Слишком крепкая хватка

Канако всегда любила навещать дядю Стара. Хотя она знала, что он не был ее настоящим дядей, ласковое прозвище прижилось, и Старло, казалось, совсем не возражал против этого. Эти двое всегда были близки, и нетрудно было понять, почему. Старло склонен был уступать тому, чего хотела Канако, и он был почти совершенно неспособен сказать «нет», когда она смотрела на него щенячьими глазами. Это был редкий день, когда Старло оставался с ней наедине, что обычно означало, что они могли смотреть фильмы, играть в игры и вообще веселиться вместе с ним и Feisty Five столько, сколько хотели, без бдительного ока Серобы. Однако сегодня Канако сидела рядом со Старло на диване. Это был один из человеческих вестернов, который они оба смотрели десятки раз к этому моменту. Сероба устала от них, и ей пришлось бы практически умолять Стар поставить что-нибудь другое, особенно учитывая, что Чуджин всегда расстраивался, зная, что Канако смотрит человеческие фильмы, так что иметь такой шанс было приятно, даже если она уже видела этот тысячу раз. «Кто твой любимый?» — спросил Старло, хотя он уже знал ответ. Одна его рука обнимала ее за плечо; он сидел так близко к ней, как это было физически возможно, хотя Канако вообще не возражала. Он был теплым, и каким-то образом, несмотря на жару Дикого Востока, это никогда не становилось некомфортным. «Парень с большими усами!» — объявила Канако, наклонившись вперед и указывая на телевизор. Старло издал притворный вздох, положив руку на грудь. «Это злодей! Ты говоришь мне, что плохой парень — твой любимчик?» Канако хихикнула, но кивнула. Старло притворился, что разочарован в ней, покачав головой. «Я должен был знать!» — драматично сказал он. «Полагаю, тебе бы больше понравилось, если бы Северная Звезда тоже была плохим парнем?» «Нет!» — Канако повернулась к нему, хватаясь за его пончо. «Ты мне нравишься, потому что ты хороший!» «Ох…» Выражение лица Старло немного смягчилось, когда он обнял ее обеими руками, притянув к себе так, что она села к нему на колени. «Полагаю, мне придется остаться таким, какой я есть, ради тебя, да?» — спросил он, положив руки ей на бедра. Канако даже не стала задавать вопросов. Старло всегда был немного обидчив с ней, хотя ее это не волновало. Было легко погрузиться в уютную тишину с ним, пока она отдыхала у него на коленях, смотря фильм. Рука Старло лениво гладит ее бедро, и он, наконец, снова говорит. «Ты так красиво выглядишь в этом кимоно, ты знаешь это? Прямо как твоя мать», — говорит ей Старло мягким голосом. Канако немного краснеет, когда смотрит вниз. Дядя Стар любит делать ей такие комплименты, и она всегда не совсем уверена, как на них реагировать, хотя немного приятно знать, что он так заботится о ней. Ее голос становится тихим, когда она отвечает: «С-спасибо, дядя Стар». «Не говори так», — говорит Старло более серьезно, чем Канако ожидает. Он разворачивает ее так, что она сидит у него на коленях лицом к себе. «Я серьезно». Канако робко улыбается, когда он подходит к ее лицу, нежно поглаживая ее щеку. Она не понимает, почему Старло так мил и добр к ней, хотя она не может жаловаться. «Спасибо», — снова говорит она, чувствуя себя немного смущенной и желая больше, чем немного, повернуться и посмотреть фильм еще раз, но она не хочет показаться грубой. Старло смотрит на нее несколько мгновений взглядом, который она не совсем понимает. Он смотрит на нее так, будто она такая, такая важная. В его выражении лица есть нотка нежности, которая немного напоминает Канако о том, как иногда смотрят на нее ее мать или отец, но в его выражении есть нотка чего-то еще, чего она не может расшифровать. Что-то в этом заставляет ее немного нервничать, и она немного ерзает, но... Это дядя Старло. Глупо нервничать рядом с ним, особенно когда он делает ей комплименты. Старло прижимает ее к себе на несколько мгновений, прежде чем он, наконец, снова заговорит, с ноткой беспокойства в голосе. «Я хочу сделать что-то, чтобы… показать тебе, насколько я это имею в виду, ладно?» Вопрос Старло не совсем похож на вопрос, на