Прежде чем мы выжили

      В живой изгороди притаился маленький огонёк. Мия отыскала в машине ёмкость из-под жевательных драже и осторожно поймала в неё яркое насекомое. На кухне она пересадила светлячка в банку побольше и поспешила в комнату сына.       Теодор сидел за книгой. Это был бледный черноволосый мальчик с не по-детски серьёзным выражением лица. Большие тёмные глаза всегда глядели пытливо и строго, хотя время от времени в них зажигался такой же как у его матери свет — по-человечески живой и любопытный. Рядом, прямо перед раскрытыми страницами, расположился толстый «британец». Кот издавал громкое «тр-р-р-р-р» и, всячески выпрашивая внимания, тёрся мордочкой о щёку мальчика. В какой-то момент котик отчаянно ткнулся головой прямо Теодору в нос. Теодор немного скривился — его потревожили. Даже не взглянув на обделённого лаской Марлона, он оттеснил его в сторону и по-викторовски спокойным голосом произнёс:       — Да отстань ты уже, вот прицепился!       В нежных чувствах Мия замерла у проёма. С годами она всё чётче видела в сыне вторую копию Виктора. Красивый, вдумчивый, удивительно отстранённый от всех, он обладал всеми задатками эрудита. Собственное понимание сути вещей, несколько необычное для восьмилетнего, говорило само за себя — личность из Тео вырастет незаурядная.       Вопрос о вероятности отцовства Виктора в своё время мог бы раззадорить злые языки. Всё же, ребёнок от вампира — удача редкая. Впрочем, в генетическом тесте отпадала всякая необходимость стоило лишь увидеть мальчика. Теодор — плоть от плоти Виктора, его маленький двойник, уменьшенная и ещё по-детски очаровательная версия.       Отец являлся для Тео тайным кумиром и примером для подражания даже в мелочах. С самого рождения Тео у них зародилась настоящая связь. Мия сбежала, когда мальчику исполнился год, а вернувшись, ещё долго не могла создать с сыном настолько же сильный союз, какой существовал между ним и Виктором. Долгое время мальчик оставался к ней равнодушен. Сколько бы ни говорили, что Тео ещё маленький, и рано судить о его привязанностях, Мия чувствовала в своём ребёнке эту едва уловимую отчуждённость. Просыпаясь, он звал Виктора, именно отец был его первой мыслью после пробуждения, даже если накануне Теодора укладывала Мия. Дети, отключаясь на каком-то моменте, запоминали последнее лицо, которое видели перед собой. А затем, очнувшись словно от секундного сна, требовали именно этого человека.       — Ппа, — вопреки всему раз за разом требовал маленький Теодор.       — Ну вот, — обижалась Мия. — А когда уже будет «мама»?       Ей удалось наладить их связь только когда Теодор значительно подрос. Несмотря на то, что он очень любил любую коммуникацию с отцом, ничто не могло сравниться с весельем, придуманным мамой. Последний раз они устроили целый эксперимент по выявлению самого грязного места в доме. Тео с Мией взяли мазки с различных поверхностей и, проведя соответствующие шаги, оставили образцы в чашках Петри. Рассадником бактерий оказались обеденные стулья. Они были грязнее, чем телефон, чем пол, чем айпад, который лежал в туалете. Подобные исследования в развлекательной форме не оставляли равнодушным юное дарование. К радости Мии, эти эмоции для Тео прочно закрепились за образом матери. Так понемногу между ней и сыном наконец-то появилось нерушимая общность. Мия была для Тео источником не истончаемой радости, которая не могла сравниться ни с чем больше. Мальчик относился к матери трепетно и терпеливо, словно знал, насколько несчастной она себя порой чувствует.       Завидев хозяйку, Марлон мяукнул и, грузом спрыгнув со стола, потрусил ей навстречу.       — Мама! — радостно воскликнул Теодор. Они попрощались утром, и мальчик не ожидал снова увидеть Мию до отъезда.       — Я тебе кое-что принесла, — она отдала сыну банку со светлячком.       — Ух ты! Я давно их не видел.       — Знаешь, я тоже заметила, что светлячки куда-то пропали. Даже в сельской местности их редко теперь встретишь. Раньше в тёплую летнюю ночь можно было увидеть сотни светлячков. Теперь едва ли найдёшь одного.       — Но почему так?       — Ну, наверное, дело в качестве окружающей среды. Обычно светлячки обитают там, где меньше светового загрязнения, поскольку светиться — их основной способ общения друг с другом.       — Красивый, — Тео залюбовался насекомым, затем вдруг предложил: — Давай его отпустим?       Мия никак не ждала подобной инициативы так скоро.       — Хочешь отпустить прямо сейчас?       — А если у него семья… И сегодня он не вернётся к ним. Они начнут волноваться.       — Ты ж мой хороший! — от умиления у Мии перехватило дыхание. — Конечно, малыш, давай отправим его к семье.       Светлячок немного задержался перед открытой форточкой, прежде чем слететь с горлышка банки и раствориться в вечернем пространстве.       — Что ты читал?       — Да так, папа дал. Я спросил, как работает регенерация человека, он принёс этот атлас.       — А мне расскажешь, как она работает?       — Ну, можно.       Она помогла сыну переодеться в пижаму, устроила его в постели, а сама прилегла рядом. Теодор вооружился книгой и принялся читать вслух:       — Как организм заживляет повреждения мягких тканей. Сначала тромбоциты слипаются и образуют сетеобразный сгусток. Он закрывает стенку сосуда и останавливает кровопотерю. Далее начинается воспалительный процесс. Тучные клетки выделяют вещество, которое расширяет кровеносные сосуды и увеличивает приток крови к месту повреждения. С кровью прибывают особые клетки, поедающие пропавшие в рану бактерии, повреждённые клетки и другие частицы. После завершения уборки начинается стадия восстановления. Создаются волокна, которые принимают очертания исходной ткани. Далее по мере созревания восстанавливается функциональность и внешний вид.       Теодор остановился, дав матери время переварить услышанное.       — Ух, в моей голове обезьянка стучит тарелками, — созналась Мия. — Кажется, папа принёс тебе книгу не по возрасту.       — Я ищу в интернете непонятные слова.       — Как и всегда, мой маленький гений, — она убрала в сторону чёлку Тео и лобызнула мальчика в хрустально-нежный лоб.       — Так ты уже вернулась?       — Нет. Заехала ещё разочек попрощаться.       Теодор знал, чем занимается Мия. Время от времени она рассказывала ему, хоть ей и не всегда было легко сформулировать свой рассказ для детских ушей. Мие хотелось, чтобы стражничество ассоциировалось у её сына с доблестным делом, важным и нужным этому миру, а не с отсутствием в его жизни матери, пропадающий из его жизни на целые месяцы.       Теодор тяжело вздохнул, совсем по-взрослому.       — Не хочешь оставаться с папой и Лорой? — спросила Мия.       — Нет, просто… Когда тебя нет, папа создаёт дома режим авторитарной диктатуры.       Мия прыснула.       — Откуда ты только знаешь все эти слова?       — Погуглил, — торжественно заявил Тео — он обожал это слово, находя самовыражение в процессе тщательного исследования. Мальчик посмотрел на мать, наслаждаясь произведённым эффектом. Следом проговорил театрально громким шёпотом: — Он скоро для всего на свете график установит.       — Но ты же держишь его в узде? — с нежностью уточнила Мия.       — Конечно.       — И заботишься о нём всё то время, пока меня нет?       — А то!       Она снова чмокнула сладкий детский лобик.       — Мне пора.       Тео только кивнул.       — Эй, — с выражаемым озорством Мия продемонстрировала сжатый кулак. — А я украла твой носик.       — Мам, не начинай, — под смех Мии Тео натянул одеяло со самой макушки. К излишкам телячьих нежностей он относился очень категорично. Иногда сын казался Мие чересчур серьёзным, словно его воспитывали в монашеских традициях. Теодор никогда не был изворотливым непоседой, которому всё и везде надо. В нём заключалась слишком много степенности отца. Но к её спокойствию, мальчик часто становился шустрым и солнечным как все дети.       — Ладно, котёнок, не буду приставать, — она встала с кровати сына. Не дав неприятной тяжести взять над собой власть, Мия подхватила на руки Марлона и направилась к двери. — Тебе оставить ночник?       — Да.       — Спокойной ночи, мой маленький.       — Спокойной ночи, мам, — Тео улыбнулся, соскальзывая в сон. На пару секунд Мия вновь совсем на чуть-чуть задержалась в проёме.