За границей

Это утро было ясным. Солнечные лучи рисковали пробить даже бетонные стены дома, что уж говорить о занавесках, ни чуть не скрывающих поцелуи солнца. Юра даже удивился своему хорошему самочувствию. Шея в кои-то веки не болела, во рту не сушит, а конечности не ломит. Ну прямо-таки праздник взрослого человека! Еще и птицы за окном так радостно пели, что желание жить росло прямо на глазах. Он бодро соскочил с кровати и посмотрел на часы. Те показывали 9:03. «Чего?» Подумал Татищев и для достоверности вгляделся в это чудо инженерной мысли. Все верно, 9:03. В чем же причина такой странной реакции? На самом деле Юра уже много лет поднимался как заведённый, в 8:00. Минутой раньше, минутой позже, но все же. Ведь в 9 он заступает на смену. Сначала поднимался по будильнику. Однажды он забыл завести его, но, к собственному удивлению, не проспал, просыпаясь также в 8. Вот с тех самых пор он и по выходным встает в это время, и даже после пьянки (его максимум — культурно выпить с друзьями), с похмельем, он пробуждался в это время.       Самым свободным в плане режима сна из их компании, был, как ни странно, Костя. Он то мог лечь спать в 9 вчера, и проснуться в 9 вечера. Следующего дня. А мог не спать трое суток, когда дедлайны горят, а картина в какой-то новый навороченный ресторан не готова. Юра с позором подмечал то, что Уралов даже при таком режиме умудрялся быть бодрым и здоровым, в хорошей, нет, в прекрасной форме! Когда Татищев валился с ног после 9-ти часового сна. Правда, зависти не присутствовало. Лишь искреннее восхищение другом и его выдержкой. Ведь лично для Юры на дому работать сложнее — ты как будто все время на работе и не можешь с нее уйти. Ну, к примеру: Отпахать смену на заводе без возможности прилечь хоть на 5 минут, а после уйти домой, где от тебя ничего не требуют — сложно. Но подорваться от звонка в 2 часа ночи из-за того, что звонивший москвич, а на время других им там глубоко поебать — это очень сложно. Поэтому Юра почти всегда сочувствовал другу, когда видел у него, пусть и замаскированные для других, но видные для Татищева признаки усталости. К неявным относятся: Тяжёлое дыхание, хмурое лицо, или наоборот, притворная доброжелательность ко всем и каждому, «пустой взгляд» (Это когда он вроде и смотрит на кого-то, но по факту смотрит вникуда) и незаинтересованность в беседе. Стоит отметить, что последнее не распространяется на всех. Катюшины росказни про инопланетян и женщину из холодильника он слушает так, как будто в жизни то ничего интереснее и нет. А уж когда рассказать что-то хочет Сережа, там надо всем столом собираться и сидеть как солдаты в окопе — тихо и неподвижно, смотря на цель. За окном может пролететь птица, кто-нибудь отвлечется, и все, сын недовольно засопит, и, прерывая рассказ, пойдет в комнату со словами «ой кому я нужен». Может пройти одна секунда! Юра уже думал, что это какой-то новый вид избалованности. Во всяком случае, сейчас настроение было на высоте. Отец семейства сразу же сел придумывать, чем бы заняться сегодня. Но, на сонную голову, не надумав ничего путного, он решил все же порадовать население дома своим светлым ликом, и спутился на кухню. На кухне обнаружилась лишь маленькая дочка, втихую поедающая сладкое. Юра подошел к дочке и поздаровался, целуя в лоб. — Утречка, Катюш, — Он потрепал малышку по голове, пока она жмурилась от радости, — А-а… Где все остальные? — Спят, — Просто ответила дочь, — Как убитые. Я пробовала разбудить Сережу, но он даже не дрогнул. — Интересно, — Задумался Татищев, — Ну… Как думаешь, разбудить их? — Кого? — На кухню заступила сонная Камская. Видок у нее был так себе, скорее всего, она даже не умылась — сразу же спустилась вниз. — Ну, теперь уже Костю и Серого, — Пожал плечами