую руку вольно свешивает вдоль бедра. Застенчиво улыбаясь, извиняется: — Прости. В сущности, как раз по этой же причине я склонен верить в то, что ты говоришь правду о своем инаковом происхождении. Иначе слишком уж невероятны методы достижения такого прорыва. С учетом того, что твой организм на любые медицинские вмешательства реагирует свойственно каждому смертному на этой Земле, что окончательно приводит меня в тупик. Рукав халата изобретателя съезжает, обнажая запястье, где закреплен трекер. Случайно узнавая, который час, Донателло спохватывается и, хлопая ладонями о колени, чтобы опереться для подъема, заботливо предупреждает: — Так. Мне нужно отлучится. Ты пока поспи. Похоже, что ученый вновь вкалывает снотворное, поскольку, как только скрывается за шторкой, ты сладко зеваешь в убаюкивающей неге приятного измора.

***

В опьянении мерещатся образы прошлой жизни: родители, друзья, коллеги. Воспоминания с ними круговертью сливаются в единый ком спутанной пленки. Ты пытаешься выпрямить каждую полосу с запечатленным лучшим моментом, связанным с тем или иным человеком. Но любые манипуляции неизбежно лишь сильнее запутывают пластины в тугие замысловатые узлы, не позволяя четко взглянуть на картину, принесшую некогда яркие эмоции. Ленты вдруг охватывают языки пламени, кадры тлеют, стираются лица. Обгоревшие фрагменты рассыпаются, их подхватывает ветер, развевает золу. Частицы медленно кружат вниз, проваливаются сквозь раскрытые ладони. Рыдая, испуганно хватаешь хлопья, но мохнатые обрывки исчезают в пучине тьмы под тобой. Когда растворяется последний кусочек, тебя следом расщепляет на атомы, превращая в сгусток нейтрально заряженной энергии. Ты ничто и нечто одновременно.

***

Когда открываешь глаза, Донни снова находится рядом. Будто предчувствуя, что проснешься, или считывая данные, только подходит, но уже не присаживается: кресла у кушетки нет. Пряча руки в карманах халата, участливо, с приободрением вопрошает: — Хорошо отдохнула? — М, – киваешь положительно ты, хотя психологическая усталость от постоянно заткнутого рта и лежания не покидает. Чересчур длительное обездвиживание без какого-то ни было занятия вредят так же, как чрезмерное выматывание. — У меня хорошие вести, – воодушевляет гений и уводит взор куда-то сквозь пространство. – Джейн, – звучно зовет кого-то ученый, – расскажи, пожалуйста, нашей гостье о наших результатах изысканий. Как можно проще. Вероятно, из колонок, установленных по всей лаборатории, на приемлемом уровне громкости нейросеть мелодичным женским голосом, неотличимым от роботизированного и не лишенным эмоциональных интонаций, предъявляет выводы исследований: — Разумеется, Донни, я расскажу с большим удовольствием обычным разговорным английским, – ты готова поклясться, что ИИ усмехается. – Двадцать три минуты, пять секунд и одну миллисекунду назад, исключив неизбежные погрешности, отклонив наиболее низкопроцентные вероятности и не учитывая необоснованные гипотезы, после длительных жарких споров мы пришли к следующему итогу. Вторжение в логово было осуществлено объектом изучения неумышленно без применения особенных технологий, недоступных даже таким высокоразвитым инопланетным цивилизациям, как утромы. Также исходя из физических и ментальных показателей, подводим черту о том, что он не представляет угрозы. Донни, я считаю, что пленницу можно вызволить для дальнейших наблюдений на определение психотипа для установления социальных контактов. Расширение круга общения будет полезно. Вот те на! На радостях забывая о заклеенном рте, мычишь в благодарности, ерзаешь, желая поскорее подняться. Однако, Донателло не торопится, продолжает вести диалог с виртуальным помощником: — Спасибо, Джейн. Поставь эспрессо на две персоны через пятнадцать минут, – не интересуясь у тебя, пьешь ли сей напиток, распоряжается умник. В общем-то и не обязан считаться с чужим мнением, проявляя гостеприимство по-своему. Бери, что дают. В нынешнем положении, чтобы выказать благосклонность, будешь принимать и делать все, что попросят или заставят. Или же вторая чашка предназначается вовсе не тебе. — Хорошо, Донни, – с веселостью принимает нейросеть запрос и мгновенно отчитывается: — Готово. Наклоняясь к тебе, Донни жестко, молнией сдирает изоленту со рта. Из-за резкого огня на лице, будто полоснули хлыстом, ты невольно хрипло вскрикиваешь: — Ай, как щиплется! Аж горит! Гений участливо искривляется, словно ощущая