Demon

«Надо поспать, — Альбедо проходит в палатку и присаживается на спальный мешок. — Для начала снять ботинки». Взгляд голубых глаз, полный беспомощности и отчаяния опустился на шнуровку. «И кто вообще придумал эти берцы». Кэйа неловко заходит в палатку следом, смотрит на Альбедо, не решаясь подойти, но такой его взгляд на свою обувь говорит сам за себя. Глубоко вздохнув, Альберих подходит к капитану и садится напротив него. Поставив ногу Альбедо на своё бедро, он принимается расшнуровывать тяжёлые ботинки. — Я испачкаю твои штаны, — констатирует алхимик, смотря на подошву своих ботинок. — Будто меня это волнует, — тихо усмехается. — Мои слова тебя задели? — Какие слова? — Всякие глупые… В споре с Фарузан… — Нет, не задели. Только я не вещь. В остальном, ты вел себя вполне обычно. В твоем стиле. — Я не считаю тебя вещью. Просто разволновался… — Кэйа легко снимает первый ботинок и ставит на другое бедро вторую ногу мужчины. — Кто придумал такую тяжелую обувь, — Альбедо вздыхает. — Как камень сбросил. — Зато защищает твои ножки… — сняв второй ботинок Кэйа принимается мягко и нежно массировать чужие стопы. — У меня ничего не было, нет и не будет с Фарузан, — Альбедо смотрит на него сверху-вниз. — Вот как, — Альберих улыбнулся, давя большими пальцами на центр стопы. — Прости, что реагирую, как школьник на это все. Я же дурак, аха… — Да, я знаю. Дурак. Так и есть. Кэй, ты меня ревнуешь? — Почему ты спрашиваешь? Это же так очевидно, — неловко смеётся. — То есть, ты это признаешь? — Что ревную? Да… Очень… — К Фарузан? — Да ко всем… А к ней с ее этими фразами тем более… — А к кому кроме нее? — алхимик тянется рукой и кладёт её на макушку Кэйи. — К твоему брату ещё… К Фурине… Аха… — бубнит мужчина, берясь за вторую ногу. — Почему ты ревнуешь? Тебе недостаточно того, что я признал, что однолюб? Недостаточно сотен твоих портретов на страницах альбомов и книг? — В моменте я не успеваю подумать об этом, — смущается. — И… Ну… Начинаю переживать… — Переживать, что я вдруг перечеркну пятнадцать лет, что держал в голове твой образ, и начну заигрывать с Фарузан? — Ну да, я идиот, мы уже это поняли… — Кэйа краснеет ещё больше, пытаясь спрятаться за волосами. — Глупый-глупый Кэйа, — алхимик убирает волосы с его лица. — Отчего же прятать такую красоту. — Э-эй… Спрячь обратно… — Зачем? — Мне неловко… — И что? Из-за этого я должен перестать рассматривать тебя? — он поднимает брови и снисходительно смотрит на Кэйю. — Не хочешь разбить губу мне ещё раз? — немного дорожащим голосом спрашивает, подняв взгляд. — Любишь, когда тебя бьют? — Люблю, когда ты прикасаешься ко мне. И какая разница будет ли тогда кровь или синяк, — усмехается, опустив глаза. — Этот поцелуй был при всех, к кому ты ревнуешь, кроме Редо. Как думаешь, этого достаточно? — Вполне… — неловко улыбается. — Ты уже закончил трогать мои ноги? — Мм…? Я могу закончить, если больше не нужно… — Я не просил об этом, — алхимик ведёт ногой по бедру Кэйи. — Тебе и решать, когда нужно. — Ч-чего ты… — Кэйа нервно проглатывает ком в горле и судорожно выдыхает, пытаясь концентрироваться на массаже ноги. — Чего я что? — он поднимется стопой на плечо Альбериха и упирается в него. Алхимик отклоняется назад, ладони опущены на спальный мешок. Одну стопу Кэйа сосредоточенно массирует, пока вторая остановилась на его плече. Голубые глаза с интересом рассматривают нервозное состояние лейтенанта. — Ну… Н-нога… — смуглое лицо становится почти багровым от смущения и мурашек. — Что нога? — Альбедо тряхнул головой, чтобы сбросить волосы со своего плеча. — Я в чистых носках. — Да я не про носки же… — бубнит мужчина, сгорая от стыда. — А про что? Не понимаю, — улыбается. — Про то, что меня возбуждает то, как ты гладишь меня ногой! — бросает и закрывает лицо руками. — Кричи громче, Кэйа, не весь лагерь ещё услышал, — хмыкнул алхимик, убрав ногу с плеча мужчины. — Сильно возбуждает? — его взгляд опускается на пах Альбериха. — Сильно… — стонет, нервно сжав ноги. Альбедо ставит ноги на пол и наклоняется вперёд. Взяв Кэйю за воротник, он одергивает мужчину на себя, чтобы тот поднял голову. Алхимик смотрит ему в лицо и довольно улыбается: — Хочешь меня? Узел внизу живота завязался так, что Кэйа судорожно сжался. Он смотрит на Альбедо широко распахнутыми глазами и с приоткрытым ртом. — Х-хочу… — Какой милаш, — Альбедо гладит его по щеке. — Видишь ли, пока ранение не заживет, я не могу подвергать свое тело не оправданным физическим нагрузкам, — улыбается. — Жаль, да? Ехидство на лице алхимика кажется Кэйе властным и до одури притягательным. Он и вправду очень изменился. Он точно больше не тот подросток, что позволял издеваться над собой. По крайней мере, внешне. Альберих убежден, что глубоко внутри Альбедо по-прежнему тот мальчик, боящийся контактировать с людьми из-за того, что не умеет «правильно» социально взаимодействовать. — Но я не возражаю, если ты решишь здесь подрочить, — улыбается. — Все занимаются подобным. Это хорошо снимает напряжение. Оставить всё вот так может быть болезненно и дискомфортно. Кэйа и правда безумно возбуждён, а эта улыбка на лице капитана заставляет смущаться сильнее. Ещё немного и с уголка рта будет капать слюна. — Чего?! Д-дрочить при тебе…? — Кэйа вновь сжимается и пытается спрятать лицо. — А куда я это дену все… Кхм… — Удиви меня, — усмехнулся алхимик. — В к-каком