Вернуть Эмили

Брейк шел по коридорам поместья Рейнсворт, где воздух был наполнен звуком мягких шагов и тихими отблесками утра. Его походка была небрежно-лёгкой, но его сердце, глубоко в груди, билось с едва ощутимой настороженностью, словно отдалённый набат, предупреждающий о приближении чего-то значительного. И вдруг, издалека, через изгибы и повороты коридора, до него донеслась мелодия, — таинственная и манящая, — которая появилась, как эхо давно утраченного сна. Звуки пианино, прерываемые мягкими паузами, казались призрачной нитью, ведущей его вперёд. Они плыли по воздуху, заполняя пустоту коридоров, но проникали глубже — в самую суть его сознания. Это была не просто музыка; это была дверь, которая тихо приоткрывалась, выпуская волны воспоминаний, что годами спали в тёмных уголках его памяти. Брейк замедлил шаг, словно чтобы лучше услышать. Эти ноты несли в себе странную знакомую тоску, как далёкий колокол, звон которого когда-то был радостью, но теперь звучал эхом утраты. Он повернул за угол, и звуки усилились, становясь ярче, насыщеннее, а каждый аккорд тянул его, как неотвратимый прилив. В этом было что-то неумолимое: он не мог, да и не хотел сопротивляться. Его шаги, хоть и лёгкие, уже больше не были праздными; он двигался, словно путник, внезапно услышавший песнь сирены, ведущую его к берегам, о которых он давно забыл. И вот, подойдя ближе, он замедлился, остановившись в тени дверного проёма, из которого струился свет. Оливия Синклер сидела за пианино, и её лицо, слегка склонённое над клавишами, было спокойным, как летний вечер. Её пальцы касались клавиш с таким чувством, будто она была не просто исполнителем, но живым сосудом для музыки, которая рождалась внутри неё и разливалась наружу, как река. Комната была окутана мягким сиянием, а пианино, как старинная реликвия, стало алтарём, на котором разыгрывалась эта таинственная сцена. Брейк остался стоять в тени, не желая нарушать момент. Он прислонился к косяку двери, чуть расслабленно откинул голову и сложил руки на груди. Он знал, что есть мгновения, столь хрупкие, что любое вмешательство — даже самое деликатное — способно разрушить их, как лёгкое прикосновение способно разбить паутину утренней росы. Но в то же время, стоя там, он почувствовал, как его охватывает волна воспоминаний, внезапных и неизбежных, будто песня Оливии открыла запертые двери в его сердце. Мелодия, льющаяся из пианино, окутывала комнату мягкими волнами, будто туман, стелющийся над утренним лугом. Она была легка, словно ветер, но в её переливах слышалась некая глубина, почти скрытая от поверхностного взгляда. Брейк позволял звукам проникнуть в его сознание, где они зажигали образы прошлого — сцены, которые он когда-то пытался вычеркнуть из своей памяти. Ему вспомнилось лицо Оливии, её едва заметная улыбка, её голос, мягкий и мелодичный, с той особой интонацией, которая превращала обычные слова в нечто незабываемое. Он видел себя, ещё не обременённого знанием того, что никто не может изменить свою судьбу. Вспомнился и Клэр-Холл. Он мог забыть его стены, его комнаты, его холодные вечера, проведённые в одиночестве, но он никогда не мог забыть игру Оливии. Её музыка всегда была больше, чем просто звуки. Это было чувство — тёплое и ясное, как солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи. И тогда он не понимал этого, не осознавал, что в эти короткие мгновения, наполненные её музыкой, он, возможно, был счастлив. Но разве не так всегда бывает в жизни? Разве счастье не прячется в таких моментах, которые мы замечаем лишь спустя много лет, когда они уже давно растворились в потоке времени, оставив после себя лишь слабый привкус сожаления? Брейк видел себя, молодого и гордого, сидящего там, в Клэр-Холле, окружённого её музыкой. Он тогда ещё не знал, что это чувство, которое тихо наполняло его, было тем самым счастьем, к которому он так стремился. Он принимал его как должное, как принимал утренний свет или дыхание ветра. Теперь же, слушая эту мелодию вновь, он чувствовал, как она открывает старую рану — не болезненно, но с той горькой нежностью, которую приносит осознание утрат. Он стоял, погружённый в свои мысли, в которых легкая тоска смешивалась с оттенком тихого счастья. Это был не сон. Мысль пульсировала в его сознании, как болезненное напоминание о том, что всё это — не иллюзия, не очередной ночной кошмар, в который он так часто погружался. Оливия действительно была здесь, живая, перед ним, и она играла снова. Она пела новую мелодию, неизвестную ему, но это не имело значения — её голос был тот же. Он думал, что, возможно, сошёл с ума или вновь погружается в бред, как не раз это было во сне, когда перед его глазами возникало пианино в Клэр-Холле. Оливия играла, не зная, что за её спиной стоит человек, чья жизнь, кажется, целиком и полностью состоит из их общих воспоминаний. Брейк прикрыл глаз, позволяя звукам полностью захватить его. Он не двигался, не дышал, не думал; он просто слушал. И в этот момент он понял, что мелодия, которую он слышал, была не просто воспоминанием. Это был дар. Она вернула ему утраченные мгновения, дала ему шанс снова почувствовать себя тем, кем он был много лет назад. Когда-то давно, в иной жизни, Оливия уже играла для него. Тогда он был другим человеком, чужим для самого себя сейчас, почти безликим силуэтом прошлого. Её музыка в те дни была такой же виртуозной, но в ней слышалась едва уловимая грусть, как в голосе птицы, тоскующей по утраченному лесу. Она спрашивала его мнения, как будто его оценка могла придать её игре ещё большую ценность, и он отвечал ей с притворной лестью, скрывая, что каждая её нота задевала в нём какую-то хрупкую струну. Теперь, слушая её снова, он понимал: её музыка всегда была для него чем-то большим, чем просто звуки. Это была дверь, ведущая в тот мир, который он так старался забыть, и одновременно — тонкий мостик, связывающий его с тем, кем он был тогда. И все же Брейк чувствовал, что звучание ее мелодии было совсем не таким, каким знал его он. Эта музыка, струящаяся из-под её пальцев, была более приглушённой и немного прерывистой, словно это была разминка или, возможно, попытка вновь обрести забытый навык. Музыка не уносила её в тот мир эмоций, в котором она жила когда-то. Оливия, словно потерянная тень того человека, которого он знал в другой жизни, только начинала заново обретать себя в этой новой реальности. Он знал одно: эта мелодия, которую он слышал, — её руки, играющие по клавишам, — даровали ему редкий момент. Не прощение и не искупление, но нечто столь же ценное: мгновение, когда его прошлое и настоящее слились воедино, напомнив ему, что даже в самом разрушенном сердце есть уголок, где музыка всё ещё может звучать. — Это чудо... — тихо прошептал Брейк, едва осознавая, что говорит вслух. — Это далеко не первый раз, когда ты видишь её у пианино, — игриво проговорила кукла Эмили у него на плече, её маленький голосок прорвался сквозь завесу его задумчивости. Брейк слабо усмехнулся, касаясь пальцами куклы, как будто она могла его утешить. — Ты права, Эмили... но это никогда не перестанет меня поражать, — тихо ответил он, чуть склонив голову к кукле. В его голосе была нотка грусти, но и лёгкое удивление — та смесь эмоций, которая сопровождала его каждый раз, когда он видел Оливию теперь, после её возвращения. Когда последние аккорды стихли, растворяясь в тишине, словно медленно гаснущие звёзды в предутреннем небе, Брейк не двинулся с места, будто боялся, что его присутствие разрушит этот эфемерный момент. Он стоял в дверном проёме, опираясь спиной о резной деревянный косяк, не смея нарушить тонкий покой последних мгновений мелодии. Но всё же в глубине его сознания проскользнула мысль — возможно, музыка сможет напомнить ей о частичке того прошлого, что связывало их? Может, она вспомнит, как играла для Кевина? Оливия сидела неподвижно, её руки всё ещё покоились на клавишах, как будто удерживая мелодию, чтобы та не растворилась окончательно в воздухе. Это была картина, в которой слились гармония и покой, но в ней было и что-то недосказанное — тень грусти, которую Брейк чувствовал с остротой, присущей только тем, кто сам знает цену утратам. Наконец он сделал шаг внутрь, нарушив молчание лёгким скрипом пола под его сапогами, и улыбнулся чуть шире, когда Оливия обернулась, явно удивлённая его присутствием. Её взгляд — смешение лёгкого смущения и недоверия — встретился с его, и в этот миг он ощутил, как мгновение, такое мимолётное и хрупкое, переходит в новую форму: от тишины к диалогу. — Должен признаться, — начал он, чуть наклонив голову и разведя руки в театральном жесте, — это было настолько прекрасно, что я забыл, как двигаться, и стоял здесь, как изваяние, боясь даже вздохнуть. Оливия моргнула, её