Forever After

Старик кряхтя оперся плечом на хлипкую, тонкую деревянную дверь, придерживаясь суховатой рукой за ручку и подналег на нее, открывая. Петли скрипнули и скребя по бетонной площадке, дверь отворилась, отставляя после себя на бетоне прочерченную светлую полосу. Косяк двери немного перекосился от ветхости и Вилли привык к тому, что чтобы попасть наружу приходилось приложить усилия. Благо, не смотря на возраст, силы у него еще были. Немного прихрамывая, чувствуя ломоту в костях после сна, Беккер, перешагнул через порог и вышел на узкую террасу под соломенным навесом с невысоким каменным забором, отделявшим его от остальной части пред домовой территории. Заборчик этот, некогда покрывал слой цемента, но все что осталось от облицовки - потрескавшиеся, висящие на добром слове, струпья, словно старая кожа на чешуйчатой змее. Здесь же, у углу, стоял старый лакированный стол, под пыльной льняной скатертью светло серого цвета. На ней выстроились несколько полупустых винных бутылок из темного стекла, два граненных стакана, один из которых опрокинулся на бок, окропив скатерть красными, словно кровь, каплями. На тарелке в середине стола лежали несколько заветревшихся за ночь ломтиков сыра и копченного мяса. Старик неторопливо подошел к столу, поставил стакан в вертикальное положение, закупорил открытую бутылку и задвинул стулья. Он лег спать поздно, но уже привык просыпаться на рассвете, не смотря на то, что обязательных дел кроме добровольной помощи на винограднике, у него не было. Накануне прошел сильный дождь и виноград в поливе не нуждался, а значит и спешить было не куда в столь ранний час. Пустая песчаная площадка двора была чисто выметенной. У каменного забора, отгораживающего участок от проселочной дороги, стояла, завалившаяся на бок пустая тележка с деревянными, стянутыми железными обручами, колесами. Сам Вилли ею давно не пользовался, но местные женщины, что покрепче, часто одалживали ее для работы: перевести ведра с водой для виноградника или инвентарь для прополки. Иногда ее одалживали и дети, но кто бы не воспользовался - всегда возвращал на место. Для того чтобы позаимствовать ее не нужно было спрашивать разрешения. Очень часто ее брали одни люди, а возвращали совершенно другие, когда пройдя по рукам, в конце дня для нее больше не находилось работы. Чинить ее старику почти не приходилось. Соседи бережно обращались с чужим имуществом, а иногда он и вовсе обнаруживал в телеге заботливо завернутую в мешковину головку овечьего сыра - благодарность за любезность. Беккер жил один и такого богатства хватало ему надолго, но вчера у него выдался случай угостить им незваного, но от этого ничуть не нежеланного гостя. Старичок любил хорошую компанию, и даже к не местным, коих на острове было мало, относился с теплотой. Люди с континента казались ему другими, не похожими на островитян, которые были отрезан от всего остального мира, живя в своей неизменной общине. Поэтому приезжие вызывали у Вилли особый интерес. Не смотря на возраст он был весьма любознательный, и с удовольствием внимал всему, что рассказывали приезжие о жизни там, за морем, где Уильям никогда не был. Всю свою жизнь он провел на острове Экарте и никогда не испытывал желания покинуть его, однако не мог отказать себе в удовольствии послушать о том, какую жизнь ведет континент. Вот и нынешний его гость оказался человеком интересным и сполна удовлетворил любопытство пожилого человека. Беседа выдалась замечательна, а подкрепленная хорошим домашним вином и вовсе стала затягивающей и бесконечной. Вилли не помнит точно, когда наконец улегся спать и лишь взгляд на откупоренные бутылки с вином из винограда разных сортов которым он потчевал гостя, напомнили ему насколько доброй был их разговор. Старик взял в руки метлу на блинной выструганной добела палке и чиркая прутьями по бетонной плите, начал подметать веранду. Медленно пятясь назад, он поравнялся с открытой дверью и заглянув внутрь дома, обращаясь к полу мрачной комнате, сказал посмеиваясь: — Капитан! Будет вам спать. Пора просыпаться. Поднять паруса!. Дитфрид дернул бровями и не открывая глаз нахмурился, с глухим стоном закрывая лицо сгибом локтя, нехотя ерзая на спине, лежа на старой софе. Пружины впивались в ребра, поскрипывали отзываясь на каждое его движение. Старик не стал будить его снова и продолжил подметать веранду. Но шаркающий звук прутьев проходящихся по бетону все равно не позволил мужчине вновь провалиться в сон и кряхтя, он тяжело перевалился на бок, свешивая с софы правую руку, которая оказавшись на полу тут же нащупала опрокинутую, почти опустошенную, бутылку вина. Ногти