Плохое яблоко

POV ГДР Проснулась я в последний день нашей поездки от пряного запаха чая и шоколадных печенек. Запах вселил бы мне уверенность с самого утра, если бы не человек, сидящий напротив моей койки. Русый, с очаровательными кудряшками под ужанкой, с заспанным и совершенно спокойным лицом. На секунду я даже успела умилиться этому виду, но если не забывать кто это, то проще не подаваться очарованию этого воплощения. Из-за того, что вчера он был в военной форме, то визуально для меня он выглядел враждебно, а сейчас — несколько иначе: тёплый свитер, брюки и небольшие тёплые сапожки. Казалось, будто бы я снова оказалась дома, и передо мной сидит моей отец… Ага, мой. Да не мой это отец. Кого угодно, но не мой! Вряд ли я его буду когда-нибудь считать им. Всё же, я до сих пор думаю, что товарищ СССР виноват в большинстве наших бед: в убийстве Papa, захвате территории, захвате всего того, что ему не принадлежит, — он даже дочь врага взял под опеку. Неужели в этом человеке есть столько наглости и смелости для такого? Наглости да, да и смелости тоже, что скрывать. Только смельчак мог проходить без тени страха с таким каменным серьёзным лицом сквозь горы шатких развалин и гнилых трупов. Неужели он всю войну так прошёл? Или товарищ СССР пережил что-то настолько ужасное, что ему последствия показались какой-то ерундой? Что ж, мне же будет легче, если ему всё равно на меня. Мыслим позитивно! Я уже всё про себя решила! Буду поддерживать с ним нейтралитет и тихо в сторонке ненавидеть. Да, вот так! А как иначе? Надо же сдержать обещание, которое я ему дала тогда на перроне. Мне папа всегда говорил, что за свои слова надо отвечать. Вот и буду! Так ему! Не получится у него сделать из меня куклу, которой можно легко управлять. Интуиция мне подсказывает, что все территории, которые он получил после войны, будут его марионетками, и он их будет дёргать за ниточки. Мне проще брать в сравнение куклы, так как я их постоянно шью, точнее шила. В последние месяцы войны я их не делала — вдохновения не было, да и желания тоже. Была такая мрачная обстановка, будто мы к концу света готовились. И он настал… Дальше подробности говорить не буду, не хочу себя расстраивать с утра. Мне ж тут принесли чай и печеньки. Странный, конечно, он придумал способ меня задобрить, но поесть надо. Главное, чтобы человек, сидящий напротив меня, не заподозрил, что я ему благодарна за это, а то совсем обнаглеет и будет в дальнейшем пользоваться. Ой, я уже несколько минут просто лежу и молчу, уткнувшись в нежно коричневую стенку купе. Нельзя так, надо встать и что-то сказать, чтобы не было подозрений, что я его скрыто презираю. — Guten Morgen. Что ж, наверное, это самые искренние слова, с которым с ним обменялась за всё время, что я с ним знакома. Он даже отвлёкся от своих то ли раздумий, то ли полудрёмы, в которую этот русский впал, пока я размышляла о своём. Товарищ СССР даже как-то визуально выпрямился, чтобы посмотреть на меня. — Доброе. Его взгляд не выдавал никаких намёков на раздражение. Странно, а я думала, что он разозлится, что я так долго молчу. Если я слишком много говорю, то он недоволен, а почему не может быть наоборот? Кто ж знает, на какие вещи у этого русского есть двойные стандарты. — Вот твой завтрак. Через несколько часов мы уже будем в Москве, так что ешь и собирайся. Хотела бы я его сейчас позлить, как на вокзале в Берлине, но товарищ СССР сейчас так спокоен, что его вряд ли выведешь из себя. Хотя в моём случае спокойствие таких людей дорого стоит. — Und ви позавтракали? В этом вопросе нет никакого скрытого подтекста, я задала его только ради приличия. Надо же как-то развеять эту тишину. — Не волнуйся. Я уже давно поел. А я и не волнуюсь! Это приличие! При-ли-чи-е. Хотя, наверное, ему это слово не знакомо. Я ещё при первой нашей встрече заметила, что у моего нового опекуна отсутствует чувство такта. Всё, что считает нужным рассказать, скажет, при этом не задумываясь о последствиях, которые могут принести его