Дочка царя Гороха

      Если Артём думал, что Серёжа слишком погряз в мечтах о дочери и в итоге подзабил на реальность, то Горох мог точно утверждать — Артём глобально ошибался.       Верить в сказки Горох перестал лет в семь, и как бы ему ни хотелось надеяться, что волшебство свершилось и маленькая дочь досталась ему в качестве новогоднего чуда, реальность била по голове.       С первых часов знакомства с Павлой Серёжа видел, что с девочкой что-то не то. Это касалось не только быстрого привыкания к нему самому, абсолютного безразличия к ряду тем в разговорах, вжатых плеч при словах о маме и желания везде и всюду угодить.       Слишком во многом в Павле Серёжа видел мелкого себя.       В его семье не всё складывалось легко, и ему довелось пережить многое, особенно в совсем юном возрасте. Говорить о родителях до сих пор было тяжело. Но поведение Павлы вовсю голосило о том, что она чего-то боялась ещё больше, чем в своё время маленький Серёжа. Сердце сжималось от страха понимания, что, вероятно, девочке настолько было тяжело в её родной семье, что она предпочла жить в квартире незнакомого мужчины, чем у кровных родственников.       Надо будет с ней поговорить на тему безопасности. Это ей несказанно повезло ещё, что она попала в квартиру не к педофилу или маньяку какому. Всё могло закончиться гораздо хуже…       Но только как говорить с девочкой, которая ему, по сути, никто?       Душа не давала покоя и отрицала реальность. Самому Серёже хотелось заткнуть рациональные мысли и поставить себя перед фактом: всё, Павла есть, и он — её отец, точка, без права исправить её на запятую. Всего несколько дней — а его жизнь изменилась, озарилась ярким светом благодаря пятилетней (наверное — точный возраст он не знал) девчушке, что искренне называла его папой.       Как так вышло, что неизвестная девочка оказалась копией придуманной им дочери? И самое главное: почему она назвалась именно Павлой? Откуда она узнала?       Собственно, это были два вопроса, на которые у него не находилось рациональных ответов. И на второй девочка отвечала в лучшем случае пожиманием плеч.       Что ж. Рано или поздно он всё равно дороется до правды, но сейчас самое главное — стать тем отцом, каким он хотел быть для выдуманной Павлы. Даже если позже найдутся родители девочки — Серёжа точно решил, что новоявленную дочку им не отдаст. Не сможет.       Особенно после увиденных шрамов на ручке.       И не только на ней.       Впервые заметить странные пятна у него получилось случайно: когда помогал Павле встать к умывальнику и вымыть руки. Тогда он решил, что это просто какая-то грязь, однако позже во время совместной готовки супа он заметил, что на самом деле это шрамики и имеют они подозрительно знакомую форму. У Серёжи была знакомая девушка, которой в своё время бывший на пьяную голову наставил сигаретных ожогов ради мести. И пятна Павлы оказались слишком похожими, из-за чего на сердце стало ещё более неспокойно.       Позже Горох заметил ещё несколько странных шрамов и пятен на маленьком тельце: когда помогал Павле надевать носочки, когда прочесывал волосы после купания (на счастье Серёжи, девочка согласилась искупаться полностью сама: всё ж таки он мужчина, да ещё и незнакомый), снова во время готовки и в момент, когда укладывал заснувшую малышку на расстеленный для неё диван. Какие-то шрамы напоминали следы от сигарет, другие, рваные — как будто пряжку от ремня. Каждый из них пугал не на шутку. Поэтому Серёжа очень надеялся, что в конечном счёте у него получится забрать Павлу у нерадивых родителей. А раз Пашка о них за эти дни даже в случайных разговорах ни разу не вспомнила — значит, действительно с ними было что-то не то. У Гороха оставался лишь один шанс помочь девочке. А именно — подарить ей ту счастливую жизнь, которой у неё, вероятно, не было.       Серёже по-настоящему надо стать Павле отцом.             Но даже если случится потом так, что Павла вернётся назад или по каким-то другим причинам покинет его — он не будет жалеть, что попытался стать для неё папой. Не будет.       Даже если это окончательно разобьёт его сердце.