звонко стукнули по зеленому стеклу когда он не глядя старался подцепить ее непослушными пальцами, сведенными судорогой от долгого лежания. Наконец, чертыхнувшись, ему все же удалось схватить горлышко и подтянуть бутылку в себе. Капитан все еще с закрытыми глазами приложился к ней губами, сделав три больших глотка и тяжело выдохнув вернул уже пустую бутылку на прежнее место. На языке ощущалось терпкое, сладковатое послевкусие, а желудок обожгло теплом, словно там заворочалась, сворачиваясь клубочком, мурлыкающая довольная кошка. Как ни странно, после ночной попойки голова не болела. Только в ушах звенело, но скорее всего лишь потому, что они легли спать черт пойми в каком часу ночи. Он даже не помнил того момента как отключился. Вроде бы только-только сидел за столом со стариком, рассказывал какую-то несвязную белиберду, заплетающимся от алкоголя языком, а потом нашел себя здесь, на старом лежаке, впрочем заботливо застеленным узорчатым вязаным покрывалом и подушкой без наволочки под головой, плотно набитой перьями. Дитфрид уперся локтем в пружинящую под рукой перину и медленно приподнялся. Черная коса соскользнула с его плеча, повиснув в воздухе. Он тяжело сел, склонив голову и поглаживая затекший затылок, потом повернул голову влево-вправо, пытаясь вернуться в реальность. Спать мужчина повалился в том же в чем был: белой рубашке и черных брюках, а посмотрев на ноги понял, что даже обувь не снял. Интересно, он сам дошел до постели или винодел дотащил его? Подняв голову, капитан осмотрел убранство старой, ветхой постройки: низкие потолок с кружевом серой пыльной паутины по углам, большая комната с двумя окнами стекол к которых не было и закрывались они только ставнями. Кроме старого дивана на котором ночевал Дитфрид тут стоял застекленный сервант сплошь заставленный пустыми винными бутылками, разного объема и цвета стекла и выстроившиеся в ряд граненые стаканы, из которых они и пили вчера. Сам Дитфрид привык потреблять алкоголь из более подходящей для этого посуды - фужеров или бокалов, сказывалось аристократическое воспитание, но выбирать не приходилось и он сполна осознал, что форма и толщина стекла посуды не имеет значение, а только наполнение играет в этом самую главную роль. Поначалу ему казалось, что деревенская выпивка не могла идти ни в какое сравнение с элитным алкоголем, к которому он так привык, но после первого же глотка его мнение поменялось. Туман в голове понемногу развеялся и Дитфрид вспомнил что Вилли угостил его всеми сортами своего вина, коих было достаточно, чтобы он сбился со счета. Все бутылки, которые ему подносил старик, были совершенно одинаковые, без каких либо этикеток, но Уильям казалось различал их на глаз, доподлинно зная какого года урожай, каким выдалась пора сборки и в каких бочках выдерживалось вино прежде чем его разлили по бутылкам. Направляясь на остров Дит успел узнать некоторую информацию о том, чем занимаются его жители, но он и понятия не имел что виноделие здесь поставлено на такой поток, что в каждом доме вино свое и, как утверждал Беккер, разное. Он даже предлагал ему отправиться в " винный тур" по деревне и убедиться в этом самому, но капитан отказался. Но зато не отказался от всей предложенной ему выпивки. Тут же у стены примостился прямоугольный стол под белой скатертью с рисунком из голубой сетки. На скатерти стояла пара восковых свечей в латунных подсвечниках. Засохшая полоса расплавленного воска облепила железную подставку, спускаясь почти до самой поверхности стола. На крючке у двери весела пустая масляная лампа. Дитфрид уже давно такие не видел. В Лайдене во всю процветала электрическая эра. Даже освещения на улицах перевели на новое энергообеспечение. Он так долго не покидал страну, что и думать забыл о том, что такое благополучие получили еще далеко не все. В другом углу стояла, выпирая из стены, большая печь с черным пустым зевом. На ней же, выстроившись пирамидой, стояла разнообразная кухонная утварь. Был здесь и еще один дверной проем без двери, прикрытый загородкой из сплетенной соломы - должно быть спальня старика. Все это Дитфрид видел еще вчера, но сейчас словно глазами снова знакомился с тем, что его окружало. — Утро доброе, капитан! —В комнату зашел Вилли, шаркая по деревянному настилу на полу резиновыми сапогами— Как спалось? — Отлично...— ответил Бугенвиллея, отбрасывая рукой непослушные волосы со лба— Спал как младенец. Должен признать, не обманул. Хорошее вино... — Хэх, а ты и не верил!