Сокровище

      Тихо скрипнувшая входная дверь разбудила Фукудзаву почти моментально. Открыв глаза, он сел на футоне и выглянул в коридор. Колыхающая занавеска показала ему, что что-то не так. Поднявшись, Юкичи вышел в коридор.              Он уже заметил, что Огая не было в квартире. Его половина футона была пуста, и это, в общем, уже было даже не удивительно. На кухне обнаружилась записка от него. Фукудзава, взяв в руки листок, прочёл:       «Юкичи, срочно вызвали на встречу с партнёрами. Не теряй.       Твой,       Огай»       Стремление Огая всегда писать подобные записки в форме писем было даже в какой-то мере забавным, если учитывать, что он всегда почти бежал, опаздывая, на подобные встречи. Но Юкичи каждый раз чувствовал тепло в груди, когда получал подобные сообщения. Огай ведь мог и не вернуться с подобных встреч с партнёрами. Встречи с партнёрами Мафии часто перерастали в настоящие бои, и кто знал, чем могло закончиться подобное сражение.       Фукудзава положил листок на место, выпил воды и посмотрел в окно. Оставалось надеяться, что Огай вернётся с этой встречи. Конечно, вернётся. Всё будет хорошо, Юкичи верил в это, знал это. И всё-таки не мог не волноваться.       Но что-то по-прежнему было не так. Задумчиво Фукудзава прошёл в гостиную, посмотрел всё там. Вроде бы всё было в порядке. Тогда он прошёл в другой конец коридора и остановился в нерешительности перед дверью в комнату Элис.       Он не знал, стоит ли стучать или лучше просто заглянуть, быстро проверить малышку и уйти. Элис было уже двенадцать лет — почти взрослая! — и она терпеть не могла, когда нарушали её личное пространство. А когда его нарушал Фукудзава, так ею нелюбимый, и подавно. В лучшем случае в Юкичи прилетела бы подушка. В худшем вслед ей донеслись какие-нибудь крепкие слова от Элис.       Юкичи пытался быть хорошим отцом для Элис. Пытался быть терпеливым и заботливым, спокойным и понимающим. Но малышка, порой больше напоминающая дикую кошку, ни в какую не хотела принимать его. Фукудзава часто жаловался на это Мори, на что Огай только посмеивался: мол, придёт время, и она примет тебя. Юкичи скрепя сердце ждал это время, однако оно всё никак не наступало. Казалось, Элис ненавидела его всей своей детской душой.       Ненависть — сильное чувство. Но Элис всегда была склонна к сильным эмоциям. Никогда не жила она наполовину, как японцы вокруг неё. Яркая и душой, и своей удивительной европейской внешностью, Элис испытывала все эмоции на полную и так же полно показывала их. Если она была счастлива — она выражала это громко и смело. Если грустила — плакала, не стесняясь. Если злилась — ненавидела человека люто и больше уже никогда не меняла своего мнения — по крайней мере, Юкичи не видел.       Может быть, дело было в том, что она была лишь ребёнком. Но даже так Элис сильно выделялась среди всех детей, которых Фукудзава знал. Она была ярче всех, удивительнее всех. Никогда не стеснялась себя, всегда была первой, самой лучшей. Сияла ярко, как Полярная звезда на небе. Ничто не могло затмить её сияния.       И потому Юкичи знал: она ненавидит его. Огая Элис любила до безумия. Всегда говорила о нём с улыбкой на лице, если не обижалась на него, и всегда бежала радостно встречать его, крепко обнимая. Даже если это было в общественном месте вроде аэропорта, никого не стеснялась и крепко обнимала папу. Надо сказать, и Огай никого не стеснялся, всегда отдавая дочери всю свою любовь.       Юкичи вздохнул, размышляя. С одной стороны, если он сейчас постучится, то может разбудить Элис, и тогда скандала не избежать. Но с другой стороны, если не постучится, тогда «нарушит её личное пространство». И всё равно окажется виноватым.       В конце концов, Фукудзава аккуратно стукнул пару раз костяшками по двери и приоткрыл её, осторожно заглядывая внутрь. Как оказалось, все его волнения были напрасны.       Потому что Элис в комнате не было.       