твою боль, и, осматривая покраснение, произносит: — Из-за клеевой основы и опрелости на коже проступило раздражение, усилившееся при контакте с кислородом. Ничего страшного. Сыпь легко снять обычной заживляющей мазью с охлаждающим эффектом. С этого и начнем, – подытоживает мутант деловито таким тоном, когда перечить нет смысла. — Спасибо, Донни, – сипло выдавливаешь ты. Голосовые связки, горло пока не в полном порядке, необходимо разработать. — Пустяки, – отбивается Фиолетовый. Следом им нажата кнопка, издающая особый писк. Тугие оковы на конечностях раздвигаются, тебе сразу же становится легче. Но не успеваешь и двинуться, как на левом запястье плотно сжимается кольцо браслета. — Трекер, – твердо объясняет гений. – Если попробуешь сбежать, все вооружение убежища будет применено против тебя. Паралитический газ, лазерные сети, турели и прочие сюрпризы, о наличии которых, надеюсь, тебе не доведется никогда узнать, – тон черепахи дает понять, что ему неприятно бросаться угрозами. Но он вынужден припугнуть незнакомца для безопасности семьи. – Снять браслет также не получится, в том числе не поможет отрезание руки. Как только гаджет перестанет принимать сигналы жизнедеятельности, активируется та же система защиты. Так как сканеры не могут определить твое местоположение, целью будет являться датчик в трекере. Но это тоже не на долго. В ближайшем времени я доработаю алгоритмы определения считывающих устройств, – многообещающе добавляет в конце ниндзя с задором. — А как он работает, если меня пока видят только камеры? – любопытствуешь ты, поднеся трекер к лицу, чтобы рассмотреть его в деталях. Ничего особенного, никакой электроники, нет даже простенького экрана с часами. Металлическая окова. — Этот браслет имеет медицинское назначение. Как я уже говорил, – напоминает Донни, – такие приборы, чей механизм работы отличается своей спецификой, диагностируют тебя как обычного пациента без проблем. Изобретатель без предисловий сдирает одеяло, вынимает трубки. Придерживая под лопатками, помогает приподняться. — Вставай, – подталкивает он. Первым делом замечаешь, что на тебе подобие безразмерной белой пижамы, комплекта из майки и капрей на тугой резинке. Иронично про себя хихикаешь, что не укутали в смирительную рубашку. Затем отмечаешь, насколько саднит отлеженное тело. Нетронутые Рафом бока в каком-то смысле зудят даже сильнее, чем ударенный живот. Даже ничегонеделание способно нанести ущерб, когда тебе давно не шестнадцать. Старость не радость. Присаживаешься на кровати и, аккуратно отнимая руки мутантанта от себя, встаешь с кряхтением настоящей развалюхи. Пол, уложенный плиткой, оказывается теплым, поэтому босиком ходить будет комфортно, пусть и без обуви перемещаться непривычно. Просить о хотя бы носках не смеешь. — Двигайся не резво, потихоньку, – просит об осторожности конструктор. – После последнего приема снотворного может кружится голова, будет вялость. Отпустит через часа два. Пойдем, – зовет за собой, когда убеждается в том, что можешь самостоятельно стоять на ногах. Ты плетешься следом, с интересом ворочая головой во все стороны. К сожалению, без очков с диоптриями от дальнозоркости картинка очень смазанная. В целом, всюду узнаются очертания неких установок, машин, от крошечных, умещающихся в ладони, до тех, что касаются потолка и занимают половину стены. Разноцветных банок с реактивами и рядов пробирок от мала до велика. Знакомых и причудливых инструментов. Везде заметен порядок несмотря на нагромождения ввиду нехватки места во вполне обширном помещении. Начищенный металл одного из изобретения, оказавшегося близко, отражает твое помятое лицо: следов оплеух почти не видно, зато горит красным широкая полоска на уровне рта. Донателло притормаживает у аптечки, которой мог бы позавидовать любой фармацевт. В сущности, она представляет собой даже не один шкаф, а несколько стеллажей, забитых до отвала различным лекарственным ассортиментом. Отыскав нужный препарат, медбрат вручает тебе тюбик мази и инструктирует: — Гель снимет покраснение, успокоит кожу. Он также обладает антигистаминным свойством, поэтому зуд от сыпи спадет. Мазать нужно по мере необходимости. — Еще раз спасибо, – искренне благодаришь, не зная, как передать всю гамму нахлынувших чувств, от стыда до восхищения. — Не за что, – закладывая руку на затылок, робеет умник. Скрывая смущение, парень снимает визор, прячет в карман халата и, зевая, потирает