Love & race

В комнате отдыха душно и темно. Дверь закрыта на замок, а окна зашторены, чтобы ни один луч солнца или любопытный взгляд не мог проникнуть в их уединение. Их запахи сливаются в один крепкий, жаркий дуэт, страстно окутывая два разгорячённых тела. Тэхён прижимается ко лбу Чонгука своим, крепко обхватывая его затылок большой мозолистой ладонью, вплетая длинные пальцы в мягкие смоляные кудри, и зажмуривает глаза, ощущая горячий выдох омеги на своих щеках. Маленькие ладони Чонгука цепко хватаются за комбинезон на плечах мужа, а дыхание всё никак не может прийти в норму, сбиваясь на сладкие, торопливые полувздохи. Они проделывали этот ритуал бессчётное количество раз, перед каждым заездом Тэхёна, но абсолютно каждый раз Чонгуку так сложно разжать пальцы и отпустить его. Каждый раз он жмурится, цепляясь за родные широкие плечи, жадно ловит спокойные, размеренные вдохи альфы и молится всем богам, чтобы вернули ему Тэхёна живым, чтобы трасса нашла своего победителя без лишних жертв. Сердечко Чонгука уже привычно колотится у него в горле и на глаза наворачиваются предательские слёзы, которые омега яростно подавляет. Тэхён не любит, когда Чонгук плачет перед первым стартом, он считает это плохим знаком. Подумать только, уже десять лет они вместе, десять лет омега провожает мужа на трассу в разных странах и городах, только они и темнота перед стартом, но Чонгуку на глаза до сих пор наворачиваются слёзы. Тэхён — главный фаворит гонки, стабильный пилот, признанный мастер, многократный чемпион мира. Он уже не раз доказал, что способен управлять ситуацией и избежать аварии всеми возможными способами, но глупое сердце Чонгука просто беззаветно любит этого альфу и не может успокоиться до тех пор, пока он не выпорхнет из своего болида и не прижмёт к себе омегу привычным, собственническим жестом. — Тэхён, — отчаянно шепчет Чонгук, точно так же обхватывая ладонью коротко стриженный затылок мужа, ощущая ладонью, какая у альфы горячая, влажная от пота кожа, и как он привычно пахнет любимым, чуть пьянящим карахильо. — Тэхён. — Я люблю тебя, — низко басовито рычит альфа в ответ, жадно прижимаясь губами к омежьим щекам, оставляя пылкие поцелуи по всему любимому личику, спускаясь вниз от виска, по пути собирая крошечные капельки пота, до чувствительной мочки уха и сладкого местечка за ним, слизывая горький привкус тропических духов. Там короткие чёрные кудряшки липнут к карамельной коже, и сливочно-молочный запах Чонгука сгущается для него, только для него одного, и раскрывается новыми сладкими нотами от несдержанного укуса. Под тихие стоны Чонгука альфа широко лижет очередную покрасневшую метку, извиняясь за собственную пылкость, притягивая омегу поближе к себе за узкую талию и игриво прихватывая золотую каплю серёжки губами. — Я так люблю тебя, Господи, — голос Тэхёна срывается в темноте. — Я умру за тебя и воскресну, всё сделаю, ты мой. Мой омега. Никому тебя не отдам, никогда. Чонгук хватает разгорячённый между ними воздух ртом, буквально вдыхает это до сих пор такое волнительное и желанное «никогда», всем телом вжимаясь в большое твёрдое тело мужа. У него внутри томно разгорается жаркий огонь, сладостно, упоительно распирая грудную клетку и стекая вниз к нетерпеливо поджавшемуся животу, концентрируясь прямо под вытянутой впадинкой пупка. — Я люблю тебя больше, — пылко шепчет омега, ответно ласкаясь и вжимаясь лицом в ароматную шею Тэхёна. Их любовь, она неизмерима, необъятна. Люди так не любят, просто не умеют. Это больше, чем нежность, сильнее, чем зависимость, жарче, чем страсть. Это всё. Всё, что у них есть с самого начала, с жизни в бедности и голоде, потом — в богатстве и роскоши. Два сердца, соединённые в одно, два тела, преданно принадлежащие друг другу без остатка. Мягкие пухлые губы Чонгука находят раскрывшиеся ему навстречу губы Тэхёна, когда в дверь комнаты отдыха негромко стучат, предупреждая, что альфе пора уходить. Они торопливо мокро целуются, Тэхён жадно вылизывает маленький горячий рот мужа, горячо сцепляясь с ним языками. Чонгук поднимается на носочки, лижется, как котёнок, и не может заставить себя остановиться, поочерёдно посасывая то нижнюю, то верхнюю губы своего альфы, собственнически обхватывая его за широкую спину. Тэхён жарко выдыхает низкий стон прямо ему в рот. Они размыкают объятия резко, вынужденно отпуская друг друга под повторную дробь уже более настойчивых ударов. Наверняка это Хосок, гоночный инженер Тэхёна, он не отличается терпением в такие моменты. — Я буду ждать тебя на финише, альфа, — хрипло выдыхает Чонгук, укладывая маленькую ладонь на щёку мужа. — Как всегда. Тэхён накрывает его руку своей, потираясь об неё слегка колючей щекой. — Не забудь придержать юбку, детка, — игриво рычит альфа, Чонгук ладонью чувствует его дерзкую, клыкастую ухмылку. — Я приеду с ветерком. Чонгук звонко смеётся, отнимая руку от любимого лица. Тэхён целует родную ладонь в самую мягкую серединку и первым покидает душное помещение, не оглядываясь. Там его подхватывает уже взвинченный до предела Хосок, торопливо выводя на улицу. Инженеры и механики суетливо мелькают в проходе, проводя окончательные проверки перед стартом, а руководитель команды, Ким Намджун, координирует все их действия, как всегда звуча спокойно и обстоятельно. Этот гоночный уик-энд обещает захватить сердца зрителей. Борьба за кубок развернётся между уже давно всем знакомыми пилотами и новичками, в какой-то степени тёмными лошадками первого заезда. Чонгуку от этого вдвойне не спокойнее, молодые горячие альфы всегда из кожи вон лезут, чтобы вырвать себе первые победы буквально зубами. Порой, они самые жестокие и беспринципные соперники на трассе. В этом спорте всего двадцать мест на весь мир, многие хотят занять место Тэхёна или других пилотов, «старичков», стабильно получающих контракты от топовых команд, и громко заявить о себе. Чонгук неосознанно прикусывает нижнюю губу, теребя висящий на шее пропуск. Что-то внутри него предчувствует неприятности, но омега даже мысли подобные старается отогнать как можно дальше. Он просто боится думать о том, что Тэхёну может что-то угрожать. Да, это опасный спорт, смертельно опасный, но Чонгук привык видеть Тэхёна среди этого хаоса интриг и нападений непоколебимой скалой в бушующем штормовом море. — Ну, что с тобой, Гук, — в боксе его подхватывает жених второго гонщика команды, Пак Чимин, невысокий, очень миловидный и фигуристый омега. — Так разволновался. Это же всего лишь практика, всё будет в порядке. Чимин приятный человек, открытый и улыбчивый. Его глаза напоминают полумесяцы, когда он смеётся над очередной шуткой Карлоса, своего альфы, или кого-то из механиков. Они с Чонгуком не дружат в привычном смысле этого слова, но в силу того, что видятся чаще, чем с членами своих семей и вместе переживают взлёты и падения своих альф на трассах, привыкли и крепко прикипели друг к другу, как родные. — Да, да, ты прав, — Чонгук растягивает губы в неискренней улыбке, пытаясь самого себя успокоить и не пугать младшего омегу. — Просто не выспался, наверное, и джетлаг замучил. — У меня тоже голова немного гудит, это нормально. — Просто, — снова нервно вздыхает Чонгук. — Монако всегда был сложным, ты же знаешь. Здесь трасса очень узкая, и в прошлый раз Тэхён задевал отбойник, у меня тогда сердце чуть не выпрыгнуло… — Но он выиграл тот гран-при, Чонгук, — мягко возражает Чимин, стараясь приободрить старшего омегу. Ему немного странно видеть Чонгука таким, обычно он непоколебим, ну, или выглядит таким, как и Тэхён. Они оба удивительно спокойные и поддерживающие друг друга альфа и омега. Их брак для Чимина — идеал. Он каждый уик-энд наблюдает за их любовью, за тем, как внимательно и цепко Чонгук следит за Тэхёном на трассе, как радостно приветствует его после гонки, как Тэхён, зачастую, доверяет ему общение с журналистами, как влюблённо смотрит на своего омегу и разделяет с ним абсолютно каждую свою победу и каждое поражение. Они вместе и на этом точка, вот чего Чимин в тайне ожидает и от своего будущего брака. Чонгук немного выдыхает, обдумывая слова омеги. Он прав, конечно, прав. И Чонгук всем сердцем верит в Тэхёна, знает, на что тот способен, поэтому волнение слегка утихает, позволяя ему расслабить напряжённые плечи, будто с них вмиг свалилась часть тяжёлого груза. — Пойдём к экрану, сейчас начнётся, — мягко, благодарно зовёт Чонгук, приобнимая младшего за круглые, узкие плечи, не скрытые тканью рукавов-фонариков лёгкой, полупрозрачной блузки. — Как себя чувствует Карлос? Мы не успели поболтать. Омеги усаживаются на стулья чуть дальше от механиков, дружелюбно отвечая на приветствия со всех сторон. — Всё хорошо, он в отличной форме, — улыбается Чимин, теперь уделяя всё своё внимание трансляции и своему альфе. — Это замечательно, — негромко выдыхает Чонгук, сжимая взмокшие от нервов ладони в замок на коленях. — Просто замечательно…