смысле…? — мужчина растеряно смотрит в глаза Альбедо. — В прямом? — он ставит стопу на живот Кэйи и ехидно улыбается. — Ты с ума сошёл да…? Сильно ударился о меня, когда поцеловал? — Кэйа судорожно выдыхает и опускает взгляд на ногу капитана. — Я не спал двое суток, — улыбается. — Чувствую себя то ли чересчур бодрым, то ли таким, будто сейчас свалюсь без сил, — он проводит стопой по бугорку на штанах. — Выглядит внушающе. Ты подрос. — Д-да прекрати ты… — Кэйа берётся за щиколотку на чужой ноге. — Обычный там… — Бедняга Кэй… не повезло тебе с капитаном, — Альбедо качает головой. — Это не правда… — скулит Альберих. — Старик совсем разошелся, — убрав ногу с чужой хватки, алхимик вновь склоняется к его лицу. — Разбить тебе ещё что-нибудь? — Если хочешь, то я весь в твоём распоряжении, — Кэйа растерянно поджимает разбитую губу. — Не уверен, что хочу разбить, — он шепчет в приоткрытые губы Кэйи, — но прикоснуться можно. Алхимик проводит языком по разбитой губе Кэйи. Он касается раны и чувствует привкус металла, отчего губы растянулись в едва заметной улыбке. Наслаждаясь чужим оцепенением, Альбедо поднял взгляд и впился в губы Кэйи с поцелуем. Он сминает чужие уста, выдерживая зрительный контакт, и сжимая воротник Альбериха в своих пальцах. «Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался…» — проносится в голове лейтенанта. Он не решится закрыть глаза первым. Руки нервно сжимаются на собственных брюках, а ноги Кэйа сжимает, пытаясь справиться с возбуждением. Этот поцелуй сводит с ума, Альберих тянется за ним ещё больше, ещё ближе. Хочется слиться с Альбедо в одно целое. «И вправду будто любит меня…» — Альбедо смотрит на него сквозь холод, пока собственное сердце, что бьется быстрее, подбрасывает ему весьма смелые выводы. Взявшись обеими руками за ворот чужой рубашки, алхимик тянет Кэйю на себя, а сам опускается спиной на спальный мешок. Альберих поддаётся. Ему бы не хватило никаких сил противиться этому действию. Нависнув над Альбедо, мужчина поставил руки у его головы и замер, рассматривая чужое лицо. Во взгляде читается легкий страх, желание, возбуждение и что-то до безумия нежное и трепетное. Всего несколько секунд Кэйа смотрел в ледяные голубые глаза, а потом поцеловал Альбедо снова. «Какой же он прекрасный… Я так счастлив, что он целует меня…» Алхимик гладит его по щеке, с нежностью и трепетом рассматривая чужое лицо. Больно видеть, как сильно Кэйа изменился со временем, а отсутствие глаза и вовсе проходится по сердцу Альбедо ножом. — Плохая была идея… — шепчет, выдыхая в губы Альбериха. — П-прости, — мужчина тут же вскакивает, усевшись на спальнике и накрыв губы подушечками пальцев. — Нет, я о том, что не стоило мне ложиться, аха… — он уставился перед собой, где еще секунду назад мог наблюдать лицо Кэйи. — Бессонные ночи сразу дали о себе знать. — Тебе бы и правда поспать… — Кэйа неловко взърошивает свои волосы на макушке и уводит взгляд куда-то в сторону, пытаясь успокоить дыхание и сердце. «Я придурок… Такой придурок…» — И оставить тебя наедине с твоей «проблемой»? — он вновь усаживается и ехидно улыбается. — Не позволишь мне увидеть, как будешь справляться с этим? — С тобой точно что-то не так… Т-тебе спать надо, — Кэйа шумно вдыхает воздух, зажмурившись. — Просто под действием отсутствия сна я говорю и делаю всё, что есть в моей голове, не фильтруя это. Разве это плохо? — он протягивает ногу и касается пальцами колена Кэйи. — Что я буду за капитан, если позволю своему лейтенанту оставаться таким твердым слишком долго? Тебе нечего стесняться, Кэйа. — А ты обо всех твёрдых в лагере так заботишься? — тихо усмехается, боясь пошевелиться. — Ты первый, поэтому я ожидаю от тебя должного уважения, Альберих, — он ведёт ногой по чужому бедру. «Он это серьезно?» — мысленно стонет Кэйа. — Альбедо, п-почему? — Почему что? Почему я глажу тебя ногой? Потому что хочу. Ты дурак, если не понимаешь. Подсев поближе, он упирается стопой в низ живота Кэйи. Во взгляде читается ехидство и власть. Полная и безграничная власть над Кэйей. Отклоняясь назад, Альбедо упирается на свои ладони и усаживается поудобней, чтобы наблюдать за Альберихом, который, кажется, скоро сгорит со стыда. — Давай, Кэй, удиви меня. Хватит изображать из себя праведника, я же вижу тебя насквозь. Неужели самому не хочется? Уверен, что хочется. Что тебя останавливает? Стесняешься показаться передо мной в таком «постыдном» виде? Не вижу ничего стыдного, это ведь естественно. «Он прав… Но так стыдно… Что я животное… — Кэйа поднимает какой-то взгляд, наполненный мольбой, на Альбедо. — Ладно… Будь что будет…» Альберих немного наклоняется вперёд и оставляет мягкий поцелуй на колене мужчины. Руки опускаются на пояс его форменных брюк и медленно расстегивают пуговицу. «Ого, он серьезно что ли?» — алхимик роняет властный смешок. Его тяжелый взгляд прикован к пальцам Кэйи. Он пристально наблюдает, как как расстёгивается пуговица, и замок ширинки опускается вниз. Во рту собирается слюна, которую Альбедо сглатывает. — Не медли, лейтенант. Судорожно выдохнув, Кэйа дрожащими и неловкими движениями немного спускает брюки, открывая вид на своё белье голубого цвета и жёлтыми утятами в розовых спасательных кругах. — Кхм… — Мне кажется, утятам тесно, Кэй, — алхимик улыбается. «Стыд… Какой же стыд…» Зажмурившись, Кэйа неуверенно стягивает белье вниз. Донельзя