
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
А синяки — маленькое напоминание об арсеньевых пальцах, сжимавшихся на его собственной — Антоновой — руке.
или au, где шастуны – папы, отдающие всю любовь своим детям и друг другу.
Примечания
не прошло и двух месяцев, как я снова с вами, только на этот раз с семейным фичком!
начну я с того, что мы с любимой бетой смотрели самый первый выпуск «шоу из шоу», где был персонаж Антона – дядя Тоша. он зацепил, появилась идея, и на следующую же ночь я села писать.
теперь перейдем к реально важным деталям:
– так как фичок написан по фрагментам, что было очень сложно, можно заметить какие-то недочеты в написании. но! над этим стараются девочки-гаммы, поэтому большинство ошибок будут исправлены.
– здесь нет временных рамок! каждый фрагмент написан в разном возрасте персонажей, но все это идёт по возрастанию! так что не удивляйтесь, что чужие дети так быстро растут.
– рейтинг я ставила так, как чувствую. конечно, из-за момента в середине лучше было бы его исправить, но весь текст написан именно в pg-13, поэтому остаётся так. (если найдутся специалисты, я жду с разъяснениями в личных сообщениях, ха-ха)
на этом все! а теперь из личного:
моё здоровье похерилось из-за «ночных фикбучных смен», поэтому в ближайшее время буду восстанавливаться.
у меня есть тг ченел, куда выкладывается в первую очередь вся важная и нет информация по фичкам – https://t.me/ssmells_like, жду вас там.
Посвящение
посвящено от и до моей бете – она дала возможность этому фику существовать, ей должны быть посвящены все благодарности, я требую!
так же спасибо крису и лере – гаммам, – за их труд.
первая и последняя, где происходит все
30 декабря 2024, 04:20
— Арс, любимый мой, ты там скоро? — Голосом немного громче обычного, спросил Антон из коридора, в то время как завязывал шнурки на своих кроссовках.
В ответ послышался негромкий топот, и из спальни вышел Арсений в своем летнем платьишке цвета неба, выделяющем беременный животик.
Парень улыбнулся Шастуну, подошел к пуфику и присел, предварительно притягивая к себе свои «уличные тапочки», в которых он чаще ходил гулять около дома или до ближайшего магазина.
Антон тут же подошёл, опустился на одно колено, чтобы помочь надеть обувь — привычка какая-то уже, что ли.
— Вот ничего ты самостоятельно мне поделать не даёшь, — заворчал Попов, перебирая своими пальцами чужие кудри, поправляя. — Я ведь не немощный какой-то, прекрасно могу сам все надеть. Ты с меня пылинки сдуваешь, Антон, я же не сломаюсь, если что-то сам сделаю.
— Арс, — поднявшись, альфа посмотрел в родные хрусталики в глазах напротив, широко улыбаясь. Он подал парню руку, чтобы тот мог опереться и встать, но тот лишь отодвинул её от себя подальше, показывая, какой весь из себя самостоятельный.
— Что я тебе Арс, у меня в паспорте «Попов Арсений Сергеевич» написано, — он натурально фыркнул, подхватывая с пола свой рюкзачок, — когда он вообще успел там оказаться? — и подошёл к зеркалу, рассматривая свою тёмную волнистую шевелюру.
— Ты седьмой месяц под своим сердечком наше дите носишь, Арсений, — Шастун подошёл сзади и обнял одной рукой поперёк груди, другой аккуратно поглаживая животик через нетолстую ткань. Он уткнулся носом в пространство между плечом и шеей, вдыхая запах голубики. — И как же я смогу себе простить, если что-то с вами случится? — Мужчина поднял голову и поставил подбородок на чужое плечико, замечая, что этот самый Попов Арсений Сергеевич уже по-другому смотрит, без обиды и надменности.
— Может, дома останемся? Не хочу уже никуда идти, — повертел головой, показывая решительность своих действий.
— Солнце моё, — разворачивая к себе лицом Арсения, Антон улыбнулся ему так широко, насколько мог; и выглядело это не жутко, как бывало обычно, а искренне, по-радостному, по-семейному. — Давай все-таки пойдем? Долго же планировали, тем более у мастера и так мест мало, — он вздохнул, надеясь переубедить. — Я, кстати, все время хотел себе одну прядь волос в розовый покрасить, представляешь?
— Серьезно? — Удивился.
— Да. Или не в розовый. В общем, придем — выберем, ты не против?
— Антон, конечно, я за, — Арсений не выдержал и улыбнулся в ответ, поднимаясь на цыпочки и целуя в угол губ Шастуна. — Ты хороший.
— Твой, Арс, Твой.
Они вышли из квартиры, и Антон, провернув ключ пару раз в замочной скважине, взял омегу под руку, направляясь к лифтам. Нажав на кнопку вызова, пока Попов стоял и думал о чем-то, Шастун наклонился к чужому уху ближе, шепча по-заговорчески:
— Ты у меня самый-самый любимый, лучший и прекрасный.
И верить почему-то хочется.
в квартиру домой, он поспешно раздевался — есть хотелось жутко. Тем более Арсений вкусно готовит. Тем более с любовью. Да что тут, он просто был голодный.
Обычно ему что-то кричали в ответ, по типу «я на кухне» или «робот-пылесос включен, не споткнись», но в этот раз не было слышно ничего, кроме шуршания антоновой одежды.
— Арсений? — Позвал он аккуратно, стараясь игнорировать напряжение, повисшее в воздухе, как только Антон остановил все действия, прислушиваясь.
Он обошёл все комнаты, — их, конечно, было не так уж и много, но Попов мог запрятаться где угодно при желании — и только в конце маршрута, стоя напротив прикрытой двери в их с Арсением спальню, он заметил тусклый свет от лампы, которую так любил включать, когда читал.
Толкнув от себя дверь, он тихонько, под чужое «тш-ш», прошел к омеге ближе, поднимая брови в немом вопросе.
— Антон, малыш толкается, — Арсеньеву счастью не было предела: глаза горели, и он восхищением смотря на Шастуна, который после услышанной фразы также расцвел, от усталости не осталось ни следа.
Антон осторожно приблизился к беременному животику, на котором лежали ладошки Попова; залез на кровать поудобнее, накрывая своими огромными ладонями то место, с которого только что Арсений свои руки убрал, освобождая.
Прислонившись ухом как можно ближе, он стал вслушиваться: сначала он услышал какое-то бульканье, а потом почувствовал явный тычок изнутри в свою правую руку.
— Арс, — блестящими глазами он посмотрел на парня, который глядел так же: с восхищением и радостью. — Арс, — он подполз сбоку, обнимая везде, где только можно, параллельно зацеловывая смущающегося Попова то в бровь, то в щеку, то в нос. — Арс, я вас так люблю, не представляешь, — дотронувшись своими губами до ближних, он смял их в благодарном поцелуе, чувствуя, как тем же отвечают.
Антон мог поклясться: когда прислонился своим большим ухом — на то они и нужны оказались — в надежде услышать хоть что-то внутри происходящее, он услышал тихое сердцебиение, принадлежащее еще не родившемуся на свет мальчику.
***
Семейных вечеров становилось все меньше, время текло все быстрее, но медленнее в моменте; ночь и вовсе стала длиннее на несколько часов. За окном падали редкие снежинки, дополняя собой и без того большие сугробы, потихоньку напоминая о пришедшем на улицы большого города декабре. Арсений отошел от окна, плотно задергивая шторы: этого уже можно было, конечно, не делать, но привычка осталась с лета, с белых ночей, с того времени, такого далекого, но такого близкого и недавнего. В последнее время, в связи с работой Антона, пара редко устраивала что-то уютное — сил почти не оставалось, Шастун загружал себя так, как мог, под предлогом желания обеспечить и улучшить дальнейшее семейное положение. Но сегодня исключение. Арсений, заняв удобную позу, сидя в подушках под одеялом, смотрел титры фильма, ожидая Антона, который обещал подойти с минуты на минуту. И не соврал — стоило только о нём вспомнить, как он появился. — Арсе-ений, — протянув любимое имя, Шастун залез под одеяло к нему, бессильно падая головой на чужое плечо, своей рукой накрывая ладонь будущего-папы-Арсения, лежащую на выделяющемся в пижамной кофточке животике. — Что смотрим сегодня? — «Два двадцать два», — он поднёс пальцы свободной руки к кудрявым блондинистым волосам Антона, начиная аккуратно массировать корни. Шастун от таких действий растаял, прижимаясь ближе и закрывая глаза. — Недавно трейлер попался и я подумал, что это может быть интересно. — Включай давай, — мужчина прикрыл глаза, не замечая даже, что фильм уже идет, и задремал от размеренных поглаживаний. — Может, тогда не будем смотреть? Я же вижу, что ты устал, — без какого-либо упрека спросил брюнет, с любовью наклоняясь для поцелуя в макушку. — Нет, Арс, ты же хотел посмотреть со мной, я встану сейчас, конечно… — Подожди, — взяв с прикроватной тумбочки пульт, он выключил плазму и, нажав на единственный источник света — лампу — пару раз до полного её выключения, устроился в родных греющих объятьях поудобнее, вдыхая привычный дубовый запах. — Я люблю тебя, Антон, и не могу пренебрегать твоим сном, поэтому засыпай, пожалуйста. — И я тебя люблю, — отозвалось сквозь сопение, на что Попов лишь усмехнулся — слова прозвучали с окутывающей теплотой, но главное, что искренне.***
— Любимый мой, я дома, — сообщил Шастун, как делал это всегда. Зайдя***
Несколько часов назад Антону позвонили из больницы с новостью о родах Арсения. «Вы так же поставили галочку о нахождении на родах, когда заполняли документы. Подъезжайте в течении пяти минут, вас в зале ожидания встретит санитарка, она же и отведет», — прослушав тогда почти всю информацию, Шастун быстрее Флэша выбежал на лестничную площадку, на ходу надевая поверх домашних треников и футболки пальто. Все-таки хорошим решением оказалось положить Арсения на сохранение до родов. Иначе и быть не могло — везти куда-то и кого-то Антон в таком состоянии просто не смог бы. Спасибо за это панике и «удаче», которые появлялись как нельзя кстати в таких ситуациях. Спустя несколько страшных — по-другому не сказать — часов родов Арсения с сыном отвезли в их палату на четвертом этаже, а Антона благополучно выставили в коридор. Антон выдохнул облегченно, пытаясь успокоить быстро бьющееся сердце и дрожь во всем теле. Допив кофе, он выкинул картонный стаканчик в рядом стоящую урну. Подхватив пальто, лежащее на кресле, он, задержав свой взгляд на двери, которая граничила его и Арсения, улыбнулся, смотря на руку — вся в синяках, как и ожидалось. А синяки — маленькое напоминание об арсеньевых пальцах, сжимавшихся на его собственной — Антоновой — руке. Но боль от этого почти не чувствовалась и не ощущалась: помнились только испуганные глаза напротив, когда в душе было и беспокойно до одури и так тепло-тепло от знания, что совсем скоро на свет появится новый человек — его сынишка. Когда Арсения с сыном выписали из роддома, Шастун встретил их с цветами, как положено. Как только из здания показались тёмненькие волосы, а позднее и сам Попов со свертком, Антон подбежал ближе, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Привет, солнце моё, — промурчав, он поцеловал парня куда-то в щеку, зависая на маленьком личике второго альфы. — И тебе привет, лучик, — сказал он, пальцами касаясь крохотного носика малыша: тот не пошевелился даже, и сразу стало понятно, что он спит. — Привет, Антон, — переминаясь с ноги на ногу, Арсений неосознанно руками сжал пеленки покрепче, к себе ребёнка прижимая. — Возьми сумки, пожалуйста, они там, в холле стоят. — Конечно, любимый мой. Дверь в машину открыта, — он указал на транспорт, стоящий немного поодаль, а сам зашёл в здание. Подхватив единственную пару сумок, находившуюся рядом с выходом, он отметил, что либо вещей стало меньше, либо он совсем не замечал тяжести сумок от волнения. По сравнению с улицей, в салоне было очень тепло. Опустившись в кресло, Арсений захлопнул дверь, откинулся на спинку сиденья, легко выдыхая, сразу же замечая букет фиалок, лежащий на бардачке. Тут и Антон подоспел, снова засматриваясь на мальчика, но позднее все-таки заводя машину и съезжая с места. — Арс, я по твоей голубике соскучился так, не представляешь, — лишь на секунду отвлекаясь от дороги, он посмотрел на родное лицо, чувствуя, как по телу необъяснимой волной мурашки пробегают, а на душе так уютно становится, что ничего уже не хочется, кроме как Арсения с макушки до пят зацеловать, забирая всего. — А я по тебе, Антон, — слышится сбоку, после чего сам Шастун понял — бояться ему нечего определённо. Спустя пару кварталов он заехал на почти