Иная связь

Погоди тело мелом обводить

I will speak loud and clear one day

Однажды я буду говорить громко и ясно

Fucking loud and clear

Чертовски громко и ясно

— Тебе нужно поговорить с ней. Всего лишь поговорить! — неустанно твердил внутренний голос, который почему-то слышался и виделся то ли топающим Хэйдесом, то ли отдавал интонацией Ванды или вовсе имел эхо обеих родительских фигур. Верховный вампир поморщился от назойливых мыслей, прислонил пальцы к боковой части лица и виску, чуть склонив голову влево, свободно сидел нога на ногу в глубоком кресле, пока вокруг царил привычный вестибюлю шум и гомон: гости монстрических разнообразных видов шныряли туда-сюда, вокруг альфы на пуфиках громко беседовали друг с другом члены свиты. Друзья в своих полилогах с весёлыми спорами не замечали притихшего задумчивого графа, но его это нисколько не отвлекало, наоборот, он был даже рад, что друзья увлечены их общей компанией и не лезут до него с расспросами, касательными нынешней странной ситуации предводителя. Путь в покои Дракулы не был секретным или завуалированным, он жил схоже со своими клиентами, хотя размеры апартаментов по роскоши, естественно, отличались. Могло показаться, что сейчас мужчина направлялся именно туда, но чёрный плащ его плавно метнулся мимо нужной двери вслед за хозяином. Следующий запертый вход являлся обсуждаемым объектом у тех постояльцев, кто был в курсе о «визите» человеческой девушки в Трансильванию. Ещё одну деталь знали многие, помимо самой владелицы номера: Ван Хельсинг не была оповещена — с кем теперь живёт по соседству через стену, чтоб не поднимала лишней ненужной паники. С характерной для своей расы неслышностью и невесомыми шагами носферату неторопливо вошёл внутрь, приятно удивлённый тем, что все его поручения по обслуживанию новой жилой комнаты персоналом выполнены: поставлена нужная мебель, свежесть свидетельствовала о недавней влажной уборке, длинную чистую софу, стоявшую к пришедшему спиной, окутывал переливающийся тёплый свет обширного растопленного камина. Затенённое помещение освещали огоньки канделябров по стенам, играя круглыми бликами и создавая уютную обстановку, только вот уюта здесь совсем не ощущалось. Граф вначале не понял — почему так тихо и не видно новой жительницы, из-за чего слегка насторожился, бегло оглянулся по комнате, но как только подошёл к софе позади справа, то успокоился. Ещё ему переживать из-за человека — чего не хватало! Возможно, он даже немного разочаровался, рассчитывая увидеть загнанного зверя, готовясь встретить на себе такой взгляд ненависти и злобы, что аж искры из глаз, подготовился к выслушиванию гневных женский речей да чего там — к вполне ожидаемой атаке похищенной наряду с рыданиями по сценарию, но ничего из этого не произошло. Эрика мирно сидела на противоположном левом краю софы, опершись о подлокотник боком, сложив на опоре руки и, кажется, совершенно расслабившись. Дракула присмотрелся: и давно она успела утереть следы от слёз со щёк или вовсе не плакала? Невольница не повернула шеи на зашедшего, в общем-то, никак не отреагировала на его появление. Пушистый халат немного сполз с плеч и ключиц, девушка не потрудилась накинуть одежду выше, всем видом выражая равнодушие, лишь когда Дракула подошёл к спинке длинного сидения ближе, то белокурая с тихим вздохом усталости натянула мягкую ткань по самую шею, жалея, что нет капюшона. Походила на обидевшегося подростка, забившегося в угол, хотя осанка была ровной, ноги подогнуты к телу и скрыты под пледом, спокойный взгляд серых глаз устремлён в танцующее пламя камина. Вампиру было даже интересно понаблюдать за странностью Ван Хельсинг, заключавшейся в том, что… Та явно ощущала себя совершенно комфортно или удачно напускала на себя такой вид, удобно устроившись. Мужчине показалось, что пауза затянулась и ему явно нужно было взять инициативу начала диалога в свои руки, но не успел он и рта открыть, как хриплый женский голос его опередил: — Можешь не надрываться в пламенных речах. К чему такая бессмыслица? — тихий тон звучал, словно его обладательницу вели на гильотину и дали последнее слово. — Хочешь иссушить, сделать что-то аморально-похабное или как там у вас тварей принято, то вперёд, мне наплевать, — откинула ладонью платиновые волосы человек, чуть ссутулившись и потупив взор. Дракула опешил, качнув головой от плохо сдерживаемого смешка. Серьёзно? Любой другой тип бы с радость воспользовался беспомощностью пойманной, но не на такой исход носферату рассчитывал. Ясное дело, что охотница прошла все стадии принятия, но трудно представить творившееся в её воспалённом сознании последними произошедшими событиями, так что какой-никакой разговор мог разъяснить для наёмницы хоть что-нибудь, касательно её нынешнего положения. Альфа монстров почувствовал себя увереннее, с лёгкостью садясь на другой край софы; отчего девушка, наоборот, растеряла прежнее напускное равнодушие, приподняв плечи и пересев боком, чтобы хоть немного отвернуться от соседа, хотя тот находился на приличном расстоянии из-за длины дивана. Кровопийца не ощущал себя странно или как-то неправильно в одной комнате с людской представительницей, не собирался обращаться с ней, как с заключённой в темнице, смотреть свысока или ещё как-либо унижать. Ему хотелось наладить контакт изначально, общаясь с девушкой на равных, ведь она того заслуживала не только своим статусом, но и трудом, знаниями с навыками, несмотря на разную сторону баррикад. — Если б не конец моего рабочего дня, то мне было бы гораздо охотнее вести разговор с кем-то вроде тебя, — вычурно начал брюнет, выгнув спину и махнув когтистой ладонью вверх к потолку, не глядя на наёмницу, — да, я не голоден, так что твоё беспокойство бесполезно. Хм… Полагаю тебя удивил выпад тех белобрысых недорослей из первого помёта твоей семьи. Как их там звали? — притворно приложил указательный палец к подбородку граф, боковым зрением ожидая реакцию Эрики на упоминание её старших братьев.

I’m alone in the field

Я один в поле

И бороться нет сил,

Я устал от могил,

But I have to pay my bill

Но я должен оплатить свой счёт

I don’t want to kill

I don’t want to kill

— Дамы и господа, встречайте: к вашему вниманию Ладрон Ван Хельсинг! — рефери с нескрываемой эйфорией в блеске вспышек недавно изобретённых фотоаппаратов изгибался всеми возможными способами гибкого тельца для удержания внимания зрителей, скакал по круглой бетонной яме, которая в подпольных заведениях именовалась ареной. Названный вышел из тени нижнего тоннеля, размял сильные широкие плечи, не стремился выпрямлять плотного крупного тела, встряхивая руками во вдохе-выдохе раздутых щёк, готовясь к кулачному бою. День за днём, вечер за вечером и ночь за ночью русоволосый молодой человек жмурился от фанфар искусственного освещения, морщился от визгов болельщиков и не смотрел на пьянчуг, делавших ставки на силу монстроборца в боях. За короткий срок ловец вдобавок к своей знаменитой репутации заработал новую славу беспроигрышного драчуна, кто приносил ставившим на него зрителям неплохие деньги и отстёгивал себе щедрую часть. Рваное зелёное пальто вместе с серпами были повешены на гвоздь — теперь мужчина с избитым от новой работы телом, с грудными перевязками бинтов на руках, с голым торсом, спиной и боками в многочисленных синяках разной степени давности активно передвигался по арене, одерживая победы над самыми разными отбросами бойцовского клуба. После каждого нокаута противника Ладрон победно взмахивал руками, оглядывая слепящий вспышками зал, потом сгибался и громко ревел. Крик его бешеные фанаты воспринимали за звук победы, никто не знал, что в тот отчаянный вой матрос вкладывал весь гнев и ненависть к самому себе, а ходил после в пабы заливаться сидром и коктейлями, кои услужливо подливал давно изучивший вкусы русого бармен, отнюдь не из-за празднества очередного выигрыша, а от предательства, которое людское королевство совсем не забыло, но гулякам подпольных организаций было на данный факт всё равно. Среди трибун краем глаза любимчик публики иногда видел недвижимую фигуру между беснующимися болельщиками, обёрнутую в серый балахон, и изо всех сил надеялся, что ему мерещится взор печальных женских глаз. Ловец не потрудился даже взять псевдоним, чтоб скрыть настоящие имя с фамилией — настолько ему было начхать на мнение окружающих. Снова и снова Ван Хельсинг обматывал новые бинты на избитые в мясо костяшки, путал смены работы, спал, свернувшись в три погибели, на маленькой погнутой кровати на продавленном матрасе съёмной крохотной комнатки и всё реже смотрел в зеркало. Кому понравится разбитая рожа с кривым носом и вечными кровоподтёками?

