I have seven kids, I don't need anymore

***

Минхо проснулся, когда за окном стояла кромешная тьма. Под дверью виднелась тонкая полоска света из коридора, а где-то там вдали, ближе к лестнице, слышался детский, еле уловимый плач. Вариантов было много: Чанбин, Хёнджин, Джисон, Ёнбок, Сынмин. Кто бы это ни был, Минхо считал, что он должен пойти и успокоить младшенького, чтобы не проснулась мама, не переживала. Он тихо выглянул из комнаты, только одним глазом. На лестнице сидел Джисон. Он натянул коричневый капюшон своей любимой пижамы по самый нос и тихо плакал, крепко-крепко обнимая коленки. Минхо вышел к нему, сел рядом, обнял за плечи. Джисона трясло, он уже долго захлебывается в рыданиях. — Что случилось? — мягко спросил старший брат, вытирая щеку, напуганного пятилетнего мальчишки. — Кошмар приснился. — А к маме чего не зашел? — Она выгнала! — рыдания подступили с новой силой. — Сказала, не мешать ей спать своими глупостями. Минхо вздохнул. Ему было непонятно, за что она так с Джисоном. Зато было понятно то, что теперь у него есть самая главная задача в этом доме: оберегать братьев от кошмаров. Он взял на руки Джисона, и, хоть самому было очень тяжело, ведь он вовсе не силач, все же донес братика до своей комнаты. Уложил в постель, лег рядом и крепко обнял. Джисон уткнулся носом в плечо старшего брата, стал успокаиваться, стал засыпать, когда на горизонте появился первый красноватый отблеск. — Мама же нас не бросит? Минхо тихо пообещал, что они всегда будут рядом все вместе, мама с папой будут их всех любить и все будет в их семье хорошо. Джисон поверил и с счастливой улыбкой заснул.

***

Джисон ненавидел кошмары. Они снились не часто, но очень ярко и громко. И почти всегда это были вещие кошмары, поэтому он ненавидел их сильнее. Самый первый кошмар Джисон помнил смутно, но помнил, что очень хотел быть рядом с мамой после него, но она его оттолкнула и он горько плакал, а потом пришел Минхо и отнес к себе в комнату, спрятал и успокоил, отгоняя всех демонов, которые дарили Джисону эти страшные сны. Потом было много всякого: Хёнджин сломал ногу, маму уволили с работы, Минхо подрался с одноклассником до разбитых брови и губы, Чанбин упал с велосипеда и в усмерть разбил колени. И все это снилось Джисону, за месяц до событий, или два. Но он ярко помнил те моменты, вспышками, болезненными ощущениями. Голоса становились громче в этих снах, они двоились, путались. Картинка шла кругом, что аж тошнить начинало. Глаза болели от ярких вспышек, резких смен кадров. Сны никогда не были плавными, они всегда были рваными. И Джисон ненавидел их. Зато любил прятаться под одеялом Минхо. Иногда старший брат ходил на кухню и делал им теплый чай с малиновым вареньем. Они сидели спинами к кровати, держали в обеих руках теплую кружку и обсуждали тачки. Каждый раз это был разный персонаж. За все время они ни разу не повторились и обсудили почти всех главных героев мультфильма. Джисон любил мультфильм "Тачки". Джисон любил быть рядом с Минхо. Однажды с просонья, ужасно заплаканный после нового кошмара, он случайно назвал Минхо мамой, а тот лишь рассмеялся и помог спрятаться под одеялом, обязательно у стенки, чтобы серый волк не схватил за бок и не уволок в лес. Джисон боялся дней, когда его сны сбывались. Все всегда было слишком реально, чтобы совпадать с событиями из сна. Но все совпадало. Почти всегда. Каждый раз. Он и Хёнджину перестал свою любовь показывать лишь из-за того, что боялся сбывшегося наяву сна. В нем Джинни больно бьёт Сонни по голове за то, что тот всего лишь сказал, как сильно любит своего хёна. Минхо говорил, что этот сон точно не сбудется, ведь Хёнджин и мухи никогда не обидит, но Джисон боялся. Он ненавидел дни, когда сны превращались в жизнь. И он больше всего в своей короткой жизни ненавидит ту ночь, когда его самый первый кошмар стал реальностью. Когда они всей семьей ужинали как обычно, но после не пошли смотреть вместе мультики, папа сказал, чтобы все разошлись по комнатам и ложились спать пораньше. А мама молчала, скучающе смотрела в окно, и ни у кого не спросила про дела в школе. Джисон видел в окно, когда проснулся попить воды, как она села в такси и уехала. Молча. Ничего не сказав. Джисон ждал маму весь следующий день и вечер. И даже после рассказа папы о том, что она не вернется, он продолжал ждать. Плакал и ждал. Минхо обещал ему, что они будут вместе! Но ни через два дня, ни через неделю она не вернулась. И Джисон пришел к Минхо в комнату и сначала сидел на подоконнике и грозно смотрел в окно. А потом вскочил, зашелся в рыданиях и стал колотить Минхо куда попадет. — Ты ведь обещал мне, что все будет хорошо! Что мы все будем вместе! Ты обещал меня спасти от кошмаров! Минхо было не легче. В ту ночь он встретился с ней взглядом. Полным безразличия. Его сердце сжималось, болело, пряталось за легкие, не давая им раскрываться. И он держался, хотел быть сильным, чтобы не расстраивать мальчишек и отца. Он был сильным, пока Джисон не ударил его. Первый раз в жизни. И Минхо, крепко сжав в своих руках маленькие кулачки еще девятилетнего Джисона, расплакался в унисон младшему брату.