На миг Юкичи показалось, что у него случится сердечный приступ. Можно было, разумеется, проверить ванную или ещё раз посмотреть гостиную или заглянуть на кухню — может быть, не заметил Элис. Но он уже понимал, что всё это бессмысленно. Закрывшаяся дверь, которая разбудила его, не оставляла сомнений: в квартире девочки нет.       Юкичи прошёл в гостиную и сел на диван. Он понятия не имел, где искать Элис. Куда могла отправиться двенадцатилетняя девочка ночью? И что может случиться с ней? Конечно, можно было не переживать за неё слишком сильно. Элис обладала способностями и была сильнее и быстрее любого человека. Но всё же Юкичи волновался. Она ведь была совсем ребёнком, не умела толком контролировать свои силы и могла растеряться в критической ситуации. А случиться могло всё, что угодно.       Он просидел в тёмной гостиной несколько часов, размышляя, что теперь делать. Скоро должен был вернуться Огай. И как сказать ему, что его дочь ушла неизвестно куда? Огай сразу же убьёт его. Свою дочь он любил больше всего на свете, она была самым дорогим для него. Если с её головы упадёт хоть один волосок, Огай, не задумываясь, перережет обидчику горло. Юкичи искренне надеялся, что к нему это не относится. С другой стороны, он и не собирался обижать Элис. Несмотря на их вражду, он привязался к малышке и искренне волновался за неё.       Он взглянул на часы. Время было четыре часа утра. Хорошо хоть было лето и выходные, и малышке не надо было в школу. Однако это не отменяло того, что подобные ночные прогулки были опасными. Юкичи взволнованно взглянул в сторону окна, наблюдая за восходящим солнцем. И куда же пропала Элис…       В этот момент входная дверь тихо открылась. Юкичи подорвался с места и вышел в коридор. Несносная девчонка, живая и невредимая, стояла на пороге и снимала свои вечные кеды. Фукудзава постарался принять серьёзное выражение лица, хотя в глубине души едва не умер от облегчения. — Элис, где ты была? — строго спросил он.       Элис взглянула на него, и в её синих глазах мелькнуло недовольство. — Не твоё дело.       Юкичи вздохнул. Такой ответ можно было ожидать от четырнадцатилетнего, максимум пятнадцатилетнего подростка — и от Элис. Девчонка была слишком дерзкой для своего возраста. — Элис, не надо со мной таким тоном разговаривать, — чуть строже проговорил Фукудзава. — А теперь ответь на вопрос: где ты была? — Я же сказала, не твоё дело. Отвали, — грубо сказала Элис, стянув свою курточку и бросив её на полку. — Повесь нормально, — велел Юкичи. — И давай говорить друг с другом повежливее, хорошо? — Много чести! — фыркнула Элис.       Фукудзава и так был на нервах после всего произошедшего за эту ночь, и грубое отношение Элис совершенно не помогало ему успокоиться. Он постарался посчитать до десяти, одновременно используя свои самурайские техники для дыхания. Однако успокоиться не получалось. — Элис, я ещё раз тебя спрашиваю: где ты была? — спросил он. — Ты же понимаешь, что уходить из дома ночью опасно. Мало ли, что может случиться с тобой. — Отстань от меня, — фыркнула Элис. — Я уже не маленькая и знаю, что делаю. А ты не мой отец, чтобы указывать мне.       Юкичи постарался вдохнуть поглубже в надежде успокоиться, но ничего не вышло. Он строго взглянул на Элис. — Очевидно, ты недостаточно взрослая, чтобы понимать опасность ночных прогулок для маленькой девочки, — сказал он твёрдо. — Куда ты ходила? Что делала? Почему это не могло подождать до утра? — Вот привязался! — снова фыркнула Элис и, гневно взглянув на него, добавила сердито. — Сказала же, отстань! Не понимаешь, что ли, идиот?!       Фукудзава честно постарался взять свой гнев под контроль. Не получилось: слова Элис слишком сильно вывели его из себя. И внезапно решение пришло само собой. Вероятно, его стоило бы обдумать, но Юкичи привык действовать быстро и на инстинктах, как настоящий самурай. Он схватил несносную девчонку за запястье и резко потянул в гостиную. — Что ты делаешь?! — воскликнула Элис, пытаясь вырваться.       