Песенка новогодняя

И я кричу, что в ад холодный больше ни ногой Друзья не поймут и скажут, что ад — это про огонь А как по мне, так вполне себе преисподняя Зимняя депрессия, песенка новогодняя

      Сегодня был какой-то чрезвычайно отвратный день. У Андрея не было вообще никакого желания тащиться на работу и заменять Серафима на этом дурацком детском утреннике. Сидорин вчера внезапно передал Андрею заказ, о котором, между прочим, узнал задолго до праздника и вполне мог сообщить заранее. Завалился в Андреевский маленький домик с белой деревянной палкой, украшенной серебристой мишурой, и огромным красным мешком, в котором предсказуемо оказался костюм Деда Мороза, белая борода из того же материала, из которого делают дешевые парики, и массивные валенки. На недоумевающий взгляд скомкано объяснил, что у него образовались неотложные дела, и он срочно уезжает на неопределенное время, так что примерять на себя костюм придется Андрею. Спасибо, что хоть не снегурочку выбрал. Пообещал вернуться к новогодней ночи, отправил воздушный поцелуй и, передав мешок и посох Андрею в руки, выбежал за дверь. Даже не извинился. Андрей уже минут через десять получил сообщение в телеграмме от женщины, назвавшейся директором детского сада «Андрейка» — на этом моменте на лицо Андрея налипла кривая усмешка, и он даже подумывал спросить у Серафима, не шутит ли тот, — которая пересылала ему ранее отправленное Серафиму объяснение обязанностей на завтрашний день. Он, еще не до конца понимая суть происходящего, вывалил свою будущую экипировку на кровать и сел читать программу утренника.       А сегодня, в полседьмого утра допивая остывший кофе из ярко-синей кружки, думал о том, что погодные условия совсем не побуждают выходить на улицу. Декабрь выдался невыносимо снежным, метель кружила почти каждый день, температура не поднималась выше минус двадцати одного градуса. Андрей, завернувшись в одеяло, которое, впрочем, не помогало, сидел на своем маленьком подобии кухни, смотрел в окно, за которым темное небо, заволоченное снежными тучами, до ужаса пугало своей глубиной, и поглядывал на телефон, отслеживая уходящие минуты на экране. Чтобы из Андреевой глуши добраться до детского сада — название оказалось никакой не шуткой, а существующей организацией — нужно выйти минимум за два часа до начала, так что ему по-хорошему пора собираться, если через полчаса он хочет стоять на остановке и ждать маршрутку.       Андрей удрученно зевнул, секунду повтыкал в серую стену, собираясь с мыслями, и медленно встал из-за стола, двигаясь в сторону комнаты. Оглядел осточертелый бардак, разбросанные на полу бумажки, две полки со старинными, ни разу не открывавшимися книжками, сантиметровый слой пыли по всем горизонтальным поверхностям и в сотый раз подумал о том, что пора убираться. И снова прошел мимо, потому что «сейчас нет времени». Нехотя сбросил с себя одеяло и сразу поежился, обхватывая себя руками. Снова повтыкал в стену. Поморщился, поморгал и стянул с себя домашнюю футболку, как можно скорее меняя ее на какую-то утепленную футеровую толстовку с японскими иероглифами. Натянул единственные существующие в его квартире джинсы и аж две пары носков. Смысла как-то по-особому одеваться не было: чтобы не тратить время, он сразу накинет на себя шубу и уже в ней доедет до точки назначения. Заодно поднимет себе настроение реакцией прохожих: наверняка ни в чем не бывало едущий в серой маршрутке Дед Мороз вызовет у кого-нибудь улыбку. А Андрей для чужих улыбок и работает.       