Зеркало.

Тень жильца проходила мимо вешалки с прежним снаряжением и ранее любимой отцовской шляпой, светловолосый лишь иногда причёсывался, злобно морщась от путающихся ломаных кудрей в гребне, отбрасывал его в стекло с собственным отражением. Зеркала. Ладрон их возненавидел с того самого дня, когда исчезла Эрика. После очередного дебоша на улице, где слегка хмельной человек повздорил с кем-то из знакомых, поленился его хорошенько отлупить и ушёл, раздражённо махнув рукой, то по возвращению в грязные давящие стены склонился над нечищеной раковиной в блевотном приступе. Видимо, на вечернем бою арены оппонент хорошенько поддал ему живот с набитым желудком: русый сплюнул и кровь, поморщился — кажется, на днях пришлось пожертвовать парочкой боковых зубов от пропущенных ударов противника. Широко расставил руки по краям раковины, поднял голову, злобно скалясь своему отражению с фингалом. Смешно: раньше он бился с нечистью, а теперь приходилось драться с людьми, чтоб заработать на хлеб. Ирония!

Зеркало.

« — Те твари не отражаются в зеркале!» — визгливой ноткой в воспоминаниях проблеял собственный голос со дня подставной свадьбы, отчего охотник зажмурился, громко закричал и со всей силы ударил кулаком по своему облику напротив. Стекло с хрустом мгновенно приобрело паутину треснувших осколков. Джонатан Лорэну пришлось пройти по новому кругу ада, составленному из переговоров, совещаний и дебатов с соратниками не то, что для защиты оставшейся четы верховных охотников, но хотя б ради безопасности своей собственной и Мэвис в первую очередь. Парень не горел желанием пересекаться с Ван Хельсингами, но понимал — такового не избежать и иногда подшучивал, что монстроборцев стало на одну меньше, а проблем только прибавилось. Молодая жена короля шуток не оценивала, все эти дни ходила, как будто сама не своя. Все действия её были отрешёнными, сама она молчалива, тёмные губы всегда поджаты в некоем задумчивом выражении… Всё, что оставалось её мужу — это негромкие расспросы о мнении носферату по поводу ситуации, нежная тактильность, ласки по ночам, а днём — с рукой в веснушках поверх бледной ладони в знаке поддержки и утешения. Пара понятия не имела, что бывшие союзники с моря подставят их настолько сильно, что теперь рыжеволосый с брюнеткой будут сидеть в собственной комнате друг напротив друга: монарх с локтями на коленях в сутулости сидячей позы размышлений гудящей головы, а Дракула — в нерешительности медленно блуждала взором по интерьеру, с привычной прямой осанкой со сложенными ручками на сведённых ногах. Бесконечные разговоры молодых о том, что ж делать дальше, ни к чему не приводили, хотя юная графиня заверяла Джонни о том, что непременно отправится к отцу и всё узнает, но лидер людей её попросту не отпускал. Боялся потерять во всех смыслах, ведь опасался норова верховного вурдалака — чего ещё может взбрести в голову альфы монстров? Мэвис помимо всего прочего, естественно, трогала собственная крохотная болезненная тайна, когда девушка ненадолго оставалась одна, то потерянно нарезала круги по покоям, взъерошивая волосы и едва не тряслась всем телом от трусости. Странно, раньше ей казалось, что она ничего и никого в целом мире не боялась, но собственное бремя природы теперь казалось ей таким огромным грузом, что для подорванного молодого сознания мерещилась совсем не оптимистичная реакция на известие вечно весёлого доброго Лорэна. Наверное, брюнетка была даже благодарна братьям Ван Хельсингам за то, что они подняли такой шум вокруг предательства ими собственной сестры; обратили всё внимание на свой охотничий дуэт, заставляя рыжего короля сбивать ноги и гнуть спину, оббегая все пороги, чтоб его самого не выставили вон из поселения в бесконечных подозрениях в адрес парня, который вдобавок ко всему взял в жёны кровопийцу…

«Последователи короля показали всю подноготную власти» — пестрели заголовки газет.

«Убийцы Её Сиятельства?» — вторили большие буквы на стеллажах повсюду, когда все подряд обсуждали похищение Эрики.

«Монстроборцы теперь продают не оружие, а собственную семью!»

«Сегодня они, а завтра мы?»

Представителям прессы, наверное, вовсе не запомнился тот факт, что в обмен на морячку были предоставлены целые страны свободы или люди ещё не осознали такового факта, ослеплённые происшествием в зале торжеств. Человечество предпочло достоверной информации от королевского собрания довольствоваться газетной печатью, художники успевали вывешивать на стенах домов дуэт из ловцов нечисти — изображали светловолосых молодых мужчин, как на листовках розыска, только теперь форматы были гораздо больше. На горожан с наглостью взирал в анфас нарисованный Ладрон в привычном облике со шляпой, а по соседству исподлобья сурово смотрело изображение Люциуса — рисовальщикам удалось передать его ледяной взгляд даже на холстах. Монарха выводил из себя вид обвешанных переулков огромными полотнищами, подстрекающими подданных на ещё бóльшую агрессию в адрес моряков, Мэвис же с разочарованием смотрела на зрителей, с расстановкой громко читающим толпе под каждым портретом белокурых выцарапанный шрифт, где издалека глазом различались скандальные заголовки и обвинения верховных охотников во всех смертных грехах. Всё, как любит народ…

***

Эрика прикрыла глаза, покачав головой и нахмурив лоб: — Можешь заливать мне в уши что угодно, никогда у меня веры к такому, как ты, не найдётся. — К такому, как я? — заинтересовано спросил граф. — К монстру. Дракула беззлобно фыркнул, сделал круговое движение плечами, продолжил ровно сидеть и не стал агрессировать — это ни к чему: — Ты даже не дослушала меня, — миролюбиво констатировал он. Разговор грозился не состояться вовсе или, наоборот, затянуться слишком надолго… — А чего мне? — наёмница говорила, будто сама с собой, отняла руку от головы, перебирая пальцами, словно пыталась подобрать слово, найти нужную мысль. Смотрела куда-то в пол у самого камина. В номере было тепло, но девушка не торопилась откидывать от тела и ног плед, не потрудилась перед приходом вампира переодеться из большого банного халата во что-нибудь другое, побрезговав копанием в шкафах, где могли быть спрятаны скелеты в буквальном смысле, явно была удовлетворена удобной мягкой тканью. Чувствовала себя совершенно нормально, а тема о сиблингах теперь казалась для неё будто какой-то ненужной чепухой: — Парням выпала возможность не только отлично подзаработать, но и высвободить из-под твоего влияния множество людских земель. Ты думал, что это удивит меня или поразит? М-м, возможно, по началу, но это не первый случай в истории, когда женщину продают на вражескую сторону, лишь бы отмахнуться от последствий… — Подзаработать? На тебе? — изогнул бровь мужчина. — Земли отошли человечеству — верно, но Ван Хельсинги не получили ни копейки. После краткосрочной паузы белокурая с дрогнувшей улыбкой выдохнула, всё не поворачивала шеи на врага: — Оу… Резонно. Я ведь не Христос, за которого дали тридцать серебряных, но не думала, что совсем ничего не стою. Хотя, учитывая отношения братьев ко мне, я даже не удивлена. — А Люциус с Ладроном и не стремились к деньгам, — спокойно продолжил кровопийца, перенаправив взор с человека на камин и потом — на окна, — за снятие оккупации они предлагали что угодно и ты совсем не числилась в их списках. — Охотница насторожилась. Неужели? Вампир продолжил: — Юнцы предлагали свои жизни, собственные шкуры, тот чёрный корабль, любой вид изобретения и оружия с борта или из городов — всё, что вспоминали, знали, о чём слышали в народе или вычитывали из своих свитков, принесённых на Совет вампиров. Эрика сглотнула, переваривая услышанное. «Предлагали в первую очередь свои жизни, свою кровь, а её — свою единственную сестру, — даже не затрагивали, в мыслях не допускали разменивать её, как товар». Девушка рвано вдохнула, несильно сжав пальцами плед и обивку подлокотника. Выходит, родственники не хотели, чтоб всё так вышло?.. Она обратила взор в сторону сидевшего неподалёку мужчины в чёрных одеждах, но поднять глаза на графа пленница всё же боялась, тихо задала логичный вопрос: — Они предлагали тебе целые состояния, а… А ты?.. Дракула сидел статно, вытянув руки и обхватив ладонями с переплетёнными пальцами закинутое на другую ногу колено, пожал плечом, будто диалог был на обыденную невычурную тему: — А я выбрал тебя.