родную автомобильную парковку, маневренно двигаясь задним ходом во время паркования. Дождавшись полной остановки, он попросил тихо: — Любимый мой, подожди, пожалуйста. Поймав на себе вопросительный взгляд, продолжил, уже чуть смелее: — Ты помнишь, какой сегодня день? — Не помню, а что случилось? — Покачивая на руках спокойно лежащего сына, он отчётливо позволял понять, что из информации в его голове на этот вопрос только обезьянка с тарелками. — День рождения у кого-то? — Серьёзно не помнишь? — Он искренне удивился, понимая, что, да, серьёзно. — Годовщина свадьбы, Арс, два года уже… — А-а, — захотелось по лбу себя хлопнуть, да руки были ребёнком заняты. — Ну, да, хочешь что-то сказать? — Очень, — он засунул одну руку в карман, другую кладя на коробку между сидениями. — У тебя кольцо такое затасканное уже, не против обновиться? — И протянул к нему левую руку, открывая бардовую махровую коробочку с тонким, искусно сделанным кольцом. У Арсения от шока даже рот приоткрылся. Несколько секунд он просто сидел, осознавая слова и пялясь на украшение, а потом перевёл задумчивый взгляд на Антона, рассматривая в меркнущей на глазах улыбке отголоски шутки. И огласил боязливо: — Это прикол? — Нет, я серьёзно, Арс, — пытаясь не растечься лужицей и не рассмеяться, Шастун держал планку, показывая всю свою уверенность, которая только осталась. — Можешь надеть, пожалуйста? Подталкивая к действию, Антон положил коробочку на бардачок между их сидениями, осторожно перенимая Ваню, на время притаившегося, к себе на руки. Он показал взглядом Арсению на кольцо, так и лежащее в открытом виде, мол, давай, я жду. Сам парень аккуратно с себя стянул кольцо старое, пряча в грудном кармане куртки, взял новое, поднося к голубым глазам и рассматривая. Кольцо действительно было выполнено искусно. Оно казалось хрупким на первый взгляд, но достаточно крепким по ощущениям; в некоторых детальках были вставлены голубые кристаллы — под цвет глаз. И это вызывало восхищение — Антон не просто купил ему кольцо, Антон купил ему кольцо. Медленно и аккуратно он надел его на свой безымянный палец. Руки стали отчего-то влажными, поэтому проскользнуло оно без труда и красиво украшало длинную фалангу. — Тебе идёт, — озвучил мысли старший альфа, вызывая взгляд полный смущения и любви напротив. — Так ты… согласен? Арс, ты согласен выйти за меня еще раз, если на то уж пошло? — С улыбкой спросил он, заглядывая в лазурные глаза. — Да, Антон, я согласен, — без раздумываний даже, он перелез бардачок, целуя ярко, показывая все свои эмоции. И уже выгружая сумки из багажника, Шастун мельком зыркнул на брюнета, внимание которого было привлечено маленьким Ваней, отчего-то проснувшимся. И это выглядело так забавно, но так хорошо, нежно, правильно, как и должно быть.***
— Арс, а где моя футболка розовая? Найти не могу, — роясь в шкафу, перекладывая на своей полке вещицу за вещицей, он упорно искал розовый цвет в стопке чёрно-белых вещей. — Сейчас, подожди, пожалуйста, — так как сам Арсений сейчас кормил маленького Ваню, то лишь взглядом показал на свое занятие, призывая к ожиданию. Антон кивнул молча, после предупреждая, что находиться будет на кухне, с этими словами удаляясь. Через несколько минут к нему подошёл Шастун-Попов, видимо, сделав все процедуры подготовки сына ко сну. — Ты положил её в стирку? — Продолжил альфа, отрывая задумчивый взгляд от ноутбука и поправляя немного съехавшие с носа очки. — Просто я помню, что видел её там недавно, а теперь её там нет. — А я думал, ты знаешь, — разочарованно выдохнул Арс, подходя ближе, беря за руку, будто бы зовя за собой. — О чем? — Не понял блондин, как раз свои волосы свободной рукой поправляя, но другой ладонь держал крепко, позволяя вести себя, как оказалось, в зал. — О гнезде, Антон, — он зашёл за угол дивана, показывая, как рядом с недавно приобретённым креслом-мешком, которое стояло рядом с тёплой батареей, в хаотичном порядке расположились антоновы вещи: среди них было много одежды, в том числе и футболка, которую Антон искал. — Мне тебя порой не хватает дома, да и когда с Ваней прихожу сюда, он успокаивается сразу, засыпает… — Я услышал тебя, Арс, — он сделал шаг навстречу, приближаясь и обнимая нежно, позволяя свой дубовый запах вдохнуть и прижаться так же. Родные руки на спине сомкнулись, теплом отдавая: Антон-то без футболки был. — Если признаться честно, ты когда в роддоме был, я часто стоял у твоего шкафа, вдыхая твой запах, — он улыбнулся воспоминаниям, своей правой рукой зарываясь в тёмные густые волосы, начиная постепенно массировать кожу головы. — Однажды даже натянул твою кофту на подушку и заснул в обнимку, как скучал. — Я тоже скучал, Антон, не поверишь, — вдыхая сильнее последний раз, он отошёл, наклоняясь и вещи с пола подбирая, — благо, их там не так много было — чтобы потом отнести и положить в стиральную машину. В полной и совсем не давящей на уши тишине они поужинали. И Ваня неожиданно для всех проснулся, начиная реветь — тут же Антон к нему подоспел, на руках укачивая. А мелкий, видимо, учуяв запах своего отца, успокоился, вновь засыпая. — Вот с тобой он — лучик настоящий. А со мной — солнце палящее, когда на улице плюс сорок и ты идешь домой с работы, — расстроился Арсений, на что получил поцелуй в лоб и успокаивающее шептание на ухо. — Я тебя, кстати, люблю. Знал? — Чуть громче спросил Антон, занося руки на талию. — Ну конечно, — улыбнулся омега, вставая на носочки для короткого поцелуя. Позднее, сделав все оставшиеся дела, мужья заснули в обнимку, каждый друг другом наслаждаясь полностью.***
Еле как разлепив глаза, Арсений потянулся к будильнику, чтобы выключить «эту вибрирующую хрень». Развернувшись обратно с желанием лечь и доспать свои часы сна, — просыпался он исключительно насмотревшись мотивационных видеороликов, а потом будильник просто стало лень выключать — но заметил Антона рядом, мирно сопящего. — Дурень, — шёпотом ругнувшись, он начал аккуратно тормошить спящего под недовольные стоны — будят его, видите ли. — Ты проспал, Антон. — Никуда я не проспал, — щуря глаза, он, лёжа на боку, нащупал рядом находившуюся арсеньеву руку, кладя её на свое солнечное сплетение, позволяя почувствовать, как бьется сердце. Глаза он снова закрыл, пытаясь залезть под манящее одеяло вновь. — Ложись, давай поспим, пока Ваня не проснется. — Ты отгул взял? — Наивно спросил Арсений, но спросить не мог, поэтому накрыл обоих тёплой тканью. — Да, любимый мой, — он прижал омегу к себе ближе и, в лоб поцеловав, задремал снова. А второй в это время пальцами своими длинными кудри массировал, залипая на сонную мордашку.***
Антон смотрел на ползущего маленького сынишку, улыбаясь во все тридцать два зуба. В руках он держал погремушку, привлекая ей чужое внимание, — звук, от которого почти всегда было тошно, вдруг стал таким приятным на слух. — Давай, Вань, иди ко мне, — мужчина позвенел игрушкой еще раз, зазывая к себе сына. — Кто молодец? Ты молодец, мелкий, — Ваня дополз до отца, и тот подхватил его на руки, покачивая маленькое чудо в награду за старание. Арсений тихо заглянул в комнату, в надежде исподтишка поглядеть, чем же семья занимается, но это не ушло от глаз его же сына — он начал рукой показывать, издавая неразборчивые звуки, после чего и Антон обернулся, с мягкой улыбкой встречая супруга. — Ничего от вас не скроешь, — с приподнятыми концами губ он подошёл к ним ближе, садясь на пол — подогреваемый, спасибо строителям — рядом со всеми. — Я суп приготовил, пойдём есть, пока горячий, — обратился он к старшему альфе, рукой по плечу гладя. — Да, конечно, пойдём, — маленького с собой подхватив, Антон встал, Арсению помог с тем же и отправился на кухню. Там усадил любимому на колени Ивана Антоновича, который ждал порцию своего обеда. Когда на столе оказалась тарелка аппетитного борща со сметаной, блондин, завязывая кудри в хвостик на затылке, начал трапезу, не забыв восхититься умелыми и любимым рукам Арсения, который на это засмущался весь, продолжая кормить сынишку. — Ну что, когда отмечать будем? — Решил подколоть все-таки омега, убаюкивая сына на руках под тихий стук ложки о тарелку. — Хоть сейчас, Арс, — без толики шутки чётко — что было сложно с набитым ртом сделать — сказал Антон, доставая из пакетика кусок нарезного батона, тут же в рот отправляя. — Серьёзно? — Сначала удивился, а потом не понял Арсений, передавая полуспящего сына Антону, который суп как раз доел, сам в это время накладывая и себе порцию. — Да, вполне, — он пальцами поправил начавшие расти волосы на голове маленького члена семьи, в то же время его и лелея. — А как же приглашения? — Пододвигая свою тарелку к себе ближе, Арсений обедать начал, запивая все водой — странная привычка, но что есть — то есть. — Я про то, что мы ведь с кем-то пойдём? Друзей там пригласим… — Мы можем, конечно, отметить пышную и огромную годовщину, — начал рассуждать Антон, покачивания не прекращая, но говоря тише. — С кучей людей, в дорогом ресторане или кафе, все как надо. Но я пока что от сомнения к сомнению скачу и не знаю, что тебе предложить. Поразмыслив, Арсений доел свою еду, ставя обе пустые тарелки в посудомоечную машину. Взяв сына на руки, он пошел в детскую, призывая Антона за ним пойти, что тот, собственно, и сделал. — Хорошо, Антон, — он счастливо смотрел на уснувшего Ваньку, чувствуя, как на талии сжимаются чужие руки в объятьях. — Я еще подумаю, и мы чуть попозже все обговорим, ты не против? — Не против. Вдруг Шастун-Шастун развернул его, без раздумья губами впечатываясь в губы; руку одну на талии оставляя, а второй гладя щеку. И Арсений ответил, с таким же напором двигаясь вперед, рот немного приоткрывая, чтобы можно было чужой язык впустить. — Не поверишь, ты такой красивый у меня, — оторвавшись ради вдоха, сказал альфа, ведя мужа спиной к выходу из комнаты в их же спальню, чтобы сына не разбудить. — Я тоже люблю тебя, Антон, я тоже, — он ухмыльнулся, снова прильнув к губам, ярко показывая: я твой, ты — мой. А Арсений заработал две новые метки под предлогом усиления запаха. Никто особо против не был.***
— Пап, я не хочу в садик, я дома хочу, — неразборчиво и сонно пробурчал Ваня, ожидая, когда на него оденут его же тёплые колготки. — Надо, Ванюш, надо, — Арсений, параллельно натягивая на себя свой свитер, снял с батареи одежду, подходя ближе, на корточки присаживаясь и одевая. — Там как дома, только по-другому чуть-чуть. — Не хочу, хочу дома, — начал он снова, на что старший вздохнул устало и, усадив сынишку обратно на пуфик, выпрямился, уходя на кухню к Антону, собиравшему свой обед. — Ваня не хочет в детский сад идти, — Арсений подошёл сзади, уткнувшись лбом в спину, бодая. — Не знаю уже, что делать. Помоги, а. — Арс, любимый мой, — развернувшись, он улыбнулся насмешливо, зачесывая тёмные волосы то в бок, то в другой. — Сейчас все сделаю, а тебе бы договариваться научиться. Антон ушёл в коридор, оставив омегу в комнате одного, зависшего на открытом полупустом контейнере с картошкой. Послышался взрослый шёпот, потом — Ванино «не хочу», потом — снова шёпот; и Антон с яркой улыбкой на лице вернулся обратно, продолжая накладывать еду. — Пап, одевай меня, пойдём в садик! — Маленький потопал на кухню, подбегая к Арсению, за ногу обхватывая и голову высоко задирая. — Что, уже хочешь? — Неверяще спросил он, поглядывая мельком на ухмылку Антона. Ваня кивнул, хватая за штанину на пару секунд, ведя за собой в коридор. — Хорошо, пойдём, — отстав немного от лежащего лучика, Арсений спросил: — Как ты это сделал? — Тайна производства, — с усмешкой пробубнил блондин, закрывая пластмассовой крышкой бокс, выходя из кухни и закрывая дверь. — Козёл, — обозвался безобидно, позднее ударяя по ягодице ускакавшего в спальню мужа.***