слова. Это, конечно, не может не бесить. — Я рад, что ты в хорошем настроении. Вчера ты была самой настоящей злюкой) Вот об этом я и говорила! Ничего не утаит. Мне показалось или он усмехнулся? Ох, какже это бесит! У меня от злости рефлекторно надулись губы и опустились брови. Я недовольно исподлобья на него взглянула и принялась за трапезу. Несмотря на то, что в целом он мне особо не мешал есть, мне стало интересно, что он тут делает. Ведь как бы это не единственное место в поезде, есть же и другие. Этого я не могла не спросить из-за своего любопытства. Однако должна признаться, что порой оно меня подводит. — А почему вы сидите со мной в купе? — А что нельзя? Уже и в своём купе нельзя посидеть? — В вашем…? — Забудь… И стих. Вот когда надо, он молчит. А когда не надо, то кидает язвительные комментарии. Вот что за человек! Он мне напоминает… брата.. Да, Герман любил разбрасываться неуместными комментариями, а потом за них извиняться. Но кажется, мой собеседник не будет за них просить прощение. Ладно, думаю, не стоит его дальше об этом спрашивать. — В общем, будь готова. Вслед за этой фразой я лишь услышала стук двери. Он ушёл. И как-то резко стало тревожно. Я посмотрела в окно и задумалась. А правда, всё-таки я приеду на новую территорию, в совершенно чужую обстановку. И это не может не волновать меня. Ладно, пора поскорее покончить с завтраком и начать собираться!

***

Вот мы уже битый час стоим в пробках. Мой новый опекун уже успел выкурить пару сигар за эту поездку и поболтать с водителем об обстановке на улицах. Мне их разговор был совершенно не интересен, поэтому я просто старалась разглядывать пейзаж из окна. Из него вид был весьма впечатляющий. Были широкие мощеные проспекты и толпы народу, которые ходили по всей Москве и во все щели кричали о победе над нацизмом. Все радовались, кроме меня, которая всю дорогу до нового дома чувствовала себя трофеем, который вручили в подарок за победу в войне. Уже ожидаю, что мной будут пользоваться как вещью. Всё-таки я ещё пока не знаю, в каком положении я буду находиться на новом месте. Хотя об этом ещё рано думать. Сначала надо доехать. Да когда же это пробка закончится? О, кажется двинулись. Ну наконец-то. — Аня, приготовься. Мы скоро приедем. Как он меня назвал? Меня папа, конечно, называл иногда Анной, но он никогда не адаптировал это имя под русский язык, видимо, чтобы не путать меня. Хотя всё, по сути, раз я была взята под опеку русским, значит я тоже русская? Ну уж нет, я всегда буду немкой, даже если мне каким-то образом генетически сменят национальность. — Меня зовьют не Аня. — У меня дома ты будешь Аней. Ишь, включил грозный тон. Я не потерплю, чтобы моё имя каверкали! — Зовите меня Анна или Бель или по полному имени Аннабель и не смейте больше… Я услышала очень громкий стук. Он ударил рукой по спинке своего сидения. Видимо, он не на шутку разозлился от того, что я диктую свои условия. Он даже повернулся, чтобы кинуть на меня свой строгий взгляд, от которого мне внезапно стало неловко. — Значит слушай меня внимательно. Мы завтра поедем менять тебе документы. Тебе сменят твоё имя и фамилию. Свои старые имена отбрось. Теперь ты часть моей семьи, хочешь ты этого или нет. Прозвучало одновременно воодушевляюще и разочаровывающе. Вряд ли я стану частью его семьи, ведь я для него, как и для его детей, чужой человек. Тем более, за всё, что он сделал он мне никогда не станет отцом! Ну уж нет! — Бе бе бе! Я скрестила руки и отвернулась от лица русского в сторону окна. Мой собеседник лишь осуждающе посмотрел на меня и повернулся обратно. Ну хотя бы мы прекратили этот бессмысленный диалог. Пока мы молча ехали после недавнего спора, вдалеке уже начал виднеется дом, а вернее многоэтажное здание, которое здесь называют Ствалинкой. А может Свалинкой. Ха, второе больше подходит. Мы услышали стук тормозов, и машина резко остановилась. СССР вышел из машины, а я вслед за ним, чтобы не отставать. Они с водителям достали чемоданы, и последний помог мне донести