«From now, day and night, will be bound by the dawn

Отныне день и ночь будут связаны рассветом»

«Иуды XXI века», «Лайнер "Legacy" вновь остался без капитана — это проклятие корабля наравне с "Титаником?"»

Выступления поселенцев на фоне огромных скандальных плакатов в оппозиционных настроениях и явном недовольстве монархическим устройством королевства во главе с Джонатаном транслировалось за много миль на сумеречные территории с помощью магических шаров ведьм. Для монстров зрелище послужило развлечением, так что очень скоро в любых забегаловках, где были зачарованные лучи, переносящие изображение тварям, собиралось очень много разномастного и разношёрстного народа. Все любили похохотать над крупной неудачей лучших ловцов и пообсуждать трещины престола Лорэна, промывание костей всем людским управляющим стало главной темой последней недели. На другой стороне улицы, пока весёлая толпа взрослых монстров с гоготом громко обсуждала новости, двигалась тонкая тень: девица в уличной накидке переливающейся красивой ткани резво шла по тропе где-то близ крепости отеля Трансильвании, прислушиваясь к словам сородичей. Приметила — у голой стены, где мерцало изображение рисунка Люциуса с подписью: «Взяточник в жерновах кровавой дани», подростки малевали по бокам от картинки первую тройку чёрных крыльев, не боялись углём испачкать свои лапки и зло смеялись, с удовольствием выводя корявые линии. Кто-то из юнцов накарябал у лица блондина: «Повязанный с нечистью», явно намекая на наличие у Ван Хельсинга несвойственных человеческой особи крыльев. — Не брезгуете сами себя нечистью обзывать? — миролюбиво поинтересовалась девушка, игриво шагая к компании. Ребята с юмором покачали головой, мол, самоиронию никто не отменял, а белобрысому неприятелю титул был явно к месту. Молодая вампир с изяществом, но не без задора приблизилась к творению, нарисованному юнцами и достала из-за пазухи баллончик, встряхивая его и улыбаясь снизу вверх портрету человека. Ребята доцарапывали трио разных отростков слева от Ван Хельсинга, пришедшая же решила чёрной краской сделать граффити справа, выводя силуэты летательных конечностей, которым не так давно капитан лайнера прославился по миру: — Эйприл, — громкий наставнический голос спугнул подростков, но названная даже не дёрнулась, со старанием продолжая мелкий вандализм, — брысь оттуда! — мужчина по другую строну улицы выпрямился и топнул ногой, но длинноволосая девушка не оборачивалась. — Ах, так?! Тогда сама будешь альфе объяснять сие уродство стены на территории его замка! — кричавший оказался вурдалаком Хэйдесом — приближённым к верховному носферату и среди своих именуемым Аидом. — Ла-адно тебе, пап, — радостно протянула темноволосая кровопийца, убирая ёмкость с краской и оценивающе оглядывая итог. Под искажённые шумы из ведьмовских шаров магии брюнетка слышала людское: «Наши заступники вчера — наши предатели сегодня», «Новый капитан корабля, потерпевшего крушение, далеко не уплывёт», «"Святые" убийцы». Брюнетка хмыкнула, сопоставляя заголовки с обликом Люциуса Ван Хельсинга, который нарисованными очами взирал поверх неё с масштабного изображения. Вампир что-то тихо напевала себе под заострённый носик, снимая капюшон, и с хитрецой посмотрела на портрет охотника, а последний заголовок в адрес белокурого оказался весьма подходящим: «Живой капитан мёртвого лайнера». Эйприл обнажила белые клычки, оглядывая сначала высветившиеся заголовки около блондина, где его выставляли плохим, злым, ужасным, а потом взглянула на мужское лицо и тихо провозгласила с хищной улыбочкой: — Он идеален!..

***

Как бы сильно горожане не желали увидеть верховных охотников, чтоб посмеяться тем в лица или обкидать несвежими овощами, помоями или грязью, но как назло никто из знаменитых братьев не появлялся. Некоторые жители ведали, что в подпольных кулачных боях неплохо зарабатывает деньги и новую славу Ладрон, но соваться к силачу, чья работа всю жизнь являлась в роли сухопутного наёмника-киллера, никому не хотелось. Второй монстроборец всё чаще приходил на дикий пляж, где многотонной огромной грудой лежало «Наследие», как выбросившийся на берег гигантский кит. Старый-новый «капитан» не скрывался, не носил плащей с балахонами, только накинул через плечо льняную ткань с золотой пряжкой, чтоб белое одеяние командира аварийного судна не бросалось в глаза. Оглядывал накренившийся на бок прежде плавучий и когда-то родной дом, старался отогнать от себя горечь, но блестяще голубые глаза говорили обо всём в разбитой душе. Некоторые поселенцы посчитали за негласный ритуал приходить к чёрному разрушенному лайнеру, стоять, молчать или вовсе подносить к сáмому металлу цветы, нарекая корабль неким алтарём — символом удара в спину от двух лучших монстроборцев Эрике Ван Хельсинг и её похищения. Многие вовсе посчитали охотницу великомученицей — жертвой собственной семьи продажников, скорбели по погибшим членам экипажа: некоторые матросы исправно несли караул в тот роковой день, когда судно отбросило на мелководье. Блондин с понурым видом лишь однажды приблизился вплотную к судну, долго стоял у упавшего большого якоря, бриз колыхал грубую ткань его накидки, а мимо проходившие маленькие дети ненадолго задержались около молодого мужчины, заглядывали ему в лицо с искренним любопытством. Спросили моряка так наивно, так по-детски и совсем без упрёка: — Дяденька, а вы правда предатель? Люциус подумал, что ему послышалось. Повернул голову на низкорослых соседей, с нескрываемой печалью оглядывая их сверху вниз, ветерок трепал его платиновые волосы. Ничего не ответил, детки ушли, но тот их тихий вопрос прозвенел для ловца россыпью тысячи осколков…

«Война для всех, конечно, но там погибают лучшие, а не те, кто должен»