Андрей устало посмотрел на зашторенное окно — сквозь полупрозрачную занавеску можно было уловить тень летающих снежных хлопьев. И вроде как романтично звучит: «Крупные белые хлопья кружили над городом, оседая на окнах и оставляя маленькие капельки стекать по стеклу вниз, застывать и превращаться в причудливые узоры…», прям строчка из какой-нибудь детской сказки! И почему Андрей с такими поэтичными мыслями не стал писателем? Ему бы подошло. Он вышел в коридор, сразу просунул левую ногу в кед, мучая указательный и средний пальцы, подставляя их под пятку за неимением обувной ложки, а следом, осознав, что телефон остался на кухне, с горем пополам поскакал на оставшейся голой ступне по и так немытому паркету. Будто бы от подошвы станет грязнее. Расправился с кедами и просунул ноги в массивные, но тонкие красные валенки. С его худющими голенями только дополнительная обувь и уберегала валенки от спадания. Андрей облачился в тяжелую велюровую шубу, трясущимися пальцами просовывая пуговицы в выемки, кое-как завязал на животе поясок и натянул на голову чересчур большую шапку с белым подворотом. Бороду, как и варежки, Андрей предпочел оставить на потом, иначе ему бы пришлось знатно пострадать по пути, так еще и обколоть себе все щеки.       Он вышел за порог, встречаясь лицом к лицу с вьюгой и морозом. Щеки обожгло холодом вместе с держащими ключи пальцами, но Андрей стойко выдержал первые секунды в своем кошмаре. Запер входную дверь и оставил свой покосившийся домик горевать в одиночестве, с трудом пробираясь через глубокие сугробы к дороге. Натянув шапку чуть ли не до глаз, Андрей проклял Серафима за выбор шубы без карманов и затеребил почти пустой мешок в своих руках, тщетно надеясь на то, что это хоть как-то поможет ему согреть стремительно коченеющие пальцы. Огибая деревянное здание маленького поселочного магазинчика, Андрей по привычке бросил взгляд на небольшой снежный склон, на котором сегодня было непривычно пусто. Каждую зиму этот склон превращался в горку — даже не одну — для катания на ватрушках и ледянках — жители общими усилиями утрамбовывали снег и заливали часть водой, чтобы превратить ее в лед. В этом году горка уже была освоена местными детьми, и к одному из голых деревьев прямо сейчас была примотана веревка от чьей-то массивной ватрушки. Когда бы ты ни проходил мимо, всегда слышался смех и крики, горка всегда была полна, только если это не раннее-раннее утро, как сейчас. В это время улицы пустовали, и оттого их поселок выглядел заброшенным.       Андрей проковылял мимо единственного в их поселке детского сада — там его, между прочим, тоже ждет один праздничный утренник — и вышел наконец к хоть немного чищенному тротуару. Ну, как чищенному — посыпанные солью дороги с грязно-коричневой слякотью от подтаявшего снега. Зато здесь не было риска случайно получить горсть ледяного сугроба себе в валенки. Андрей тащился по оживающей улице к остановке еще семь минут, ловя на себе расцветающие понимающей улыбкой взгляды местных. Они, конечно, знали Андрея, потому что именно он, как единственный актер на весь поселок, участвовал почти во всех локальных праздниках в роли детского аниматора. Выездные роли он получал крайне редко и именно поэтому сначала удивился, когда увидел Серафима на своем пороге — живет-то друг в городе. Если верить старому размокшему листку с расписанием, вывешенным на стекле остановки кем-то из внимательных жителей, маршрутку ему ждать тринадцать минут, и Андрей определенно повернул бы обратно, если бы верил в знаки. Ну и если бы он имел право не идти на работу. Но такой возможности он не имел и поэтому бесцельно залип в галерее — вне дома интернет едва ли удавалось поймать — телефона, в ожидании листая старые фотки и периодически обдувая теплым дыханием мерзнувшие руки.       Конечно, доверять созданному в доисторические времена расписанию не стоило — шла уже пятнадцатая минута Андреевского неспокойного стояния на остановке, а маршрутка даже не показывалась среди заснеженных крон деревьев из-за поворота. Хотя и погодные условия нельзя было игнорировать — расписание-то, может быть, и правильное, только вот натуральная снежная буря наверняка поднасрала водителю на нечищеные дороги. И поэтому Андрей терпеливо вглядывался вдаль, переминаясь с ноги на ногу и нервно перекладывая мешок из одной руки в другую. А когда спустя еще четыре лишних минуты меж белых веток замаячил облезлый транспорт, он облегченно выдохнул, деревянными пальцами вытягивая из мешка проездной. Неожиданно доброжелательный лысый водитель небрежно махнул ему рукой с сидения, и Андрей, задумавшись лишь на секунду, окинул взглядом полностью пустой салон и распахнул переднюю дверь, присаживаясь рядом.       — Ну что, Дедушка Мороз, подарки-то ты нам принес? — попытался пошутить мужчина, не глядя протягивая ему терминал для оплаты. Он противно, но одобрительно пиликнул, и водитель завел мотор.       Андрей, молча показав на красный мешок на своих коленях, ухмыльнулся и почесал воображаемую бороду. Устремив взгляд в лобовое стекло, он наблюдал за редеющим лесом и изредка встречающимися дорожными знаками. Посветлевшее на пару тонов небо намекало на занимающийся рассвет, и Андрей с удивлением осознал, что метель незаметно для него успокоилась, а настроение стабильно застопорилось на планке выше среднего. Вот она, метеозависимость. Маршрутка неспешно проезжала пустующие остановки, даже не останавливаясь на них, водитель включил тихое радио с какой-то шансоновской музыкой, и Андрей даже задремал на некоторое время. А когда снова распахнул глаза от шума наполняющегося салона, они уже пересекли лесо-деревенскую область и проезжали мимо серых сталинок.       — Какая следующая? — Андрей зевнул и попытался размять затекшие плечи.       — Никольская, — водитель лишь на миг оторвал взгляд от дороги.       — Мне через две.       Молча ехали по мосту через Большую Неву, пока Андрей пялился на покрывшуюся толстым слоем льда водную глядь и почему-то вспоминал их поселочное спортивное поле, на зиму превращающееся в бугристый каток. Он сам не раз помогал местным заливать его водой из шланга, хотя кататься ни разу не ходил, оправдывая свое нежелание «детским занятием». На деле же просто не умел даже банально стоять на коньках. Воображение подкинуло ему совершенно уморительную картину: Андрей в своем нынешнем новогоднем прикиде нелепо катится по льду, по-мультяшному размахивая руками в попытках удержать равновесие. Андрей отвернулся к боковому стеклу, прикрывая неуместную улыбку ладонью.       — На остановке остановите, пожалуйста.       Через десяток метров маршрутка остановилась, и Андрей, на прощание бросив водителю «спасибо», выскочил из душного салона. Он даже не рискнул спросить дорогу у кого-нибудь из редких хмурых прохожих и сразу полез в гугл-карты — искать нужные дворы. Не без ухмылки для себя отметил, что совсем недалеко располагалась кунсткамера, и повернул в нужном направлении. Не камеры, конечно, — детского сада. Пока шел — какие-то жалкие три минуты, — на улице снова началась пурга, и Андрей, безуспешно защищаясь прижатыми к ушам плечами, едва не врезался в обклеенные рекламой и старыми объявлениями о пропаже людей столбы. Почему-то — даже сам не понимая, зачем — остановился у одного такого объявления. Оно ворошилось от ветра и рисковало улететь при каждом порыве. «Вершинин Павел» — прочитал Андрей и поежился: парню на фотографии было всего восемнадцать лет. Он помнил это объявление: однажды видел ролик на ютубе про историю пропавшего подростка. Павел не вернулся домой еще два года назад, а Андрей так и не знает, нашли его живым и нашли ли вообще.       Оставив позади несчастливого парня, Андрей завернул во двор, прошел несколько метров, едва не завязнув в навалившем снегу, и нашел взглядом входную дверь. Если бы он не знал, что это детский сад, никогда бы и не догадался: металлическая коричневая дверь среди серых стен в обычной многоэтажке нисколько не напоминала детское заведение, и только табличка рядом с ней пестрела названием детского сада. Вот уж дизайн, конечно. Андрею, впрочем, в эту дверь и не нужно было. Он прошел еще чуть-чуть, завернул в следующую арку, а там добрался до еще менее презентабельного черного входа. Ему, как аниматору, только туда — сказку детям не портить. Андрей, помявшись, нажал на старый звонок у двери, прислушался, но трели не услышал. Тогда, немного подумав, три раза постучал. Когда даже через минуту из-за двери не послышалось никакого копошения, он вздохнул и принялся искать в мешке телефон, чтобы позвонить заведующей.       — Праздник к вам приходит! — криво усмехнулся Андрей, когда из-за двери выглянула запыхавшаяся Евгения Юрьевна.       Она скептично подняла бровь и впустила Андрея внутрь, начиная без умолку пересказывать ему то, что они уже успели обсудить в переписке. Заведующая провожала его через короткий темный коридор с двумя дверьми, все время поправляя свое кудрявое черное каре, и в конце концов распахнула перед ним последнюю дверь перед лестницей наверх. А когда Андрей шагнул в комнату, моментально почувствовал ту самую атмосферу собственных детских праздников: куча больших спортивных сумок и пластиковых пакетов, наполненных личными вещами, украшениями и косметикой; повсюду развешаны декорации, ленты и «дождик»; на полу валяются разбросанные невпопад костюмы и ткани; и самое главное — едкий запах лака для волос. Андрей поморщился и прикрыл нос рукой. Так забавно получается: что у детей, что у взрослых подготовка к выступлениям совершенно одинаковая.       Евгения Юрьевна, подталкивая Андрея в спину, ушла в самую глубь комнаты и пропала из виду, зарывшись в гору тканей, зажатую между картонными деревьями. А потом, выбравшись и снова поправив свои кудри, всучила Андрею два огромных пакета. «Подарки» — пояснила она. Андрей безынтересно отложил на пол типичные сладкие подарки — дешевые картонные коробочки, большая часть конфет из которых будет либо скормлена родителям, либо выброшена на помойку — и заглянул во второй пакет. Засунул руку внутрь, вынул нечто в силиконовой обертке, оглядел и скривился. Серьезно, поп-ит?! Он посмотрел на заведующую, поднимая брови вверх, на что женщина лишь беспомощно пожала плечами:       — Такие сейчас у детей модные. Родительский комитет выбрал, значит, видимо, нужно, — она бросила на Андрея насмешливый взгляд и предупредила: — Полчаса до начала, готовься. Почти все наши, — взрослые, видимо, — в зале уже, — и убежала за дверь, оставляя Андрея одного с пакетом силиконовых игрушек.

***

      Заместо актового зала в «Андрейке» служила комната, несильно-то и отличающаяся размерами от остальных. В одном конце в четыре рада стояли черные типичные для российских актовых залов стулья — штук пятьдесят, не меньше, а в другом конце — скрытое своеобразными кулисами черное пианино, рядом с которым Андрей и устроился. За ним уже сидела невысокая блондинка с чересчур накаченными губами и залипала в свой телефон. В зале уже потихоньку собирался народ: довольные родители вместе со своими особо нарядными детьми занимали стулья, рядом с ними мельтешили ярко накрашенные воспитательницы. Вообще, Андрей не жаловался. Здесь хотя бы был свет — в последний раз, когда ему приходилось приезжать в городские детские сады, роль актового зала играл подвал, в котором почти не было ламп, а оттого по периметру помещения также стояли свечи. Весьма опасно, учитывая количество совсем маленьких детей. Впрочем, Андрей не проверял, может, это были муляжи-фонарики.       Ему уже хотелось поскорее начать: и шуба, и варежки, и накладная борода заставляли его мучиться от жары и постоянно чесать лицо. Пока Андрей высматривал из-за кулис Евгению Юрьевну, совсем рядом вдруг раздался высокий детский голосок:       — Дедушка, а тебе не жарко?       Андрей подпрыгнул и пугливо обернулся, хватаясь за сердце. Перед ним — надо же! — возник маленький мальчик лет пяти, не старше. «Дьявол!» — мысленно выругался Андрей, а потом чуть не засмеялся, подумав, что, вообще-то, и правда дьявол: на светлой мальчишеской голове вместо какого-нибудь новогоднего колпака красовался ободок с красными рожками. Ох уж эти креативные родители!       — Конечно нет, дорогой, я же Дед Мороз! — понизил голос Андрей и почесал голову. — А ты чего это тут делаешь? Скоро начинается праздник, а тут тебе быть нельзя. Тебя как зовут?       