***

Джисон мирно лежал на коленке Чанбина и играл в новую игру на телефоне. Все ребята были заняты своими делами, но эти двое не хотели в жару заниматься чем-то продуктивным, поэтому выбрали путь отдыха на диване в гостиной. Чанбин проходил в очередной раз "Детройт", особо не задумываясь над выборами. Он скучающе нажимал кнопки на джойстике и лишь изредка оживлялся, когда в игре начинались редкие сцены боёвки или погони. Джисон иногда поднимал голову с коленки брата и смотрел в экран, шутил уже никому неинтересную шутку про "28 ударов ножом" и возвращался к своей игре. Скоро должен был выйти какой-то там геншин и Джисон решил поиграть в другую игру студии, выпускающей новинку. Игра не сильно затягивала, но мальчик так обленился, что ему было лениво даже выключить игру. На кухне гремели поварешки и кипел суп на плите. Было слышно, как маленькие ножки подпрыгивают и с грохотом приземляются на кафельный пол. Будто два маленьких слоника скачут по всей кухне и не дают покоя занятому дядюшке Паку. На самом же деле Сынмин и Чонин очень старательно стараются подглядеть, что же готовит их нянь. Дядюшка лишь посмеивался и продолжал свое дело, не давая ни единой подсказки мальчикам о том, что готовит. И если Сынмин в силу своего роста мог догадаться, что же все будут есть на ужин, то у Чонина с этим были проблемы. Но он определенно не собирался сдаваться. В гостиной же стоял еле уловимый запах сладковато-кислый запах яблок, перемешанный с запахом яичной лапши. У Джисона в голове никак не укладывалось, как можно сварить в одной кастрюле яблоки и лапшу? Даже интересно стало, что же там такого кашеварит дядя. — А вы с Минхо когда новую шутку для дядюшки Пака придумаете? — Мы пока отошли от дела. У нас другая задача. — Какая? — Это секрет, понимаешь? Я не буду пока говорить. Джисон фыркнул и наконец закрыл наскучившую ему игру и зашел на сайт этого долгожданного геншина. Он внимательно рассматривал персонажей, которые будут в игре и читал к ним описания. Дилюк выглядит внушительно. Но Чанбин не разделяет симпатии Джисона, ему нравится Эмбер. Джисон не понимает почему, но спрашивать у брата не собирается, ведь не Бинни же играть будет. А когда Джисон вдоволь налюбовался персонажами, он выключил телефон и лег поудобнее на коленке Чанбина и стал наблюдать, как старший играет за Коннора и расследует преступление в телевизионной башне. Все происходящее что-то Джисону ужасно напоминало, хоть он точно уверен, что никогда раньше не смотрел так за игрой Чанбина и запах этот странный никогда не чувствовал. Как будто чувство дежавю всплывало в голове Джисона, но он никак не мог понять где же видел этот эпизод. Он так увлекся своими мыслями и перестал моргать, что даже не заметил, как перед носом появилась счастливая и перевернутая мордашка малыша Нини. Мальчик щелкнул старшего брата по носу и звонко посмеялся. Джисон резко вскочил с коленки Чанбина, очень часто моргая. — Хён, можно твою раскраску? — Какую? — Джисон удивленно уставился на Чонина. — Любую, — он пожал плечами. — Я хочу пораскрашивать. — У меня с королем львом есть и с историей игрушек. — А еще? — глубоко вздыхает малыш, залезая на диван и складывая на нем ноги по-турецки. — Ну там, с принцессами всякими. С Питером Пеном. — А с Бель есть? — Джисон серьезно кивнул в ответ. — Можно? Джисон подскочил и ушел. Чонин скучающе смотрел в экран телевизора, пока ждал брата. Чанбин был где-то в своем мире, ни игра, ни братья его сейчас не интересовали. А Чонин лишь обыденно произнес: — Надо революцию устраивать, а то всех поубивают. Чанбин медленно перевел удивленный взгляд на младшего брата, а тот смотрел очень серьезно на старшего. Даже не верится, что в июле этот мальчишка плакал из-за того, что старшие братья играли в файтинг, ведь ему казалось, что они и в жизни будут драться. Между братьями поникла неловкая пауза, Коннор стоял у выхода на крышу и играл со своей монеткой, а Чанбин все никак не мог отойти от слов Чонина. Он так и не смог спросить его о познаниях в игре. И не потому что в этот момент пришел Джисон, а потому что он просто дар речи потерял. Джисон же не заметил ничего странного, вручил Чонину раскраску и его цветные карандаши, а малыш резво спрыгнул с дивана, разложился на полу у края пушистого ковра и стал раскрашивать принцессу. Он был сосредоточен и старался не заходить за контур, ведь это не его раскраска, значит надо быть осторожным. Джисон вернулся на диван и уже хотел лечь на коленку Чанбина, но тот резко встал. На телефон пришло сообщение "Ты ведь помнишь?", и Чанбин понял, что забыл. Его ждет Соён! Всю ленивость как рукой сняло, и подросток заносился как пчелой ужаленный. Джисон лишь пожал плечами, взял брошенный джойстик и вышел из игры. А потом стал просматривать библиотеку их игр и решал, во что же ему поиграть. Вскоре из кухни послышался небольшой диалог, в котором Чанбин сообщает дядюшке Паку о прогулке, а дядюшка и Сынмин желают ему хорошей прогулки. Хлопает входная дверь и снова становится тихо. Джисон выключает приставку и ложится на диван, чтобы чуть-чуть подремать, хоть и знает, что вечером спать нельзя, а то ночью не получится заснуть. И вдруг