I have seven kids, I don't need anymore

— Сынмин! — раздалось громким эхом по пустому классу, где Сынмин одиноко собирал свои учебники в рюкзак. — Мы сегодня пойдем гулять? — Рюджин встала перед другом и широко улыбнулась, ожидая ответа. — Помнишь я тебе рассказывал, что наша мама вернулась из Канады? — Рюджин кивнула в ответ на вопрос. — Прости, что я не сдержал обещание. Мы потом погуляем. Сегодня я хочу побыть с мамой, — Сынмин опустил голову и чуть отвернулся от одноклассницы. — Хорошего тебе вечера с мамой, — Рюджин лишь похлопала мальчика по плечу и с улыбкой ушла из кабинета, напоследок кинув звонкое: — Еще раз с днем рождения!       Сынмин остался один. Ему было грустно отказывать Рюджин в прогулке, ведь он очень любил проводить с нею время. Но в то же время Сынмин страшно скучал по маме, и им было о чем поговорить. Решение провести день с мамой далось ребенку очень сложно, он до последнее боялся всего на свете. Что с мамой будет не о чем говорить, что она не приедет, что признается в нелюбви ему. И больше всего он боялся, что обидится Рюджин, это тревожило его с огромной силой.       Но Рюджин ни капли не расстроилась. Она не совсем понимала, почему Сынмин принял такое решение, но полностью ему доверяла. Для девяти лет Рюджин слишком по-взрослому мыслила, что многим детям казалось заносчивым, а Сынмин находил это качество в Рюджин самым милым. Ему очень нравилось болтать с Рю о космосе, архитектуре и о том, что белым медведям и пингвинам не суждено дружить.       Джису ждала Сынмина уже у ворот школы. Она нервно стучала ногтями по рулю и смотрела в одну точку, пока в голове бушевал вихрь мыслей. Сынмину было только семь лет, когда она сбежала, а сегодня ему исполняется девять. Прошло без малого полтора года. Джису в деталях помнит как взяла на руки шестого сына на руки, помнит сколько любви тогда в ней теплилось, и помнит, как быстро она иссекала, уплывала куда-то в небытие, как Сынмин постепенно становился такой же чужой, как и старшие сыновья, как в ее сердце остается место лишь для старшего. Джису в деталях помнила последний разговор с Сынмином перед тем как она уехала, помнит как не разрешила включить ночник, как ругалась, пока убирала разбросанные книги по полу, как наступила на ненавистный лего, как ругалась, как хлопнула дверью. Это воспоминание было таким серым, таким холодным и мерзким, что все тело передернуло от тошноты и страха, и она как будто проснулась от страшного сна.       Дверь машины открылась, Сынмин запрыгнул на переднее сиденье, кинул рюкзак назад и пристегнулся. Он посмотрел на маму и улыбнулся. — Я боялся, что ты не приедешь. Снова сбежишь. — Я не хочу повторять старых ошибок, — улыбнулась Джису и потянулась обнять сына. — С днем рождения, крошка Сынмин.       Сынмин крепко обнял маму в ответ, уткнувшись в ее волосы и вдыхая аромат ее парфюма, пытаясь отпечатать у себя в памяти его сладость, на случай если мама вновь исчезнет. Джису оглаживала спину сына, целовала в щеку и боялась отпустить первой, боялась, что если объятия кончатся, то и любовь снова пройдет. В уголках глаз скапливались слезы и жгли слизистую изнутри, заставляя выпустить их наружу. Джису тихонько всхлипнула, пряча в себе маленькую слабость и огромный страх. — Мама, не время плакать, — Сынмин отпустил Джису и погладил ее по руке. — А откуда у тебя машина? — Подруга одолжила на денек, — улыбнулась она в ответ и спокойно села за руль, готовясь к движению. — Я тебе подарок вручу, когда я тебя отвезу домой, потому что он большой и рассматривать его надо дома. А сейчас ты выбираешь место, куда мы едем гулять. — В Лотте Ворлд! Есть мороженое и кататься на лунной лодке! — Тогда держим путь в Лотте Ворлд.       