его до 15 этажа, так как он был довольно тяжёлый. Хоть это и была Свалинка, но архитектура дома меня весьма впечатлила. Не уступает и нашим домам в Берлине, хотя папа бы поспорил. Он был своего рода специалистом в области архитектуры. Немецкие дома всегда ценили ща их качество. Мой отец знал, из чего построен каждый дом, в каком стиле и каким годом датирован. Меня всегда удивляло то, насколько у него была хорошая память. Вот бы я точно забыла дату постройки этого дома, хотя я её даже не знаю. Но могу заявить, что дом не такой уж и старый. Ему вряд ли больше 10 лет, но точно сказать не могу. И вот мы стоим перед дверью в квартиру русских. Пока мой опекун ищет в карманах ключи, я копашусь в руках с чемоданом и пытаюсь собраться, ведь я скоро встречусь с человеком, по которому очень сильно соскучилась. Речь, конечно же, о старшем сыне товарища СССРа. Пока Русик был у нас в гостях, мы очень сильно сдружились. Интересно, помнит ли он ещё меня? Помимо Руса, я слышала, что у моего опекуна есть ещё один родной сын, родная дочь и куча приёмных детей. В общем, мне будет нескучно. Резкий щелчок даёт знать, что дверь открылась. На это я лишь рефлекторно дёрнулась, и высокий мужчина позвал меня за собой. Я сумбурно сдвинулась с места и зашла в квартиру, прячась за его широкой спиной. Коридор мне показался весьма уютным. Горел тёплый приятный свет, вокруг висела детская одежда и обувь, а на бледно бежевой стене висели фотографии русской семьи. Вряд ли моя фотография когда-нибудь тоже там окажется, хотя я к этому и не стремлюсь. — Руслан, Гриша, Береслава! Где вы? — громко позвал детей глава семейства. Руслан… наверное это имя Русика. Обычно, другим воплощениям нельзя знать человеческое имя другого воплощения, если оно не является членом семьи, но раз меня удочерили, то мне, наверное, разрешено знать их имена. Из двери выбежала маленькая девчушка примерно года на два младше меня. У неё была смуглая кожа, ореховые волосы, заплетенные в косичку, карие глаза и оливковое платье. — Привет, папочка! — Ну наконец-то, хоть кто-то вышел. Береслава, где твои братья? — Ой, они наверное в комнате. Сейчас я их позову. Руслан, Гриша, идите скорее в коридор, папа вернулся! — Где, кто? А вот и Русик. Я так рада, что он оказалась в поле моего зрения! А он подрос, пока его не было. Неудивительно, ведь два года прошло! Я пока не решалась выходить из-за спины товарища СССРа, ведь я ещё немного остерегалась других. — Ой, папа, а кто это у тебя за спиной? Я дернулась. Мне стало немного неловко от того, что меня так быстро спалили, хотя меня папа учил прятаться от чужих глаз в случае опасности, которую я себе, походу, только что выдумала. — Вот поэтому я вас и позвал. Позвольте мне представить, теперь это ваша старшая сестра. Зовут её Аня. Любите её и не жалуйтесь! Жаловаться… скорее уж я буду жаловаться. Но надо выйти из-за его спины, чтобы уж не показаться совсем трусишкой перед всеми. И вот я предстала перед ними… с двумя черными заплетенными в нежно-розовые банты косичками, в сером платье с воротничком, черных туфельках на каблучках и весьма уставшим от дороги видом. Русик удивлено выпучил глаза, его брат просто смотрел на меня с недопониманием, а на лице девочки читалось восхищение. Неужели она рада, что мы станем сёстрами? Или у неё просто нет старших сестёр, поэтому она рада, что у неё она появилась, хотя не думаю, что испытывает недостатка в сестрах с такой то большой семьей. Кстати, я только заметила, что из комнаты выглядывают и другие головы, видимо, их братьев и сестёр. — Всем hallo.. В моём голосе можно было услышать волнение. Блин, не волнуйся, тебя же просто знакомят с людьми, с которыми ты… проживёшь всю жизнь. — Я очень рада познакомиться! Девочка подошла ко мне и начала без остановки жать мне правую руку. В какой-то момент ладошка даже онемела, и я резко прекратила рукопожатие, чтобы окончательно не остаться без руки. — В общем, знакомьтесь. А мне ещё надо кое-куда отъехать. — Ааа… Wohin..?