который можно сказать «нет». Она могла бы, но, судя по тому, как он на нее смотрит, она чувствует, что расстроит его, если так поступит. Конечно, если это что-то, чтобы показать, как сильно он заботится, то это совсем не плохо. Несмотря на все это, Канако не может вымолвить ни слова, кивая ему. Руки Старло медленно поднимаются от ее бедер, касаясь ее боков так, что она немного вздрагивает, хотя ей не холодно. Канако не может не избегать его взгляда, пытаясь слушать фильм, который все еще идет на заднем плане, и вспомнить, на какой части они были. Ей понравилась эта часть, и она хотела повернуться, но не двинулась с места, когда руки Старло наконец достигли ее груди, ощупывая, пока не нашел ее соски и не коснулся ее через кимоно. Ощущение было незнакомым и достаточно неожиданным, чтобы снова сфокусироваться на Старло. Это не было плохо, но это было странно, и она не могла не поежиться. В этот момент ей просто хотелось вернуться к просмотру фильма... «Тебе это нравится?» — спрашивает ее Старло с ухмылкой, и Канако не совсем уверена, как ответить. Это не похоже на вопрос, а скорее на утверждение, и почему-то кажется, что он издевается над ней, но она не понимает. Ее голос звучит как бормотание, и Канако отвечает: «Это странно». «Но ведь не так уж и плохо, правда?» — спросила Старло, нежно потирая круги на своих сосках. «В смысле, это ведь не больно, правда?» Канако покачала головой. Это не было больно. Она не знала, как точно описать, что это чувствовалось, но болью это не было. Это было странное теплое, покалывающее чувство, которое она никогда раньше не чувствовала, и странный жар в животе заставлял ее извиваться. Она чувствовала себя немного больной и начала задаваться вопросом, когда ее заберет мать. Это должно было произойти как минимум через несколько часов. Они недавно обедали, и она обычно работала до вечера. Может быть, если ей повезет, Чуджин освободится пораньше, и он заберет ее вместо нее. …Странно было хотеть проводить меньше времени с дядей Старло. Часть себя ругает себя за эту мысль. Это более чем грубо думать о ком-то, кто практически семья, таким образом. Несмотря на это, Старло издает хрюканье, по-видимому, удовлетворенный ответом Канако. Его руки двигаются; одна из них лежит на ее бедре, прижимая ее к себе, а другая идет к ее животу, обхватывая ее ладонью на несколько мгновений, пока Канако пытается не извиваться. Она не знает, к чему это приведет, и не совсем уверена, нравится ли ей это. Ей приходится бороться, чтобы не спросить Старло, могут ли они просто вернуться к просмотру фильма, и все снова станет комфортным и уютным, а не тем, чем это было. Тем не менее, Канако заставляет себя смириться с этим. Это не могло быть слишком плохо. Это не было больно, и Старло делал это, чтобы показать ей, как он заботится о ней. Его рука опускается ниже, между ее ног, и ее мозги почти отключаются. Он практически не дает ей времени подумать, пока трет свою руку вперед и назад. Несколько мгновений это почти неловко, но чувство, которое было раньше, возвращается, на этот раз сильнее. На самом деле, Канако уже говорили, что она не должна позволять другим трогать себя таким образом. И Чуджин, и Сероба говорили ей, что она не должна позволять другим трогать себя в уединенных местах или если ей некомфортно, но... Это была Старло. Большинство советов ее родителей были направлены на незнакомцев; она знала, что нельзя брать конфеты у незнакомцев, но Старло не был незнакомцем. Он был практически членом семьи. Это было странно, но это не могло быть плохо. Не, если это был дядя Стар. Она издает стон, когда ее пронзает волна удовольствия, и наклоняется вперед, хватаясь за пончо Старло для поддержки. «Дядя Стар... это так странно...» Старло притягивает ее немного ближе, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. «Я знаю. Но ты так хорошо справляешься со мной. Ты выглядишь такой красивой, сидя вот так…» Он отстраняется, и на несколько мгновений Канако почти думает, что все кончено. Но вместо этого Старло пытается развернуть ее, а затем его рука скользит ей