Тепло родных душ

Управление жило своей привычной шумной жизнью. Курсировали из архива в архив стажёры, нагруженные бумажной волокитой, в допросных пустовали две из четырёх комнат, а Дубин рядом что-то нудно объяснял Вале, пытаясь мотивировать того на работу без волшебного начальственного пенделя. Хотя у самого по лицу было видно, что на уме если не блядки, на которые отправится вечером, то гулянки точно. Весеннее настроение проникло в кабинеты через приоткрытые форточки, наконец-то снятые тёплые зимние куртки остались забытыми до осени в шкафах, а приближающееся ожидание пасхальных выходных расслабило даже преступников — желание заниматься чём-то противозаконным пропало даже у самых заядлых гостей изолятора и допросных. Праздничные куличи, традиционное приветствие и особое ощущение весны, что наконец-то вступила в свои права, совсем не давали работать. В противовес общему легкому настрою Игорь сидел над документами с таким мрачным и злобным лицом, будто бы собственноручно переписал весь их архив каллиграфическим почерком, а не заполнил две бумажки. Голова клонилась к столу, и даже записная книжка в кожаном переплёте казалась мягкой пуховой подушкой, она так и манила прилечь и закрыть уставшие глаза хотя бы на пару минут. Резко завибрировавший телефон отозвался неприятным дребезжанием в едва уложенной на столешницу голове и отогнал милую Игорю дремоту, позволяющую не отвлекаться от жизни Управления, но и отдохнуть. Мужчина бы не отказался от кабинета, как у Фёдора Ивановича: с комфортным кожаным диваном, припрятанной в шкафу подушкой и возможностью прикорнуть там во время обеденного перерыва. Но до такого ему было ещё служить и служить, генеральские погоны просто так не даются, так что он отвлëкся от мечтаний и все-таки ответил на звонок. — Добрый день, Игорь Константинович, это воспитательница Максима и Дианы из детского сада. Дети себя нехорошо чувствуют, у них температура поднимается, вы сможете их забрать? — Что? — проснулся вмиг Игорь, осоловело встряхнув головой и чуть не упустив телефон. — Да, конечно. Я буду в течение часа. Осмотревшись по сторонам, он взглядом нашёл Диму и, неловко поднявшись с места, — после резкого пробуждения его чуть качало, — крейсерским курсом направился к Дубину, застрявшему около общей кофеварки. — С меня дядь Федина наливка, если прикроешь меня сегодня, — подкравшись сзади, как змей-искуситель, Гром тяжело опустил руки на плечи коллеги. Он прекрасно знал, что за малиновку Дубин душу продаст, особенно, если малина будет своя, а не покупная. — Я не буду писать за тебя отчёт, — не оборачиваясь, сюрпнул горячим напитком Дима. — Ди-и-им, — протянул Игорь, будто ему не сорок лет, а десять, и он клянчит лишние пару рублей у отца в столовую, чтобы купить что-то сладкое. — Всё, вали с глаз моих, — махнул рукой на него Дима и, обернувшись, заметил лишь удаляющуюся спину Грома.