возбужденный член тут же высвобождается во всю свою длину, заставив Альбериха проронить судорожный скулёж. — Ого, — зрачки Альбедо расширились, — ты и вправду стал больше везде. И как ты собирался игнорировать это? Должно быть, болезненно, — он подбирается стопой к паху Кэйи и поглаживает его бедро. — Какой стыд… Убей меня, — стонет мужчина, закрывая лицо руками. — Не останавливаться же на полпути, — Альбедо ведёт ногой к паху. — Давай, Кэй, не стоит сдерживаться. Вздрогнув из-за чужих движений, лейтенант кое-как убирает руки от лица. Разгоряченный и растерянный взгляд поднимается на Альбедо, а потом опусскается на свой пах. Рука мягко обхватывает головку. Изо рта сразу же вырывается сдержанный стон. Большой палец ложится на отверстие уретры, размазывая проступившую влагу. — Аль-бедо… — шепчет, медленно ведя рукой вниз. — Вот умница, — улыбается тот. Убрав ногу, Альбедо пересел на спальный мешок Кэйи и придвинулся к его лицу. Он провел носом о чужой висок, а затем коснулся языком уха Альбериха. — Смелее, Кэй, — шепчет. Мужчина машинально наклоняет голову ближе к Альбедо, а рука судорожно сжала основание своего члена. Проскулив, Кэйа начал медленно водить рукой по всей длине, уделяя особое внимание головке. Альберих тяжело дышит, а свободная рука нервно сжимает спальный мешок. Глаза закрыты, а брови подняты. С каждым движением руки стыда становится все меньше, ведь он заменяется лишь желанием и возбуждением. — Скули громче, Кэйа, — шепчет Альбедо ему на ухо. — Никто не осудит тебя за это. Дай мне насладиться этими прекрасными звуками снова. Ладонь алхимика сжимается на бедре Кэйи, пока сам он водит носом по уху мужчины. — Бедо… Как… Мм… Можно быть таким… — стонет мужчина, давя пальцем на головку. Движения начинают становится все более рваными и даже грубыми. Кэйа то сжимает, то разжимает руку, ускоряя темп. Дыхание Альбедо над его ухом так возбуждает, что свободная рука легла на талию капитана. — Давай, Кэй, — шепчет тот, — кончи для меня. Он проводит языком по уху мужчины, пока рука чуть сильнее сжала бедро. Довольно высокий и продолжительный стон слетает с губ Альбериха. Рука сжалась на талии капитана одновременно с тем, как сжалась рука на члене. Тело Кэйи пробивает слабая дрожь желания и наслаждения, а движения становятся все более резкими. Головой мужчина тянется к Альбедо, будто пытается потереться о него, касаться как можно больше, показать как тот важен и нужен ему. Сжимая головку пульсирующей плоти, Кэйа резко ведёт рукой до самого основания, вновь в головке и сильно ее сжимает, дергая рукой. — Я… С-сейчас… Бедо… — скулит лейтенант. — Мм? — алхимик мокро целует его в висок. — Давай, Кэй. Взгляд Альбедо прикован к руке лейтенанта, что скользит по всей длине возбужденного члена. Алхимик наблюдает за этим действом с интересом и даже азартом. Где-то отдаленно, он всё ещё не верит, что Кэйа действительно зашел так далеко, и всё происходящее сейчас не является сном. Плоть в ладони Альбериха пульсирует. Выстанывая имя Альбедо, Кэйа изливается себе в руку и только сейчас, когда тело содрогается от оргазма, осознание понемногу пробирается в его голову. — Ого, — широко распахнув глаза, алхимик смотрит на стекающую по ладони лейтенанта белую вязкую жидкость. — Как много ты кончил. — Я с-сейчас… — Кэйа вздрагивает и начинает судорожно искать глазами салфетки. — Что «сейчас»? — Альбедо берет его за запястье. — Ты разве не «уже»? Он подносит чужую ладонь к своему лицу и проводит языком, слизывая сперму и смотря при этом в глаза Альбериха. Язык проходится между пальцев, обильно пачкая их слюной, а затем алхимик наклоняет голову, беря несколько пальцев в рот полностью, и, довольно громко причмокивая, сосет их, не разрывая зрительный контакт с лейтенантом. Сердце бьется так быстро, что кажется, будто Кэйа вот-вот погибнет. Широко распахнутыми глазами он смотрит на Альбедо и слабо вздрагивает, чувствуя как извивается язык капитана. Шевелиться страшно. Будто этот сладкий и прекрасный сон закончится от малейшего движения. — Альбедо, ты… — Да, я, — усмехнулся тот, сглотнув. — Смотри, вот и решили «куда». — Т-ты… ты… ты… Ты с ума сошёл? — тихо спрашивает, так и не пошевелившись ни разу. — Ну, это же я тебя довёл, нет? — Стыд… Я бы п-просто вытер… — скулит мужчина, отворачиваясь. — Спасибо за вкусный ужин, — Альбедо пересаживается на свой спальный мешок и падает на спину, устремив взгляд в «потолок». — Ты… — Кэйа медленно переводит взгляд на Альбедо. Взгляд опускается вниз и Кэйа судорожно вскакивает, поправляя на себе белье и брюки. Тело ощущается ватным, но приятное тепло и ощущение чужого дыхания над ухом заставляют Кэйю слегка улыбнуться. Неловко сидя на своём месте, Альберих наблюдает за Альбедо. Безумно хочется обнять его или просто коснуться, но ужасно страшно. — Кэйа, мне холодно, — ровным тоном говорит алхимик, повернувшись на бок и прикрыв глаза. — П-понял… — Кэйа тащит свой плед и укрывает им Альбедо, усевшись рядом. — А мне кажется, что не понял, тц, — кутаясь в плед, алхимик подтягивает колени к груди. — Или тебе надо особое приглашение? — А… Серьезно…? — Кэйа неловко ложится набок рядом и прижимается грудью к спине Альбедо. — Дурак, — бубнит алхимик. Развернувшись, он уткнулся лицом в грудь Кэйи. — Но тёплый. — Ты часто мёрзнешь… И сам всегда гораздо холоднее, чем люди, — слегка улыбается, осмелившись мягко обнять Альбедо за плечи. — Потому что у меня кровоток нарушен, — он тихо выдыхает Кэйе в грудь. — А ты большой и тёплый. Как и раньше. — Грейся… — Кэйа утыкается лицом в макушку капитана и вдыхает запах его волос. — Охраняй мой сон, лейтенант, — бубнит, спотыкаясь от каждый звук. — Есть, капитан, — Альберих поправляет плед на хрупких плечах и крепче прижимает Альбедо к себе.