— довольно хохотнул старик. — Сколько я выпил? Мужчина снова поднял пустую бутылку и покрутил ее в руках, рассматривая в ней свое бледное, искаженное отражение. — Всего понемногу— неопределенно сказал Вилли— Но особенно тебе понравился "Счастливый день" урожая десятилетней давности. Вон, ты даже с собой в постель бутылочку прихватил— он указал сухим пальцем на бутылку в руках Дитфрида— Мне всегда казалось, что военные любят что-то покрепче, коньяк там, или виски. — Ммм...мда...я тоже так считал...— хмыкнул мужчина, передавая старику пустую бутылку— Даже не верится, что в меня столько влезло. Обычно я знаю меру и за буйки не заплываю...Даже не заметил, как опьянел...Голова не болит... Ты знаешь какой-то секрет? — Секреты у каждого свои— Вилли взял бутылку— Но я тебе ничего не скажу, капитан. — Не думал начать продавать?— предложил Дитфрид— Уверен, многим пришлось бы по вкусу. — Это все сложно, не для такого старика как я— покачал головой Беккер— И коммерческой жилки у меня нет. Я человек простой. Делаю то что умею, чему учили. У нас здесь жизнь совсем другая. Но вместе с виноградом иногда кто-то отправляет на пароходе несколько ящиков вина, но скорее его покупает кто-то для своих, не на продажу. Те, с кем остров ведет торговые дела прекрасно знают о нашем вине. Мы производим его в достаточном количестве чтобы оставалось для других. В сезон и туристы приезжают, но только за товаром. Экарте вовсе не похож на курорт. Летом тут замечательно, но зимой холодно. Снег пару месяцев лежит, но море льдом не сковывает. Однако зимой пароход почти не трогается с причала. Капитан его не местный, торговать в зимнюю пору мы можем только вином а как я уже сказал - спрос на него небольшой. Так что, ты парень выбрал хорошее время. Сезон сбора винограда приходится на самый теплый период. Не знай я настоящей причины - решил бы что вы специально выбирали лучшее время для визита. Он подошел в столу, поставил на стол бутылку, нащупал коробок со спичками и чиркнув, бросил ее в печь. Во тьме чрева печи вспыхнул робкий дрожащий огонек. Дитфрид отвел взгляд. Прошлый день всплыл в памяти как что-то нереальное и невозможное. Получив конверт из рук Ходжинса он до последнего верил, что Гилберт действительно жив, но все еще не мог в это поверить даже увидев его своими глазами. Им толком и поговорить не удалось. Времени было мало. Он не мог задерживать Гилберта дольше, как только понял что письмо, написанное Вайолет, заставило уверенность брата поколебаться и поддержала этот порыв, дабы этот дурак не упустил эту последнюю для себя возможность встретиться с ней. Интересно, у него получилось, или все же было слишком поздно? Дитфрид не стал искать еще одной встречи с братом на ночь глядя и решил поискать ночлег в порту. У тамошнего капитана должен был быть какой-то перевалочный пункт, и мужчина намеревался использовать его как ночлег, но по дороге в порт встретил Уильяма. Они разговорились и старик под предлогом продолжить беседу пригласил его к себе. Насколько мог вспомнить капитан, ничего лишнего, чего местным не стоило бы знать про Гилберта, он старику не рассказывал. Даже подпитый мужчина следил за своим языком. Вилли не настаивал на этом и узнав причину по которой он проделал столь долгий путь, перевел тему в другое русло. Они болтали о мире за морем, о новых событиях на континенте и мужчина сам не понял, как это все перетекло в дискуссию об алкоголе...Скорее всего, Беккер предложил ему выпить, а Дитфрид, как человек предпочитающий, как Вилли сам подметил, крепкий алкоголь усомнился в том, что подобная альтернатива может прийтись ему по душе. Он не врал и действительно считал вино не достаточно крепким для себя да и пил вино крайне редко, когда альтернативы не было совсем, а с желанием совладать было трудно. Пожалуй, это и был тот самый случай. Хотелось забыться, переварить события прошедшего дня, дать доведенному до психоза мозгу долгожданную разгрузку, хоть ненадолго забыться. Простым языком - хотелось напиться до беспамятства, но Дит сомневался, что вино подходит для этих целей. Его потребовалось бы слишком много для завершения конечной цели, а фляжка, которая была у него с собой, оказалась пуста. Остатки коньяка капитан осушил еще по пути на остров и теперь жалел, что не прихватил с собой еще. Но старикашка оказался назойливым и пока Дитфрид отказываясь озвучивал ему причины, уже зашагал к винному погребку возвращаясь с несколькими совершенно одинаковыми бутылками, выстроив их на столе перед скептически настроенным капитаном и щедро плеснув красный напиток в его стакан. Вздохнув, Бугенвиллея принял подношение и едва первые капли коснулись его языка, испытал целый водоворот чувств. Напиток оказался действительно неплохим. Да что там. Лучшим. Он понравился ему