Ехали всего двадцать минут. Мать и сын бурно обсуждали планы на весь оставшийся день, спорили, кто громче будет кричать на страшных аттракционах, какое мороженое вкуснее, и почему баббл-ти редкостная гадость. Первым делом они решили отправиться на аттракцион "Атлантида". В Лотте всегда большие очереди, там всегда много местных и туристов с разных уголков планеты. Пока Джису и Сынмин стояли в очереди, Минни рассказал маме как сильно вырос его лего-город в ее отсутствие. — Папа очень часто приносил новые наборы. Мы иногда вместе садились собирать, но он уже через десять минут падал на спину и говорил, что больше не выдержит этой пытки, — Сынмин смеялся, ему было радостно вспоминать, как папа смешно и театрально уставал от сборки конструктора. — Это похоже на папу: чуть что для него сложнее обычного и он сразу вскидывает лапки к верху, — посмеялась Джису. — Но он такой только в каких-то незамысловатых делах, в играх например. Но что касается серьезных жизненных проблем, то папа до последнего не признается, что ему тяжело. — Папа много устает, по нему видно, но он никогда не говорит об этом. Хорошо, что ты вернулась, теперь ему будет легче. — Я постараюсь помочь папе, но боюсь, он будет против. Кажется, он не очень рад мне, — радостная улыбка сменилась печальной. — Тебе показалось, — Сынмин махнул рукой. — Пойдем, наша очередь.       На водной американской горке Джису на пару с Сынмином получили заряд бодрости и адреналина, вдоволь накричались, чуть не до хрипоты, а после еле шли, на дрожащих от страха и напряжения ногах. Но когда ноги вновь стали твердыми и крепкими, они решили поиграть в догонялки по территории парка. Им как будто было совершенно все равно на то, что всюду ходили люди. Они не боялись столкнуться с каким-нибудь грозным немецким мужчиной или с какой-то старушкой из Индии. Все, что волновало Сынмина — не попасться в руки мамы, а Джису думала о том, как бы крепче схватить сына и не дать ему сбежать. Гонялись они так минут пять, потом все же Джису подхватила на руки уже почти взрослого сына и села обессиленно на лавочку. Откуда-то из динамиков парка послышалась песня "Talking to the Moon" Бруно Марса и Джису невольно заулыбалась. Она прижала к себе Сынмина, крепко-крепко обнимая его, раскачивалась из стороны в сторону и тихонько подпевала. — Мам, ты чего? — спросил Сынмин, покачиваясь в такт своей маме и крепко обнимая в ответ. — Это папина любимая песня, — сказала она, расплываясь в улыбке. — Он часто ее слушал, когда я была беременна тобой. Он любил ее всей своей душой. И слушал так часто, как только мог. Мне даже к третьему триместру надоела эта песня, я не могла ее больше слышать, но Чан говорил, что не может перестать ее слушать. — Я помню, он ее часто включал в машине. — Точно-точно, никакая поездка не обходилась без нее в плейлисте. А сейчас? Он больше не включает эту песню? — Однажды она заиграла в машине, когда мы ехали в кафе, и папа расплакался. С тех пор я ее больше не слышал. — Вот оно как, — когда песня закончилась, Джису поцеловала Сынмина в макушку и отпустила. — Выбирай следующий аттракцион! — Пойдем на гиросвинг! — А ты не боишься? — Пошли! — Сынмин сорвался с места и побежал вперед к аттракциону, а Джису лишь оставалось побежать за ним.       И снова очередь, и снова разговоры о пустом, на этот раз о школе. Сынмин любил школу, любил учиться, в особенности он любил литературу. Он очень много читал, читал то, что задавали в школе и то, что стояло на полках в детских и в гостиной. Еще Сынмин любил, когда им с Хёнджином вслух читал Чанбин. Его голос успокаивал, и так всегда быстрее засыпалось.       Джису хотела спросить, какую последнюю книгу прочитал Сынмин, но вновь подошла их очередь садиться в кресла аттракциона. Когда их обоих пристегнули, Джису крепко сжала руку Сынмина и поделилась, что на деле ей очень страшно, и она до дрожи в коленях боится высоты. — Ничего не бойся, мама, я ведь рядом! — у самого голос дрожал, а аттракцион начал разгоняться, подниматься и раскручиваться.       