Юра, — Доброе утро, Анют. — И тебе, Юр, — Потянулось она. Это вызвало у Татищева теплую улыбку, такую, какой он улыбался, например Кате или Сереже. Родственную. — Добфое утро, теть Аня! — Хрумкая, сказала Снежка. Юра осекся и выхватил пачку печенья из ее рук, — Па-а-ап! — Не перебивай аппетит, сейчас завтракать будем, — Пригрозил пальцем он. — Без Серого и дяди Кости? — Выгнула бровь она. Взрослые переглянулись. — Пусть встают уже. Юр, мы сегодня едем куда или чего? — Да вот не знаю, может им сонный день устроить… — Какой сонный день, ты посмотри, какая погода! — Аня жестом указала на окно. Утренняя прохлада лилась из открытой форточки, насыщая светлую кухню запахом утренней свежести. Воздух морской и чистый, — Такое грех пропустить. — Ты права, — Кивнул он, — Пошли тогда, я Серого разбужу, а ты — Костю. Камская показала большой палец и тут же ушла с кухни в сторону комнаты Кости. — Быстро она, — Заметила Снежка. — Ага. Тем временем Уралов спал всего лишь 4-тый час. На его лице не было благоговенной улыбки, сопровождающей героев таких произведений, только вечная усталость. Аня прошмыгнула в его комнату и тут же подошла к спящему. Она решила рассмотреть его по-ближе. Тонкие губы, разноцветные пряди, разметавшиеся по подушке и нахмуренные брови. Ну идеал. — «Как жаль, что ты меня не замечаешь», — Ей не то, чтобы было обидно. Просто крайне интересно, как он всю жизнь может не замечать ее очевидные намеки. Может, у него все это время уже были разные возлюбленные, а к ней он относился как к сестре? Это было досадно. Ведь она его первая подруга, чего же ей не хватает, чтобы Костя полюбил ее? Она отшивала каждого, кто признавался ей, но что в итоге? Им за тридцать, а они все еще одиноки. Иногда она думала, что проблема не в ней. «Но в чем?» Аня так и не смогла понять, так что отвергла этот вариант. Проблема только в ней, и точка. Ей вспомнились слова одноклассниц. О том, что она рыжая, да конопатая, что не красивая уродина, детдомоская с братом-алкашом, что такую ее замуж никто не возьмет. Жаль, что они оказались правы. Их слова она проносила через всю свою жизнь. — Эй, Анют, — Одноклассница подошла к девочке, притворно улыбаясь. За собой она вела еще двоих, — Красивый хвост. В тот день она сделала себе высокий хвостик вместо привычного бантика и очень хотела услышать мнение окружающих. Вот и оно. — Эм… Привет… — Невнятно ответила она. — Что-что, я не слышу! — И со всей силы дернула Камскую за хвост приближая к себе, — Вот теперь говори. Аня шмыгнула. Было больно, ее волосы не столь густые и длинные, они отличались большой чувствительностью. — О-отпусти, — Она схватилась за свой хвост руками, — Отпусти, больно же! — Не нравится мне твои волосы, к концу редеют, — Покачала головой одноклассница, — Давай обрежем кончики? А так ты никогда никому не понравишься! Учительница ушла из кабинета, а Костя с Юрой не были ее одноклассниками. На помощь расчитывать бесполезно. Аня потянула хвост на себя, но один из стоящих сзади быстро среагировал, и садовыми ножницами отстриг ей порядка 10-ти сантиметров. Получилось почти что каре. Когда она почувствовала, что волос больше нет, она всплакнула. Принялась вытирать лицо руками. Все больше одноклассников обращали на нее свои взгляды, и тогда она встала и просто убежала. Именно поэтому сейчас она была уверенна — будь на ее месте кто-то другой, Костя полюбил бы именно её. Обязательно. Решив не мучить себя доводами, Камская все же стала будить друга. Удавалось с трудом. Во-первых попробуй такую груду мышц растолкать, во-вторых, стоило опасаться его загребущих рук — задушит и не заметит, в-третьих, спал он крепко. — Костя-я-я! — Она взяла его за плечи и начала трясти, — Костик! Вставай! С его стороны послышалось невнятное мычание. Просыпался, это