брови слегка приподнялись в удивлении, но затем она улыбнулась, мягко и чуть застенчиво, словно она до сих пор не привыкла к похвале, хотя та несомненно заслуживалась. — Я и не подозревала, что у меня есть слушатель, — произнесла она, её голос был таким же мелодичным, как и её игра. — Надеюсь, я тебя не разочаровала. Брейк ответил ей быстрым, почти лукавым взглядом, и уголки его губ дрогнули шутливой усмешкой. — Разочаровала? Даже не вздумай произносить это слово когда-либо еще, — сказал он, подойдя ближе и опершись рукой о спинку её стула. — В одном ты можешь быть уверена: твоя музыка очаровала меня так, что теперь я буду следовать за звуком пианино, как верный пёс, надеясь снова услышать это волшебство! Она засмеялась, мягко, беззлобно, как смеются люди, чьи сердца ещё могут быть тронуты добрым словом. — Ты преувеличиваешь, — ответила она, качнув головой. — Сейчас я не могу играть так, как играла когда-то. Эта игра... как будто лишь отголосок меня самой. Её голос в конце слегка затих, как будто она невольно сказала больше, чем собиралась. Но Брейк, внимательно следивший за её выражением, не дал ей увязнуть в меланхолии. — Если это лишь отголосок твоей игры, то, смею предположить, в прошлом ты играла как сама муза! Хотя ты и сейчас превосходишь ожидания простого смертного вроде меня. Брейк сел на край стола неподалёку, с одновременно непринуждённым и грациозным движением, как у человека, для которого окружающее пространство всегда лишь сцена, а он — актёр, играющий свою роль. Он вынул из кармана леденец, раскрыл его и с цирковой ловкостью закинул себе в рот. — Ты правда так любишь музыку? — спросила Оливия после паузы, слегка повернув к нему голову и пристально посмотрев. Её интерес был искренним, но она хотела прочесть ответ не только в словах, но и в его взгляде. Брейк замолчал на мгновение, как будто её вопрос заставил его задуматься, и затем, слегка качнув головой, ответил в своей привычной, лёгкой манере: — О, я не уверен, что могу судить. Музыка, как мне кажется, — это нечто, что человек либо чувствует, либо нет. Но, возможно, мне просто повезло: я люблю ту музыку, которая заставляет меня чувствовать, будто я снова молод и счастлив. И, если позволишь быть честным, твоя музыка делает именно это. Его тон оставался лёгким, но за словами ощущалось что-то более глубокое, что-то, что не было произнесено вслух, но ощутимо витало в воздухе. Оливия наклонилась к клавишам, проводя по ним пальцами, как будто сама мелодия, оставшаяся на их поверхности, могла подсказать ей, как реагировать. — Раньше я много времени проводила за игрой, — сказала она тихо, её голос звучал задумчиво, почти словно она говорила не с ним, а сама с собой. — Это... привычка из прошлого. Думаю, музыка помогает сохранить мне память о тех вещах, которые я боюсь забыть. Брейк внимательно наблюдал за её лицом, отмечая, как лёгкая тень мелькнула в её взгляде, прежде чем она снова подняла голову. — Память, — сказал он, слегка откидываясь назад, — это странная штука. Она похожа на дом с запертыми комнатами. Иногда музыка, как ключ, открывает одну из них, и мы вдруг видим всё так ясно, будто это было вчера. Но стоит мелодии замолчать, и двери снова закрываются, а мы остаёмся с ощущением, что потеряли что-то важное. Её взгляд встретился с его, и на мгновение между ними воцарилось молчание — то молчание, в котором скрывалось больше, чем могли бы выразить слова. — Тогда ты понимаешь, почему я стараюсь играть только для себя, — произнесла она наконец, её улыбка была лёгкой, но в глазах мелькнула искра печали. Брейк склонил голову, его улыбка приняла чуть более мягкий, даже тёплый оттенок. — А мне кажется, — сказал он с лёгкой насмешкой в голосе, — что некоторые вещи слишком хороши, чтобы оставлять их только себе. Оливия посмотрела на него с любопытством. — А ты, Брейк? У тебя есть увлечения? — спросила она с добродушным интересом. Брейк слегка усмехнулся, склонив голову набок, и, как это было для него привычно, нашёл способ уйти от серьёзного ответа. — Ах, — начал он, словно с мечтательной тоской, — если бы я мог похвастаться такими благородными увлечениями, как музыка! Но, увы, боюсь, что мои интересы куда более прозаичны. Сладости, — он сделал выразительную паузу, будто всерьёз обдумывая, достаточно ли этого для достойного ответа, — их, пожалуй, можно считать моим увлечением. А если уж говорить о навыках, то я немного владею мечом и даже обучаю некоторых оболтусов этому искусству. Хотя это скорее для поддержания формы, да и положение обязывает. Оливия не смогла сдержать улыбки, услышав его слова. — Судя по тому, как ты со всеми расправился в Сабире, отбоя от учеников у тебя быть не должно, — сказала она. — Я был бы благодарен, если бы ты оставила это в секрете. Я не справляюсь с наплывом желающих взять у меня уроки – уж слишком много доставучей ребятни развелось. — Как скажешь, Брейк. Но сладости? — переспросила она, и её голос прозвучал так, словно она не могла решить, шутит он или говорит совершенно серьёзно. — О да, — ответил Брейк, его тон стал чуть более лукавым, — я настоящий мастер дегустации. И, знаешь, тут, в поместье, кухня просто великолепна. Не проходит и дня, чтобы я не открыл для себя новый шедевр кондитерского искусства. — Да-да, — вмешалась Эмили, её голос, как всегда, прозвучал с неподдельной весёлостью, которую Брейк мастерски создавал своим чревовещанием, — это главное увлечение нашего уважаемого господина Брейка: сладости и… ещё больше сладостей! А если не считать это, то у него есть ещё другое хобби — долго поспать! Брейк посмотрел на куклу с нарочитым неодобрением, как будто она действительно действовала против его воли. — Эмили, ты же обещала не раскрывать всех моих секретов, — сказал он с притворной укоризной, а затем снова перевёл взгляд на Оливию. — Видишь, даже моя собственная спутница против меня. Оливия тихо засмеялась, её смех был искренним и мягким, словно шелест листьев в тихий летний день. — Что ж, — сказала она, подбирая слова, — всё равно я считаю, что ты мог бы найти себе занятие, которое раскрыло бы твою творческую сторону. — Может быть, ты права, — ответил он с лёгким вздохом. — Но, знаешь, после того, как я услышал твою игру, я начинаю думать, что все мои творческие способности лучше оставить при себе. Ведь, если быть честным, Оливия, твоя игра слишком хороша, чтобы позволить ей остаться только твоей маленькой тайной. Ты должна играть чаще для нас. Его голос прозвучал так, будто он пытался вложить больше значения в свои слова, чем мог бы себе позволить, и в этот момент Оливия снова ощутила ту странную смесь лёгкости и серьёзности, которая так отличала Брейка. — Шерон должна это услышать, — продолжил он, улыбнувшись шире, как будто пытался развеять тень, мелькнувшую в её глазах. — Она бы непременно оценила твоё мастерство. А я, со своей стороны, готов стать твоим самым преданным слушателем. Оливия слегка покраснела, но её выражение лица оставалось спокойным, как у человека, привыкшего скрывать истинные чувства за вуалью сдержанности. — Я подумаю об этом, — ответила она, склонив голову, её взгляд был полон скрытой благодарности. Брейк, не желая оставлять разговор на ноте серьёзности, слез со стола, снова подошел к Оливии и наклонился к ней чуть ближе, как будто хотел поделиться секретом. — Но скажи, Оливия, как тебе живётся в этом поместье? Не скучаешь ли ты, когда меня нет рядом? Его слова были шутливыми, но в них сквозила неуловимая нотка чего-то большего, как будто он и вправду искренне хотел узнать ответ. Оливия посмотрела на него, её взгляд задержался чуть дольше, чем обычно, как будто она пыталась уловить что-то в его выражении лица. — Здесь уютно и спокойно, — ответила она, чуть пожав плечами. — Возможно, даже слишком спокойно. Но я не могу сказать, что скучаю здесь. Тишина этого места иногда позволяет забыть о прошлом. Брейк улыбнулся, но его глаз немного потемнел, как будто её слова затронули что-то внутри него. — Тишина… — протянул он наконец, его голос стал чуть мягче, — иногда она кажется слишком громкой. Именно поэтому музыка так важна. Она заполняет тишину. Оливия кивнула, но ничего не ответила, и между ними повисло молчание, которое, однако, не было обременительным. Это было молчание понимания, где каждый из них знал, что сказал достаточно. — Знаешь, — после небольшой паузы произнесла Оливия, разглядывая клавиши пианино, словно ища в их молчаливом порядке поддержку для своих слов, — я давно хотела попросить тебя о маленькой услуге. Возможно, это покажется странным, но мне бы очень хотелось увидеть Риверру. Говорят, она изменилась за эти годы. А я… — она на мгновение замолчала, не то подбирая правильное слово, не то пытаясь подавить невольное волнение, — я так давно не видела её. Хочется