Юкичи ничего не ответил. Если Огай не может научить эту девчонку манерам и хорошему поведению, то он подключится. И всё равно на то, что потом Элис окончательно возненавидит его и их отношения станут совсем плохими. Он должен научить её вести себя хорошо. И должен быть уверенным, что Элис перестанет выходить из дома ночью, отправляясь неизвестно куда.       В гостиной Фукудзава сел на диван и сразу же перекинул Элис через свои колени. Девочка хотела было вскочить, но Юкичи ловко придавил её ноги своей, а рукой нажал на спину, чтобы удержать. Правда, силу пришлось почти сразу же убавить: Элис неожиданно показалась ему очень хрупкой и маленькой. — Ч-что ты делаешь? — спросила девочка ещё раз, уже без крика, просто с дрожью в голосе. — Таких откровенных хамства и грубости я не потерплю, — строго сказал Юкичи. — И я не потерплю, чтобы ты выходила из дома ночью и отправлялась гулять неизвестно куда.       И прежде, чем Элис успела что-либо возразить, Фукудзава поднял руку и с силой опустил её на ягодицы девочки. Она вскрикнула и сразу же забилась в его руках. — Пусти! Пусти, извращенец! Пусти, мучитель!       «Нет уж, — мысленно ответил ей Юкичи. — Сначала я хорошенько накажу тебя за все слова и ночные похождения. Может быть, потом ты меня возненавидишь, но я хотя бы буду уверен, что ты перестанешь шататься где попало в одиночку по ночам и что с тобой всё будет нормально!» И он продолжил наказание.       Его рука равномерно шлёпала то справа, то слева, и звуки ударов разносились по комнате. Элис билась, ёрзала и пыталась выбраться, но, конечно, противостоять ему не могла, а применить способность справедливо опасалась. Она кричала, даже пыталась ударить его, однако не смогла дотянуться. Фукудзава не обращал на неё крики внимание. — Пусти! Ай! Хватит! Остановись, извращенец! Ой!       Юкичи чувствовал, как судорожно она сжималась перед ударами, как её ноги, придавленные его ногой, бились о диван. Сколько она ни старалась, была абсолютно беспомощна перед ним. И Фукудзава продолжал поднимать и опускать руку, нагревая шлепками ягодицы девочки.       Внезапно Элис протянула руку и прикрылась ладошкой. Юкичи замер с поднятой рукой. Бить девочку по рукам он не собирался, но и наказание не хотел оканчивать. — Пусти меня! — всхлипнула Элис. Даже ей, такой дерзкой и независимой, оказалось тяжело терпеть такое наказание. — Пусти! — Уберите руки, юная леди, — строго сказал Фукудзава. — Нет! Пока не отпустишь, не уберу!       Юкичи только вздохнул. Ну что ж, он пытался по-хорошему поговорить с девочкой, однако она, конечно, предпочла другой вариант. Фукудзава спокойно взял хрупкое запястье Элис и прижал его к её спине, несмотря на все её попытки помешать ему. А потом вновь шлёпнул, заставив девочку вскрикнуть ещё громче и снова забиться от бессилия. — Тиран! Негодяй! Урод!       Каждое слово почему-то отзывалось болью в груди. Юкичи и вправду старался быть хорошим отцом для Элис. Но девочка отчего-то заранее решила, что он плохой и недостоин находиться в их семье. Она объявила ему молчаливую (и не совсем) войну, которая вылилась во всё это. Фукудзаве не хотелось наказывать малышку, но терпеть такое поведение стало невыносимо.       И он продолжал, с силой шлёпал её по ягодицам, надеясь хотя бы так донести ей то, что не смог донести Мори с помощью слов. А потом резко сдёрнул с неё джинсы и снова принялся шлёпать, чувствуя, как нагревается кожа. От первого шлепка Элис вскрикнула и вдруг залилась слезами. — Хватит! Хватит! — всхлипывала она, ёрзая по его ногам. — Прекрати!       Но Фукудзава ничего не ответил ей. У него не было сил читать ей нотации, не было сил требовать, чтобы она извинилась. У него были силы только на то, чтобы наказывать её, что он и продолжал делать, поднимая и опуская руку. Ладонь уже зудела, однако Юкичи был уверен, что у Элис всё болит намного сильнее.       