под штаны. Она издает писк, когда ее двигают, и внезапно его голая рука касается ее так, как она знает, он не должен этого делать. Единственное облегчение, которое она получает, это то, что она, по крайней мере, смотрит на телевизор и может снова смотреть фильм, хотя сосредоточиться на нем нелегко. Она едва может понять, какая это часть фильма, и каждая часть ее мозга гиперфокусирована на том факте, что рука Старло у нее в штанах, касается ее и посылает волны удовольствия, проносящиеся через нее. Она цепляется за его руку, более чем немного ошеломленная. Однако Старло, похоже, не довольствуется просто потиранием своей пизды. Его пальцы находят ее вход, и один медленно проникает внутрь, заставляя глаза Канако округлиться. Это жжет. «Дядя Стар…!» — скулит она, слегка отталкиваясь от его руки. «Это больно…» Он мягко успокаивает ее, другой рукой хватая ее за руку и держа ее за руку, как будто это было что-то обычное, как будто они вместе гуляли по Дикому Востоку, и он держал ее, чтобы держать рядом, а не что-то еще. «Ты справишься... Ты так добра ко мне, Канако. Я буду идти медленно, и это будет приятно». Старло кладет голову ей на плечо, и Канако внезапно гораздо больше осознает близость между ними. Настолько, что становится неуютно, и теперь, когда она поерзала у него на коленях, в нее что-то неприятно тыкается. Канако не знает, что чувствовать, когда его слова звучат правдой. Это все еще немного больно, но это также приятно . Ее тело непроизвольно сжимается вокруг одного из его пальцев, и она чувствует, как что-то нарастает в ее животе. Она пытается сомкнуть ноги, но это не останавливает его, когда он начинает вставлять второй палец. Это заставляет ее тихонько заскулить, крепко сжимая Старло. «Я знаю, я знаю…» — успокаивает Старло, давая ей несколько мгновений, чтобы привыкнуть. Он целует ее в щеку, медленно сгибая пальцы внутри нее, вызывая невольный стон из горла девушки. Часть ее ненавидит это. Часть ее говорит ей, что все происходящее отвратительно и неправильно, и она должна бороться изо всех сил, чтобы вырваться, кричать, сделать что-то с этим. Однако другая ее часть шепчет, что это не обязательно плохо. Старло даже сказал, что это будет хорошо, и трудно сказать, что он неправ. Но она все равно чувствует себя подавленной, ей жарко, и у нее просто нет слов, чтобы описать все это, она пытается говорить связно, но едва справляется. «С-Старло, пожааааалуйста, я...» Она прерывается звуком между стоном и криком, который заглушается рукой Старло, накрывающей ей рот, когда он вталкивает внутрь третий палец. Это больно , но стимулы есть стимулы, и этого движения достаточно, чтобы подтолкнуть ее к краю, о существовании которого она не знала. Ее тело содрогнулось в хватке Старло, когда ее охватил оргазм, ее тело крепко сжалось вокруг пальцев Старло, когда удовольствие затопило все ее чувства, более интенсивное, чем все, что она чувствовала раньше. Ей трудно даже понять, как долго это продолжается, но когда ее тело наконец расслабляется, она остается измотанной. Пальцы Старло вытаскиваются из нее и становятся скользкими от ее жидкостей. Канако чувствует себя немного больной, но отголоски того, что только что произошло, все еще текут через нее, заставляя ее хныкать. Несколько мгновений она просто смотрит прямо перед собой, глядя на телевизор, но не замечая ничего из того, что идет фильм. Старло немного смещает свое тело вперед, и требуется несколько мгновений, чтобы осознать, что его руки снова на ней, стягивая вниз ее штаны и трусики. Она чувствует себя открытой и обхватывает себя руками, но не может заставить себя как следует попытаться понять, что происходит. Она слышит звук молнии позади себя, когда Старло расстегивает штаны и немного смещается, а затем внезапно тело Канако поднимается, и что-то прижимается к ней. Она не совсем понимает, что происходит, но она знает, что даже его пальцы внутри нее болят, и что бы это ни было, что плотно прижато к ее входу, будет болеть еще сильнее. Канако не может не паниковать, извиваясь под ним. «Дядя Стар! Я... я не... я