День Жизни в Доме дедушки Дракона

— Ты пришла одна… без девочки.       Ваурон убрал локти с перил балкона и выпрямился, чтобы встретиться взглядом с подошедшей к нему супругой. На Шесмет было закрытое чёрное платье, скрывающее всё тело, только разрезы на рукавах позволяли видеть потемневшую с возрастом бордовую кожу её рук. Коготки аккуратно подстрижены, на пальцах ни одного украшения. В мочках ушей нет серёжек, ни одной ауродиевой цепочки на шее и в волосах. Некогда пышные тёмно-красные волосы, которые она никогда не собирала в причёски, гладко зачёсаны назад и спущены по спине. Серебрятся сединой, приумноженной нескончаемым трауром по их дорогой дочери. Серкет нет с ними уже три года. — Латиф спит. А ты изволил встретить меня в халате? — День Жизни, Шесмет. Праздник для детей. Я надеялся увидеть с тобой внучку.       Не надеялся. Он думал, что она не придёт. А уж о том, что она возьмёт с собой их маленькую наследницу мог лишь мечтать. Удивлялся тому, что жена остаётся в его Доме на Дромунд-Каас. При всей ненависти, гневе и ярости за то, что он не уберёг их дочь от предначертанной Судьбы, она оставалась при нём, хотя с учётом всех средств, что были выделены на содержание её и внучки, чистокровная могла выбрать любой из миров и купить его в своё полное владение…       Нет. Они продолжали жить в каасской резиденции. Иногда пересекались, но она его игнорировала. Не позволяла видеться с внучкой. Милой Латиф уже шесть лет и она три года как не видела своего младшего брата. Кехари буквально рос на руках у Тёмного лорда. Ему ещё не исполнилось четыре года. И он только недавно начал говорить.       Сейчас изучал свои подарки, спрятанные лордом под настоящим деревом, выставленном в его детской комнате и украшенным настоящими игрушками. Ставить голографическое Ваурон счёл банальным, а идея последовать одной из древних традиций в установлении символа жизни с подношениями к его корням, словно дарение Богу Времени и Материи, ему показалась оригинальной. Голографической была красочная подсветка, калейдоскопом озарявшая высокий потолок комнаты, это занимало внимание ребёнка не меньше, чем открытие многочисленных коробочек и шкатулок под нижними ветвями.       «-Красиво!» — такое слово, сказанное с воодушевлением, он услышал перед тем, как оставить своего мальчика и пройти к галерее. Да, он был в своём обычном домашнем платье. Таком же чёрном, как и платье жены, на встречу с которой он вышел, ощутив её близкое направленное присутствие. И без золотого канта. Даже часть украшений на лице отсутствовала. Только мясистые длинные отростки продеты в традиционные колфы и кажется он не снимал серьги… Остальное оставил в пиале и не надел после освежителя. Рабыня подавала, но задумался и забыл.       Ваурон как раз в тот момент мысленно набирал для Шесмет сообщение. В Силе он её не касался, не тревожил собой. Прийти в её комнаты, значит автоматически подтверждать её извечное мнение о нём, как о тиране, требующим, чтобы всё было так, как удобно ему. Что ж… к девяносто годам он дошёл и до такой романтики. Писал письмо своей жене с просьбой прийти на праздник. Навестить внука в День Жизни. Всё внимание отнял датапад, точнее странный смешок полный юношеского забвения. Он никогда не мог себе представить, что его отношения с этой женщиной будут такими… станут такими. Они были странными в радости. Они не умерли в горе. А теперь он пишет ей несколько строк в чувстве надежды на возобновление… общения? Он хотел, чтобы Шесмет перестала молчать с ним и заговорила? О чём и зачем? С ним или с внуком?       Ваурон хотел видеть свою внучку не только в Силе. Он хотел возвращения нормального взаимодействия всех членов его семьи. Его маленькой семьи, которую удалось сохранить. Он. Она. Дети Серкет — их драгоценное прямое наследие. Этот союз не был ошибкой, не был Судьбой, не был желанием. Это случилось с ними из принципиальной глупости или упрямства обоих. Но у них есть продолжение. И Ваурон открыто признается в этом кому угодно — он любил своё потомство. Любил сильно, до самосожжения. Шесмет страдала от потери своего единственного дитя. Ваурон пережил гибель двоих. И она знала это. Ведь он сам связался с ней по голосвязи не в силах быть наедине с чувством безвозвратной утраты. Сам сказал ей: «- У меня больше нет сына» и