***

Спустя час и типично питерские километровые пробки с горем пополам попав в детский сад, Игорь нашёл детей в медпункте. Как потерянные воробушки, они необычно тихо сидели на белой больничной кушетке, вяло болтая ногами. В этот момент забыв о своей головной боли, он заметил и закруженные воспалённые красные глаза у обоих, и отсутствие привычных радостных улыбок на детских мордашках. Диана не повисла у него на шее с порога, а Макс сидел тише и строже обычного. — Вы чего загрустили? Плохо себя чувствуете? — присев на корточки перед детьми, Гром попытался их подбодрить, но в ответ получил лишь плаксивый ответ дочери: — Голова болит, — хныкнула Диана, и согласно кивнул Максим. Игорь дотронулся ладонью к их лбам, потом прислонился губами в надежде, что ему просто показалось, но жар был достаточно сильным и ощутимым. Переодев детей и поглубже натянув обоим лёгкие шапки, он поскорее повёз детей домой. Гром внутренне корил себя — в последние несколько дней было тепло, остужал общую атмосферу только лёгкий ветерок, поэтому он разрешал ходить обоим без головного убора, чем, видимо, и накликал на них болезнь. В это время, пока Игорь занимался самобичеванием и всячески пытался развлечь их по пути домой, Юля уже доставала аптечку, несколько больших пластиковых контейнеров, один из которых был полон эластичных бинтов, мазей от ушибов и растяжений, и составляла план, что же первым дать детям. Она встретила их в прихожей, заметив болезненный вид не только у детей, но и у Игоря. Списав это на очередной загруженный рабочей суетой день, она сразу же проверила температуру: 37,6 градусов. — Солнышки мои разболелись, ничего страшного, сейчас таблеточки попьём, и всё хорошо будет, — улыбнулась Юля, но внутренне устало вздохнула. Каждый насморк, даже совсем лёгкий, превращался в многонедельные промывания носов, целые ряды тканевых платков на сушилке и батареи бутылочек и блистеров с препаратами. И не дай боже кто-то недолечится или повторно подцепит орви вне дома: тогда весь этот ужасающий цикл начинался заново, и Макс заболевал вслед за Дианой, а к ним с радостью подключалась иногда и мать всего семейства. Переодевая Диану, Юля стянула уже сырую от болезненного пота голубую водолазку с феечкой и отложила её на кровать, как вдруг взгляд зацепился за странную россыпь маленьких, но воспалённых прыщечков. Они яркими созвездиями расположились на груди и животе, раскинулись по рукам. Повернув дочь, она с содроганием увидела такую же картину на спине и ногах. Отправив Диану мыть руки, она надеялась, что у Макса такого не будет. Надежда умерла, мучительно корчась в предсмертных судорогах — воспаления у него обнаружились даже в большем количестве. — Игорь, — выглянув из детской, она поглубже вдохнула, чтобы произнести эти страшные слова вслух: — Ты болел ветрянкой? — Что? В смысле? Нет, отвело. — Снимай майку, — Юля дёрнула его домашнюю алкоголичку, оголяя живот. — Быстро, я сказала. — Юленька, а может, не при детях, — стягивая майку одной рукой, Игорь другой почесал плечо, и она увидела, как он расчесал прыщик. — Да твою же мать, Гром. Мои поздравления, у нас теперь не квартира, а лазарет. У нас зелёнка есть? — Ты смеёшься надо мной, — посерьезнел Игорь и быстрым шагом завернул в спальню, где было зеркало в полный рост. До последнего не верилось, что ему настолько «повезло», о неприятных симптомах болезни он был уже наслышан и всегда гордился, что никогда в зелёную крапинку не ходил. — Да твою же мать, — заключил он, понимая, что завтра перед Димой извиняться за сегодняшний ранний уход будет некому, да и ближайшую неделю тоже. Полчаса понадобилось Громам, чтобы полностью покрыть зелёнкой высыпания у Дианы и Макса, ещё минут 20 понадобилось, чтобы разбираться с Игорем. Пока Юля проверяла себя на наличие ветрянки, на всякий случай осматривая кожу со всех сторон, Гром уже успел нарисовать у дочери на щеке кривоватую ромашку, явно соединив несколько воспалений, у мальчишки же на плечах красовались генеральские погоны, точь-в-точь как у Прокопенко. Женщина даже говорить ничего против такого детского сада не стала, дети ненадолго повеселели, и на том спасибо. Встав посреди комнаты, Юля оглядела троих пятнистых, сидящих перед ней на диване. Дети то и время порывались почесаться, но Игорь одëргивал их, хотя сам будто бы невзначай с силой проводил то по шее, то по бедру