***

Тэхён ведёт машину плавно, управляя одной левой рукой. Правой он привычно поглаживает упругое бедро мужа, иногда игриво проскальзывая под лёгкую ткань платья и наслаждаясь теплотой его бархатной карамельной кожи. Чонгук расслабленно полулежит на приспущенном сидении, тихонько, мягко мурлыкая и лениво рассматривая из-под ресниц улицу, освящённую сотней огней. Монте-Карло никогда не спит ночью. Этот роскошный район расположен в самом сердце княжества Монако. Жизнь тут бурлит игристым вином и сверкает тысячами бриллиантов. Богатая публика полноводной денежной рекой стекается во дворец казино, чтобы оставить там баснословные суммы. Цветущие сады, шикарные отели, эксклюзивные рестораны, знаменитые модные дома влекут сюда самую элитную публику из разных уголков света. Но особенные страсти разгораются во время гоночного уик-энда, который привлекает в Монте-Карло огромное количество туристов и знаменитостей. В этом сезоне Гран-при Монако является восьмым этапом чемпионата мира Формулы-1. В пяти предыдущих заездах Тэхён финишировал на первой позиции, в Бахрейне и Австралии он оформил себе «Большой шлем», а в эту субботу на квалификации завоевал поул-позицию. В Монако зачастую гонка выигрывается в субботу, поэтому на него возлагают большие надежды. — Не засыпай, детка, — тихо просит альфа, нежно похлопывая Чонгука по упругому бедру. — Мы почти приехали. Сходим в душ и ляжем сладко спать в кроватку. Салон дорогого спортивного автомобиля затапливает спокойный, густой молочный запах Чонгука, податливо льнущий к крепкому кофейному запаху его мужа. — Тэхён, мы что, старые? — полусонно грустно спрашивает омега, на мягком, мяукающем корейском. — Раньше мы летели на вечеринку в клуб, потом ночь напролёт занимались жарким сексом и засыпали на рассвете, а теперь ложимся спать в кроватку ранним вечером. Тэхён смеётся, ненадолго поворачиваясь к надувшему губы мужу. — А ты хочешь в клуб? Можем вернуться, мы не далеко уехали. Можем ещё заскочить в казино, помнится, лет пять назад тебе нравилось спускать там половину моих гонораров. — Тэхён, — укоризненно тянет Чонгук, медленно хлопая ресничками. — Я не хочу в клуб и казино, у меня глаза слипаются. Перенервничал сегодня, пока проходила квалификация. Вы с Карлосом решили нас с Чимином просто довести до сердечного приступа, ну, как так можно. Когда Карлоса дёрнуло и развернуло на триста шестьдесят градусов на трассе, Чимин побледнел настолько, что рухнул на стул полуживой и его отогнали от экрана, чтобы сознание не потерял от волнения за своего альфу. — А я вот видел, как они вдвоём по-ребячески хихикали, когда убегали от журналистов, а потом страстно целовались за нашим боксом, отмечая его честно завоёванную вторую позицию, — хмыкает Тэхён, откровенно ухмыляясь. — Думаю, этой ночью Карлос ни один раз приведёт своего омегу в чувства, если ты понимаешь, о чём я, — заигрывая, дёргает бровями альфа, бросая жаркий взгляд на приободрившегося Чонгука. Он подтягивается на сидении повыше, ёрзая и устраиваясь удобнее, чтобы глаза не закрывались. Его соблазнительные бёдра трутся друг о друга, оголяясь из-за коварно сползшего подола, а налитая грудь подпрыгивает в беленьком лифе нежного, летящего платья, немедленно притягивая чёрный, жаждущий взгляд его мужа. Он продолжает вести машину почти на одних инстинктах, уделяя больше внимания сочному, расслабленному телу Чонгука, чем дороге. — Ты самый настоящий альфач в мире альф, Тэхён, — убеждённо кивает омега, показательно соглашаясь с самим собой. — Бесстыдный, развратный… — Сексуальный, — низко тянет альфа, вклиниваясь в свою нелестную характеристику. — Самонадеянный, — с нажимом продолжает Чонгук. — Нахальный… — Уверенный. — Развязный и вульгарный ловелас, вот ты кто, — с чувством выполненного долга и упрямым лицом заканчивает описание омега, следом хмуро оглядывая подозрительно довольного Тэхёна. — И не надо тут сверкать своими глазами и играть мускулами. Эти фокусы на меня не действуют уже давно. — Да что ты, — деланно удивляется альфа, поддразнивая мужа. — А кто вчера вечером так сладко, громко стонал под этим развратным, бесстыдным, нахальным и вульгарным ловеласом, сверкающим глазами и заигрывающим мускулами, что утром мог только скрипеть и похрипывать, как старая, несмазанная дверная петля, м? Не знаешь, что это за омега такой? — Ким Тэхён! — возмущённо вскрикивает Чонгук, резко оборачиваясь к альфе лицом, — так резко, что Тэхён всерьёз переживает за его прелестную, длинную шейку. — Ты сравнил меня с какой-то старой, дряхлой дверной петлёй?! — Я такого не говорил, — тут же открещивается от своих слов альфа, помахивая кудрявой головой из стороны в сторону. — Ты самая красивая, новенькая дверная петля, отлитая из золота, не меньше. Такая сочная и горячая, очень страстная и в то же время нежная. Дверная петля, м-мм. В конце он низко, протяжно стонет, от чего по спине у Чонгука мигом прокатывается будоражащая волна мурашек, от затылка до самого копчика, одновременно зажигая что-то томное и жаркое внизу его живота. Омега шумно выдыхает, плотно сжимая свои вкусные, карамельные бёдра, и закусывает нижнюю пухлую, розовую губку зубами, неосторожно показывая уже порядком заведённому Тэхёну маленькие жемчужные клычки. — Перестань говорить про дверные петли так возбуждающе, — отчаянно стонет Чонгук, под грустный, провожающий взгляд альфы обратно натягивая на голые, круглые коленки подол платья. — И вообще, не надо так распаляться в машине. В прошлый раз нас твои фанаты чуть не поймали на самом интересном месте, хорошо, что не успели сфотографировать твою голую задницу, альфа. Чонгук покрывается румянцем, вспоминая любопытные лица, пытавшиеся заглянуть в тонированные окна известного, ярко-оранжевого рейндж ровера, пока он там изо всех сил сдерживал сладкие, рыдающие стоны, лёжа под Тэхёном на заднем сидении. У альфы начинался предгон, и он был очень страстным в своём желании разложить податливого мужа прямо в машине и тягуче медленно и сильно трахнуть, чтобы оставить на нём как можно больше своего запаха. — Детка, в этом порше мы с тобой не сможем так извернуться, — провокационно улыбается Тэхён, заруливая на территорию отеля, в котором они остановились. — И мы уже приехали, так что можем перейти ко второму пункту твоих воспоминаний о нашей бурной молодости. — Какому пункту? — переспрашивает Чонгук, на радость своему альфе. — Жаркий секс ночь напролёт, — клыкасто улыбается Тэхён в ответ. Дорога до их люкса пролетает мимо Чонгука, особо расслабленного томлением внизу живота и первой горячей влагой между ног. Сильные руки Тэхёна принимают практически весь вес омеги на себя, крепко обхватывая любимое тёплое тело. Альфа внутри него буквально прорывается наружу, чтобы заласкать и занежить своего омегу, расслабленного настолько, что его молочный запах свободно распространяется в кабине лифта, заполняя её всю душистым сливочным ароматом. Тэхёну хочется его сожрать, ну, или хотя бы крепко укусить за самые сочные местечки на плечах, бочках и бёдрах. — Такой расслабленный и покорный для меня, моя сочная детка, — низко рычит альфа, внося Чонгука в их номер и захлопывая за ними дверь. — Ты моя нежная, сочная детка, правда ведь? Чонгук утвердительно протяжно