— Антон, пойдём, поговорить надо, — Арсений, опершись плечом на дверной косяк, смотрел на играющего с сыном супруга. Тот, обернувшись, попросил немного времени, о чем-то с сынишкой договариваясь, подвигая небольшую коробку с игрушками и выходя с улыбкой. — Что такое, Арс? — Спросил он озадаченно, разглядывая хмурое лицо собеседника. «Догадайся сам» называется. — Пюре невкусное получилось? Извини, я переделаю. — Нет, Антон, я не про это, — он устало выдохнул, облокачиваясь лопатками на стену, рукой свои волосы теребя. — Не знаю, как сказать. — Скажи как есть, — высокий подошёл ближе, уже хотя по плечу погладить от незнания дальнейших действий и слов, но вовремя остановился, замечая чужую замкнутость. Арсений подумал еще несколько секунд, в которые Антон места себе не находил от беспомощности: поделать он с таким состоянием ничего не мог. — У меня скоро течка, и я хочу второго ребёнка, — сказал Арс взволнованно, но без единой запинки, как выученное наизусть предложение, въевшееся в мозг с корнями. Антон замешкался, не зная, что ответить, поэтому, не выдержав тяжелой тишины, Арсений начал тараторить: — Я пойму, если ты не захочешь: это ведь не так вообще обговаривается, а тут еще и я со своими такими желаниями пристал… — Нет, Арс, все же хорошо, — он улыбнулся ему ярко-ярко, подлетая ближе и обнимая, руки на пояснице сжимая. Положив свой подбородок на плечо поудобнее, он ласковым голосом промурчал: — Я согласен с тобой и течку провести, и ребёнка зачать, да хоть на Луну слетать: с тобой — куда душе твоей угодно. А еще я люблю тебя, помнишь? — Он оторвался на мгновение, чтобы посмотреть в голубые глаза, но наткнулся на бусины слез на щеках. — Ну, любимый мой, ну что ты плачешь? — Ты слишком хороший, — он вытер рукавом кофты влагу с лица, позволяя всего зацеловать — это то, что сейчас ему было нужно. — Я не верю, что ты достался мне. — Пап! Я сделал дорогу, иди сюда! — Закричал из детской Ваня, выбегая на встречу, но, встретившись с красными глазами омеги, сконфузил лицо и грозно посмотрел на Антона. — Почему папа плачет? — Даже больше с наездом спросил мальчик, смотря то на одного родителя, то на другого. — Потому что очень люблю тебя, малыш, — Арсений присел на корточки, горько улыбаясь и гладя по щеке сына. — Иди в комнату, папа Антон сейчас придёт. Ваня улыбнулся ему, но перед тем, как уйти обратно в комнату, обернулся на стоящего зло, хмуря брови. — А я-то что сделал? — Непонимающе спросил блондин, побаиваясь такого напора второго альфы, что хотелось аж уши поджать и убежать зайцем. Арсений на это рассмеялся, не без помощи встал, пробормотал в улыбке что-то непонятное, поцеловал супруга в щеку и удалился на кухню заниматься какими-то своими делами.***
Рассматривая в ноутбуке чужие пожелания к дизайну, Арсений поклясться был готов, что еще чуть-чуть — и его голова не выдержит: взорвётся. У заказчика были ебанутые — по-другому не сказать — характеристики. Из коридора вперемешку со взрослым послышался детский шёпот. Через несколько секунд на кухню пришлепал Ваня и забрался на кресло к Арсению, занимая все внимание. — Папа, папа, а я тебя люблю, — он лучезарно улыбнулся, обвивая ручками отцовскую шею. — И я тебя люблю, солнышко, — он отодвинул ноутбук, стоящий на столе, обнимая сынишку в ответ. В дверном проёме показался старший, скрещивая на груди руки и тепло смотря на всю картину. — И папа Антон тебя любит, он сам мне так сказал, — дополнил сын с видом всезнайки. Арсений рассмеялся — поверил. Чуть позже Антон забрал Ваню и оставил его в детской комнате на дневной сон. Когда он вернулся на кухню, брюнет — шикарные волосы, определённо — что-то внимательно рассматривал на экране, изредка тыкая по кнопкам. Подойдя ближе, он присел совсем рядом, кладя свою голову на родное плечо, вдыхая запах голубики — и сразу так спокойно на душе стало, так уютно. — Арс? — Позвал он, привлекая к себе внимание; Арсений, взгляда от работы не отрывая, кивнул головой, мол, слушает. — Так мы пойдём в кино? Или в ресторан? Или у тебя есть свои предпочтения? — Что? — Переспросил омега, отлипая от ноутбука и заглядывая в зелёные глаза. Антон отодвинулся и сел напротив, воодушевленно объясняя: — Я тебя спрашивал недавно, как будем отмечать годовщину, — он мазнул взглядом по окольцованному пальцу, продолжая: — В кино, в ресторан сходить — куда душе твоей угодно. Ты подумал? — Подумал, конечно, — Арсений глянул на цепочку на чужой шее: невольно руку протянул, трогая металл. — Но я бы хотел отметить дома — можно какое-нибудь кино включить, доставку заказать… — Он засомневался, но руку и взгляд не оторвал. — Почему-то настроение такое, не знаю. — Хорошо, как скажешь, — без толики шутки. — Нравится? — Заинтересованно спросил супруга Антон, пододвигаясь, чтобы сидеть чуть ли не в притык. Арс одобрительно промычал. — Знал, специально под тебя подбирал. — Ну так, а что мы с Веней будем делать? — Озадаченно спросил омега, отрываясь от разглядывания аксессуара. — Ну, можем Позовым отдать, они там с Тео хуи попинают, — получив осуждающий за брань взгляд, Антон поспешил исправиться: — Отдохнут. На крайний случай дома останется, с нами посмотрит. — Ладно, делай, как знаешь, — Арсений устало вздохнул, после чего его заключили в объятия, отчего он рассмеялся — нервное уже. — Тебе помочь, может? — Предложил Антон, мельком поглядывая на ноутбук, который издавал предсмертные звуки. — Посиди так со мной еще, — своими длинными руками Арсений притянул мужа ближе, утыкаясь носом в шею. Запах приятно щекотал ноздри, напоминая, что вот он, Антон, здесь и никуда не уйдет.***
Оплатив счёт на пару пачек попкорна в магазине у дома, Антон сложил все остальные продукты в пакет, поднимая его за лямки. В этот вечер его по-особенному тянуло домой — предвкушение радости, уюта и комфорта отзывалось приятным теплом в груди. Выбежав из лифта с хорошим настроением, он постучал пару раз в знакомую дверь. Через несколько секунд из квартиры послышались шаги, после чего дверь отварилась и за ней показался грустный Арсений. Антон, улыбавшийся до этого, мгновенно померк, с непониманием заглядывая в чужие глаза с немым вопросом. — Папа! Папа! — В коридор выскочил радостный Ванька, подпрыгивая и светясь от счастья, обвивая своими маленькими ручками ногу Антона. — Дай, — и по-свойски забрал пакет, волоча его по полу до кухни. Шастун-старший, наблюдая за всей картиной, разулся и снял верхнюю одежду. Подходя к супругу и кладя руку на чужую талию, он шёпотом спросил: — Что-то случилось? — Ничего, — быстро ответил Арсений, грустно улыбаясь. — Просто грустно что-то, не знаю даже, почему. — Ну так пойдём тебе настроение поднимать! — Он щелкнул мужа по носу и под шипящее «козёл» вышел на кухню. Наблюдая, как сын эмоционально доставал купленную еду, мужчина присел на кресло. Тут и второй родитель подоспел, подходя к сынишке и с наигранной радостью распаковывая пакет вместе. — Ваня, — позвал аккуратно Антон, наблюдая, как маленький мальчик уплетал порцию супа, чтобы после неё съесть желаемое печенье, лежащее на верхней полке шкафа со вчерашнего дня. — Ты будешь фильм смотреть с нами? — А? — Непонимающе отозвался он, хмуря бровки. — Мы телевизор включим, будешь смотреть? — Более доступно объяснил Шастун-который-Антон. — Ага, — промычал он в тарелку, так и не поняв, что от него требуется. Посидев на кухне с кружкой чая еще пару минут, Антон поставил чайник кипятиться заново из-за маленького количества оставшейся кипяченной воды. Арсений, в это время с интересом наблюдавший за всем действием, убрал пустую тарелку сына, ставя в раковину. Подойдя к навесному шкафу, он открыл один из шкафчиков, не без усилия достав несчастную пачку печенья — даже с его-то ростом это было высоко. Ванька, схомячив сладость, убежал в ванную комнату, чтобы помыть ручки, предварительно встав на стульчик — Арсений напомнил, как же без этого. После этого ребёнок вбежал на кухню, зависая взглядом на микроволновке, в которой, по его мнению, происходили чудеса: что-то — а именно — попкорн — взрывалось с характерным звуком, создавая ощущение, что сейчас откроется дверь микроволновой печи и маленькие кружочки упадут на пол. Когда прозвучал пиликающий звук, Антон достал огромный пакет с едой; открыл и высыпал все содержимое на большое блюдо. В комнате запахло сладкой карамелью, и все члены семьи набрали себе по горсточке, пробуя: получилось вкусно. Они уселись поудобнее на большом мягком сером диване в зале. Шастун старший под шутку про сорокалетнего скуфа — вообще-то, ему до сорока еще жить и жить, так что такое пока что неактуально — со стороны супруга, включил «Властелин колец» с самой первой серии. Если что, Ване изначально было предложено пойти спать — фильм был тяжёлый для ребенка. Но мальчик отказался, предпочитая съесть всю эту пачку поп-корна, чтобы потом жаловаться на больной живот. По итогу фильм приостановился на середине: сынишка уснул на коленях Шастуна-который-Арсений, и Шастун-который-Антон отнес его в детскую, не смея вредить чужому сну. Выключив плазму, Антон откинулся на кровати, дожидаясь Арсения из душа: сам-то уже сходил. Из коридора послышались шаркающие тапочки, затем дверь отворилась, и в комнату зашёл Арсений Сергеевич собственной персоной Перекинувшись парой фразочек ни о чем, он встал коленями на ужасно мягкий матрац, прогибая его, параллельно развязывая свой тёмно-синий вафельный халат. Под удивлённый и туманный взгляд мужа он распахнул халат, будто сам Арсений маньяк и насильник. «Еще какой» — ответил бы на это Антон. Откинув одежду в сторону, он полноценно открыл чужому взору свои заострённые ключицы, свою вздымающуюся и чуть влажную грудь, свой привставший от возбуждения член. Антон подполз к нему, опрокидывая на бок, а после и совсем под себя: Арсений, невероятно красивый, изогнулся в желании продолжения действий. Шастун-Антон начал интенсивно посасывать челюсть, предварительно покусав. Перешёл на шею, оставил пару несильно выделяющихся отметин ближе к грудкам — понимал, что лучше не оставлять заметных. Арсений, активно подставляясь всем ласкам, не сразу заметил вошедшего в комнату сына: тот стоял у двери, потирая глазки, напоровшись на ярко светившую настольную лампу. — Антон! — Он шикнул на альфу, который настолько был увлечён процессом, что не видел никого, кроме своего супруга. Он нехотя отодвинулся, с обидой сначала смотря на Арсения, в потом на Ваню с ахуем — дошло, наконец. Подхватив с обогреваемого пола халат, он кинул его Арсению, удаляясь, судя по звукам, в ванную комнату. — Что такое, солнышко моё? — Приведя себя в порядок на скорую руку, мужчина, завязывая халат, присел на корточки перед ребёнком. — Ты что-то видел? — Не-а, у вас так ярко лампа светит, глаза болят, — в доказательство он показал свои красные глазки. — Мне страшно, папа, Голлум страшный, — теперь пазл сложился: он еще и плакал. Арсений подполз ближе, со всей теплотой и заботой улыбаясь и обнимая маленького: тот моргнул пару раз, утыкаясь носиком в тёмные волосы папы. Фантастическое существо — Голлум — было действительно странным и пугающим на вид: мало его внешности, так еще и приписали отстойный характер. Два в одном. — Ванечка, ну что ты, ну не переживай ты так, — он ласково погладил сына по отросшим светленьким волосикам, растрепывая их. — Можно с тобой? — Он ткнул пальцем на разворошенную и пустующую кровать родителей, уже подаваясь вперед, чтобы запрыгнуть, но Арсений мягко остановил его рукой. — Нет, Ванюш, тебе придётся в своей комнате спать, — с сожалением ответил он. — Давай лучше я с тобой посплю? Они отправились в детскую, где Арсений посидел рядом с такой же маленькой, как и сам Ванька, кроватью. Дождавшись мирного сопения сына, Арс аккуратно встал и вышел, прикрывая за собой дверь. Вернувшись в комнату, он заметил лежащего на подушках Антона: тот что-то разглядывал без интереса в телефоне. Как только супруг зашёл, старший Шастун встрепенулся, откладывая гаджет в сторону и принимая объятьями супруга: тот и не сопротивлялся вовсе. — У тебя стоит? — Спросил он на всякий случай, дотягиваюсь рукой до лампы и выключая в комнате свет окончательно. — Арс? — Нет, — он выдохнул, прижимаясь удобнее. — Уже нет. Видимо, не судьба сегодня. И уснул, вдыхая приятный и спокойный запах.***