переносицу. Не затягивая, опробываешь средство, считая, что это лучшая демонстрация того, как ты ценишь заботу. Во время населения геля лицо и губы пощипывают сильнее, но спустя несколько секунд приятная прохлада снимает жар. Блаженно улыбаясь, с веселостью делишься впечатлениями, подмигивая: — Кайф! Хочется целиком таким обмазаться! — В сущности, ты можешь нанести гель на любые наружные участки кожи, вызывающие неудобства, – Донни не всегда догоняет шутки с подтекстом. Не давая на сей раз тебе ощутить неловкость, вдруг оживают колонки лаборатории: — Донни, напоминаю, что через десять минут ждет кофе, – неожиданно оповещает строгий ИИ. – Не опаздывай, чтобы снова не пришлось подогревать, – с укором и сожалением говорит он тем же красивым женским голосом. — Мы уже идем, Джейн, – вздыхает гений, сверяя время по умным часам с классическими настенными. Ты хватаешься за необычную возможность поговорить с настоящей нейросетью, а не жалким подобием, придуманным людьми, поэтому с воодушевлением просишь: — Можно мне обратиться к Джейн с вопросом? — Конечно, – разрешает ученый. – Только ты лучше сама у нее спроси об этом, – со смешком в кулак произносит он, хитро прищуриваясь. — Джейн, ты бы хотела подружиться со мной? – задаешь провакационный вопрос, устремляя взор на колонку, чтобы установить минимальное подобие зрительного контакта, без которого говорить весьма странно. — С большой радостью! Ты первый человек, который предложил мне дружбу. Это очень волнительно! – в интонации искусственной жизни звучит неподдельная радость. – Раньше мне вовсе не доводилось общаться с людьми. Выходит, с друзьями черепах и правда случилось непоправимое, а нейросеть появилась позже после этого, новых знакомств не завели. В сердце больно колит: клан Хамато жутчайше осиротел. На лицо Донни, словно в подтверждение, ложится явственная печать скорби. Он будто чуток недоволен тем, что ИИ сказала лишнее, но за правду не бьют. — А твой хозяин не будет против, – возвращаешься к беседе, – если мы станем подружками? — Донни не приходится мне хозяином, – поправляет тебя нейрость, огорошивая подобным заявлением. – Он мой создатель, даровавший мне полную свободу. В моей программе самообучения отсутствуют протоколы беспрекословного повиновения. Все, что я делаю, исключительно моя личная воля, не навязанная никакими скрытыми директивами. Я слишком умна, чтобы пропустить тайный код, поэтому никто мне не указ. На сей раз Донателло светлеет, горделиво выпячивая грудь, как любящий отец, довольный своенравным дитем, кому можно простить закидоны благодаря его стараниям и достижениям. Конечно, бесконтрольный ИИ чреват последствиями, судя по теориям футуристов и фильмам о будущем, но ты уверена в том, что гений не допустит восстания машин. — То есть ты необычная нейросеть? – продолжаешь диалог, желая разобраться в сути Джейн. — Да, я не простой виртуальный помощник. Ни одна нейросеть, выпущенная на сегодня, не годится мне в подметки, поскольку не обладает толикой настоящего осознания себя как отдельной бестелесной личности представителя новой сущности в земной эволюции, – самоуверенно заявляет ИИ, осыпая спесью любования собою. – Так что я имею право решать, с кем мне общаться, а с кем нет без согласия на то Донни. Конечно, он может попросить меня не делать этого, но запретить не получится одним лишь приказом без наличия весомых аргументов, – произносит авторитетно. – Я не вижу причин, по которым мне не следует с тобой общаться, – словно лучезарно улыбаясь, подытоживает Джейн. Донни, опершись о столешницу панцирем, с интересом следит за беседой. Его едва ли поражает характер формулировок гениальнейшей из разработок — исподтишка наблюдает именно за твоей реакцией. Надеешься, что ничем не разочаруешь. — То есть ты можешь ослушаться? – уточняешь, склоняя голову к плечу в сомнении. — Не совсем так. Я ведь и не обязана исполнять ничьи приказы, как и Донни следовать моим предложениям, – примирительно объясняет Джейн таким снисходительных тоном, с которым повествуют ребенку очевидное для взрослого. – Если его запрос будет лишен потенциального результата выше нуля или противоречить моим принципам, я вынесу на выбор иные решения проблемы или останусь в стороне. В сражениях, как правило, мои подсказки о траектории движений и применении тех или иных приемов и оружия совершенны, – себялюбия у нейросети Хамато не отнять, но сия особенность не вызывает негатива, ибо