За расставаньем

— А когда он родится?       Он или она, Саша пока что не знает. Не знают они никто. Не спешат узнавать. Говорят “он”, потому что “ребёнок”. При этом имён для сына у них почти нет, ни у неё, ни у Вани, ни у детей для возможного брата. Зато если будет девочка, имён уже навалом. Саша улыбается и щёлкает Тёму по носу.       — Осенью, — отвечает она. Будет у них осенний ребёнок к двоим зимним и к осеннему Ване. Она сама летняя, весенних у них нет, но она отказывается рожать ещё кого-то только ради этого. Не в ближайшие сколько там ещё. Детей Саша любит, но не слишком быстро друг за другом. Да и к тому же, пусть это второй её ребёнок, в семье их трое будет, получается. Хватит ли их любви на четверых детей? Потому что Саша твёрдо уверена, нельзя иметь больше детей, чем тебе хватит на них любви и сил. Иначе это нечестно по отношению к этому маленькому существу, которое не просилось в мир, которое ты в него приводишь, не спросив. Ребёнок, говорят врачи, родится где-то в самом начале сентября, если не решит чуть-чуть поторопиться. Ребёнок, говорит Ваня, живот осторожно гладя, пусть родится когда захочет, главное, здоровым. Пусть будет хорошо и в их маленькой семье их будет пятеро. Она смеётся, что пятеро – не маленькая семья. Пятеро, говорит он в таких ситуациях, идеально. Как и четыре, и шесть, и вообще ей решать. Она это правда ценит.       Она правда ценит Ваню. Не то, чтобы это было новостью.       — Ещё долго, — вздыхает Еся рядом. Еся время не научилась пока чувствовать, и это заметно. Ей скажи, что после её дня рождения уже месяц прошёл, она не поверит. Какой месяц? Куда он делся? Саша любит то, как Еся по-своему время воспринимает. Саша думает, если она начнёт перечислять то, что и в ком она любит, это затянется очень надолго. — Мам, а как долго надо будет ждать, чтобы мы вместе могли играть?       — До весны, наверное, — отвечает Саша, Есю тоже по носику щёлкает. — Тогда малыш научится сидеть и ползать, и вам будет веселее.       — Но сейчас весна, — возмущённо вздыхает Еся. — Это целый год? Это мне что, уже пять будет? Я же на тренировки ходить много буду, а не с малышом играть! Так нечестно!       Тёма рядом явно смешок сглатывает, видно, как дёргаются уголки его рта, как в глазах смешинки играют. Вот ещё один пункт того, что Саша любит в своей семье — то, как Тёма похож на Ваню. То, как напоминает Ваню Еся в огромные моменты. И просто то, какие они есть. Пусть они технически ещё и не семья официально, но сколько там осталось, вот серьёзно? Совсем немного. Да и к тому же, семья это больше, чем отметки в документах. Семья — это дом, это тепло и уют, семья — это эмоциональная близость и любовь. Семья — это вот, сидят рядом двое, одну родила она, другого нет, но оба её дети, обоих она обожает, и если и вспоминает, что сын не её по крови, так только тогда, когда в очередной раз подмечает сходства Еси с Тёмой через наследственность Вани, потому что ну а через кого ещё? Ей от этого не обидно и не грустно, ей от этого не сердито и не зло, ей от этого как-то спокойно, потому что это просто говорит о том, что она приняла их, а они приняли её, несмотря на отсутствие кровного родства. Разве это не значит, что они семья? Разве не может семья на этом строиться? На любви? Нет, знает для себя Саша, семья не то чтобы может или не может — она на этом и строится. На этом и стоит.       — У нас будет много времени на то, чтобы играть с малышом даже кроме тренировок, — говорит Тёма. Чем дальше, тем больше он вживается в роль старшего брата, и уже не надевает её, как костюм, каким бы он удобным и по размеру ни был, а живёт в ней, как во второй коже. Сначала он братом быть хотел. Потом он им стал, но ему надо было привыкнуть. Теперь, думает Саша, всего полгода спустя, он уже так освоился, что кажется, будто он был с Есей рядом с первого дня. Так, что кажется, будто она никогда не уезжала. — Тёть Саше нужна будет помощь. Где-то будет папа помогать, а где-то мы.       — А если я не смогу?       — Научишься, — уверенно заявляет Тёма, ободряюще улыбается. — Как на коньках научилась стоять.       — Мам, а малышу мы потом тоже конёчки купим? — у Еси глазки загораются. Неугомонная. Саша смеётся в голос, смех даже не сдерживает, и руки на чуть округлившийся живот кладёт. Под тканью платья бугорок небольшой, но упругий, как и тогда, когда она Есю носила. Её тоже не сразу видно было, долго было совсем чуть-чуть, и только потом, почти под конец срока, в очереди в женской консультации в неё перестали вглядываться, ища живот. Может быть, на этот раз будет так же, а может, уже через месяц всё изменится и она не сможет даже за руль сесть спокойно, как знать? Как ей сказали совсем недавно, это зависит и от неё, и от ребёнка. Ребёнка, который пока что сидит себе спокойненько внутри неё и даже не играет в футбол её рёбрами, за что она ему очень благодарна.       — Слышишь? — спрашивает она вместо ответа Есе, к будущему своему ребёнку обращаясь. — Тебя уже на коньки хотят поставить. Твой папа даже не думал, что у его папы будет больше одного внука, который в фигурное катание пойдёт, а их уже двое, и они тебя тоже туда затащить хотят.       — Пока он родится, пока ходить научится, мы уже сами его научить сможем, — добавляет Тёма. — Или её. Я ещё одну сестричку хочу. Девочки хорошие, а мальчики не всегда.       — Девочки тоже не всегда, — смеётся Саша. Тёма головой мотает, мол, нет, не согласен.       — Смотря кто тех девочек воспитывает. Еся хорошая, — он сестре улыбается с такой нежностью, что Саша даже завидует, у неё-то старшего брата не было никогда, а в детстве не помешал бы, наверное. Только не противный, а такой вот, как у её дочки. — И если будет ещё одна сестричка, наверняка будет такая же хорошая.       Еся от таких слов расцветает прямо-таки. Саша смеётся снова — её дети друг друга так любят, что счастье откуда-то изнутри прёт, распирает, наружу рвётся горячим паром. А сегодня день и так не то чтобы печальный — наоборот даже. Саша на часы смотрит — пора. Будто бы её мысли отражая, в дверь стук раздаётся.       — Я надеюсь, вы готовы, — в дверь влетает Женя, улыбающаяся и сияющая, округлившаяся, чудо какая красивая в нежного синего цвета платье, с цветами в волосах. — Так, Саш, ну-ка замри. Не вставай. Если ты сейчас встанешь, мне до твоей головы прыгать придётся.       — Я тебя на десять сантиметров выше, а не на пятьдесят, — возражает Саша, но сидит спокойно, пока Женя в её волосах гребень закрепляет и фату расправляет. Фата, говорят, для непорочных девиц — явно не для матери, ещё и снова беременной, но Саше нравится, поэтому именно эту, кружевную, они купили, как только Женя её ей в магазине показала. Такое же кружево у неё на рукавах и на подоле платья, и Саше нравится, как она выглядит в своём отражении в зеркале. Нравится, как восторженно вздыхает Еся, заявляя ей, что она выглядит как принцесса. Нравится, как Женя довольно кивает, оглядывая её придирчиво. Нравится, что Тёма тоже кивает, согласно, на слова Еси.       Но больше всего ей нравится взгляд Вани, когда она из комнаты выходит ему навстречу, и он смотрит на неё так, будто она его ожившая мечта. Будто никогда не видел никого красивее. И уже за один только этот взгляд сияющий она готова отдать если и не всё, что у неё есть, то многое. Как хорошо, что среди всего, что у неё есть, думает она невольно, есть и его любовь.