настолько, что мужчина и забыл о своем намерении упиться до беспамятства и по его восхищенному взгляду Вилли понял все без слов, молча открывая бутылку за бутылкой, подливая гостю то из одной, то из другой, в то время как его собственный стакан оставался пустым. Дитфриду сложно было поверить, что он мог существенно опустошить погреб старика, но похоже сам Вилли не был против и наблюдал за ним с большим любопытством. Наверное ему и самому было интересно, насколько далеко может зайти капитан в своих высказываниях. И судя по всему, ожидания он не подвел. — Тебе ведь некуда спешить, капитан? Позавтракай со мной. Я один сейчас живу. Ты меня не потеснишь. Можешь оставаться сколько угодно. Все компания. Привыкнуть к одиночеству можно, но иногда такие вот встречи мне как бальзам на душу. Здесь то я всех как облупленных знаю — Вилли нагнулся заглядывая в разгорающийся очаг— Уж с моряком у меня найдется о чем поговорить. Но для начала подыши-ка свежим воздухом. Еще никогда не видел чтобы кто-то так на вино налегал...Впрочем, мы здесь к нему относимся спокойно и как таковой выпивкой трудно его считать когда в любой момент можешь себе позволить стаканчик. — Я его лет сто не пил...— пробубнил Дитфрид, поднимаясь на ноги и расстегивая пуговицы на рубашке. Снаружи тянуло приятным сквозняком, морской солью и конечно, вином. Хотя возможно ему лишь казалось. Он уверенным шагом прошел мимо старика , перешагнул через порог и с непривычки зажмурился от яркого света, поморгал приложил ладонь ко лбу, привыкая к солнцу и наконец смог осмотреться. Прохладный ветерок трепал воротничок его рубашки, приятно пробегая по коже, прогоняя остатки сна. Как таковое похмелье он не ощущал. А если оно и было, тот спасительный глоток вина несомненно поправил дело. Вечером как следует рассмотреть место где он оказался не представлялось возможным. В темноте все казалось одинаковым, а тусклый масляный фонарь над дверью, который Вилли зажег когда они сидели на веранде - веранду одну и освещал. К тому же, вчера Дитфриду не было дела до того где он. Его мысли были слишком гнетущими, не до того было. А сейчас пробегаясь взглядом по окружению, капитан поймал себя на мысли что нигде еще не видел подобного. Даже сам дом выглядел необычно на фоне того, к чему привык мужчина. Сразу ощущалось что Экарте - действительно отрезан от остального мира и развивался как-то по своему. Соломенная крыша навеса хоть и была легкой, наложенная достаточно толстым слоем, не пропускала ни один солнечный луч и спрятавшись в тени можно было с комфортом рассматривать пустой дворик с песчаной, утоптанной площадкой. Песок, на его взгляд, слишком отдавал белизной. Должно быть, морской, с пляжа. Еще одна небольшая постройка, раза в два меньше чем дом, стояла у самой дороги, прижатая к частоколу из изогнутых светло-коричневых веток, похоже и служила тем самым винным погребом. Снаружи не скажешь, но воображение живо рисовало Дитфриду подземное хранилище с обилием бочек и винных шкафов где в ячейках лежали десятки разномастных стеклянных бутылок, разложенных по давности и выдержке. Если смотреть под таким углом - не было ничего удивительного в том, что старик так хорошо знал какое вино в какой бутылке. Должно быть, когда столько временем занимаешься подобным - все запоминается само собой. В их поместье тоже был винный погреб, но отец держал его в основном для гостей. В юношестве, Дит часто спускался туда чтобы спрятаться от надоедливой прислуги, которая следила за тем чтобы он посещал занятия. Боевую подготовку парень любил, но вот остальное, в частности литературное чтение - терпеть не мог. Никто из слуг так и не нашел его тайное убежище, а знал о нем только Гилберт. Старший брат часто предлагал ему вместе сбегать с уроков, но прилежный сын, папин любимчик, никогда не поддавался на уговоры старшего. Однако, даже зная где прячется нарушитель порядка, Гил никогда не выдавал его, за что часто был бит. Старший брат никогда не понимал, почему он все это терпит когда мог избежать хотя бы занудных уроков. Какая разница? Им все равно влетело бы, так почему хотя бы не постараться получить хоть немного свободного времени? Пусть это время и приходилось проводить в холодном подвале в темноте, разве это намного хуже чем постоянные нравоучения и внушение какого-то там долга перед семьей, который они обязаны были выполнять? Если уж им не повезло родиться в такой семье, то что плохого в том чтобы давать себе чуть больше воли, ведь рано или поздно их все равно припрут к стенке. Именно в долгие часы забвения в темноте винного погреба, где толстые каменные стены не позволяли проникнуть ни единому звуку, у него и возникли мысли о побеге. Пока они живут под одной крышей с таким тираном - добра ждать не приходиться. Похоже он был один кому не нравилась такая жизнь. Гил тоже не был от нее в восторге, но не собирался ничего менять. Отчасти Дит знал почему. Ведь он сам присутствовал при той стычке, когда отец уже был готов разбить ему лицо кулаком, а Гилберт вступился за него пообещав этому гнусному тирану, возомнившему что от его решения зависит все на свете, унаследовать семейную традицию. Дурак...