***

      Серёжа проснулся от каких-то толчков в бок. Еле разлепив глаза, он попытался присмотреться, но в темноте комнаты не увидел ничего. Видимо, была ещё глубокая ночь. Найденный на тумбочке телефон показывал чуть больше половины четвёртого ночи.       Очередной толчок в бок — и Горох развернулся, посветил телефоном и увидел, что пинала его спящая Павла. Судя по напряжённому лицу, девочка видела не самый приятный сон, и это тревожило не на шутку.       — Что ж ты будешь делать… — прошептал в никуда Горох, слез с кровати и осторожно взял девочку на руки.       Такое происходило уже третий раз. По каким-то своим причинам Павла порой приходила к нему по ночам и укладывалась спать рядом. Первый раз Горох знатно перетрухнул, когда увидел девочку и чудом её не разбудил, второй раз начал подозревать, что малышка приходила к нему тогда, когда ей было страшно: потому что колотило её тогда во сне так, что Горох уж подумал вызывать скорую из-за неведомого ему приступа. Но с утра Паша просто рассказала, что «сон плохой приснился», и он это принял. Видимо, сегодняшняя ночь для неё тоже выдалась непростой.       — М-м, пап? — прошептала проснувшаяся от взятия на руки Павла.       — Да, милая, что? — прошептал он.       — Я не пойду, — пробубнила девочка, снова прикрывая глаза.       — Я тебя сам отнесу, не волнуйся, — сказал Горох, но Павла пробурчала лишь:       — Пож-лста, не надо, не хочу…       И что ж ты будешь делать?       Ночевать на одной кровати с девочкой Горох явно не собирался — слишком всё это напрягало, так что он просто замолчал и начал укачивать Павлу и напевать ей тихонько какую-то колыбельную, знакомую ещё с детских времён. Это помогло, и Паша потихоньку задремала, после чего Серёжа отнёс её на диван и положил рядом несколько недавно купленных специально для неё игрушек. А сам ушёл на кухню — ему требовалась явная передышка.       А ещё на всякий случай контакты детского психолога. Он сам не справлялся со странностями малышки.       — Папа!!! — громкий вскрик заставил сердце замереть от тревоги и побежать на голос малышки.       Павла снова проснулась и теперь, испуганная, вцепилась в Гороха как в спасительный круг и тяжело дышала, прижималась к нему, словно хотела спрятаться в него самого. Обхватив девочку, Серёжа опять взял её на руки и обнял, осторожно укачивая.       — Павла, милая, ну ты чего? Что случилось?       — Почему ты меня бросаешь?! — девочка всхлипнула. — Что я сделала не так?       Ох. Вот это ни черта себе.       Слышать такое от ребёнка было… больно. Даже учитывая, что дитё вовсе не его (хотя Горох уже давно мысленно называл Павлу своей).       — Ты не сделала ничего плохого, — выдохнул Серёжа и попытался подобрать слова. — Я тебя не бросаю. Правда. Ты чего? Просто… как бы тебе это объяснить… Маленьким девочкам и взрослым мужчинам надо спать в раздельных кроватках… Понимаешь? И наоборот.       — П-почему?       Так, ладно, Серёжа Горох явно не был готов к детям, которые задавали такие странные вопросы. Логичные, но странные.       В тишине квартиры раздались осторожные шаги, и в гостиную заглянул сонный Артём.       — Потому что так нужно для того, чтобы ты выросла счастливой девочкой, Павла, — пробубнил он. — Похоже она про правила трусиков и подобное вообще ничего не знает.       Да и сам Серёжа, само собой, не говорил с ней на эту тему, ведь всё же… Не совсем девочка его. Искренне надеялся, что ей рассказали это ещё раньше. А он всё-таки… чужой человек. Хоть ни Серёга, ни Павла не желали так считать. И было бы странно, если бы он с ходу начал про это говорить. У Пашки и так в голове чего только не намешано.       — Правило чего?.. — зевнула Павла.       — Ясно, — вздохнул Артём. — Короче, Паш, пока не бери в голову.       — И лучше скажи, почему ты не хочешь спать отдельно? — переключил её внимание Горох.       Девочка засопела немного.       — Потому что мне страшно.       — Что именно тебе страшно?       — Что я проснусь — и я больше не здесь, — вздохнула Пашка и прижалась сильнее. — Пап, не бросай меня… Пожалуйста…       Сколько пришлось перенести этому крохотному ребёнку, что теперь она так цеплялась за незнакомого ей, по сути, мужчину, за того, кто просто о ней немного заботился?!       Серёга и Артём переглянулись, и во взглядах обоих плескалась тревога.       — Я тебя не брошу, — выдохнул Горох. — Я тебе обещаю. Честное белорусское.       В итоге заснуть всем удалось только в районе пяти утра. При этом Горох специально постелил себе на полу в комнате неподалёку от Павлы, чтобы она, проснувшись, точно знала: он рядом, он её не оставил.