снова хлопает дверь. Джисон подрывается и летит в прихожую. В последние дни Джисон редко по утрам видит Минхо, и некого просить завязывать шнурки на его любимых кедах. Для Джисона уже давно стало каким-то ритуалом обнимать Минхо по утрам. Ведь если он этого не делает, то день не задается. Чтобы дни были удачными, пока старший изнуряет себя на тренировках, Джисон стал рисовать по утрам рисунок специально для Минхо и отдавать ему сразу же при встрече. Поэтому Джисон ждет вечера с нетерпением именно из-за встречи со старшим братом. — Хён! — счастливо воскликнул Джисон, но внезапно погрустнел и опустел плечи, увидев на пороге Хёнджина и Феликса, пришедших с пруда, где они кормили уточек. — А, это вы. — Чего расстроился? — спросил Хёнджин с усмешкой. — Твою рожу дурацкую увидел. — Ты перепутал, это твоя, ты наверно в зеркало посмотрел, — с лица Хёнджина сползла довольная усмешка и он недовольно нахмурился. — Хватит вам, всегда вы ссоритесь, — вмешался Феликс. — Джисон, пойдем домашку делать. Достаточно отдохнули. Старший двойняшка глубоко вздохнул, кивнул и пошел за младшим в комнату. Хёнджин в спину показал им язык и зашел в гостиную, располагаясь рядом с малышом Нини, чтобы наблюдать за его действиями и просто побыть рядом. Снова что-то осело тяжелым камнем в груди Джисона. Он совсем не хотел грубить брату, оно само вырвалось. Было так грустно наблюдать, как с лица Джинни спадает улыбка и сдвигаются брови. Но язвить ему было словно вредной привычкой, как например грызть ногти или ковырять в носу. От нее было неприятно, и плохие последствия преследовали, но отвыкнуть было так тяжело. В комнате был один письменный стол, но большой, и было два стула. Двойняшки сели рядом друг с другом и открыли каждый свои предметы: Джисон литературу, а Феликс природоведение. Феликс быстро строчил ответы на вопросы в тетрадь, а у Джисона вместо строчек рассказа плыли мысли. Их было очень много и их поток никак не получалось остановить. Сейчас сбывается какой-то сон? Придет Минхо? Что будет на ужин? А может извиниться перед Хёнджином за все? А как извиниться? Обнять? Или просто сказать словами? И что сказать? Ох, прости меня, хён, я не знаю зачем тебя обижал? Тупость, разве нет? Да я в целом тупой. Нет, так нельзя думать, я не тупой. Я хороший, просто боюсь, что кошмары снова начнут сбываться. А что сейчас придумали Чанбин и Минхо? Неважно, потом узнаю. А что, если Хёнджин меня ударит не из-за того, что я его люблю, а из-за того, что обижаю его? Это наверно больше похоже на правду. — Джисон, ты читаешь? — спросил Феликс, легонько касаясь плеча старшего. — Нет. Феликс, а Хёнджин обижается на меня? — Не знаю, но думаю, что да. Он очень расстроился, когда ты нагрубил. — Я пойду извинюсь. Джисон встал, поправил одежду и уверенной походкой направился к старшему брату. Правда, с каждой новой ступенькой на пути вниз в гостиную уверенность слабла и Джисон уже не был уверен в своем решении. Он осел внизу лестницы, крепко держась за перила. Сквозь деревянные столбики было видно раскрытые настежь двери в большую комнату, а в них как на полу сидят Хёнджин и Чонин и весело обсуждают что-то, перелистывая странички раскраски. Внезапно на глазах выступили предательские слезы и ноги сильно-сильно задрожали. И ни встать, ни хоть как-то пошевелиться не получается. Мальчик застыл, пока горячие слезы текли по его щекам, а он их даже не мог контролировать. Решение было одно: зажмуриться и дождаться, пока слезы сами уйдут. — Джисон, ты в порядке? — послышались шаги из гостинной, а потом кто-то коснулся коленки, просунув руку между столбиков. Джисон активно завертел головой, говоря нет. — Что случилось? — Мне очень стыдно! — выпалил Джисон. — Хён, прости меня пожалуйста! Я не хотел тебя обижать! — Сонни, — ласково произнес Хёнджин и через несколько секунд поднялся к Джисону. Он крепко обнял мальчика и прижал к своему плечу. В ответ на такой теплый и полный любви жест Джисон лишь сильнее расплакался, и был уже не в силах успокоиться. Феликс тихо наблюдал с верхней ступеньки, а Чонин заинтересованно вышел к братьям и встал прямо напротив. — Просто мне сон приснился! Я не хочу, чтобы он сбывался! — захлебываясь, говорил Джисон. — Обещаю, что он не сбудется. Никогда! — Хёнджин понятия не имел о каком сне говорил Джисон. — Я обещал Минхо, что когда он уедет, я буду тебя защищать от кошмаров, и тебе обещаю, понял? Они сидели долго. Чонин и Феликс вместе пошли играть, уроки и раскраска лежали забытые на своих местах. А Хёнджин крепко обнимал Джисона. Между ними была тишина, но обоим было комфортно. Джисон успокоился, но он так давно не обнимал Хёнджина, что был не в силах его отпустить. А старший только рад этому. Уже почти три года между ними была словесная война, которая началась на пустом месте, из ниоткуда. И вот, наконец она закончилась. Перемирием хотелось насладиться с головой, мало ли, это разовая акция. Но это не была разовая акция. Джисон больше не боялся показывать свою любовь Хёнджину. Теперь они будут чаще обниматься, чаще вместе играть и гулять. И больше не будут ругаться. Джисон пообещал самому себе. А такие обещания он обязательно выполняет!