Он и правда решил что таким образом получиться спасти брата? Дитфрид не винил младшего брата, но его жертва все равно оказалось бесполезной. Неужели он думал что после обещания отец оставит его в покое и будет довольствоваться одним сыном, который сделал правильный выбор? Этот ад продолжался изо дня в день, перемежаясь с мрачными днями, когда Дит сам заключал себя в темницу и думал, думал...пока не понял, как можно вырваться и навсегда разорвать эти цепи, которые связывали его с отцом. Наверняка полоумный старик и старался не давать им продыху еще и потому, что боялся такого исхода. Но до того момента как Дитфрид исполнил задуманное прошло еще много времени. В конце концов для самого Дит такие прогулы заканчивались избиением со стороны отца который, к слову, так же употреблял только крепкие напитки и Дитфрид не по своей воле, но унаследовал это предпочтение. — Сейчас еще бутылочку принесу... Голос Беккера вырвал Дитфрида из воспоминаний и он проводил глазами старика, который медленно спустился по каменным ступеням веранды и шаркая сапогами направился к погребу, а капитан опустился на стул. Пить с утра - не самая лучшая привычка, но не чувствуя последствий похмелья и уже не имея ничего против местных вин, Дитфрид был готов закрыть глаза на это. Ведь он сейчас не на службе, черт его дери. Но уже не из-за желания напиться. Помог ли алкоголь проветрить мозги или же ему нужно было просто отдохнуть, но теперь он чувствовал себя гораздо лучше и перед тем как покинуть остров хотел еще раз встретиться с Гилбертом. Убедиться, что все что произошло вчера не сон, навеянный усталостью и бессонными ночами с тех самых пор как этот президент почтового отделения принес ему письмо со знакомым почерком. Экарте оказался прекрасным местом, красивым и главное подходил для человека, который решил избавиться от прошлого и начать новую жизнь. Дит мог его понять. Ведь он сам же так долго старался найти себя, избавиться от семейных пут, глотнуть свежего воздуха и не быть никому обязанным. Того же хотел Гилберт и брат не имел права обвинять его. Если Гил выбрал свое место - так тому и быть. А он сделает то, что и должен был сделать с самого начала - унаследует дела семьи, пусть от этой семьи уже ничего и не осталось. После смерти отца Гилберт взял все в свои руки, заботился о матери, старался поддерживать авторитет в военных кругах, продвигался по службе. Даже после смерти отца он оставался верен своему обещанию, хоть сам Дитфрид прекрасно знал, что служба эта ему как кость в горле. Ни он, ни брат никогда не горели желанием стать военными. Возможно, они могли бы поменять свое мнение в будущем, но когда семья буквально вдалбливает в голову обязательства и долг - волей неволей возненавидишь армию. Едва появившись на свет их будущее уже было предопределено, а каждый год жизни расписан едва ли не по минутам. Чем они будут заниматься, когда, как - все это решали за них. Право голоса они не имели. А при малейшем неповиновении " любящий" отец с помощью физической силы объяснял им в чем именно они не правы. " Я сломался первым... подумал Дитфрид " Гил еще столько лет страдал от его заскоков...Столько впитывал эту ненависть в себя, отравлял свою душу...Через силу делал то, к чему душа не лежала и ничего не мог сделать...А все из-за меня...Почему я не вступился за него тогда, почему не заткнул рот, почему не пресек это обещание?...Ну поколотили бы их еще, не первый раз ведь. Но тогда у них еще было время решить как избавиться от этих уз, как сбежать. Вместе. Капитан тяжело вздохнул и покачал головой. "Глупости...Он - не я. Ему всегда было важно мнение отца. Он любил его не смотря на то что он сделал с нами. Как верная собачонка которая продолжает лизать руки, которые только что держали кнут...Неужели он таким образом хотел завоевать любовь отца? Думал, что его полюбят если он будет послушным?...Немного любви и понимания...