прогуляться вне стен поместья. Брейк, поймав эту мимолётную нотку в её голосе, улыбнулся чуть шире, его взгляд смягчился, словно он понял больше, чем она сказала. Он сделал шаг назад, скрестив руки на груди и прислонившись к пианино перед ней, и заговорил с привычной напускной небрежностью, в которой, однако, чувствовалась искренняя готовность помочь. — Значит, нужен глоток свежего воздуха? — проговорил он, будто обдумывая её слова. — Что ж, думаю, я смогу устроить тебе целую бурю впечатлений. Риверра теперь действительно заслуживает того, чтобы её увидеть. Город расцвёл – он совсем не похож на себя полвека назад. Там и правда можно потеряться среди всей этой красоты. Его слова, сказанные с лёгкой улыбкой, тем не менее имели скрытую нить ностальгии. Оливия подняла на него глаза, её взгляд был прямым и чуть пытливым. — А откуда ты знаешь, каким был город тогда? — спросила она. Брейк, уловив эту нотку, ответил, не раздумывая, его лукавство в голосе было как щит, скрывающий подлинное содержание его мыслей: — Я умею читать старые книги и слушать чужие рассказы, знаешь ли. Хотя я бы предпочел путешествие во времени, чтобы увидеть все своими глазами. Он подмигнул ей, словно приглашая смеяться вместе с ним над его ответом, и, на мгновение сбив её с толку, ловко перешёл на другой тон. — Но знаешь что? Как только у меня будет свободный день, я возьму тебя туда. Я обещаю, что ты увидишь всё, что пожелаешь, а я стану твоим гидом. Только предупреждаю, мне придётся показать тебе лучшую кондитерскую Риверры — это ведь моё любимое место. И, конечно, я не могу упустить шанс заставить тебя попробовать местные сладости. Оливия улыбнулась, её взгляд на мгновение смягчился, и в её лице появилась лёгкая тень облегчения. Но она не могла не чувствовать, что Брейк, как всегда, уходит от её вопросов, пряча свои истинные мысли за этим вечным облаком шуток. — Спасибо, — произнесла она, в её голосе звучала искренняя благодарность. — Знаешь… Когда я поняла, что прошло пятьдесят лет с того момента, как меня затянула Бездна, то не могла в это поверить. Не больше часа в Бездне, и вот — мир стал чужим. Я думаю… нет, я знаю, что никого из моей семьи не осталось. Даже если они пережили те тяжёлые времена после моей пропажи, их уже давно нет. Наверное, будет так странно ходить по улицам и понимать, что ты одна из тех, кто помнит их другими. Пятьдесят лет… Я боюсь, что всё изменилось так сильно, что я не узнаю этого города. Брейк позволил Оливии говорить, не перебивая. В её голосе звучало что-то особенное — то ли оттенок смирения перед необратимостью времени, то ли болезненная тоска по прошлому, которая медленно раскрывалась в каждом её слове. Она сидела на краешке пианинного табурета, касаясь одной рукой полированной поверхности инструмента, словно это было её единственное оставшееся в настоящем связующее звено с той жизнью, которая давно истлела в пепле времени. Оливия посмотрела на Брейка, в её глазах мелькнуло что-то вроде ожидания — может быть, тихая надежда, что он сможет утешить её своим ответом. — Скажи мне, Брейк, — мягко спросила она, чуть склонив голову набок, —какой стала Риверра теперь? Брейк на мгновение замер, словно подбирая слова. В его голове роились образы той Риверры, которую он видел совсем недавно, и той, которую помнила Оливия. Разница между ними была огромной, как между цветком и его засушенной тенью. И всё же он не хотел разрушить её память, которая сохраняла для нее что-то привычное ей в этом изменившемся мире. — Пожалуй, я бы сказал так, — наконец заговорил он, повернувшись к ней с лёгкой улыбкой, в которой читались и сочувствие, и его привычное лукавство. — Твоя Риверра… она жива в твоих воспоминаниях. А та, которая есть сейчас, жива по-настоящему. Такая, какая есть. Это как два разных портрета одного и того же человека: один — юный, полный надежд, а другой — зрелый и мудрый. Улицы стали шире, дома выше, а торговцы заменили свои уличные телеги на блестящие витрины в крытых торговых галереях. Жизнь в столице бьет ключом. Аристократы все также устраивают балы, чтобы помериться тщеславием, а беспризорные дети играют на пристанях. Мода тоже во многом поменялась – теперь больше ценится самовыражение, чем чопорность, хотя традиции все еще очень важны. Но я всё равно чувствую, что дух того города, о котором ты вспоминаешь, остался где-то глубоко. Если хочешь, я помогу тебе найти его, когда мы туда поедем. Он склонился чуть ближе, его голос стал мягче, теплее, но в нём всё ещё звучала его привычная лёгкость, словно он не хотел дать ей полностью утонуть в грусти. — Но готовься: пряники, которые ты помнишь, теперь, возможно, заменили эклерами с кремом. Так что тебе придётся смириться с этим ударом судьбы. Эмили, как будто ожив, издала короткий смешок, а затем театральным тоном добавила: — А может, это и к лучшему! Ведь кто, как не наш дорогой Брейк, знает всё о сладостях? Оливия улыбнулась, её взгляд снова стал чуть легче, как будто напряжение, сковывавшее её плечи, на миг отпустило. Она тихо рассмеялась, покачав головой. — Что ж, возможно, в этом есть своя правда, — ответила она, глядя на Брейка с лёгкой теплотой. — Я буду надеяться, что ты как можно скорей покажешь мне ту Риверру, которую ты так красиво описал. — А пока… — Брейк вдруг стал чуть более оживлённым, как будто ему внезапно пришла в голову какая-то идея. — У меня есть кое-что, что может отвлечь тебя от ожидания нашей поездки. Позволь мне познакомить тебя с кое с кем. Его голос прозвучал с ноткой озорства, словно он уже предвкушал её реакцию, и, не дожидаясь её ответа, он сделал жест рукой, как будто приглашая проследовать за ним. Эмили, сидящая на его плече, издала лёгкий смешок, как будто полностью разделяя замысел своего спутника. Когда Оливия поднялась с табурета, её лёгкий силуэт на мгновение застыл в тёплом свете, струящемся из окна, словно она сама была частью музыки, которую только что играла. Брейк пригласил её к выходу, и они вместе направились по длинному коридору. — Скоро у нас будут гости, — заговорил Брейк, глядя вперёд, но всё же отмечая боковым зрением, как Оливия повернула голову к нему, слегка приподняв брови, — любопытная троица, должен тебе сказать. Думаю, тебе будет интересно с ними познакомиться. — Троица? — переспросила она, её голос прозвучал тихо, но с явным любопытством. — Кто же это? — О, у них у всех весьма необычные судьбы, — ответил Брейк с лёгкой усмешкой, в которой, впрочем, проскальзывало больше серьёзности, чем обычно. — Во-первых, Оз Безариус. Молодой человек, на которого сама судьба положила своё тягостное клеймо. Наследник одного из четырёх великих герцогских домов, Безариусов, но при этом… ну, скажем так, его жизнь вряд ли можно назвать спокойной. Оливия внимательно смотрела на Брейка, не перебивая, её взгляд выражал напряжённое внимание, будто она пыталась понять не только слова, но и тот скрытый подтекст, который они могли содержать. — Баскервили охотятся за ним, — продолжал Брейк, медленно шагая по коридору. — Как, впрочем, и за тобой. Только причины пока неясны. Десять лет назад они бросили Оза в Бездну, и не так давно он выбрался оттуда вместе с Алисой. А вот зачем он им нужен — это загадка, которую пока никто не смог разгадать. Оливия нахмурилась, её шаги на миг замедлились, но она тут же догнала его, словно желая не отставать от его рассказа. — Алиса? — спросила она, её голос прозвучал задумчиво. — Кто она? — Алиса — это цепь, Черный Кролик, но в человеческом облике, — пояснил он, поглядывая на неё с лёгкой улыбкой. — Она ищет свои утраченные воспоминания. Строптивая, неугомонная, совершенно невозможная в своём упрямстве… но в этом есть что-то очаровательное, не находишь? Она напоминает мне дикого зверька, который готов укусить, но в то же время совершенно беззащитен перед теми, кто её понимает. Оливия задумалась, её взгляд устремился вперёд, но Брейк уловил в её лице ту едва заметную улыбку, которая возникла от его описания. — А ещё есть Гилберт Найтрей, — продолжил он, делая акцент на имени, словно это было не просто упоминание, а важная часть истории. — В прошлом он был слугой Оза, а теперь — приёмный сын герцога Найтрея. Ситуация щекотливая: Найтреи и Безариусы — давние враги, но Гил всё равно остался верен Озу. Это странное, трогательное сочетание преданности и борьбы с самим собой… думаю, он из тех, кто скорее сгорит дотла, чем предаст того, кому однажды поклялся служить. Оливия на мгновение опустила глаза, как будто пропускала его слова через призму собственного опыта, пытаясь найти в этом что-то близкое её сердцу. — Как ты думаешь, Баскервили снова придут за мной? — спросила она, её голос звучал сдержанно, но в нём ощущалась тревога. — Этого нельзя исключать, — отозвался Брейк. — Баскервили всегда плетут свои сети незаметно. И кто знает, какие у них планы? Их цель не только ты, но также Оз и Алиса. И знаешь, — они остановились у дверей гостиной, и Брейк придержал их, чтобы Оливия могла войти первой, — думаю, тебе стоит познакомиться с ними. Вы наверняка найдёте общий язык. У вас ведь есть кое-что общее. Оливия остановилась, обернувшись к нему с лёгким удивлением. — Общее? — переспросила она. Брейк усмехнулся, но в его улыбке не было насмешки, только добродушное лукавство. — Вы все знаете, что такое быть вырванным из времени, из жизни, которая, как казалось, будет продолжаться вечно, и что значит пытаться найти себя в этом мире, который так изменился за считанные мгновения. Он сделал паузу, прежде чем открыть двери, и его взгляд снова стал серьёзным. — А ещё я думаю, что Оз, как и ты, обладает редким даром видеть в прошлом не только утрату, но и причину двигаться вперед. Оливия молчала, но в её глазах мелькнул свет, как будто его слова отозвались в её душе чем-то важным, что она ещё не могла осознать полностью. Брейк пропустил ее вперед, распахивая дверь.