— обернувшись, с запинкой спросила я. И тут резко захлопнулась дверь. Ну как всегда, он уходит в самый неподходящий момент! — Не ожидал тебя здесь увидеть. Я обернулась. Русик до сих пор на меня удивлено смотрел, переставляя ноги туда-сюда, видимо, от волнения. — А ты думал так от меня просто отделаешься? Я ещё даже не закончила с теми объятиями! — наигранно удивлённо сказала я, раздвинув руки в разные стороны и пожав плечами. Я, как будто крадясь, подобралась к нему ближе и сильно сжала в объятьях. Он обнял в ответ и шею сказал, что рад меня видеть. Его родственники были немного в шоке от увиденного. Я заметила это, и немного удивлённо взглянула на брата. — «Я им ничего не говорил,» — прошептал он мне. Я отстранилась и хитро подмигнула ему, намекая на то, что я тоже ничего не скажу. — Я всегда считал тебя своей сестрой! — уже чуть громче сказал мой новый старший (хотя по сути младший) брат, чуть похлопав меня по плечу. Окружающие так не поняли, с чего вдруг Рус так радушен, но мы не стали ничего объяснять. — Так покажите ваш дом? — С удовольствием! — воскликнула моя новая младшая сестрёнка и взяла меня под ручку. А экскурсия оказалась не такой уж и плохой, как я думала. Мне показали остальных братьев и сестёр и рассказали, когда и как каждый появился. Конечно, я не с первого раза всё запомнила, но попытаться вникнуть в ситуацию стоило. Мне же тут жить. И спустя время мне показали мою новую комнату. Она оказалось достаточно уютной. Повсюду лежали игрушки, рядом со стенами стояли небольшие кровати и книжные полки с детскими сказками. В этой комнате я буду жить не одна. Со мной будут жить Береслава, Хельга, Елена и Агнес. Конечно, мне будет непривычно в первое время делить со столькими людями комнату, но скоро это крайне неприятное ощущение пройдёт.

***

Не успела я оглянуться, как на суетливую Москву уже опустился вечер. Пока мы ждали главу семьи, успели сыграть в прятки, раскрасить стену, сыграть по ролям сказку «Приключение Братино» или всё же «приключения Буравчика»? Нет, всё-таки Буратино. Мне всегда было тяжело запомнить новые слова и имена, тем более на этом странном и запутанном языке. Хотя подобные казусы у меня случались и в моём родном языке. Мой папа водил меня к логопеду и пытался исправить мою речь, но я была безнадёжна. Я кое-как научилась выговаривать букву «р», и на этом мои достижения в постановке речи закончились. Мой братик Герман тоже ходил на подобные занятия, но в отличие от меня, его речь со временем стала практически без изъянов. Порой я удивлялась тому, как ему так легко всё даётся. Он буквально может всё, а я даже не могу запомнить имена всех самых влиятельных людей Германии, не говоря уже о точных науках. Я какое-то время интересовалась физикой и инженерным ремеслом. Мне было интересно, из чего состоят механизмы, так как хотела встроить их в свои новые куклы, но как-то толком не прижилась эта идея, да и отец был бы против того, чтобы мои куклы ходили бы по дому и что-то делали. Это бы свело его с ума, что было бы удивительно, зная, что это сделать трудно. Пока я размышляла о своих недостатках, домой вернулся товарищ СССР. Должна признаться, что сейчас он выглядит намного мрачнее, чем днём, будто без устали пахал весь день или слушал от других всякую ерунду. Мне вообще не хотелось его видеть, но всё-таки надо было его встретить, хотя бы ради приличия, ведь я гость, а гость должен встречать хозяина его дома. И вот он уже снимает тёмно-бордовое пальто, чёрные сапоги и грузно идёт в сторону детей, видимо, чтобы поприветствовать. Я же стою в сторонке, и наблюдаю за этой сценой. — Ну как вы тут без меня? Новенькую не обижали? Наверное, он это спросил обо мне. Товарищ СССР разом обнял Русика, Гришу и Береславу, а они в ответ, придерживая его за плечи, начали рассказывать ему, чем они занимались в то время, пока глава семьи отсутствовал. Честно говоря, эта ситуация мне напомнила то, как мы с Германом встречали нашего отца: крепко обнимались, рассказывали друг другу разные истории и просто