Наверное, мы хотели слишком многого... Он никогда и никому не говорил об этом, но в том, что произошло с Гилбертом, Дитфрид винил себя. В поисках другой жизни он шел вперед, не оглядываясь назад и предпочитая не замечать, что оставляет за спиной. Принадлежность к такой знатной семье всегда тяготила его, но это не значило что он не любил своего младшего братишку и мать. И все же, не смотря на это, он принес их в жертву и дабы не сожалеть о своем решении, старался видится с ними как можно реже. Для их же блага. Глава семьи запретил ему перешагивать порог поместья и отрекся от сына, наложив запрет и семье поддерживать с ним связь. Любую. Даже письма Дитфрид писать не осмеливался зная, что вся корреспонденция непримено проходит через руки отца. Он по пальцам мог пересчитать сколько раз ему удалось удивиться с матерью, когда она гостила в городском поместье во время разъезда отца по военным объектам. Дит очень рисковал. Если отец объявил его мертвым, это вполне могло значить что обнаружив его на своей земле, с годами терявший рассудок офицер мог в порыве ярости пристрелить его. " Как бродячую собаку..." вспомнил Дит последние угрозы которые уже чужой ему человек, выплюнул ему в лицо, с совершенно дикими глазами, как у бешеного зверя. Он никогда не забывал этот взгляд. Гилберт стоял за спиной у отца и не в силах перечить ему, отводил взгляд сжав кулаки по которым пробегала нервная дрожь всякий раз, как рев генерал-полковника пронзал огромный обеденный зал в котором и произошла та ссора, ставшая расколом для семьи. Род Бугенвиллея уже в те непростые годы начинал терять влияние и этот зверь, которого Дитфрид когда-то давно с гордостью называл отцом, старался продержаться у власти всеми доступными способами, самыми действенными из которых были - правильно воспитанные наследники. Чем больше, тем лучше, как говориться. Вот почему он так и не поставил на нем крест даже когда Дит высказал ему свое недовольство. Он всегда уделял Гилберту больше внимания, но и от него не отставал. Надеялся сломать когда юнец вздумает выступить против отцовского слова, задавить своим авторитетом, как он это всегда и делал. Ведь он считал себя главным, единственным кому дозволенно устанавливать правила, но порой забывавшего что он не имеет никакого права вершить судьбу человека который уже принял решение никому не подчиняться. И оттого ни крики, ни угрозы, ни страшная морда ( лицом "это" парень никак не мог назвать) не произвели на него впечатления - глава семьи вычеркнул его из рода, лишил прошлого и сам окончательно похоронил его для себя. После этого отвергнутый наследник никогда больше не появлялся в поле зрения генерала. Он даже на его похороны не пришел, хотя Гилберт сам написал ему письмо оповестив о смерти отца. Пусть его посчитали бы ужасным человеком, но Дит был рад что такая сволочь избавила мир от своего существования. Он был уверен, что не он один выдохнул с облегчением. И он радовался бы этому от всей души, если бы не Гилберт. Младший сын, унаследовавший после смерти отца как единственный приемник все семейные дела, пусть и не вел себя так же, но по виду, по взгляду - был его копией. Кто знает, может быть именно так и должен был выглядеть глава семьи, но увидев его после долгой разлуки - Дитфрид понял, что потерял его. Живя с ним под одной крышей, он старался помогать ему справляться с постоянным давлением отца, но оставив его одного - лишил даже такой поддержки. Единственной отрадой стало то, что Гилберт не считал Дита врагом семьи, и более того, предложил Дитфриду вернуться в отчий дом. Но тот отказался. Семья ему была уже не нужна. Он научился обходиться без них. После пережитого просто не мог вернуться к тому, от чего сбежал, даже после того как исчезла причина по которой это все и произошло. Гилберту предстояло пройти тот же путь что и отцу и честно говоря, Дитфрид не до конца был уверен, что его брат вдруг не переймет качества родителя. Тем более что Гилу выпала участь унаследовать этот чин именно сейчас, когда влияние семьи сошло на нет, а единственное что могло поправить дела - это отличиться в военных операциях. Благо все звезды сошлись так что именно сейчас у него была прекрасная возможность построить армейскую карьеру. Так и произошло... — Вот...—С тихим стуком Беккер поставил на стол бутылку, предварительно протерев ее рукавом от пыли— Большинство местных считают, что это самое крепкое из вин что у меня получается, поэтому охотников до нее не много. Старикам уже по возрасту не полагается потреблять крепкие, а женщины, конечно, любят что-то послабее. — Я смотрю у вас вся культура на винограде построена...