***

      Наутро от ночных сюрпризов Павлы, казалось, не осталось и следа: девочка снова улыбалась и веселилась, теперь уже вместе с дядей Артёмом, который добыл где-то в недрах своей комнаты шахматы и учил её играть, пока Горох наскоро готовил для них омлет.       — А почему конь ходит именно так? — вопрошала Павла, надувая губы.       — Потому что это правила, придуманные много лет назад, — усмехнулся Артём.       — Правила придумали, чтобы их нарушать! — возмутилась Паша. — Это же скучно: играть каждый раз по одним и тем же правилам!       — Но в прятки же, например, ты играешь по одним и тем же правилам? — улыбался Артём от непосредственности девочки.       — Нет, мы иногда меняем правила! Можно придумать, что мы — детективы и ищем спрятавшегося преступника! — восхитилась Пашка.       Опачки. А вот это уже зацепка.       — А с кем ты так играла? — осторожно спросил Серёжа и, видимо, зря: Павла сразу как-то нахмурилась, сжалась и подобралась, словно осознала, что сказала что-то лишнее.       Брошенный негодующий взгляд Артёма был правдив без меры: да, слишком резко действовал, напролом, что не есть хорошо.       — Паш, ты чего? Всё в порядке? — Горох отвлёкся от готовки и присел перед ней. — Чего ты разволновалась?       Взгляд Павлы бегал из стороны в сторону, она явно пыталась что-то придумать, но у неё не получалось.       — Не беспокойся, милая, мы не хотели тебя никоим образом обидеть, — Горох постарался снизить градус напряжения и погладил девочку по плечу.       Та удивлённо посмотрела на них.       — Вы не обидели! Просто… — и снова вся сжалась, словно боялась выболтать что-то не то.       Да уж, как, однако, трудно.       — Если ты не хочешь говорить — не говори, ничего страшного. Мы всё понимаем, — кивнул Артём и смущённо посмотрел на Гороха.       Вот, блин, влипли.       — Просто я многого не знаю о тебе. О собственной дочке — и не знаю, представляешь? — Серёжа чуть неловко улыбнулся. — Поэтому я и спросил.       Девочка закусила губу, явно волнуясь и размышляя. Но сделала всё-таки очередной ход и игре и выпалила:       — Мы с ребятами во дворе играли. Только долго не получалось играть, потому что их родители домой звали. А меня нет. Потому что у меня тебя не было.       Павла с какой-то совсем недетской грустью посмотрела на Серёжу, и от этого взгляда становилось совсем тяжело на сердце. Господи, она же совсем маленькая, кроха ещё, откуда у неё такая тяжесть в глазах, такая боль внутри?.. Что случилось с малышкой, раз она так боялась рассказывать о своём прошлом?..              — У тебя, получается, родителей совсем-совсем не было?.. — тихо спросил Гаус, причём с явной осторожностью.              Павла сжалась вся, ручки словно на автомате в кулачки сложила и замерла, казалось, забыв про дыхание совсем. Нервное покусывание поджавшихся губ явно говорило о том, что девочка очень сильно переживала.              Впервые за всё время Горох очень сильно пожалел, что вообще спросил и что в принципе рассказал про девочку органам. Слишком многое говорило о её непростом детстве.              — Мне идти было некуда, только… И всё равно не хотела. А здесь мне так хорошо… Здесь ты, пап, здесь ёлка, тепло… Папа, можно я у тебя насовсем останусь?              Умоляющий взгляд девочки разбил всё внутри на крохотные осколки.              — Папа, пап, пожалуйста! Оставь меня! Я готовить немного умею, полы хорошо мою, подметаю чисто, а ещё я могу совсем немного есть! Пап, пожалуйста! — Павла вдруг резко подскочила к Серёже и крепко обняла его, прямо вжималась и не желала отпускать. — Я всё буду делать, правда!..              После этих слов и всхлипываний девочки решение Горох принял окончательное и бесповоротное.              — Оставлю. Ты моя дочка, и это не обсуждается.              Пусть только попробуют отнять у него Павлу — увезёт малышку в Беларусь, а то и куда подальше от нерадивых родителей, которые испоганили девочке всю психику, судя по всему. Горький и слишком болезненный плач малышки отзывался болью и в сердце Гауса, что смотрел теперь на них с некоторым пониманием.       — И тебе не нужно для этого ни полы мыть, ни подметать… Только если ты сама захочешь, — прошептал Горох, усаживая Павлу к себе на колени и прижимая к себе. — Как готовить со мной, например… Тебе понравилось готовить?       — Угу… — и очередной всхлип.       — Ну вот и хорошо, — Серёжа погладил девочку по спинке. — Так и решим.       Шахматы оказались заброшены в другую сторону кухонного стола, ибо Павле стало вовсе не до них. Сгоревший омлет отправили в мусорное ведро, и вместо этого приняли дружественное решение наскоро запечь пиццу — обычную, без особых изысков. С трудом успокоившаяся Павла с огромным энтузиазмом натирала сыр, Гауса припахали нарезать колбасу, пока Горох намешивал тесто и соусы. Вместе с тем Серёжа на ходу придумывал сказки про «товарища Сыра и генерала Колбасу», с которых ухахатывалась не только Пашка, но и Артём, намекнувший, что это надо использовать в рекламной интеграции — после чего, конечно, был послан Серёжей в Марьину Горку.       Пицца получилась отменной, и Павла после такого сытного завтрака заявила, что теперь хочет стать поваром «как папа».       Сияющее лицо Гороха, наверное, могло осветить всю Москву.       И плевать, что на самом деле он вообще не повар.