стонет, податливо прижимаясь к твёрдому телу мужа своим упругим и фигуристым. Оно уже изнывает без настойчивых прикосновений альфы, без поглаживаний, собственнических засосов и укусов. Чонгук хочет Тэхёна ещё ближе, хочет почувствовать его полностью, внутри и снаружи. — Скажи вслух, детка, — шёпотом подсказывает альфа, прижимая его грудью к стене в прихожей, и ведёт сильными ладонями по омежьему телу от подмышек по бокам, обхватывая талию и сильнее продавливая поясницу, до круглых, упругих ягодиц. — Да, я твоя детка, альфа, — говорит Чонгук, как самая послушная штучка для своего альфы, подставляясь под горячие прикосновения больших рук мужа. — Пожалуйста, возьми меня, Тэ. Возьми своего омегу, альфа. — Вот так, хорошая омега, такая хорошая для своего альфы, — Тэхён рычит, забираясь своими нетерпеливыми руками под платье омеги. Он склоняется и ведёт по нежным ножкам вверх, задевая сладкие места под коленками, пробираясь пальцами на внутренние стороны дрожащих бёдер, дразняще не трогая влажное, горячее местечко между ними. Чонгук громко хватает разгорячённый воздух ртом, упираясь слабыми руками в стену. Он чувствует, каким мокрым стало его бельё, как призывно начала сокращаться дырочка, выталкивая новые порции душистой смазки специально для альфы, увлажняя нежные складочки. Тэхён наконец-то задирает платье повыше, открывая себе вид на узкую талию омеги, круто переходящую в круглую, сочную попу, упакованную в трогательные белые хлопковые трусики. Альфа рычит, жадно утыкаясь носом в шею своего мужа, чтобы в накатившем порыве страсти не разорвать эти трусики к чёртовой матери. Для него Чонгук самый желанный омега на свете, кроме него Тэхёну просто никто больше не подойдёт. Он весь для Тэхёна, от кудрявой макушки до розовых пяточек. — Альфа, — хнычет Чонгук, нетерпеливо потираясь попой о напряжённые бёдра Тэхёна и глядя на него из-за круглого плечика. — Не останавливайся, пожалуйста. Тэхён сдерживается изо всех сил, легко прикусывая омегу за ушком, чтобы не провоцировал. — Господь, как же я хочу загнать свой член поглубже в твою горячую, гостеприимную дырочку без подготовки, — рычит он прямо Чонгуку в ухо, опаляя его своим горячим дыханием. — Не соблазняй меня ещё больше, детка. Я на грани. Чонгук покорно вздыхает, расслабляясь в руках своего альфы. Он принадлежит этому мужчине, его тело хорошо усвоило это за все десять лет жизни на двоих. Он любит Тэхёна, и его тело любит Тэхёна, охотно ему подчиняясь, покоряясь. — Да, вот так, доверься мне, я сделаю нам с тобой так хорошо, — жарко шепчет альфа, крепко сжимая в ладонях подставленную ему попу. Трусики промокли насквозь, просвечивая, и Тэхён потирает нежные, податливо раскрывающиеся складочки прямо через них, вырывая из Чонгука высокий, протяжный стон. Он подаётся назад, на пальцы альфы, но получает предупредительный шлепок по правой ягодице и успокаивается, замирая. Его сердечко стучит, как сумасшедшее, пока Чонгук зажмуривается, переживая очередной горячий прилив к низу живота, ощущая, как длинные пальцы его альфы отодвигают мешающуюся ткань в сторону, открывая маленькую румяную вагину для своего тёмного, жаждущего взгляда. Чонгук чувствует, как дырочка сокращается и выталкивает новую порцию прозрачной, тягучей смазки, словно специально старается для альфы, и наливается жгучим румянцем, пытаясь сдвинуть бёдра. Тэхён уверенно пресекает этот маленький, стыдливый порыв, растирая ароматную влагу по припухшим, разрумянившимся губкам внизу, раздвигая их и поднимая ладонь выше, полностью обхватывая ладонью малышку-вагину Чонгука. Омега громко дышит ртом, постанывая, ощущая, как чувствительные соски трутся об лиф платья и неровную стену. Он пережидает неожиданную вспышку удовольствия в руках Тэхёна, надёжно удерживающих его от падения, потому что ослабевшие ноги омеги его больше не держат. Ягодицами он чувствует, как возбуждён его альфа, каким твёрдым стал его длинный член, упирающийся ему в поясницу, но до сих пор скрытый от него под одеждой, и нетерпеливо ёрзает, сильнее распаляя Тэхёна. — Моя детка сегодня такая непослушная, — хрипит он, резко разворачивая и подхватывая взвизгнувшего Чонгука на руки, увлекая его в спальню. — Её нужно наказать, да? — Накажи меня, альфа, — стонет Чонгук в ответ, обхватывая мужа руками и ногами, как маленькая обезьянка. Он присасывается губами к крепкой, — по-настоящему крепкой, какой и должна быть шея пилота Формулы-1, — шее Тэхёна, покрывая её лёгкими укусами и поцелуями, следом зализывая собственные следы на бронзовой коже, жадно собирая самый сочный, крепкий аромат и капельки пота альфы своим мягким, горячим язычком. Тэхён коротко, громко постанывает, разрешая Чонгуку игриво метить его ключицы и основания плеч, забираясь под мягкую ткань полурасстёгнутой рубашки. Альфа аккуратно укладывает Чонгука на заправленную кровать поверх одеяла, тут же пристраиваясь между его испачканных смазкой, сладких бёдер. Он наконец-то освобождает разгорячённое, чувствительное тело омеги из плена платья, небрежным броском отправляя его на пол, и выпрямляется, закидывая обе омежьи ножки себе на широкие плечи. Вид, который ему открывается, поистине великолепен. Чонгук сцепляет руки в маленький замочек, поднимая их у себя над головой и прижимая к кровати, чтобы, красуясь, полностью открыться чёрному, горящему взгляду Тэхёна. Правильной формы полушария его грудей приятно налиты, сосочки розовыми бусинками призывно торчат вверх, карамельная кожа соблазнительно блестит от пота, а на поджавшемся животике маняще темнеет впадинка вытянутого, хорошенького пупка с драгоценной капелькой обольстительного пирсинга. — Такая красивая детка, — шепчет Тэхён, жадно рассматривая всё, что Чонгук любезно ему показывает. — Мне так повезло, Боги. Чонгук польщённо мурлычет, прикрывая заблестевшие от похвалы чёрные глазки, словно в их первый раз. За все десять лет вместе они так и не насытились друг другом. Каждому из них мало этого времени, они до сих пор познают друг друга, кропотливо изучают тела и души, постепенно открываясь, отдаваясь друг другу без остатка. Тэхён поворачивает голову, обхватывая тонкую щиколотку омеги, и нежно целует маленькую стопу, оглаживая круглую пяточку большим пальцем. Повторяет это же со второй, краем глаза отслеживая реакцию Чонгука. Омежка приоткрывает розовые, распухшие губки, неотрывно наблюдая из-под длинных, изогнутых ресниц за действиями мужа. Он тяжело дышит, от чего карамельные грудки слегка покачиваются, и поджимает крохотные пальчики на ногах, когда большие ладони альфы соскальзывают вниз к впадинкам под коленками, раздвигая ноги омеги шире, а затем и к истекающей дырочке. — Альфа! — тут же вскрикивает Чонгук, выгибаясь, когда Тэхён легко нажимает большим пальцем на пуговку клитора омеги, затем растирая его круговым движением. Остальной ладонью он ловит новую порцию смазки, осторожно проникая внутрь омеги средним пальцем. Чонгук узкий, как и всегда, стеночки привычно бархатные и горячие. Они сначала туго обхватывают палец, но тут же податливо растягиваются, подстраиваясь под желания альфы. Он двигает рукой медленно, помогая омеге привыкнуть и подстроиться под темп. Тэхён наклоняется, приникая к его распахнутым губам с глубоким поцелуем. Чонгук переливчато стонет прямо ему в рот, позволяя языку альфы хозяйничать у себя во рту, вылизывая нёбо и сцепляясь языками в страстном танце. К первому пальцу неспеша добавляется второй, а затем и третий, когда Тэхён не встречает сопротивления. Он сдвигается ниже, облизывая розовые сосочки, по очереди втягивая их в рот, выпуская и легко зажимая между пальцами свободной руки, пощипывая. Чонгук подстраивается под движения кисти Тэхёна внизу и сам двигает тазом, насаживаясь на трахающие его пальцы и закатывая глаза от удовольствия. Он запрокидывает голову, упираясь макушкой в кровать, и жмурится, чувствуя, как внизу живота скапливается томное напряжение, готовое в любой момент лопнуть и затопить омегу с головой. По его ладному телу проходит мелкая дрожь, и альфа тут же вынимает пальцы из Чонгука, не позволяя этой волне