Горные ведьмы

«А гранаты цветут, и звенит гитара, 

Переходят пролив суда с Марикьяры. 

Тот, кто любит, наверно, не будет старым, 

А счастливый не умирал»

— Хэлденн "Корабли с Марикьяры"

На Марикьяре небо чистое-чистое, и далёкие звёзды видны, как на ладони. Они мягко мерцают голубоватым светом, рассыпанные по ночному своду мириадами ярких брызг морской пены. На Марикьяре всегда тепло, и даже зимой нет снега, а лишь идут приятные, прохладные дожди. Здесь люди занимаются рыбной ловлей и мореходством, шумные, драчливые, но размеренные и никуда не спешащие. Это не бешеная Оллария с ее неугомонным ритмом, а тихий остров, отделённый от всех тёплым и широким проливом Мальдито. Наверное, это и есть Рассвет на земле, вечно зелёный, жаркий, соленый от моря, спокойный уголок счастья.  Марикьяре — не кэнналийцы, и ненавидят, когда их путают, несмотря на то, что их территории рядом, а для иноземца культуры схожи, почти как две капли. Марикьяре говорят на диалекте кэннали, более звонком, жестком, почти металлическом, так что прибывший из Сеньи с трудом разберёт сказанное на юге солнечного острова.  Говорят ещё, что марикьяре жестокие люди, и поклоняются только своим четырём богам. Они не верят в Создателя и не принимают ни эсператизм, ни олларианство. Они беспощадны к своим врагам, но щедры к тем, кто добр с ними и поступает по совести. Быть может, это и правда так, но не стоит судить их слишком строго. Не все марикьяре одинаковы, как неодинаковы, например, те же бергеры или дриксенцы. Как бы то ни было, мало кто может поспорить с тем, что жить на Марикьяре хорошо и радостно, а лучше всего здесь, конечно, бывает летом, когда все цветёт и пахнет, а на деревьях зреют спелые гранаты. Это лето, как и все остальные, Ротгер Вальдес проводил именно здесь. Ему было шесть, он был уже совершенно взрослый, и, как все совершенно взрослые и почти самостоятельные мужчины, готовился к поступлению на службу. Поступление, впрочем, грозило только через шесть лет — чуть больше всей прожитой им жизни, ужасно долгий срок! И все же, это не мешало Ротгеру представлять, как он командует кавалерией или бороздит морские просторы, подобно отцу. Мать, впрочем, считала, что на море ему делать нечего — не хватало месяцами волноваться не только за мужа, но еще и за сына, и прочила ему карьеру дипломата. Ротгера материнские вздохи, конечно же, не останавливали. В отцовской книжке, называвшейся как-то по-умному, вроде, «Общий словарь золотоземельных изречений», он вычитал, что дипломатия — это «искусство налаживать отношения с людьми, в том числе, идти на компромисс». От мамы он, в свою очередь, выяснил, что идти на компромисс должны все приличные люди, то есть, по-простому, уступать другим. Уступать Ротгеру не хотелось. Он всегда стоял на своём, и не хотел делиться, когда его заставляли. Тетушка Юлиана говорила, что он упрям, как баран. С баранами Ротгер ещё не встречался, поэтому проверить правдивость ее слов не мог.  Вообще, надо сказать, он не был жадным, и охотно готов был отдать половину конфет другу, хотя бы вот, Рамону Альмейде, жившему неподалёку, но уступать кому-то не по своему желанию, а когда заставляют? Нет уж, увольте! Конечно же, он со всей прямотой заявлял об этом матери. Та ругалась, но, скорее, не всерьез, а больше «для профилактики», и отвешивала любимому сыну звонкий подзатыльник.  Ещё у Ротгера был младший брат Рудольф, но звали его все просто Руди. Он был совсем маленький, ему было три, и Ротгер его любил, но все же, с ним было не так интересно, как с соседскими мальчишками. К тому же, почему-то он был совсем светлый, как мама, и Ротгер не понимал, как они могут быть так непохожи. Еще мама говорила, что скоро у Ротгера появится младшенький или младшенькая. Сказать по правде, ему теперь хотелось сестричку. Рудольф постоянно плакал, и вообще был тефтелей. И хотя от тетушки Юлианы он слышал, что девочки, конечно, всегда спокойнее, и вообще, «не хватало тебе, Фредерика, ещё трёх сорванцов одной воспитывать», он был уверен, что уж его-то сестричка будет не чета остальным девчонкам, и обязательно будет вместе с ним лазать по деревьям и красть гранаты. Уж он-то ее научит!  