***

Все разошлись по палаткам. У костра остались только Фурина и Двалин, наблюдающие за огнём, под мирное сопение отряда из палаток. Языки пламени красиво играют с ночной темнотой. На душе стало так спокойно, когда Фурина услышала такой легкий и спокойный голос Венти. Девушка сидит, наклонившись ближе к костру, ее руки вытянуты вперёд, ловя тёплый воздух, а Двалин сидит рядом, раздумывая о чем-то и слегка улыбаясь. — Выглядишь гораздо счастливее, — Фурина поворачивает голову к мужчине. — Спокойно стало, что с господином всё в порядке, — улыбается тот. — Ты, к слову, тоже. — Почему ты называешь его господином всегда? Разве вы не друзья? — Ну… он вырастил меня. Он мне больше, как отец, нежели, как друг? Но он так юн, что совсем не похож на отца, хех. — Но он ведь не с потолка взял свой «псевдоним», — подмигивает. — А? Ты это на что намекаешь? — На то, что кто-то его же так назвал, — хихикает. — Я был маленьким… ох… и как после этого можно быть друзьями? Он мой хозяин, господин, учитель? Воспитатель? — Но он считает тебя другом. Как я поняла, Кадзуха тоже был только с тобой маленьким, да, но вы больше похожи на друзей. — Кадзуха был со мной совсем немного, а Барабатос обучал меня читать, писать, менять облики, есть с ложки… в общем, да. — Как мило, жаль, что тогда я ещё не дружила так с Венти, я бы тебя тоже с ложки покормила, — смеётся. — За ушком почесала бы? — Это мне уже не в первой, так что, с радостью, — Фурина поворачивается лицом обратно к огню. — Отчего-то я даже рад, что всё вышло вот так. Что нашего Архонта потянуло на приключения. И сейчас мы сидим здесь. — Согласна… Нервно и страшно, но прямо сейчас мне очень даже хорошо, — улыбается, глядя в пламя. — Сегодняшний вечер довольно спокойный. Даже ветра особо нет. Будто природа дает время людям отдохнуть. Поднявшись с бревна, Фурина поправляет белые брюки, которые сама для себя сшила, и рубашку. Девушка оборачивается на Двалина и протягивает руку. — Не хочешь ли ты потанцевать со мной в этот довольно спокойный вечер? — она наклоняет голову, широко улыбаясь. — Ого, весьма неожиданное предложение, — он тут же встаёт. — Но от такого грех отказаться. Правда, танцую я примерно на уровне бревна. — Да быть такого не может, твоя фигура будто создана для танцев, — смеясь, девушка уводит его за руку в более просторное место и становится с Двалином лицом к лицу. — Ранее мне не доводилось танцевать, — он неловко кладет ладонь на талию девушки. — Я буду стараться. — Я могу вести, — девушка укладывает тонкую руку на плечо Двалина и хватается второй за его ладонь. — Доверяю себя тебе, — улыбается. Мягко улыбнувшись, Фурина сделала шаг, уводя мужчину в танец. Единственная музыка для них это треск огня в лагере и легкий шорох спальных мешков, но даже в этом есть своя красота. — Расслабься и не думай, — девушка широко улыбнулась, прикрыв глаза. — Да… Медленно и нежно она кружит вокруг Двалина и ведёт его дальше. Она чувствует как напряжены его мышцы и слегка сбитое от волнения дыхание. Неумело и неловко он изо всех сил старается делать так же, что видел в пьесах Фурины. Двалин слегка спотыкается или начинает идти не в ту сторону, в которую ведёт девушка и это его расстраивает. — Мне будет грустно, если ты не сможешь получить удовольствие, а не нервы, Двалин, — так легко произносит девушка, заставляя мужчину сделать шаг к себе. Выдохнув, Двалин плавно следует за девушкой, позволяет ей покружится вокруг его руки, но вновь спотыкается и наступает Фурине на ногу. «Такой важный ангел, а так мило переживает и оступается…» — улыбается девушка. — Танцы совсем не мое, — Двалин неловко отводит взгляд. — Ты не первый и не последний, кто наступает мне на ноги, давай начнём с чего-то попроще? Девушка останавливается и подходит ближе к Двалину. Она кладёт обе его ладони себе на талию, а своими мягко берётся за плечи мужчины. — Медленными покачивающимися движениями просто кружимся, попробуешь? — Попробую, — улыбается. — Главное, чтобы попой сильно не вилять, а то занести может, упадем. — Можешь повилять хвостиком, — смеётся, подняв голову вверх и медленно шагая по кругу, покачивая бёдрами. — Я могу призвать хвостик, — он отводит взгляд в сторону. — С ним просто в этой форме неудобно, поэтому… да. — Правда? Как это мило. И крылышки можешь? — сияющими глазами Фурина рассматривает лицо Двалина. — Могу. И рожки. А, ой, рожки же и так при мне. — Мне кажется, что это очень мило. Хвосты это такая искренняя часть, — смеётся. — А ты одежду теряешь, как демоны? — Терял, когда был маленьким. Сейчас уже, конечно, нет. Научился не терять, аха. Это было бы немного неловко, не умей я материализовать одежду на себе. — Ух, — она прикрывает рот рукой и отводит взгляд. — Это и правда неловко, интересно, а какой у меня был бы облик, если бы я умела их менять. Думаю, что пеликан! — Ты похожа на маленькую морскую выдру. Может, оно? — Чем я на неё похожа? — улыбается. — Маленькостью? — Именно. Можно в карман