***

      Вот на улице Пашка раскрывалась совершенно иначе, чем дома. Если в квартире девочка старалась быть тихой, частенько играла себе в углу, когда Серёжа был занят, то на улице, казалось, она находилась в своей стихии. На прогулках не было места переживаниям, она никогда не зажималась и не пряталась, лишь радостно смеялась и бегала по площадке — в том числе и с другими детьми, с которыми удивительно быстро сдружилась. Но почему-то больше ей было интересно играть вместе с Горохом. Утащить его на огромную горку и скатиться на ледянке вместе, поиграть в снежки, построить огромного снеговика — на что только не хватало фантазии маленькой егозы!              — Слушай, этот снеговик больше тебя раза в два, — смеялся Горох, укрепляя голову снежной фигуры.              — Ага, красивый такой! — улыбалась Павла. — Долго не растает!              — Это точно… О, а можно я тебя сфотографирую возле него? — спросил он с некоторой надеждой.              — Да! — девочка радостно хлопнула в ладоши. — А потом ещё вместе с тобой!              — Замётано!              Горох в самом деле часто фотографировал саму Павлу и себя вместе с ней. Как раз из-за страха, что вскоре девочку могут от него забрать, и всё, что у него останется — это боль в сердце от потери ребёнка (пусть и не его вовсе) и несколько сотен фотографий радостной девочки в знак того, что она всё-таки существовала в этой вселенной.              С Павлой было здорово. Девочка искренне улыбалась ему, живо интересовалась всем происходящим и всюду по дому следовала за новоявленным папой как по пятам. Она постоянно стремилась с ним готовить (правда, теперь Серёжа опасался, что Павла просто хотела показаться полезной, и его тревожило, что ребёнок так сильно старался), включалась в любую придуманную Серёжей игру, много рисовала (особенно их вдвоём) и крепко обнимала в ответ. Девочка быстро полюбила играть в приставку в простенькие игры — пусть и плохо получалось, потому что явно видела её впервые, и играть с ним в настольные игры, нагло стащенные у Гауса.              — Я у тебя выиграла! — радовалась Павла, когда умудрилась обанкротить Серёжу в монополию. — У меня теперь куча денюжек!              Горох, конечно же, поддавался. Куда там пятилетней девочке до него? Но зато искренняя радость и счастье, сиявшие на лице названой дочери, стоили всего.              — И куда ты столько денежек потратишь? — хихикал Серёжа, с улыбкой глядя на дочку.              — Сначала куплю себе шоколадки! — восхитилась Павла и помогала отцу собирать игру назад в коробку. — Много-много шоколадок! И мороженого! А потом… — девочка задумалась. — Куплю домик, чтобы мы там жили! Большой домик! Ты же поедешь со мной в домик?              Даже если бы Павла не смотрела таким умоляющим взглядом — Серёжа бы всё равно согласился.              — Конечно!       У них быстро вошли в традицию такие настольные игры по вечерам, в которые Серёжа учил девочку играть, и сказки перед сном. Многие из них Горох придумывал сам, но этим вечером он из списка уже отправленного в закладки сайта сказок вычленил одну и усмехнулся.              — О, я про неё совсем забыл, — засмеялся Серёжа. — Павла Сергеевна Горох, хочешь, я прочитаю сказку про семью Горох?              — Давай! — девочка аж подскочила на кровати. — О чём она?              — А вот ты ложись, милая, и слушай, — улыбнулся он. — Интересная сказка про царя Гороха и дочку его Горошинку…              — Это я! — засмеялась Пашка и всё-таки улеглась в кроватку, готовясь слушать.              После прочитанной Серёжей сказки зевающая Павла, уже засыпая, заметила:              — А я точно Горошинка… Тоже в коробочке пряталась, чтобы дядя Гоша меня не видел…              Серёжа замер.              Отключаясь, Павла сама не заметила, как выдала очень важную информацию о своей прошлой жизни, и это следовало запомнить.       — А зачем ты пряталась от дяди Гоши? — осторожно прошептал Горох с надеждой, что сонная Павла что-то да выболтает.       И надежда оказалась не зря.       — Чтобы меня не трогал, — пробубнила Павла и окончательно провалилась в царство Морфея, оставляя новоиспечённого отца абсолютно обескураженным.       Господи, Павла, в каком ужасе ты жила?..       