удовольствия накрыть его и перерасти в полноценный оргазм. Омега разочарованно стонет, но не капризничает, послушно оставаясь открыто лежать на спине. Тэхён опускается ещё ниже, настойчиво толкаясь языком во впадинку пупка, осторожно подцепляя губами драгоценную каплю пирсинга и спускаясь нежными поцелуями вниз по лобку омеги. — Ты можешь положить руки мне на голову, детка, — горячо выдыхает альфа, опаляя влажные складочки своим дыханием. — Держись крепче, — с жарким смешком Тэхён приникает ртом прямо к дырочке, толкаясь в горячую тесноту языком. Цепкие пальцы Чонгука вплетаются в чёрные кудри альфы и сжимаются, одновременно с тем, как омега вскрикивает от первого прикосновения его языка к раскрасневшейся, чувствительной плоти вагины. Тэхён беззастенчиво трахает Чонгука своим длинным, умелым языком, вырывая из омеги беспорядочные стоны, переходящие в один сплошной скулёж с разными тональностями. Он зажимает голову своего альфы бёдрами, крепко удерживает его волосы у корней сведёнными от удовольствия пальцами и понимает, что Тэхёну может быть неудобно в таком положении, но контролировать себя и своё тело просто не может. Ему слишком хорошо. Альфа отстраняется до того, как по ногам Чонгука опять проходит крупная дрожь, оглядывая мокрые складочки довольным взглядом и решая, что достаточно растянул дырочку пальцами и языком. Омега лежит тихо, часто-часто дыша ртом и не пытаясь сдвинуть разъехавшиеся коленки. — У нас всё хорошо? — Тэхён подтягивается повыше и нависает над омегой, проверяя, в состоянии ли он продолжить. Чонгук мелко кивает и беспорядочно скользит взглядом по лицу и торсу альфы, но Тэхёна такой ответ не устраивает. Он терпеливо дожидается, когда распалённый до предела омега сфокусируется на нём и вслух проговорит, что он в порядке. Альфа даёт Чонгуку ещё немного времени отдышаться, пока раздевается сам и медленно стягивает с омеги многострадальное бельё, полностью промокшее от смазки, пота и слюны Тэхёна. Вкусно и очень грязно. Чонгук наслаждается открывшимся видом, обласкивая ровную, бронзовую кожу мужа одним взглядом. Его красивое мужское лицо с резкими чертами, крепкая шея, широкие плечи, мускулистые руки, выдающиеся грудные мышцы, тёмные ореолы сосков, рельефный пресс, сочные косые, соблазнительная дорожка тёмных курчавых волос, спускающаяся от пупка к аккуратно подстриженному лобку, твёрдый, длинный, венистый член, кренящийся в сторону под собственным весом, истекающий предсеменем от нетерпения, и большие тренированные бёдра — всё это лишь для одного омеги, у которого чуть не текут слюнки изо рта от такой божественной красоты. — Альфа, — на грани слышимости выдыхает Чонгук, ощущая, как сильно просительно пульсирует местечко у него между ног, как непроизвольно сокращаются мышцы внутри, а по ягодицам вниз, на покрывало стекают новые капли смазки. Он течёт нетипично обильно, но никто не обращает на это внимания. Они слишком поглощены друг другом и моментом, чтобы отвлекаться на такие мелочи. — Я здесь, детка, — Тэхён склоняется над поскуливающим омегой, но не пытается опять устроиться между гостеприимно раскинутых бёдер. Вместо этого он ловко переворачивает Чонгука на живот, приподнимая сочные бёдра и подкладывая под них подушку для удобства. Омега тихо стонет, крепко сжимая наполовину сползшее на пол покрывало, и повиливает попой, расставляя коленки пошире, чтобы привлечь альфу. Тэхён неторопливо забирается на кровать, переступая коленями и удобно устраиваясь позади мужа так, что твёрдый, тяжёлый член ложится на чувствительную поясницу омеги. — Давай, Тэ, пожалуйста, — скулит Чонгук, нетерпеливо толкаясь назад, и оборачивается, просительно глядя на мужа через плечо. — Я больше не могу терпеть. — Как пожелаешь, детка, — хрипло выдыхает альфа, стискивая мокрые ягодицы большими ладонями и разводя их в стороны, чтобы жаждущая дырочка открылась его тёмному взгляду. Он пристраивает мясистую, бордовую головку к вагине, трётся о влажные складки и загоняет член внутрь одним сильным, слитным толчком, до звонкого шлепка яиц о бёдра взвизгнувшей омеги, запрокидывает голову и замирает, пережидая фейерверк искр перед зажмуренными глазами. Чонгук тесно сжимает его внутри своими горячими, рельефными стеночками, рефлекторно сокращающимися от резкого проникновения, и кусает подушку, заглушая громкий скулёж. Тэхён шлёпает его по левой ягодице, заставляя выпустить подушку изо рта и не сдерживаться. Он любит громкого Чонгука, не пытающегося подавить себя и получающего от процесса максимум удовольствия. — Хочу слышать тебя, омега, — склоняется над узкой, напряжённой спинкой, и низко рычит на ушко Тэхён, оглаживая омегу по груди и задевая соски. Тело Чонгука послушно отзывается на каждое прикосновение, выгибаясь и жадно подставляясь. Он громко стонет, сильнее прогибаясь в пояснице и открываясь для своего альфы. Тэхён выпрямляется, крепко сжимая тонкую талию мужа, и двигает бёдрами, сразу же набирая быстрый, жёсткий темп. Шлепки тела о тело звонко разлетаются по всей комнате, лаская слух альфы. Он любит все грязные звуки, которые неизменно сопровождают хороший, качественный секс, и мастерски умеет их извлекать. Тэхён трахает любимого омегу громко и технично, наслаждаясь каждой секундой своего пребывания в нём. Сначала Чонгук звонко стонет на каждый толчок, активно подмахивая взмокшими бёдрами, но быстро устаёт, уже итак порядком вымотанный горячей прелюдией, и начинает просто скулить на одной высокой ноте, плюхнувшись на подушку животом, потому что натёртые простынёй коленки перестают держать. Горячий твёрдый член очень правильно распирает и скользит внутри, проникая под нужным углом и задевая все необходимые точки. Тэхён стонет в голос, усердно работая бёдрами. Он не отрывает глаз от места их соединения, жадно наблюдая, как туго обхватывают его член натруженные, раскрасневшиеся складочки маленькой вагины Чонгука. Как податливо они расходятся, впуская венистый ствол, и как тесно сжимаются, желая удержать, когда он выскальзывает до головки. На пороге оргазма Чонгук начинает крупно дрожать, напрягая и выгибая спину, хрипло, рыдающе выстанывая бессвязные мольбы. Тэхён дёргает его на себя, заставляя подняться на дрожащих коленках, одной рукой обхватывает карамельную шею, крепко сжимая и зарываясь носом во взмокшие кудрявые волосы на омежьем затылке, а другую опускает вниз, безошибочно нащупывая бусинку клитора и нажимая на неё. Чонгука от этого простого действия будто молния простреливает насквозь. Он распахивает рот в беззвучном крике удовольствия, слепо хватаясь обеими руками за предплечье Тэхёна и сильно содрогаясь в родных сильных руках, почти бессознательно принимая последние толчки члена, и приходит в себя только когда чувствует, как глубоко внутри разливается горячая сперма альфы. Тэхён рычит, толкаясь ещё несколько раз, инстинктивно желая загнать её поглубже в своего омегу, чтобы она завязалась и принесла свои плоды в виде их щенка. Чонгук сильно и сладко пахнет сливками и молоком, прямо как готовая к размножению и выкармливанию потомства маленькая, горячая мамасита. Альфа шумно дышит в шею своему мужу, успокаивая собственные, не на шутку разбушевавшиеся инстинкты. На несколько минут они замирают в объятиях друг друга, переживая сильнейший оргазм. Вся спальня пропахла их смешавшимися запахами, жарким сексом и безмолвным обещанием чего-то большего. Ещё не успевший опасть ствол выскальзывает из Чонгука легко, позволяя белёсому семени беспрепятственно стекать по мокрым, подёргивающимся от остаточной дрожи бёдрам вниз на кровать. Тэхён аккуратно опускает его на разворошённую постель, предварительно откидывая подушку из-под живота омеги в сторону, и оглаживает от затылка до копчика свою нежную красоту, шепотом оповещая, что отойдёт за полотенцем, чтобы обтереться. Чонгук неразборчиво бурчит в покрывало что-то согласное, вяло помахивая ладошкой. Всё это слишком для маленького, уже не такого резвого и молодого, как десять лет назад, Ким Чонгука, поэтому он буквально отрубается, так и не дожидаясь возвращения мужа из ванной комнаты.