Так прошел весь день. Очередь и разговоры о чем-то незамысловатом, покатушки на аттракционе, охрипший голос и догонялки, отдых на лавочке и еще один незамысловатый разговор. И вот приблизился медленно вечер, солнце стало садиться за горизонт, окрашивая облака в оранжево-розовый туман. Джису оставила Сынмина за столиком в небольшой кафешке на территории парка, а сама пошла за напитками и мороженым. Это был небольшой момент для выдоха и осознания эмоций. Как будто бы ей было важно побыть наедине с сыном, услышать все о его жизни, узнать его мысли. В голове уже был план, что нужно провести так время с каждым, пока она не уехала в Японию. Оставалось чуть меньше двух недель до отлета и шесть сыновей, которые нуждались в ее внимании. А еще был страх, что бывший муж не позволит ей проводить столько времени с детьми, потому что она не заслужила, это ей такое наказание за ошибки ее молодости. — Девушка, не задерживайте очередь, скорее оплачивайте свой выбор, — сказала тетушка на кассе.       Джису опомнилась, извинилась, протянула ей наличные и быстро сбежала к Сынмину. Он любовался небом, как краски плавно меняются, как переливается градиент из голубого в нежный оранжевый оттенок. Джису села напротив и протянула стакан с лимонадом и клубничное мороженое. — Мое любимое, — сказал Минни, тут же раскрывая обертку. — Видишь, не так уж я и плоха. Помню, что ты ягодное и фруктовое любишь, — Джису улыбнулась, а Сынмин посмеялся. — Мама, ты ведь теперь не уйдешь? — внезапно вся веселость Сынмина сменилась серьезностью и печалью. — Нет, крошка Сынмин, больше не уйду, я постараюсь быть рядом с вами так долго, как только смогу. — Папа через несколько месяцев после твоего ухода признался, что ты ушла, потому что болела. Это правда? Чем ты болела? — Я болела очень тяжелой болезнью, и я все еще болею. Ты знаешь, есть болезни физические, которые влияют на твое тело, органы. А есть психические болезни, они влияют на твое мышление, на твой образ жизни, на твои чувства и эмоции. — У тебя именно такая болезнь? От нее можно вылечиться? — Люди от нее вылечивались и не раз, но это очень сложно. Все больные по-разному ее переносят. Так же, как и простуду. Вот например Минхо, когда болел обычной простудой, мог горы свернуть, ему было легко справиться с температурой, больным горлом и насморком. А Чанбин в лежку, он хныкал от боли в теле, у него ныли все косточки, он очень тяжело переживал простуду. С этой болезнью так же. Кто-то справиться с ней на раз-два, даже не задумываясь о том, что он болен. А кому-то лечение дастся трудно. В особо тяжелых случаях, от обычной простуды можно даже умереть, если получить кучу осложнений. И здесь так же. Многие не выдерживают этой болезни и умирают, — возможно, Джису не хотела говорить именно так о своей болезни, но это был поток мыслей, который она не могла остановить. Она не понимала, нужно ли знать об этом Сынмину, или все-таки не стоит, но не могла остановиться рассказывать об этом. — А ты? Ты вылечишься? Ты не умрешь? — Сынмин схватил маму за руку, не желая отпускать, он боялся, что может снова ее потерять. — Нет, милый. Я не умру. Я стараюсь вылечиться, я не знаю, как долго я еще буду болеть. Но благодаря хорошему врачу, я поняла, что мне не нужно бороться с болезнью в одиночку. У меня есть семь сыночков, друзья, работа и ваш папа. Я знаю, что вы все так или иначе любите меня, а значит я не одна, а значит у меня есть шансы вылечиться от этой болезни. — Тогда я скажу всем, чтобы они тоже помогли тебе! Я хочу, чтобы ты скорее выздоровела. Мне никакие другие подарки не нужны на день рождения. — Крошка Сынмин, — Джису нежно улыбнулась и погладила все еще маленькую ручку сына. — Не говори пока об этом никому, ладно? Я сказала тебе по секрету, потому что ты меня спросил. Твоим братьям я об этом расскажу, если они меня тоже спросят. Это не обычная болезнь, и я не хочу, чтобы вы, мои дети, думали о ней. Вы ведь все еще малютки, вам рано об этом задумываться. Эти мысли оставьте взрослым, хорошо? — Хорошо, — Сынмин кивнул и пересел поближе к маме, чтобы вновь ее обнять со всей своей силой.