Выйдя из машины, Антон открыл заднюю дверь, отстегивая от детского кресла энергичного Ваню. Тот, только оказавшись на свободе, выпрыгнул из транспорта, сбивая отца с ног: он нёсся навстречу к Тео и «дяде Диме» Позовым, вовремя вышедшим из подъезда. — Привет, Дим, — Шастун заблокировал свою машину м протянул свободную руку для приветственного рукопожатия. — Привет, Антох, — ответил Позов, по инерции отвечая на протянутую руку. — Надолго оставляешь мелкого? — Нет, — он взглянул на наручные часы, определяя время. — К часам восьми-девяти заберём. Кстати, совсем забыл, — он отбежал обратно к машине, доставая из багажника большой пакет. Вернувшись и завидев заинтересовать в чужом взгляде, огласил: — Там игрушки, можете некоторые себе оставить, если понравятся. И торт, конечно, как без этого. — Ах ты, жук, — он смешно сощурил глазки, смотря снизу вверх. — Подлизываешься, знаю. Что еще? Антон, пробурчав под нос «ничего от тебя не скроешь», вздохнул вымученно. — У Арса течка. Можно я буду к вам мелкого по вечерам завозить? — Заглянув за спину друга и еще на пару метров, он заметил о чем-то перешептывающихся детей, после чего те дружно засмеялись. — На ночь буду забирать, конечно, просто… Ну, странно будет трахаться, когда у тебя за стенкой спит ребенок. — Согласен, что сказать, — он развернулся, хлопая в ладоши. — Ну что, мальчики, идем учить буквы? — Не-ет! — Выкрикнули оба, Ваня сконфузил лицо, — самое важное приобретенное умение — а Тео и вовсе упал. Точнее, лег на белый от снега асфальт, который так долго и муторно утаптывали прохожие. Но Дима подошел, договорился о чем-то, пожал обоим руки, после чего парни отряхнулись, состроили серьезные гримасы и неспешно направились к подъезду. Старший Позов выпрямился и, отсалютировав Антону, побежал за ними вдогонку. Шастуну оставалось только грустно улыбнуться, помахав рукой удаляющимся спинам.***
Видеть Арсения беременным было так необычно и привычно одновременно. Потому что кажется, что он только что ходил со своим большим животиком по дому, имел странные предпочтения в еде и одежде, кряхтел при всех действиях… А потом понимаешь, что прошло уже чуть ли не три года и такой Арсений был давно, что даже очертания его лица стёрлись в подсознании. Однако, его же беременность возвращала в те времена. Антон тогда был менее ревнив: всю любовь и заботу мужа получал всецело он, не было никаких детей и других забот. А сейчас появился Ваня. Конечно, Шастун-старший своего сына, как отец, любил, но как альфа был склонен к обиде — Арсений-то за мелким вон как бегает, волнуется, а Антон… А что Антон? Он теперь опора для семьи, общий кормилец, все такое. Сам Попов, — точнее, давно уже Шастун — закончив один важный проект, закрыл крышку ноутбука, отставил технику в сторону и засмотрелся на моющего посуду любимого человека: тот, уже расставляя тарелки на сушилку, вытер полотенцем влажные руки, разворачиваясь и опираясь поясницей на столешницу. — Устал? — Сам же замученного спросил он, ответ зная на перед. — Не то слово, — Арсений поднялся и подошел к мужу, нежно обнимая и утыкаясь носом в грудь. Антон молча отвечал ему, накрывая своей огромной ладонью чужие тёмные и немного волнистые волосы, начиная их осторожно массировать: Арсений расслабился, расплываясь в грустной улыбке и ластясь ближе. — Любимый мой, — через несколько минут позвал его Антон. Нехотя пришлось оторваться. — Может, пойдём спать? Поздно уже. — Конечно, Антош, пойдём, — он отправился в ванную комнату, по-быстрому делая все процедуры — затягивать с чем-то вообще не хотелось, тем более усталость и желание уснуть постепенно овладевали разумом. Он зашёл в спальню и, как только увидел расстеленную кровать, плюхнулся на неё, заворачиваясь в одеяле блинчиком, так и засыпая. Когда Антон вернулся, ему оставалось лишь удивлённо дёрнуть бровями, но после аккуратно переложить свое солнышко на его законное место, выключить везде свет, укрыться огромным, по ощущениям, покрывалом и уснуть, спокойно дыша в родную макушку.***
Пузико Арсения росло в геометрической прогрессии не по месяцам, а по неделям. У него в самом начале беременности было желание фотографировать растущий живот каждые семь дней, чтобы потом выставить картинки по возрастанию. Никто в принципе против не был: Антон с энтузиазмом поддержал идею, а Ваня, завидев счастливые улыбки обоих пап, просто радовался. Сфотографировав Арсения с уже достаточно внушительным животом, скорее всего, в последний раз за всю эту вторую беременность, Антон напевал себе под нос строчки о том, что он фотограф и поставил камеру на штатив. По крайней мере, это дело у него ассоциировалось только с данной песней. Мужчина, сидя на полу в позе лотоса, отложил аппарат чуть поодаль от себя. Аккуратно сворачивая штатив, он с улыбкой прокручивал забавные моменты с супругом во время таких фотосессий. Однажды Ваня прибежал к ним, начиная строить непонятные, но смешные рожицы на камеру, так и остался на одном из снимков. Ну какова милота! Конечно, не обошлось без арсеньевского фирменного замечания, но никто недовольным не остался: только приятные воспоминания. — Чего улыбаешься? Арсений, отправив сына на кухню выполнять какое-то поручение, притащил кресло-мешок и сел за спину Антону: оказавшись немного выше, он обнял его ручками за шею, надеясь на всеобщее удобство от положения. Закинув свой подбородок на чужую светлую макушку, он расплылся в такой же улыбке, на миг прикрывая глаза в наслаждении. Просидев так еще несколько минут, — Антон в телефоне, так как упаковал аппаратуру, а Арсений чуть ли не засыпая сверху, — блондин осторожно развернулся. Привстав на колени, чтобы быть с супругом на одном уровне, он заключил его в объятья: тот разнежился совсем, начиная сопеть. — Арс? — Позвал Антон, чуть отстраняясь, лишь бы никто здесь действительно не задремал. Дремлющий, как и ожидалось, разлепил свои глаза, показывая маленькие от яркого света зрачки. — Может, если ты сильно спать хочешь, пойдём в кровать? А то ты реально какой-то замученный ходишь в последнее время… — Да, давай, Антон, я не против. Только сейчас схожу до Вани, — он, не без чужой помощи встав, отправился на кухню к маленькому мальчику, рисующему открытку в садик: — Как получается красиво, — он заворожено смотрел на, по всеобщему мнению, произведение искусства с восхищением. — Ты большой молодец, Ванюш. — Пасиба! — Сынишка слез со стула, подходя и обнимая папу за ногу: докуда дотягивался. Все-таки отправив мелкого спать, Арсений сам ожидал мужа. Лежать вот так в мягкой постели и смотреть в одну точку на стене, переваривая мысли, оказалось очень даже удобно — не каждый день такое случается, а когда и есть, такие моменты ценятся. Спустя несколько минут размышлений, в комнатку пришёл виновник торжества и мыслей; он сел на кровать, с не то мрачным, не то грустным — не одно ли и то же? — видом рассматривая что-то на полу. — Антон, давай спать уже, я вижу, что ты устал. Арсений сам со вздохом повернулся к зажатой спине, с великим трудом поднимаясь, подползая и начиная массировать уставшие от работы альфьи плечи: тот сразу расслабился будто, откинулся немного назад, позволяя супругу руководить процессом и снять ответственность всецело, чтобы она летала где-то на улице, но никак не здесь, не в квартире. — Арс, — начал Шастун-который-Антон, обречённо выдыхая от неизбежности разговора. Арсений встрепенулся, отодвигаясь обратно на свою половинку кровати. — Мы ведь завтра тебя на сохранение кладем, будешь лежать там несколько дней, впрочем, это к моему никак не относится. Я бы не хотел присутствовать на родах, — он с извинением посмотрел в чужие глаза, где уже началось зарождаться разочарование. — Не потому, что мне противно или я просто не хочу, нет. Ты сейчас поймёшь. Он сел, готовясь к разъяснению и складывая ноги поудобнее, — хотя, о каком удобстве может идти речь, когда так волнительно? — Я боюсь. Возможно, ты меня сейчас посчитаешь трусом и балбесом, но боюсь я не за себя, а за тебя, — он выдохнул, чтобы потом вздохнуть снова. — Мне так страшно смотреть, как ты по несколько часов мучаешься, и самое ужасное — это то, что я никак тебе не могу при этом помочь. Тебе больно, а я стою рядом, никак вообще не содействуя и не помогая — мне так больно, Арсений. Он замолк, наблюдая, как и так загруженный супруг переваривал только что сказанную информацию, но по другому не сказать было никак: не было подходящего момента. Тишина давила на уши, и Антон рискнул — положил свою ладонь на чужую. И каковы были удивление и радость, когда собственной персоной Арсений эту руку не отверг, а наоборот: переплёт пальцы, несильно сжимая. — Хорошо, Антон, я тебя понял, — он улыбнулся, поглаживая большим пальцем держащую его руку. — Не будем тогда, хорошо. — Ты не злишься? — Не дошло до альфы. — Нет, Антон, — Арсений расплылся в еще большей улыбке, переводя испепеляющий одну точку на стене взгляд на мужа, рассматривая родное красивое лицо. — Я понял, что ты не хочешь присутствовать, и в этом нет ничего страшного — никому из нас не нужно, чтобы ты потом совсем боялся этого процесса. Так что иди сюда, — он потянулся ближе, касаясь губами чужих, целуя без какого-либо напора и намёка, только лишь хотя показать, что все хорошо. — Спасибо, любимый мой, — он погасил свет, когда Арсений улёгся на кровать, после чего и сам пододвинулся ближе, обнимая, как это возможно в таком положении. — Ты у меня самый-самый любимый и лучший. — Я тоже тебя люблю, — посапывая, пробубнил он. На следующий день, как и ожидалось, Арсений спокойно лёг на сохранение в больницу, дожидаясь своих родов с полным осознанием, что дома — Антон и Ваня, которые любят.***
Главной новостью шестнадцатого декабря стала выписка Арсения из роддома, в коем он был уже второй раз. Как тот сам жаловался — домой ему хотелось неимоверно, даже не из-за другой геолокации в телефоне, а из-за того комфорта, который «Антон-козел рядом с собой распространял». Антон, конечно, мог бы поспорить. Облака, томно висящие на улице почти всю неделю, вдруг разошлись, пока Шастун-старший ехал забрать родного супруга. Солнце ярко светило, освещая светло-белые сугробы на тротуарах, придавая какой-то радостной и светлой атмосферы. Арсений стоял на выходе из здания, вдыхая свежий декабрьский воздух и покачивая сопящего на своих руках маленького ребёнка. Как только в поле зрения показались Антон вместе с Ваней, идущие с парковки, он невольно улыбнулся — видеть родные лица было особенно приятно. — Папа! Папа! — Ванька кинулся со всех ног к родителю, чуть его не снося, но крепко обнимая за ногу. — Привет, привет, мой маленький, — он улыбнулся ему, нагибаясь и трепля по белым волосикам. — Ну отпусти, пожалуйста, иначе я сейчас упаду. Сынишка недовольно отстранился, корча непонятную рожицу, но потом все равно улыбаясь. Антон подоспел к Арсению, с широченной улыбкой на устах смотря на всю образовавшуюся семейку: любви тут хоть отбавляй. — Привет, Арс, — он подался вперед, целуя в щеку, затем переключая внимание на свёрток в чужих руках. — И тебе привет, малышка… — У меня флэшбеки, Антон, — он ухмыльнулся, действительно подмечая, что три года назад они стояли здесь так же, только с маленьким сыном. — Может, в машину пойдём? Холодно — капец, — он улыбнулся снова, понимая, насколько же схожи ситуации. Будто не было этих лет. — Да, идите, я догоню, — сам Антон зашёл в холл, наблюдая на знакомом месте сумку — надо же, Арсений с этой и в прошлый раз ездил. Сколько совпадений и приятных воспоминаний. Арсения и малютку в салоне встретили букет фиалок и радостные Ванины возгласы, мол, «Дай!», лишь бы сестрёнку подержать. Антон, как ожидалось, вернулся совсем скоро запыхавшийся весь: щеки и нос красные, на губах — отдышка от бега. — Домой? — Домой. Радостно выдохнув, Антон запустил машинный двигатель, направляясь теперь уж точно домой.***