положить. — Как котёнка Кадзуху? А зачем меня в карман класть? Я могу ходить и летать, вообще-то. — В кармане тепло и безопасно. Ты же такая маленькая. Я как-то раньше не замечал, что ты даже меньше господина. — Снова ты эти смущающие вещи говоришь. Зато я старше и тебя, и Венти, — хихикнув, девушка прижалась ближе. — У тебя хорошо получается кружиться. — А что смущающего в правде? — Двалин наклонил голову вбок. — Я не знаю, но чувствую смущение. Ты знаешь, что ты очень красивый? — Венти говорил мне об этом, да. Ты тоже. Если бы я умел рисовать, хотел бы запечатлеть тебя на холсте. Через призму своего восприятия. Я смотрю, как рисует Альбедо, и Кэйа в жизни, и Кэйа в рисунках алхимика очень разный? Он одинаковый, но разный. — Из-за твоих слов мне теперь хочется научиться рисовать существ, а не только декорации к пьесам, — улыбается. — И почему только я испытала смущение? — Может, тебе просто приятны мои слова? Если ты скажешь мне что-то милое, например, про мой облик маленького дракона, я тоже буду смущаться. Или это разное? — Я не уверена, думаю, что это похожее, — улыбается. — Ты в любом облике красивый и милый, Двалин. Я бы в тебя влюбилась, если бы понимала как это, честное слово! — Я имел удовольствие наблюдать влюбленность, когда был маленьким. И, мне кажется, это прекрасно. Хотя, сейчас мы с тобой тоже можем видеть это между некоторыми членами нашего отряда. — Они очень милые, да, — улыбается. — Тебе интересно было бы такое испытать? Ты дракон, у тебя не должно быть порока. — Думаю, интересно. Однако, «животная» сторона этого вопроса меня немного напрягает, аха, — он разворачивается, увереннее ведя девушку танце. — Смотря на некоторых зооморфов этого отряда, я чувствую неуверенность в том, что хотел бы познать любовь. А ты? — Не знаю. Редо выглядел очень счастливым и живым, у него появились более живые эмоции, но он пал из-за этого… А это больно и наказуемо… — Если подумать, Барбатос пошел к демону, следуя за любовью. Нет? — Он же за воспоминаниями пошёл… — А воспоминания о ком? — Ох, — девушка опускает голову и утыкается лицом в грудь Двалина. — Когда он его вспомнит, это же не значит, что он влюбится снова и падет, верно? Мне страшно, что ещё одного близкого мне друга заберут у меня вот так… — Богиня сейчас не та, что была, когда пал Велиал. Может, она простит? — Двалин мягко обнимает девушку. — Я видел их в прошлом. Венти и Сяо. Они действительно любили друг друга, и я уверен, что сейчас они всё вернут. — Учитывая, что этот демон вообще попал к нам и много позволяет ангелам, то да, она мягче, но мне все равно страшно… С ним я могла видеться постоянно, а с Редо теперь нет… — Если бы Редо не пошел за демоном, он сейчас был бы здесь, и, получается, ты виделась бы с ним чаще. — Просто повезло, что его вернули из Бездны, Двалин… После падения… — Ты о том, что его убили? Думаешь, падения всегда равно убийству? — Так всегда происходит… — Ты знаешь ещё падших ангелов? Кроме Велиала. — Только слышала от кого-то, но не более. Лично не знаю… — Я даже не слышал. Богиня любит Барбатоса, и, я уверен, она не убьет его. — Очень трудно в это поверить, когда уже столкнулся с одной смертью, — бубнит, прижимаясь крепче. — Зайдем с другой стороны, — он гладит девушку по волосам, — мы с тобой всё равно повлиять никак не сможем. Ни на него, ни на Богиню. Остается лишь быть рядом и поддерживать, вот и всё. — Угу… Больше я не поступлю так, как с Редо… Даже если будет больно. — Если он падет, то падешь вместе с ним? — Да. — Раз с этим решили, тогда вернемся к предыдущему вопросу, — усмехнулся. — Хотела бы познать любовь? — Сомневаюсь, у меня много неприятных ассоциаций с ней… — Из-за Редо и Венти? — Да… — Но и Редо, и Венти оба были счастливы, — Двалин осторожно гладит девушку по волосам. — Нам, светлым существам, изначально «запрещено» любить, потому что такая любовь — это грех, но разве они не счастливы? Смотрю на этот отряд, на того дракона с жутковатым мужчиной, даже на алхимика, которого, очевидно, его любовь очень ранила, и они будто все немного на ином уровне. Им всем известно то, что неведомо нам. — И она влияет на эмоции, не позволяя действовать трезво. Как Кэйа, из-за своей любви он сегодня чуть не подрался с товарищем. — Кэйа просто глупый, — смеется. — Фарузан над ним смеялась, а он не понял. — Ну все равно. Будь он не влюблён, то этого бы вообще не случилось, — пожимает плечами. — Справедливо, да. Но… ты разве не видишь, как светятся глаза у влюбленных? Выглядит красиво. — Хм. Я и без этого красивая, — смеётся. — Бесспорно, — он поднимает ее лицо за подбородок. — Самая красивая девушка, что я видел. — Чего это ты… — сердце Фурины вдруг немного вздрогнуло, и та отвела взгляд. — Просто мне показалось, что я раньше не замечал не только твою маленькость, но и то, насколько ты красива, — мужчина проводит ладонью по её волосам. — Это окружение странно на тебя влияет, — девушка смеётся, прикрывая лёгкое смущение. — Думаю, я просто снова чувствую себя более свободным. Селестия ставит в тесные рамки. — Ты и в Селестии гораздо свободнее ангелов, — улыбается, переводя взгляд в глаза Двалина. — Отчасти. У меня нет порока, так что да. Тем не менее, есть темы запретные даже для меня. А про чувства, — вздыхает, — я люблю этих людей. Люблю своего господина. Конечно, это не та любовь, что считается греховной. Но, наверное, я