***

Гостиная Рейнсворт, выдержанная в духе элегантного спокойствия, где каждой детали было отведено свое место, будто они составляли часть старинной партитуры, встречала их мягким светом солнечных лучей. На фоне тёплого золота панелей и темного бархата драпировок выделялся образ Шерон Рейнсворт, изящной и хрупкой, но с такой грациозной манерой держаться, что она невольно заставляла уважать её самообладание. Она сидела в одном из глубоких кресел у камина, держа тонкую фарфоровую чашку с чаем, которая, казалось, была создана лишь для её пальцев. — Брейк, Оливия, — тихий голос Шерон окутал их, словно лёгкий бриз, и в её тоне звучала неподдельная радость. — Вы вовремя, совсем скоро прибудут наши гости. Надеюсь, вы не откажетесь присоединиться ко мне за чаем, пока мы их ждём? Оливия ответила тёплой улыбкой, с лёгким поклоном, в котором чувствовалась некоторая застенчивость, что лишь добавляло её образу очарования. Брейк, напротив, со своей привычной игривой непринуждённостью опустился на ближайший диван, явно намереваясь убаюкать свою язвительность под предлогом ритуала чаепития. — О, Шерон, я думаю, мы оба будем счастливы воспользоваться редким моментом тишины, — произнёс он с лёгкой усмешкой. Шерон лишь улыбнулась, не ответив ничего, но её взгляд был полон понимающего тепла. Оливия села в кресло напротив, принимая предложенную ей чашку. Её движение было столь грациозным, что казалось, будто она привыкла к подобным обстановкам, хотя в её лице читалось лёгкое волнение. Чаепитие продолжалось спокойно — это был один из тех редких моментов гармонии, которые обрываются внезапно и громко, как разбивающаяся тонкая ваза. И этот момент настал. В дверь ворвалась Алиса — шумная, как летняя гроза. Её густые волосы, похожие на струящиеся пряди чёрного шёлка, трепались, будто она только что пересекала бушующее поле. Её энергичный шаг и громкий голос разрушили покой гостиной. — Ха! Мы добрались! Где тут у вас что-нибудь съестное? Я умираю с голоду! — заявила она, оглядывая комнату так, словно рассчитывала сразу найти пиршественный стол. За ней в комнату шагнул Гилберт, сдержанный и чопорный, как всегда. Его взгляд с лёгкой укоризной скользнул по Алисе, но он промолчал, а его пальцы всё ещё нервно теребили шляпу, которую он держал в руках. Замыкающим вошёл Оз — светловолосый, с неизменной мягкой улыбкой, которая, впрочем, излучала не только дружелюбие, но и глубокую внутреннюю уверенность. — И снова мы в гостях у дома Рейнсворт, — сказал Оз, с лёгким наклоном головы в сторону хозяев дома. — Спасибо, что принимаете нас, как всегда. Брейк, не поднимаясь сразу с места, склонил голову в шутливом поклоне, его губы тронула лёгкая улыбка, но в глазах блеснула лукавая искра. — Столько шума, столько суеты, — пробормотал он себе под нос, прежде чем подняться, изобразив видимость формального слуги, — но я не могу жаловаться. Наш дом всегда рад гостям, особенно столь… уникальным, как вы. Шерон, улыбаясь, кивнула гостям из своего кресла. — Добро пожаловать, Оз, Алиса, Гилберт, — мягко произнесла она, и в её тоне звучала неподдельная радость. — Проходите, устраивайтесь удобнее. — Прошу прощения за её громкость, — пробормотал Гил, явно имея в виду Алису, но она лишь фыркнула, скрестив руки на груди, а её глаза сверкали вызовом. — Где у вас тут что-нибудь вкусное? — отмахнулась Алиса, глядя на Шерон. Оз засмеялся, но быстро отвлёкся на новую фигуру в комнате. Его взгляд упал на Оливию, которая вежливо поднялась, слегка склонив голову в знак приветствия. Её спокойное выражение лица сменилось лёгкой растерянностью, но она умело её скрыла, наблюдая за незнакомцами. — Позвольте представить вам нашу гостью, — начала было Шерон, но Брейк поспешно поднял руку, жестом предлагая ей позволить ему продолжить. — О, нет-нет, дорогая Шерон, я возьму эту честь на себя, — произнёс он с привычной интонацией шута. — Друзья, перед вами Оливия Седли, прекрасная молодая леди, которую я, если вы не в курсе, героически спас в Сабрие от лап коварных Баскервилей. — Я очень рада познакомиться со всеми вами, — произнесла Оливия, с лёгким наклоном головы. Глаза Алисы тут же округлились, а Гил замер с выражением лёгкого сомнения. Оз лишь поднял бровь, но позволил Брейку продолжить. — Как и наш дорогой Оз, — продолжил Брейк, в голосе которого внезапно появилась серьёзность, — она выбралась из Бездны и теперь ищет ответы на то, зачем её туда затянули. Шерон тихо кивнула, добавляя своим жестом нотку уважения. Алиса, однако, снова фыркнула, сложив руки на груди. — Ха! Что ж, Баскервилям явно есть на кого охотиться, — заметила она, внимательно разглядывая Оливию. — Если ты такая же упрямая, как этот, — она ткнула пальцем в сторону Оза, — то у тебя точно есть шанс выяснить правду. Брейк сделал лёгкий жест рукой, словно устраивал театральное представление. — Ну, раз уж мы здесь все собрались и преследуем общие цели, я расскажу нашей гостье чуть больше, — с хитрым блеском в глазу начал он, небрежно опираясь на спинку дивана. — Оливия, позволь представить тебе Оза Безариуса. Наследник одного из четырёх великих герцогских домов, человек с таинственным прошлым, слишком жизнерадостный для того, кто побывал в Бездне, и, пожалуй, единственный человек, которого я знаю, кто умудряется сочетать врождённое благородство и неприличную склонность к авантюрам. — Приятно познакомиться, Оливия, — с широкой улыбкой сказал Оз, легко поклонившись. — Благодарю, господин Безариус. Это взаимно, — ответила Оливия, сделав легкий реверанс, что мгновенно выдало в ней знание манер кругов высшей знати, хотя никто, казалось, не обратил на это внимания. — А вот здесь, — Брейк кивнул в сторону Гилберта, — наш мрачный, но незаменимый Гилберт Найтрей. Не пугайся его хмурого выражения лица, он почти всегда так выглядит. В прошлом — он верный слуга Оза, а в настоящем — приёмный сын герцога Найтрея. И, что самое интересное, он остаётся предан Озу так, как прежде. Гилберт коротко вздохнул, устало покосившись на Брейка. — Ты мог бы просто сказать, что я его телохранитель. — Ну, так слишком скучно, хотя и в твоем стиле, — Брейк пожал плечами. Оливия взглянула на Гила чуть внимательнее и слегка улыбнулась. — Звучит так, словно вы готовы пойти за Озом на край земли, господин Найтрей. — Разумеется, — ответил Гил, не колеблясь. — Я буду защищать его, чего бы мне это ни стоило. И да, с нами ты можешь опустить формальности. — И то верно, — добавил Брейк. — Здесь необходимости во всех этих аристократических напыщенностях, мисс Седли. Оз посмотрел на Брейка с лёгкой усмешкой, но ничего не сказал. — И, наконец, — Брейк взмахнул рукой в сторону Алисы, — Алиса. — Алиса — это просто Алиса! — объявила она прежде, чем он успел продолжить. Брейк лишь усмехнулся, обернувшись к Оливии. — Ну, как я уже говорил, то перед тобой не просто девушка, а цепь в человеческом облике. Черный кролик. Живая легенда и любительница мяса. — Оливия, — серьёзно добавила Алиса, — если хочешь со мной подружиться, запомни: для меня мясо — это главное. А Оз – мой слуга навеки. Оливия удивлённо моргнула, но затем легко улыбнулась. — Я постараюсь это запомнить. — Отлично! — довольно кивнула Алиса. Оливия мягко улыбнулась и с лёгкой улыбкой оглядела тех, кого ей только что представил Брейк. Её интуиция подсказывала ей, что эти люди, столь разные, были связаны чем-то гораздо большим, чем простое товарищество. И в их взглядах, как и в их словах, она пыталась уловить нечто, что могло бы помочь ей найти своё место в этом мире, столь незнакомом, но, возможно, не лишённом родственных душ. Оз Безариус — светловолосый юноша с жизнерадостным выражением лица, в котором, однако, таилось