она так смотрела… смотрела на его откровение. Так смотрела в глаза полные вины и невыразимой скорби родителя. Молчала. Приподняла обе ладони перед собой словно держала в них что-то и медленно опустила. По её щекам потекли слёзы. Да… его эмоции всегда «заразительны». Но она не закрывалась. Разделила горе. Хоть и впервые услышала о том, что у него был ещё ребёнок, которого он любил всем сердцем и душой. Воспитывал, учил, любил, любил, любил… Потерял. Нельзя так любить. Нельзя быть таким связанным. Нельзя… Но иначе зачем жить? У него было всё и даже больше. Могущество, власть, знание и влияние. Он владел такими Тайнами и таинствами, о каких не ведали сильнейшие из ситхов не только его эпохи, но и тех, что были прежде. Было всё… но кроме единственной чистокровной женщины в его Доме никто не знал, насколько для великого Дарта Ваурона бесценна семья.       И вот она здесь… рядом. Всё-таки прочитала сообщение, а не удалила сразу. Пришла по его просьбе. Заговорила с ним. Шесмет сделала шаг навстречу. У Шесмет было невероятно много родственников, ближних и далёких. Её династия была плодовитой и славной. Но небезразличие к своей жизни она познала лишь с ним. Он был её семьей. И она никому никогда не скажет и уж тем более ему, что Тёмный лорд однажды бывший для неё вызовом и желанием завоевать, ставший её защитником и благодетелем, был любим ею как мужчина, отец её погибшей дочери, дедушка её внуков. Она была бабушкой не только девочки… Но лишь спустя время смогла признать, что обделяет вниманием мальчика. Кехари её видел в младенчестве. Вряд ли помнил. — В твоей записке было приглашение увидеться с внуком. — Это подразумевало… — Не заговаривай меня, Тёмный лорд.       Она нервничала. Металась в себе от того же самого чувства вины к другому — к вине за очевидный слепой мстительный эгоизм. Мальчик ни в чём не виноват. И не виноват в том, что похож на своего отца. Это Абарон не уберёг Серкет! Это он во всём виноват! Все мужчины тираны. И все виноваты!       Неутихающая скорбь обращалась гневом, но его можно было выместить на мебели, в джунглях Кааса, в залах подземелья и даже в гробницах предков, куда она иногда всё же наведывалась, сетовать призракам о своём горе… Гнев на муже она выместила сполна. Удивительно, как Он сдержался. И почему он всегда сдерживался? Мог бы покончить с ней и прекратить обоюдные мучения. Она жгла его молниями, в которых была хороша, и он исцелял себя, но не наносил удар в ответ. Только когда она взялась за меч, он впервые на её глазах взялся за свой, но поединок был очень коротким. Рукоять была выбита, а вывернутая кисть саднила ещё пару дней. Негодяй усыпил её. Она даже не могла вспомнить, как он это сделал и в какой момент, но она потеряла сознание и очнулась спустя день в своей спальной. В соседней комнате рабыни нянчили Латиф. Это было первое утро без её любимой дочери.       Сейчас гнев застыл в плечах, из сердца прошёлся огнём в сосудах. Стоит лишь приподнять ладони и электрический разряд поразит тело старого ситха. Да, Тёмный лорд теперь тебе действительно совсем не те самые «сорок» лет, которыми ты кормил жену на протяжении нескольких десятилетий.       А ещё в глазах застыла горячая влага. Вот-вот спадёт по щекам. Ей самой уже давно не сорок и даже не пятьдесят. Она стара. Не Он… Ситх перед ней уже пережил одно поколение своих наследников, переживёт и второе… — Ты хорошо выглядишь, Шесмет.       Словно прочёл он её бесконтрольные мысли. Такой мелочный самобытный эгоизм был спасительным от других переживаний. Лучше уж немного предаться переживаниям о себе. Она совсем забыла о себе… И только пристально всмотревшись в глаза мужа, вспомнила. — Хорошо?! — Прекрасно, дорогая. — Ненавижу твои кривляния. Заигрывания и вовсе неуместны. Ваурон!       Как в прежние времена. Словно и не было этих лет молчания. Чёрные порченые губы ситха растянулись в улыбке. Тёмные веки прикрылись сами собой, и он склонил голову набок. Ощутил странное забытое тепло. Ностальгия? День Жизни и впрямь творит чудеса… — Па!       Ваурон привык чувствовать приближение внука по фантому близости родной крови, иначе мальчик был неощутим. Но сейчас чистокровный так увлёкся своими чувствами к жене, что не сразу приметил вышедшего к ним на балкон и схватившего его за ткань пышного шёлкового рукава.       