А гранаты на Марикьяре были отменные! Сладкие, и такие сочные, что сок рубинами стекал по губам, пачкая руки и оборки на воротнике и рукавах накрахмаленной рубахи. Матушка обычно запрещала Ротгеру есть их до ужина, но разве уж можно было устоять, когда они висят так близко, что только руку протяни и достанешь? Тогда она, конечно, встречала его, перемазанного с ног до головы в гранатовом соке, громкими причитаниями, и говорила, что он марикьярский рэй, а не поросенок, а значит, должен вести себя соответственно.  Это было ужасно и оскорбительно. Соответствующее титулу поведение подразумевало ношение кучи вычурных одёжек, занятия с приходящими менторами, ненужное знание о том, куда класть десять тысяч вилок и ложек во время обеда, умение отличать серебряный суан от золотого талла*, а ещё вечные поклоны тем и этим. Последнего Ротгер никогда не делал, а просто корчил рожи и убегал. Матушка называла всю эту галиматью с миллионом условностей этикетом и хорошими манерами, но Ротгер ей не верил. Как может быть хорошим то, что сковывает тебя по рукам и ногам, мешая не только дышать, но и лазать по деревьям или бегать за соседскими котами?  Руди, тот, конечно, послушно ходил с матушкой и няньками за руку, и совершенно не возражал. Он вообще боялся любого шороха, и даже лягушек под одеялом. Такое недостойное приличного моряка поведение претило свободолюбивой натуре Ротгера, ведь сам он то и дело сбегал от домашних хлопот в гранатовую рощу, а то и вообще в порт. А то, что влетало — так а какому нормальному человеку не попадает от взрослых? Зато, то время, что он успевал не стоять в углу или получать дюжину кошек, Ротгер тратил на воплощение очередной шалости. Рамон Альмейда, в отличие от Руди, был совсем другим. Он готов был поддержать любую инициативу Ротгера, хоть и был на три года старше. Рамон тоже был рэем, и наверняка знал все особенности хороших манер. Но что Ротгеру больше всего в нем нравилось — он не был напыщенным индюком, как некоторые, и всеми этими знаниями не спешил пользоваться, когда они оставались наедине. Альмейда с удовольствием рыбачил вместе с ним в море и бегал красть гранаты из окрестных садов. У них обоих они, конечно, росли прямо под окнами, но разве это интересно — срывать их, даже не забираясь на дерево, и не сбегать от сторожевых собак или разгневанных садовников? Нет, они оба были решительно согласны, что без доли авантюризма есть гранаты совсем не вкусно. Вот и сегодня они тоже должны были встретиться, примерно в полдень. У Ротгера не было часов, но он спешил успеть к другу до того, как солнце поднимется на небе так высоко, что придется запрокидывать голову и щурить глаза. В этот раз была очередь Рамона выдумывать им занятие, и Ротгер, конечно, ждал от него чего-нибудь этакого. Фантазия у Альмейды было ого-го какая, он уже успел прочитать так много книжек, что Ротгер, как бы ни старался, никак не мог догнать их разницу в три года.  Рамон точно знал, что станет моряком, как отец, и Ротгер все представлял, как он будет служить под его началом. А еще Альмейда часто бывал в порту, и мог без запинки перечислить названия всего такелажа, который был на судне, и даже мысленно разобрать любой корабль до киля и собрать обратно. У Ротгера пока не получалось также запросто запомнить что и для чего делается, зато он умел ловко карабкаться по вантам, и несколько раз уже даже залезал на марс. Матросы на отцовском корабле знали его и, посмеиваясь, называли марикьярским чайчонком, а отец гордо хмыкал, хваля его за подвиги, и потихоньку рассказывал что и как здесь устроено. Отец ходил на «Прекрасной Аннерли», одном из фрегатов королевского флота Его Величества, и брал его с собой, когда был командирован на берег, хотя матери эта идея не особо нравилась. Каждый раз, когда Ротгер приносил в дом новую фразочку, подцепленную от какого-нибудь боцмана, она строго смотрела но отца и спрашивала, где это Ротгер услышал. Ротгер, разумеется, не признавался, и уверенно говорил, что придумал все сам. Но проходил такой трюк, к сожалению, не всегда, и тогда Ротгер отправлялся стоять в углу, а отец — чистить картошку. Конечно, матушке было все равно на должности в талигойском флоте, и капитанское звание отца мало что здесь решало. К счастью, сегодня мать была на рынке, а от ментора географии и гувернантки Марселы Ротгер успешно улизнул через окно, спустившись по большой раскидистой яблоне, ветки которой очень удобно задевали стекла. Затем он привычно обогнул дом через сад и преспокойно направился к порту, где его уже должен был ждать Рамон.  