что-то более глубокое, чем простое веселье. Он казался открытым, дружелюбным, но в глазах его читалась мудрость, свойственная тому, кто слишком рано научился разбираться в людях. Гилберт Найтрей — высокий, чуть неловкий в своей формальности, с мрачно-серьёзным взглядом и привычкой неосознанно держаться чуть позади Оза, словно даже после стольких лет не мог окончательно избавиться от роли слуги. Алиса — та, что без всяких сомнений была самой бесцеремонной из всех. Она смотрела на Оливию с нескрываемым интересом, склонив голову набок, и на её лице читалась нетерпеливая жажда узнать что-то новое. — Вот и познакомились, — Брейк снова сел откинулся на спинку дивана. — А теперь, полагаю, можно перейти к более интересным вопросам. Например… И с этими словами он перевёл разговор к истории Оливии и её попаданию в Бездну. Оливия тоже присела назад в кресло, но уже готовая к тому, что сегодня беседа будет крутиться вокруг нее. — Брейк уже рассказал нам, как вы встретились, — живым тоном откликнулся Оз, чуть подавшись вперёд, — но мы ничего не знаем о том, как ты попала в Бездну. И как выбралась. Оливия на мгновение задумалась. Конечно, в её памяти этот путь ещё был свеж, но теперь, когда она должна была рассказать его вслух, он казался ей ещё более странным, ещё более неправдоподобным. Она лишь повторила ту же историю, которую рассказывала Шерон и Брейку. Услышав рассказ Оливии, Оз слегка нахмурился. — Разве ты не заключала контракт с цепью? — Я не помню всего из того, что со мной произошло в Бездне, поэтому не могу сказать точно. В какой-то момент я потеряла там сознание, а очнулась уже в нашем мире. На этом ответе Оливии Брейк напрягся, ведь он знал, что это неправда. Алиса фыркнула. — Бездна не забирает людей просто так. И тем более не отпускает. Единственный шанс выбраться оттуда – заключить контракт с цепью, чтобы открылся путь в реальный мир. Оливия отвела взгляд, но затем медленно кивнула. — В Бездне я встретила… кое-кого, кто помог мне выбраться, — она не собиралась раскрывать всю правду, особенно о Беатрис, и её голос стал чуть более сдержанным. — Если я и заключила контракт, то пока сама не знаю об этом. После потери сознания в Бездне я очнулась в Сабрие. Там меня нашли Баскервили и зачем-то предложили свою помощь, ведь я была потеряна и не знала, куда мне идти. Но вскоре появился Брейк и изменил мое мнение относительно Баскервилей. — Повезло тебе, — заметил Оз, присаживаясь рядом с Брейком на диван и скрещивая руки на груди. — Попасть в плен к Баскервилям и при этом встретить Брейка — это, наверное, лучшая случайность, которая могла случиться. Оливия удивлённо подняла брови. — Почему? Оз широко улыбнулся. — Потому что Брейк — самый сильный воин в Пандоре. — Да, — мрачно подтвердил Гилберт, все еще стоявший в стороне. — О нём даже легенды ходят. Почти что местная знаменитость. — Скорее городская страшилка, — буркнул Брейк, но его глаза сверкнули лукавством. — Не говори так, Брейк, — Оз ухмыльнулся. — Баскервили сто раз подумают, стоит ли связываться с тобой. — Ну, это смотря сколько их, — Брейк нарочито задумчиво повёл плечами. — Один Баскервиль ещё может задуматься. Два — уже меньше. Ну а если их трое — я предпочту рассказать им анекдот и сбежать. — Двое Баскервилей с тобой не справятся даже если ты в плохом состоянии, — проворчал Гил, скрестив руки на груди. — А если в хорошем — ты сразишься со всеми, пока не устанешь… или пока они не поймут, что им пора бежать. Оливия чуть склонила голову, с любопытством разглядывая Брейка. — Я не знала, что ты настолько силен, — честно призналась она. Брейк сложил руки на груди, покачивая ногой, словно ему было совершенно всё равно, какое впечатление он производит. — Всё преувеличено, — заметил он с улыбкой. — В конце концов, вы же все знаете, как любят приукрашать истории о героях. Вот недавно мне говорили, что я обладаю нечеловеческой ловкостью и сражаюсь даже с завязанными глазами. — Хочешь сказать, что это неправда? — вмешалась Алиса, подозрительно прищурившись. Брейк слегка развёл руками. — Ну… Завязать мне свой единственный глаз всё же пришлось. Но только потому, что у меня есть один весьма настойчивый ученик — он поднял указательный палец, и на его плече тут же подняла руку кукла Эмили, словно поддерживая его пафосный жест. — Это была идея Оза – чтобы он смог победить хотя бы слепого меня. Оливия хихикнула, но затем чуть склонила голову, снова взглянув на него задумчиво. — И получилось? — спросила она. — Нет, — с наигранной грустью опустил голову Оз. Оливия не сводила глаз с Брейка, и её взгляд, обычно такой сдержанный, сейчас блеснул восхищением. — В таком случае, для меня честь быть спасённой Брейком. Брейк отвёл взгляд, коротко усмехнувшись. — Честь? — протянул он. — О, пожалуйста. Давайте не будем. Я же сказал — всё очень преувеличено. — Что именно? — живым голосом уточнил Оз. — Что ты самый опасный воин в Пандоре? — Или что он не сбежит, если Баскервилей слишком много? — Гил с прищуром взглянул на него. — Или что он может сражаться с завязанными глазами? — Алиса скрестила руки на груди. — Или что я вообще герой, — вздохнул Брейк, театрально разведя руками и взяв чашку с чаем, чтобы сделать успокоительный глоток, как будто троица пыталась довести его до белого каления. Оливия молчала, но её взгляд на мгновение задержался на нём дольше, чем следовало. Она не была уверена, что всё это преувеличение,хотябыла уверена в другом: впервые с тех пор, как попала в этот дом, она перестала чувствовать себя чужой. Воздух в комнате был пропитан запахом чая, древесины и чего-то неуловимо домашнего, но несмотря на этот уют, в разговоре чувствовалось напряжение — не то, что отталкивает, а то, что заставляет слушать внимательнее, глубже вглядываться в собеседника, пытаясь разгадать больше, чем он готов сказать вслух. Алиса, удобно расположившаяся в свободном кресле, расслабленно распласталась, и в ее животе заурчало. — Ну вот, началось, — сказал Оз. — Алиса голодна. — Разве цепи не едят… людей? — осторожно поинтересовалась Оливия, ставя чашку на блюдце. Алые глаза Алисы вспыхнули азартом, когда разговор свернул в её сторону. — Вообще-то, я не обычная цепь, — объявила она с гордостью. — Я — сестра-близнец Воли Бездны! Оливия подняла брови, слегка склонив голову. — Сестра? — Да! — Алиса кивнула, её тёмные локоны качнулись следом. — Я ищу свои воспоминания. Они исчезли… Кто-то их забрал, и теперь я хочу их вернуть! — Но… — Оливия подалась вперёд, теперь уже более заинтересованная. — Как ты оказалась в этом мире? — Баскервили. Голос Алисы вдруг стал резче, серьёзнее. — Десять лет назад они кинули этого идиота, — она кивнула в сторону Оза, — в Бездну. А там он встретил меня! — И заключил с тобой контракт? — догадалась Оливия. — Именно! — Алиса гордо вскинула подбородок. — А потом мы сбежали обратно в этот мир. — Ну, это если говорить коротко, — сухо добавил Гил, скептически глядя на Алису. — А что, мне надо было пересказывать всё с самого начала? — нахмурилась она. Оз лишь улыбнулся, а затем повернулся к Оливии, внимательно изучая её лицо. — Возможно, с тобой произошло что-то похожее. Оливия нахмурилась. — Ты думаешь… что я тоже заключила контракт? Оз пожал плечами. — А ты уверена, что помнишь всё? — Я помню свою жизнь, — твёрдо сказала она. — Я жила в Эджвере, в небольшом городке. Мне было… двадцать три, когда это случилось. А потом… Она на мгновение замолчала, осторожно подбирая слова. — А потом я оказалась в Сабрие. Гилберт нахмурился, а Оз слегка склонил голову набок, будто анализировал её ответ. — А то, что было между этим? Оливия чуть напряглась, но не показала этого. — Я помню Бездну… смутно. Я помню… тьму, летающие игрушки. Чей-то голос. Но не всё. Она посмотрела на них, но никто не задал больше вопросов. Брейк молча наблюдал за ней, держа чашку чая в руках, но не притрагиваясь к нему. — Память иногда возвращается постепенно, — спокойно заметил Оз, наклоняясь вперёд. — Может быть, твоё прошлое ещё откроется тебе. — Может быть, — тихо согласилась Оливия, но её голос звучал немного отстранённо. Оз улыбнулся. Но за его улыбкой скрывалось понимание того, что Оливия врет о потере памяти в Бездне – потому что еще не готова ее рассказать. — Надеюсь, это случится скоро, — мило ответил Оз. Оливия кивнула, но в глубине души знала: её память уже с ней. Просто не вся правда предназначена для того, чтобы быть рассказанной именно сейчас. Она обязательно откроется, когда сможет им доверять. Воцарилась небольшая пауза. Слуги принесли новые угощения и свежий чай на стол, чтобы вновь пришедшие гости могли приступить к трапезе. Комната утопала в мягком золотистом свете, отблески солнца играли на лакированных поверхностях мебели, на фарфоровых чашках, на светлых волосах