***

Красные стартовые огни последовательно гаснут, давая сигнал к началу воскресной гонки. Болиды резво срываются с мест, оставляя позади белый дым и запах жжёной резины их шин. Чонгук внимательно смотрит на экран, закусывая ноготь на большом пальце правой руки, одновременно с этим левой успокаивающе сжимая нежную, маленькую ладошку стоящего рядом Чимина. Они, кажется, одновременно задерживают дыхание, наблюдая, как их альфы безупречно проходят первый поворот, сохраняя свои стартовые позиции, и немного выдыхают, расслабляя напряжённые плечи. Механики вместе с ними издают подбадривающие восклицания, неотрывно глядя на монитор и похлопывая друг друга по плечам. Хорошее начало. Чимин улыбается, закусывая нижнюю пухлую губу, и потирает свежую метку альфы у себя на шее, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Когда перед началом заезда Чонгук, как обычно, предложил ему присесть на стул, омега очаровательно зарумянился и прошептал, что Карлос ночью немного перестарался и сегодня сидеть Чимину слегка неудобно, поэтому он лучше постоит. Чонгук вежливо сдержал улыбку, кивнув, и больше не приставал, понятливо опустив голову. Он и сам ёрзал на жёстком сидении, пытаясь усесться поудобнее, но не жаловался. Тэхён вчера, очевидно, хорошо позаботился о заснувшем муже. Утром Чонгук проснулся отдохнувшим, чистым и одетым в одну из футболок альфы, доходящую ему до середины бедра, с тяжёлой горячей рукой у себя на талии. Чонгук улыбается, вспоминая, как после утреннего душа нашёл альфу на кухне в одних спортивных штанах и фартуке, прилежно готовящим завтрак на двоих. Мышцы его спины так соблазнительно перекатывались под загорелой кожей, что устоять просто не было возможности — омега прилип к мужу всем своим распаренным, разнеженным телом и не отлипал до самого конца готовки. Идеальное утро, которое не омрачила даже лёгкая тошнота, настигшая Чонгука сразу после завтрака. Они с Тэхёном списали это маленькое недомогание на затянувшуюся акклиматизацию, и не придали ей значения, наслаждаясь совместными приготовлениями перед выходом и сборами. По приезде на трассу, пока Тэхён разговаривал с Намджуном, Хосоком и механиками в боксе, Чонгук прогуливался по паддоку, наслаждаясь теплом, солнечным светом и улучшившимся самочувствием. Он проходил возле бокса команды Макларен, когда его окликнул один из их пилотов. — Эй, красотка! — с сильным британским акцентом крикнул Ландо, игриво размахивая руками. — Ты здесь шпионишь для Тэхёна, да? — О нет, ты меня раскрыл, малыш Ландо, — весело улыбнулся Чонгук, глядя на притворно схватившегося за сердце молодого альфу и рассмеявшихся от такого представления механиков Макларена. — Не могу поверить, что такой горячий омега назвал меня малышом прилюдно, — скорбно вздохнул Ландо, но радостно подбежал к нему для приветственного объятия. — Моей репутации конец. Его насыщенный аромат, состоящий из тропической смеси папайи, манго и гуавы, пахнул неподдельным счастьем от встречи. Иногда он казался Чонгуку ещё таким ребёнком, озорным щенком. Улыбчивым, игривым и дерзким. Когда-то Тэхён был таким, точно таким же забавным мальчишкой, с такими же кудряшками, ими он омегу и очаровал. И удивительным упрямством, с которым он стремился к своей мечте. Ландо мило мурлыкнул, обхватив рассмеявшегося Чонгука и приподняв его над землёй. — Надеюсь, Тэхён меня не убьёт за эти снимки, — хихикал альфа, очевидно, подразумевая корреспондентов, активно снимавших их с самого начала. — От тебя так вкусно пахнет сегодня! Просто обалдеть, какие-то новые духи? Чонгук покачал головой. Тэхён любит этого щенка даже больше, чем Чонгук, они оба в каком-то смысле заботятся о нём, так что никакие очередные сплетни не заставят альфу сомневаться в своём муже. — Будь осторожен на трассе, Ландо, хорошо? — серьёзно попросил омега, когда наконец оказался на земле. — Не рискуй слишком. Альфа картинно повздыхал, но всё-таки пообещал, что будет осторожен, «только ради тебя, Гу». Омега выплывает из утренних воспоминаний, когда Карлос скользяще задевает отбойник, а Чимин из-за этого громко охает рядом. Серьёзных повреждений нет, поэтому альфа спокойно продолжает заезд, коротко переговорив со своим личным инженером по радио-связи. Чонгук вздыхает, сжимая в ладони золотой кулон, подарок Тэхёна на их самую первую годовщину, за который ему пришлось выложить все свои на тот момент сбережения. Альфа тогда только начинал карьеру на Формуле-1 и был совсем не богат, как и его родители, вложившие в мечту сына всё, что могли. Омега считает эту подвеску своим талисманом удачи и самым ценным доказательством их любви. Он пристально смотрит в экран и привычно беззвучно молится. Не кому-то конкретному, а всем, кто сможет услышать и сберечь альфу на трассе. Вернуть его целым и невредимым Чонгуку, с победой или нет, не важно, главное — живым. Круги сменяют друг друга, Тэхён технично входит в повороты и предельно аккуратно преодолевает узкую трассу, сохраняя лидерский темп. Карлос держится в пяти секундах позади, всеми силами удерживая позицию, потому что на пятки уже наступает болид команды Ред Булл. Ландо уверенно держится на четвёртом месте, прекрасно справляясь с узкой трассой. В очередной крутой поворот они заходят плавно, и Чонгук на секунду отвлекается от экрана из-за неожиданно подкатившей к горлу тошноты. Он крепко держится за спинку стула и медленно поднимается, собираясь сходить в уборную, но застывает, услышав крики со стороны механиков, взвизг Чимина и громкие звуки отовсюду. Звуки аварии. Чонгук не понимает, почему всё вокруг него так замедляется, как во сне, когда пытаешься бежать, но выходит только неловко барахтаться в сгустившемся воздухе. Омега оборачивается, потратив на это простое действие, по ощущениям, целый час, и переводит взгляд на экран. Там в облаке пыли и дыма у проломленного ограждения на боку лежит искорёженный красный болид. У него что-то горит в задней части, отсутствуют обе передние шины и крыло. Номер с этого ракурса не видно, поэтому Чонгук распахивает рот, чтобы задать самый страшный в своей жизни вопрос. — Это Тэхён? Омега не слышит, что говорит, губы онемели, а язык еле ворочается в пересохшем рту, но Чимин его понимает. У младшего омеги в покрасневших глазах скапливаются слёзы, когда он коротко кивает и подтверждает вслух: — Это Тэхён. В кадре на экране появляется машина спасателей и пожарные, но пилот не выбирается из болида. Чонгук стремительно белеет, застывая и пристально