— сказал Дитфрид, откинувшись на спинку стула. — Из него много чего можно сделать— ответил Вилли, откупоривая бутылку и разливая вино по стаканам, на этот раз плеснув и себе— Взять к примеру то, на чем ты сидишь... Капитан непонимающее посмотрел на старика и отклонившись в сторону выглянул на стул с плетенной спинкой. — Виноградная лоза— продолжил хозяин дома, взяв стакан в руку и подперев голову рукой, медленно качнул свободной рукой, от чего бардовая жидкость всколыхнулась в стакане— Прекрасная вещь. Годится и для мебели и для изгороди. Податливая и прочная, плести из нее корзины - одно удовольствие. Многие на острове этим промышляют. Дети и женщины в основном, у них это лучше всего получается, руки нежные, быстрые, знают свое дело... Он жестом позвал капитана произнося тост и они звонко чокнувшись, осушили стаканы. Вопреки ожиданиям, Дитфриду этот вкус все равно пришелся по душе, хотя обычно он не мог долго потреблять что-то одно. Душа просила чего-то нового, но это вино он готов был пить еще и еще. Казалось можно было почувствовать на языке весь букет виноградной грозди вместе с теплотой солнца, помогающего урожаю созреть. Странно, он никогда не задумывался о том, как именно производят вино в масштабах куда менее скромных, чем привычных для людей из высшего общества, которые могли приобрести что угодно, из любой части света. А может всему вина обстановка, в которой он оказался? В любом случаи, ему казалось, что если бы он попробовал это же вино в других условиях, скажем, у себя в поместье или в штабе - оно не произвело бы на него такое сильное впечатление. — А щепа от лозы, на растопку идет. Дров, как таковых на острове мало. Деревья в основном фруктовые, их никто на растопку валить не будет. Сухой валежник еще куда ни шло...— продолжил старик— Ну и на компост щепа тоже сгодиться. Еще здесь с ее помощью готовят... — Готовят?— переспросил Дитфрид, недоуменно поднимая бровь, приминая из руки старика следующий стакан. — Да-Да. Но это только наша, местная хитрость, не думаю что кто-то еще ее использует. Если варить мясо с веткой лозы - лучшей приправы не найти. Экарте достаточно бедный островок, поэтому мы стараемся использовать все, что можем. А виноградники кормят нас ничуть не хуже чем хлебные поля. Из самих ягод ведь не только вино делают. Сок, изюм, варенье. И для себя и для мелкой торговли через капитана парохода. Слыхал, он торгует неплохо. Косточки на шрот перемалывают и на корм скоту. Как, в принципе все что остается от виноделия - все животным в кормушку. Кто-то из женщин повадился даже мыло варить. Свежие листья тоже есть можно. Так что ни одной косточки зря не пропадает, капитан. Все в дело. Так и держимся. Хоть дела сейчас плохи...Молодых людей не осталось. Все на войне сгинули, никто домой не вернулся. Дети все еще ждут отцов, но время идет, они взрослеют и начинают понимать что ждать-то без толку... — Война беспощадна, раз даже с такого маленького острова Гардарике пришлось призывать военнообязанных...— помрачнев, сказал Дитфрид — Все мы знали на что идем, но все равно каждый из них был уверен, что вернется... Даже я уже начинаю думать, что покину этот мир до того, как кто-то возвратиться домой. Да, я пока еще верю в это. Чудиться мне, что те кто мог пострадать в бою и потерять свою память - рано или поздно чувствуют что-то. Море зовет. Родившись здесь, они через всю жизнь проносят эту связь. Тут уж ничего не попишешь. Мы и в мирное время никогда не стремились покинуть свой остров. Мне уже почти семьдесят, а я ни разу не ступал на континент да и не хочу. Ни тогда ни сейчас, когда остался совсем один... Сердце остается там, где ему самое место. Верно, капитан? — Да...И мой брат решил что его место здесь... Солнце поднималось все выше. Глаза, привыкшие к его яркому свету уже не прищуривались. Ветер трепал полог соломенного навеса, и сухая трава шелестела и едва заметно ворочалась, словно вздыбленная шерсть какого-то невиданного, щетинистого зверя. Был осушен уже третий бокал, но Дитфрид не чувствовал и капли опьянения. Наоборот, казалось что он пригубил не вино, а весьма слабо сладкий фруктовый пунш. Даже привычной горечи на языке не ощущалось. Неужели можно было так привыкнуть всего за один раз. Право, сколько же он выпил вчера? Старик достал из кармана старых брюк видавшую виды трубку, вытянув руку постучал ее о балку, удерживающую навес, вытряхивая содержимое и деловито принялся забивать трубку табаком. Не смотря на столь ранний час по дороге, мимо изгороди Бекера прошли несколько женщин, с повязанными на голову платками. Кто-то нес грабли, кто-то лопаты или пустые плетенные корзины. "Должно быть, для винограда..." понял мужчина. — Удалось с братом вчера поговорить?