хотел бы узнать и эту любовь тоже. Пусть она и пугает. — Надеюсь, что она не приведёт тебя куда не нужно. Всё-таки ты тоже мой друг и я переживаю… — Буду идти по запаху. — По какому запаху? — Фурина хмурится и через секунду начинает тихо смеяться. — Мило… — Не сочти за грубость. У меня поясница устала. Присядем? — Не привык раскачиваться попой? — хихикнув, девушка уводит его обратно к костру. — Да, надо почаще тренироваться. Проведешь со мной регулярные индивидуальные занятия? — Ты хочешь научиться танцевать? — усевшись на бревно, Фурина повернулась к Двалину. — Да, — он подсаживается к ней поближе. — Мне понравилось. Может, однажды, и я поведу, аха. — Я уверена в этом, — улыбается, слегка болтая ногами. — Для меня танцы это очень важно… Они и театр помогли мне вернуться в какую-то жизнь там… Ну… После произошедшего с Редо… — А сколько тебе лет, получается, старушка? — смеется. — Имею в виду, если считать по человеческой системе исчисления. — По человеческим…? Лет… 40? Не уверена… — Думаю, больше. Ты была подругой Велиала, а он пал ещё когда барьера не было, кажется? Давно это было. По крайней мере, так писали в учебниках. — Сложно с этим временем. Зачем разные течения, это же неудобно! — А для старушки у тебя хорошая фигура и форма, — улыбается тот. — Извини, думал, это прозвучит забавно. Прозвучало глупо. Правильно учил Барбатос, прежде чем что-то сказать вслух, надо сказать это в уме. — Это и правда прозвучало забавно, — Фурина широко улыбается, наблюдая за лицом Двалина. — Это мило! Кончики острых ушей чуть дёрнулись. Мужчина отвел взгляд в сторону, ощущая себя немного странно. Порыв ветра бросил ему в лицо светлые пряди, и тот недовольно фыркнул, а затем принялся приглаживать растрепавшиеся волосы. — Эм, Фурина, ты не устала? Может, пойдёшь отдыхать? — Уооу! Что это за милый фырк сейчас был! — умиляется и мягко приглаживает длинные волосы мужчины. — Я могу заплести тебя и я не устала. — Какой стыд. Прошу, сделай что-то с моими волосами, да. — Ты милый, — Фурина становится за спиной и принимается прочёсывать пальцами голубые волосы. — Это смущает, да. Думаю, теперь понимаю, что ты имела в виду. — Ура, ты смутился, дай посмотрю глаза, — она выглядывает из-за плеча мужчины и очень близко рассматривает его лицо. Сердце непривычно громко ударило в груди. Мужчина смотрит на ангела широко распахнув глаза. Его зрачки медленно расширяются, а взгляд кажется потерянным и чистым. — Вблизи ты ещё более красива, — ровным тоном говорит он, изучая девушку. — У тебя зрачки расширенные… У меня тоже были, когда я смутилась? — неловко спрашивает, отводя взгляд. — А, эм, наверное. «Что это такое… Я будто приболела… Когда успела?» — Кхм… Так… Волосы… — девушка неловко возвращается за спину Двалина и принимается плести ажурную косу. — Только плавники не задевай, пожалуйста. Ну, те, что за ушами, — сложив руки на коленах, он покорно сидит, дожидаясь, пока девушка заплетет его длинные волосы. — А если бы ты могла исполнить одно желание. Чье-угодно, но не свое, как думаешь, чье бы желание это было? Венти не считаем. — Редо, ты или Беннет… — отвечает тихим голосом. — Давай поиграем в игру «что, если»? Барбатос играл со мной, когда обучал меня речи, учил выражать мысли и пополнял словарный запас. Сейчас можем поиграть просто так. Правила просты. Один спрашивает, а второй отвечает. Например, я спросил у тебя, «если бы ты могла исполнить желание, чье бы оно было?» вот. Теперь ты спрашиваешь. — Хмм… Если бы ты знал, что можешь сделать все, что угодно, без наказания или похвалы, что бы ты сделал? — А я всесильный или нет? — Всесильный. Ты можешь абсолютно все и во всех мирах. — Я бы закончил эту бессмысленную войну, а потом ушел бы жить куда-то в уединенное место. Куда-то, где меня смогут найти только те, кому я это позволю. Хмм… Если бы кто-то из отряда начал за тобой ухаживать, делая намеки на влюбленность, ты бы решилась попробовать? — Ой… Нет… То есть, это зависит от моих ощущений, если мне это будет неприятно, то, конечно, не решилась бы… — девушка поджимает губы и аккуратно собирает волосы вокруг плавников, чтобы не коснуться их, и вплетает в косу. — Если бы ты влюбился в человека или демона, а они все грешны и плотские утехи для них обыденность, что бы ты сделал, если бы они просили этого с тобой? — Я не ангел, так что и мне «плотские утехи», думаю, не чужды. Я не считаю это всё грешным и неправильным. Единственное, что меня беспокоит по этому поводу, это моя «животная» сторона вопроса. Пока я не начал это, я не испытываю дискомфорта, но если начать, то… что, если у меня будут такие же периоды, как у Тигнари и других подобных? Я не знаю, как это, не умею и не понимаю, отчего и боюсь. Хм… вопрос слишком интересный, так что к тебе такой же. — В любой любви ты готов на все ради того, кого любишь. Так что, думаю, я бы согласилась, хоть это и приводит к падению семимильными шагами… страшно… — тонкие пальцы девушки слегка касаются шеи мужчины. — Хмм… Если бы тот демон никогда бы не принёс агат… Ты бы рассказал Венти обо всем сам…? Чувствуя, как аккуратные ноготки девушки коснулись чешуек на его шее, дракон едва заметно вздрогнул. — Да, конечно, я бы рассказал всё. Как только был бы уверен, что ни мне, ни ему ничего не угрожает за эти знания. Если бы ты могла повернуть время вспять, есть ли что-то, что бы ты изменила? Кроме