Альмейда был всегда отвратительно пунктуален. Ротгера это в равной степени злило и восхищало — сам он вечно куда-то опаздывал, и получал за это нагоняй. Но припоздниться на встречу, тем более, насколько важную, было бы просто непростительно, и он ускорил шаг.  Рамон обнаружился сидящим на пирсе и с серьезным видом жующим соломинку.  — Эй, альмиранте! — Заорал Ротгер через пол-улицы. Дама в цветастом чепчике отшатнулась в сторону и недовольно посмотрела на него, но, прежде чем она успела сказать ему что-то, безусловно, нравоучительное и скучное, Вальдес уже мчался навстречу своему товарищу. — Ротгер! — Рамон подскочил на ноги и схватил друга за шиворот раньше, чем тот успел поскользнуться на илистых досках и ухнуть в воду, — решил искупаться?  Ротгер захохотал. — Почему нет? Погода чудесная!  Рамон фыркнул. — Ну ты и… лягушка.  — Ну нет! Я скорее рак.  — Это кто такой? — Ну ты даешь, Рамэ! Это как этот ваш… краб, вот! Их в Хексберге варят, они сразу из зеленых такие красненькие становятся… И я уже сварился, пока к тебе бежал. Жара! Ротгер, придерживаясь за непонятно зачем торчащий из земли колышек, опустил ногу в море и поболтал ей. — Это мать тебя дома сварит. Заживо. Будешь весь красненький, — грозно сказал Рамон и сделал страшную рожу, — опять сбежал от Марселы? — Ну сбежал! Лучше с тобой, чем там… тухнуть. Фу, запыхался, отстань! Рамэ, так что ты придумал? — от нетерпения Ротгер приплясывал на месте, и босые ноги оставляли мокрые следы на пригретом солнцем дереве.   — Не боитесь ли вы сложить свою голову во имя великой цели, рэй Вальдес?  Вид у него был донельзя важный, как у большой хищной птицы, и Ротгер с уверенностью ответил: — Никак нет, альмиранте! Рамон удовлетворенно кивнул. — Тогда слушай! Помнишь, мы в прошлый раз чуть-чуть не дошли до дальнего сада… такого, с огромным забором? Ротгер помнил. Он кивнул, прикидывая, что выбеленные доски, должно быть, были такими высоченными, что даже долговязый Рамон не достал бы до верха рукой. А тот был выше всех мальчишек, кого он знал, и выше него самого уж точно на целых полбье*! — Так вот, — торжественно продолжил Альмейда, — я несколько раз там был… и ничего не слышал. Ротгер вопросительно посмотрел на него. — Ну и? — А вот! Слухи ходят, что там вовсе не живет никто. — Чей тогда дом? И сад? Забор свежий, недавно белили, это точно! Меня самого в Хексберге Юлиана заставила, так я… — Да подожди ты! — Нахмурился Рамон, сбитый с пути своей гениальной мысли, — Там призраки живут, вот кто! Выходцы! А то и хуже! — Да ну, брешешь! Там такая зелень, а от выходцев все дохнет!  — Вот ты и проверишь, как я брешу! — насупился тот. Ротгер задумался. — А если всё-таки не выходцы? — Кто ж тогда?  — Ну… фульгаты наверняка! — Ротгер вспомнил изображения спутников Астрапа, грозного бога Молний, которые укоризненно смотрели на него со страниц древних книг глазами тетушки Юлианы, безрезультатно пытавшейся выучить его богословию. — Ты думаешь? — Рамон, кажется, тоже представил картинки сотканных из языков пламени юношей и девушек с кошачьими головами и птичьими крыльями. — Ну может, в конце концов, люди… живые!  Рамон возмутился: — Да какие люди! Я там даже садовника ни разу не видел! — Значит другие твари!  — Так полезли и узнаем. Если не живые, то к нам уж точно выйдут. Это же нечисть! Там мы их и увидим. А еще, — Рамон сделал хитрое лицо, готовясь припечатать решающим аргументом, — у них там гранатов видимо-невидимо! Я через щель видел! Ротгер, разумеется, и без того был готов на все, что бы ему ни предложили, но против такого точно не смог бы устоять. Да и увидеть нечисть было, конечно, до жути интересно. Заветный сад за высоким забором был в полухорне* от порта, если идти по извилистым улочкам и абрикосовым садам, набрав по пути в карманы спелых фруктов, а потом свернуть на широкую аллею и протиснуться между двумя белёными домами, стоявшими впритирку друг к другу. Ротгер в прошлый раз подумал еще, что толстый ментор словесности, приходящий каждые три дня, точно не прошел бы здесь и, будь он не таким высоченным, мог бы застрять там и смешно болтать ногами, пытаясь выбраться из западни, как муха из паутины. Ротгер ухмыльнулся и пролез вслед за Рамоном. Дальше, за этим проходом, уже начинался незнакомый им обоим район, где они были всего пару раз, и ни разу не проходили до конца.  — Рамон, смотри! — Ротгер взбежал вверх по улице и ткнул пальцем вперед, — Забор, видишь! Тот самый! С призраками!  Рамон нагнал его в несколько шагов и остановился, по-взрослому скрестив руки на груди и деловито оглянувшись по сторонам. — Высоко, — сказал он, — надо что-то подставить…  Его взгляд упал на пару соседских ящиков, лежащих неподалёку. Они переглянулись и, не говоря друг другу ни слова, бросились к ним.  — Тяжелые! — сказал Ротгер, легко пнув один ногой, — помогай, я их не дотащу! — Давай, ты с той стороны, я с этой, — ответил Альмейда, приподнимая одну сторону. Ротгер поспешил подхватить ящик с другой. Едва они отошли бье на двадцать, из сада, граничащего с местом, откуда они стащили ящик, послышались приглушенные голоса. — Рамон, — испуганно зашептал Ротгер, — нас щас… — Тихо! Брось его, иди сюда, — Рамон поймал друга за локоть и утянул в кусты. — Думаешь, тут не заметят? — Цыц! — А ящик?  — Потом! — А если… — Да тихо, попугай ты северный, я слушаю!  — Ах, как ты меня назвал? — вспыхнул Ротгер, и уже было бросился на Рамона с кулаками, но тот успел сгрести его в охапку и закрыть ему рот. Ротгер насупился, но вырываться перестал. Голоса зашуршали вдалеке, и через минуту совсем стихли. — Пронесло, — утер лоб Рамон, вылезая из укрытия, — ты чего творишь, хочешь, чтобы нас заметили?  — А ты чего обзываешься!  — Ладно, пошли, пока они не вернулись. Ротгер вытер нос рукавом замызганной рубахи и согласно кивнул.  Они снова взялись за ящик и теперь смогли вплотную приставить его к заветному забору.  — Стой тут, я гляну, что там, — Рамон залез на ящик и сверху взглянул на сад, — чисто, никого нет. — И призраков? — Они придут! — А фульгаты? — Тоже, наверное… — А гранаты есть?  — Гранатов тьма! — обрадовался Рамон, — погоди, я тебе помогу, — он подтянулся и, держась за ветки, уселся на заборе, — давай, залазь!  Альмейда протянул Ротгеру руку, и тот забрался следом. — Ого, — присвистнул Вальдес, оглядывая рубиново-изумрудное богатство загадочного сада, — Ну что, пошли?  — Стой, — Рамон придержал его за рукав и заозирался, но вокруг никого не было, — Ты ничего не слышал? — Брось, это ветер! Идём! — Ротгер спрыгнул на землю.  Деревья предупреждающе зашелестели, перешептываясь на непонятном, но красивом языке. Ротгер оглянулся по сторонам, прикидывая, на какое бы из них поудобнее залезть. На глаза попался самый высокий и раскидистый гранат с сотнями спелых фруктов, низко свисающих с ветвей. Они были похожи на яркие красные стекляшки на Изломной сосне в Бергмарк, и Ротгер невольно залюбовался. — Вальдес! Перепуганный возглас Альмейды вырвал его из мыслей, и Ротгер подпрыгнул от неожиданности. — Там!   Рамон медленно пятился, выставив руку вперед и указывая на злобно шуршащие и порыкивающие кусты. Из густой ветвистой зелени скалилась зубастая и слюнявая пасть. Сердце укатилось вниз и забилось где-то в желудке. Все. Вот они и помрут прямо здесь, так и не узнав, ради чего все было затеяно. Бесславно и бесцельно сложат свои головы, даже не разгадав тайны волшебного сада! — Ротгер, — прошептал Альмейда, хватая его плечо, — на счёт четыре бежим к тому дереву, — он незаметно кивнул в сторону того самого граната, на которой отвлекся Вальдес. Ротгер кивнул.  Кусты зарычали громче и раскатистее. Огромная псина, с серой мордой и землисто-чёрной, с рыжими проплешинами, шерстью, высунулась из нее почти наполовину.  — …три… Четыре!!! — шепотом заорал Рамон, и они бросились наутек. У дерева друзья оказались в долю секунды. Альмейда подставил руки, привычно подсадив Ротгера, а тот протянул ему руку, помогая подтянуться. Рядом лязгнули зубы, и раздался оглушительный лай. — Ай! Вот с-собака! — завопил Альмейда. — Что? Укусила? — Ротгер метнулся к другу, но тот, хоть и выглядел напуганно, но кровью вроде не истекал. — Нет! Штанину порвала! Зверюга!  — Тьху! Напугал!  — А ты не пугайся!  — Я тебя щас обратно скину!  — А ты попробуй, — громко захохотал Рамон, и псина раскатисто залилась вместе с ним. Ротгер насупился и оглядел диспозицию. — Надо повыше залезть.  — Надо, — согласился Рамон, посмотрев наверх.  Они вскарабкались на пару веток повыше. Ротгер удобно свесил ноги вниз, глядя на бесящуюся внизу зверюгу. Отсюда клыки казались еще более белыми и острыми, но достать товарищей на такой высоте она бы не смогла. Рамон привалился к стволу, достал из кармана маленький ножик и начал неспешно резать только что сорванный гранат с таким видом, будто это не он минуту назад был в шаге от смерти. — На, — он протянул половину другу, — кто знает, сколько нам тут еще торчать. — А сколько? — Да кошки закатные ее знают, говорю же! — выругался Альмейда, — Пока не уйдет. Может, и три дня сидеть тут придется. — То есть, и на ужин не успеем? — обрадовался Ротгер, вспоминая противное овощное варево, которое ждало на столе, и принялся чистить гранат от белых прожилок. В целом, положение их было хоть и незавидным, но не безнадёжным. Если зверюга не уйдет, можно было бы жить здесь и питаться одними гранатами, построить шалаш прямо на дереве, а там… глядишь и псина издохнет!  — Хотел бы я себе такую, — мечтательно протянул Рамон. Ротгер уставился на него как на умалишенного. Перевел взгляд на оборванную штанину.  — Чтоб она тебя ночью сожрала?  — Хм. Да нет. Они ведь хозяина только слушают, вот так. А эта просто сад охраняет, поэтому и злющая. — Зачем охранять сад, если тут только призраки? — А может, они гостей не любят.  — Тогда это не марикьяры никакие! Отец вот каждые пару дней кого-то в гости зовёт! — Значит, все-таки фульгаты, — с видом знающего человека, сказал Рамон.  — Так что, будем ждать? — Будем. Время тянулось медленно, как патока, и Ротгер не мог сказать, прошел уже час или всего пара минут. Он сорвал с ветки гранат и взвесил на ладони. Фрукт был спелым, красным и тяжелым. — А если в нее кинуть, она уйдет, как думаешь? — спросил Ротгер, с опаской глядя на настороженно замершую на месте собаку.  — Скорее, больше разозлится. — Мне уже надоело! Лучше бы пошли на рыбалку! И никаких тут фульгатов нет… тоже мне! — А ты думаешь, фульгаты на любой шорох к тебе выйдут! — взвился Рамон, оскорбленный до глубины души, — Думаешь, так все просто? Нет уж! Это ждать надо!  — Тебе-то почем знать! Будто ты их видел! — Я не видел, — насупился Альмейда, — а отец вот наверняка! Он вассал Молний! Наша семья с ними связана, понял!  Ротгер прикинул. С одной стороны, сидеть на одном месте без дела было совсем не весело, а солнце, хоть и слепило ярко, но уже начинало клониться к горизонту. С другой — в словах Рамона была своя правда. К тому же, он никогда не врал.  — Ладно… Может, привлечь их как-то? Ну, фульгатов? — Ротгер задумчиво потянулся за новым гранатом, подкинул его в воздух, но не рассчитал, и тот звонко шлепнулся в паре бье от собачьей морды, разлетевшись вдребезги.  Псина взвизгнула, закрутилась на месте и через секунду бросилась на дерево с двойным рвением, брызжа слюной во все стороны. Если до этого и была возможность сбежать, дождавшись, когда она заснет, то теперь шансы на спасение стремительно таяли, и путь назад был отрезан. — Рамон, — с ужасом прошептал Ротгер, — а как мы теперь вообще? Она же точно от нас не отстанет просто так. Их предприятие терпело крах, это было ясно, но мало что можно было с этим сделать. Становилось тоскливо и тревожно, и Ротгеру, по правде, уже хотелось домой — к матушке, Марселе, Руди и даже к скучному ментору географии. Подальше от злополучного сада. — Эй, не дрейфить, юнга Вальдес! — Ободрительно пророкотал Альмейда и ткнул его в плечо, — прорвемся!  Внезапно раздался оглушительный свист, и собака перестала лаять, обернувшись на звук. Ротгер и Рамон тоже повернули головы. Из-за деревьев показалась длинная человеческая тень со странной головой, похожей на звериную. — Рамэ, — Ротгер в момент забыл свои горести и даже весь подобрался, — Рамэ, это они! Фульгаты, точно тебе говорю! Смотри какая башка, верно кошачья, да! И высокий такой, ух! — Ага, глянь-ка, даже псина его слушается! — оживился Рамон.  Две любопытные пары глаз, забыв об опасности, внимательно высматривали в зелени того, кто скрывался за странной длинной тенью. Тень все приближалась. Сердце заколотилось, как бешеное, и Ротгер даже похолодел от предвкушения.  