Мэвис Дракула давно так никуда не спешила. Бéгом её быстрое перемещение назвать было нельзя, но активная перестановка ног, пока та наспех застёгивала костяные пуговицы короткого плотного плаща для походов, вполне оставляло за собой ветерок от спешки девушки. Не отставал и Джонатан, перемещаясь рядом с брюнеткой — оба отдалялись от шикарной фонтанной площади куда-то вглубь улиц, закоулков к далеко не самому приметному трактиру. Дуэт синхронно остановился, оба посмотрели друг на друга, в глазах напротив читалось недопонимание. Их попросили прийти, они пришли, но зачем? Только-только кровопийца хотела сегодня рассказать своему любимому рыжику о беременности, а теперь планы кардинально поменялись. Снова. — Он не в лучшей форме… — низкий голос Ладрона Ван Хельсинга отдавался эхом беспомощности. К паре как-то боязно вышел русый мужчина в своём привычном облике: клетчатый красный шарф на свитере, поверх накинуто зелёное пальто, высокие сапоги сминали полосатые штаны, голову венчала коричневая шляпа. Носферату показалось, что она не видела наёмника вечность: вид его, не считая тёмных кругов под глазами, обклеенное пластырями лицо, казалось бы, остался прежним, но девушка прекрасно видела и понимала — человек пребывает в глубоком страдании и неплохо держится наплаву нормального состояния для того, кого хает весь город. Лорэн пытался отдышаться, в явном волнении одёргивая длинную пёструю футболку, надетую поверх яркого зелёного кафтана, и не расслышал фразу матроса: — Кто? Младая княгиня вошла в пустой бар первой, смело правой рукой отворив хилую створку, какая бывает в заведениях Дикого Запада. Вид брюнетки собранный и сосредоточенный: о, она прекрасно поняла, что русый охотник позвал их на подмогу, ибо близких или друзей банально со знакомыми у братьев-ловцов в целом королевстве не было… Зоркое зрение голубых радужек зацепилось за силуэт в белом, сидящем у барной стойки, со спиной небольшой дуги, плечи чуть склонены. Вампир хмыкнула, примечая заношенные рукава и мятый вид светлого костюма, который был явно не по теме заведения. Тот самый пиджак и брюки с сорванной церемонии? Явно не передавались в стирку… Небрежно одетый сидел боком к вошедшей девушке, за спиной которой затем показались Джонни с Ладроном, не повернул шеи на гостей. Мэвис с порога уж хотела заявить, что топить горе в стакане — это отнюдь не выход, но только ступила шаг к блондину, как ту же приметила: тот не пил, пальцами правой руки небрежно постукивал по стеклу мелкого пустого стакана, а в левой приподнятой ладонью аккуратно прокручивал стебелёк чёрной лилии. Той самой со лже-свадьбы, растение не завяло? Любопытно. Дракула насторожилась, примечая у мужчины два других цветка в нагрудном кармане. Выражения монстроборца видно не было, так как низко на лицо была надвинута капитанская белоснежная треуголка, но темноволосая увидела опущенные уголки рта. Задумчив, крайне задумчив. Девушка оглянулась на соседей, поманила их за собой, бодро зашагала к стойке, важно усевшись неподалёку от человека. — Соратников не осталось, подчинённые разбежались, друзей нет и никогда не было… — спокойно начал сидящий белокурый, продолжая рассматривать цветок. — Родня считай поумирала, так что ты не нашёл никого лучше позвать сюда, как дочь нашего злейшего врага и короля, из которого по нашей вине поди все нервы вытянули, смотали в кубок и выбросили. — Люциус, они единственные, кто… — хрипло молвил Ладрон Ван Хельсинг, но был перебит. — Кто что? Кто у нас остались? — ощерился моряк, склоняя голову к груди и сминая пальцами тёмные лепестки, однако цветку никакого вреда это не принесло. — Капитан, пожалуйста, — печально негромко встряла в разговор Мэвис, поворачивая на барном стуле корпус тела к ловцу, — твой брат прав: мы пришли не обвинять или насмехаться. Наоборот, подсобить тебе в тяжёлых думах, а алкоголь — это ужасное решение. — Ты кто такая, чтоб меня носом в бокал тыкать?! — громче огрызнулся блондин, сжав пальцы на стекле и поднимая голову с воспалёнными глазами на юную графиню. Пришедшие не сразу смогли определить — пьян человек или пока ещё остаётся в незатуманенном уме, но отставленные кружки вокруг места, где сидел Люциус, говорили за него. Увы. — За собой не следишь, но за языком своим уж будь любезен — последи! Тем более в адрес моей супруги, — осадил охотника Джонни, встав рядом с женой с нахмуренным видом. Машинально хотел положить ладонь на рукоять меча, но расхаживал теперь без доспехов, однако пояс вокруг бридж всё же имелся, так что в случае чего вынуть оружие против нетрезвого командира можно было. — Пхах, поглядите на него! — улыбнулся монстроборец, резво всем телом разворачиваясь к гостям и рассматривая поочерёдно их так, словно те пришли к нему на кастинг. — Король, но без короны, как и без королевы в принципе — у неё статус не тот, не твой, не подходит — во каламбур! — Ты хмельной, брат, но не смейся, а позволь им помочь. Нам помочь. Возможно, мы можем прежней нашей компанией решить кризис, — увереннее молвил Ладрон, преданно глядя на сиблинга, — мы все вместе. Как раньше. — Как ра-ньше… — просмаковал по буквам капитан, подбирая подбородок кулаком и из-под прикрытых век осматривая трио. — Как раньше уже не буде-ет, — его улыбка казалась зловещей, как у маньяка. — Понимаю. Ляпнул не то, но… — русый выглядел так, словно был младше брата не на считанное время, а на многие-многие годы, стараясь не подцепить того словом на манер гранаты с вынутой чекой. Всегда скупой на эмоции Ладрон сейчас выглядел странно и в какой-то мере жалко из-за того, что рассыпался перед надменным родственником в любезностях. — Ты ведь не знаешь о судьбе своей сестры, — решила ступить сразу с корабля на бал смелая Мэвис, стукнув ладошкой по столешнице, — я могу помочь, мы все можем помочь! Верно Ладрон говорит — нам ничего не стоит отправиться прямо сейчас в… — Ты перебила охотника? — притихшим тоном сверкнул глазами на Дракулу Люциус. — Ты перебила Ван Хельсинга? Брюнетка захлопала ресницами, не понимая угрожающего вида подвыпившего человека. Фыркнула, пододвинулась к сидящему и потянула руку к его стакану: — Чего бы там ты обо мне не думал, но я не позволю соратнику вот так просто сдаться и спиться! Девушка посчитала человека невменяемым, слабым, но следующие его быстрые действия говорили об обратном: Ван Хельсинг хмыкнул, оскалился, левую руку завёл назад, мигом достал из пояса метательный нож, ловко прокрутил его в пальцах и с силой громко воткнул в деревянную поверхность стола. Угрожающий вид бодрого капитана ошарашил трио. Протянутая рука Мэвис дрогнула, носферату сглотнула, но попыталась сохранять спокойствие, хотела мирным тоном оповестить о намерении бескорыстно разрешить ситуацию, но светловолосому явно не нужна была подачка. Мужчина на новую попытку приближения вампира к себе привстал с места, из спины внезапно во всю длину выросло перепончатое огромное крыло, выбив барный стул из-под Дракулы, но та с ловкостью сумела спрыгнуть на пол и не упасть. — Сейчас я сделаю то, что должен был сделать ещё на том проклятом Совете вампиров несколько лун назад! — подбитым зверем повысил интонацию Люциус, отбрасывая свой табурет в сторону и являя из-за спины ещё пять крыльев. — То, что должны были свершить ещё задолго до меня те тупые крестьяне, ворвавшиеся в поместье графа в тысяча восемьсот девяносто пятом году, — повернул корпус к пришедшим, взгляд ярости его был устремлён на молодую графиню, — уверен, если б те бедолаги обратились тогда с заказом к моему роду, то всё нынче было бы прекрасно! — Мэйви, отойди от него! — кинулся к конфликтующим Джонатан, выставляя руку перёд. — Он не в адеквате! — парень не успел подбежать к супруге, так как был схвачен за ворот и оттянут назад. Его стал удерживать русый матрос с хрипом, мол, успокойся, Твоё Величество. Кровопийца не понимала, о чём ведёт речь встревоженный белокурый, не обернулась на крик мужа, встала напротив белокурого уверенно и прямо. Её было не запугать пустыми визгами человека, понёсшего утрату, она намеревалась помочь ему… С маской непроницаемости вампир снова протянула руку в жесте рукопожатия, чтобы ловец понял её благое намерение. С тяжёлым дыханием удручённый прожигал спокойную княгиню взглядом, ждал каких-либо действий с её стороны, но поза Дракулы выражала непоколебимость сумеречного создания. Сдавленно прохрипев, мужчина дёрнул шестёркой крыльев, размахнулся и бросил лёгкий метательный нож в сторону Мэвис. Лезвие блеснуло в молниеносном полёте, хотя для Джонни и держащего его под локти Ладрона то показалось замедленной съёмкой. Небольшое холодное орудие со звоном вонзилось в противоположную стену, не задев вампира? Или… Брюнетка продолжала стоять так же ровно с протянутой рукой, не шелохнулась, не повела ухом, мышцы бледного личика не дрогнули. Люциус Ван Хельсинг выпрямился, оценивающе разглядывая точёный силуэт в тёмных одеждах, практически хохотнул в истерии, пока не увидел — по округлой женской щеке потекла тонкая капелька ярко-красной крови из-за слегка задевшего нежную кожу щеки ножа. Удачливость носферату взбесила и без того разъярённого капитана ещё больше, он ощерился, напряг мышцы рук и спины, взмахивая большими чёрными крыльями, тряхнул головой и стал наступать на пришедшую, обвиняя девушку на громких тонах: — Зачем ты пришла?! Посмеяться, добить, позлорадствовать? Тебе нечем жертвовать, некого терять, ты — отродье дьявола! — почти с визгом, переходящим в птичий крик, приближался всё ближе к слегка стушевавшейся Мэвис блондин, голубые глаза его метали молнии, по пути осями чужеродных перьевых конечностей он сносил всю скудную мебель бара, падающие с грохотом стулья разламывались. Охотник навис над отступившей Дракулой, не обращал внимания на метания монарха где-то у правой стены, пока рыжий пытался ударить со спины крепкую хватку другого наёмника. Расправил шесть крыльев, словно вот-вот готов был налететь смертоносным летуном на брюнетку. Замахнулся на ошарашенную кровопийцу рукой и лишь спустя миг разобрал её позу — гостья стояла в застывшем широком выпаде на полусогнутых ногах, одну отвела назад, правую руку отставила на расстояние, чтоб хоть как-то оградить себя от разъярённого монстроборца, а левую ладонь… Инстинктивно положила на плоский живот. Ловец остановился, грудь вздымалась от обжигающего дыхания сжавшихся органов, остекленевший взор ледяных радужек стал приобретать осознанность. Ван Хельсинг выгнул спину, слегка отпрянув от перепуганной вампир, взглянул на ближнюю стену, где темнела его тень с гигантскими силуэтами крыльев напротив кажущейся крохотной тени, отбрасываемой юной княгиней. Моряк пару секунд ошарашенно смотрел на свою жуткую крылатую тень, сделал пару шагов назад от насторожившейся носферату, которой едва не нанёс вред в состоянии припадка… Светловолосый человек закрыл рот, потерянно перевёл взор со стены на девушку, кто аналогичная восстанавливала дух после минутной агрессии охотника, но убирать выставленную руку между ними не торопилась. Люциус медленно сложил шестёрку отростков за спиной, заставив их исчезнуть, сдавленно прохрипел, качая головой от произошедшего, ощущал себя как в тумане, губы подрагивали, тело ослабло. Он мог только представить — каким ублюдком миг назад показался для Мэвис, едва не навредив ей наперекор закону Границ, но если он — Ван Хельсинг, лучший борец с нечистью, — повёл себя так по отношению к ближней, то…