отлично. — Утро уже, хватит спать, — Она, убрала руки с его кожи, только когда Уралов, наконец, открыл глаза и взглянул на мир. Взглянул так, словно хотел прожечь все насквозь. — Доброе… Сколько время… — 9 уже, вставать давно пора, сегодня такая хорошая погода! Спускайся на кухню, там решим, куда пойдём сегодня. Она мило подмигнула и скрылась в дверном проёме. Костя вымученно простонал переворачиваясь лицом в кровать вместе с подушкой. Сил не было вообще! На то, чтобы встать с кровати, на мыслительную деятельность. На все. И солнце противно светило в глаза, все равно пробиваясь через черные зановески. Отвратительный день с самого его начала. По крайней мере, он проспал сегодня 3 часа. Для взрослого человека это крайне мало. Он плюнул на все правила приличия и остался досыпать свое. Идите все куда подальше, ну серьёзно. Юре и с Аней хорошо, а Сережа тоже не проснётся.       Костя перевернулся назад на спину и, выдохнув, расположился на боку на кровати, обнимая одеяло ногой. Повезло, что когда подруга зашла, он спал под одеялом. Потому что обычно он спит так, что одеяло вообще в комке на полу на расстоянии 3-ех метров от кровати, а спит он к сожалению не в пижаме. Дай бог трусы найдутся. Но сегодня повезло — он был в трусах и футболке. Обняв подушку двумя руками и ложась на живот, выставив одну ногу под угол 70°, Костя самозабвенно заснул мысленно посылая всех (кроме детей) в пешее эротическое. Холодная подушка и удобная поза сделали свое дело. Константин Петрович закрыл глаза на минуту. Да-а. Как же хорошо… Настенные часы тихо тикали. Резкий стук двери и громкий голос заставили его чуть ли не слететь с кровати. Он распахнул глаза и подорвался на кровати, смотря в дверной проём. — Ты хер ли спишь еще, ну?! — Злой Юра, из глаз которого буквально летели искры ворвался в комнату, — Вы че, с Серым обнаглели совсем?! Сколько можно спать, уже одиннадцатый час! — Какой?.. — Потер глаз Уралов. Он же на минуту глаза прикрыл! — Одиннадцатый, — Недовольно повторил Татищев подходя и накидывая одеяло на голову друга, а после повалил несчастного на кровать, хороня под грудой постельного белья, — Кость, ну право слово, что это такое? Тебе уже за 30, а спишь как Серый до обеда. Мы же договорились! Аня приходила тебя будить! — Да? — Он подумал, что это был сон, — Юр, тут нечем дышать! — Он задергал руками и ногами, но Татищев навалился на него всем весом, устраивая так называемую пытку, — Ну извини, извини! Ну прости, Юра! Татищев все же слез с него, позволяя Косте вздхонуть хоть немного воздуха. На самом деле это было максимально неожиданно и разрушительно, его массы тела вполне хватило, чтобы буквально придавить Уралова к кровати. — «Зачем я подумал об этом», — Недоуменно подумал он. Но факт остается фактом. — Ну и что мы будем делать? — Юра скрестил руки на груди, смотря на сонного друга, — Я хотел снова на пляж сходить, а вы с Серым как сговорились. Сонные мухи, проспали уже больше 12-ти часов. — «Ладно, незнание — не так уж и плохо. Хотя бы за ребёнка спокоен.» — Костя потянулся, прикрывая глаза. Юра отвел взгляд, — Пошли на пляж, только после обеда тогда… — Нет, пойдем сейчас, — Он был зол, — От отдыха нужно брать все. Вот будет дождь, тогда и посидим! — Но у нас же все лето… — Татищев не дослушал и схватил Уралова за руку, заставляя встать с кровати, — Ла-адно, ждите меня через 5 минут, — Дабы не оставаться перед ним в трусах, Костя метнулся к шкафу. Но Юра не уходил, все так же оставаясь стоять на расстоянии около 3-ех метров. Костя медленно повернулся. — Переодевайся, че ты, — Махнул рукой Татищев, — Вдруг ещё спать завалишься. Я этого тебе просто не позволю.        