В тот же момент Евгения Юрьевна начала взывать к тишине в микрофон, заглушая новогоднюю музыку, и мальчик, проигнорировав все его вопросы, натянул улыбку до ушей, показал ему язык и убежал в зал. Андрей лишь покачал головой. Дети нынче пошли… невоспитанные. Он посмотрел на блондинку за пианино и тяжело выдохнул, переводя взгляд на стены, не зная, чем себя занять. Здесь, за кулисами, ему прохлаждаться — наоборот, потеть, — пока дети не позовут Деда Мороза. Только вот сколько — непонятно: пока настроят неполадки с микрофоном, пока успокоят детей и объявят вступление, хрен знает, сколько времени уйдет.       Стоило Андрею об этом подумать и уже даже смириться со своей участью, как до этого поздравляющая всех с «первым» детским утренником — группа, видимо, была младшей и совсем-совсем новой — заведующая наконец слишком уж утрированно произнесла:       — Стойте-стойте, погодите! Слышу, кто-то бродит тут… Ну-ка вместе покричите — может, в гости к нам зайдут? — на придуманном самой Евгенией Юрьевной четверостишии Андрей нарочито громко и медленно зашагал на одном месте, и дети удивленно притихли, оборачиваясь в поисках источника звука. Заведующая заговорчески тихим голосом продолжила: — Давайте все вместе позовем забредшего к нам путника! На «три-четыре» кричим: «Странник, выходи!». Все готовы? — когда со всех сторон послышались почему-то такие же тихие согласные «да», Евгения Юрьевна начала: — Три-четыре!       И когда послышался первый — еще неуверенный — клич, Андрей громче затопал ногами.       — Ну нет, друзья, так не пойдет! Вы думаете, наш путник услышит вас? Давайте громче! Три-четыре!       Но только после третьего уже совсем громкого оклика, Андрей вразвалочку медленно заковылял из-за кулисы, параллельно низко приговаривая:       — Ох, детишки, услышал я вас, услышал издалека. Не меня вы звали? Не меня искали? — опирался на блестящий посох, оставляя за собой шлейф сыпучих блесток. Наверное, сложно будет отмывать. Бедная уборщица.       — Дети, посмотрите, кто к нам пришел! Давайте скорее поприветствуем дедушку! — и тут же вразнобой полетели высокие «здравствуйте». Андрей покачал головой.       — Видел я, ребята, что праздник тут у вас, решил заглянуть, поздравить. А какой нас всех ждет праздник? — задал риторический вопрос и тут же сам на него ответил: — Правильно, главный праздник — Новый Год! А что мы делаем на Новый Год?       Среди чужих «дарим подарки» и «отдыхаем» Андрей сумел расслышать совершенно неожиданное от детей «пьем!» и обернулся на голос. Кто бы сомневался — на него с широкой улыбкой смотрел «чертенок» и ковырял носком кроссовки бежевый ковер. Андрей чуть не рассмеялся — благо, борода скрывала его улыбку — и снова подумал: «Ох уж эти креативные родители!».       — Правильно, дарим подарки, — тем не менее продолжил он. — Но, друзья, подарки нужно заслужить. Вы хорошо вели себя в этом году? Слушались родителей, не баловались?       Прерывая согласные возгласы, Евгения Юрьевна предложила «показать Дедушке Морозу их старания» и указала Андрею на крайний малюсенький стульчик. Он, покачнувшись, еле-еле уселся на него и принялся наблюдать. Получше рассматривал светлый зал, украшенные самодельными декорациями стены, детские рисунки и снежинки; почти что внимательно следил за сменяющимися выступлениями, танцами, стишками и нелепыми постановками, хлопал после каждого поклона; разглядывал замерших с камерами на телефонах родителей, вспоминая собственные праздники, на которые его мама никогда, в общем-то, и не ходила. Когда его взгляд внезапно зацепился за совершенно не свойственную родителям прическу — точно осветленные волосы с двумя красными полосками — рожками, как догадался Андрей, так еще и вкупе с рыжей бородкой, он сразу же понял, чей это отец. И хотя тот сидел без телефона, сложив руки на груди, он даже не смотрел на сцену. Взгляд мужчины совершенно бесстрастно вцепился в Андрея, и когда он заметил чужое взаимное внимание, хитро сощурился и улыбнулся.       