Горох вышел на кухню, уселся за стол и схватился за голову. Сердце сжимало от горечи и… страха за девочку. Ему уже было плевать, как она оказалась у него дома. Самое главное — что теперь находилась в безопасности и он не собирался более отдавать малышку кому бы то ни было. Особенно грёбаному дяде Гоше. Если Горох узнает, что он с Павлой сделал что-то очень нехорошее, он лично отделает его так, что мама родная не узнает. Но в сердце теплилась надежда, что Паша имела в виду что-то другое. В конце концов, девочка мужчин вроде как не боялась. Это немного успокаивало. Правда, всё равно залезания к нему в кровать при этом тревожили.       — Ты как? — Артём зашёл на кухню и сел рядом. — Уж прости, но я слышал разговор.       — Да пиздец, Тём, — Горох вздохнул и нервно потёр лицо. — Мало того, что я не справляюсь, так ещё и… Дядя Гоша этот, блять… А если он, не дай Бог…?       — Слушай, может, ей бы какое-нибудь психологическое тестирование провести, — вздохнул Гаус. — Раз уж ты решился оформлять документы по опеке. Может, это как раз станет решающей деталью для того, чтобы девочку отдали именно тебе, а не её родным.       — Так пока что всё это… Не особо официально, понимаешь? — Серёга выдохнул. — Но вообще, ты прав. Я просто… ссу пиздец. Знаешь, иногда с ней играешь, рисуешь и вроде кажется — обычный стандартный ребёнок, а потом её как заглючит — так мне страшно становится. За неё саму.       Артём погладил Гороха по плечу в жесте поддержки.       — Мне теперь тоже. Короче… Если вдруг у тебя попытаются её забрать — я буду первым, кто будет держать оборону.       Такие слова стоили всего.       — Спасибо друг, — Серёжа благодарно улыбнулся.

***

      Следующим утром «Минских» позвали в офис: срочно требовалось решить вопросы по рекламным интеграциям, и сделать это по видеосвязи почему-то было нельзя, так что с большими ругательствами (но без матов: всё-таки с ними ребёнок) Серёга и Артём засобирались на работу. Павлу оставлять одну никто не собирался, так что для девочки Горох собрал небольшой рюкзачок с карандашами, альбомом и фломастерами, дабы ей не было скучно.       — Пожалуйста, Павла, никуда не убегай из офиса, — наставлял он её. — Я тебя очень сильно прошу. Просто ты можешь потеряться и попасть в плохую ситуацию, и мы за тебя волнуемся. Отдохнёшь там, порисуешь… Я тебе покажу, как мы и над чем работаем. Хорошо?       — Хорошо! — кивнула Паша. — Правда, я думала, ты в ресторане работаешь. Готовишь.       Серёжа чуть улыбнулся.       — Нет, милая, не в ресторане. Но иногда на работе я занимаюсь готовкой! Я потом тебе всё покажу, хочешь?       — А то! — восхищённо воскликнула девочка.       В офисе Павла очаровала всех присутствующих. Девочки-стилистки, подобравшие ребятам костюмы для интеграции, пришли в полнейший шок, когда чуть смущающаяся и цепляющаяся за руку Гороха малышка представилась им. Да, было чему удивляться, но как-то вскоре всё быстро утихомирилось: девочки сами как-то решили, что Серёжа просто раньше шутил про выдуманность Павлы, а она оказалась более чем реальной.       Эх, если бы всё было так просто…       С большим интересом Павла осматривала их офис, хихикала с боксёрского разрисованного манекена, любовалась огромным количеством самого разного реквизита и даже попробовала вместе с Андреем Андреевым сыграть в некоторые испытания «Неигр». Особенно удивительно было, когда Павла ловко закидывала теннисные шарики в стаканчики.       — Пятёрка тебе за метание! — усмехнулся Андрей. — Ты где так натренировалась?       — Когда дома мусор убирала, а до ведра идти было далеко! — засмеялась девочка, а Горох сделал себе мысленно ещё одну отметку.       Так, Павла ещё постоянно помогала по дому. Неудивительно, что и перед Горохом она стремилась показать себя ещё лучше и упрашивала оставить её аргументами про уборку.       Позже их всё же позвал Стас в свой офис, и Серёжа усадил Павлу за стол, разложив ей альбом с фломастерами.       — Посиди тихонечко, ладно? И прошу тебя, никуда не уходи, — он поцеловал её в макушку. — Очень тебя прошу.       — Я сама от тебя никуда не уйду, — вдруг довольно серьёзно сказала Пашка, и в сердце отчего-то кольнуло.       Словно Павла на деле имела в виду что-то другое, пока неизвестное самому Гороху.       В очередной раз Шеминов оказался абсолютно невыносимым, и Горох снова умудрился с ним поскандалить из-за ряда интеграций. У Стаса, кажется, имелась травма на тему красного цвета. Он так-то по всем канонам рекламы считался продающим, так какого хрена вообще? Если у Шеминова дальтонизм, то они здесь вообще ни при чём. Ещё и какого-то чёрта именно Артёма вынудили заниматься закупками… Серьёзно?       