Уралов не знал, как реагировать. Мозг судорожно пытался придумать причину, по которой друг должен был немедленно покинуть комнату. Он отвернулся назад к шкафу и нервно произнёс: — Я не усну, Юр. Можешь идти. Я оденусь за 3 минуты, если ты так хочешь… — Я сказал нет. Кость, ну не тяни время. Он замолчал смотря на Уралова, что стоял к нему спиной и ничего не делал. Юра начинал вскипать от негодования. — Да что такого? Я-… — Тогда просто отвернись. — Ты-… Ты. Чего?! Какой отвернись, ты что, девица на выданне, или… — Ну или выйди! — Вымученно закатил глаза Костя, — Если хочешь я могу все время что-то говорить, чтобы ты убедился, что я не сплю. Или что, ты так хочешь посмотреть? — Он уже тише добавил, — Тогда интересно получается. Юра сжал руки в кулаки, а его щеки покраснели от гнева и стыда. Он, топая, вышел из комнаты, захлопнув дверь. Уралов было подумал, что он спутился вниз, но снаружи вдруг послышалось нервное «пой». Костя сначала не расслышал, но переспрашивать во второй раз не стал. На лице против воли расцвела улыбка, а за ней и усмешка. Ну, раз так… — Что петь? — Скрывая интонацию голоса, спросил он. — Да… Да что угодно уже! — Уралов как будто сквозь стену видел, как Юра в раздражении махнул рукой. Костя откашлялся, будто он сейчас такое соло выдаст, эстрадные певцы завидовать будут. — Во поле березка стоя-яла-а, — Пританцовывая начал он, — Лю-юли, лю-юли стояла… — Ты что-… — Опа, опа, зеленая огра-ада, а девки выебли попа, так ему и надо! — Голос у него был поставлен хорошо, и эта чарующая мелодия вкупе с таким текстом вызывала когнитивный диссонанс, — Мы с приятелем вдвоем-… — «Бляха, он на весь дом орет, а тут дети!» Дверь снова с грохотом отварирась, а шокированный певец только и успел, что прижать к себе недавно снятую футболку. Уши слегка покраснели. На этот раз Юра сам рукой закрыл себе глаза, и демонстративно отвернулся. — Выбрал, че распевать, блять, — Он говорил недовольно, но в голосе проскакивали скомканые слова, — Никто матерные частушки таким соловьиным голоском не поет! Спел бы что-нибудь... Не знаю. — Что мне петь? — Практически пискнул Костя. — Ну… Да ебаный рот, оденься уже просто и все! В это утро Костя успел полностью собраться за рекордные 3 минуты.

***

      Сережа все еще не встал. Когда отец пришел к нему с намерением разбудить, он только-только уснул, так как все еще был взбудораженным после такой ночи. Он ворочался в постели и думал отнюдь не о том, будут ли его ругать или нет, а о том, где он оступился, и какие вкусные были конфеты, которые Катя почему то не ест. — Серый, бери купальник и пошли… — Юра остановился в проходе, — Ты че, спишь еще? Да блять, вы посмеяться захотели?! Даже Костя уже собрался, не знаю, что на него нашло. А ты? Он подошел к сонно моргающему сыну и дернул его за руку, вынуждая сесть. Его глаза сверкали гневом от такого прекрасного испорченного солнечного дня. Ну почему именно при такой возможности все обязательно пойдет по пизде? — Я. не сплю. — Он потер глаза руками, силясь раскрыть их, — Сколько время? — Четверть после двенадцати закончилась четверть часа назад, — Именно так Татищев расслышал отцовское двенадцать тридцать. Сережа оттолкнул руку отца, наконец начав функционировать в этом мире. А в этом мире, в этом доме, все выбрали для него роль неуправляемого подростка. Он впрочем и не был против быть лапочкой, но когда от тебя перманентно что-то требуют и за что-то ругают, остатки дружелюбия растворяются в мытье посуды, которую на тебя повесили, когда ты итак после 8-ми уроков. — Через пять минут ждем на улице. Не выйдешь — драишь дом, ясно тебе? — Сережа ничего не ответил, и Юра скрылся за дверью. В голове не укладывалось, как можно настолько не любить своего ребенка. И о-о, нет. Он не из тех эгоистов, которым вечно чего-то не достает. Сердцем Татищев опирался на сухие факты: Юра любит