Радостным моментом также было радушное принятие сестрёнки Ваней — предполагалось, что он откажется быть старшим братом. Но, как оказалось, все прошло более чем нормально — мальчик проводил кучу времени с Аделью, которая, на удивление, с ним не плакала вообще. Это и стало открытием для всех членов семьи: маленькая девочка была намного спокойнее Вани в его возрасте, редко плакала и часто моргала глазками, когда брат пытался ей что-то объяснить. После такой новости у родителей будто камень с плеч упал — стало как-то радостнее и проще жить и любить, что ли. Одним вечером Арсений застал всю картину, которая тёплым воспоминанием осталась в душе. — Папа! — Ваня — теперь уже не маленький, а большой, ведь было с кем сравнивать — повернулся лицом к папе-который-Антон, отдавая одну из кукол тому в большие руки. — Дай Адель, я приду. Он убежал в детскую комнату, начиная уверенно копаться в своих мягких игрушках. Антон в принципе не возражал и начал водить куколкой перед лицом дочки, засматриваясь на её улыбку. Ну как у Арсения, ей-богу! Ни одной антоновой копии в этом доме! Через пару минут сынишка пришлепал обратно, держа что-то за спиной, но с уверенным видом этот факт игнорируя. — Вань, что у тебя в руках? — Обернулся папа, беря на руки маленькую девочку и покачивая уже по инерции. — Папа, отвернись. Шастун-старший покорно повернул обратно голову, заостряя все свое внимание на окне, за которым шел снег. Ваня в тот момент накинулся на него сзади то ли в объятьях, то ли в удушье, но вскоре слез, протягивая ему небольшую синюю игрушку. То было мягкое и по-настоящему воздушное облачко, ощущение от ткани которого приятно оседало на ладонях. — Это ей, — он кивнул на сестру. — Хорошо, Ванюш, будет её, — папа внимательно забрал игрушку, показывая её Адель, будто давая на оценку; по её выражению лица можно было понять, что десять из десяти. А дальше Антон-Козел Арсению не рассказал, ведь уснул. Ну, может, это и к лучшему — концовку можно будет додумать самому.***
Когда маленькая Адель подросла, её отправили в тот же детский сад, что и когда-то Ваню, ведь отзывы сына были на четыре звезды из пяти. А самого Ванька в это время отправили в первый класс. Сначала он долгое время — точнее, почти две недели августа — отпирался, мол, не пойдёт, не будет учиться. Но как только они с Арсением сходили в излюбленный всеми родителями «Детский мир» и купили парадную форму на первое сентября, мальчик принял поражение. Если снова уточнять, его любопытство взяло вверх. На сам праздник он со всей семьёй отправились в школу: сначала папа-Антон с Адель отговаривались, мол, что им там делать, но после дружных уговоров все добровольно согласились. — Папа, а что там будет? — Требовательно дёргал сын папу-Арсения за рукав белой — такой же парадной — рубашки. — Я не знаю, Вань, — он вымученно вздохнул, смотря на дочку, сидящую на плечах Антона и что-то радостно бубнящую. Настроение сразу же полезло вверх, как и углы губ. — Придём — увидим. Мелкий замолк до самого конца маршрута, видимо, замечая весь радостный, но усталый настрой папы-Арсения — мешать не хотелось, вдруг собьёт. Все само торжество прошло, на удивление, гладко — постояли на улице полчаса, — да, всего-то полчаса под палящим солнцем, вообще ничего страшного — затем пошли в украшенный кабинет, где произошли все знакомства. Антон, по просьбе Адель, отправился с ней в магазин за мороженым, из-за чего ему пришлось покинуть церемонию — не то чтобы ему там было интересно, но папа-Арсений обещал фотографировать и все остальное, что там полагалось. Поэтому папе-Антону было разрешено пойти в магазин с дочкой, а потом пойти домой, но обязательно купить и Ване, и Арсению по два мороженых. По пути обратно домой Ваня мчался по знакомой дороге вприпрыжку — по нему можно было понять, что ясно светящее солнце полностью оправдывало состояние маленького. — Антон, мы дома, — хлопнув дверью и тут же её закрывая, Арсений кинул слова в квартиру, надеясь быть услышанным. — Папа! Папа! Я такое расскажу! — Мальчик запрыгал вокруг своего второго родителя, только что вышедшего с кухни с палочкой мороженого в руках и полностью олицетворявшего слово «домашний уют». — Хорошо, Вань, но сначала иди и помой ручки, — вежливо попросил он, вытирая тыльной стороной ладони белый пломбир, каким-то неведомым образом оказавшийся на щеке. Ваня ускакал в ванную комнату, по-быстрому споласкивая ладошки и тут же убегая на кухню — рубашка и жилетка точно останутся сегодня в стирке, если еще и не штанишки. — Устал? — Спросил ласково Антон, прижимаясь губами к щеке мужа, только что переобувшемся. — Не то слово, — он устало улыбнулся, не выдерживая и отдаваясь в объятьях. — В следующий раз ты будешь до конца, только попробуй слинять. Там солнце — жесть. — Помню, помню, — он улыбнулся, поглаживая чистой рукой Арсения по волосам. Минутное молчание прервал вздох того же Арсения, который нехотя отстранился и отправился в спальню, переодеваться. И все-таки этот праздник оставил только хорошие впечатления. С маленькой Адель на следующий же день ехал уже Антон. Конечно, нарядил и причесал её Арсений, все как полагается, но отвозил уже папа-Антон — честно, Попов-но-уже-Шастун очень хотел отметить такое событие, тем более с дочкой, но, если бы он поехал, Ваня остался бы дома один, перепугался бы. А такое никому не надо. — Ну что, принцесса, — припарковавшись, папа-Антон обернулся на своем сиденье и широко улыбнулся дочке. — Идём в садик? Адель промолчала, что, так-то, было и нормой для неё — говорить она отказывалась, поэтому вся надежда была на время, которое по детской песенке должно было что-то показать и рассказать. Но девочка улыбнулась в ответ: это было хорошим знаком и заставило Шастуна старшего как-то начать действовать — он вышел из машины, помог дочке выбраться, и они направились ко входу в сад. Мероприятие также прошло успешно — Антон, как примерный папа, фотографировал дочку и отсылал все супругу — тот только реакции сердечек и незамысловатые радостные сообщения отправлял. На самом деле, ощущалось это очень необычно и приятно: у тебя есть свой собственный и любимый ребёнок, которого ты отправляешь в детский сад, йоу. Арсений бы так не сказал. По крайней мере, самому себе — точно. «Отпраздновав», Антон на всех радостях отправился домой и, наконец, понял, как ощущал себя Арсений, пришедший домой точно так же день назад: в квартире пахло до ужаса приятно, а сам Попов-Шастун вышел в Антоновой футболке, отдохнувший. — Ну вот, теперь опять моя футболка будет пахнуть моей любимой голубикой, — состроив грустную гримасу, он поднял глаза на родное лицо вместо приветствия. — И я тебя тоже очень люблю, — саркастично отозвался Арс, переодевая из осенней курточки и ботиночек Адель. — Привет, моя маленькая. Девочка ему улыбнулась, хватая отцовский палец в свою ручку и поднося его к своей щеке, тыкая — это происходило не в первый раз уже, и было принято считать, что дочка так выражала свою любовь. — И я тебя люблю, Адельюшка, — он ей радостно улыбнулся, поднимая и унося в комнату. А Антон так и остался там стоять минут пять точно, влюбленно всматриваясь в закрытую дверь детской, за которой находились два его родных и любимых человека. — Папа! Папа! Иди сюда! Я нарисовал машинку! — Послышалось с кухни, что заставило отпереть и с такой же улыбкой отправиться в названную Ванькой комнату.***
Антон закрыл ноутбук, допивая остатки чая из кружки, чтобы после поставить её в мойку. Обогнув кухонный стол, он закрыл рабочий ноутбук и подтянул гаджет к себе ближе, чтобы унести его в коридор и положить в рабочую сумку. За окном повисла глубокая ночь, освещаемая неполной луной; что-то в этом есть определённо. Неожиданно для родителя из детской комнаты выскочила маленькая девочка, сонно потирая глазки. — Ты шумишь, — недовольно пробубнил она. Подойдя ближе к папе, Адель протянула наверх свои маленькие ручки с просьбой её поднять. Антон, как хороший отец, конечно, подхватил её под мышки и усадил себе на руки, осторожно покачивая. — Ваня не спит, — девочка прижалась ближе к папе-который-Антон, то и дело посапывая. — Прочитай сказку. — Сказку? — Удивился мужчина не наигранно, ведь возраст его детишек, по крайней мере одного — точно, уже давно требовал научных лекций, нежели фантастических сказок. — Да, пожалуйста, — еле шевеля языком, проговорила маленькая Адель. Ну что ж, спорить — себе дороже. Выключив свет на кухне, он с дочкой на руках отправился в детскую спальню. Там, как девочка и сказала, за столом сидел Ваня и что-то рисовал — настольная лампа горела еле-еле, освещая только поверхность стола. — Вань, а ты чего не спишь? — Мужчина косо улыбнулся, подходя к кровати и укладывая на неё Адель. Ваня встрепенулся тут же, резко нажал на лампу, тем самым ее выключив. Побежал к своей расстеленной кровати, прыгая под одеяло — смеху да и только. Антон подошёл к кровати сына, с усмешкой глядя на комочек возвышающегося одеялка, присаживаясь на табуретку перед изголовьем кроватки. — Ваня, — он бережно погладил сына через одеяло, устало улыбаясь. Мальчик вылез, виновато смотря на папу. — Я не против, если ты будешь рисовать, но делай это после школы, пожалуйста. Завтра утром ведь не захочешь вставать. — Прости, — глаза на мокром месте, и Ваня прижимается к Антону, обнимая, что если силы. — Прости, пожалуйста. — Давай я лучше Вам сказку расскажу? — Мужчина погладил сынишку по голове, снимая его к себя и вставая, чтобы пересесть к ожидающей его доченьке. — Вам про звёздочку? — Заговорил он шёпотом, улыбаясь тому, как Ваня аккуратно прилёг рядом с сестрёнкой, обнимая её со спины. — Да! — Дружно прошептали дети, закрывая глаза — так было легче представлять. Антон начал рассказывать. Эта история — про звёздочку — была хорошо узнаваема его детьми, ведь ни у кого больше такой не было. Или однажды Шастун-старший сымпровизировал, пытаясь успокоить Адель своим низким голосом, а Ваня подслушал, запомнил, и эта сказка с тех пор стала его любимой. В ней рассказывалось о знакомстве Арсения и Антона, где один был представлен солнцем, другой — луной. Они все никак не могли встретиться, но выпросили у вселенной два часа — и этого оказалось катострофически мало, ведь для влюблённых время походило с огромной скоростью. В итоге они перевоплотились в людей, оставив на месте себя других, таких же влюблённых, ведь «они-то сами должны пройти свой путь». А звёздочки в космосе — это дети всех поколений, включая Ваню и Адель. Этот рассказ был тем приятен, что его рассказывал сам Антон. Когда эти же слова произносил Арсений, было какое-то противоречивое ощущение в груди. Из-за этого папа-который-Арс не сразу понимал, почему так. Но когда услышал, как это преподносит супруг, все вопросы отпали: слишком уж это было естественно и с любовью. Папа-который-Антон, договорив до конца, улыбнулся уже спящим деткам; он поднял и отнёс на свою кровать дремлющего Ваню, бережно накрывая одеялком. Перед тем, как окончательно выйти из комнаты в последний раз за эту ночь, он подошёл к письменному столу ребёнка, на котором лежал рисунок. На нём были изображены они сами: Антон, Арсений, Ваня и Адель, стоящие на лужайке. И обведенные в огромное, но недорисованное сердце.***
Арсений вышел с кухни, выключил свет и отправился в спальню, где его, как оказалось, ждал Антон. Стоило только Арсу прикрыть дверь, как сзади непозволительно близко послышалось чужое дыхание, после чего родные и крепкие руки обняли со спины, заставляя Арсения отклонить свою голову на чужое плечо. Когда антоновы ладони переместились на плечи, массируя, Арс вообще растаял — затекшие суставы жалобно ныли под таким напором. Но было до жути приятно. — Антон? — Позвал он тихо. — За что ты мне такой? — Совсем шепотом, едва шевеля губами, спросил он. — Ты сам виноват, что мы познакомились. И действительно: встретились они впервые в столовой общего рабочего офиса, когда Арсений по великой случайности пролил на свою белую рубашку сладкий чай. И чтобы не ходить так до конца дня, он был вынужден попросить у кого-то одежду, ведь злой начальник никого домой в рабочее время не отпускал. На помощь пришёл заместитель того же начальника — Антон Андреевич Шастун. Он не просто отдал свою запасную блузку, которая практически идеально на Арсения села, так еще и отпросил его с работы, что сделать было нереально. Потом чисто из чувства благодарности Попов делал что-то в ответ: и в маленьком кабинете Антона прибирался, и компанию в столовой составлял — делал все, что мог, в общем. А потом понял, что давно это уже не благодарность, а какое-то внутренне влечение — рядом хотелось быть всë ближе и чаще, была нужда проводить все больше и больше времени вместе. В конце концов он обговорил все свои мысли с Шастуном и оказалось, что он такой не один: Антон просто не решался все это сказать. В памяти навсегда отпечатались те неловкие объятья, которые можно было ощутить на своих руках после разговора. И вот, они снова стоят так, прижавшись друг к другу, что напоминало тот момент. Только обстоятельства другие. — У меня для тебя подарок, — Антон ласково улыбнулся, разворачивая к себе лицом супруга: тот поднял брови в смятении. Когда Шастун-который-Антон отошёл, освобождая взор на кровать, Арсений понял, ведь увидел: на кровати, а именно на его месте, лежала квадратных форм коробочка. Он подошёл к постели, усаживаясь на нее; вытянул руки, приоткрывая подарок. От одного только вида мешочка все органы внутри смешались в одну массу, а ладони вспотели от волнения. Медленно потянув веревочки от темно-синего мешка, Шастун-который-Арсений нырнул своими пальцами внутрь, доставая тонкий металлический браслет. Он, не веря, посмотрел сначала на изделие, потом — на Антона. Положил аккуратно браслет обратно, отложил коробку и накинулся на супруга с объятиями. По всей груди распространилось приятное ощущение радости, благодарности и тепла. — Спасибо большое, — Арсений поднялся на цыпочки, зацеловывая родные щетинистые щеки. — И как мне тебя, такого, благодарить? — Никак не надо, Арс, — мужчина обхватил своими большими ладонями лицо Арса, засматриваясь на красивую улыбку. — Никак не надо. Восторженно шепча что-то неразборчивое, Арсений закрыл глаза, выпутался из чужих длинных пальцев и прижался ухом к груди, слушая стук сердца — бьется. Громко.***