***

На улице уже почти стемнело. Вдалеке на горизонте, где заканчивалась улица, виднелась красивая розовая полоска заката. Минхо никак не заходил во двор, никак не мог налюбоваться такой красотой. Он любит закат, но ненавидит рассвет. С этой стороны полоска уходящего солнца выглядит невероятно, заставляет сердце замирать от восхищения. Но с обратной стороны, откуда солнце встает, эта полоска выглядит ужасающей, что блевать тянет. Как и от высветившегося звонка на телефоне с наглой подписью "мамуля". Почему он все еще не сменил имя и не добавил номер в черный список — загадка для Минхо. Как и причина того, что она внезапно звонит в пятый раз за день. Первые четыре раза он успешно скидывал номер и игнорировал мысли о том, что ей что-то нужно. Но на пятый раз он не смог сбросить, она продолжит названивать. — Привет, Минхо. — Чего тебе? — он не хотел здороваться и вообще хоть как-то по-хорошему контактировать с матерью, потому голос его был холоден и строг. — Хотела спросить как у вас с ребятами дела. Ваш папа трубку не берет, подумала, что могу позвонить тебе. — Не смей нам больше звонить. И никому из мальчиков тоже. Просто забудь наши номера. Мы тебе не рады. И ты нам не нужна. Джису отложила телефон, из которого все еще доносились долгие гудки. Наверно пора бросить попытки увидеться с сыновьями, все бесповоротно испорчено. Нужно было послушаться Кристофера с самого начала, но нет же, полезла дальше. А теперь в груди беспощадно разбиваются тонкие стекла, построенные из вины, режут ее всю изнутри. Минхо сказал, что они ей не рады, она им не нужна. И ему она верит, целиком и полностью. Джису сама виновата в этом. Она собственными руками уничтожила малейшую любовь своих детей к себе. Разрушила их веру в то, что мама сможет стать хорошей однажды и полюбит их всех одинаково. Она молча сбежала, и ни разу не позвонила, ни разу не взяла трубки от Джисона, от Чанбина, от Сынмина. А потом мальчики перестали звонить, а она поняла, как оказалась не права. И вроде вот оно, идеальное время, чтобы сдаться, ведь и без всяких прикрас ясно, что сыновья ее не простят. Но в голове снова и снова зарождались новые планы.