вглядываясь в изображение. Никто не пытается увести его или отвлечь, все в боксе замолкают, ожидая. В голове у омеги только пульсирует: «Выбирайся, выбирайся, выбирайся». — Ты же сильный, — лихорадочно шепчет Чонгук, сжимая кулон до боли. — Ты же сильный, альфа, ты не можешь умереть вот так. Выбирайся оттуда, Тэхён, я жду тебя на финише, как и всегда, ты же знаешь. Тело омеги напряжено до предела, словно натянутая струна, он забывает про тошноту, осознавая себя стоящим прямо перед экраном. Чонгук ждёт, он просто ждёт, хватаясь за золотую подвеску, как за единственный удерживающий его в сознании якорь. — Ты жив, Тэ. Я знаю, ты жив, так что пошевеливай своими булками и выбирайся из чёртова болида, альфа. Огонь удаётся быстро потушить, и люди подступают к искорёженной машине, чтобы вытащить пилота. Но этого не требуется. Сначала над титановой дугой гало показываются его руки в перчатках, затем цветастый шлем и широкие плечи. Тэхён самостоятельно выбирается из болида и крепко стоит на ногах. Внешних повреждений не видно, поэтому все в боксе облегчённо и радостно выдыхают. Альфа в порядке. Гран-при Монако продолжается. Всё напряжение мигом выветривается из тела Чонгука. Он длинно выдыхает, буквально ощущая, как стержень, поддерживавший его всё это время, растворяется, и мышцы одна за другой резко расслабляются. Тело становится ватным и каким-то невесомым, губы немеют, а уши закладывает. Омега перестаёт контролировать себя и теряет сознание. Чимин от переизбытка чувств хлопает в ладоши пару раз. Его альфа сумел избежать аварии, а Тэхён вроде здоров и самостоятельно направляется на обследование к машине скорой помощи. Он переводит горящие счастьем глаза на Чонгука и тут же срывается с места, чтобы поддержать оседающего на землю старшего омегу. Чимин громко кричит, привлекая внимание остальных и кряхтит от натуги, изо всех сил удерживая Чонгука от падения на пол. Механики вовремя помогают, подхватывая его под руки, и относят в комнату отдыха, укладывая на кушетку. — Побудь с ним, Чимин, пожалуйста, — Намджун подходит тихо, останавливаясь у дверного косяка. Как всегда, вездесущий и всё контролирующий. — Я пришлю нашего штатного медика, чтобы осмотрел его. Просто на всякий случай. Волосы руководителя команды непривычно взъерошены, а на лице явственно видна печать усталости. Он тоже очень переживал за Тэхёна, но сейчас гонка продолжается и нужно следить за работой Карлоса, а позднее ему придётся говорить об аварии Тэхёна с журналистами, предварительно связавшись с медиками, чтобы узнать о состоянии здоровья альфы из первых уст и грамотно донести информацию корреспондентам. В общем, забот хватает, поэтому Чимин легко соглашается, также желая первым удостовериться, что Чонгук в порядке. Он бы сделал для Чимина то же самое. Он дожидается обещанного Намджуном врача, омегу средних лет, и после краткой проверки получает уверения, что с «пациентом» всё в порядке, а также странное замечание, которое на самом деле медицинский работник тихо бурчит себе под нос на испанском: — Не стоит омегам в положении смотреть на безрассудства своих альф. Но Чимин, к счастью, немного разбирается в испанском, поэтому переспрашивает: — В каком положении? Что это значит? С ним всё-таки что-то не так? — Он беременный, — просто отвечает омега, продолжая складывать свои инструменты в чемоданчик. — Срок, скорее всего, не больше шести недель, точнее без специального обследования не сказать, но внешние признаки и характерные изменения в запахе подтверждают факт оплодотворения и активного развития плода. — У Чонгука от природы молочный запах, — возражает Чимин, удивлённо осматривая старшего омегу, до сих пор не пришедшего в себя. — Вы не поняли, дело не в запахе молока, а в том, как он поменялся. Сливочная сладость в нём усилилась до приторности, и к нему примешался другой тонкий, формирующийся аромат, — делает попытку объяснить омега-медик, но быстро сдаётся, резюмируя. — Это сложно описать, просто нужно знать. Я хорошо умею диагностировать по запаху, беременность ни с чем не спутаешь, поверьте. Чимин затихает. А ведь он и сам думал, что Чонгук как-то странно себя ведёт в последнее время. Если принять версию с беременностью за действительность, то всё становится понятным, особенно повышенная тревожность и ярко выраженное волнение. — Но с ребёнком всё в порядке, он не пострадал? — торопливо спрашивает омега, когда доктор собирается уходить. — Я имею в виду, Чонгук очень перенервничал, это никак не скажется на беременности? — Всё, чего стоит опасаться в подобной ситуации, это выкидыш, но его, слава всем Богам, не произошло. Омега потерял сознание ранее, теперь он просто крепко спит, значит, его не беспокоят никакие боли, и организм активно восстанавливает ресурсы. Позже, конечно, ему нужно пройти полное обследование, но на данный момент бояться нечего, и его запах это подтверждает. Чимин облегчённо выдыхает в который раз подряд за этот насыщенный день, тихонько благодаря и провожая медика. Семья Кимов его сегодня до сердечного приступа доведёт такими темпами. Тэхён, будто мысли омеги читает, неожиданно врывается в комнату отдыха, резко распахивая дверь и заставляя вздрогнувшего Чимина громко, испуганно вздохнуть. — Тише, — мгновенно шикает омега, подскакивая рядом с кушеткой на ноги, неосознанно загораживая Чонгука от его же альфы. Тэхён удивлённо вздёргивает чёрные брови и послушно останавливается на полпути к мужу. Чимин расслабляется, поражаясь собственным проснувшимся инстинктам защитить беременную омегу любым способом. Невероятно. — Он просто спит, перенервничал за тебя, — поясняет младший омега, отходя от кушетки, чтобы Тэхён мог лично осмотреть мужа и убедиться, что с ним всё хорошо. — И ещё, наверное, мне не стоит это говорить, но для Чонгука безопаснее будет, если ты узнаешь сразу. Так что… Он ждёт щенка. — Какого щенка? — глупо переспрашивает альфа нервным шёпотом, напрягаясь и повторно скользя тёмным обеспокоенным взглядом по расслабленной фигурке безмятежно спящего Чонгука. — Вашего щенка, Тэхён, он беременный, — терпеливо поясняет Чимин. — По твоей реакции я могу сделать вывод, что вы оба не в курсе. Что ж, ты узнал первым, поздравляю. Омега осторожно обходит шокировано застывшего Тэхёна по дуге и с чувством выполненного долга покидает комнату отдыха. За Чонгуком теперь есть кому присмотреть, Тэхён от него и на шаг не отойдёт после такой новости, а Чимину ещё своего альфу нужно найти и узнать, в порядке ли он.

