Что такое хорошо?

Виктор молчит. Ни рыдать, ни просить о чем-то сил нет, есть только бесконечная, топящая его с головой усталость. Он не помнит, когда спал нормально последний раз — мелкий паршивец вымотал ему все нервы постоянными истериками. Как будто тому было мало разрушить всю его жизнь, и теперь он продолжает издеваться. Он хочет есть, спать, играть, требует сменить ему подгузник и делает все это параллельно. Виктор не вывозит — он признает это уже на вторые сутки и даже почти доходит до того, чтобы позвонить отцу новоявленного чада, но вовремя берет себя в руки. Им не нужны новые скандалы — Яков прав. Ребенок снова заходится ором и требует немедленно вытащить его из кроватки. Или покормить. Или что-то еще, господи, как он устал… Виктор прячет голову под подушкой и зажимает уши руками, малодушно надеясь, что ор прекратится сам собой. Это не помогает. Крик становится все громче и громче, заполняя всю комнату. Кто-то из соседей начинает стучать по батарее. У него распухает голова, кажется, что боль скоро заставит ее взорваться. Он, наконец, находит в себе силы встать и подойти к кроватке. Ребенок сухой, отказывается есть и все продолжает орать. Он даже не плачет — просто кричит, покрасневший и еще более уродливый, чем обычно. Кажется, главная цель этого существа — максимально испоганить ему жизнь. Ха, как будто он уже это не сделал. Ноги начинают подводить — он медленно скатывается по стене, все еще бережно прижимая к себе младенца. Инстинкты, чтоб его. Только они удерживают его от того, чтобы в очередную бессонную ночь не сомкнуть руки на шее мелкого паршивца, заканчивая, наконец, их общие страдания. Почему он его не любит? Ответ на этот вопрос так и не пришел — с момента родов и до этого дня Виктор не чувствует к ребенку ничего, кроме огромного омерзения и какой-то иррациональной детской обиды. Это ты виноват в том, во что превратилась моя жизнь! «Это ведь твой сын, Виктор. Ты еще его полюбишь, просто на это нужно время. Любовь не всегда приходит сразу», — кажется, Яков ошибся. Он даже назвал сына первым попавшимся именем — Юрий. На ум приходит только давно забытый алкаш-охранник по имени дядя Юра. Может, если бы это была девочка, он бы смог ее полюбить? Говорят, девочек любить проще — они же все такие легкие, нежные и аккуратные. Бред, это бы ничем не помогло. Юра слишком похож на его мать — свою бабушку, хоть и вряд ли когда-нибудь узнает об этом. Родители живут далеко в полной уверенности, что он просто сломал ногу и теперь восстанавливается перед грядущим Кубком Европы. Виктор не знает, едет ли он на Кубок. Он даже не знает, не выперли ли его еще из сборной. Перед глазами начинает плыть, воздух пузырями застревает где-то в глотке, и все, на что хватает его сил — стащить с прикроватной тумбочки смартфон и нажать на кнопку быстрого набора. Трубку поднимают через два гудка: — Еще же не поздно сдаться? Я не вывожу. — Поздно. Жди, буду через 20 минут. Где-то на фоне на лед падает Гоша и тихо матерится. Забавный, долговязый и тощий, как жердь, Гоша кажется ему теперь совсем чужим. Часть какого-то иного, не принадлежащего ему теперь мира. Его мир теперь здесь — в окружении подгузников, пеленок и непрекращающегося ора. Он устал. Едва передвигающий ногами, он заползает в кровать и устраивает притихшего младенца рядом — тот то ли уснул, то ли надорвался от крика, но какая разница? Главное, что наконец замолчал. Виктор погружается в вязкий, удушливый сон, неприятно покрывающий тело тонким слоем холодного пота. Где-то на грани сознания он слышит звук проворачивающегося ключа в замке, но может лишь крепче укутаться в одеяло, забиваясь в угол кровати, к самой стене. Ему, наконец-то, можно не думать, достаточно ли далеко от края лежит ребенок и не нужно ли ему что-то. Виктор засыпает, обещая себе, что утром он проснётся и сделает все, чтобы исправить собственную жизнь. Может быть. Виктору Никифорову 16, он любит мятное мороженное, шоколадки из автомата тайком от тренера и строгого врача-диетолога, любит американские горки и спорить с Гошей, кто выше прыгнет тройной сальхов, и даже в какой-то мере любит раздражительного Якова. Но в списке его любимых вещей вы определенно не найдете Юру Плисецкого.