Арсений не слышал громкий детский шёпот из-за шума воды, когда мыл посуду. Как только он домыл последнюю кружку и поставил её сушиться, тем самым заканчивая мытьё полностью, обернулся назад. За столом сидел Ваня, что-то аккуратно выводящий на листке бумаги карандашом, а рядом переминалась с ноги на ногу Адель, которой благополучно не хватило места на одном с братом стуле. Мужчина решил пройти мимо, будто к окну, на самом деле заглядывая на детские росписи; стоило ему только приблизиться чуть меньше, чем на метр, Ванька тут же перевернул листок, косо смотря на папу, который, как ни в чем не бывало, дошёл дотуда, куда и намеревался. В это время в голове всплыло несколько предположений на вопрос о том, что же там пишет его сын. Просьба папе-Антону купить втихаря конфеты? Буквенный портрет Адель? Жалобы тому же папе-Антону на папу-Арсения? Письмо Деду Морозу? Скорее всего, ни то ни другое; поэтому, в последний раз оглянув снежный пейзаж за окном, он повернул обратно, к столу. Ваня, как и ожидалось, с появлением родителя в зоне видимости перевернул лист снова, кося глаза в сторону папы-Арсения. — Что ты там такое пишешь, Вань? — Спросил он осторожно, присаживаясь на корточки и гладя по волосам улыбавшуюся дочку. — Это секрет, — мальчик обречённо вздохнул, увидев сестрёнку в чужих огромных лапах. По его взгляду можно было прочитать «Ты должна была противостоять злу, а не примкнуть к нему». — Не скажу. — Прям секрет-секрет? — Он улыбнулся, преувеличивая сказанное. — Да, — кивнул своим словам. — Это Деду Морозу, Вам читать нельзя. — Хорошо, понял, Вань, — папа-Арсений поднялся, хрустя коленками. — Ты только потом отдай папе-Антону, хорошо? Он все отправит. — Ладно, — он сконфузил серьезное лицо, наблюдая, как родитель с кухни выходит, а Адель пододвигает свой стул, ставя его рядом с Ваниным. — Арс, они издеваются? — Антон шипел, разглядывая буквы на чуть помятом листке с пожеланиями к новому году. — Где я им найду огромного единорога и конструктор танка, а? — Антош, ну успокойся, — Шастун-который-Арсений подлетел к нему, мурлыча. — Все нормально, завтра сходим, купим. И единорога найдём, и танк, не злись только. Шастун-старший прикрыл глаза, пытаясь унять пульсирующую на лбу вену; обнял своего супруга, утыкаясь носом в волнистые тёмные кудри, вдыхая ягодный запах, который в такие моменты ассоциировался с умиротворенностью — вот это Антону повезло, конечно. — Хорошо, — согласился он. — Поедем завтра днем, купим это все. — Ты только что чуть не вступил в ряды арбьюзеров, — по-свойски коверкая последнее слово, Арсений приподнял уголки губ, поднимая голову и всматриваясь в родные зелёные глазки. — Ужас какой, — он скопировал улыбку, чуть нагибаясь и целуя. — Ты только напоминай мне об этом, а то мне и до скуфа недалеко, действительно. — Обязательно. Утром первого января дети, как и ожидалось, проснулись рано, ведь подарки, все дела. И в тот день было действительно приятно просыпаться: во-первых, выспавшимся; во-вторых, от радостных воплей ребят, а не от злоебучего рингтона будильника. Адель обнимала своего огромного плюшевого единорога; Ваня увлечённо рассматривал картинки с танками, которые ему предстояло собрать. Антон с любовью смотрел на Арсения, Арсений с любовью смотрел на детей. Ну и на Антона, конечно же. В конце концов так и оказывается, ведь нет ничего лучше, чем счастливые дети и радостные родители. — Арс? Это что? Трусы с волком?!***
Ваня зашёл в тёплую квартиру и хлопнул входной дверью, привлекая к себе этим внимание папы-Арсения и сестрёнки. Мальчик стянул курточку и ботиночки, по-свойски кидая вещи в разнобой, тем самым создавая беспорядок. Он ушёл в свою комнату, так же громко закрыв дверь, которая такими темпами вот-вот сорвется с петель — Ваня был не в настроении, как можно заметить. Адель моргнула глазками, зависая с ложкой в тарелке недоеденного супа, с любовью приготовленного родителями. Папа-Арсений, в этот момент работающий в ноутбуке, вылез из него, тяжело смотря на дочку, — та снова моргнула — встал и пошел к детской комнате. Он постучал пару раз, перед тем, как войти. И после негромкого «входи» папа-Арсений застал Ваню, сидящего на незаправленной кровати со слезами на глазах. — Вань, что случилось? — Старший осторожно подошёл, садясь на ту же кровать рядом, бок о бок; Ваня лишь насупился, отводя взгляд в сторону окна. — Дурацкая математика, — он сложил маленькие ручки на груди. — У меня тройка, папа. — Тройка? — Переспросил Арсений. Ванька, всем своим видом показывая, что он держится на последних секундах воли, — нет, не Павла! — чтобы не расплакаться, повернулся к родителю спиной, скручиваясь в калачик. Защитная поза какая-то, что ли. — Да, — обиженно пробубнил. — Папа-Антон расстроится. И ты. Арсений удержался от смешка — сына они никогда не ругали, сам себе все напридумывал. Или нет? — Тебе это такое папа-Антон сказал? — Нет, — он сжался еще сильнее, будто дальше некуда. — У вас по лицу видно. Тут уж, Арсений, да. Удержался, чтобы не умилиться и не рассмеяться одновременно. — Ванюш, — он ласково погладил меньшего по спине, заставляя того чуть-чуть расслабиться и повернуть голову в свою сторону. — Я тебя так люблю, знаешь. И не собираюсь ругать ни за какие оценки. — Правда? — Шмыгнул. Арсений растрогался. — Ну конечно, Вань. Он обнял всё же пустившего слезу сына. А потом пригрозил лишением сладкого за то, что тот валялся в школьной форме на спальном месте. — Ваня, ну как это можно не понимать? — Устало спросил Антон, который от этой безысходности чуть на стену не лез. — Ну, давай, попробуй еще раз. Сынишка написал новый пример, допуская очередную простейшую ошибку; папа-Антон, увидев только, опустил голову со стуком на стол, закрывая глаза. В это время в комнату зашёл Арсений, забывший свой телефон на подоконнике и пришедший забрать. Завидев сию картину, он ухмыльнулся: — Вань, а что с папой-Антоном? — Он плачет, потому что я не понимаю математику. — Антон, ты плачешь? — Он аккуратно потрепал супруга по плечу, принуждая на себя посмотреть. — Арс, ну это же так легко, — он обречённо смотрел в голубые глаза, до любви родные, когда в своих была только обречённость. Без слез, слава богу. — Мой физмат в груди разрывает сам себя на части. — Так ты же биолог, — не понял. — Все равно, — мужчина вздохнул, хотя уж было снова удариться головой о стол, но в итоге его лоб оказался в чужой тёплой ладони. — Значит так, — второй своей рукой Арсений погладил Антона по спине — что-то уже необычное. — Ты иди и посиди с Адель, — обратился к Антону. — А с тобой мы сейчас будем разбираться, — указал на сына. Под конец вечера Шастун-который- Антон сказал Шастуну-который-Арсений, что с дочкой ему оказалось сидеть удивительно легче, нежели с сыном. Ну а осуждать за это было некому.***
— Спокойной ночи, сладких снов, — Антон с улыбкой на глазах поцеловал дочку в щечки, накрывая одеялом, после чего подошёл и к Ване, который подставил свое счастливое личико так же, получая поцелуи. Шастун-старший тихо вышел из детской комнаты, прикрывая за собой дверь. Он улыбнулся — никогда не замечал, насколько же прекрасные у него дети. Точнее, замечал, конечно, но это не было тем самым чувством, которое он испытывает сейчас. Мужчина вошёл в их с Арсением спальню, валясь на заправленную кровать. Он повалялся пару минут, приводя тяжелые и быстро сменяющиеся мысли в порядок — на кого ж они не нападают под конец дня. Когда Антон встал, расправил кровать и улёгся поудобнее, залипая в телефоне и дожидаясь супруга, в комнату зашёл он — Арсений. Он улёгся рядом с другим Шастуном, тут же выключая свет своей прикроватной лампы. Он закутался в одеяло почти с головой, оставляя лишь тенистые волосы на подушке — все остальное было в пододеяльном мире. — Арс? — Позвал Антон, откладывая гаджет и улыбаясь комочку рядом, хоть он того и не видит. — Вылезешь? — Да, попозже, — донеслось «оттуда». Шастун-который-Антон насторожился. — Любимый мой, все хорошо? — Он протянул руку в единственному виднеющемуся кусочку Арсения, начиная поглаживать, к себе располагая. — Нет, — все-таки соизволил выйти и пробубнил Арс, надеясь, что ответ не будет услышан. Но у Антона на то и большие уши, чтобы слышать. А еще и хорошее зрение. Ибо же от него не ушли красные глаза Арсения и местами подергивающийся нос, чтобы шмыгнуть — Шастун-который-Антон ни на секунду не поверит, если тот вдруг начнёт говорить про якобы новую пенку для умывания. — Арс, расскажи мне, пожалуйста, что произошло, — попросил Антон, меняя позу на сидячую, чтобы было хорошо видно все эмоции, проявляемые с другой стороны. — Антон, у меня свои загоны… — Поделись, пожалуйста. Я не могу смотреть на тебя такого. Но, если я сейчас давлю, не надо, реши сам, пожалуйста. — Хорошо, я тебе расскажу. И ты не давишь, Антон, просто я необычно себя чувствую, — засмущался Арсений, показывая лёгкий румянец на щеках. Но скоро все-таки сделал серьёзное лицо, настраивая себя на разговор. — Мне страшно, Антон, — замялся, не зная, с чего начать. Шастун-Антон ободряющие взял его за руку, переплетая пальцы — может, и помогло. — Мне страшно, что я плохой папа. Каждый раз, смотря на тебя с Ваней или Адель, я понимаю, насколько же правильно на эту роль годишься ты и как же неорганично вписываюсь я, будто… будто на моём месте должен быть кто-то другой, — глаза заслезились, но на попытки Антона сблизиться в объятиях он лишь отгородился ладонью. — Мне страшно, что я делаю недостаточно. Ты, вот, в семье на двух работах пашешь, чтобы обеспечить все наши хотелки, а я будто ничего не делаю, только потребляю. Мне так противно от себя временами, но я ничего не могу с этим поделать — дальше уничтожаю себя этими мыслями и дальше приношу какой-то ущерб. И я устал. Сам не знаю, от чего: я же, по факту, ничего не делаю, но… все равно эмоционально выгорел, не могу так. Арсений шмыгнул носом, принимая носовой платок от Антона, который взял ткань со своей прикроватной тумбочки. Арс вытер солёные слезы со своего лица, наблюдая, как чужой взгляд из любопытного становится задумчивым. — Прости, Антон, я не хотел так сразу, ты просто сам попросил… — Арс, ничего страшного, — он улыбнулся, пододвигаясь ближе, чтобы поцеловать в щеку. — То, что ты боишься быть плохим отцом — нормально. Ты нигде не мог получить тот опыт, который у тебя есть сейчас, и не забывай, что ты все время куда-то идешь, куда-то двигаешься, и это не остаётся незамеченным. И, как по мне, вписываешься ты так же идеально — мне самому иногда кажется, что твоё место здесь законно, что мы просто созданны, чтобы быть созданными, — он улыбнулся, откидываясь и освобождая себя от одеяла в области преса и бедер. — Садись, обниму тебя хоть и дальше отвечу, как раз подумаю. А кто такой Арсений, чтобы противоречить и отказываться? Он переполз на чужие ноги, прижимаясь животом к животу, ставя свой подбородок на чужое плечо, отдаваясь приятным ощущениям массажа головы. — Не забывай, пожалуйста, что ты тоже работаешь и приносишь какой-никакой вклад, — начал он шепотом. — Быть дизайнером — сложная профессия. Если учитывать, что на обычную офисную работу ты не пойдёшь — это лучший, но пиздец замудренный для тебя вариант, так что не вижу никакого потребления без возврата, — он аккуратно гладил Арсения по спине одной рукой, другой перебирая темные пряди. — И уставать — тоже нормально. Как и плакать. Если ты вдруг думал, что я тебя за что-то такое осужу — Арс, я с тобой хоть клизму сделаю, хоть третьего ребёнка носить буду, ей-Богу… — Ты хочешь третьего ребёнка? — Не наигранно удивился Арсений, отрываясь и заглядывая в чужие глаза. — Пока что не задумывался, если честно, — хотелось бы потереть затылок, но руки были заняты, поэтому оставалось только сделать такой вид. — Если ты вдруг хотел обсудить, я, конечно, всеми руками и ногами «за», но я не думаю, что стоит об этом говорить сейчас. — Да, хорошо, — он тепло улыбнулся в ответ, наклоняясь ближе к чужим губам и целуя облегченно, будто Антон своими словами все проблемы мира решил — возможно, так и было, но не об этом сейчас. Шастун-который-Арсений еще что-то пощебетал Шастуну-который-Антон на своем птичьем, после чего выключил везде лампы, удобно пристраивались под так называемым крылышком. — Арс, — позвал неожиданно Антон, вдыхая равномерно так, чтобы грудь поднималась в унисон с грудью рядом. — Знаешь, что придумал? Называй меня «Тошей» в таких состояниях, я сразу буду знать… — Хорошо, — пробубнил в полудреме. — Тоша.***