***

      Вскоре уже стемнело. Джису и Сынмин еще долго гуляли по Лотте Ворлд, посещали аттракционы в крытом павильоне, катались на лодках по озеру Сокчхон и кушали корн-доги. А потом их ждали тридцать пять минут дороги в сторону дома. Они ехали в тишине, потому что оба наговорились так, что уже зудели языки, и голова была переполнена всякими мыслями, что музыка только раздражала, а не расслабляла. На полпути Сынмин заснул. Джису тихонько посмеялась, позабавилась виду сына и тому, как все-таки ему удалось утомиться за весь день, а ведь всего каких-то двадцать минут назад он стоял посреди парка развлечений и просил сходить еще один последний раз на какой-нибудь страшный аттракцион, но было уже поздно.       У дома встретил Чан. Сынмин вышел заспанный, не сразу понявший где он, обнял отца и стоял так, будто вот-вот заснет стоя. Джису достала школьный рюкзак мальчика, а потом пошла к багажнику и достала большую коробку в подарочной упаковке. Увидев ее, Сынмин сразу же взбодрился и подбежал к маме. — Это подарок? Что там? — Сам посмотришь, когда будешь не таким уставшим. Завтра после школы, например. Я знаю, что ты любишь лего, у тебя много разных наборов и фигур, но такого набора у тебя еще нет. И если честно, я не уверена, понравится ли тебе, но очень надеюсь, что тебя это порадует. Это особенный набор, он не подойдет к твоему городу, вот почему я переживаю. Если тебе не понравится, я пойму, заберу его и мы с тобой вместе съездим в магазин, выберем тот подарок, который ты захочешь, мы договорились? — Мама, я тебе кое-что на ушко скажу, наклонись, — Джису наклонилась, а Сынмин шепотом продолжил: — Мне понравится, правда-правда, потому что это ты подарила. А еще для меня самый главный подарок, что мы с тобой были вместе весь день. Спасибо большое! — Не за что, мое золотко, — Джису улыбнулась и обняла Сынмина на прощание. — Беги скорее домой, готовься ко сну, мы с тобой еще увидимся! А сейчас мне еще с папой надо поговорить.       Сынмин как маленький совенок угукнул, схватил свой рюкзак, подарок и убежал домой. И конечно же первым делом он вскрыл коробку в комнате, под чутким руководством Хёнджина. Это был набор лего для создания роботизированных игрушек, и от радости Сынмин чуть не лишился дара речи. Он не мечтал и не думал, но увидев этот подарок от мамы, сразу представил как по его лего-городу будут ходить лего-животные, которых он сам сделает и запрограммирует. Это будет настоящее чудо! О чем еще может мечтать девятилетний ребенок?       Чан и Джису остались стоять у подъезда к дому. Они недолго смотрели друг на друга, боясь начать разговор. Но рано или поздно кто-то должен был начать говорить. И это был Чан. — Как повеселились? — Хорошо, — кивнула Джису. — Сынмин был очень рад. — А ты? — Я тоже, мне стало гораздо легче. Я хочу перед своим отлетом с каждым так провести денек, по отдельности. Ты мне позволишь? Если нет, я пойму, только скажи честно. — Вам это очень нужно, особенно тебе. Я не в праве запретить тебе видеться с детьми. Ты их мать, ты должна быть рядом, это твое право и твоя обязанность. — Крис, я тебя прошу. Не говори с детьми о моей болезни. Ничего им не говори больше. — Они почти все возненавидели тебя уже через три месяца. Я пытался оправдать тебя в их глазах, не более. — Я понимаю, но если они меня ненавидят, то это их выбор, на который они тоже имеют право. Я не заслуживаю сожаления и оправдания. И только дети могут решать: любить меня или ненавидеть. — Ты ведь понимаешь, что если бы я об этом не сказал, то вряд ли бы их смогла увидеть вообще? Джису, тебе в любом случае придется рассказать, как бы ты не стыдилась этого, как бы ты не боялась. Ты хочешь провести день один на один с каждым из детей, у кого-то ведь наверняка возникнет вопрос "почему ты меня не любишь?", и тебе придется ответить. — Я отвечу. Не говори за меня только. А на их вопросы я отвечу. — А на мои? — И на твои. Задавай. — Зачем ты вернулась? И где твой ухажер. — С ухажером я уже как полгода рассталась. А вернулась к детям. Я осознала, что очень скучала по ним, что мне их не хватало. Я многое осознала за эти полтора года. Я знаю, что ничего не исправить уже, но я хочу хотя бы попытаться стать неплохой матерью своим детям. Попытаться в первые за годы насладиться любовью к ним, а не упиваться ненавистью и страхами, понимаешь? — Напиши, когда захочешь встретиться с ними. Езжай домой, ты устала, и мы тоже. Спокойной ночи.       Чану было все еще тяжко общаться с бывшей женой, поэтому как только он почувствовал неприятный ком в горле, то он сразу же решил бежать. Он даже не захотел услышать ответа Джису на его слова, тут же скрылся за дверью дома, заперся на все замки и поскорее ушел в спальню, чтобы никто не мог увидеть его слабости. Чтобы ни один из сыновей не узнал о том, какой же он все-таки трус.       А Джису ничего не осталось, кроме как сесть в машину и уехать. На сердце остался осадок. То, что раньше связывало ее и Чана давным давно оборвалось, разбилось, растворилось, и восстановить это возможности нет. В ней еще теплился кусок надежды, что можно вернуть былую любовь, вернуть своего принца из сказки, но разумом Джису понимала, что это больше невозможно. Ей было больше нечего ловить. Оставалось лишь радоваться мимолетным мгновениям вместе, когда им приходилось быть рядом из-за детей. Ей будет достаточно просто видеть его счастливым. И, к сожалению, это будет уже не с ней. Она сломала все собственноручно, когда призналась себе в том, что ненавидит себя и этот мир.