Кехари держал в руке мерцающий цветок испещрённый символами. Игрушка, обучающая алфавиту. Один из подарков, что он нашёл под праздничным деревом. Мальчик явно хотел задать вопрос, но завидев взрослую «незнакомую» леди вжался своему «па» в ноги, спрятав лицо в подолы мужского платья.       Ситх молчал, опустив одну ладонь на детское плечико, а другой закрыл темноволосую голову ребёнка. Давал защиту и в то же время ждал, что женщина сама что-нибудь предпримет. — Он помнит.       Пауза в её признании была недолгой. Чистокровная сделала шаг вперёд и присела, так чтобы сравняться с дитя, когда он обернётся. — Он был младенцем. И это… была не ты.       Как некстати, по щекам Шесмет всё-таки покатились слёзы. Ребёнок не может помнить себя в возрасте шести месяцев. Он не может помнить тех проклятий, что женщина кричала, видя его лицо. И не помнит, как очутился выброшенным на землю, поливаемую каасским бесконечным ливнем. Но чистокровная помнила, как вымещала своё презрение к отцу дитя, не сдержавшего клятву о защите её дочери. Ваурон помнил, как искал внука в джунглях, окропляя кровью проклятые растения. Шёл на запах родного наследия. Его малыша не съели дикие звери, не поразили небесные молнии и не сгубила никакая хворь. Он лишь утратил голос на время. И очень поздно начал говорить…       Женщина встала на колени и утерев слёзы, сложила перед собой руки. Подняла своё красивое лицо на мужа, осторожно спрашивая: — «Па»?       Мальчик шевельнул головой, явно желая одновременно посмотреть и вверх и в сторону женского голоса, что повторил его заветное обращение к старшему. — Дедушка. Он знает. Но ему пока привычнее называть меня так. Да, Кехари?       Родная ладонь погладила дитя по волосам и он, задрав голову, вытянул руку, привлекая внимание к подарку. — Посмотри!       Аккуратно разжав детские пальцы на ткани своих одежд, Ваурон поцеловал свободную руку внука и тоже присев перед ним поравнялся с ребёнком взглядом. — Очень красиво. Тебе нравится? — Да! — Покажешь бабушке? Она знает, в чём секрет этого необычного цветка и тебе расскажет.       Мальчик не понимал, что имеет в виду его главный, самый близкий взрослый, пока ситх не наклонился и не потянул жену за пальцы. В поле зрения мальчика попала женская рука, которую трепетно возложили на игрушку. Шесмет скользнула по полу ближе и оказалась совсем рядом с детским плечом.       Конечно, внук не помнил ни её, ни её поступков. Он просто стеснялся нового взрослого с кем его знакомили. О том, что мальчик не чувствителен к Силе, чистокровная промолчала. Ваурон был уверен, она искала его и хотела ощутить, но не могла. И думала, что дело в ней, в её отношении к ни в чём не повинному. Сейчас же неловко и очень нежно погладив маленького чистокровного по голове всё поняла. — Совсем один…       В порыве, чтобы снова не расплакаться, женщина обняла наследника. Приняла и очень хотела быть принятой.       Опустившись на пятки, Ваурон выдохнул и потёр кончик носа. Картина перед его взором была милой, но жалость Шесмет ему не понравилась. Кехари не один. Дар не отсутствует, а усыплён в крови. Настанет время и проснётся. Если же нет… Возможно так лучше? Пусть он будет свободен и счастлив от оков всех проклятий династий, что плели узы друг с другом снова и снова, питая кровь Тёмными дарами Силы. — Ба… Секрет.       Внук таял от искренней ласки. Доверился леди в момент, напоминая о непонятной вещице в своих руках. — Это символы, милый. На каждом лепестке — буквы. Я научу. Это просто…       День Жизни проходил многообещающе.       Над резиденцией лил дождь, но внутри было светло и уютно. Расколотый надвое Дом Дарта Ваурона вновь становился единым целым и ситх испытывал позабытый прилив сил в успокоении. Не ложном, а реальном. Ради этого стоит пережить ещё тысячи бурь. — Латиф, я знаю, что ты не спишь…       Внучка прятала планшет под подушками и если ночью в спальню заглядывала Шесмет, делала вид, что крепко спит, но если она ощущала приближение лорда, то наоборот подпрыгивала на постели и включала свет ярче. — С Днём Жизни, дедушка!       Прошло два года с объявления супружеской мировой. За всего лишь год Ваурон безнадёжно влюбил в себя внучку безнадёжным баловством. Тёмный лорд редко появлялся Дома, но всегда уделял внимание детям. И всегда приходил с подарками. — Спасибо, милая. А моё поздравление получила? — Да! Это было круто!       