В итоге, так постоянно цапаясь друг с другом, они дошли до офиса «Минских», обсуждая съёмки на ближайшие два дня.       — А я тебе говорю: мы не будем использовать жёлтую палитру в этом наряде, и девочкам скажи, потому что… Это что?       Шеминов первым зашёл в офис и заметил преспокойно себе сидящую за столом спиной к нему рисующую девочку. Она надела на себя Артёмовы большие наушники и явно слушала какую-то песню, напевая себе под нос. На столе лежал ещё и телефон Артёма: теперь понятно, кто решил украсить времяпровождение Павлы.       — Что ты замер так? — усмехнулся Серёжа.       — А… а это ещё кто? — Стас с недоумением смотрел на девочку, спокойно рисующую какой-то кактус.       — Павла, — спокойно ответил Горох.       Стас усмехнулся.       — Юморист, блин, ну серьёзно!       — Это Павла. Моя дочь, — с той же нейтральностью ответил Серёжа, краем глаза видя, как за спиной Шеминова Артём с трудом сдерживал смех. — Я же о ней рассказывал.       — Не смешно, блять, — фыркнул Стас и тут же испуганно вдохнул и шлёпнул себя по губам.       — Вот именно, не ругайся при ребёнке.       — Да я всё равно уже такие слова знаю, — Павла стащила наушники и развернулась к ним, являя своё личико — такое похожее на самого Гороха — и улыбнулась. — Здравствуйте!       При виде столь похожей на Серёжу выдуманной Павлы Стас резко побледнел. Его большие глаза, казалось, ещё немного — и реально вылезут из орбит. Впервые в жизни Горох увидел, что у Шеминова затряслись руки.       Ничего себе, этого бешеного что-то могло пробить?       — Какого… чёрта… — неожиданно осипло произнёс он и развернулся к Гороху с потерянным взглядом.       Видеть своего невыносимого начальника столь растерянным было чем-то… очень приятным. Горох Павле сегодня кучу игрушек накупит в благодарность за её появление в их жизнях.       — Пап, а что с дядей? — несколько встревоженно произнесла Пашка.       — Папа?.. — Шеминов растерялся окончательно и рухнул в стоявшее неподалёку кресло.       — О, Господи, да, папа! — Серёжа закатил глаза и рукой подозвал к себе Пашу. Дочка лихо слезла со стула и подскочила к нему, крепко обнимая.       — Пап, с ним всё в порядке?       Его Павла так заботилась об окружающих, это… трогало.       — Сейчас, он скоро оклемается, — улыбнулся Горох и посмотрел на Шеминова. — Знакомься, Стас — это моя дочка Павла, самая что ни на есть настоящая и не выдуманная. Пашенька, а это — дядя Стас, мой непосредственный начальник. Вот мы с ним вместе и занимаемся тем, что создаём весёлые и интересные передачи.       — Вау… — восторженно произнесла Паша. — Вы крутые!       Шеминов несколько растерянно усмехнулся.       — Погоди-погоди, Серёг… — он внимательно посмотрел на Павлу. — Ты всё это время говорил нам про дочку… И это всё было правдой на самом деле? А нафига ты шутил, что она выдуманная?       — А я раньше и была выдуманная, — улыбнулась Павла. — А потом взяла и сбылась!       Серёжа не смог удержаться от смешка. Его девочка сама всё придумала, такая умница! И ведь даже почти не покривила душой.       — В каком смысле? — недоумённо спросил Стас.       — Папа хотел себе дочку и загадал её на Новый год, он мне сам рассказал, — улыбнулась Павла. — А я очень сильно хотела себе папу и тоже его себе загадала. В итоге Дедушка Мороз решил исполнить наши мечты и помог нам найти друг друга!       Слишком часто Павла говорила про неведомого Дедушку Мороза, что исполнил её желание. Не много ли совпадений с тем странным костюмированным дедом в торговом центре?..       — А, так ты приёмная? — Шеминов явно расслабился, даже плечи опустились, зато злость всплеснулась в самом Горохе.       Даже если и приёмная, это его, блять, не касалось.       — Стас, замолкни, — неожиданно даже для себя рыкнул Серёжа, прижимая Павлу к себе ближе.       — Папа, не злись, — Паша взяла его за руку. — Давай лучше я тебе рисунки покажу!       — А что я не так сказал? — удивился Стас и с недоумением посмотрел на Гороха.       От эмоционального монолога Серёжу сдержала только дочка, что рвалась показать ему нарисованные растения и парочку рисунков с ними двумя. Улыбка появилась сама собой, стоило Гороху увидеть, что Павла нарисовала их обоих очень ярко и явно счастливыми: на одном рисунке Павла стояла с ним за ручку на каком-то цветочном лугу, а на втором имелся ещё и большой деревянный, судя по всему, домик. Как рассказала девочка, тот самый, где они будут жить вдвоём.       