наслаждались тем, что проводили время вместе. Теперь такое со мной вряд ли будет. От этой мысли я почувствовала себя по-настоящему одинокой, хоть я и нахожусь в квартире, где находятся 17 человек, считая меня. — Аня, иди к нам, — подозвала меня Береслава, протягивая мне свою тонкую руку. Я неловко посмотрела на неё и про себя решила, что пока ещё не достойна того, чтобы ко мне обращались, как к члену семьи. Я с кислой миной развернулась и ушла обратно в свою новую комнату, плотно закрыв за собой дверь. — Что-то случилось, пока меня не было? — вопрос прозвучал хоть и скомкано, но довольно искренне. — Нет. Не знаю, что с ней. Обычно она всегда радушна и доброжелательна, — зная об этих качествах своей новый сестры, уверенно заявил РСФСР. — Откуда ты это знаешь? Вы же только сегодня познакомились, — усмехнувшись, задал логичный вопрос отец. — Аа… эм… просто знаю. Мне интуиция подсказала. — Как скажешь) СССР смог, наверное, лишь предлоположить, что я веду себя так только при нём. В принципе, он прав. Я не хочу ему показывать какие-либо тёплые чувства, а заставить он меня не посмеет! Ну уж нет! Не позволю! — Приготовьте стол и позовите всех на ужин, — кивнув прр себя, приказал старший русский. Дети кивнули в ответ и побежали, кто куда. Руслан позвал меня и остальных, а Береслава с Гришей засели на кухне и готовили стол. Несмотря на их возраст и отсутствие мамы, они умели всё готовить сами. Видимо, товарищ СССР всё-тако мог вести быт и научить этому своих детей, хотя я думала совершенно об обратном. И вот все собрались и принялись за трапезу. На ужин у нас была кречка… гвечка.. грачка… гречка… со куриными котлетами и лёгким овощным салатиком. Ужин простой, но надо было поесть, а то это съедят другие. Это и ещё несколько правил многодетной семьи я усвоила для себя сегодня, пока знакомилась с ребятами. — Аня, как тебе наша семья? — внезапно задал мне вопрос товарищ СССР. Честно, не считая его и отсутствия брата с моим отцом, всё вроде замечательно, но я ему в этом не признаюсь и не буду признаваться. — Знаешь пап, она нам помогла раскрасить стену, которую мы не могли покрасить уже неделю. Также она нам помогла собрать игрушки и даже сшила для девочек пару кукол. — начал рассказывать обо мне Русик. — Впервые вижу, чтобы ты кого-то выгораживал, — на лице главы семейства можно было разглядеть хитрую улыбку. — Я никого не выгораживаю, просто говорю как есть. — Но она мне и сама может об этом сказать. — Не вижу в этом особой необходимости. Мне уже надоел этот бессмысленный разговор, поэтому я вмешалась в него. — Запомни одну простую вещь, — с его стороны я слышала стук ножа и вилки об его тарелку, — Теперь ты часть семьи, поэтому ты должна рассказывать всё, что происходит здесь. Так как ты здесь самая старшая, то ты будешь в ответе за остальных. А кто за меня будет в ответе? Он или призрак моего настоящего отца? Ладно, не стоит бросаться такими резкими словами при остальных, а то он на меня рассердиться, как тогда на вокзале. — Хорошо. Это всё, что я смогла сейчас из себя выдавить. Не считая этого разговора, наша трапеза прошла вполне себе мирно, после чего мы все разошлись по комнатам. Здесь было принято рано ложиться спать, поэтому все начали готовиться ко сну, а я не спешила с этим, так как знала, что вряд ли смогу уснуть. — С тобой точно всё в порядке? — внезапно поинтересовалась Береслава, — На ужине ты была какой-то подавленной. Слава мне в этот момент показалось очень расстроенной, будто она переживала за меня и ощущала то, что чую сейчас я. — Тебе показалось, я просто устала. Пошли стелить кровать. — Хорошо… Собственно на этом решили. Не стоит лишний раз портить атмосферу этой чудной семьи, а стоит наконец-то задуматься об одной из самой главной вещи — о сне. Я в последнее время не очень хорошо спала, поэтому сейчас надо выспаться]6 а у же завтра размышлять над дальнейшим планом действий. Мы быстро справились с раскладкой кровати, легли и стали ждать, пока к нам придёт товарищ СССР. Со слов