***

Тэхён бесшумно приоткрывает дверь и проскальзывает в просторную, погружённую в уютный полумрак спальню. Полупрозрачные тюлевые шторы у открытого балкона легко покачиваются из-за вечернего, напоенного запахами цветущего фруктового сада ветерка, интерьер в бежевых тонах успокаивающе окружает большую кровать. Там, в милом одеяльно-подушечном гнёздышке спят две малышки Тэхёна. Две самые сладкие омежки, которые всю ночь развлекали альфу, а днём одна из них так сильно клевала носом и сонно моргала, что альфе пришлось отнести обеих в гнездо и уложить спать до прихода гостей. Чонгук очаровательно сопит, лёжа на боку и уткнув нос в подушку. Во сне он высунул обе ножки из-под одеяла, инстинктивно укутав свой круглый животик и поясницу. Тэхён на миг умилённо прикрывает глаза, замирая возле кровати, глубоко вдыхая и глядя из-под ресниц на эту спящую, беременную красоту. Всё здесь пахнет им, Чонгуком. Сливочно-молочный запах нежно переплетается с алкогольным карахильо Тэхёна и ещё одним, новым ароматом их щенка, совсем ещё нежным, молочно-шоколадным. С первого этажа доносится еле слышный звон посуды, там наверняка уже хозяйничают Чимин и Алекс, на веранде смеются Карлос и Ландо, Шарль рассказывает им что-то, эмоционально переходя на французский и обратно на английский. Макс играет с заливисто хохочущей Пи, раскачивая её и Келли на садовых качелях, Даниэль шутит над Джорджем и Оскаром, расставляющими посуду на большом столе под навесом, оплетённым лиловыми гирляндами глициний, а Кармен и Лили хихикают над ними. Тэхёна переполняет счастье и любовь, когда он думает о том, что вся его семья собралась в их с Чонгуком доме в Портофино, чтобы вместе отпраздновать день рождения любви всей его жизни. Пускай он уже не является гонщиком Формулы-1, — после той аварии на трассе в Монако и новости о беременности Чонгука альфа принял решение закончить свою карьеру пилота досрочно, — но все они самые близкие ему и Чонгуку люди на свете. Альфа всё утро не отлипал от своего мужа, зацеловал его с ног до головы, украсил весь первый этаж их виллы пышными белыми букетами из всевозможных цветов, отвёз на романтическое свидание на яхте, по пути подарив несколько дорогих подарков, новую модель порше нежно-розового цвета и гарнитур из платины, белых и жёлтых бриллиантов, но самый ценный подарок оставил напоследок. И сейчас его время пришло. Альфа достаёт из нижнего ящика письменного стола маленькую, бежевую коробочку, нарядно перевязанную оранжево-жёлтой атласной лентой и присаживается на кровать. Он ласково укладывает горячую ладонь на бочок омеги, нежно поглаживая, забираясь под одеяло и переходя на животик. Мягкая рубашка Чонгука задралась во сне, поэтому Тэхён сразу чувствует его тёплую, шелковистую кожу, туго натянутую из-за пятимесячной беременности. Дыхание омеги изменяется, и он медленно просыпается, приоткрывая сонные бусинки чёрных, ласковых глаз. Длинные, изогнутые реснички трепещут, и альфа любовно целует каждое веко. — Тэ, — шепчет Чонгук, тут же укладывая свою маленькую ладошку поверх ладони мужа у себя на животе. — Пора вставать, детка, все уже собрались, — Тэхён улыбается, разглядывая очаровательную припухшую мордашку и спутанные кудри на подушке, раскинутые вокруг головы омеги ореолом. Чонгук мило улыбается своей маленькой, кроличьей улыбкой, как любит называть её альфа, и неторопливо потягивается, выпутываясь из одеяла. — Погоди, детка, мне нужно кое-что тебе отдать, прежде, чем мы спустимся, — Тэхён усаживает омегу в постели поудобнее, подкладывая ему под поясницу подушку и укладывая на колени подарочную коробочку с ярким бантом. — Последний подарок от меня на сегодня. Чонгук вскидывает на альфу возмущённый взгляд. — Тэхён! Ты же уже надарил мне кучу подарков! — Ещё один лишним не будет, — успокаивает альфа. — Этот самый главный, открывай. Чонгук поджимает губки в притворном недовольстве, но тут же с самой любопытной мордашкой и сверкающими глазками тянет за ленточку, развязывая бант и аккуратно снимая крышку. Внутри на белой атласной подушечке лежат вязаные жёлтенькие пинетки. Они такие крошечные и мягкие на вид, что омега прерывисто вздыхает, изо всех сил сдерживая слёзы. — Я связал их сам, — Тэхён улыбается, успокаивающе поглаживая мужа по ногам. — Ты даже не представляешь, как долго я пытался понять эти дурацкие схемы, но, в итоге, всё получилось. Я каждый вечер думал о нашей крошке, маленькой жемчужинке, растущей у тебя в животе, и решил, что должен сделать для неё что-то своими руками. Чонгук поджимает губки, опуская голову ниже, чтобы скрыть заблестевшие от слёз глаза. — Тебе нравится, детка? — спрашивает Тэхён, наблюдая, как омега дрожащими руками аккуратно достаёт из коробки маленькие пинеточки, и активнее наглаживая его ножки. Омега громко всхлипывает, ни в силах больше сдерживать горячий поток счастливых слёз, и вскидывает голову, глядя на своего мужа. Самого идеального альфу во всём мире, будущего лучшего отца их ребёнка, любовь всей своей жизни. — Они прекрасные, альфа, — ревёт Чонгук, сжимая в ладонях пинетки и склоняясь вперёд, чтобы уткнуться в услужливо подставленную шею Тэхёна сопливым носом. — Лучшие из всех, что я видел. И моего любимого цвета. Тэхён смеётся, обнимая свою бедную, эмоциональную детку. По запаху он понимает, что Чонгук на самом деле счастлив, поэтому не переживает из-за его слёз, просто помогает выплакаться и успокоиться. Беременность сделала омегу очень эмоциональным и чувствительным, Тэхён быстро приспособился к частым перепадам настроения своей беспокойной любви и каждый раз помогал ему совладать с разбушевавшимися гормонами. — Я люблю тебя, Тэхён, — хрипло шепчет Чонгук, не отстраняясь от альфы, жадно вдыхая его крепкий запах у шеи. — И нашу жемчужинку тоже люблю, хоть она и пинается ночью. Альфа смеётся, крепче прижимая к себе сопящего Чонгука за затылок. — Я тоже люблю тебя, детка. И нашу жемчужинку, которая не даёт своему папе спать по ночам. Они сидят в гнезде ещё какое-то время, пока омега не начинает ворочаться. — Тэ, нас же там ждут. А мне ещё нужно сходить в душ и надеть платье, которое мы сегодня купили, у него сложный замочек. — Они пока что и без нас неплохо справляются, слышишь? С улицы доносятся звуки негромкой музыки, разговоров, смеха, шутливых споров и криков. Звуки большой семьи, члены которой наконец-то собрались вместе. Они наполняют сердце Чонгука семейным теплом, заставляя губы растянуться в улыбке. — Не будем заставлять их ждать дольше. Чонгук действительно быстро в своём положении принимает душ, натираясь ароматными гелями и маслами. С платьем, нежно-оранжевым, цвета жаркого летнего рассвета где-нибудь на Ибице, помогает справиться Тэхён. Атласная ткань приятно скользит по коже, спускаясь до самой земли и не сковывая движения. Лиф удобно обхватывает налитую грудь, а тонкие бретельки не натирают плечи, и Чонгук этим так доволен, что улыбается без остановки. Он чувствует себя красивым и любимым, что ещё нужно для счастья. Они с Тэхёном спускаются вниз вместе, и первой Чонгука приветствует Алекс, которая как раз выходит из кухни со стеклянной миской салата в руках. — Гу! — радостно восклицает омега, приближаясь к ним, и передаёт салат Тэхёну, чтобы освободить руки и обнять старшего омегу. — Ты такой красивый и цветущий. Беременность тебе к лицу! Она отходит на шаг и склоняется к круглому животику довольного комплиментами Чонгука, обтянутому атласной тканью. — Как там поживает наша любимая жемчужинка? — омега осторожно поглаживает его, неожиданно ощущая пинок крошечной ножкой прямо ей в ладонь. — Ну, как видишь, активничает, — улыбается Чонгук при виде благоговейно-радостного лица Алекс. — Наверное, будет футболистом, всю ночь тренировался на моих внутренних органах. Омега смеётся, активнее наглаживая живот. — Тебя там все заждались, идём скорее, пока еда не остыла. Они вместе выходят на веранду, где Чонгука встречают радостными, весёлыми криками и поздравлениями. Тэхён идёт следом с миской салата, наслаждаясь тем, как расцветает его муж при виде всех важных для них обоих людей. — Ты теперь такой круглый! — восклицает Ландо, как всегда первым подскочивший к Чонгуку. — Дай-ка дяде Ландо поздороваться с этой драгоценной жемчужинкой. Они все переняли это обращение от Тэхёна, который даже в обычных телефонных разговорах не мог не упомянуть Чонгука и их будущего щенка, как маленькую папину жемчужинку. — Дядя Ландо, — посмеивается рядом Карлос, нежно обнимая Чимина за талию и удобно укладывая свой подбородок ему на блондинистую макушку. — Подумать только, малыш Ландо будет для кого-то дядей. — Для Пи я уже, — возмущённо оборачивается к нему Ландо, но быстро возвращается обратно к животу Чонгука, чуть ли не вжимаясь в него лицом. — Не слушай этих стариков, детка, я