Шеминов смотрел на них с каким-то подозрительным и хитрым взглядом, и Гороху это очень не нравилось. Почему-то он словил себя на желании забрать малышку и спрятать куда подальше от его глаз, словно Стас являлся каким-нибудь Кощеем, а его Павла — Алёнушкой, за которой он охотился. Бред какой-то. Хотя в качестве сказки можно Пашке и рассказать: придуманные им истории она очень уж полюбила.       — Слушай, а ты не хочешь сходить на каток? — улыбнулся Серёжа, когда Стас наконец ушёл восвояси и отпустил его самого домой. — Тут есть недалеко.              — На каток? Это где коньки? — переспросила Павла и после кивка Гороха загрустила: — Я не умею.              — Ну и что? Так поучу тебя, — он погладил девочку по голове. — Никто ж не говорит, что ты всё сразу должна уметь. Потренируемся. Дядю Артёма возьмём, он тоже поможет. Хочешь так?       Павла задумалась.              — А он на меня не злится?              Вот это сюрпризы. Максимально неожиданная реакция на Артёма. Он же вроде как… добродушный. Если только поначалу реагировал на Павлу несколько странно, но это объяснимо: представьте, что у вашего соседа по квартире и ближайшего друга появился ребёнок из ниоткуда!              — С чего ты взяла, что он на тебя злится? — удивился Серёжа. — Он тебя как-то обижал?              — Нет, вообще нет, — Павла помотала головой. — Он просто… очень серьёзно так на меня смотрит.              Потому что Артём рационалист и не угомонился бы, пока до правды не докопался. Детектив, блин.              — Так он по жизни просто такой, — Серёжа поправил Павле косичку. — Очень серьёзный дядька. Но это если его на коньки не поставить. А если мы его поставим — то обещаю, он тебе устроит творческую вакханалию!              Дверь открылась — и в офис заглянул вымотанный и да, очень серьёзный Гаус.              — А вот и мистер творческая вакханалия пожаловал, — Горох усмехнулся, а на недоумённый взгляд заметил: — Это я про езду на коньках. Пойдёшь с нами?              Артём пожал плечами.              — Да почему бы и нет. Я наконец освободился, — он забрал свой телефон со стола и обратился к Павле. — Послушала музыку?              — Ага! — улыбнулась девочка. — Только я не поняла, что такое «сигма бой».              Твою-то налево.              — А я что? — сразу сказал Гаус после недовольного взгляда Гороха в его сторону. — Я включил плейлист с песнями для детей. Откуда я знал, что там такое?              — Что такое «сигма бой»? — вопрошала Паша.              — Чутка подрастёшь — и я тебе расскажу, — выдохнул Серёжа. — А теперь — давайте-ка собираться на каток, а потом заодно и в кафе сходим, проголодаешься же…              Кататься на коньках для Павлы оказалось очень страшным, но интересным делом. Сначала на её маленькую ножку еле нашли коньки, потом основной проблемой стало убедить девочку встать на лёд: она чуть ли не плакала и цеплялась за названого папу, забор, штаны Артёма и даже за какого-то незнакомого мальчика, боясь упасть и «сломать себе все свои ноги». Лишь после минут десяти сплошных уговоров Серёжа всё-таки смог убедить Павлу выйти на лёд.              — Страшно… — Паша крепко держала Гороха за руки. — Я боюсь, что упаду.              — И что случится, если ты упадёшь? — спросил Артём, подкатывая к ней впереди.              — Я упаду, по моим рукам проедутся и отрежут лезвиями пальцы, — Павла насупила губы.              — Паша, вероятность этого очень мизерная, — объяснил Горох, но крепко держал девочку. — Я всё время рядом, я буду за тобой следить и придерживать. Да и мы же не помчимся кататься в самую гущу толпы, будем здесь возле заборчика, чтобы никому не мешать и чтобы нас никто не беспокоил.              — Если хочешь — мы с Серёгой будем чередоваться, катать тебя и держать за руки, чтобы уж точно никто их не тронул.              — Давай! — Павла восхитилась, но всё равно смотрела несколько взволнованно.              Коньки давались девочке тяжело: она очень боялась ставить ноги как-то иначе, опасалась толкаться самой, несмотря на убеждения Серёжи, что он её удержит, и с некоторой завистью смотрела на кружившего возле них Артёма.              — Как тебе не страшно? — удивлялась Павла.              — А кто тебе сказал, что мне поначалу не было страшно? Было, — улыбнулся Артём. — И папке твоему было! Просто суть в том, чтобы делать что-то, несмотря на страх. Например, оттолкнуться одной ножкой и прокатиться на другой. Хотя бы совсем немного!              