боюсь», — скулит она, и Старло обнимает ее, прижимаясь к ней. «Тсс... Всё будет хорошо. Ты такая красивая...» Он наклоняется к ней, позволяя себе оценить ощущение её рядом с собой. Она так, так похожа на Серобу. Её мех и волосы были темнее, но даже её запах, даже запах мыла, которым Сероба, должно быть, стирала своё кимоно, был так похож на женщину, которую он любил. Канако едва могла ясно мыслить. Она напугана и растеряна, и она честно просто хочет пойти домой, но... Старло успокаивает ее. Его голос тихий, и он нежен, и она не может понять ни одной части этого. Она просто хочет быть с мамой и прижаться к ней в постели, как она делала, когда ей снился кошмар. «Не хотелось бы делать это снова, но мы не можем чтобы нас услышали снаружи, слышишь?» — прошептал Старло, закрывая ей рот рукой. «Знаешь… у меня могут быть большие проблемы, если кто-то узнает об этом. Ты же знаешь, что это будет несправедливо, да?» Канако даже не знает, как бы она отреагировала, даже если бы ее рот не был прикрыт. «Я все-таки думал о повышении тебя до заместителя». Старло позволяет этому заявлению повиснуть в воздухе на несколько мгновений, прежде чем заговорить снова. «Я люблю тебя…» Обычно, когда Старло говорил ей это, она бы отвечала так же радостно. Теперь у нее пересохло в горле. У нее не было времени подумать об этом, так как Старло медленно начал толкать ее вниз, и крик вырывался из ее горла, когда его член начал проталкиваться внутрь. Если она думала, что его пальцы болят, это даже не сравнимо. Слезы тут же подступают к ее глазам и начинают катиться по щекам, а грудь начинает вздыматься. Больно . Настолько, что Канако не может правильно сравнить это с чем-либо, что случалось с ней раньше. Ни одно падение или несчастный случай, каким бы плохим он ни был, не ощущались так. Она пытается сосредоточиться на мелких деталях, а не на своей боли и дискомфорте. Она отдаленно слышит, как Старло бормочет похвалу позади себя и время от времени тихо хрюкает или стонет, когда он толкает ее на себя. Телевизор недостаточно громкий, и Канако хотела бы, чтобы он был немного громче, чтобы она могла заглушить звук Старло позади себя и, надеюсь, все остальные чувства. Она может сказать, что у нее там сыплется пыль, и она надеется, что она не испачкает ее одежду. Ее мать редко злилась именно на Канако, но она могла сказать, что это всегда раздражало ее, когда она пачкала свою одежду. Мысли Канако застряли при мысли о матери. Как сильно она хотела быть сейчас с матерью. Как сильно она хотела извиниться за то, с каким энтузиазмом она всегда проводила время со Старло, а не с ней. Может, это было ее наказанием. Канако скучает по своей любимой части фильма. Она чувствует себя так, словно возвращается на Землю, поскольку она как-то смутно осознает, что все кончено. Несмотря на то, что Старло вытащил ее и его жидкости запятнали диван, ей все еще больно. Чувства медленно начинают возвращаться, хотя Канако этого и не хочет. Руки Старло обнимают ее, и она чувствует, как ее охватывает теплое зеленое сияние магии исцеления. Магия Старло далеко не так сильна, как у ее матери, но она успокаивает хотя бы часть ее боли. «...с-спасибо», — шепчет она дрожащим голосом, почти по привычке. Старло не отвечает на это. Он медленно одевает ее, и Канако делает шаткую попытку помочь ему. Ей все еще немного больно внизу, когда она двигается, но было бы невежливо жаловаться, когда Старло пытался ее исцелить. Даже если он был источником ее боли. Канако не дали много шансов задаться вопросом, что произошло после. Старло просто делает вид, что все нормально. Остальные из Feisty Five приходят позже — после того, как Старло все убрал, очевидно — и они тусуются, как будто это был обычный день. Остальные из группы Старло ничего не знали о том, что только что произошло. Когда Сероба спрашивает, как прошло ее время со Старло, Канако отвечает, что ей было весело, и Сероба не придает этому большого значения, когда ответ Канако менее восторженный, чем обычно. Когда Канако ложится спать той ночью, она рыдает сильнее, чем когда-либо в своей жизни.