Береславы я узнала, что когда их отец дома, то каждый вечер он заходит в каждую детскую и рассказывает им сказки на ночь. Мой отец тоже так делал, но вряд ли сказки чужого человека смогут сравниться со сказками моего папы. Я услышала скрип двери, и как из неё просочилась фигура высокого человека. Ну вот и по наши души пришли. Шучу, конечно. Папа любил иногда по-черному пошутить, видимо это и мне передалось. Хотя никакой чернухи сегодня не будет, разве что сказка будет какой-то… ладно, надо прекратить о таком думать. Надо просто продолжать лежать и сверлить взглядом дырку в стене. Не хочу на него смотреть, пока он рассказывает сказки. — Ну что? О чём или о ком вы хотите послушать историю на этот раз? — О колобке. — Нет, про царевну лебедя. — А я хочу о девочке Тане, которая мячик уронила. Все в голос перебивали друг друга, когда я просто пыталась уснуть. Я прикрыла свои уши подушкой и спряталась под одеяло. Товарищ СССР заметил моё недовольство ситуацией и обратился ко мне. — А ты что хочешь услышать на ночь? — Ничего, я хочу спать, — проворчала я и ещё больше спряталась под одеяло. — Тогда я расскажу вам сказку про одного маленького волчонка. Про маленького Волчонка? Папа рассказывал мне в детстве подобную сказку, хотя вряд ли это та же самая сказка. — Жил как-то маленький Волчонок. Он был совершенно один и никто с ним не хотел дружить…— Это начало… неужели это та самая сказка? Но откуда он мог её услышать? Вряд ли мой папа ему мог о ней рассказать. А вдруг это товарищ СССР рассказал её папе? Но как и когда? И зачем? В моей голове ещё никогда не вертелось столько вопросов. — Но однажды к нему подошёл один Медвежонок и спросил: «А почему ты один?» Тот ответил: «А у меня нет друзей». Тогда Медвежонок протянул ему лапу и сказал: «Странно, тогда я буду твоим другом!» Волчонок обрадовался и принял это предложение. Они были не разлей вода и продружили очень много лет, пока Медвежонок однажды не сказал: «Прости, но мы больше не можем быть друзьями». Волчонок сначала подумал, что Медвежонок так неудачно пошутил, но увидев его строгий взгляд, волчонок понял, что он не шутил. «Но почему мы не можем больше быть друзьями?» — с слезами на глазах спросил Волчонок. «Если мы продолжим дружить дальше, то я создам тебе одни лишь неприятности», — чётко произнёс Медвежонок и ушёл восвояси, так толком ничего не объяснив Волчонку. Волчонок ещё больше разревелся и дал зарок никогда больше ни с кем не дружить. А дальше… А что было дальше, вы узнаете завтра — Ну блин.. — хором закричали все, кроме меня и СССРа. Я не могла кричать. Я смотрела на него, пока тот рассказывал сказку и рыдала от осознания того, что когда-то мне эту сказку рассказывал отец. Береслава услышала мой плач и отозвалась. — Анечка, что случилось? — Хнык… ничего… — А почему ты плачешь? — С-сказка… очень трогательная… Я спрятала голову в подушку от стыда, продолжая рыдать как не в себя. Я не стала рассказывать о том, что я уже её когда-то слышала. И внезапно я почувствовала тёплую шершавую руку на своей голове. Она нежно гладила меня, как бы немного убаюкивая. — Всё хорошо. Всё будет хорошо. Теперь ты в безопасности, с нами, в кругу семьи. Завтра я обязательно расскажу тебе и другим продолжение, — тихо молвил СССР. Я ещё больше разревелась и окончательно расклеилась. Это было результатом того, что я давно копила все чувства в себе, и сейчас они разом все вышли из меня. Мой опекун понимающе продолжал гладить меня по голове, а когда СССР перестал, то он подошёл к своим детям, нежно поцеловал их в щёчки и пожелал спокойной ночи, как и должен делать заботливый отец. Я была в шоке от того, что я только что увидела и испытала. Я никогда не думала, что увижу старшего русского с другой стороны. Во мне ещё никогда не было столько эмоций от осознания того, что я была неправа, и я подумала про себя: «Ну как от такой душераздирающей картины мне не влюбиться в эту семью и в Россию в целом?» Ответ на этот вопрос я, наверное, никогда не узнаю. POV ГДР окончен