***

      Напоследок поводив со всеми хоровод у пластиковой нарядной елки, Андрей встал посреди зала и принялся по очереди слушать выученные детьми стишки и после выдавая из тяжелого мешка праздничный пакетик с упаковкой ассорти дешевых конфет и силиконовой игрушкой-антистрессом. Дети радостно убегали к родителям, едва не забывая поблагодарить «Деда Мороза» за подарок. А «Дед Мороз», в свою очередь, высматривал в толпе ободок с красными рожками, уже с предвкушением ожидая, что же ему подготовил черт-старший. Теперь эта своеобразная игра — понять, насколько далеко простирается фантазия родителя — начинала забавлять. Андрей иногда невольно бросал взгляды на мужчину и всякий раз неизменно находил на себе взаимный интерес. И по итогу безумно хотел подойти, хотя даже неясно, что он сказал бы.       — Ну рассказывай, как тебя зовут? — Андрей наклонил голову и совершенно искренне поинтересовался, когда очередь подошла к концу, и перед ним предстал уже знакомый мальчишка.       — Виктор!       — Ну хорошо, Витя, какой стишок ты приготовил дедушке?       — Я не Витя, я Вик, — ну да, конечно. Не могло же все быть так просто.       Вик удивил его и в следующий момент — «Синичку в электричке» Андрей, конечно же, слышал, вот только от такого оригинального мальчика — и его родителя — он совершенно точно не ожидал такого простого и подходящего стиха. А читал Вик, вообще-то, очень хорошо: с выражением и чувствами, не свойственными пятилетним детям. Когда он закончил и получил свой пакетик, сразу же бесстыдно в него заглянул, скривился игрушке и убежал в толпу родителей, на что Андрей лишь одобрительно улыбнулся. Ну конечно, не мог же такой мальчик любить поп-иты. Получив от заведующий благодарный кивок, он поднялся и ушел в сторону общей комнаты — снять с себя колючую бороду и оставить лишние подарки. Открыл скрипучую дверь и вошел в пустую «гримерку», стянул с вспотевшей головы красную шапку, откидывая ее на захламленный стол, взлохматил мокрые волосы и потянулся к завязкам под прядями. И вдруг, вздрогнув, услышал уже привычный голос:       — А ты ненастоящий! — громкий, но при этом вовсе не разочарованный. «Чертенок» подошел совсем бесшумно, так что Андрей его, такого маленького, даже не заметил.       — Да и рожки твои не из головы растут. Что ты тут делаешь? Тебя папа не потерял? Давай я отведу тебя к нему, — Андрей уже был готов взять Вика за руку и найти отца — нет, конечно, не ради того, чтобы снова на него посмотреть, — вот только мальчик отпрянул.       — А папа не пришел сегодня, я с мамой, — он беспечно улыбнулся, а Андрей округлил от удивления глаза.       Тем не менее, он снова натянул на голову шапку и вместе с Виктором отправился блуждать по детскому саду — искать маму. Андрей не сомневался, что мальчик и сам смог бы ее отыскать, только убедиться в том, что загадочный мужчина и правда не его отец, хотелось самостоятельно. Какое же совпадение, однако! Кто же тогда, интересно? Пока шли по коридорам и заглядывали в комнаты, Андрей заинтересованно осматривался, ожидая хоть где-нибудь увидеть загадочного мужчину — такую специфичную внешность он точно не пропустит. Вот только красных рожек и рыжей бороды больше нигде не было. Наконец, идущий рядом Вик довольно пискнул и побежал навстречу обернувшейся рыжей девушке. Она обворожительно улыбнулась Андрею, беззвучно говоря «спасибо», без каких-либо усилий подняла сына на руки и устремилась прочь, оставляя Андрея в недоумении глазеть на их удаляющиеся спины.