сына. Может чуть меньше, чем дочь, но он дает ему деньги, интересуется его жизнью и кормит. Не избивает и хорошо. Большего от него не требовалось. Сережа уже давно копит деньги, чтобы к 18-ти годам съехать, и не приезжать. Может семья и будет по нему скучать, может быть он тоже, но снова переступить порог этой квартиры? Вспомнить все те мелкие ссоры и недопонимания? Когда хорошего в разы меньше? Да, он злопамятный. Чем вспомнить то, как Катя прикрыла его от отца, когда он задерживался с друзьями, он будет помнить то, как она свалила на него вину за сломанный папин ноут. Мозгом он понимает, что семья его любит. Но сердце… Если оно видит несправедливые обвинения и недоверие, можно ли убедить его в обратном? Сколько не убеждай, в душе такого ранимого человека как он, будет обитать обида. Но дом драить не хотелось. Он резким движением встал, но его гемоглобин судя по всему находился примерно на одном уровне с самооценкой — на дне. Больно ударившись о кровать, он всплакнул. «Ну почему я получился таким непутевым… Почему мать не сделала аборт? Аллергия на шоколад, подумать только! А кожа до кости, и синяки как будто я не сплю и марафоню. Еще и разнылся как уебище. Хотя почему как?» Но, как и было сказано, Татищев пришел как раз к сроку. Глядя на спокойное, как морская гладь лицо сына, Юра тут же бы воскликнул «Ни капли не стыдно! Да этому ребенку вообще на всех похер!» Но лишь бог, или кто там, знает, правда то или нет. — Сереж, а че ты так долго дрыхнешь? — Катька плелась рядом с ним, пока они шли на пляж. Чуть тише она добавила, — Сладости очень вкусные… — Смотри что б жопа не слиплась от такого количества, — Даже не посмотрев на нее, сухо ответил брат. — А-… — Дай мне музыку послушать, — Раздраженно сказал Серый, воткнув наушник в ухо, пряча плеер в карман. Однако в голове появилась мысль. Так же непрошено, впрочем, как и ее владелец.       «Шутишь? Она здесь одна, без друзей. Наверняка чувствует себя одиноко. В ее глазах ты авторитет и защита, пусть она такого и не скажет, но это правда. А ты? Даже не играешь с ней наверное.» — «Я играю!» — И его желание доказать владельцу дома, мимо которого они прошли, что он хороший брат, оказалось выше желания просто послушать музыку. Он вынул наушник из уха. — Кхм, — Парень прокашлялся, силясь придать себе нормальный вид, — Ну это, че ты там сказать то хотела… Договаривай. Извини, что… Нагрубил. — Я хотела спросить откуда ты их достал? — Спокойно проговорила девочка. Ее удивило такое хорошее отношение брата. — Выиграл в конкурсе, — Пожал плечами Сережа, — На сцене на пляже они проводятся. Я там был. — Правда? Ва-ау, как круто! — Она прижала к себе ферби и так стиснула его в объятиях, что пластиковый глаз чуть вывалился. Сережа сглотнул, — А мне туда можно? — Тебе туда в самый раз, — Он смущенно отвел взгляд. А если среди тех детей, которых они вчера нечестно победили, были чьи-то брат или сестра? Кто тоже хотел победить. Сережа с досадой заметил, что этот Да-ни-ил пагубно на него влияет. Да так, что в моменте совершенно замкнутому и затюканному Татищеву стало похуй на всех. Это напрягало, но парень скинул все на жажду крови и соперничество. Соперничество, да, это подходящее слово для их неясных отношений. — Значит, ты возьмешь меня туда? — Мечтательно пролепетала девочка. — Но они… — Проводятся глубоко ночью, — Конечно. Если будет, — Сестрица прямо на ходу обняла его, продолжая передвигаться подскоками. Сережа положил руку на ее макушку и взъерошил двухцветные волосы. Чувствовать любовь от кого-то очень приятно. А особенно Сереже, которому это здорово поднимало самооценку. Они подошли ко входу на пляж. Юра огляделся и заключил: — Знач так. Пока эти слабаки попрятались от солнца, я пойду поищу нам место вместе с Костей, Ань, сходи