в домашних трениках. У всех вид был настолько несчастный, что они даже не протестовали против осмотра врача, вызванного на дом, и приëма таблеток, тут же заказанных в огромном количестве. Случилось то, чего она боялась больше всего — самым проблемным из этой троицы оказался Игорь. Пока дети улеглись на застеленный старой простыней диван в гостиной и смотрели мультики, она ещё раз, более внимательно, осмотрела мужа. — Руки подними, — Юля оставила ещё несколько отпечатков специальным аппликатором: в подмышке, отчего Гром дёрнулся, и на предплечье. — А теперь снимай трико и трусы, — вздохнула она, опускаясь на пол и усаживаясь на пятки. — Будь аккуратна, это мой первый раз, — заигрывающе глянул он сверху вниз, отчего Юля засмеялась и уткнулась лбом ему в бедро. Он не терял приподнятого расположения духа даже в такой ситуации, и это не могло не радовать. — Ахринеть, Горь, они у тебя везде, — изумилась Юля. — Прям везде? — задумчиво поинтересовался Игорь и в зеркало заметил, как пах медленно но верно тоже покрывается зелёной россыпью. — Нда, а ближайшее время, как я понимаю, мне ничего не перепадёт? — Как вылечишься, так сразу, — пообещала Юля, сжав в горсти ягодицу мужа и отправив его одеваться и пить таблетки. Но несмотря на весь боевой настрой, к вечеру Гром осознал, что с Юлей помиловаться не получится ещё очень долго — воспаления появились даже на слизистой рта, из-за чего он отказался ужинать и понурив гудящую от температуры голову отправился отдыхать раньше обычного. Еще чуть позже у Макса и Дианы подскочила температура. Юля не знала, к кому ей бежать в первую очередь — к детям, у которых через каждые пару минут меняла прохладные компрессы, или к Игорю, у которого, чем ближе к ночи, тем сильнее была лихорадка. После нескольких часов челночного бега из собственной спальни, где на неё огрызался Игорь, в детскую, где болезненного хныкали дети, они забылись беспокойным сном ближе к полуночи, но от этого ей особо легче не стало. Она понимала, что с завтрашнего утра всё начнётся заново. Сидя на кухне в свете одинокой тёплой лампочки, Юля распустила жёсткую косу, в которую стянула волосы несколько часов назад, и блаженно выдохнула. Главное, пережить первую ночь, она всегда самая тяжёлая, но у неë уже сейчас глаза слипались так, будто Юля не спала уже дня два. Ей повезло переболеть ветрянкой в начальной школе, на память остался лишь небольшой шрамик на спине под правой лопаткой, и судя по воспоминаниям, температуры у неё тогда не было совсем — лёгкая форма. Заварив себе кофе, она вернулась в спальню, где лихорадило Игоря. Ещё пару дней назад это место дарило спокойствие и умиротворение, а сейчас туда идти не хотелось совершенно. Время от времени приходилось менять прохладные компрессы, постоянно обтирать его, только бы чуть помочь справиться с жаром. Температура неумолимо поднималась, приближаясь к 40, Гром мог только лежать, ему даже языком ворочать было сложно, а составлять предложения длиннее двух слов было просто невозможно. — Если через часик лучше не станет, я скорую вызову, — зачесав влажную от испарины короткую чëлку, Юля помогла Игорю приподняться. — Сейчас будет неприятно, но ты потерпи, легче станет. Юля отжала лежащую в тазике простыню, помахала ею, чтобы та стала прохладнее, и закутала в неë Игоря. Тот болезненно зашипел, когда разгоряченная кожа соприкоснулась с холодной тканью, и до побелевших костяшек сжал еë в руках, пытаясь переждать стрессовое состояние. Через несколько отвратительно долгих секунд стало будто бы легче, и он смог впервые за последние часы выдохнуть. Встряска на пару секунд прочистила голову, но эффект был недолговечным, и уже через пару минут влажная простыня нагрелась от него, только усиливая неприятные ощущения. Гром не думал, что ветрянкой его накроет уже после тридцати и она будет такой тяжëлой. Ломило всё тело, а голова просто раскалывалась напополам, будто спелый арбуз. Приблизительно так он свой мозг и разум сейчас и ощущал — непонятной кашей мыслей, переживаний о том, что дети в таком же состоянии и о вселенской усталости Юли, которая не отошла от них ни на секунду. — Давай скорую вызовем, мне правда плохо, — качнувшись вбок и упав обратно на подушку, выдохнул Игорь, внутри себя согласившись с тем, что нужно будет перетерпеть неприятный укол. Но после же станет легче и ему, и Юля сможет отдохнуть.