Наконец, из-за густых насаждений показался этот таинственный незнакомец. — Вы кто такие?  Ротгер опешил. На друзей, запрокинув голову и внимательно сощурив синий взгляд, смотрел мальчишка, с виду чуть помладше Ротгера. Голова была, к несчастью, абсолютно человеческой, а странную тень давала заломленная на бок шляпа с пером. Незнакомец был в белоснежной рубашке с кружевом и сверкающих ботиночках, и Ротгер сразу почувствовал к нему какую-то неприязнь. «Ну и франт», — пронеслось у него в голове. Таким странным словом отец обычно за глаза обзывал расфуфыреных, точно на бал, важных гостей, которых не хотелось видеть в своем доме, но и не принять было почему-то нельзя. Ротгер полагал, что это странное поведение взрослые тоже оправдывали «манерами» и «этикетом».  Он перевёл взгляд на Рамона.  «И это что ли фульгат?» — в глазах Альмейды читался тот же вопрос. — Я Ротгер, — Вальдес заговорил первым, решив, что ничего не теряет. Кем бы ни был странный визитер, с ним наверняка можно было бы договориться, — Ротгер Вальдес. А это мой друг, Рамон Альмейда. А кто ты? Ты фульгат?  — Или призрак? — сощурился Альмейда, — Что ты тут делаешь? Говори! — Я Рокэ, сын герцога Алва, — значительно произнёс мальчишка, — и я никакой не фульгат, я из Дома Ветра. «И чего только он так важничает?» — нахмурился Ротгер. Имя казалось ему знакомым, но ни о чем не говорило.  Тем временем Рокэ Алва продолжил: — Я вообще-то тут живу. А вот вы тут что забыли?  — Мы за призраками пришли! — нашелся Ротгер.  — Не живешь ты здесь, — перебил Альмейда, подозрительно сощурившись, — У тебя говор не местный. — Моя семья недавно прибыла из Алвасете. — Где это? — спросил Ротгер, и Рамон тут же ткнул его в бок, укоризненно зыркнув, — Ай!  — Там соберано живет, — пояснил Альмейда. — Это мой отец, — сказал маленький маркиз. — Врешь ты все! Соберана в Кэнналоа живет! — презрительно воскликнул Ротгер, — и раньше их тут не жило! Я сюда тем летом приезжал, Рамэ, скажи! — Ротгерр, — зашипел Альмейда, стремительно бледнея, — Алвасете — столица Кэнналоа! Повисло неловкое молчание.  — Допустим, — сказал наконец Рамон, — ты и правда сын соберано. Но призраки-то тут есть? Или астэры? Мальчик озадаченно почесал нос. — Тут только моя семья и наши слуги. И Чикито. — Это кто?  Алва тихонько засвистел, подзывая к себе мохнатую громадину.  — Ничего себе Чикито! — присвистнул Ротгер. Такой малыш проглотил бы их и не подавился! — Дор Росио! Дор Росио, где Вы? — из глубины сада донесся женский голос. Ротгер и Рамон встрепенулись. — Кто это? — с опаской спросил Рамон. — Это меня ищут, — ответил мальчишка и тоже заозирался, — скорее слезайте, не то она сейчас нас найдет! — А ты нас не выдашь?  — Нет. — Почем нам знать? — Альмейда сложил руки на груди.  — Слово кэнналийского рэя.  — Посмотрим, чего стоит слово кэнналийца, — удовлетворенно кивнул Рамон и полез вниз.  — Рамэ! — воскликнул Ротгер, хватая его за плечо, — оно же тебя сожрет!  Зверюга пока что сидела на удивление смиренно, но, с другой стороны, кто их, этих зверюг знает! — Не сожрет! — Рамон спрыгнул на землю, — я же тебе объяснял. Они хозяина только слушают. А он, — Альмейда кивнул на мальчика, — хозяин. Ротгер недоверчиво глянул на их нового знакомца и его псину, и, решив, что лучше его сожрут, чем обнаружат, тоже слез. — Куда теперь? Мы тут обратно через забор не перелезем.  — Пойдемте, я выведу вас через задний двор.  Рамон и Ротгер пошли за ним, продираясь сквозь режущую глаза своей яркостью веселую зелень летних деревьев и кустов. Собака, вдвое больше своего невысокого хозяина, послушно вышагивала рядом и даже не повела мордой в сторону чужаков. Они свернули на мощеную светлым камнем тропинку, и Ротгер почувствовал себя, как в одной из книжек, которые он читал. К несчастью, здесь действительно не было ни призраков, ни древних божеств. Сад оказался просто садом, не скрывавшим никаких тайн, но Ротгер не был расстроен. У них все равно вышло преотличное приключение. А завтра они с Рамоном раздобудут лодку и отправятся ловить рыбу. И, может быть, возьмут этого Рокэ Алву с собой. Если узнают его получше.  — Почему ты нам помогаешь? — спросил Ротгер, сверля взглядом его затылок. Маленький соберанито оглянулся через плечо, посмотрел на Ротгера своими синющими глазами так, что того пробрало до самых костей, и просто ответил: — Потому что хочу. Дальше шли молча. Только Чикито облизывал слюнявую пасть и шумно дышал от жары, свесив розовый язык. Впереди показалась низкая белоснежная ограда, обвитая плющом, и калитка.  — Это для слуг, — пояснил Рокэ, — сейчас тут никого нет, все заняты в доме. Поверните налево и вернетесь туда, откуда пришли.  Рамон кивнул.  — Эй, — Ротгер хлопнул мальчишку по плечу, — Спасибо, что помог нам. И что не сдал.  Тот помолчал, задумчиво почесывая Чикито за ухом. Огромный страшный пес закрыл глаза от удовольствия и начал лениво повиливать хвостом. — А вы придёте еще? — наконец спросил Рокэ. — Придем конечно! — обрадовался Ротгер и разулыбался, — Рамэ, придем же?  — Ага, — подтвердил Альмейда, — и ты приходи.  — Точно! Завтра мы пойдём на рыбалку! В море, на лодке! Приходи! Мы будем в заливе!  — Я… я постараюсь. Отец не хочет, чтобы я общался с чужими.  — Разве мы чужие? Ты нас уже полдня знаешь! — возмутился Ротгер.  — Для него все такие, кроме моих братьев. Мы редко принимаем гостей. — Как же, — Альмейда открыл рот от удивления, — да быть такого не может! Чтобы ты ни с кем не общался? Вы что же, и в гости никого не зовете?  — Почти, — Рокэ опустил глаза, — Быстрее, вам надо уходить.  — Эй! Если хочешь, приходи ко мне в гости! Когда угодно! — оживленно затараторил Ротгер, — У нас вечно кто-то гостит! Мама будет рада! А еще у меня тоже брат есть, его зовут Руди! А скоро сестренка появится! Так тетушка говорит! — Ротгер, угомонись, — с ухмылкой осадил его Альмейда, — нам пора. Ротгер нахмурил нос и показал Рамону язык. Оставалось еще кое-что, что ему хотелось сделать. — Рокэ… а можно… погладить? — Он недоверчиво посмотрел на виляющего хвостом Чикито.  — А? Да. Тебе можно. Он не тронет.  Вальдес положил ладонь на собачий лоб так осторожно, словно укрощал не собаку, а, как минимум, дракона с талигойских знамен. Под рукой оказалась короткая жесткая шерсть и тёплая кожа. Чикито извернулся и мокро лизнул его ладонь. Ротгер засмеялся. Альмейда присел на корточки и от всей души начал чесать собачью шею и бока. И пес и Рамон выглядели при этом так, будто в этот момент исполнилась их маленькая мечта. — Ну, нам пора, — сказал Рамон, с сожалением проводя рукой между собачьих ушей в последний раз. Друзья выпрямились и отошли к заборчику, решив не слишком злоупотреблять чужим гостеприимством. Чикито последовал за ними и ткнулся в ротгеровское бедро холодным носом. Ротгер почесал его за ухом. — Давай, иди к своему хозяину! — сказал он. Рокэ коротко свистнул, подзывая пса, и тот послушно подошел к нему. — До свидания, — сказал Алва. — Ты все равно приходи, понял! — Ротгер, радостно сверкая всеми двадцатью девятью зубами, открыл калитку и помахал Рокэ рукой.  Рамон протянул ему руку: — Рад знакомству. Если выйдет, будем ждать тебя завтра. В заливе. В полдень.  — Да. Я попробую, — Рокэ Алва пожал его ладонь в ответ и скрестил руки за спиной.  Рамон и Ротгер двинулись по указанному пути. И все же, что-то в их новом знакомом было странное, чего Ротгер никак не мог понять. Так не ведут себя нормальные мальчишки, да даже тихоня Руди. Алва, со своим ростом в три с четвертью бье, смотрел на них не то, что свысока, но как-то совершенно особенно, словно уже был взрослым.  — Эй, Ротгер, — окликнул его Альмейда, когда они вышли на развилку. Здесь их пути расходились, — Что скажешь?  — Об этом? — Ротгер не придумал, как назвать маленького кэнналийца, но Рамон его понял. — Ага.  — Он ничего. Только странный. С ботиночками этими! — Ротгер по-прежнему был под впечатлением от его выхолощенного образа, — Рамэ, а давай мы будем с ним дружить? Неправильно как-то, что ему больше не с кем. Может, хоть человека из него сделаем! Альмейда задумчиво сорвал длинную соломинку с кисточкой на конце, сжал ее пальцами у основания и стянул пушистые травинки наверх, прикрыв ладонью от глаз Ротгера. — Индюк или индюшка?  