за мороженным? Дети… — А можно мы прогуляемся? — Мило спросила Катя. — Вы… — До раздевалки, — Встрял Сережа, — Как раз переоденемся, — Сухо добавил он. — Идите, — Махнул рукой отец, — Потом дойдете до ларька с мороженным, там вас будем ждать. Серый за старшего, — И в конце концов взрослые удалились. Катюня встала перед братом, дабы помахать вслед уходящим. Сережа тоже чето там махнул, и дождался, пока они уйдут. Но не успел он и обернуться, как услышал знакомый раздражающий голосок. Такой раздражающий, что у него аж мурашки пошли. Фе-е. — Кого вижу, — Да это действительно был этот Даня, — Не уж то отсыпался? С твоим заебанным еблищем разве что народ пугать. Сережа обернулся в пол оборота и за ним показалась милая девочка. Московский, подошедший со спины, попросту не увидел девочку, так как был сосредоточен на патлатом. Дане тут же стало неловко. Не этому его учил отец, не этому. — Это… — Братиш, а кто это? — Любопытно захлопала глазами Катя. В глазах блондина тут же появились блики, а губы тронула улыбка. Он был охвачен ее неземным очарованием и тут же захотел скупить малышке все сладости. Раньше он так хотел себе сестренку, что часто просил о ней отца. На что он отвечал, что это попросту невозможно. Ну да, теперь то он понимает. — Пошли, Кать, не разговаривай с ним, он долбаеб, — Он взял ее за плечи и развернул кругом, пихнув в спину для скорости. Вот только Московский, не проронив ни слова, направился за ними, — И че ты хвостиком плетешься? Познакомиться хочешь? Я тебе сестру не отдам. — Это действительно твоя сестра? — Как зачарованный, спросил он. Сережа недовольно цыкнул, — Привет, меня зовут Московский Даниил Михайлович, — Видя, что девочка озадачена, он поправился, — Ну-у, можно просто Даня. — Я Катя, — Она выкрутилась из хватки брата и подошла к блондину, — Ты его друг? Как клево, что у него наконец появились нормальные друзья! — Эм… Можно и так сказать. — Какой друг? — Недовольно скрестил руки на груди Татищев, — Он просто прицепился к нам мертвым грузом, который ты мешаешь мне сбросить. — Он врет, хах. Мы друзья! И поэтому я хочу познакомиться и с тобой. — Как круто! — Подпрыгнула девочка, тут же принявшись обхаживать блондина кругами, — А ты откуда? А сколько тебе лет? А как вы познакомились? На сколько ты приехал? У тебя такая дорогая одежда… Это с тобой вчера гулял Сережа? Ну и как он? Скажи же, не очень… Какой у тебя знак зодиака? А ты учишься в школе? А где твои родители? А в каком доме ты живешь? Они продолжали приближаться к раздевалке, а Московский попутно отвечал на все вопросы. Сережа даже мысленно присвистнул: У него бы давно уже закружилась голова. — Я из Москвы. Мне будет 15 в Июне, — На это Татищев надул губы. Ведь ему будет 15 только зимой, — Мы познакомились… На пляже. Я на все лето тут. Да, со мной гулял. Он… Эм-м, — Блондин скосил взгляд на черного патлатого, — Да, хах… Очень… Очень не очень, да. Нормально! В целом. Я рак, — Сережа слегка прыснул от смеха, — Учусь в лучшей школе Москвы! Мои родители… У м-… Э-э… Они дома. Я живу в тридцать пятом доме. — Вау-и! — Это был звук бьющейся Серёжиной надежды на спокойную жизнь без богатого уебка, — Ты такой крутой, а хочешь ферби? Я взяла бум. Татищев усмехнулся. Обычно у Катьки не получается сразу заводить дружеские отношения с людьми, которые в душе не ебут, че за ферби вообще… — Это тот самый с лимитированной коллекции? Бум ферби с улучшенным дизайном и расширенным функционалом? — Он протянул руку и девочка с готовностью поделилась, пока ее брат стоял уже с выпавшей челюстью, — Видно, ты ценительница. У моего брата в детстве были ферби кристал и ферблинг. Хазбро делает уклон в сторону расширенного экрана? Похвально, вот в мое время… Денек обещал быть во всех смыслах хардкорным.