Ребёнок мечтал увидеть большой и долгий фейерверк в виде летающих драконов. В погодных условиях Дромунд-Кааса сложно, но не невозможно. — Что читаешь?       Ваурон был занят делами Сферы и после наведения порядка от внеочередного разгрома на границах, вернулся усталым. Ничто так не возвращало ему лучшее из настроений, чем эти милые часы проведенные в компании юных чистокровных. Поинтересоваться, что интереснее крепкого сна со сновидениями стоило тем более. — Рисую! Посмотри… Ой!       Когда Латиф достала спрятанный планшет, он включился с забавным детским рисунком, на котором был изображён алый дракон, но не с характерной звериной мордой, а со вполне узнаваемым обликом чистокровного ситха полным множества лицевых отростков с украшениями. Подпись говорила сама за себя — «Дедушка». — Очаровательно, Латиф. Я в восторге! — Да это не я! Это вчера нарисовал Кехари. Моё вот…       Рисунок девочки был гораздо аккуратнее и сюжетнее. Латиф мозаичными мазками изобразила всю драконью вереницу. — Аккуратно. Трудный стиль, но… исполнение! Изящно и талантливо, моя радость. — А чей рисунок красивее?       Латиф обняла планшет и перестав раскачиваться на подушках, не сводя глаз, следила за выразительным лицом чистокровного. Прямо, как Шесмет. Серкет так не смотрела. Серкет была очень доверчива… Что странно, ведь и Серкет воспитывала супруга. Но то были совсем другие времена. — Кехари впервые назвал меня дедушкой, — честно вырвалось у него первое впечатление, ведь дело было вовсе не в красоте. — Он рисовал меня. Как похоже, правда?       Девочка проницательна и не пропустила мимо лёгкое покалывание Силы. Эмоции ситха, сидящего рядом и улыбающегося ей, были полны далёкой печали неведомой ребёнку, но ей захотелось его поддержать и сказать что-то, чтобы только он так не грустил больше никогда-никогда. — Правда… дедушка… Дракон.       Леди забрала волосы в высокий хвост. Седые нити вплетённые в рубин обвивали тонкие ауродиевые цепочки.       Шесмет стояла у панорамного окна и сливалась с ночным пейзажем Кааса. Бархат индиго покрывающий её фигуру был в цвет вечно-пасмурного неба. Свет потушен. Молнии за стеклом бликами озаряют силуэт, с годами не утративший природной грации. — У тебя всё такие же невыносимо тёплые руки. — А ты всё также на них реагируешь. Это взаимно, милая.       Декольте супруги было свободным от украшений. Видимо подарок не понравился. — Это всё будет принадлежать Латиф. Мне уже не нужно.       Ход его мыслей и непроизнесённый вопрос она угадала. Поспешила ответить, чтобы не быть должной в объяснениях. — Куда ты его положила? — Ты знаешь.       Найдя у её зеркала ту самую новую шкатулку, Ваурон вернулся с колье в руках, и она молча приподняла свои волосы, чтобы он мог сам надеть на неё свой подарок. — Я бы никогда не женился, Шесмет. Ни на ком. — Это что… Признание? Фрр!       Её хищное, деланно пренебрежительное «фрр» вызвало ностальгическую улыбку, которая тут же отразилась и на женском лице. — Шесмет… ты так давно не улыбалась!       Она обняла его. Сама. Уткнулась носом в его шею и прижалась всем телом. От неё пахло свежими розами и цитронами, которые она предпочитала всем остальным фруктам и в большом количестве. Он вспомнил её беременной. Иногда она также встречала его на Зиосте. От неё пахло точно так же, только между ними был её живот. Уже тогда, в тот День Жизни с ними была Серкет.       Сейчас они стояли вдвоём, а в спальнях Дома мирно сопели внуки. — Он раним. Слаб. Что ты будешь с этим делать?       Ваурон коснулся губами женского виска и внимательно всмотрелся в вопросительный взгляд золотых глаз. Жену волновало, что мальчик тотально глух к Силе. Какие бы игры она с ним не затевала, как бы не проявляла на нём свои педагогические таланты… Кехари был обычным ребёнком. — Он ещё очень маленький. — Ты можешь. Я знаю. Вдохнёшь в него свою Силу. Поделишься ради его будущего.       Бабушка Шесмет и правда знает слишком много секретов дедушки Ваурона. — Не поделюсь, дорогая…       Сначала супруга отпряла, но глядя в хитрый прищур алых глаз, плавно обращающийся самой искренней откровенностью, крепко обняла мужа, прикоснувшись щекой к щеке.

«Не поделюсь. Однажды… Я отдам всё.»