***

— Горь, надо поесть, давай хотя бы бульон тёплый, — присев около кровати, Юля поправила сползшее с чужого плеча одеяло. — Я буду тебя с ложечки кормить, если понадобится. Сейчас быстро в магазин схожу, и потом будем обедать, хорошо? Из кокона согласно угукнули и закопошились, женщина облегчённо выдохнула и, натянув первый попавшийся спортивный костюм, впервые за несколько дней вышла из квартиры. Дети уже вовсю веселились, от болезни единственным напоминанием остался зуд и старые созвездия прыщиков, благо, новых не появлялось, а вот Игорю всё ещё было плохо. Лихорадка прошла кошмаром первой ночи и следующего утра, теперь же остались слабость, ломота во всём теле — казалось, что болит даже кожа и волосы, и полное отсутствие сил. На несколько минут в комнате повисла абсолютная тишина, но наслаждался ею Игорь недолго. Перевернувшись на другой бок, Игорь понял, что в комнате есть кто-то ещё. Эти кто-то тихарились, как маленькие мышата, стояли на пороге, не решались зайти и очень громко шёпотом спорили, можно зайти или нет. — Мама сказала, что нельзя, — бубнила Диана, вцепившись в рукав чужой пижамы. — Динь, да мы на секундочку, просто спросим, как себя чувствует. Я по нему соскучился, — буркнул Макс, возмущённо оглянувшись на застывшую столбом сестру. — Я тоже, — вздохнула девочка, и тут Игорь почувствовал, как под кем-то из них прогнулась кровать. В поле зрения появился Макс, он прижимал к себе плюшевого птеродактиля, которого Игорь не помнил, чтобы покупал, где-то за спиной мужчина почувствовал залезшую в изголовье Диану. — Пап, посмотри, что мне деда подарил, — засиял Макс, передавая мягкую игрушку в выпростанную из-под одеяла ослабевшую руку. — Правда крутой? Тётя Лена мне энциклопедию про динозавров с наклейками подарила, мы с мамой читали вчера перед сном, а деда Федя птеродактиля, но он не приехал, сказал, с работы не отпустили, — затараторил мальчишка, делясь радостью с отцом. Мама им несколько раз сказала, что к отцу нельзя, мол, отдыхает и нехорошо себя чувствует, но папу они не видели толком уже второй день и ужасно соскучились по его медвежьим объятиям и громкому смеху. — Бабушка Лена с дедушкой приезжала? — задумчиво протянул Игорь, почувствовав, как маленькая ладошка дочери ласково гладит его по волосам. — Вчера в обед, ты тогда спал, они тебя будить не стали, а мне раскраску большую с красивым лесом привезли, — ответила она, перебирая отросшие на висках прядки. — Вся кавалерия уже тут побывала, а я даже и не знал, — Гром приподнял одеяло, чтобы сын мог залезть к нему поближе. В последние сутки он вставал с кровати только в туалет, Юля за эти пару минут умудрялась перестелить кровать, свалив в углу комнаты потное и испачканное в зелёнке бельё. Гром же сиротливо стоял в сторонке, держа в руках подушки и ожидая, пока разрешат снова принять горизонтальное положение. Ощущения были такие, будто его тело через мясорубку пропускают, медленно, с особым садизмом наслаждаясь его страданиями. — Пап, тебе очень плохо? — Голова болит, не могу заснуть, хотя с кровати не встаю, — честно признался Игорь. — И холодно. — Сейчас мы тебя вылечим, — скопировав интонацию Юли, заявила Диана. — Хочешь, сказку расскажем? — Хочу, расскажите что-нибудь про динозавров и большой зелёный лес. Диана уселась на вторую подушку в изголовье кровати так, чтобы отец мог приобнять её за ноги в весёлых красных носочках. Где-то под боком свернулся котëнком Максим, грея отца не только своим присутствием, но и просто здоровой и светлой улыбкой. Вдвоëм, иногда заканчивая друг за другом предложения, они рассказали наконец-то провалившемуся в крепкий сон мужчине о добром маленьком апатозавре, который вместе в друзьями: тритцератопсом, птерозавром, стегозавром и гадрозавром, гулял по большому лесу с высокими-высокими, даже выше, чем ты, пап, деревьями