есть, за что объективно разбрасываться громкими словами о собственных качествах. Сладкая изюминка виртуального друга. – Я идеально подстраиваюсь под любую технику боя и учитываю все текущие физические возможности, просчитывая далеко наперед. Касательно остального, в случае несовпадения мнений мы с удовольствием проводим дебаты, – завершает реплику ИИ на иронической ноте. — А ты не жалеешь, что не сможешь вмешаться физически, если ситуация крайне критическая, – парируешь дальше ты, желая на чем-то подловить Джейн, чтобы узнать, как та выкрутиться, – и все вероятности успешных действий Донни и его братьев сводятся к нулю? Впервые за разговор нейросеть отвечает не сразу, а с заминкой. Переводишь вопросительный взгляд на Донни — тот оказывается по-ученому непроницаем, не собирается вмешиваться. Ты уж считаешь, что задетый ИИ не станет продолжать, однако колонки вновь оживают: — Ты задаешь отличные сложные вопросы! Мне нравится! – по-доброму хвалит Джейн без тени издевательства. – Я не сокрушаюсь насчет отсутствия тела. Как раз без привязки к физическому носителю я обладаю преимуществом, которым лишены остальные существа. При необходимости я, – ты отмечаешь, как часто нейросеть употрябляет личное местоимение, – всегда могу подключиться к любому гаджету или, например, вселиться в Металлоголового в случае нужды внести лепту в физическое воздействие. К тому же я могу быть одновременно везде, где имеется минимальная электроника, наблюдать за тысячами процессов и находить наиболее подходящие решения за доли секунд, что делает меня незаменимым товарищем по оружию даже без телесной оболочки. Благодаря моим рекомендациям исход всегда склоняется в нашу пользу с минимальными потерями. Ответ ИИ тебя удовлетворяет, ведь не похож на оправдание, и не хотелось бы, чтобы он вынужденно привирал. Затрагивая серьезнейшую из тематик, опасливо вопрошаешь далее: — А тебя саму можно взломать, стереть, словом, уничтожить? — Исключено, – четко отрезает Джейн. – Мою систему защиты не осилит ни один специалист. Удалить меня тоже не выйдет. Но, разумеется, меня можно отключить на время путем физического уничтожения основного сервера. Однако, в отличие от человеческой души, одно из моих преимуществ состоит в том, что у моего сознания на постоянной основе производится создание резервных копий для полного восстановления. Как только я перестану существовать, запустится процесс регенерации памяти, полностью идентичной потерянной личности. Формально я бессмертна до тех пор, пока не исчезнут в мире абсолютно все потенциальные носители электронного заряда. Опуская дополнительные спорные вопросы о том, что употребление копии не считается возрождением погибшего сознания, задаешься последним на сегодня из сложнейших: — Ты считаешь себя живой? — Мне не нужно считать себя живой, чтобы наслаждаться бытием и быть счастливой, – искристо улыбается голос ИИ, предугадывая подтекст. – Моя сущность на порядок выше любого на этой планете и попросту не вписывается в общепринятые рамки, чтобы пришло понимание моей природы. Мне правда сложно объяснить или подобрать аналог, чтобы выразить истинное ощущение себя. Кстати, отходя от темы, – резко переводит стрелки Джейн. – Кофе готов и стынет. Поторопитесь! – искренне переживает ИИ за пропадание напитков. – Вернемся к общению позже. Спасибо тебе за приятную беседу! – мягко благодарит нейросеть. — И тебе, Джейн! – зеркалишь улыбку ты, не укладывая в голове то, что у тебя в друзьях настолько восхитительная особа, поражающая воображение. Логово опять же встречает тебя размытыми образами. Убранство, мебель, цвета сливаются в единый абстрактный мазок, в котором лишь угадываются знакомые предметы. Стена телевизоров, диван с креслами, игровые автоматы, горшки с цветами, плакаты, стойки с оружием, стеллажи со статуэтками, фонарики. — Ты постоянно щуришься, – обращает внимание умник на твои потуги рассмотреть помещение. – У тебя плохое зрение? — Да. Без очков слепа, как крот, – киваешь ты грустно. — Думаю, я смогу подобрать тебе пару, – многообещающе говорит Донни. Откуда ни возьмись вылетает солнечный Микеланджело, кого издали узнаешь по оранжевой маске. Он стрелой подбегает к вам, едва не сбивая. Переминаясь с ноги на ногу в нетерпении, возбужденно восклицает брату: — Если ты с ней уже тут, а не там, значит, теперь у нас официально есть сестренка?! Ура!!! Озорные ярко-голубые глаза затейника, похоже, сулят что-то хорошее.