…То чем он лучше чудовищ?

***

Ладрон на произошедшее рвано выдохнул через рот, тело ходило ходуном из-за истощения и крайней впечатлительности от развернувшейся сцены. Джонатан, почуяв ослабленную хватку человека на себе, тут же вывернулся и ударил наёмника в ухо, отпихнул от себя, добавил урон коленом по груди наклонившегося мужчины. Отплюнувшись со вздымающейся от злобы грудной клеткой, Лорэн в решительности повернулся к конфликтующему дуэту, смело шагнул к белобрысому агрессору, кто теперь выглядел крайне странно и растеряно, но не успел чего-либо сказать или сделать — хлипкие створки помещения отворились и внутрь гурьбой вбежали несколько солдат: — Мы слышали крики! Тут что-то творится?! — городовые увидели своего рыжеволосого лидера. — Оу… Ваше Величество, здравствуйте. Вы в неопасности? Тут всё разгромлено… — пришедшие оглядывали бар. Джонни натянуто улыбнулся служивым и кивнул им, они появились как раз вовремя. Положил руки на бока, оглянулся через плечо с хмурым видом, но русого человека уже и след простыл — осталось только раскрытое окно. «Ушёл гад…» — с досадой подумал монарх. Затем гордо повернулся к центру комнаты, подошёл к Мэвис, всё ещё молчавшей и только сейчас отошедшей от лёгкого шока из-за произошедшего, приобнял ту за талию, слегка погрустнел, когда увидел сбитую с толку любимую, прислонился лбом к её в успокаивающем жесте, она закрыла глаза с подрагивающими чёрными ресницами. Король выпрямился, обратив внимание к поникшему капитану, приподнял голову в гордости, посмотрел на светловолосого с презрением: — Люциус Ван Хельсинг едва не убил мою жену! — громко объявил он своим рыцарям и с фырканьем кивком отдал им приказ. — Арестовать его.

«Ложь — лишь аперитив, каждый заживо прогнил:

Сегодня — тет-а-тет друзья, завтра — за спиной враги!

Вот животный инстинкт, жизнь вся, как корпоратив

И мы все приняли правила этой игры,

Станешь таким же скоро ты»