— спросил Беккер, чиркнув спичкой и закуривая трубку, от которой начал подниматься сизый дымок— Еще вчера хотел спросить но ты что-то не очень хотел об этом говорить. Неужто он не стал с тобой разговаривать? Жильбер конечно неразговорчивый малый, но уж точно не грубиян. Судя по тому что он никогда не говорил, что у него есть родственники- на встречу он не надеялся... — Жильбер?...— повторил мужчина непривычное для него имя, которым Гилберт прикрывал свою личность—Хм...А что же он говорил тогда? Дитфрид не сильно удивился словам Вилли. Легко предположить что за четыре года Гил мог найти способ связаться с ним, даже если не хотел больше видеться с Вайолет. Под чужим именем, да еще с острова под юрисдикцией Гардарики - никто бы и не понял, что это он. Армия Лайдена уже давно забыла про существования младшего брата семьи Бугенвиллея. Пожалуй, сразу как вручила последнему члену семьи посмертно два ордена: " За мужество" и " Защитник родины" .Две одинаковые коробочки из черного бархата, которые капитан никогда не открывал, хотя воспринимал их как безоговорочное доказательство того, что брат мертв. Ему было нужно хоть что-то, что вселяло бы в него уверенность и прекратило тщетное ожидание чуда. В столь солидном возрасте было глупо в него верить. Поговорить об этом ему было не с кем, да он впрочем никогда не терпел эти душевные разговоры, но в большинстве своем потому, что так и не завел надежных друзей, которым мог бы излить душу. И изливал он ее по-другому - бокалу с виски, наедине с самим собой, когда давящая на душу боль становилась невыносимой. Впервые вслух об этом он высказался только на кладбище, когда увидел там Вайолет, навещавшую могилу его матери. Он стал относиться к этой девушке чуть лучше и перестал винить ее в смерти своего брата, переступив ту стадию, когда обязательно нужен был объект ненависти, на который можно было выплеснуть весь гнев и боль, дабы эти чувства не рвали сердце. Ему казалось, что от этого ему станет легче к тому же он всей душой ненавидел Вайолет, человека, ради которого его глупый братец пожертвовал своей жизнью. Ему потребовалось долгих четыре года чтобы пересмотреть свое мнение и перестать искать виноватых. Гил - не был несмышленым ребенком. Напротив, пожалуй он даже превосходил интеллектом старшего брата и усердно выполняя обещание данное отцу - являлся отличным офицером, гордостью армии. Вот ведь...был бы жив папаша - раздулся бы как старый индюк от гордости за своего сына, который пусть и умер, но честь семьи не посрамил...Не то что некоторые... Это был его выбор. Осознанный, в этом не приходилось сомневаться. А девушка...что с нее взять...Это отродье, коим она являлась в прошлом, не знало ничего кроме убийства и приказов. Разве можно винить животное в том что произошло? Так он думал, пока не понял, что Вайолет по всей видимости, тоскует по Гилберту куда больше, чем кто бы то ни было. И когда он в сердцах бросил ей упреком " Его больше нет. Пора забыть о Гилберте", она искренне недоумевала, не представляя как это возможно - забыть. Вайолет никогда не забывала. И не хотела забывать. В отличии от Дитфрида, который топил свою боль в выпивке, внушая себе горькую правду, но так и не сумевшего сделать даже этого. Она единственная кто помнил, не смотря ни на что. После той встречи на душе у Дита было гадко. Получается, он предал память брата, не сумел даже сохранить его в памяти, был слишком слаб для этого и идя на поводу у своего характера делал вид что все в порядке, что жизнь продолжается. Он мог жить без Гилберта. Вайолет - нет. Память о нем была нужна ей как воздух. Только надежда помогала ей продолжать жить. Продолжать работать и помогать людям. Она была монстром, бездушной машиной и никогда не пыталась обелить себя, даже когда ее тыкали в это носом. Но даже так - она держалась. Бывший солдат, но все же девушка, могла найти в себе силы и верить. А он не смог... " Тряпка..." — Говорил, что не помнит ничего...— сказал Вилли, затягиваясь, и поводив усами в задумчивости глядя на навес— Ну, никто, конечно допрашивать не стал. Парень мирный, добрый, дети его любят. Он как здесь появился стал за них письма писать, а как узнал что учитель на войне сгинул - так его место и занял. Подъемник для винограда нам починил... — Это ту штуку с тросами?!— перебил Дитфрид. — Агась... — Надо же...Никогда бы не подумал что он умеет делать что-то подобное...А впрочем, я вообще мало что о нем знал...Поговорить мне с ним как следует не удалось...— вспомнил он вопрос старика— У него...нашлись дела поважнее. Беккер удивленно округлил глаза под стеклами очков. — Важнее родного брата которого так долго не видел?!— ошарашено пробормотал он. — Хех..— усмехнулся Дитфрид проводя рукой по волосам— Намного важнее, старик...