Краснота ползла по коже дальше, сначала аккуратно, а потом уже с большей решимостью показываясь из-под белья. Кожа девочки была горячей-горячей, такой, что, казалось, даже немного обжигала. И эти звуки шлепков, разносящиеся по комнате и отскакивающие от стен, только усиливали напряжение. Вскрики малышки вторили им, и с каждым ударом сердце Фукудзавы сжималось всё сильнее.       Она возненавидит его, это точно. И раньше-то не любила, а теперь возненавидит по-настоящему, сильнее всех, кого девочка ненавидела. Элис была яркой, открытой — такие души испытывают эмоции сильнее, чем другие. Девочка с равной силой отдавалась радости и печали, любви и ненависти. Она не простит Юкичи такое наказание — эту боль и это унижение. Будет ненавидеть его пламенно, бросая жгучие взгляды синих глаз.       Но и Мори не пожалуется, это точно. Слишком Элис гордая, она не допустит, чтобы кто-то ещё узнал о её унижении, пусть даже и родной отец. Однако сможет ли сам Юкичи быть рядом с ним, зная, какую боль причинил его дочери, с которой так хотел наладить отношения? Фукудзава не был в этом уверен. Но, если это поможет донести до девочки, что нельзя так рисковать собой, что нельзя ходить по улице по ночам в одиночку, он сделает это.       От особенно сильного шлепка Элис выгнулась, сдавленно всхлипнув. Юкичи уже было снова занёс руку, однако тут девочка вдруг выкрикнула с каким-то отчаянием: — Прости!       Фукудзава на мгновение замер с поднятой рукой, затем осторожно опустил ладонь и погладил Элис по спине. От такой внезапной ласки малышка вновь расплакалась. — Прости, прости! — начала она всхлипывать. — Я больше не буду уходить! Больше не буду! Я просто… Нет!       И Элис продолжила плакать, закрывая лицо рукой. Юкичи отпустил вторую руку, и девочка мгновенно спрятала лицо в обеих ладонях. Она практически тряслась, рыдая, но не пыталась подняться. Кажется, теперь ей уже было всё равно на всё вокруг.       Фукудзава осторожно поднял её, надел на неё джинсы и усадил к себе на колени так, чтобы ничто не касалось её ягодиц. Элис даже не отреагировала на всё это, просто сильнее прижала ладони к лицу, как будто хотела стереть его, и продолжила плакать. Юкичи заключил её в неловкие объятия и глубоко вздохнул. — Почему ты сделала это? — тихо спросил он.       Какое-то время девочка продолжала плакать, и Фукудзава даже подумал, что она не станет отвечать. Но тут Элис всхлипнула и практически выкрикнула: — Из-за папы! — Из-за Огая? — удивленно переспросил Юкичи, поглаживая девочку по спине. — Он всё время уходит на эти сражения! — всхлипнула девочка. — А я… Я так боюсь за него! И хочу ему помогать! Я ходила сегодня за ним, чтобы быть рядом и знать, что с ним всё в порядке!       Фукудзава вздохнул и обнял Элис покрепче, чувствуя, как сильно она трясётся. Поставив подбородок ей на макушку, Юкичи прикрыл глаза. Пока он сердился на малышку за то, что она нарушает правила, за то, что так безрассудно рискует, шатаясь по ночам неизвестно где, девочка всего лишь попыталась быть рядом с папой. Боясь потерять его, она последовала за отцом, чтобы помочь ему в экстренной ситуации, какие часто могут случиться с боссом Портовой Мафии. Фукудзава должен был догадаться, но предпочёл причислить Элис к разряду девочек-бунтарок и наказать за глупые ночные прогулки. — Элис, Огай вполне может сам о себе позаботиться, — сказал он. — Не может! Однажды он вернулся домой раненым! Я больше не хочу бояться, что в один день он может вовсе не…! — Элис не договорила, спрятав лицо в ладонях.       