***

      Андрею срочно нужно было покурить. Он энергично шагал к забору, даже не боясь поскользнуться и грохнуться на заледенелый асфальт, оставляя позади облезлые стены старого здания. В замерзающей руке лежал телефон, пока он воодушевленно рассказывал Серафиму в динамик про прошедший праздник и нового «знакомого». Не закончив голосовое сообщение, вдруг увидел у черного забора фигуру и на мгновение замер: это он. Почему-то этот молодой человек всего за пару часов сумел заполучить все его внимание и заставить сначала заинтересованно искать по всему детскому саду, а потом и огорчаться от того, что им больше не суждено встретиться. Сунув телефон в карман и взамен вытянув оттуда пачку красного «Чапмана», Андрей еще быстрее зашагал по направлению к мужчине. Тот, заметив его, уже привычно ухмыльнулся и склонил голову. И ведь совсем не удивился — будто знал, что Андрей придет. Он молча подошел ближе, оперся спиной о ржавые холодные прутья и щелкнул зажигалкой, закрывая сигарету от морозного ветра.       — Не понимаю, как можно это курить, — не выдерживая тишины, начал он, когда мужчина затянулся из красной — под стать рожкам — парилки.       — Сомнительный самообман, попытка уверить себя в меньшем количестве никотина, чем в обычных сигаретах, — он снова затянулся, не стесняясь выдыхать ароматный — какие-то ягоды, видимо — дым Андрею в лицо. Не специально, конечно, но и отвернуться он не потрудился. Впрочем, Андрей был не против.       — Вреда от них едва ли не больше, чем от обычных сигарет, — констатировал Андрей, при этом прекрасно понимая, что он и так об этом знает.       — Я знаю. Представляешь, как выглядит курящий напротив детского сада Дед Мороз? А я вот теперь представляю, — усмехнулся мужчина, смотря точно в глаза.       — Комично, да?       — Безумно. Мне нравится.       Андрей на такое совершенно бесстрастное заявление замер и с удивлением посмотрел на собеседника. И как только он оставался таким непоколебимым? Ни секунды не смущался, только лыбился хитро да выпускал дым из легких. Андрей не нашелся с ответом и молча отвернулся к дороге, зажимая сигарету в зубах. Тихо курили, не сказав больше ни слова, хотя Андрею очень хотелось продолжить диалог. Снегопад уже прошел, и серая улица была усыпана чистым снегом. Деревья покрылись еще не успевшим растаять белым полотном и едва заметно качались под порывами ветра.       — Ладно, Дед Мороз, с Новым Годом, — мужчина сунул парилку в карман, отсалютовал двумя пальцами от виска — Андрей только заметил черные перчатки без пальцев — и отвернулся.       — Подожди, — Андрей вдруг понял, что уходит он совершенно один. — А ты к кому приходил-то?       Мужчина обернулся, внимательно посмотрел на Андрея, так загадочно улыбнулся, проигнорировав вопрос, и зашагал прочь, сунув руки в карманы, оставляя Андрея с грустью смотреть вслед удаляющемуся силуэту. Как жаль, что больше они не встретятся. Андрей снова достал телефон, чтобы записать Серафиму историю о загадочном мужчине, но почему-то передумал и молча направился к остановке. В Новый Год ему будет о чем поразмышлять.