Гаус встал на расстоянии метра от неё и поманил рукой.              — Павла, вот попробуй! Просто один разочек! Видишь, возле нас никого нет, все в центре гоняют! Сможешь?              Тяжелый выдох — и…              — Ладно… Пап, но ты всё равно рядом будь! — девочка умоляюще посмотрела на него.              — Пашка, я всегда рядом, — улыбнулся Горох и отпустил Павлу, но далеко никуда не уезжал, был готов подстраховать.              Павла явно собиралась с духом, но через пару секунд всё-таки чуть оттолкнулась, чудом не упав, и прокатилась совсем немножечко.              — Папа, жутко! — воскликнула Павла и повернулась к нему.              — Да, но смотри, у тебя получилось проехать сантиметров двадцать! Ты такая умница у меня! — он осторожно погладил её по голове.              — Пашка, молодец! Давай, всё получится! — Гаус звал её к себе.              Девочка засмеялась и теперь уже гораздо смелее оттолкнулась и прокатилась ещё больше и в итоге с трудом, пару раз чуть не завалившись, докатилась до Артёма и вцепилась в его штаны.              — Ну, вот! Получилось же! — Артём улыбнулся. — А давай теперь прокатишься до папы?              — Давай! — Павла дала себя развернуть и попробовала теперь осторожно прокатиться к отъехавшему недалеко Гороху. Секунд десять испуга и езды — и девочка с радостным визгом кинулась к нему в объятия и получила очередную порцию похвалы.              Позже Паша привыкла настолько, что даже попросила разрешения прокатиться чуть дальше возле забора, что Горох ей, само собой, разрешил. Малышка теперь цеплялась за перила у забора и резво катилась с их помощью. Артём пока что отъехал в сторону, дабы самому насладиться катанием, а Серёжа любовался на Павлу и чувствовал себя счастливым. У него есть дочка — чего ещё можно пожелать?       — Олеся? Олеся, это ты? — вдруг послышался рядом с ними звонкий женский голос.              К девочке словно почти из ниоткуда подъехала какая-то девушка лет тридцати в странной вихрастой шапке и вязаном шарфе, резко присела и с силой схватила Павлу за плечи, чуть ли не встряхивая.              — Олеся, ты куда пропала? Саша тебя потерял! Мы даже к тёте твоей ходили, а тебя дома не было! Ты куда это подевалась, столько времени…              Сердце Гороха замерло, он резво кинулся к Павле и странной женщине, игнорируя вспыхнувший мигом в душе огонь тревоги. Случилось то, чего он больше всего боялся все эти дни, что находился рядом с Павлой: нашёлся кто-то, кто знал о ней правду.              Павлу могут отнять.              — Женщина, вы кто? И почему вы лапаете мою дочь? — сам от себя не ожидая, выкрикнул Горох и резко притянул к себе опешившую и явно испуганную Павлу.              Сама девочка в секунду вжалась в отца и с такой силой схватила его руку, что Серёжа на мгновение подумал, что Паша способна её и вовсе сломать.              Павла знала эту женщину.              Она её боялась.              Ошарашенная такой агрессией женщина с явным недоумением посмотрела на них обоих: обозлённого Серёжу, готового коршуном накинуться на обидчицу, и испуганную девочку, и встала.              — Простите, но… Понимаете, у нас во дворе мы уже много дней девочку одну не видели, Олесю, а у неё семья неблагополучная, мы испугались, что с ней что случилось, а тут я вижу вашу девочку, а они… они так похожи, понимаете?              Сказок не существовало. Павла не взялась из ниоткуда и не стала исполненным желанием, загаданным магазинному Деду Морозу. Павла оказалась неизвестной девочкой, пропавшей чёрт знал сколько дней назад и не пожелавшей вернуться назад.              Слишком многое начало вставать на свои места.              — Я вас не знаю, я вас не знаю, я вас не знаю, — вдруг как заведённая заталдычила Павла и ещё сильнее — хотя куда там! — вцепилась в Гороха. — Папа, папочка, не отдавай меня, она меня назад вернёт, а я не хочу возвращаться, папа, пожалуйста!..              Паша посмотрела на него таким умоляющим и отчаянным взглядом, что Горох не стал даже думать: резко похватил испуганную девочку на руки и со злобой посмотрел на растерявшуюся женщину.              — Это моя дочь. Моя. Её зовут Павла.              Никакая не Олеся.              И пошёл к чёрту закон.              Если Павла хотела остаться с ним — она останется, и он всё для этого сделает.              Даже выкрадет ребёнка.