Великолепная новость сентября заключалась в том, что Адель из детского сада поступила в школу, во всеми любимый первый класс. Это было ярким событием только потому, что после линейки семья пошла в KFS. Ладно, Ваня с Антоном вынудили оставить там половину своего материального состояния, но это определённо того стоило — столько радости из них не перло никогда, как показалось. В ресторане родители оставили пару светлых воспоминаний: сначала, как Ванька что-то шептал сестрёнке на ухо, — скорее всего, все тайны школьной жизни — из-за чего она округляла глаза так удивлённо, чем была очень похожа на своего папу-Антона. А потом, когда Адель выпила молочный коктейль из стаканчика, у неё над губами образовались молочные усы — несомненно, ничего смешного в этом не было, но конфуженное Ванино лицо могло рассмешить кого угодно, поэтому улыбки сверкали еще долго. На улице выдался солнечный день. Прямо как в их общий поход на День знаний сынишки — только грело приятно, а не как тогда, большой температурой. Антон даже успел пустить какой-то супер смешной каламбур про то, что история повторяется. Никто не был огорчён, в общем. На следующие же выходные, когда температура еще превышала двадцать теплых градусов, Антон, как примерный родитель, забронировал билеты в зоопарк. По крайней мере, Ваня, который ходил туда с классом в мае, так его нахваливал, а раз летом сходить не получилось — зачем упускать шанс сейчас? Стоя на кассе, Шастун-который-Антон протягивал билеты, ожидая, когда ему, супругу и детям предложат наклеить бумажный браслетик на руку. Так и случилось — через несколько минут Арсений пытался удержать Ваню, носящегося в разные стороны к разным животным, в то время как Адель сидела у второго отца на плечах, олицетворяя фразеологизм «Высоко сижу, далеко гляжу». Мини-путешествие получилось эпичным и интересным: во-первых, когда Антон кормил макак выдаваемыми бананами, одна схватила его за руку через небольшую сетку и потянула на себя, желая, видимо, забрать его с собой. Арсений тогда со всем серьёзным видом ей доказывал, что Антон, на минуточку, его супруг столетней давности, так что свое Арс никому не отдаст. Во-вторых, арсеньеву панамку с головы дочки — чтоб не напекло — снял слон, мимо которого они проходили. Прям как в фильме! Ваня тогда долго восхищался, в то время как Шастун-Арсений с грустью смотрел на свой головной убор, лежащий в слоновом логове. Но, как повезло, что работник, проходящий мимо, соизволил отдать панаму за слона. Никто в обиде не остался, только Арсений бубнил что-то про макак себе под нос весь оставшийся вечер. Но ему можно — он любил отстаивать «свою собственность», когда эта собственность не была особо против, что получается — всегда. Все-таки осень оказалась тёплая, но недолгая, чем заставила ещё много раз вспоминать, как только появились снег и лёд. Бр-р.***
— Папа, я не буду это учить! — Тебе придется, рано или поздно, поэтому садись сейчас. — Нет, я не хочу и не буду! Мне эта тупая математика не пригодится! Ваня выбежал с кухни, забегая в детскую комнату и громко хлопая дверью. Антон сжал челюсти до желваков, воздерживаясь от удара кулаком в стол. Нет, ну что за наглость! Они с Арсением вокруг него пляшут: на, Ванечка, то, на, Ванечка, сë. А этот самый Ванечка даже немного не хочет голову включить! Абсурд. Шастун-Арсений, видимо, среагировавший на звук, прошел мимо комнаты детей, поглядывая из-за косяка кухни на разъяренного супруга — огонь в глазах горел, частное слово. Он подошёл ближе, боязливо поглядывая на злого Антона, пялящего взглядом одну точку. Когда реакции не последовало, он спросил аккуратно: — Антон, может быть, я могу чем-нибудь помочь? — Нет, Арс, тут уже никто не поможет, — переводя сменившийся со злостного на задумчивый взгляд на Арсения, он встал с диванчика, шаркая тапками в приближении. — Ваня совсем обнаглел. Ты его лелеешь, а он ничего делать не хочет — сижу с ним и третий час разбираю задачи на проценты. Даже я, нейробиолог по специальности, это понял, хотя никогда не понимал! — Антон, успокойся, пожалуйста, — Арсений погладил по плечу старшего Шастуна, надеясь как-то успокоить и обойтись без новой порции агрессии. — Давай я сейчас пойду к нему и мы разберем? Ты только мне учебник дай, пожалуйста. Антон, вздохнув, подал со стола пособие. Арсений встал на носочки и поцеловал его в щеку — нет, ну что за голос разума в этой квартире? Папа-который-Арсений удалился в детскую комнату к сыну, оставляя папа-который-Антон одного на кухне. Точнее, он же отправился в их с Арсением спальню, где на кровати читала книжку дочка — тут уж точно проблем не будет. — Папа! — Как только мужчина вошёл в комнату, девочка улыбнулась ему ярко, откладывая книгу и раскрывая ручки для объятий. Антон, конечно, подошёл и обнял, копируя улыбку — уж кто-то, а Адель настроение поднимала ежесекундно. — Представляешь, Путешествия Гулливера такие интересные, оказывается! — Адель, но эту книжку читают дети постарше, — он удивился, отличная и разглядывая крупный написанный текст на открытой странице. — Она же сложная. — А я уже большая! — Девочка высвободилась из объятий, вставая босыми ножками на кровати и поднимая руки вверх, теперь уж точно напоминающая стоящую звезду. — Скоро как ты буду — высокая-высокая. — Иди сюда, высокая моя, — он с широченной лыбой на лице встал, протягивая свои руки — их с Аделью своеобразный аттракцион. Время пролетело незаметно — Антон, дурачившись с дочкой, даже не заметил вошедшего в комнату Арсения, с такой же улыбкой на лице за ними наблюдавшего. Только отпустив девочку, Шастун старший развернулся, чтобы передохнуть, где взглядом застал в дверном проёме супруга. — Арс? — Позвал он, присаживаясь на кровать рядом с Аделью. — Ты все уже, что ли? — Да, Антон, все, — парень оттолкнулся от косяка, подходя ближе к обоим. — Кто это тут такая красивая, кто это тут такая сладкая, — он затронул подушечкой пальца крохотный нос, напоминавший очертаниями его, Арсеньев. — Я! — Прокричала красивая-сладкая, все так же бессильно лежа на кровати. Антон с улыбкой глядел, не смея оторвать взгляд — вдруг упустит что, а тут такие нежности. — Пойдем, пожалуйста, — обратился Арсений уже к супругу, протягивая свою руку. — Аделька, мы сейчас придем, если ты хочешь… — Не надо, — сказала девочка. — Мне дочитать надо, вы меня отвлекаете! — Хорошо, не будем, — в унисон пробормотали родители, удаляясь. В коридоре на контрасте было темно и тихо, а с приходом в детскую ничего не изменилось — только свет настольной лампы освещал комнату, когда тишину нарушали их собственное дыхание и редкое скрипение Ваниной ручки. Арсений уверенно повёл Антона дальше, прямиком к письменному столу. За ним в тетрадке чиркал сын, изображая бурную деятельность. Ваня их обоих почему-то игнорировал; тогда на помощь пришёл Арсений, который взглядом второму отцу показывал, мол, извинись, он ждет. И Антон, взяв яйца в кулак, начал: — Вань, ты прости это. Ну, я был не прав, в общем, просто сам устал, а тут еще и ты со своей домашкой, у меня голова окончательно взорвалась. Арсений посмотрел укоризненно, как на дебила. Как есть! Антон ничего с собой поделать не может. — Мог бы и получше придумать, — пробубнил сын, отрываясь от тетради. — Ладно, ты тоже извини, не стоило мне так говорить. Но че, если она мне реально не пригодится, а я сейчас просто время впустую трачу. — Не впустую, Вань, — включился Арсений, положив руку на Антоново плечо. — Ладно, окей, — он снова обратился к своим записям продолжая расписывать какой-то замудренный пример. — Мне больше сказать вам нечего. — Как и нам, поэтому мы уходим, — надавливая на то самое плечо, Арсений полным намёков удалиться взглядом указал в сторону двери, сам выходя. Антон поспел.***
Ваня протопал на кухню к о чем-то разговаривающим родителям, кладя на стол перед носами учебник алгебры с красиво вырисованной цифрой семь по центру. Арсений удивлённо вскинул бровь, поглядывая на сына, усевшегося напротив, после переведя взгляд на такого же непонимающего Антона. — Вань, тебе с чем-то помочь? — Начал старший Шастун аккуратно, натыкаясь на почти что суровый взгляд меньшего, который еще и сидел, скрестив руки на груди. — Алгебра случилась, — пододвинул к чужим глазам ближе учебник. — шестьсот двадцати восьмой номер, второй пример открой, посмотри. Антон спорить не стал — пролистал страницы до указанного номера, натыкаясь глазами на формулу. Арсений отчего-то встал и вышел с кухни, идя, видимо, к дочке в спальню. — Ну и что здесь непонятного? Складывать и умножать не умеешь? — Прилетела обидная шутка в сторону Вани, который на это лишь ухмыльнулся. — А ты реши, попробуй, — провоцировал он. — Я тебе и листочек дам, и ручку, держи, — он протянул руку и взял с подоконника листок формата «а-четыре», оттуда же какую-то синюю ручку и листок. Антон, не стушевавшись, принял отданное и переписал на листок пример. Попытался что-то сложить — не получилось. Умножить — результат тот же. Ладно, какие он действия ни переделал только! Все, что знал и помнил — всë вело к одному и тому же результату — неправильному. Шастун-который-Антон даже формулы в начале и конце ученика посмотрел! Подставил, да только не выходило ничего — все возвращалось к первоначальной записи. — Вань, — позвал мужчина, в который раз перечеркивая все свое написанное. — А ты в ГДЗ не смотрел, разве? — Смотрел, — ответил сдержанно сын. — Там не этот номер, и нигде поблизости его тоже не было. Просто так — в интернете — тоже не было, я искал. — Арс? — Позвал Антон громко, надеясь услышать обратную связь — так и было, Арсений пришёл на зов. — Помоги пример решить. Папа-Арсений посмотрел насмешливо сначала на Антона, затем на Ваню. Уселся за стол, пододвигая к себе листок с бумагой. И все без толку: те же ответы, те же совсем. — Вань, я что-то совсем ничего не понимаю, — пробубнил он задумчиво. — Фигня какая-то, а не пример. — Вот-вот, а я о чем, — он закинул одну ногу на кресло, ставя подбородок на коленку, вздыхая. — Учительница вот сто процентов спросит меня именно на этом примере. Я ведь только балл на четвёрку вытянул! Опять придётся страдать… — Так, Вань, — неожиданно перебил его Арсений. — Ты завтра остаёшься дома, под мою ответственность. Нечего тебе на эту алгебру ходить; пропустишь один урок, ничего страшного не случится. Договор? — Ну конечно, пап, как я могу перечить, — он победно улыбнулся, забирая учебник. — Спасибо! — Да не за что, — пробубнил Антон в ответ. На завтрашний день Ваня действительно в школу не пошёл, ведь выбрал быть счастливым.***