ситуации с Редо. — Я бы прибежала к Архонту в сад, чтобы почесать ещё совсем юного дракончика за ушком и звала бы тебя со мной и Венти прогуливать мою работу. Кхм… — улыбается. — Если бы ты мог останавливать время, то когда бы это делал? — Если тебе интересно, я могу для тебя как-нибудь показать свой маленький облик. Конечно, он маленький только по размеру. Это не сравнится с маленьким по возрасту. Внешне это уже не «драконыш», но всё же. Кхем, если бы я мог останавливать время, я останавливал бы его в такие моменты, как сейчас. Моменты тишины и спокойствия. Хочется, чтобы такого было побольше. Если бы война закончилась сегодня, что бы ты делала завтра? — Ставила бы новую пьесу вместе с тобой, Венти и Беннетом, и Чун Юня позову, — улыбается, слегка коснувшись спины Двалина, пока плетёт косу. — Если бы завтра богиня отпустила бы всех нас, что бы сделал первым? — Отправился за Барбатосом, чтобы сказать ему об этом. А если бы он и так был тут, я бы крепко обнял вас и поцеловал. Как проявление чувств и эмоций, что презирают в Селестии, — он немного дергает плечом, ощущая, как между лопатками неприятно зачесалось. — Какую самую смелую пьесу ты бы поставила, если б могла? — Я бы использовала в пьесе поцелуй губами в губы, поднимала бы темы смерти и демонов… Это необычно и интересно… Многие могли бы узнать что-то новое из моих пьес… — вздыхает. — Если бы ты участвовал в моих пьесах, то какие бы выбирал роли? — Любые, на которые ты решишь меня поставить. Хоть кустик, хоть главную роль. Всецело доверяю тебе, — кивает. — Если бы ставила пьесу с поцелуем, кого бы поставила на главные роли? — Сомневаюсь, что кто-то из моей труппы будет готов к такому, хоть они и профессионалы у меня. Так что играла бы сама и… Из всех, кто приходит мне в голову, то я бы позвала тебя… — сняв с одного из хвостиков на голове резинку, Фурина завязывает кончик косы из голубоватых волос и рассматривает. — Твои волосы пахнут как воздух после дождя… — Ой… эм… — мужчина отводит взгляд в сторону. — Это тоже смущает. Эм. Спасибо за волосы, да. Усмехнувшись, Фурина устаивается на бревно и с интересом смотрит в лицо Двалина. — Что бы ты делал, если бы ты был вместо богини? — Дал бы ангелам свободу самим решать, хотят они следовать «праведному пути» или быть свободными от этого всего… — повернув голову, он смотрит девушке в глаза. — Если бы ты умела читать мысли, то чьи бы мысли прочитала и почему? — Мысли Сайно и Тигнари, они здесь самые явные влюблённые, а мне это пригодится для пьес. Так сказать: из первых уст, — усмехается. — Мне тоже интересно чьи бы мысли ты прочитал, тебе такой же вопрос. — Мысли капитана Альбедо. Он мне наиболее непонятный «персонаж» из всех присутствующих здесь. Хотя, может, ещё мысли Чун Юня. Он тоже кажется мне не таким простым. — Я была так удивлена увидеть ещё пару крыльев… А я ведь знала, что он сильнее двукрылого! — Есть такое. Мне тоже всегда казалось, что его аура сильнее простого двукрылого. Хотя, не том что бы я сильно разбирался в этом. — Странно, что они маленькие, крылья отрастают один раз и все. Они начинают расти заново только если… если их вырвали, — шепчет. — А просто так у двукрылого вырасти ещё крылья не могут никак это наша природа… — Хм? Думаешь, кому-то хватило сил, жестокости и наглости вырвать ангелу крылья? — Я знаю о нем мало… Он пришёл к нам в администрацию работать совсем недавно и всегда держался в стороне, хотя это не удивительно для ангелов. Проходя мимо него я всегда ощущала его силу, которая будто… Хм… немного пульсировала… — Беннет спит. А вы бы могли просто спросить меня, — на бревно рядом беззвучно присаживается Чун Юнь. — Ой! Прости! Мы ничего такого, просто- — Все в порядке, я ведь тоже ангел и понимаю вообще удивление. — Малыш Бенни уснул? Совсем устал, — Двалин качает головой. — Чун Юнь, ты скрываешь свою историю? — Не то, чтобы историю. Я скрывал в принципе себя от одного ангела. — Скрывал? Больше не скрываешь, — взгляд Фурины то и дело смотрит на два маленьких крыла. — Мне вырывал их демон, без его помощи я бы не справился. Нужно было прятать. — Подожди-подожди… демон вырвал тебе крылья?! — зрачки Двалина сузились, ведь воображение уже подбросило на место Чун Юня образ Барбатоса. — Какая жестокость… — Я просил его об этом, он не хотел, но я убедил. — Двалин, тшш, все хорошо, — девушка кладёт руку на его колено. — Зачем…? Ты сказал Бенни, что был бескрылым… Это…? — Это так… Один четырёхкрылый предложил мне стать сильнее. Я подумал почему бы и не попробовать, тогда меня будут посылать на важные для нашего мира миссии, аха… Но… Когда я попытался уйти от этих экспериментов, было поздно. В итоге он, конечно, добился этого. А ещё моего панического страха перед ним и паранойи, заставившие меня скрываться и врать о количестве крыльев. Щеки отчего-то обжало жаром, а в голове вмиг опустело. Рука Фурины на собственном колене ощущается одновременно легкой, и при этом — неподъемной. Она будто приковала Двалина к бревну, на котором тот сидит, напрочь лишив его возможности встать. — А… кто-то проводил эксперименты над ангелами? Эм… как тебе удалось закончить это? — Другой ангел, да. Не хочу называть это имя, простите… — Ничего… Я вижу, что тебе даже сейчас немного страшно… — сочувственно вздыхает девушка. — Да, но я уверен, что все закончилось, поэтому и позволил крыльям расти… В общем… Я