Фукудзава мягко провёл рукой по её волосам, слегка помассировал её шею, стараясь расслабить девочку. Кажется, это немного помогло. Во всяком случае, ему показалось, что Элис уже меньше трясётся. — Элис, ты всё равно ничем не поможешь ему. Можешь только сделать хуже. — Но…! — Не перебивай, — строго сказал Фукудзава. Элис лишь закатила глаза и тут же получила пониже спины. На тихий вскрик девочки и её надутые щёчки Юкичи решил пока не обращать внимания. — Огай взрослый человек, у него множество подчинённых, которые помогут ему в случае чего. Но если вдруг ты окажешься на поле боя, Огай станет волноваться за тебя и потеряет бдительность, стараясь сделать так, чтобы ты была в безопасности. Поэтому лучше не ходи за ним и не отвлекай его, хорошо? Он должен сосредотачиваться на делах и должен быть уверен, что с тобой всё в порядке.       Элис какое-то время молчала. Юкичи уже подумал, что она слишком сильно обиделась на него за тот предупредительный шлепок, но девочка вдруг шмыгнула носом. — То есть, я отвлекаю его и мешаюсь ему? — Иногда да, — вздохнул Фукудзава, понимая, как жестоко это звучит.       Элис снова всхлипнула и опять принялась тереть глаза руками. — Я не хотела! Я только хотела помочь! — Я знаю, Элис… Я знаю… — Юкичи прижал её к себе ещё сильнее и стал мягко гладить её по спине.       Какое-то время они сидели так, пока Элис плакала. Фукудзава гладил её по спине и по голове, иногда рискуя опускаться ниже поясницы. Девочка, как ни странно, против не была, только начинала дёргаться и недовольно морщиться. Видимо, рука у Юкичи оказалась тяжёлой.       Постепенно Элис начала успокаиваться. Она всё ещё шмыгала, и её лицо было опухшим и заплаканным, но девочка уже начала отпускать ситуацию. Юкичи покрепче обнял её и вздохнул, понимая, что должен перейти к самой неприятной части разговора. — Элис, пообещай мне, что больше не станешь уходить одна ночью, никого не предупредив. Особенно ночью.       Тишина. Девочка ничего не ответила. Фукудзава подумал, что будет делать, если она откажется давать обещание. Опять отшлёпает? Или надо придумать другое наказание? Он понимал, что Элис вполне может решить, что он просто издевается над ней, и тогда их доверительные отношения, которые, кажется, только-только начали выстраиваться, полетят к чертям. Девочка скажет, что ни за что не станет давать такое глупое обещание, что вообще не обязана давать какие-либо обещания Фукудзаве, и так далее. Словно пытаясь предотвратить это, Юкичи прижал Элис к себе, боясь, что она начнёт вырываться.       Но девочка ничего не стала делать. Она только положила голову на плечо Фукудзавы и как-то особенно устало вздохнула. — Обещаю. Больше не буду.       Лишь теперь Юкичи понял, что Элис попросту устала. Конечно, девочка ведь не спала, хотя давно должна была видеть двадцатый сон! Пробегала всю ночь, а потом ещё и оказалась наказана. Фукудзава подавил досаду на собственную недогадливость и потрепал Элис по голове. Она в ответ лишь вздохнула — как-то особенно трогательно, по-детски мило — и обняла его за шею.       Юкичи уже открыл было рот, чтобы отправить малышку в кровать, но тут в коридоре открылась входная дверь. Они оба замерли и сидели так до тех пор, пока в проёме не показался Мори. Увидев их, Огай вскинул бровь в изумлённом жесте. — А вы почему не спите? — поинтересовался он. — Мы… — Элис разом проснулась и подобралась, напрягаясь. Она непроизвольно двинулась вперёд, заёрзала и еле сдержала недовольное шипение. Фукудзава понял, что ей не очень-то хочется, чтобы Мори узнал о её наказании. — Элис проснулась, увидела, что тебя нет, и побежала ко мне. Я её успокаивал, — проговорил он.       Огай наклонил голову вбок. И хотя он улыбнулся, Юкичи заметил, что в красных глазах нет ни намёка на улыбку. От такого контраста по его коже побежали мурашки. — Мне надо было съездить на работу, ничего особенного. Раз уж я теперь дома, то больше у тебя нет оправдания для того, чтобы не спать, малышка.       Элис ойкнула, слезла с колен Фукудзавы и побежала в свою комнату. По дороге она налетела на Мори и крепко обняла его. Огай обнял дочку в ответ. Юкичи заметил, как он наклонился и что-то прошептал на ухо Элис. Та кивнула в ответ и ярко улыбнулась ему, тоже что-то ответив. Этим Мори остался удовлетворён и отпустил девочку в кровать. Та сразу же убежала, напоследок крикнув «Спокойной ночи».       