Рамон, как и все моряки, был суеверным, и, когда не знал, как лучше поступить, принимал решения, доверившись случаю. Следовало выбрать. — Индюк, — Ротгеру очень хотелось угадать. Стать другом странному мальчику, назвавшемуся сыном соберано. Рамон поднял ладонь. Пара травинок выбивалась из общей копны. — Индюк, — подтвердил он. Ротгер выдохнул. — Значит, возьмём его завтра на рыбалку?  — Да. Если он придет. — Он придет! — Уверенно воскликнул Ротгер. Почему-то он знал это наверняка.  — Тогда до завтра, — улыбнулся Альмейда и хлопнул друга по плечу. — Давай! — Вальдес кивнул и понесся вниз по улице. Дома его наверняка ждал нагоняй, но пока он не дошел, об этом можно было не думать. Да и потом, жутко хотелось рассказать домашним о своём приключении и новом друге.  Ротгер решил вернуться тем же путем, каким и ушел, в надежде на то, что его отсутствия не заметили. Он снова обогнул сад, и уже начал взбираться на яблоню, когда… — Ротгер Вальдес!  Он вздрогнул и обернулся. Прямо за его спиной стояла, уперев руки в бока, сердитая Марсела. — И где Вы были, юноша, позвольте узнать? Дор Хосе ждал тебя весь день! А ну слезай! — Марсела схватила его за шкирку и, с невиданным для девушки проворством, стащила вниз и стиснула его плечи. — А-а-ай! — заорал Ротгер. — Ах! — воскликнула гувернантка, оглядывая его с ног до головы, — А это что! Ты опять шатался не пойми где и ел гранаты до ужина! Что скажет госпожа Фредерика, когда вернется!  Ротгер посмотрел на свои ладони и рукава рубашки, измазанные в грязи и гранатовом соке, и спрятал руки в карманы. — Может, мы ей не скажем? — спросил он, с надеждой подняв на нее чёрные глаза. — Нет! И не смотри на меня так, закатный котёнок! А ну живо иди умываться, пока дор Хосе не ушел!  — Он еще здесь? — разочарованно протянул Ротгер, округлив глаза. — О да, он не теряет надежд вбить тебе в голову хоть что-то полезное! Хотя у тебя, Ротгер, маловато шансов! — фыркнула Марсела и, схватив его за ворот рубашки, поволокла к бочке с водой. — Пусти-и! — завопил он.  — Не пущу! — Марсела была непреклонна. Она наклонила Ротгера к бочке и сурово начала плескать водой в чумазое лицо.  Спустя половину часа, Ротгер, отдраенный и сверкающий, как медный котелок, сидел в пустой комнате на втором этаже и дожидался ментора Хосе, который должен был прийти с минуты на минуту. Заниматься географией и вспоминать скучные карты отчаянно не хотелось. Ротгер уже посматривал на открытое окно. Спускаться отсюда было страшновато, но можно было высунуть длинные шторы и слезть вниз, как по канату… Дверь открылась, и Ротгер понял, что он обречен. В комнату вошёл пожилой дор Хосе, держа под мышкой ворох старых пожелтевших карт.  — Ну, юноша, — он строго посмотрел на Ротгера, — и где Вас носило, когда я Вас так ждал? Ротгер спрятал руки за спину и пристыжено потупил взгляд.  — Я… — он думал, как бы отвязаться от докучливых занятий, — я изучал окрестности!  — И что же вы узнали? — терпения старику было не занимать. — Кое-что… из географии… — Вот как! — хмуря седые брови, воскликнул дор Хосе, — Можете радоваться, что в вашем доме варят преотличный шадди, и я на Вас почти не сержусь. Но начнем занятие. Проверим, что Вы сегодня узнали-таки в процессе своего бестолкового самообучения… Ментор разложил на столе карту Золотых земель, придавив концы пустой чернильницей и старинным пресс-папье, и жестом предложил Ротгеру взглянуть. Сам он тяжелым напоминанием о минувшем дне встал за его спиной и заложил руки за спину. — Скажите-ка мне, юноша, знаете ли Вы, что такое Кэнналоа? Ротгер, все это время ожидавший гневной отповеди по случаю пропущенного занятия, но никак не вопроса, весь просиял. Не даром им посчастливилось встретить маленького соберанито! Верно, это сама Судьба подкинула его им на тропу сегодняшнего дня!  — Знаю, знаю! — радостно заорал Ротгер, обернувшись, и едва не сбил карту со стола.  Ментор ошарашенно поднял бровь. О да! День определенно был прожит не зря! Ротгер чувствовал себя победителем, долго искавшим и добравшимся наконец до сокровенной истины бытия. Сейчас он покажет старому дору Хосе, на что он годится! Не зря, ой не зря Рамон решил залезть в этот сад!  — Ну так Вы поделитесь наконец со мной своим знанием? — в глазах ментора плясали весёлые смешинки, будто он и сам заразился вдохновением Ротгера.  — Да!  Ротгер подскочил и, уверенно ткнув в карту, радостно прокричал: — Кэнналоа — столица Алвасете!