сбежал… Моя магия оказалась немного сильнее, чем ожидал он и я сбежал… Меня долгое время укрывал у себя тот демон, что приходил в лагерь. Син Цю. И он же смог избавить меня от этого удушающего страха… Да, мне все ещё жутко, но гораздо спокойнее… — Какой ужас… Почему другой ангел мучал ангела…? — девичья рука на колене Двалина слегка сжалась. — Просто наука… Но… Он заходит довольно далеко и… Ох… У него стираются все границы… В какой-то степени прекрасно, что он добился такого результата с бескрылым, но… Было так больно, что, думаю, не сравнится с сотней падений одновременно… И настолько же страшно… Простите, что я тут… Так разговорился… Я так долго молчал… И, судя по тому, что я вижу, вы и сами «не без греха», — тихо усмехается, неловко смотря куда-то в сторону. — Боюсь представить как тебе было страшно, Чун Юнь, — Фурина шмыгает носом. Двалин заводит руку за спину Фурины и осторожно обнимает её, прижав к себе. Та напряжена и дрожит от волнения, и ему почему-то хочется подарить ей ощущение спокойствия, хоть он и сам взволнован. — Син Цю прятал тебя у себя? Демон помогал ангелу… — дракон опускает взгляд. — В Селестии едва ли встретишь того, кто будет помогать демону, а он вот так помог? Это… удивительно. Тебе нравится этот демон? В последний раз, когда он приходил, ты смотрел на него с теплом. — Да… Он говорит, что так и не избавился от второго комплекта посуды, — слегка смущается. — Что ждёт меня снова… Нравится? Думаю, что нравится. Он очень хороший. Так заботился о том, кто принадлежит другому миру, учился вместе со мной контролировать мою силу… Теперь, когда я могу дышать свободней, я могу признать, что скучаю по этому демону гораздо больше, чем думал. — Что ж вы так все с другими мирами пытаетесь связаться? — грустно усмехается Фурина. — В них много свободы… Намного больше, чем у нас… — Тут, конечно, грех не согласиться. Тебя не смущает, что тот демон, это суккуб? Насколько я знаю из книг и пергаментов про мир демонов, суккубы считаются самыми «грязными». — Какая разница? Его таким создала природа, ему, как и всем, нужно поддерживать свои силы и, если это такой способ, то главное, чтобы ему было хорошо от этого, разве нет? — задумывается Чун Юнь. — Определенно, да, — Двалин кивает. — Просто лично я немного удивлен, ведь кто-кто, а ты всегда казался мне уж слишком отстраненным и «далеким» от подобного. — Конечно, я должен был быть отстранённым. Два крыла не выдерживали мою энергию, постоянно болели, а лишние эмоции или действия провоцировали только больший ее выброс и становилось ещё больнее и аура становилась сильнее, что могло бы дать тому ангелу меня найти. — К-кошмар… — Фурина машинально жмётся к Двалину. — Ты не просил других четырёхкрылых помочь тебе…? — Нет, аха. Слишком рискованно. — Действительно, кошмар, — вздохнув, Двалин прижимает Фурину к себе сильнее. — Но сейчас всё закончилось, да? — Он ещё жив, но, теперь он под ответственностью Алатуса, а Син Цю верит ему. Если верит он, то и я. — Ты так легко доверился ему… — Я с ним провёл много времени, Фурина, он не чужой для меня, я знаю кому он верит и почему. — Почему ты ушел от него? Ну, то есть, почему не остался в мире демонов? — Он иногда пропадал, говорил не беспокоится, я лишь один раз позволил себе проследить насколько смог и понял, что он ходит в замок. Я подумал, что странно, что он не рассказывает, обычно он был довольно искренним и про замок тоже много рассказывал, не скрывая… Возвращался всегда никаким. Я… Я заглянул в его воспоминания, пока он спал… Я услышал лишь обрывки диалога, но их мне хватило, чтобы понять. Он делал что-то, чего не хотел ради того, чтобы ему помогли меня скрывать. А он не заслужил такого… И я принял решение вернуться в Селестию, но как двукрылый… — Ого… — Двалин опускает взгляд. — Нетрудно догадаться, что он делал. Ходил в замок? Получается, ему помогал кто-то из высокопоставленных демонов. Ох, бедный ребенок, — мужчина качает головой. — Но я не понял, что он делал… А спросить я не могу. Не хочу давить на больное. — Если не понял, то, наверное, лучше тебе об этом и не думать. — Скажите… — Чун Юнь с какой-то мольбой посмотрел на Двалина. — Я тоже не поняла, как ты мог понять что он делает, почти ничего не зная… — Но ведь он суккуб. Разве это уже не наводит на мысли? Суккубы — искусные любовники. Они хорошо читают своих «жертв», легко могут узнать про их предпочтения и удовлетворить их. Демоны ведь падкие на подобное. Вряд ли тем, кто живет в замке, нужна валюта. А что может предложить суккуб? Очевидно же. — Так вот на что он пытался намекнуть… — ангел опускает взгляд. — Он поэтому считает себя таким грязным? Если бы я не попал к нему, ему бы не пришлось этого делать… — Не стоит винить себя, это ведь был его выбор. Если и есть кого винить, то только того ангела, что издевался над тобой, и того демона, что издевался над ним. — Хочу его увидеть… — Зачем демоны так себя ведут…? — шепчет Фурина. — Можешь позвать Велиала через его магию. Зови его новым именем, и он тебя услышит. Думаю, он сможет передать Син Цю, что ты хотел его видеть. Поглаживая девушку по спине, Двалин переключил внимание на неё: — Удовлетворяют свою похоть. Думаю, это так. — Не буду отвлекать его, Алатус собирается прийти утром ведь, и тогда лично попрошу его об этом, — Чун Юнь обводит взглядом Фурину и Двалина. — Можно просто Чун, если что.