Оза, задумчиво откинувшегося на спинку дивана. Алиса, несмотря на видимое нетерпение, устроилась в кресле с ногами, излучая полное равнодушие к светским приличиям, а Гил, сев неподалеку от всех, держался напряжённо, словно каждая новая фраза могла обернуться чем-то, требующим его немедленного вмешательства. И только Брейк, как всегда, был невозмутим. Он лениво опирался на подлокотник, удерживая на плече куклу Эмили, которая, как и её владелец, сохраняла свой обычный насмешливый вид. — Ты сегодня какой-то уж слишком довольный, Брейк, — заметил Оз, чуть прищурившись, словно пытался разгадать его настроение. — Это что-то значит? Брейк отвёл взгляд от своей чашки, словно только что вернулся из каких-то далеких размышлений. — А я разве я не всегда такой? — его голос был лёгким, игривым, но в нём слышалась привычная уклончивость. — Не настолько, — проворчал Гил, недоверчиво изучая его. — Ах, юность, — Брейк вздохнул с преувеличенной мечтательностью. — Всегда подозревает во всём подвох. — Но разве его здесь нет? — улыбнулся Оз. — Совсем нет, — серьёзно заявил Брейк, а кукла Эмили тут же встряла в разговор, заговорив его голосом: — Просто мистер Брейк обожает новых гостей! — Ах, да, — Брейк кивнул, совершенно не смущённый. — Новая гостья в поместье Рейнсворт! Разве это не подчёркивает гостеприимство и благородство дома, которому я с гордостью служу? Оз взглянул на Оливию, но та лишь мягко улыбнулась, не комментируя его слова. — А что насчёт твоего задания в Сабрие? — Оз снова перевёл взгляд на Брейка. — Как оно прошло? Говорили, что ты выслеживал нелегального контрактора. — Ах, да, он, — Брейк медленно покачал головой, будто предавался печальным размышлениям. — Ускользнул, как и полагается тем, кто не хочет быть пойманным. — А Баскервили? — вмешался Гил, внимательно изучая его лицо. — Я, увы, так и не выяснил, зачем они там были,— Брейк, казалось, вовсе не волновался из-за этого вопроса. — Помимо Оливии, конечно же. Оз кивнул, но не спускал с него пристального взгляда. — И всё же, если контрактор сбежал, в чём тогда твоя главная победа? Брейк широко улыбнулся и драматично развёл руками. — Ну конечно же, в том, что я спас милую леди от лап Баскервилей! Он покосился на Оливию, но та лишь чуть склонила голову, принимая его ответ с неизменным спокойствием. — Ты, конечно, молодец, Брейк, — медленно сказал Оз, усмехаясь, — но вот что меня беспокоит… Он повернулся к Оливии и внимательно посмотрел на неё. — Зачем ты понадобилась Баскервилям, Оливия? Комната на мгновение погрузилась в тишину, и даже Алиса, которая до этого лишь лениво слушала, вдруг выпрямилась, проявляя явный интерес. — Теперь мы с тобой в одной лодке, — Оз улыбнулся, но в его голосе сквозила лёгкая настороженность. — Мы оба оказались в Бездне, и оба почему-то нужны Баскервилям. Оливия не сразу ответила. Она отвела взгляд, будто обдумывая, а затем сдержанно кивнула. — Я не знаю, — честно призналась она. Рядом с ней Брейк молча наблюдал за этим обменом репликами, и хотя его лицо оставалось беспечным, пальцы, сжимавшие чашку, едва заметно напряглись. Оливия выдержала взгляд Оза, но прежде чем кто-либо успел продолжить расспросы, Брейк с лёгкостью вмешался в разговор. — Ох, Оз, ты, конечно, славишься своим любопытством, но давай проявим немного гостеприимства! — протянул он, поднося чашку к губам, но не делая глотка. — Неужели мы будем засыпать нашу новую знакомую вопросами, вместо того чтобы поговорить о чём-то более приятном? Оливия и так до сих пор напугана после встречи с Баскервилями. Оз чуть прищурился, но усмехнулся, позволяя перевести тему. — Значит, ты намекаешь, что я только пугаю леди Оливию своими расспросами? — Ах, я бы не осмелился, — Брейк картинно склонил голову. — Все в порядке, — мягко сказала Оливия. Она заметила лёгкий, почти незаметный жест Оза, которым он дал понять, что понял намёк: пока не стоит копать глубже. «Со временем всё встанет на свои места», — так читался этот жест, и Оливия была ему за это благодарна. — Кстати, о Пандоре, — небрежно продолжил Брейк, обращаясь теперь уже скорее к Оливии, — ты, вероятно, не знаешь, но кроме меня, её членами являются также Гил и наша милая Шерон. Оливия перевела взгляд на Гила, который кивнул, и на Шерон, которая спокойно улыбнулась. — Да, мы работаем в Пандоре, — подтвердила Шерон. — Эта организация была создана четырьмя великими герцогскими домами для изучения Бездны, контроля за цепями и незаконными контрактами. Она сделала небольшой глоток чая, а затем продолжила: — В этом мире есть два вида контрактов с цепями. Оливия внимательно слушала, ловя каждое слово. — Легальные контракты доступны только членам Пандоры, — объяснила Шерон. — Они заключаются через специальные зеркальные печати, которые позволяют контролировать цепь без риска для жизни контрактора. Эта печать погружается в кровь цепи, таким образом связывая контрактора и цепь. Она взглянула на Брейка, и тот с лёгкой ухмылкой вынул из-под рубашки небольшой круглый талисман на веревке, где под стеклом скрывалась печать его контракта с Безумным Шляпником. Это был темный, словно вырезанный тенями, узор напоминавший распахнутые крылья демона, оплетенные венцом из шипов. Его линии извивались, будто живые, скрывая в себе таинственную, мрачную символику. — Такой контракт заключили я и Шерон, — небрежно заметил он. — Побочный эффект — мы больше не стареем. Разве это не прекрасно? Гил же, поскольку является членом дома Найтрей, заключив контракт с цепью этого дома, просто не нуждается в печати. Ну, так нам кажется, ибо природа контрактов между цепями великих домов и их наследниками неизвестна, но она точно иная, нежели легальная или нелегальная. Оливия внимательно смотрела на него, но ничего не сказала. — А второй вид контрактов? — спросила она. — Незаконные контракты заключаются людьми, которые отчаялись изменить своё прошлое, — после небольшого молчания сказала Шерон. Оливия почувствовала, как что-то неприятное сжало её грудь. — Цепи находят тех, кто больше всего хочет изменить судьбу, — продолжила Шерон. — Они сулят исполнение желаний, но взамен требуют плату, чаще всего трагическую. — Контрактор выпивает кровь цепи, — вставил Брейк, не глядя на неё, — и на его груди появляется печать. Стрелка на ней показывает, сколько у него осталось времени. — Времени? — До падения в Бездну, — Гил произнёс это мрачно, но без излишней эмоции. Оливия глубоко вдохнула. — И что заставляет эту стрелку двигаться? Брейк ненадолго задержал взгляд на своей чашке, затем медленно поднял глаза и произнёс с тяжёлой, почти ленивой отчётливостью: — Убийства. Тишина, повисшая после слов Брейка, была густой и вязкой, как смола, но продлилась она недолго. Оливия молчала, глядя в тёмную гладь чая перед собой, но её пальцы невольно дрогнули, словно она хотела сказать что-то, но передумала. — О, не беспокойся, дорогая, — Брейк вдруг резко хлопнул в ладоши, возвращая себе обычную лёгкость. — Всё это никак тебя не касается! Он произнёс это с таким напускным весельем, что даже Оз удивлённо вскинул брови, а Гил недоверчиво покосился на него. Оливия, однако, уловила нечто тонкое, почти незаметное в его голосе. «Ложь». Брейк откинулся назад и легко, почти непринуждённо, перевёл разговор в другую плоскость. — Раз уж мы заговорили о Бездне, давайте обсудим её главную хозяйку, — он сложил пальцы в замок и склонил голову набок. — Волю Бездны. Гил напрягся, а Оз, напротив, оживился, приготовившись слушать. — Воля Бездны — сущность, управляющая измерением Бездны, — Брейк говорил спокойно, его голос стал более серьёзным, как и всегда, когда он касался действительно важных тем. — Она также известна как Белая Алиса. Он перевёл взгляд на Алису, которая, до этого полупрезрительно взиравшая на всех собравшихся, вдруг замерла. — Две Алисы - близнецы. Чёрный Кролик и Белая Алиса. — Это я и она, — холодно подтвердила Алиса. — Их судьбы связаны, — Брейк продолжил, не сводя с неё взгляда. — Но самое важное — это то, что Воля Бездны не просто управляет Бездной, она влияет на реальный мир. Он поставил чашку на стол и обвёл всех взглядом. — Её настроение меняет законы реальности. Она может смеяться — и где-то разразится буря. Она может грустить — и кто-то умрёт. — Она всего лишь ребёнок, — вдруг тихо сказала Шерон. Брейк медленно кивнул. — Да. Девочка лет тринадцати, которая всю свою жизнь провела в Бездне. Эмоционально нестабильная, капризная и в то же время — обладающая властью, которую невозможно измерить. — И пока она существует, она остаётся угрозой, — серьёзно добавил Гил. — Да, — Брейк вздохнул. — Потому цель Пандоры — добраться до неё. — И цель Баскервилей — тоже, — подметил Гилберт, сцепив пальцы в замок. — Вот именно, — Брейк усмехнулся, хотя в его глазах промелькнула тень. — Кто