Вряд ли темницы людского города отличались от катакомб замка Трансильвании — так думал монстроборец, хотя никогда не видел обитель врага. Мелодичный свист наполнял пустоту камеры. Заключённый в некоем блаженстве издавал очередную тихую песенку, закинув ноги на стену, сам лежал на спине на наре со сложенными за голову руками. Сколько дней, недель или месяцев он тут находился? Наверное, недолго, раз не подох от голода или обезвоживания, хотя порции приносили ему в срок, но нетронутая еда тлела на подносах. Арестованному не было дела ни до самого себя, ни до окружающей пустоты, которая изредка нарушалась шагами тюремщиков, руганьем или стонами других несчастных вдобавок с подбешивающим солнечным светом из решётчатого оконца. Лучи слепили, будили, нагревали, создавая духоту, отчего капитан фыркал, отворачиваясь от раздражителя на досках нары. Посидел уже везде в тесной комнатке: на полу, в углах, у решётки. Пытался вырубиться, забыться сном. При задержании у него забрали всё, чем он мог бы легко вскрытья и покинуть этот дрянной мир. Эх. Недавно он был верховным охотником планеты, рассекающим морские просторы на богатейшем лайнере мира, а теперь торчком сидел в заключении, как уличный бродяга, избитый жизнью. Так увлёкся самоистязанием, бесконечными думами и нервными смешками от воспоминаний, что смутно замечал, когда в его камеру занесли столик с двумя табуретками. Скорее всего, приходил допрашивающий, но как бы долго не сидел, ожидая — пока к нему сверху спустится ловец, не дожидался и выходил. Ван Хельсинга силой к разговору не принуждали, поняли — дело бесполезное да мужчина и не был буйным для усмирения: Люциус продолжал оставаться на месте, ненормально улыбаясь в потолок. Помнил ещё, что однажды за столом сидела какая-то женщина. Мутное зрение монстроборца запомнило её пёстрое одеяние многослойных юбок и бус, обвязанных много раз на бюсте, которые на плотном теле смотрелись вместе с топом не очень. Косынка, повязанная на манер банданы, скрывала почти всю причёску, не считая выбившейся русой завитой чёлки набок. В лучах ненавистного солнца, кажется, на гостье блестели позолотой большие серьги-кольца с браслетами на руках и о объёмных пышных голенях у босых ступней со слегка дряхлой кожей. Некто сидела прямо, так и источая самоуверенность. Белокурый не поворачивал на неё головы, не слушал сквозь гул тишины вкрадчивый женский голос Ирмы Ван Хельсинг — той особы, которая появлялась только тогда, когда ей что-либо было нужно. Смешно до боли. Видимо, до матери-кукушки дошли вести о чрезвычайном шатком положении её детей, вот и припёрлась в темницу. Люциус не слушал её, не смотрел на неё, но последние фразы перед уходом русоволосой расслышал: — Ты научился быть сильным, но втоптать в грязь и искалечить себя всё же позволил. Ему было наплевать на Ирму, он даже не шелохнулся, когда та вышла из камеры и ушла. Опять. Как и всегда. Всю жизнь. К полудню человек перебрался с необработанных досок в дальний угол камеры, прижал колени к лицу, сжавшись, покачиваясь с согнутыми ногами, как одержимый. Всё нормальнонормальнонормально? Какая к чёрту нормальность?! Почему его до сих пор не вздёрнули, как последнего подонка, ведь таковым он и являлся. То ли пустой желудок давал о себе знать, отдавая слабостью во всё нутро, то ли бессоница или чувство вины продолжало сжирать его до костей, отросшие сальные платиновые волосы упали на потное лицо. — Теперь я понимаю, почему Иуда повесился, — с ноткой веселья сделал вывод капитан, заслышав около камеры шаги, стук которых узнал сразу. Ладрон. Всё же он ошибся, потому что русого едва не приложил к решётке король — Джонни впечатал наёмника, демонстрируя молодого мужчину его брату таким образом, словно тот был щенком с рынка. — Гляди-ка, — со злобой от усталости процедил Лорэн, — я заколебался вытаскивать его из подворотен, где это недоразумение додумывается встревать в такие передряги, что по сравнению с ним ты, сидящий в тюрьме, доставляешь куда меньше хлопот! Монстроборец отпихнулся от рыжего, самостоятельно смог удержаться на ногах, не менее яростно посмотрел на лидера людей и более спокойно повернулся к сиблингу, сидящему в дальнем углу. Достал из кармана измаранной одежды маленький мешочек: — Отвали, рыжий! Я честно заработал и принёс какие-никакие деньги для Люци, — отхаркнулся матрос. — Зачем они ему? Он ведь в тюрьме, — вскинул брови Лорэн, — а выкуп в твоей нынешней сумме не дотянет. — Ненадолго, — распрямился Ван Хельсинг. — С твоим энтузиазмом и уличными драками ты не хочешь ли составить дорогому родственнику соседство? — подтрунивал монарх. — Оставь его. — Приглушённый голос блондина осадил спорщиков. — Невиновный ничего не нарушал, ты не посмеешь посадить Лада. — Чудом не смею, — фыркнул король, подпоясавшись, — вы с ним равноправные два предателя. Люциус в отрешении медленно покачал головой, продолжил сидеть сгорбленной спиной к посетителям: — Я старше брата, следовательно, из-за этого и подвергся праведному гневу твоего престола с поселенцами. — Правило глупое, звучит абсурдно, — с сочувствием смотрел сквозь прутья на отчаявшегося человека Джонни, — но я ничего не могу поделать — таковы законы. Капитан чуть распрямился, оперся рукой о грязный пол, повернулся боком к пришедшим и криво улыбнулся рыжеволосому: — Законы уже не те — не мне тебе об этом говорить, — весело фыркнул он, — посмотри на своё золотое кольцо на безымянном пальце левой руки и сопоставь. Лорэн вздохнул, понурив голову, но не отрывал внимательного взора из-под густых бровей от заключённого. Всё верно… Вскоре монарх ушёл, оставив монстроборцев по разные стороны решётки наедине, измученный Ладрон ещё недолго постоял около, явно не спешил инициировать разговор. Спросил брата о том, мол, приходила ли к нему их мать? Так Люциус и узнал, что Ирма аналогично заявлялась на трибуны в боях русого — это её недвижимую фигуру, скрытую под капюшоном, драчун видел и не мог понять — кто эта странная женщина, но теперь факты совпали. Больше сиблингам не о чем было разговаривать и наёмник ушёл, не в силах как-либо помочь арестованному. Из тёмного угла Люциус не торопился вылазить, вновь отвернулся к созерцанию потрескавшейся стены, сильнее подобрав колени к лицу и обхватив ноги руками. Светлое одеяние давно перестало быть таковым, полностью измаравшись в почве и пыли. Человек сглотнул от вновь накатывающего одиночества с отчаянием, пока не услышал мерное постукивание чьих-то острых ноготков сначала по дальним створкам соседних камер, а потом и по металлическим прутьям своей. Сознание мужчины подсказало — кто явился, мозг дал яркую картинку, а сердце не желало соглашаться с обликом элегантной призрачной фигуры. Блондин сжал зубы, засопел, заметно напрягся, сгорбился сильнее, но не поворачивался на фантом, которую жалкий вид моряка совсем не смутил: — Разве это конец? — спокойный женский голос зыбким эхом пронёсся по тесной комнатке. — Проваливай отсюда. Тебя здесь нет. Ты — ничто, — огрызнулся злой капитан. — Правильно, — кивнула длинноволосая фемина, продолжила медленно идти воль решётки, не поворачивала шеи в стороны заключённого, — я — не я, моя духовная энергия давно обрела покой, а нынче то, что ты ощущаешь — это всего лишь отголоски твоей зрительной памяти. Марта Дракула не то, что не была похожа сама на себя, но мало что отличалось от её прежнего призрачного облика, который недавно изгнали изнутри белокурого ловца. Обесцвеченная фигура переливалась серыми тонами, даже чёрные волосы казались подстёртого оттенка угля — будто все цвета вынули, оставили ярко гореть только голубые глаза вампира, схожим цветом которых обладали и радужки Люциуса. Истощённый организм моряка, видимо, решил хоть как-то развеять пустоту Ван Хельсинга, «любезно» предоставив ему «собеседницу». Сам охотник давно принял тот факт, что графиня-Любовь теперь является не больше, чем его собственным голосом совести. Советь? Он давно потерял такое свойство. Тишина снова повисла в спёртом воздухе, но человек знал, слышал, что носферату никуда не уходила, не покинула его — так и стояла около прутьев, наверное, с высокомерием и превосходством оглядывала пленника: — Скажи мне… Я трус? — еле подал голос капитан. Женщина усмехнулась, изящно повернулась вокруг своей оси, вроде как оседая на пол, подражая человеку, но тут же величаво встала: — Ты не трус, Люциус, — спокойно миролюбиво молвила она таким тоном, с каким мать утешает расстроенное дитя, — ты хуже. Ты — предатель.

«Пусть так и не знаю, что ты мне сказала,

Но знаю, что будет ответ,

Где фото и слёзы в глазах, а мне всё равно

Да, мы не встретимся вновь, что не горе,

То сердце девчонки разорвано поровну, имя не стоило

Всё же ты стоила больше, чем просто письма

Я виноват, но в дальнем космосе мне была мила тьма»

Ван Хельсинг знал, что услышит нечто подобное от собственного подсознания, но пальцы на икрах всё же с силой сжались, почти разрывая белую ткань брюк. Наверное, он даже всхлипнул, не в силах больше мириться с бедственным положением. Медленно поднялся, всё тело затекло от долгого бездействия. С опущенными глазами поплёлся по камере, видел движение серой дымки призрака, ощущал её за спиной, та словно играла, извиваясь позади человека, а затем снова деловито шагала снаружи камеры или ходила по потолку в свойственной упырям манере. Паранормальное явление. Блондину оставалось только надеяться, что зловещая игра галлюцинации скоро прекратится. Остановился у ограждения, опёрся о ту боком, устало прислонившись к холодному металлу виском, осмелился поднять затравленный взор потухших очей на Марту, та бесцветным силуэтом стояла напротив, с улыбкой глядя на арестованного, будто на детёныша, который не справился с очередной тренировкой пути взросления: — Тот Люциус, которого я знала, никогда бы не остался за решёткой. — Того Люциуса, которого ты знала, больше нет, — отрешённо ответил уставший ловец, — и вряд ли таковой вообще существовал когда-либо. Охотник вернулся на нару, распластался, размяв спину о жёсткую поверхность, и лёг. Одна рука на животе, другая спущена к полу. Снова чёртов потолок, он взаперти. Надо будет выведать у рыжего — какой срок назначили капитану или ему вечность тут сидеть?.. — Ты ведь знаешь, что уныние — это один из смертных грехов? — с ноткой нравоучительности скрестила прозрачные руки на груди графиня. — Слышать подобное из уст вурдалака как-то непривычно, — усмехнулся блондин. — Уны-ние. Пхах. Со своим списком действий во время ремесла монстроборца могу заявить — похоже, все семь грехов я и изобрёл, — поморщился человек, не повернул головы на фантом, но раздражённо приказал ей, — изыди, нечисть.

