Прежде чем мы выжили

      Она не позволила противной паузе повиснуть между ними.       — Какое-то время перед свадьбой я была буквально помешана на тебе. Просто летала на крыльях любви и жила одним тобой. Тебе даже не приходилось ничего для этого делать. Ты сам по себе был воплощённым идеалом, усладой глаз моих, источником всего позитивного в моей жизни и ходячим доказательством всего, что я ценю в мужчине. Я даже решила, что ты меня загипнотизировал или опоил приворотным зельем. Или это какой-то древний ритуал, — Мия встретилась взглядом с Виктором, ища одобрения. — Я не считала себя совсем уж никчёмной, лишь смотрела на мир реалистично. Где ты, а где я? Мне не верилось, что в твоём сердце найдётся место для простолюдинки. С чего бы тебе вообще смотреть в мою сторону?       — Какие ещё подобрать слова, которые бы выразили, что ты значишь для меня?       Мия сочла это относительно мирным комментарием и радостно продолжила:       — Теперь я это знаю. Тогда не знала. Потом, конечно, взяла себя в руки. Окончательно не перестала сходить по тебе с ума, но во всяком случае остановила разрушительный процесс. Нельзя быть такой зацикленной, особенно на мужчине. Между уважением и преклонением, согласием и подчинением, увлечённостью и помешательством проходит очень тонкая грань. Нельзя любить один образ, нужно ещё и чётко осознавать, разделяете ли вы общие ценности и умеете ли слушать друг друга. Со временем я полюбила и нашу общность.       — Тогда что же тебя привлекло на стороне?       — Непознанное. Ощущение, что ты снова привлекательна. Естественные мгновения, рождающиеся спонтанно, моменты приятного потрясения и шанса. Украденная возможность у череды возможностей. Хотелось тех самых отношений как в начале. Полных радости, спонтанности и чуда. В которых каждый ощущает свободу и делает то, что ему действительно хочется. В длительных серьёзных отношениях партнёры зачем-то берут на себя ответственность за чувства друг друга… А ещё мне почему-то нравилось хранить этот секрет… Как бы там ни было, идея о другом мужчине всегда сопротивлялась во мне. Виктор, если между нами окончательно разладится, я останусь одна. На десятки лет уж точно.       Мия знала, Виктор способен поверить этому. Ему знакомы эти чувства, когда-то он и сам принимал подобное решение.       — Так, как с тобой, не будет больше ни с кем. Мне просто не по кому тебя мерить. Ты меняешь под себя реальность.        Нилл не относился к тем воспоминаниям, с которых хотелось стряхнуть пыль. И всё же Мия почувствовала, что ей нужно рассказать всё и навсегда закрыть эту тему.       — Ну а ты?       — Что я?       — У тебя за это время кто-то был?       — Нет.       — Ни с кем и ни разу?       — Никогда.       Это ещё ничего не значило. Виктор мог просто не считать некоторые виды измены изменой.       — Скажи, если это так. Я не устрою сцену, что бы там у тебя не происходило в прошлом…       — Я уже сказал.       — Но тебя пытались склонить к этому? Я просто знаю, как ты нравишься женщинам. Знаю и вижу, когда ты им нравишься.       — Пытались.       Мия вздохнула.       — Мы вроде только начали говорить, а я опять клешнями вытягиваю из тебя каждое слово. Если не по душе тема, просто скажи, я не буду тебя тревожить.       — Ты слишком долго меня не тревожила, я от этого устал.       Мия оторопела. Раз уж Виктор действительно хотел диалога, почему тогда так скупо в него вкладывался? Создавалось впечатление, что он не прочь поскорее закончить, однако сам Виктор утверждал обратное.       — Твоя отчуждённость, твоя привычка продавливать границы, твоё недоверие и контроль… Всё это только укрепляло меня в мысли о том, что у тебя кто-то есть. Отчасти это сглаживало моё чувство вины за то, что я тебе не совсем верна.       — Значит, ты думала, у меня много интрижек? И ты бы это приняла?       — Принимала же.       — Почему?       — Это казалось не таким важным.       Мия заставила себя тихо засмеяться.       — Конечно же, где-то глубоко в душе мне хотелось выцарапать глаза конкуренткам. Но чтобы занять такую позицию, нужно быть уверенной в твоей положительной реакции. А твоя реакция была для меня тревожным неизвестным. В ответ ты мог найти в этом повод поставить точку, а меня пугал такой расклад. Так что принимать — это, порой, удобная позиция.       — Что более показательно, ты решила, будто это даёт тебе право на лево.       — Ты не знал, что я тебя подозреваю? Однажды я устраивала сцену ревности. Помнишь, я нашла номер телефона в твоём кармане?..       — Но я не ожидал, что ты продолжишь так думать, — Виктор помолчал, нахмурившись. — И что же, тебе было всё равно, что я с другой?       — Ну, я же тебе мстила, насколько могла, чувство отмщения притупляло боль.       — Почему ты больше никогда об этом не заговаривала?       — Потому что мне и одного скандала было достаточно. Потому что тогда мне бы пришлось снова посмотреть тебе в глаза и увидеть то, что они могли скрывать. Я предпочла просто принять.       Объяснение в голове Виктора никак не укладывалось. Мия же не видела в своей позиции ничего странного. В устойчивых отношениях большинство людей делает выбор в пользу предсказуемости и покоя. Хаос иногда является частью порядка. Пока вы не лезете в чужие тайны, боитесь показать сокровенное «я», боитесь остаться непонятыми, высмеянными, отвергнутыми, хаосу не разрушить порядок.       — Мне тяжело слышать о том, как нехорошо ты обо мне думала все эти годы. Но несмотря на это, мне сейчас кажется, что я всегда об этом знал. Знал, что ты сомневаешься во мне. Знал, что именно эти сомнения стали причиной твоего отчуждения. Однажды я посмотрел в твою сторону и к несчастью увидел, насколько ты стала далека от меня. Мне пришлось долго уговаривать себя: пора забыть того человека, которым она была прежде, человека, которого я когда-то полюбил. Мия выросла, она есть для себя, она себе опора и поддержка, а та прежняя растворилась во времени. Вот только я не ожидал, что, повзрослев, ты начнёшь избегать наш дом. Но я совершенно забыл, что мы не любим душой то место, где у нас нет жизни — лишь присутствие. Ты как-то упрекнула меня в том, что я слишком часто тебе что-то дарю… Я всегда хотел порадовать тебя, и подарки мне представлялись самым очевидным способом это сделать. Но теперь я думаю, мотив заключался не только в этом. Подарки сродни искуплению, компенсациям. Вероятно, я всегда подсознательно чувствовал свою вину за недостаточную близость, за то, что не даю тебе ощущение дома… Я ведь даже не заметил, как тебе плохо. Не разговаривал с тобой, потерял стремление и перестал стараться…       — Не ты один! — Мие поборола желание вскочить и броситься к Виктору. Ей не хотелось, чтобы он сделал неверные выводы и взял всю вину на себя.       — Во всяком случае, ты перестала ощущать ту поддержку и то прежнее восхищение тобою. Я очень хочу научиться разделять наблюдение и оценивание. Хочу научиться реже говорить «ты не права» и чаще «мне нужно». Это такой короткий путь к взаимопониманию. Как только двое начинают говорить о своих потребностях, а не о чужой неправоте, возможность удовлетворить эти потребности существенно увеличивается. Моя потребность больше не состоит в твоём послушании, Мия. Теперь мне нужно, чтобы ты была счастлива, и несла счастье в наш дом. Ты очень красива, когда счастлива. Это всё, чего я хочу. Как там говорят? Кораблю безопасней в порту, но он не для этого строился.       Мия слушала так внимательно, смотрела пристально, словно боялась пропустить то главное, что Виктор мог произнести и тем самым спасти их обоих.       — Когда родился Теодор, и ты оставила свою работу, тот огонёк, который всегда горел в тебе, погас. А я далеко не сразу заметил, что и мне не достаёт этой твоей энергии. Она привносила свет в моё статичное существование, твоё счастье делало счастливым и меня. Я всегда восхищался тем, что сложности и риск не парализуют тебя, а пробуждают. Тем, как ты умеешь сублимировать свои эмоции в работу и мотивацию. Выбрав такую женщину, мне стоило учесть, что ей скорее всего захочется провести довольно бурную жизнь. Ты не про спокойствие и дом. Ты про страсть и жизнь. Мне стоило понять уже очень давно, действительно ли я хочу, чтобы ты была счастлива, или я способен лишь на неискренние словоизлияния на этот счёт. Поздно, но всё же понял. Я лучше проживу столетия в ожидании тебя, чем ещё раз увижу тебя несчастной. Помни, я всегда шёл за тобой, куда бы ты ни направлялась, и моя вера в тебя не иссякнет.       Наверное, ждать верно и без обиды будут лишь того, кого очень ценят. Ожидание порой сильно затягивается. И пойдёт на это только тот человек, который тебя по-настоящему любит.       — Я злился на тебя. Злился, что ты не выбираешь меня, всегда есть что-то ещё, более важное. Злился, что ты не выбираешь Теодора. Злился, что у тебя никогда нет времени об этом поговорить. Но больше не хочу злиться.       — Мне удивительно, что такая всеконтролирующая личность, как ты, не потребовала ответа на столь важный вопрос. Почему ты никогда не выбираешь меня? Я даже не была уверена, а захочешь ли ты говорить сейчас. Мне казалось, ты вроде как уже переступил через это, пока я всё ещё топчусь на месте.       — То есть, если мне стало лучше, то и тебе должно полегчать? Нет, такая позиция бы значила, что чувства, которые имеют значения — только мои собственные. Заботиться лишь о них и думать, что именно они самые правильные и адекватные — это полная чушь. Иногда мы уверены, с человеком что-то не так, если он чего-то не понимает или не реагирует как подобает. Мы даём его реакции оценку, опираясь лишь на собственное представление нормы. Если моя жена хочет больше тепла, то она эмоционально зависимая. Если же больше тепла хочу я, а моя жена мне его не даёт, то она холодная и бесчувственная.       — Ты в точности пересказал мои мысли. Прежде я думала о реакции людей, сопрягая её исключительно со своими чувствами… Я не знала, как пожаловаться тебе на бессилие и одиночество, потому что сама бы не приняла всерьёз подобные жалобы. Я не знала, как рассказать, что рыдаю по ночам, потому что дико скучаю по сыну. Скучаю по тебе и тому, что происходило между нами прежде. Я была уверена, что знаю твои чувства, знаю, как ты отреагируешь. Знаю твои ответы, знаю, что ты вполне справедливо спросишь, что же мне мешает? Почему бы мне просто не вернуться домой и проводить с семьёй больше времени? Я думала, ты скажешь, что мои слёзы — причина моих же решений. Я думала, что всё знаю, ведь сама себе ответила бы именно так… «Ты сама виновата в том, что происходит. Это твой выбор. Ты так хотела ребёнка, а потом просто бросила его», — от накативших эмоций Мия закрыла лицо руками. — Прости. Мне казалось, однажды я изгоню из памяти эту сторону своей жизни. Но по-настоящему я никогда не позволяла себе забыть. Ведь это бы означало, что я больше ни о чём не сожалею. А я сожалею об этом больше всего на свете. Я хотела Теодора — и я же от него отказалась.       — Знаешь, неправильно спрашивать себя, хочешь ли ты ребёнка. Правильнее спросить, хочешь ли ты быть родителем. Поверь, я тоже постоянно в ужасе от отцовства. Нет, я пребываю в полнейшем восторге от Теодора, он лучшее, что со мной случалось. Но всё-таки страх за него слишком велик, как и чувство ответственности. Ведь недопустимо не обращать внимания на нужды тех, кого сделал от себя зависимым. Меня пугает тот факт, что в мире теперь есть маленький и беззащитный человек, и всё, что он делает, будет влиять и на мою жизнь в том числе. Твои ожидания от материнства на какой-то момент не оправдались, но, уверен, ты точно так же, как и прежде, наслаждаешься им. А это и есть чувство безусловно любящего и мудрого родителя.       — Просить о дистанции стыдно и неправильно, если у тебя есть ребёнок.       — Нет, это нормальная просьба. Моя вина в том, что я не дал тебе понять это вовремя. Но я и сам тогда этого не понимал. Я не понимал причину твоего бегства и твоих страхов.       — Дело не в страхе быть матерью. Не только в нём. Сначала я боялась, что я неполноценная, раз не могу забеременеть. Глупость, конечно. Ни материнство, ни решение отказаться заводить детей не делают тебя полноценной или неполноценной личностью. Но когда это происходит с тобой, ты начинаешь думать иначе. «Со мной что-то не так? Я же хочу, почему мне нельзя просто это получить? Где я провинилась?» И так постепенно ты приходишь к выводу о своём несчастье и неполноценности. Я знала, что накручиваю себя. В медицине даже есть шуточный термин — синдром ожидания беременности. Когда девушка не может долго забеременеть потому, что находится в стрессе от ожидания той самой заветной беременности. А организм не понимает причину переживаний и не позволяет плодному яйцу прикрепиться: ведь беременность — это ещё больший стресс. Своего рода ловушка и замкнутый круг. Всё это трезвым умом мне понятно и близко… Но не когда ты уже варишься в этой ситуации… А потом ты вдруг получаешь именно то, что хотела. Ты ещё даже не успела как следует нарадоваться, а уже сомневаешься: я не справлюсь? За этой мыслью приходит и другая: а это действительно то, что мне нужно? Я позволила этому оседать в моей голове. Как-то утром я проснулась и почувствовала, будто в моём сознании что-то переключилось. Я не могла ни о чём думать, кроме как о выполнении базовых потребностей: есть, спать, туалет. Всё остальное мне было тяжело даже просто выстроить в голове. Будучи человеком, который привык слышать очень активный внутренний голос, я поразилась этой тишине и апатии. В тот период я узнала, что плач длится только полтора часа. Представляешь? Я долго боялась плакать, думала, что если заплачу, то не смогу остановиться. Но нет. Стоило смириться со слезами и выпустить их, через полтора часа тело само закрыло этот канал. Никто меня не видел… Я очень тщательно пряталась… В противном случае мне пришлось бы всё объяснять. А я не знала, как это объяснить. Как рассказать тебе, с какой монотонностью один день сменяется другим, а я так боюсь, что и завтра, и послезавтра мне придётся блуждать в этом тумане. Мне было тошно от мыслей, что ты начнёшь меня утешать. Я хотела твоего понимания, но будто бы боялась жалости, снисхождения… не знаю, как это назвать.       — Оставьте меня в покое, но не бросайте меня?       — ДА! Я бы и сама не сказала лучше! Оставьте меня в покое, но не бросайте меня. Именно это я чувствовала. С момента рождения Теодора я прожила разные состояния, но самым удручающим было чувство тоски по тому, что мне нравилось. Я испытывала чудовищную оторванность от своей среды. Ужасалась, что теперь мне доступно лишь поддерживать профессиональный маскарад. Я сходила с ума. Меня душили стены, потолок, воздух, словно материальная среда имитировала каждый симптом моего умопомешательства. В конце концов я приняла решение вырваться из этого любой ценой. Работа снова манила меня, мысль о ней увлекала своей новизной. Да, там мне тоже предстояло отдуваться за других, как и в случае с Тео. Но тогда это казалось мне настоящим островком безопасности и стабильности. Способом напомнить, кто я такая… Что я не мышь, прячущаяся в норе.       — Ты могла бы просто попросить поддержки. Это не слабость. Умение проглотить гордость и попросить помощи — признак зрелости.       — Да вся помощь в мире была предоставлена мне, Виктор! Я слишком мало делала сама и при этом слишком многим оставалась недовольна. Помнишь, прежде чем появилась Лора, у нас работали другие помощницы? Я часто отправляла их домой, даже когда уставала. Мне казалось, я делаю недостаточно, должна взять на себя больше ответственности и заботы о ребёнке. Усталость — вина — усталость — вина. Хождение по кругу. Это ловушка быстро затянулась.       — Почему ты не рассказала мне?       — Я не знаю! Большинство женщин ежедневно притворяются, будто контролируют свою семью, здоровье, карьеру. Женщины же монолиты, терпеливые и мудрые. Такой и меня считали окружающие. Я боялась, что ты не поймёшь, не оценишь моих мучений, ведь сама бы на твоём месте подумала именно так. А ещё хуже, ты мог промолчать. Бабушка всегда говорила: «Безвреден тот, кто в гневе кричит, опасен тот, кто в гневе молчит». Ты умеешь по-настоящему молчать, Виктор. А я не всегда понимала, это ты так наказываешь меня или тебе действительно всё равно. Не знаю даже, что из этого хуже. Сначала я даже думала, это такая вампирская особенность. Вы не разговорчивы, ведь вам нужно очень много держать в тайне…       — Погоди! Ты правда считала, что скрытность — это особенность всех вампиров?       — Как-то раз на опере артист запел слова совершенно из другой пьесы. И знаешь, что? А ничего! Все сделали вид, что не заметили. Никто потом это не обсуждал, даже в узком кругу. У вас принято держать лицо. И не дай бог ты будешь тем, кто первым укажет на чужую ошибку. Вот так, уяснив раз и навсегда вашу особенность, я жила в ожидании, что ты откроешь мне хоть краешек своей души. Это объяснило мне на долгие годы: раз уж я выбрала такого молчаливого мужчину, то часто буду оставаться одна, наедине со своими чувствами. Наверное, мне было легче ужиться с версией о том, что все вампиры недосягаемые. Это не Виктор такой — они все такие. А значит, причина не в том, что я делаю недостаточно.       — Мия. Ты такая же закрытая и недоступная. И потому я позволяю себе закрываться, не боясь, что поступаю несправедливо. Ты манипулируешь этим постоянно, не замечая за собой того же самого. Однако каким бы холодным и равнодушным я ни был, я бы никогда не проигнорировал твою проблему и прямую просьбу о помощи.       Мия опустила глаза.       — Знаешь, психолог часто спрашивала: почему ты думаешь, что с тобой что-то не так? Почему берёшь на себя всю ответственность за ситуацию, в которой принимали участие два человека, — она пожала плечами, — я не знаю, кто виноват на самом деле. И всё же прости, что не попросила помощи и ушла тогда. Прости, что потом годы избегала свою семью при любой возможности. Она служила плохим напоминанием.       — Я простил.       — И прости за то, что скажу сейчас: я сделала бы это снова. Несмотря на все сожаления, я уверена, что повернись время вспять, я бы поступила так же.       — Знаю.       — Ага. Ты знаешь. От этого-то и больно.       — Ты сама заслужила своё место. Всё, к чему ты прикасаешься, становится особенным. Тебе подражали, не потому что ты Ван Арт и моя избранница. А потому, что ты и твой дух размером с Эверест способны делать вещи и явления необыкновенными. Нет ничего удивительного в том, что тебе хочется большего, чем быть просто мамой и женой.       Пытаясь понять, что вызвали в ней слова Виктора, Мия надолго задумалась. Она так долго хотела услышать их именно от него.       — Я всегда боялась, что это произойдёт с моим ребёнком. Но всегда знала, что так и будет. Иначе и не могло. Рано или поздно я бы бросила Теодора, просто чтобы понять: что не так со мной, почему они оба оставили меня?       — Мия… Не у каждого из нас есть семья по крови. Но у тебя всегда будет семья по любви, обещаю…       — Нет, Виктор, проблема совершенно не в этом! Я так боялась, что моему сыну придётся пережить трагедию моего детства. И при этом её же ему и устроила! Я всё ещё ребёнок, Виктор, ребёнок, не проживший свои детские травмы. Ребёнок с эмоциональным голоданием, нуждающийся в повышенных дозах любви и заботы для восстановления собственного достоинства. Сначала меня оставил отец, потом и мама отдала на воспитание бабушке, — Мия шмыгнула, отзывая назад слёзы. Короткими, но стремительными шагами прошлое возвращалось в её жизнь. — Знаешь, стражничество будто было создано для меня и моих травм. Я всем им нужна. Без меня им не справиться. Я рождена быть буфером между ними и их новой жизнью. Так радостно снова и снова чувствовать себя нужной и пригодной для жизни. Это такая страховка от боли, которую я подавляла всю жизнь. Я всегда кидалась к нуждающимся, потому что только так могла играть привычную роль. У меня есть тяга к опасности и слабым людям, над которыми я могу взять верх. Потребность защищать слабых и руководить ими помогала мне отрицать существование пустоты в душе, что образовалась ещё в детстве, и избегать с ней встречи. Мне очень нравится чувствовать себя нужной и владеть ситуацией. Не владей я ею столь полно, это тут же всколыхнуло бы старые чувства и напомнило о том, что однажды двое важных фигур в жизни каждого ребёнка бросили меня. Мне всегда хотелось отпустить эту боль. Сколько раз я пыталась это сделать, сколько раз мысленно с ними говорила. «Здравствуй, папа, мама. Простите меня, пожалуйста, за то, что я не была такой, как вам хотелось. Спасибо за всё то, что было и чего не было. Я прощаю вас! За то, что вы не были рядом, когда мне вас так не хватало. За то, что не верили в меня и причинили боль. За то, что никогда не говорили о любви. За то, что оставили. Я прощаю вас. Вы свободны». Маленькая девочка внутри меня страдала. Но для выздоровления мне пришлось осознать боль, прошлую и нынешнюю. В детстве я усвоила единственный способ выживания: отрицай боль и владей ситуацией. Я поставила заслон между собой и эмоциями. Я была полна решимости ничего не чувствовать или хотя бы строго лимитировать себя в чувствах. Я отключила всё, кроме злости, не понимая ещё, что корень этой злости — невозможность иметь семью, в которой я нуждалась. А когда я стала взрослой, эти установки сослужили мне плохую службу. В сущности, этот защитный механизм стал главной причиной моих страданий. Бегство от вас — это не признание боли. Отрицание — не признание боли. Это следствие. Признание — это признание. Не поступки, не слова. А принятие себя. Чтобы выздороветь, мне нужно было остаться одной и пережить наконец эти подавленные эмоции. А когда я вернулась, то увидела, что вы с Тео не нуждались во мне. Это сильно меня напугало. Признаюсь, пугает до сих пор, потому что из-за отпавшей во мне необходимости я снова ощущаю, что больше ничего не контролирую. Ты что-нибудь понимаешь?       Произнесённые слова гудели в ушах. В голове, где они хранились все эти годы, осталась приятная пустота. Мия в неловкости улыбнулась. Ответной улыбки она не увидела. Виктор заговорил серьёзно и трагично:       — Я глубоко сожалею, что это случилось с тобой, и ты не нашла той поддержки, которую искала. Мне жаль, что меня не было рядом, чтобы помочь. Мне жаль, что ты была одинока в собственной семье. Я не дал тебе понять, что всегда готов поговорить и выслушать.       Мия благодарно кивнула.       — Психолог сказала, что я буду готова вернуться к семейной жизни, только когда полюблю жить одна. Путь к выздоровлению — это осознавать, что несмотря на желание сплотиться и защищать друг друга, в спокойные дни вы живёте своей жизнью, а не жизнью другого. А ещё она сказала, что в неполной семье дети всегда чувствуют ответственность за семейные проблемы и в детстве, и уже во взрослой жизни. Я была и остаюсь такой. Я никогда ни о чём не просила Барбару, сливалась с обоями, училась не хорошо и не плохо. Я заботилась сначала о ней. Потом о стражниках. Забота о ближних — это способ заполнить пустоту, способ не соприкасаться с собственными чувствами. А когда родился Теодор, я просто закончилась. Однажды ведь мои запасы исчерпались бы. Мне показалось, во всём виноват ты, Вик. Твоё желание быть покровителем и оберегать не позволяли мне заботиться о других — читай, лелеять свою боль. Потом я злилась, думая, что ты винишь меня в побеге. И я ненавидела тебя за все эти выдуманные обвинения. Но теперь знаю, как было на самом деле. Твой контроль не имел никакого отношения к моей проблеме. Твой контроль — не причина моих страданий. Мои страдания — непрожитая боль маленькой девочки. И я неимоверно счастлива осознать это! Оказывается, когда перестаёшь винить других и начинаешь отвечать за собственные решения, перед тобой открывается свобода выбора. Она оставалась недоступна мне, пока я считала себя чьей-то жертвой… И пока я считала себя не виноватой за всё, что случилось с моим ребёнком.       — Мия… Теодора похитили не потому, что ты уехала, когда ему был год.       Ей показалось удивительным, что он сразу понял, где у неё болит. Виктор так просто почувствовал то, что она пыталась передать обходными терминами.       Раскаяние больно ударило по груди. От силы удара по телу поползли те ужасные ощущения, что всё это время Мия носила рядом с сердцем. Разум усваивал вину, напитывал ею клетки мозга, размножал, как опухоль.       — Я так напортачила с ним… — вся тайная горечь её жизни вылилась в одной фразе. — Я так его хотела и так с ним обошлась… Сколько времени упущено не на то и не на тех…       — Бессмысленно прогнозировать свои реакции на ситуации в будущем. Головой можно рационально отнестись даже к трагическому происшествию. Но наши эмоции не подчинены нашей голове. Ты не знаешь заранее, как себя почувствуешь, если ситуация произойдёт в реальности. Ты решила, что бегство — единственный путь к спасению. Пусть. Возможно, на тот момент оно действительно было единственным.       Мия тяжело вздохнула. Виктор ей сочувствовал, а она даже не знала, что ей с этим сочувствием делать.       — Я осознала ошибку, вернулась её исправить. Да только все эти годы продолжила ошибаться снова и снова, убегать и возвращаться.       — Да, тут есть определённые несообразности. Но ты делала это не потому, что хотела свободы от нас, как я всегда думал. Ты искала время. Время чтобы, смириться. Забыть обиды. Забыть то, что сделала.       Мия ощутила себя так, словно выхолодела изнутри. Воспоминания изгибались, выворачивались в её голове, не желая там больше умещаться. Не желая прятаться.       — Я рада, что у него был ты. Лучшего отца представить сложно, — она вытерла слёзы. — Я так виновата перед ним. Я упустила безвозвратное. Ты помнишь все истории, все его царапины. Все лучшие моменты его жизни связаны с тобой.       — Не все.       — Большинство.       — Он обожает тебя.       — Он знает, что однажды я его бросила.       — Не знает.       — Он чувствует.       — Он не помнит этого, он был маленьким.       — Но он чувствует, что я не создала с ним связь… Я могла видеть его взросление, каждый крошечный этап, а я отобрала у себя это счастье.       — Перестань уже наказывать себя! Поверь, я знаю, о чём говорю. Я вижу в тебе прежнего молодого себя. Ты пытаешься исправить ошибки, которые невозможно исправить. Я тоже думал, что наказание примирит мою душу с тем, что я совершил. Не помогает. Самоистязание не стёрло ни одно пятно крови из моего сознания, ни одну ошибку. Только когда ты сама простишь себя, обида на других тоже отступит. Теодор подрастёт и скажет, что возможно и хотел бы видеть тебя чаще. Однако я уверен, он бы не хотел становиться смыслом твоей жизни. Этого никто не хочет, ни одна психически здоровая личность. Насколько бы сильно мы ни любили нашего сына, насколько бы ни хотелось посвятить ему жизни, нам нужно найти другую радость в материнстве и отцовстве. Никто не должен становиться заложником опеки, это очень тяжело для ребёнка. Ты прекрасная мать, и я ещё дам тебе возможность заметить это. Теодор не ненавидит тебя. Я не ненавижу. И я ничего бы не изменил в нашей жизни, даже если бы мог. Если бы мне пришлось пройти через всё это снова, чтобы добраться сюда — в этот момент — я бы сделал это вновь. Да, жизнь порой действует самыми болезненными способами. Но она сделала нас теми, кем мы являемся сегодня.       — И всё же я обещала тебе одну жизнь, а даю совершенно другую.       Виктор улыбнулся, печально, мечтательно.       — Никогда не легко.       — Всегда что-то, — Мия снова шмыгнула.       Наконец-то. Единство взглядов.       — Но я верю, что обретённая внутренняя свобода поможет мне взять на себя новые обязательства.       — Не думай об этом сейчас. Если слишком много заглядывать в будущее, можно проглядеть то, что по сторонам.       — Я просто не хочу повторить старые ошибки. Не хочу снова обижать самых дорогих мне людей.       — Мия. Ты ещё не раз обидишь меня. А я не раз обижу тебя. Не живи так, будто то, чего мы боимся, уже случилось. Мы не можем застраховаться от ошибок и сожаления. Мы всё ещё прежние, хоть и осознали свои просчёты. Нам только предстоит меняться. Но пока мы те же, не давай обещаний. Я всё ещё контролёр…       — А я манипуляторша.       — Тебе со мной всё равно не посоревноваться.       — Гордый.       — Упрямая.       Мия рассмеялась, впервые за долгое время сделав это по воле души. Сказала:       — Выходит, смысл не в идеальности, а в том, чтобы найти себе такого же неидеального. Такого же ненормального, как и ты сам. Зато вы закрываете потребности друг друга.       На этот раз улыбка Виктора выглядела открытой и жизнерадостной.       — Обещаю, приложу все усилия, чтобы наш опыт не повторился. Я постараюсь исправить то, что могу, если ты позволишь. И я никогда не дам тебе повода пожалеть о сказанном сегодня.       Они оба знали, что им нечего предложить друг другу, кроме собственного слова. Но сейчас этого было достаточно. Дорога в будущее открыто лежала перед ними. Осталось лишь пойти по этому далеко протянутому пути.       Затянувшееся рана наконец вытолкнула пулю из головы Виктора.       — Наверное пора что-то сделать с телом.       — Я разберусь с этим.       — Ты слаб.       — Ерунда.       — Эндер рассказал мне о своём сыне. Хочу узнать о нём больше. Думаю, я смогу для него что-то сделать.       — Вернёмся домой и всё решим.       Виктор подал Мие руку, хотя сам только обрёл силы держаться на твёрдых ногах. Он сделал это абсолютно механически. Мия видела, его мысли заняты чем-то другим.       — Не пугай меня так больше.       Просьба относилась ко многому, что с ними произошло. И потому Мия немедленно задумалась: это он о похищении или об угрозе развода?       Рука её скользнула в ладонь Виктора, и они вернулись в помещение, где лежало тело Эндера.       Мия сдавила его глаз, проверив зрачок. Виктор сделал пару звонков.       Через полчаса они покинули место.       Темнота неба теряла свою насыщенность. Ночь слабела, хотя пока и не уступала утру.