быстрее доберётся, тот и победит. Он снова взглянул на Оливию. — И теперь, наша дорогая гостья, у нас есть предложение. Оливия выпрямилась, внимательно слушая. — Мы не знаем, зачем Бездна втянула тебя в свою игру, но теперь ты в ней. Хотела ты этого или нет, — Брейк поднёс ладонь к груди в преувеличенно драматическом жесте, — тебе выпала честь стать участницей куда более великого представления. — И ты предлагаешь мне… — Работать с нами. Он улыбнулся, но взгляд его оставался серьёзным. — Бездна не просто так вмешалась в твою судьбу. Так почему бы не вмешаться в ответ? Оливия на мгновение задумалась. Вся эта история с Пандорой, Бездной, Волей Бездны — всё это было куда более сложным, чем она могла бы представить. И всё же… Она понимала: у неё нет иного выбора. Бездна уже впутала её в свою игру, и теперь оставалось либо участвовать в ней, либо позволить обстоятельствам решать её судьбу. — Хорошо, — она встретилась взглядом с Брейком. — Я помогу. Хотя не уверена, что смогу быть полезной. Брейк улыбнулся, и в этой улыбке не было иронии — она была тёплой, почти одобрительной. — Ну-ну, — протянул он, накладывая себе в тарелку свежие пирожные. — Не будь к себе так строга. Применение тебе непременно найдётся. Он сделал короткую паузу, будто нарочно создавая интригу, а затем, проткнув вилкой один из тортиков, добавил: — Конечно, членом Пандоры сделать тебя пока нельзя. Незнакомка из Сабрие вызовет слишком много вопросов у Совета. Но… Он чуть наклонился к ней вперёд, его голос стал мягче, но в нём слышался знакомый оттенок игривости. — Место в доме Рейнсворт для тебя вполне найдётся. Оливия вопросительно взглянула на него, а Брейк с удовольствием продолжил: — Как насчёт того, чтобы стать фрейлиной леди Шерон? Шерон, до этого наблюдавшая за разговором с лёгкой улыбкой, одобрительно кивнула. — О, это прекрасная идея, Брейк! Я удивлена, что ты смог до такого додуматься! Я даже никогда не задумывалась о наличии фрейлины, но думаю, что это будет замечательно! Мы с Оливией сможем много времени проводить за девичьими делами и беседами, обмениваться секретами… — Несомненно, принцесса. Фрейлина – как раз тот человек, который вам так нужен, чтобы ваша девичья натура не скучала. К тому же, я ведь не могу позволить, чтобы наша милая гостья целыми днями томилась в огромном поместье, — произнёс он с лукавым блеском в алом глазу, переведя взгляд на Оливию. — Это вполне уважаемая должность при великом доме, которая откроет тебе многие двери, Оливия. И ты, так же как и я, будешь слугой Рейнсворт. Оз, слушавший разговор с добродушной улыбкой, кивнул. — Мне нравится этот план. Думаю, Оливия прекрасно впишется в роль фрейлины. — Тогда решено! — Брейк хлопнул в ладони, а его кукла Эмили тут же встряла в разговор: — Эмили любит тайны! Брейк подмигнул Оливии. — Пусть это будет нашей общей маленькой тайной. Оливия медленно кивнула, принимая новую роль, а затем Брейк, удовлетворённо переведя взгляд на троицу, сменил тему. — Ну а теперь, мои дорогие гости… Зачем вы пришли? Гил обменялся взглядами с Озом, прежде чем заговорить: — Мы собираемся отправиться в Сабрие. — Ах, так вот в чём дело, — Брейк слегка приподнял бровь, но его голос не выражал удивления. — Мы с Озом решили, что стоит вернуться туда на поиски воспоминаний Алисы, — Гил говорил ровным, но уверенным голосом. — Мы думаем, что можем найти там что-то важное. — В прошлый раз, — добавил Оз, — нас отвлекли Баскервили, но теперь, когда ты их оттуда прогнал, мы можем попробовать снова. — И ты хочешь узнать моё мнение, стоит ли оно того? — лениво уточнил Брейк, не спеша отвечать. — Да, — коротко подтвердил Гил. — Потому что Оз очень загорелся этой идеей. Брейк на мгновение задумался, постукивая пальцами по подлокотнику. Затем его губы тронула лёгкая улыбка. — Что ж, тогда давайте обсудим это… Не думаю, что Баскервили скоро снова появятся в Сабрие, — протянул Брейк. — Они не любят действовать в местах, в которых только что потерпели поражение. Но… Он наклонился вперёд, сцепив пальцы в замок. — Из Пандоры до сих пор приходят письма о странных событиях. Оз заинтересованно подался вперёд, а Алиса нахмурилась. — Каких ещё событиях? — Пропали дети из сиротского дома Фианы, — произнёс Брейк ровно, внимательно наблюдая за их реакцией. — Сиротского дома? — Алиса склонила голову набок. — Что это? — Это приют, — спокойно ответил Гил. — Для детей, потерявших родителей и дом из-за Бездны. Оливия настороженно, но с интересом взглянула на Гила. — Семья Найтрей учредила этот дом и до сих пор его поддерживает, — Гил говорил без лишней гордости, но с неким чувством долга в голосе. Брейк кивнул, склонив голову набок. — Дети пошли вглубь расселины и не вернулись, — мягко добавил он. — Пандора хочет узнать, что произошло, и что именно творится в доме Фианы. В комнате снова повисло молчание. — Это также может быть полезно и для нашего собственного расследования, — Брейк поднял глаза, его алый зрачок сверкнул в свете камина. — Так что вы втроём займётесь этим делом. Алиса широко ухмыльнулась. — Отлично! Наконец-то что-то интересное! Оз улыбнулся, но в глазах его мелькнуло что-то более серьёзное. — Хорошая возможность для нас. А вот Гил тут же недовольно фыркнул, скрестив руки на груди. — Тебя кто-то поставил командовать мной? Брейк лишь многозначительно склонил голову, изображая глубокую задумчивость. — Хм, ну, если мне не изменяет память, то да… Я ведь старше по званию в Пандоре, верно? Гил раздражённо стиснул зубы, но ничего не ответил, понимая, что спорить бессмысленно. Брейк тяжело вздохнул, театрально покачав головой. — Ах, какая запутанная жизнь. Аристократ ты или нет, но вот ведь незадача — тебе всё равно приходится слушаться какого-то слугу. — Какого-то слугу? — Гил зло сощурился. — Ну-у, может, не какого-то, — признал Брейк, потирая подбородок. — Самого выдающегося, конечно же. Оз тихо рассмеялся, а Гил лишь раздражённо вздохнул, решив, что проще не реагировать. — А ты? — спросил Оз, сменив тему. — Не хочешь снова навестить Сабрие? Брейк тут же легкомысленно отмахнулся. — О, нет, нет, благодарю, — протянул он. — Мне хватило и прошлого раза. К тому же, — он хитро улыбнулся, — у меня есть свой план. Эти слова он произнёс с особым оттенком, который не ускользнул от внимания Оливии. Гилберт, сидевший с привычной напряжённостью, что была неотъемлемой частью его характера, скрестил руки на груди и бросил на Брейка подозрительный взгляд. — И чем же ты займёшься, пока мы будем в Сабрие? Брейк чуть склонил голову, улыбнувшись своей привычной полуулыбкой, в которой читалось столько скрытых смыслов, что её можно было истолковать как угодно. — Всего лишь немного покопаюсь в архивах Пандоры, — ответил он с той лёгкостью, что могла бы сойти за безразличие, если бы не едва заметное напряжение в его голосе. Гил поднял брови, и выражение его лица мгновенно отразило смесь удивления и скептицизма. — Ты? Архивы? — он недоверчиво прищурился. — Ты же ненавидишь бумажную работу. — Так и есть, — согласился Брейк с лёгким вздохом. — Но, видишь ли, мне кажется, что в самой Пандоре что-то скрывают относительно дома Фианы. Он сделал паузу, позволяя словам осесть в воздухе. — Дети пропадают там не впервые. Оливия непроизвольно напряглась, хотя её лицо оставалось спокойным. — Но почему только сейчас Пандора заинтересовалась этим? — продолжил Брейк. — Вряд ли ей вдруг стало жалко сирот. Скорее, в тех окрестностях завелось нечто по-настоящему жуткое, и теперь Пандора хочет поскорее от этого избавиться. Гил задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла, а затем с мрачной уверенностью добавил: — Или замести следы. Брейк слегка улыбнулся, не торопясь соглашаться, но и не опровергая. — Ты пришёл к тому же выводу? — спросил Гил. — Разумеется, — Брейк склонил голову набок. — Вопрос в другом: если кто-то хочет замести следы, то чей именно приказ лежит в основе этого задания? — Ты знаешь заказчика? — Увы, нет, — он развёл руками. — Задания приходят централизованно, и в этом их прелесть — они обезличены. Гил опустил взгляд, явно не удовлетворённый этим ответом. — Значит, пока мы будем в Сабрие, ты будешь рыться в бумагах? — Именно. Брейк поднялся со своего места и, отряхнув с плеча невидимую пылинку, с невозмутимым видом добавил: — Кстати, Гил, когда ты вернёшься из Сабрие… Тот настороженно поднял голову. — …не мог бы ты прочесать кабинет твоего приёмного отца? Гил побледнел, его пальцы сжались в кулак. — Ты предлагаешь мне… — …найти то, что не должно попасть в чужие руки, — мягко закончил Брейк. Гил не ответил сразу. В комнате стоял тот напряжённый воздух размышлений, когда каждая деталь обсуждаемого плана ещё не обретала окончательной формы, но уже цепляла разум, не позволяя просто отмахнуться и оставить всё как