Много-много лун назад маленький белокурый мальчик весело играл на солнечной опушке дремучего леса. Сквозь многочисленные стволы древних деревьев за ним с ноткой печали наблюдала невольно связанная с детёнышем высокая аристократка в чёрном платье.

Ребёнок запыхался от беготни, остановился у самого края, где лучи соединялись с тенью от растений, и с озорством посмотрел вглубь рощи:

— Выходи! — весело попросил он. — Я знаю, что ты там. Постоянно ощущаю тебя рядом и вижу где-то около твою тень, облик, — светловолосый наследник охотничьего рода улыбнулся шире, продолжил ждать, — Иди сюда, не бойся!

— Я и не боюсь, — тихо мелодичным раскроенным голосом отвечала графиня.

Мальчик, чьё имя означало «свет», продолжил звать:

— Выйди из тени в таком случае, пожалуйста.

Марта с грустной улыбкой отрицательно слегка покачала головой:

— Тогда ты испугаешься…

Внутренний голос удалось заткнуть. Боле возле темницы никого не было, однако заключённому почему-то показалось странным, что шелест подола платья графини-Любви прозвучал гораздо чётче и выразительней, чем шуршание материнских юбок ранее навещавшей его Ирмы.

***

До последнего сон казался ей решением крайне несообразным. Прошедший разговор с графом Дракулой лишь немного прояснил девушке ситуацию касательно её братьев, но, по крайней мере, она стала думать о них чуть лучше, чем до этого. Мужчина ушёл так же не слышно, как и явился до этого, посчитав женскую растерянность от услышанной информации сделки окончанием диалога. Эрика Ван Хельсинг только через время очнулась от оцепенения, отбрасывая лишние домыслы, спешно оглянулась по сторонам номера, ставшего вмиг холодным после погасшего пламени камина — дрова прогорели. Морячка принялась расхаживать по комнате, анализируя всё произошедшее в сотый раз, теперь прибавляя к событиям известия от верховного вампира про то, что монстроборцы не намеревались отдавать её ему. При наступлении ночи услышала за толстенными стенами звуки чудищ, кто пробудились и намеревались провести время в отеле со всем весельем — это явно пугало гостью. Переведя дух, внимательным взором белокурая окинула свои покои в поисках чего-либо, что могло бы подпереть дверь изнури, дабы к ней никто не ворвался. Естественно, было глупо полагать, что для тех же упырей, обладающих магией, станут серьёзной преградой наваленные у двери вещи, но когда человек босыми ногами ступила с ворсистого ковра на ледяной пол к выходу, то в темноте с тихой радостью души увидела массивный засов. Видимо, «великодушный» хозяин зáмка подумал о том, что новоприбывшая будет ощущать себя крайне неуютно, если всю ограду между ней и постояльцами будет составлять одна-единственная замочная скважина. С силой заперев большой затвор, наёмница вернулась в центр комнаты, зябко переступая голыми ступнями с камней на ковёр и плотнее кутаясь в недлинный халат. Прошла в смежную комнату, завидев большую кровать и слабо улыбнулась, мол, слава небесам, что ей не придётся ночевать в гробу. Присела на край, перина была в меру жёсткой, ортопедической. Не спать-не спать-не спать, не вздумай засыпать!.. Мало ли, что взбредёт в голову правящему вурдалаку, ведь ночь — это его время. Какая роль у пленницы теперь? Очередная жертва, трофей кровавой дани? В любом случае за ней с минуты на минуту могли явиться монстры, и всё будет кончено, так что она не хотела при подобном раскладе пребывать в состоянии сна, нужно было сохранять бодрость столько — сколько возможно… Плохая была идея, так как Эрика вспомнила — каково ей было, когда их трио из неё, Мэвис и Джонни путешествовало по лесам, где капитан не спала больше суток — тогда ей казалось, когда она вырубилась, что больше не очнётся. Пх, те приключения сейчас казались ей такими давними, словно в прошлой жизни. Охотница невесело усмехнулась, а прилечь на кровать оказалось ошибкой, так как в сон она погрузилась быстрее, чем голова успела коснуться покрывала. Командир «Наследия» предстала в парадной белоснежной форме с богато расшитой треуголкой на причёсанной голове, с поблёскивающими позолоченными элементами на всей одежде, с высокими сияющими эполетами. Девушка восхищённо вздохнула, оглядывая себя, ощупывая приятную ткань мундира, любовалась расклешёнными брюками, затем провела дрогнувшими пальцами по левой стороне лица — треклятых шрамов не было, зрение стало превосходным! Счастливо тихо хихикнула, но ощутила вес в руках, опустила взор и удивилась. Автомат? Стрелковое оружие чëрно-коричневого цвета крепко сжимали её пальцы, такую новую модель белокурая видела разве что в том сражении в пещере, когда подобным владели упыри, стрелявшие по их компании из монарха и дочери графа. Зачем теперь оно понадобилось ей здесь и сейчас… Здесь? Где? Ван Хельсинг оглянулась: стояла в каком-то мутном пустом пространстве, где с первого взгляда никого не было, пока внимательные серые глаза не наткнулись на два кресла с высокими спинками справа и слева от себя. Предметы мебели были поставлены далеко друг от друга, морячка стояла между ними с закинутым через плечом ремнём оружия: — Не слушай его! — распадающимся голосом послышался мужской тон где-то рядом, девушка растерянно обернулась всем телом на стул справа, где сидел в скованной позе её старший брат. Люциус Ван Хельсинг не был связан, привязан к подлокотникам, но всё равно дёргался так, будто был прикован к сидению, сжимал-разжимал кулаки. С трепетом смотрел на сестру и с презрением метал взор в кого-то напротив себя. — Эри, доченька, — другой голос бесил моряка, капитан с непониманием обернулась на другое кресло, дуло автомата в слабых руках последовало за её движением, направилось на светловолосого человека. С первых секунд наëмница не узнала некто, слегка нахмурилась, оглядывая сидящего: мужчина в белоснежных одеждах и морской фуражке приветливо улыбался фемине с некой печалью в ясных глазах. Возраст его был таким молодым, что он казался юношей на фоне Люциуса и только сейчас до наёмницы дошло — кто это был, в груди всё сжалось: — Папа?..

«С наступлением вечера я вижу один и тот же сон:

Передо мной святой держит чёрный лён

Меня зовёт пучина серых вод вновь

Спасения нет, не повезёт»