С наступлением весны Ваня очень изменился. Сначала это заметил только Арсений, но из-за невнимательности Антона по этому поводу не обращал внимания, но когда от сына можно было видеть откровенно противоположное поведение его обычному, в груди начали прорастать сомненья. Одним вечером, когда сын прошел домой после тренировки по волейболу, Арсений поймал его в коридоре, не давая пройти в комнату. — Стоять, — к своим действиям пробубнил он, закрывая собой проход в комнату парня. — Это почему ты такой? — Какой «такой»? — Насмешливо протянул Ваня, передразнивая последнее слово. Но под суровым взглядом стушевался и ответил: — Да никакой я, все нормально, пап, я пройду? — На кухню — да, — одной рукой перехватывая сына за плечо, он с силой направил в сторону столовой. В комнатке, как и было предугаданно, сидел и листал что-то в телефоне Антон. Но он оживился, только завидев вошедших супруга с сыном, виновато поднимая плечи. — Что-то случилось? — Не понял он, откладывая гаджет в сторону и поглядывая то на Арсения, то на Ваню. — Ты ничего не замечаешь? — На всякий случай спросил Шастун-который-Арсений, поднимая одну бровь. Получив отрицательное мотание головой, он пояснил: — Этот шпендель… — Я не шпендель! — …сам не свой ходит последний месяц: парфюм купил, оценки улучшил, денег больше просит. — Я не прошу, а сам зарабатываю, — с видом всезнайки перебил Ваня, поправляя на носу несуществующие очки. — Пап-Антон, твой вердикт? — У меня его нет, — просто пожал плечами на всю ситуацию Шастун-старший. — Вот и я о чем, — переводя свой почти победный взгляд на папу-Арсения, он хотел уж было встать, вот только этот папа-Арсений ему путь рукой преградил, из-за чего пришлось сесть обратно. — Ну папа, ну что еще. — Ваня, либо ты мне сейчас рассказываешь, либо я выписываю тебя с волейбола, — начал открыто шантажировать Арсений, смотря на чужую неодобрительную реакцию. — Еще раз спрашиваю: что случилось? — Да под каблучок этот ваш Ваня попал, — насмешливо сказала Адель, вошедшая на кухню, чтобы набрать себе воды. На неё сразу были обращены три пары глаз: одна агрессивно, две остальные — удивлённо. — Серьезно? — Откровенно офигевал от ситуации Арсений. — Адель? — Под мужской, причём, — её улыбка стала шире, когда он обернулась и облокотилась спиной на столешницу, но девушка тут же спрятала ухмылку в стакане с водой. — Я тебе даже завидую, знаешь. — Замолчи уже, — рявкнул Ваня сквозь зубы, воздерживаясь от того, чтобы ударить кулаком в стол. — Ваня! — Уже грозно посмотрел Антон, защищая дочь. Но после того, как на него посмотрел полный безысходности взгляд, мужчина смягчил тон: — Ваня, почему ты нам не рассказывал? — Да вы все равно не поймете, — парень опустил голову, закрывая лицо отросшими кудрями — весь в отца, весь в отца… — Пошли бы все эти расспросы: что, куда, зачем. А мне это надо? Нет, конечно! Он встал и, не посмотрев ни на кого, удалился в свою комнату. Адель молча ушла за ним, оставляя в комнате повисшее напряжение. — Как думаешь, мы сильно давим? — Думаю, очень. Через неделю Ваня все-таки привёл того самого долгожданного домой. — Пап! Мы просто хотели поболтать в моей комнате, а вы вот опять со своими расспросами начали!***
Адель принесла домой котенка. Живого. Темненького. Такого маленького, что на ладошке Антон поместится. Ласкового. Мяукающего. Раскрылась эта тайна не сразу: как оказалось, девушка нарвалась на раздачу котят рядом с приютом пару дней назад и не смогла устоять — тем более, по её рассказу, там остался один — этот. С того времени она прятала его от родителей — Арсению животные не то чтобы нравились, ведь «это большая ответственность» и да-да-да. Ну и, однажды — точнее, вчера — Арсений услышал мяукание в комнате дочки, пока та что-то делала на кухне. Мужчина не без разрешения зашел в яркую и обклеенную постерами комнатушку, где на подоконнике заметил маленький комочек шерсти, громко вопящий о чем-то. И реакция отца Адель больше радовала, чем удивила: тот, как только девушка подошла обратно к комнате, умилялся, усадив себе в ладони живое существо. Тогда-то и пришлось все рассказать: нашла, забрала, принесла, полюбила. Арсений принял. На его расспросы о том, как же все-таки Адель удавалось ухаживать за этим маленьким чудом, она умолчала — если, конечно, загадочный кивок головой и пожимание плечами можно было не считать за ответ. Второй на очереди со знакомством был папа-Антон: он принял радушно, даже без замечаний, от чего был успех — значит, это было действительно «Вау». В голову с этим случаем сразу всплывал момент, как маленький котёнок начал о чем-то громко мяукать и Антон его спародировал: тот сразу примолк и успокоился. — Сородича в тебе нашел, — улыбнулась ему тогда Адель. А Ваня знал. Он просто знал. Ему даже объяснять не пришлось. Вот и хорошо. Недолгие, но были раздумья над именем: как только узнали, что котенок все-таки была девочкой, — теперь уже Адель её сородич, а не Антон! — прилетели сразу несколько вариантов: Соня, Матильда и Кузя. Но дело в том, что Соней её назвать было бы против всех законов: спать она не любила, а вообще поболтать от всей души. На Матильду была пара неприятных ухмылок: на дворе двадцать первый век, а не девятнадцатый, все-таки. А Кузя? Кузю просто не успели обсудить, потому что кто-то начал напевать «Арам-зам-зам» и там уже действительно арам-зам-зам всем был. В итоге выбрали Бусинку. Она была удивительно мала, что для её возраста было недостаточно: обычно спустя три месяца после рождения котята достигают хоть не большую, но уже какую-то форму, а эта котейка как была маленькой, так и осталась. Значит, все впереди!заключение.
Арсений удобно уселся на кровати, положив себе под поясницу подушку. Он достал из кармана телефон, в Ватсапе печатая Ване, что позвонит по видео с минуты на минуту, как придет Антон. А его, собственно, ждать почти и не пришлось — вспомнишь солнце, вот и лучик. Он уселся рядом с супругом бок о бок, позволяя чужой ноге лечь поверх его. Арсений нажал на значок звонка, переключаясь на видео камеру; через несколько гудков на экране появился Ваня. — Пап-Арс, пап-Антон, привет, — он вальяжно улыбнулся, отставляя гаджет от себя чуть подальше, чтобы было видно голову, шею и плечи. — Привет-привет, — Арсений повернул телефон в горизонтальное положение так, чтобы было видно и его, и Антона. Сын последовал тому же примеру, но, как и ожидалось, был один. — Ты там хотел нам что-то сказать? Мы слушаем, — Антон зевнул, прикрыв рот рукой, не переставая разглядывать изменившееся лицо Вани с последней встречи: тот возмужал, черты лица стали острее. Как быстро растут дети. — Ну зачем ты так сразу, — шикнул на него Арсений, но тут же перевёл взгляд обратно. — Вань, скажи, пожалуйста, что ты удумал. — Я сделал предложение, — после его слов старший Шастун ухмыльнулся, не веря, а Арсений коротко улыбнулся, пытаясь подавить смешок. — А если серьёзно? — Ну так, я серьёзно, — парень показал камере правую руку с кольцом на пальце, и как только отодвинул, рассмеялся: не сдержался при виде удивленных лиц родителей. В прямом смысле удивленных: у Антона буквально открылся рот, и он несколько секунд тупо пялился на экран; у Арсения брови улетели в стратосферу, и тот только успевал следить за тем, как сын смеётся. — Где там Адель? — Спросил Ваня, сохраняя только огромную улыбку. — Она в комнате, до нее не достучишься, — Арсений закатил глаза, но все-таки продолжил диалог. — Позвони ей сам, удиви. — Хорошо, — Ваня посмотрел куда-то поверх экрана, и его улыбка превратилась из «смешинку поймал» в загадочную. — Я прислал тебе приглашения, папа-Арс, вы ведь придете? — Посмотрел он снова в экран взволнованно. — Ну конечно, как же иначе, — он улыбнулся на прощание и под дружное смешанное «Пока» и «Увидимся» отключился. Арсений отложил телефон, удивленно смотря на Антона: тот будто скопировал его лицо, ведь смотрел так же. — А что делать? — Сломал тишину старший Шастун. — Плакать? Радоваться? Дрочить? — Я в шоке, Антон, — он наклонился и поцеловал супруга в щеку. Встав с кровати, он подал Антону руку, ведя за собой на кухню: сладкого чая захотелось. Спустя несколько минут размышлений в комнатку ворвалась Адель с криками: — Вы знали, что Ваня женится, и ничего мне не сказали?! Арсений, как и Антон, в подготовке к свадьбе практически не участвовали — Ваня попросил не помогать только по ему одному известным причинам. Конечно, был не секрет, что парень нанял организатора и дизайнера, что вся церемония будет заключаться только в пышной росписи и дискотеке — молодёжь все-таки. Тут как раз это «практическое» неучастие Арсения включается: они вместе с дизайнером подбирали костюмы. При этом всем и Ваня, и его будущий супруг остались довольны: у Шастуна-Арсения вкус точно был, так еще и с дизайнером впридачу — блеск. — Пап, ты уверен, что мне это идёт? — Поправляя галстук, спросил Ваня, разглядывая себя в зеркале примерочной свадебного салона. — Я могу дать тебе свадебное платье моей бабушки, хочешь? — С издёвкой спросил он, но все-таки ответил: — Да, тебе идет. Уже завидую белой завистью Сашке. — Так ему и передам, — парень ухмыльнулся — его очередь подкалывать. На этом небольшое участие закончилось — Арсений мирно дожидался в сторонке самого мероприятия, которое, по словам сына, должно было ему понравиться. Двадцать третье июня — день свадьбы. В огромном церковном зале начали собираться люди: друзья и знакомые молодой пары, в каких-то случаях даже родственники. Почему было так необычно? Потому что «на моей свадьбе не будет всех этих родственников, бе-бе-бе» — после этих слов Арсения и не допустили к помощи. — Готов? — Спросил Антон, подходя к Ване и порхающему над ним Арсению. — Да, — ответил сын, отводя взгляд, ведь папа-Арсений поправлял галстук. — Пап, ты меня задушить хочешь? — Ни в коем случае! — Он немного опустил резинку, всерьёз перепугавшись. — Волнуешься? — Продолжил Антон. — Нет, пап-Антон, конечно нет, я же каждый день расписываюсь, — съязвил он, но после вымученного выдоха сказал: — Волнуюсь, пап-Антон. — Не бойся Вань, — включился в диалог Арсений, с улыбкой распрямляясь и смотря на сына. — Выглядите оба отпадно, солнце светит, тем более потом отметите классно. — Он дело говорит, — старший Шастун подошёл к Арсению и приобнял его за спиной. — Мы в зал пойдём, ты не против? Нас там Адель ждёт. И ты тоже не задерживайся. — Вань, — напоследок позвал папа-Арсений, наклоняясь и целуя сына в щеку. — Все хорошо, не переживай ни о чем. Твой выход скоро. И с лёгкой улыбкой на губах вышел с Антоном в зал. На глазах появились слезы от смешанных и противоречивых чувств внутри: Шастун-Антон прижал к себе крепче, направляясь к первым рядам, где уже ожидала их дочь. Заняв свое место, он обнял Арсения, ведь без слов понимал, в чем тот сейчас нуждается. И это помогло — мужчина успокоился, выравнивая дыхание. Началась церемония. Временами монотонный голос женщины за престолом заставлял скучающе оглядывать зал, но большинство времени папы с восторгом смотрели на молодожёнов. Прозвучали согласия, Ваня поцеловал теперь уже супруга, все заликовали. Точнее, кто-то заплакал — Арсений, например; кто-то восторженно радовался; кто-то молчаливо улыбался, громко хлопая в ладоши. Когда осталось время практически все люди в огромном зале остались на конкурсы. Точнее, после букетного броска жениха Вани цветы с достоинством поймала Адель, а потом уже начались все развлечения с аудиторией. Когда стало совсем уж душно, и конкурсы стали похожи на показание навыков, Антон вывел своего супруга на свежий воздух — парк при здании оказался как раз кстати. — Арс, — позвал он ласково, поворачивая родное личико на себя и обхватывая его ладонями. На улице было темно, но светила огромная луна так, что было хорошо все видно. — Ты красивый такой, я не могу. — Нет, Антон, — Арсений шмыгнул носом боязливо, но получил на это широкую улыбку и поцелуй прямиком в нос. — Антон… — Тебе понравилось? Я про все, если что. — Да, — без пояснения пробубнил он. — Поцелуй еще раз, пожалуйста. Шастун-Антон наклонился и коснулся губами носа кнопки второй раз, глаза свои не закрыв и бегая ими от одного голубого к другому голубому. — Ты мне наврал: из нас ты красивее. — Я не врал, Арс! — Возмутился. — Нет, ты красивее. И не отрицай даже, не надо. И на этот раз Антон клюнул его в губы, но не отстранился: оставит этот поцелуй здесь.