Даже не взглянув на партнёра, Огай развернулся и ушёл на кухню. Фукудзава проводил его глазами и вдруг понял, что ему почему-то не по себе. Казалось, он был в чём-то виноват перед Мори. Странное и не слишком приятное чувство. То, как Огай просто ушёл на кухню, не сказав ему ни слова, заставило Юкичи почувствовать себя некомфортно. Словно между ними была какая-то недосказанность, какой-то неразрешённый конфликт.       Чтобы избавиться от этого странного чувства, Фукудзава поднялся и тоже направился на кухню. Мори обнаружился там: он стоял и с методичностью хирурга мыл руки в раковине. Юкичи прислонился плечом к косяку двери, глядя на него. — Огай, почему ты…?       Он мог бы многое спросить. Почему Мори ничего не сказал ему? Почему он ни о чём не рассказывает Элис, хотя прекрасно видит последствия такого скрытного поведения — вряд ли им удалось скрыть то, что Элис была в уличной одежде? Почему он так холоден с Фукудзавой?       Но не спросил. Потому что в этот момент Огай закончил мыть руки и, не поворачиваясь к нему, негромко сказал: — Никогда не поднимай на неё руку.       Юкичи застыл от неожиданности. Тот холодный тон, которым была сказана эта фраза, заставил его покрыться мурашками, хотя мало что могло напугать Серебряного Волка. Он тяжело сглотнул внезапно появившийся в горле плотный комок.       Мори повернулся к нему, спокойно, методично вытирая руки полотенцем. В красных глазах горел небывалый огонь. Так Огай выглядел, когда говорил о планах Мафии на собрании. Такой вид у него был, когда он осознавал, что совсем скоро пойдёт по головам людей. И ему было плевать. — Никогда. Ты понял, Юкичи?       Неожиданно Фукудзава чётко осознал одну вещь, которую до этого понимал лишь мельком, но никогда не обдумывал. Элис была сокровищем Мори. Настоящим сокровищем, которое он поклялся оберегать. В его жизни мафиози было не так много хорошего — но Элис была лучшим, что с ним случалось. Ради Элис, ради одной её яркой улыбки Мори был готов свернуть горы; готов был лично, своими руками убить всех жителей Йокогамы и стереть сам город с лица земли; готов был бросить вызов богам, если бы был точно уверен в их существовании.       Однако Юкичи… Фукудзава никогда не играл такой важной роли в его жизни. Да, Мори было с ним хорошо, он даже любил его. Но, как настоящий мафиози, Мори дорожил своей семьей. Семья у него была навеки одна, и в ней была только Элис. Вторая половинка могла меняться легко и просто, как старая перчатка. Но его дочь всегда была и будет важнее всех. Мори был готов сделать всё, что потребуется, чтобы она была счастлива с ним.       Такие люди, как Огай, с лёгкостью выключат все ненужные эмоции, если речь зайдёт об их близких. Ради Элис он не то что убьёт — сам в ад сойдёт и свергнет Сатану. Элис была его сокровищем, настоящим смыслом его жизни. А Фукудзава был лишь удобным на этом этапе жизни человеком.       И потому Мори с лёгкостью вырежет ему сердце, если Юкичи попробует причинить боль его дочери.       Фукудзава тяжело сглотнул ещё раз и медленно кивнул. Его лицо осталось неподвижной маской, но в груди появилось неприятное чувство, которое словно сковывало движения. Заметив его лёгкий кивок, Мори улыбнулся — опять лишь одними губами. — Папочка, ты где?! Ты должен сказать мне спокойной ночи! — в комнату вбежала Элис в пижаме. — Конечно, моя маленькая. Пойдём скорее в кровать, — мягко сказал Мори. Выражение его лица так быстро поменялось, что невозможно было даже предположить то, что ещё секунду назад он был готов убивать.       Огай обогнул Фукудзаву, легонько хлопнув его по плечу, и направился в коридор за Элис. А Юкичи так и остался стоять в комнате, глядя на влажное полотенце, висящее на спинке стула. Ему было не по себе от такого Мори. Но в то же время Фукудзава прекрасно понимал его.       Между своей второй половинкой и своим ребёнком он выбрал бы ребёнка. И Мори поступал точно так же.