Ей никогда не снились мёртвые родственники. Капитан опешила, ноздри расширились в учащённом дыхании, боязно она осматривала Ричарда Львиное Сердце. Он с трепетом и любовью улыбался ей, также не вставал со своего стула, сидел с руками за спиной, будто связанный невидимыми путами. Глаза слепило от белизны его одежды, одет он был аналогично в форму морского командира. Ничего не понимая, Эрика снова повернулась к брату, искала ответы и также заметила — Люциус был в облачении капитана лайнера с соответствующей треуголкой. Три капитана — он, отец и она, но ведь сразу трёх капитанов одного корабля не бывает! — Ты — моя семья, — блондинка повернула шею на папу, подавшегося телом чуть вперёд. Милое округлое вытянутое лицо, гладковыбритое, длинные прямые волосы соломенного цвета достают до плеч, ухоженно сверкая в свете сновидения. Живой и здоровый. Юный… Наверное, он был гораздо моложе Ладрона с Люциусом, когда у него родились сыновья. — Замолчи! — едва не взревел совсем не добрый белокурый капитан, ёрзая на своём сидении. Переводил злобный взор с Ричарда на охотницу и обратно. — Эрика, послушай, ты должна… — Моя дочь. Ты ни в чём не виновата, — добродушно качал головой пропавший без вести Ван Хельсинг, не слушая яростного наследника, не отводил вдохновлённого взора от совершенно сбитой с толку героини, с благоговением смотрел на неё снизу вверх. Командир ничего не понимала, не осознавала, что находится во сне и всё это ей лишь видится подсознанием. Папа, которого она запомнила таким — добрым, хорошим; и старший брат, кто буквально вчера её… – Ты продал меня, — шёпотом констатировала морячка, как-то неосознанно повела автоматом в воздухе, крепко сжимая магазин и ствольную коробку. — Нет-нет-нет, не верь никому! — продолжал на повышенных тонах Люциус, стараясь сорваться с кресла, но безуспешно, будто и впрямь связанный по торсу и рукам. — Не виноват ни он, ни ты, — ласково улыбался Ричард, чем вызывал очередной приступ ярости у старшего сына. Белокурый рыпался в сидении, скрипел зубами, прожигал родителя ненавистью, его платиновая чёлка локонами спала по лицу из-под большого головного убора и взлетала кудрями с каждым махом головы. Эрика Ван Хельсинг поджимала дрожащие губы, зуб на зуб не попадал от тряски подступающей паники, вместе с тем чувствовала внезапно накатившую слабость во всём теле, часто заморгала глазами. Не хватало ещё заплакать при двух старших, не дождутся. Ложь, морок. Девушка собралась, повела плечами и сосредоточилась. Ежели сиблинг сидел прямо здесь и сейчас прямо перед ней, то другой моснтроборец — всего лишь мираж с явно неправдоподобными словами: — Ты бросил меня. Оставил нас, — сдавленно процедила капитан, глядя себе под ноги и неспешно поворачиваясь к отцу. Львиное Сердце с нежностью прищурился, как будто его ни в чём не обвинили, склонил голову влево, оглядывая морячку и спокойно ответил: — Никогда… Наёмница в моменте рассвирепела ещё больше, чем её старший брат, и решительно вскинула голову, презрительно осмотрела наваждение с высоты своего роста, направила ствол оружия, набрав в грудь побольше воздуха: — Ты умер! Давным-давно, так что твои слова сейчас ничего не значат, ни гроша не стоят, — ей было не в новинку стрелять по кому-то, потому что сравнительно недавно она пулями прошибла насквозь своего главного врага, так что пальба по призраку Ричарда для неё ничего не означала. С воинственным криком, где была скрыта многолетняя боль, блондинка множество раз спустила курок, автомат прошёлся справа налево прямиком по фигуре в капитанской одежде. Человек прекратила стрелять, глубоко яростно дыша, сверкая серыми глазами на Ван Хельсинга, которого потеряла в возрасте восьми лун, когда напуганная девочка в последний раз смотрела на взрослого, оставшегося выиграть своим детям заветное время, чтобы те смогли сбежать от альфы нечисти. Эрику чуть отпустило, пару раз она моргнула, прежде чем опустить взор с высокой спинки сидения на жертву, но её отец остался сидеть ровно как ни в чём не бывало и с грустной улыбкой продолжал взирать на наследницу: — Я не смог в полной мере исполнить родительских обязанностей для тебя, любимая, — спокойно молвил светловолосый, — отцовскую роль на себя принял твой брат, не так ли? Осознание пронзило Эрику табуном мурашек и морозом по коже, она мигом поняла — о ком речь, следовательно, её выстрелы прилетели не в папу, вину на которого за всё она свалила, а в… Ван Хельсинг в ужасе на негнущихся ногах медленно повернула корпус тела, стрелковый автомат в руках опустился, серые глаза вцепились в Люциуса, кто откинулся на стуле с перекошенным в застывшем испуге лицом. Капитан захрипел, безвольно открывая-закрывая рот, его кисти дёрнулись, запястья чуть приподнялись над подлокотниками, всё тело свело судорогой перед тем, как размякнуть в кресле. В отрицании его сестра заметила полностью изрешечённый стул, где сидел блондин, на ловце также виднелись огнестрельные раны от левого плеча, по груди, солнечному сплетению и вплоть до левого верхнего сустава.

Оружие рухнуло на пол.

С душераздирающим криком охотница стрелой подлетела к брату, рухнула на бегу на колени, простирая к нему руки, стараясь ладонями удержать кренящуюся мужскую голову на безвольной шее. Человек ещё оставался в сознании, веки предательски тяжелели, блеск голубых радужек мерк с каждым мигом. С воем понимания свершённого автоматной очередью ужаса девушка сквозь слёзы видела жуткие разрастающиеся красные узоры на белоснежной капитанской форме сиблинга: — Нет-нет-нет! — рыдала она. — Быть того не может, я не… Я не хотела! Прости меня, прости! — женские загорелые пальцы трепетно оглаживали щёки Люцуиса, всё его лицо, крик Эрики перешёл на визг, когда из приоткрытых уст мужчины побежали алые струйки. Наëмница сидела у нешироко расставленных колен расстрелянного, её тело сотрясалось от плача, она не верила тому, что натворила. Брат смотрел на неё, пока мог — в его умирающей мимике не было прежней злобы или презрения. Сестра извинялась, ревела, выла в просьбах о том, чтоб белокурый не оставлял её, не покидал… Монстроборец из последних сил слегка улыбнулся ей, мол, малáя, не реви и пролепетал напоследок перед тем, как умереть: — Я бы никогда не отдал тебя ему. Ни за что на свете…

***

Подорвалась в кровати, едва не упала с края, кажется, продолжала ещё пару мгновений пронзительно кричать из сна в реальность. Темнота комнаты моментально окутала, душила, как огромная змея, наёмница испуганно отползла к изголовью, пинаясь, отмахиваясь и отбиваясь от ночного наваждения. Не сразу поняла границы действительности и дрёмы, не сразу ощутила влагу на щеках, еле проморгалась от непрекращающихся слёз, застилающих глаза. Сон-сон-сон! Неправда… Слишком по-настоящему. Слишком реалистично. Легче от увиденного не стало, Эрика сжалась, обнимая тело руками, и заплакала ещё сильнее, но старалась больше не издать ни звука, дабы не дай небо не привлечь внимание нежеланных соседей по номерам. Совершенно не удивилась на явление, ссылая все беды на упырей, которые явно бродили где-то рядом и, возможно, именно они наслали на человека кошмар. Всхлипывала, утирая лицо ладонями, правую руку закололо: руна, поблёскивающая в темноте комнаты фиолетовыми всполохами, опять начала кровоточить. Ван Хельсинг, когда вытирала щёку от слёз, задела раненым предплечьем боковую часть, размазав кровь, поморщилась, левой ладонью смахнула последствие магического ожога, но то размазалось только сильнее, теперь оставаясь и на женских пальцах. Белокурая отняла руки от головы, посмотрела на дрожащие ладони в тёмной жидкости. Во сне она тоже замаралась кровью Люциуса. Охотнице от этого стало только хуже… « – Я обеспечу тебе место в первом ряду для зрелища, когда твои дети переубивают друг друга у тебя на глазах», — внезапно всплыла фраза графа Дракулы в голове зрелого изобретателя, когда тот собирал в мастерской очередной стрелковый автомат. Пружина затворного механизма от этого ненужного воспоминания выбилась из сборки, когда человек вдавливал её в нужную деталь — раму: — Зараза! Чтоб тебя… — поморщился оружейник, встряхивая ладонью, об которую сильно ударилась выпрыгнувшая железка. Вздохнув, Ричард Ван Хельсинг в раздражении отбросил от себя полусобранный газовый поршень, поправил накидку из чёрной кожи и отошёл от станка. Приметил дрогнувшее пламя свечи, поставив с ним в аналогию своё странное ощущение, отдававшее неприятными нотками в сердце. Предчувствие? В ту же самую ночь, в тот момент, когда пленнице отеля Трансильвании приснился кошмар, у Львиного Сердца не ладилась работа с конструированием современного оружия. Бывший монстроборец, конечно же, не знал о новоприбывшей во вражескую обитель и до него не дошли вести о катастрофе лайнера. Сейчас он с привычным презрением оглядывал дальний огромный замок, чернеющий на холме озера сквозь кроны хвойных деревьев. Пламя свечи опять дрогнуло, почти потухло, а человек услышал раскат грома где-то вдали. Устремил внимательный взор на огромные тёмные облака над лесами, где блестели молнии, готовящиеся перерасти в сухую грозу.

«До конца лета, до конца света, судьба — моё проклятие навеки

У моей души нет дома, у души нет тона, тёмные рассветы горят, как и чёрные зори»