есть. Гилберт мрачно молчал, нахмурившись так, будто Брейк только что предложил ему не просто войти в поместье Найтрей, а сделать это с фанфарами. Он недовольно сдвинул брови, глядя на Брейка с выражением человека, которого настойчиво подталкивают к решению, в котором он не находит ни удобства, ни желания участвовать. — Ты говоришь так, будто мне ничего не стоит зайти в кабинет герцога, как в свой собственный, — мрачно проговорил Гилберт, сцепив пальцы в замок. — Но ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Герцог держит эту комнату под строжайшей тайной и почти никого туда не пускает. Брейк улыбнулся и прошел по комнате с ленивым видом, который всегда выводил Гила из себя. — Ах, Гилберт, — протянул он, качая головой, — ты носитель Ворона, цепи дома Найтрей. Для тебя не должно быть ничего невозможного. Гил раздражённо вздохнул. — Взломать кабинет — не проблема, — он недовольно передёрнул плечами. — Проблема в том, что в поместье мне не рады. Брейк картинно изобразил изумление, приложив ладонь к груди. — О, значит, тебя не жалуют в доме, что когда-то приютил тебя? Какой неожиданный поворот судьбы! Гил метнул в него сердитый взгляд. — Ты прекрасно знаешь, почему. — Конечно, — Брейк снисходительно кивнул. — Ты остался верен Озу, а семья Найтрей этого не прощает. — Именно, — Гил нахмурился. — Я не могу просто так вернуться туда. Меня слишком легко заметят, и охраны в особняке много. — Какое разочарование, — вздохнул Брейк, склонив голову набок. — Значит, нужен другой план. Гил тяжело выдохнул, понимая, что сейчас последует нечто сомнительное. — Например? Брейк мгновенно оживился и подошел ближе к Гилу, положив руку на спинку его кресла. Кукла Эмили тут же встряла в разговор: — О, наш Гилберт снова медлителен, как чайник в зимнюю стужу! Брейк театрально вздохнул, выглядывая из-за спинки кресла. — Бедный Гил. Так много мыслей, но так мало решений. Гил раздражённо сжал кулаки. — Брейк. — Хорошо-хорошо, не буду мучить твою гордость, — с улыбкой сказал Брейк, помахав рукавом. — В поместье должно быть столько людей, чтобы мы могли смешаться с толпой. Гил прищурился. — Ты предлагаешь… — Я предлагаю подбить Винсента на то, чтобы он уговорил герцога устроить какой-нибудь пышный приём, — Брейк развёл руками, будто говорил об очевидных вещах. Гил нахмурился ещё сильнее, его губы сжались в тонкую линию. — Ты хочешь, чтобы я сам попросил Винсента? — Ну, у вас же братская любовь, — невинно заметил Брейк. — Тёплые семейные узы и всё такое. — Ты знаешь, что это не так, — жёстко ответил Гил. — О, знаю, — Брейк усмехнулся, — но именно поэтому это и сработает. В комнате повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь треском догорающего полена в камине. — Если ты действительно хочешь, чтобы я пошёл к Винсенту с этой просьбой, то должен понимать, чем это может закончиться, — наконец сказал Гилберт, и его голос звучал натянуто, но всё же не содержал категорического отказа. — Конечно, понимаю, — Брейк улыбнулся с той ленивой лёгкостью, что была ему так свойственна. — Но знаешь, что самое прекрасное в этой ситуации? — Просвети меня. — Твой брат сделает для тебя что угодно. Эта фраза прозвучала в комнате, как брошенная кость, которая могла оказаться как драгоценным камнем, так и ядом, смотря кто её поднимет. Гил скривился, но не стал отрицать очевидного. — Он действительно это сделает, — тихо согласился он. — Но это вовсе не значит, что он не заподозрит неладное. — Верно, — вмешался Оз. — Винсент не тот, кто согласится что-то делать просто так. — Вот именно, — Гилберт кивнул, всё ещё хмурясь. — Если он хоть на мгновение заподозрит, что за этим стоит нечто большее, чем моя прихоть, он начнёт копать. Алиса фыркнула, откинувшись на спинку кресла. — И что с того? Пусть копает. Ему ничего не разузнать! — Проблема не в этом, Алиса, — вздохнула Шерон, неторопливо вращая ложечку в чашке. — Если Винсент догадается, что всё это связано с делом Пандоры, он может попробовать помешать нам. Мы уже знаем, что Винсент пойдет на все, чтобы скрыть свои собственные секреты. Шерон слегка прищурилась, переводя взгляд с Брейка на Гила. — Хотя, если честно, я не уверена, стоит ли вообще рисковать. — Сомневаешься в успехе? — невинно уточнил Брейк, все еще придерживаясь за спинку кресла Гила. — Скорее, в том, что всё это не окажется пустой тратой времени, — мягко ответила она. — Или хуже, — поддержал её Гил. — Мы либо провалим операцию, либо не найдём ничего полезного. — Ах, пессимисты! — Брейк картинно всплеснул руками. — Дайте же этой истории немного авантюрного духа! Оливия, всё это время слушавшая сдержанно и внимательно, наконец заговорила: — Мне кажется, этот план рискован, но в нём есть логика. Она посмотрела на Гила с лёгким сочувствием, но без сентиментальности. — Я не знаю твоего брата, Гилберт, — она говорила размеренно, словно сама обдумывала это вслух. — Но если он действительно сделает для тебя всё, то, возможно, ты сможешь убедить его, что этот бал нужен именно тебе. Гил посмотрел на неё с лёгким удивлением. — Ты хочешь сказать, что мне стоит сделать так, будто это моя прихоть? — Да. Это его не убедит? — спросила она, склонив голову. — Например, ты можешь сделать вид, что хочешь восстановить свое доброе имя в кругу своей семьи. Он не ответил, но в глазах его мелькнула мысль. — Винсент знает, что я терпеть не могу балы, — сказал Гил. — Так что он не поверит. Но… у Элиота, нашего младшего брата, как раз скоро день рождения. Я могу сказать, что это будет прием в его честь. Элиот любит такие мероприятия. — Замечательная идея, Гилберт! — сказала Оливия. — В таком случае до герцога Найтрея должна дойти идея о приеме в честь Элиота, но без какого-либо упоминания о тебе. Брейк наблюдал за этой сценой с интересом, а затем медленно кивнул. — Вот видите, всё постепенно обретает смысл! Оз вздохнул, но с улыбкой. — Всё равно всё это слишком похоже на игру с огнём. — В этом-то и вся прелесть, — Брейк пожал плечами. Гил тяжело вздохнул, окончательно осознавая, что другого выхода у него, похоже, нет. Он сидел с тем выражением лица, которое бывает у человека, внезапно оказавшегося перед пропастью, но вынужденного сделать шаг вперёд, потому что отступать уже некуда. Он, конечно, не хотел соглашаться с Брейком, не хотел снова сталкиваться с Винсентом, не хотел подыгрывать его странным играм. — Хорошо, — сказал он наконец, тяжело вздохнув. — Я попробую. Брейк довольно улыбнулся, словно знал, что Гил примет это решение с самого начала. Оз, казалось, не испытывал ни малейших сомнений. Он поднялся с дивана легко, как человек, привыкший к опасным авантюрам и не мыслящий жизни без них. — Что ж, мы, пожалуй, пойдем. Спасибо вам за гостеприимство, — сказал Оз, вежливо поклонившись. — Приступим к нашим планам как можно скорее. Алиса, с самого начала наполненная решимостью, нетерпеливо направилась к выходу за Озом, явно желая отправиться в путь как можно скорее. Гил уже собирался последовать за ними, но в последний момент ощутил, как Брейк едва заметно задержал его за рукав. — Подожди-ка, — прошептал Брейк, едва слышно, так, чтобы ни Оз, ни Алиса не могли его расслышать. Гил недовольно повернулся, но увидел в лице Брейка не обычную насмешливость, а что-то более серьёзное, настороженное. — Будь осторожен в Сабрие, — тихо произнёс Брейк. — Не спускай глаз с Оза и Алисы. — Думаешь, что-то может случиться? — Гил нахмурился, чуть понизив голос. — Думаю, что в доме Фианы происходит что-то странное, — Брейк наклонился чуть ближе. — И те, кто там работают, вполне могут быть замешаны. Гил сжал кулаки, но не перебил. — Эти пропажи детей — не просто случайность. Кто-то пытается скрыть их. И я готов поспорить, что этот кто-то — герцог Найтрей. Гил глубже втянул воздух. — Чёртов дом… — тихо выдохнул он. — Просто держи ухо востро, — мягко добавил Брейк. — И не доверяй никому. Гил уже собирался ответить, но в этот момент снаружи раздался нетерпеливый голос Алисы: — Патлатый, ты что там застрял?! Нам нужно в Сабрие! Гилберт закатил глаза, будто хотел что-то сказать в ответ, но только выдохнул и покачал головой. — Ладно, Брейк. Я сделаю, как ты говоришь. — Вот и умница, — Брейк дружелюбно похлопал его по плечу. Гил направился к выходу, где его уже ждали Алиса и Оз. Шерон, изящно сложив руки на коленях, улыбнулась гостям. — Пусть удача будет на вашей стороне, — сказала она с той спокойной уверенностью, что не нуждается в громких заверениях. Оливия чуть склонила голову, и её тёмные волосы мягко скользнули по плечам. — Желаю вам успешного путешествия. Оз с лёгкостью улыбнулся в ответ и помахал рукой. — Спасибо! Гил коротко кивнул, Алиса лишь фыркнула, но в её взгляде всё же читался боевой азарт. Дверь закрылась за ними, и их силуэты исчезли в вечернем свете.