буду и для тебя лучшим дядей, вот увидишь. Буду иногда спасать тебя от твоего занудного отца-перестраховщика. — Тебе лучше не повторять этого в зоне слышимости Тэхёна, дорогой, — заботливо предупреждает Чимин, опираясь на твёрдую, надёжную грудь своего альфы, бормочущего, что у Ландо и Пи умственное развитие сейчас примерно на одном уровне, поэтому они так хорошо ладят. Стоящий рядом с Тэхёном у стола Шарль со смехом громко говорит: — Поздно, он услышал. — Не двигайся, Ландо, и он на тебя не набросится, — серьёзно советует замершему возле Чонгука молодому альфе Даниэль. Тэхён при этом строит до того оскорблённо-невинное лицо, что Чонгук не выдерживает и заливисто хохочет, похлопывая бедного Ландо по плечу. Щенок чувствует, как весело его папе и решает опять проявить себя. Он выдаёт очень профессиональную серию пинков внутри омеги, от чего Чонгук громко охает и укладывает обе ладони на живот. Все вокруг тут же напрягаются, глядя на Чонгука, а Ландо, Чимин и Карлос мгновенно окружают омегу со всех сторон и поддерживают, чтобы не упал случайно. — Гу? — спрашивает Тэхён, вглядываясь в лицо мужа. — Опять толкается? — Да, отрабатывает на моей селезёнке пенальти, не меньше, — посмеивается омега, разгибаясь, когда жемчужинка успокаивается. — Спасибо, ребята, ничего серьёзного, просто он очень активный. Все снова расслабляются, посмеиваясь и перешучиваясь. Карлос, подхвативший его под правый локоть, тихо спрашивает: — Можно прикоснуться? Чонгук, умилённый такой галантностью, с радостью разрешает, подставляя пузико под большую ладонь альфы. Он не спешит, сначала потирает руки, согревая ладони, как это всегда делает Тэхён, заставляя омегу умильно заулыбаться. Кажется, Карлос готов к собственным детям. Альфа дотрагивается до него осторожно, тихо вздыхая и затихая на мгновение. Щенок, будто чувствует всю деликатность момента, толкается в чужую ладонь легонько, словно здоровается. Карлос удивлённо-восторженно выдыхает, оборачиваясь на Чимина, смотрящего на своего альфу горящими глазами. Это мгновение для них, очевидно, очень важно, поэтому Чонгук помалкивает, сдерживая слёзы счастья за ребят. Всё это так тепло, что ему хочется задержаться в этом моменте, в этом прекрасном дне как можно дольше. Они рассаживаются за стол только через час, до этого просто общаясь между собой. Все любят эти дни, когда они собираются у кого-нибудь дома, по важному поводу или просто так, во имя четверга, не важно, главное, что они вместе и наполняются семейным теплом и счастьем. Играют по очереди с малышкой Пи или наглаживают жемчужинку, интересуясь самочувствием Чонгука, смеются от шуток Даниэля, Ландо, Джорджа и Оскара, наслаждаются «экспрессивными моментами» Шарля и Карлоса и комичным полным спокойствием их омег при этом, забавляются над готовыми к любой ситуации Максом и Тэхёном, которые при этом являются закоренелыми семьянинами. В общем, живут свою жизнь так, чтобы в старости не сожалеть и иметь рядом твёрдое плечо настоящего друга. — И ещё попробуй вот это, дорогой, — Даниэль наваливает в тарелку Чонгука самые лакомые кусочки со всего стола, заботливо приговаривая, что ему сейчас нужно есть за двоих. — Очень вкусно, мясо удалось на славу. И не забывай овощи. — Ему нужно есть за двоих, а не за десятерых, Даниэль, — усмиряет энтузиазм альфы Макс, помогая Пи нарезать овощи. — Бедного Чонгука разорвёт, если он попытается всё это запихнуть в себя. Тэхён, сидящий с другой стороны от Чонгука, кивает, утешающе похлопывая Даниэля по плечу. А омега просто поглаживает альфу по предплечью, не возникая. Эти мега-заботливые инстинкты включаются у всех, кто приближается к Чонгуку на расстояние вытянутой руки, он уже привык. Праздничный ужин проходит спокойно и легко, Ландо, Джордж и Оскар решают повеселить всех и спорят, кто дольше простоит в мостике вниз головой, тут же азартно выскакивая из-за стола. Омеги и альфы постарше делают ставки и активно комментируют происходящее. Оскар валится на траву первый, Ландо и Джордж с раскрасневшимися лицами упорно пыхтят и остаются неподвижными, пока Макс не отправляет Пи обезвредить Ландо, потому что он поставил на Джорджа. Пи не подводит. Торт с зажжёнными свечами с кухни выносит Тэхён, когда на улице становится достаточно темно, и загораются маленькие огоньки гирлянд. Ребята поют поздравительную песню, Лили снимает на камеру, как Чонгук зажмуривается, загадывая желание, и задувает свечи под общие радостные крики. Следом тянется вереница подарков, при виде количества которых Чонгук смущается и притворно ворчит на друзей, но по-настоящему восторгается всеми презентами, благодарно краснея и любопытно разглядывая коробки и пакеты, часто оглядываясь на своего мужа, чтобы разделить с ним эти прекрасные, наполненные счастьем мгновения. Омега уже клюёт носом, когда доедает потрясающе вкусный торт, поглаживая животик. Ему и очень вкусно и очень хочется спать, поэтому он борется за каждую крошку. На тарелке остаётся слишком много божественного крема, поэтому он строит жалобные глазки и спрашивает у Тэхёна, перебивая их с Шарлем диалог на французском, из которого Чонгук не понимает ни слова: — Альфа, можно я оближу тарелку? Тэхён, ни капли не удивляясь вопросу, поглаживает мужа по кудрявой макушке и ласково отвечает: — Конечно, детка, зачем ты спрашиваешь. Вон, Ландо тоже свою облизывает, правда же? Альфа переводит красноречивый взгляд на опешившего Ландо, но тот быстро берёт себя в руки и уверенно кивает, подхватывая тарелку и с энтузиазмом её облизывая. Шарль изо всех сил сдерживает смех, глядя на это. Чонгук радостно улыбается, а Макс, только что уложивший Пи спать в одной из гостевых комнат и возвращающийся к ребятам, просто приподнимает брови, как ни в чём не бывало усаживаясь рядом с Ландо за стол. — Не знаю, нужно ли мне знать, — бормочет Макс, заставляя Шарля взорваться от хохота и скатиться с кресла под стол, от чего смеются уже все остальные. Чонгук довольно облизывает свою тарелку, как того и хотел и расслабленно приваливается к плечу мужа, сонно прикрывая глаза. В саду негромко стрекочут насекомые, ветерок покачивает цветущие, наполовину закрывшиеся на ночь бутоны и доносит до веранды последние отголоски их сладких ароматов. Заснувшего прямо за столом Ландо Макс, под общие тихие смешки, закидывает себе на плечо, спокойно унося на виллу, прямо как Пи недавно. Оскар и Джордж со своими омегами уходят спать первыми, перед этим потискав по очереди милого, сонного Чонгука и его животик. Остальные ребята тоже потихоньку расходятся по выделенным им комнатам, желая спокойной ночи тем, кто засиделся, и, в итоге, на веранде остаются только Тэхён с Чонгуком и Шарль с Алекс, удобно устроившейся на коленях у своего альфы. Они втроём о чём-то говорят на французском, а Чонгук уже в полудрёме просто наслаждается ночными звуками сада и мягкой французской речью. Он искренне любит этот день, поэтому упрямо отказывается идти спать, пока все не разойдутся, хотя сам уже наполовину развалился на Тэхёне, посапывая. Алекс шёпотом спрашивает, где на кухне можно найти какой-то коктейль, который она готовила ещё днём, и Тэхён, огладив животик мужа, поднимается, уводя омегу за собой, чтобы показать. Чонгук быстро замерзает без горячих объятий своего мужа в одном тонком платье и решает, что больше сдерживать момент расставания не может, предпринимая попытку подняться из кресла. Шарль тут же подскакивает, аккуратно поднимая омегу на ноги, но не переставая придерживать за талию. Чонгук сонный и легко может потерять равновесие или запнуться, чего альфе бы не хотелось допустить. — Шарль, помоги мне, пожалуйста, дойти до дома, — забывшись, по-корейски мурлычет омега, проглатывая окончания. — Мы с жемчужинкой замёрзли. — Я ни слова не понял, Чонгук, — посмеивается он, но ведёт Чонгука ко входу на виллу с веранды. — Придётся нам найти Тэхёна, чтобы он поработал переводчиком, да? Альфа пересекается с ними в холле, благодаря Шарля и подхватывая совсем расслабившегося, болтающего милые глупости на корейском мужа на руки. Перед тем, как подняться на второй этаж, сообщает, что Алекс осталась на кухне, и спокойно направляется в спальню, укладывать свою драгоценную, беременную детку спать. Прежде, чем Чонгук засыпает, он мило лепечет: — Я люблю тебя, альфа. И люблю жемчужинку. И люблю эту жизнь. Спасибо тебе за всё это, я счастлив по-настоящему. Тэхён чувствует, как от умиления щемит его сердце и тяжело вздыхает, уверяя мужа, что любит его и их ребёнка больше жизни, а потом долго сидит в гнезде, поглаживая сладко посапывающего омегу по животику, на котором остались следы запахов всех их друзей, и шёпотом разговаривает с жемчужинкой, уговаривая щенка не пинаться ночью, чтобы его папочка мог выспаться. Это был действительно хороший день.